На изломе алого Логвин Янина

-7-

– С чмырем, с чирём, с чмориком… – Майка продолжала хохотать, пришлось подтянуть подругу к фонтанчику и умыть. Удивленные прохожие с улыбками косились на них, но Сашка все равно встряхнула девчонку:

– Зудина, возьми себя в руки, наконец! – сказала твердо. – Я не могу с тобой возиться весь вечер, мне пора идти.

Если кто-то и мог успокоить Майку, то она – Сашка. Девчонка закинула голову, и отерла ладонями лицо. Выдохнула устало:

– Все, я в норме.

– Вот и хорошо, потому что я не шутила. Будешь баловаться дурью – не приходи.

– Чайка, не парь мозги. Лучше дай закурить…

Когда пришли в гараж к Чвырю – денег не хватило, и Сашка пообещала отдать часть долга с заказа.

Николаю Волкову нравилась эта сероглазая девчонка с холодным взглядом и пухлым неулыбчивым ртом, чаще всего одетая, как парнишка. Молчаливая, собранная и обязательная. В последнем он смог убедиться еще два года назад, когда однажды она появилась на его стоянке, сказав, что готова занять вакансию ночного сторожа. Тогда он тоже посмеялся с мужиками над тощей пигалицей, да что там, почти прогнал ее, но девчонка упросила дать шанс, дежурила за три копейки, смотрела за машинами в оба, не страдала любовью к горячительному, и он не пожалел.

«Пока, дядя Коля», – пожалуй, в этом обращении крылась ее благодарность и своего рода уважение к нему. Он все о ней разузнал: живет одна, отец уехал на заработки и пропал, то ли бабу нашел, а то ли сгинул. Этой зимой, узнав, что Сашке есть семнадцать, он предложил ей спать с ним за содержание, но она отказалась. Не смутилась, услышав такое предложение от взрослого мужчины, просто отвернулась и твердо ответила «нет». Так, что ему и самому стало стыдно.

Оно и правильно, все-таки у Николая семья, серьезный автобизнес, солидные партнеры, свои дочери – ровесницы Сашки. Но разве в характере сравнить? Цацки, шмотки, папа хочу то, папа хочу это – все в мать. Одних туфель на сезон покупали полчемодана, не говоря о косметике. Сашка не просила ничего, разве что однажды, оказавшись в его автотюнинговой мастерской, попросила остаться и посмотреть на работу художника-аэрографиста. Да так загорелась работой, что и сама попробовала. Сначала просиживала в гараже все выходные, помогала с уборкой и разбиралась в мелочах, позже напросилась в подмастерья, а потом и сама вызвалась вести заказ. Девчонка оказалась талантливым художником, чему он, в принципе, не удивился – в ней всегда чувствовалась неординарность. Жаль, аэрография – это дорогое удовольствие, и не каждый решался доверить малолетке-самоучке свою машину. Да и не было ничего своего у Сашки – ни красок, ни лака, ни аэрографа, ни мастерской, так что доля в деньгах всегда оказывалась невелика. Зато сам Николай разъезжал на стальном «бумере», с боковых кузовных панелей и капота которого смотрели длинные лохматые волчьи тела и оскаленные пасти, нарисованные девчонкой. Все это смотрелось весьма реалистично, и всегда впечатляло партнеров, добавляя самому Волкову солидность и вес. Нет, определенно он по-отечески уважал Сашку, хотя при взгляде на стройную фигуру и небольшую, но уже налитую грудь, кровь иногда бурлила. Эта красивая девчонка могла бы с легкостью найти благодарного покровителя, но никого не подпускала к себе. Оставшись одна, оканчивала школу, а по вечерам работала официанткой в кафе кинотеатра, и это многих заводило в тупик. Как и компания, в которой она крутилась.

Сейчас Николай с женой вышли из кинозала и прошли мимо зоны кафе, отделенной от центрального фойе кинотеатра декоративной оградой. Увидев Сашку, мужчина легко ей махнул – она же, как всегда, ответила сухим кивком, не больше. За парой шла компания хорошо одетых молодых людей – девчонки и парни, и один из них – высокий худощавый паренек с вихрастой челкой и гитарой за спиной, тоже нашел глазами девушку. Он был бы рад, если бы Сашка ему кивнула, пусть даже так – мимолетно и сухо, как незнакомому грузному мужчине впереди, но она снова его не заметила. Увидев за столиком новых посетителей, равнодушно отвернулась.

Это был поздний сеанс, кафе закрывалось через час. Выйдя из кинотеатра, Игнат распрощался с друзьями и остался стоять у входа, как всегда сочинив, что у него свидание. Конечно, никто из друзей не поверил, а Рыжий отпустил пошлую шутку насчет горячей ночи, ну и плевать. Ехать к Артемьеву на дачу не хотелось, а шумные девчонки не казались симпатичными и раздражали. Зато, оставшись один, Игнат мог целый час свободно наблюдать за Алькой сквозь стекло, и старался приходить сюда каждую субботу. Иногда она их с друзьями даже обслуживала за столиком в кафе, но всегда делала вид, что они незнакомы. В такие моменты, если кто-нибудь из парней с ней заигрывал, Игнат страшно ревновал и мучился. Хотя знал, что у Альки есть своя жизнь и, судя по всему, она ей нравится.

Чертова Алькина жизнь!

Позвонили родители, но он сбросил звонок, не стал отвечать. Им следует уже привыкнуть к его поздним возвращениям, он и так долго жил по их указке. И нет, он не отбился от рук, просто у него появились свои желания и потребности. Пусть вот такие странные, но его.

«Ужасная девочка» до сих пор жила в их сердцах, заставляя верить каждой сплетне, каждому упреку, брошенному соседями в сторону Альки. Сначала он боролся с этим, как мог, а потом устал. После того школьного вечера, когда его избили, а ее чуть не исключили из школы – она с ним так и не заговорила. И он не мог ее винить. Она осталась учиться в школе с его обидчиками и их обидами, тогда как родители Игната настояли и перевели его в дорогую элитную школу. Этот новый мир мог стать для него куда интереснее, друзей у Игната прибавилось, если бы в этом мире с ним оказалась она – Алька.

– Эй, гитарист, где-то я тебя уже видела, но не могу вспомнить, где. Снова торчишь здесь? Не меня ждешь?

Темноволосая девчонка приехала к кинотеатру с целью встретить подругу. Ей нужна была пауза – докурить сигарету, и, оказавшись в одиночестве у входа, она невольно остановила взгляд на Игнате. Длинноволосая брюнетка в короткой кожаной куртке и коралловых брючках капри часто приходила в их дом на четвертый этаж. Игнат ее узнал, но уверенно ответил:

– Не тебя.

– Жаль, музыкант, а то бы я оценила. Твоя гитара? – спросила от скуки. – Что, и правда умеешь играть? А мне сыграешь, если хорошо попрошу?

Девушка окинула цепким взглядом высокого симпатичного парня, с модной стрижкой, в дорогом лонгсливе, джинсах и кроссовках. Он показался ей интересным объектом, с которого, возможно, получится легко сбить деньги, если договориться как-нибудь встретиться, но ее оборвала Чайка. Подошла и развернула к себе за плечо.

– И не думай, Майка. Отстань от него.

– Чего это?

– Пошли.

В простой футболке и светлых джинсах, с летней курткой под мышкой, Алька выглядела не так ярко, как подруга, но все равно выделялась на ее фоне. Сегодня недлинные волосы девушки оказались собраны на затылке, открыв красивую шею, и Игнат засмотрелся.

Сашка почувствовала этот взгляд и нервно обкусала сухие губы. Это все, что у них было, все, на что она соглашалась – вот такие встречи. Если бы подошел – оттолкнула бы. Ему давно следовало ее забыть, тем более что девчонок возле Пуха и его новых друзей крутилось немало. Милых, благополучных, красивых девочек из достойного круга и хороших семей, не таких монстров, как она, – разгуливающих ночами по улицам и знающих, как обращаться с ножом, если придется. В подъезде или возле дома ей иногда приходилось встречаться с родителями Савина, и выражения их лиц красноречивее слов говорили, где ее место. А впрочем, она и так все помнила и понимала: не возле их сына однозначно.

И все равно очень долго было больно от косых взглядов и поджатых ртов, особенно, когда не вернулся отец, и кто-то из соседей увидел ее на ночной стоянке среди водителей, где Шевцов раньше подрабатывал. Когда нечего было есть, и приходилось пропускать школу, потому что от голода и недосыпа валило с ног. Тогда и прилетело от людей в спину первое злое «шалава», поразившее громом. А потом сердце перестало чувствовать и откликаться на боль, и стало легче.

– Да плевать! Пошли они все в задницу, уроды вшивые! Любого ковырни – в душе такая дрянь, только с виду чистенькие! Вот не жалко мне их ни капли! Что им доказывать, у них своя правда. Все равно не поверят, я знаю, – говорила Майка, и была права. – Я еще в школу не ходила, когда старшего брата по малолетке посадили. Я тогда о кукле мечтала, такой, знаешь, Барби в розовом платье. Чтобы ресницы веером и волосы длинные, и чтобы только моя. Я бы ей косы плела и песни пела. Пришла в магазин посмотреть, а меня воровкой обозвали. Ну, может, и попробовала стянуть, не помню. А где мне взять-то? Разве я виновата, что у родителей девятая родилась? Что отец из отсидок не вылезает, а мать все деньги ему на передачки спускает, потому что боится? Я что, просила меня рожать в эту сволочную жизнь? Они хоть знают, что такое за старшими сестрами драные трусы донашивать, когда они на колени спадают и приходится затягивать узлы, и драться из-за конфеты? Посмотрела бы я на их рожи, если бы им так пришлось. Нет, я бы тоже хотела родиться в белых перышках, чтобы меня обдували и любили. А раз не вышло, плевала я на их мнение! Пошли они! Да, шалава! Главное внутри чувствовать себя человеком!

В то время Майка помогла ей выжить – ее смех в сером промозглом мире, и теплое присутствие рядом, и Сашка об этом помнила.

Она достала из сумки сигарету, чиркнула зажигалкой и затянулась. Спросила у Майки, кивнув в сторону трех парней на байках, заехавших на тротуар:

– Эти с тобой?

– Ага, – Майка расплылась в улыбке, оглянувшись в сторону мотоциклистов. – Симпатичные, правда? – стрельнула карим взглядом.

– Зачем привезла? Что, снова стало скучно?

– Решила покататься, чего вечеру пропадать, – улыбка у девчонки была светлая, почти невинная, но что и покупались парни.

Сашка вздохнула.

– Майка, я устала и хочу домой. Завтра еще рабочий вечер, а у меня на носу сдача государственных экзаменов. Хочешь, давай без меня, только не теряй голову.

Вот теперь черные глаза распахнулись.

– Какая учеба?! Завтра же воскресенье, Сань! Я всегда говорила, что только дураки в этот день работают! И охота тебе корячиться?

– А тебе? Охота? – они обе поняли, о чем спросила Сашка.

– А мне все равно, – Майка легко дернула плечами, и не думая смущаться. – С меня не убудет, а вот с них – не уверена, – девушка засмеялась, тряхнув смоляной гривой волос. – Чаечка, – шагнула ближе, прилипнув к Сашке, ласково обняла за шею, – ну не будь занудой, а? Мы всего часик покатаемся по городу, и закинем тебя домой. А дальше я сама разберусь с самым симпатичным. Ну смотри, какие мальчики – так бы и съела! Пошли!

Сашке было все равно. Когда направились к мотоциклам, только спросила:

– Ты их хоть знаешь?

– Спрашиваешь! – фыркнула подруга. – Конечно! Друзья Влада, – как будто это все объясняло. А впрочем, да, объясняло. Перед ними перед всеми можно было провести черту – «За пределы не заходить».

– Я так и думала.

Сашка бросила сигарету в урну и села на мотоцикл. Обняла парня крепче под грудью, прижавшись к спине. Тот оглянулся и надел шлем. Смелость девушки ему понравилась, впрочем, и внешность тоже. Что-то было в ее лице, заставляющее с ней считаться.

– Что, и даже имени не спросишь? – удивленно хмыкнул, включая зажигание. Обычно он сам выбирал, кто с ним поедет.

– А зачем? Вряд ли ты мне понравишься.

Но девчонка держалась крепко, и парень пообещал:

– Ну, это мы еще посмотрим. Думаю, ты меня запомнишь.

– Докажи.

Когда садилась, взгляд нечаянно упал на Игната. Он стоял, сунув руки в карманы джинсов, и в упор смотрел на нее. Сашка закрыла глаза и опустила голову. Чертов Пух!

Заколки слетели с волос, ветер растрепал пряди каштановой копной вокруг Сашкиной головы, пальцы впились в кожу чужой куртки. Проезд загородной трассой оказался сумасшедшим. Майка была права – от быстрой езды сердце бешено билось о ребра, но дышать стало легче, и выветрился из мыслей Савин.

До Сашкиного квартала не доехали. Вместо спокойного вечера, попали компанией на шумную вечеринку, в чью-то квартиру. Музыка громыхала еще на входе, и внезапно это Сашке тоже понравилось, как и веселая толпа. Парня звали Антон, и он доказал – она запомнила его имя. Но не лицо. Да и какая разница? Вслед за Майкой ушла танцевать в гущу народа, и было все равно, кто здесь хозяин, а кто гости. Играла известная композиция Linkin Park, и через полчаса отрыва почти получилось забыться.

– Привет, – чья-то рука легла на взмокшую талию и развернула девчонку. – Чайка? Вот это сюрприз. Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Эй, Артур, она со мной! – Оказывается, Антон крутился поблизости, но его не услышали. Высокий темноволосый парень притянул к себе Сашку, легко отодвинув знакомого плечом.

– Уже нет, Тоха…

Чвырев давно вытянулся, еще в школе, а за последний год заметно подкачался и набрал массу. Под тонкой футболкой угадывались плотные мышцы. Черные волосы кудрявились на челке и висках длинными прядями, крупный рот уверенно щерился. Он стал похож на старшего брата, и так же, как Влад, носил на шее бирку опасного парня. Это нравилось девчонкам, и Майка была помешана на Артуре. Наверное, он был хорош собой, но Сашка не захотела это разглядеть.

Танцевать не перестала, но чужую ладонь с себя сняла. Тряхнула волосами, подняла руки, повернувшись под музыку. Повела стройными бедрами не для посторонних взглядов, для себя. Над поясом брюк мелькнула полоска голой атласной кожи – белой и шелковой, и Артур сглотнул.

– Не борзей, Чвырев. А вдруг я с ним? – ответила, но даже не взглянула на Антона.

– Нет, Шевцова. Ты сама по себе, я давно это понял.

– Вот и молодец, – девчонка ухмыльнулась, изогнулась под музыку, а глаза остались холодными. Невидящими. Словно его не было перед ней.

Артура это всегда задевало и заводило, сколько он себя помнил, – ее равнодушие. Он не раз думал: такая ли она бесчувственная, когда спит с другими? Ее подруга не оставляла сомнений, что они обе весело проводят время, и мысль злила. Мальчишкой он мечтал ее обидеть, а потом, когда понял, чего хочет, его стало преследовать навязчивое желание раздавить Чайку собственным телом. Уничтожить собой. Он бы не сразу ее отпустил – буйная фантазия рисовала заманчивые картины и подогревала желание. Он бы вспомнил ей каждого, кто был до него. А потом, возможно, простил. Его хотели девчонки, и он многим нравился, так почему, твою мать, не ей?

Артур не сдержался:

– До поры, Чайка. А потом будешь со мной.

Вот теперь Сашка остановилась. Отбросила пряди волос с влажных щек и подняла изумленное лицо – точеное и по-девичьи нежное. Отодвинула от себя насунувшегося парня.

– Ты рехнулся, Чвырев? С чего бы вдруг?

– Считай, что я так хочу. Я сегодня именинник, мне все можно, а ты у меня в гостях.

Сашка нахмурилась. Оглядела хорошо обставленную гостиную, в которой толпилось человек тридцать, не меньше.

– Ну давай, Чайка, потанцуем, раз уж ты пришла без подарка, – Артур дернул подбородком в сторону Антона. – Он точно против не будет. Правда, Тоха?

Антону не очень понравилось, но имениннику отказывать нельзя, а прав на девчонку у него не было. Он кивнул. Как будто что-то решал. Смешно.

– Черт с тобой, Чвырев, – сдалась Сашка, – давай.

Жадные руки тут же оказались на спине и прижали ее к груди, заключили в крепкое кольцо, напоминавшее клетку. Сашка рванулась, и парню пришлось отступить. Приобнять за талию, не больше. Но это было уже кое-что.

За их спинами грустно вздохнула Майка.

Вероника Маршавина скучала. Не то чтобы сегодняшняя компания ей не нравилась – нравилась и даже больше. Она очень постаралась привлечь к себе внимание и попасть в избранный круг учеников выпускного класса. Она подружилась с элитной молодежью, окруженными любовью детьми из богатых семей, и девушка ни разу не пожалела, что уговорила родителей перевести ее в платную школу вслед за Игнатом Савиным. И пусть это здорово било по семейному бюджету, благополучие единственного ребенка того стоило. Вероника сверкала, отчаянно стараясь соответствовать новым подругам и их интересам. Поход на чистку лица к косметологу? Модный шопинг по выходным? Поздняя вечеринка в субботу? Легко! А дома можно и истерику закатить, что ей мешают жить. В конце концов, они все достаточно взрослые – многим уже исполнилось восемнадцать – чтобы самим решать, как распоряжаться собственным временем.

Ее пригласила в компанию Светка Уфимцева, соседка по парте Витьки Артемьева – хитрого рыжего парня, вокруг которого крутилась жизнь в классе. Невысокая блондиночка с острым как бритва язычком, Светка могла достать до печенки любого, но была человеком легкого нрава, а потому предпочитала все же дружить, а не ссориться. Вероника почти год втиралась Уфимцевой в доверие, и та наконец ее заметила. Нет, они не стали подругами, но у Маршавиной появился шанс видеться с компанией Светы вне школы, а значит, и с Игнатом Савиным тоже.

Савин. Когда-то давно она дразнила его толстяком и требовала отсесть подальше, а потом и сама не заметила, как втрескалась по уши. Запала на новенького, как только разглядела синеву глаз под темными ресницами и ямочки на щеках. Таких точно ни у кого не было, и такого голоса тоже. Веронике нравилось слушать, как он поет. И представлять его своим парнем. Последнее ей нравилось больше всего, и она еще в старой школе решила (когда он похудел и однажды появился с гитарой), что он ее достоин: вот такой, когда на него направлены восхищенные взгляды.

Вероника всегда считала себя лучше других – зеркало не оставляло сомнений, и мысль ей понравилась. Но два года назад на майском балу старшеклассников случилась драка, и Савин ушел из школы. Она успокоилась только тогда, когда перевелась вслед за ним. Но в новом классе он едва с ней общался. Игнат не нуждался ни в чьей поддержке, у него появились друзья, и это не казалось удивительным: он уже давно не был упитанным и неуклюжим мальчишкой, и его все чаще видели с гитарой.

А еще, и это Веронику порядком выводило из себя, он по-прежнему не замечал в ней симпатичной девчонки.

Длинная модная челка, вихрем откинутая со лба, коротко стриженые виски и резко очерченные скулы с натянутыми желваками, сжатый в твердую линию рот. За два последних года он сильно изменился. После случая с избиением Игнат занимался то ли боксом, а то ли кикбоксингом, Ника слышала об этом лишь краем уха и подробностей не знала, но фигура у парня стала крепче и рельефнее. Он заметно вытянулся, стал шире в плечах и резче в движениях. Она часто засматривалась на него на уроках физкультуры, на тонкую талию и развернутую в плечах спину. А еще поговаривали, что Савин на плече и верхней части бицепса набил татуировку. Почему-то при этих словах у девчонок замирало дыхание.

Он редко кому улыбался, но когда улыбался, к нему тянуло как магнитом, и невозможно было отвести глаз.

К вечеру субботы Вероника готовилась тщательно – ожидался поход компанией в кино и вечеринка у Рыжего. До выпускного оставалось меньше недели, платье было куплено, русые волосы по-модному окрашены на концах в светлые пряди, контрольные сданы, и всем хотелось в преддверии последнего звонка почувствовать дыхание взрослой самостоятельной жизни. А может, напоследок надышаться школьной. Все было классно и весело, а обещало стать еще интереснее, пока Савин вдруг не остался у кинотеатра, отказавшись ехать со всеми к Артемьеву.

– Всем до встречи, но я остаюсь. Подожду кое-кого.

– Да брось, Игнат! – возмутился Рыжий. – Кому нужны эти свиданки вслепую и горячий секс с незнакомкой? Поехали с нами!

Машин было две – дорогой «Мерседес» отца Витьки Артемьева, и раритетный дедов «Москвич» Андрея Шибуева, наверняка взятых парнями без спроса. Поездка намечалась увлекательная, тесная, и Вероника уже придумала обставить все так, чтобы сесть Савину на колени. А там можно и поговорить, они ведь давно знают друг друга. Зря она, что ли, сегодня больше часа наводила макияж и выводила брови. Она и «Шанелью» маминой побрызгалась, новым и дорогим парфюмом, чтобы быть особенной, но дура Уфимцева, унюхав, сморщила курносый нос и отвернулась: «Фу-у, Маршавина, ты бы еще у прабабки в сундуке «Красную Москву» отрыла и пуховый оренбургский платок. Шибуев бы тебя тогда на капот «Москвича» посадил и всю ночь катал, как куклу Машу настоящий советский брутал!»

Всем стало смешно, и парни заржали, но рядом был Савин, и она все равно считала себя красивее богачки Светки и ее подружек Юльки Цветовой и Соньки Грач. А потому поправила длинные волосы и как ни в чем не бывало улыбнулась компании: да, кукла. У кого есть глаза, тот увидит.

Не увидел.

– Меня это заводит, – грустно, с ухмылкой бросил Савин в ответ на шутку Рыжего и сунул руки в карманы джинсов. – Езжайте без меня. Хорошей ночи.

– Ну, смотри, старик, не скисни тут без нас! Валим гулять, толпа! – Ренат Беленко обнял друзей за плечи и подтолкнул всех сбежать со ступеней. Обернувшись, крикнул другу поверх плеча: – Но если с незнакомкой обломится, адрес ты знаешь, Игнат! Ждем!

Ну да, пусть не рассказывает. Вероника подозревала, из-за кого остался Савин. Поняла, когда увидела бывшую одноклассницу за стойкой кафе кинотеатра. Неужели снова будет пялиться на Шевцову, как в школе? Как будто слухи о ней до него не дошли. А ведь, кажется, они живут в одном доме. И как только ее взяли на работу в кафе – такую подстилку? Маршавина Сашку терпеть не могла, но выступать открыто боялась. Говорили, что это она, а не Савин, в тот давний бал сломала Чвыреву нос и врезала Губенко в ухо так, что он им полгода ничего не слышал. И что-то в сером прямом взгляде заставляло Веронику верить, что да. Это сделала она – Сашка.

Сумасшедшая оторва, дочь алкаша, умная и циничная Шевцова нравилась парням и без макияжа и стараний. Если бы Вероника могла, она бы стерла ее ластиком из своей жизни – р-раз! – и как не бывало. В тот последний год, когда весь класс узнал про ее отца, а директор с завучем при всех усомнились, сможет ли она закончить вверенную им школу, Шевцова взяла и выиграла три олимпиады, заставив ее – отличницу Нику Маршавину – зеленеть и реветь от зависти, а директора осечься и замолчать.

И вот она снова переходила ей дорогу.

Но Игнат остался у кинотеатра, и вечер не задался. Компания на даче веселилась, а Вероника скучала. Бродила по богато обставленному загородному дому семьи Артемьевых, демонстрируя себя зеркалам, и удивлялась: до чего же парни глупые создания! И что смешного Рыжий с Шибуевым нашли в тупых шутках этой пышки Уфимцевой, почему уже целый час ржут как кони? Разве Беленко не видит, что у Юльки нос с горбинкой? Она же его им сейчас заклюет! А щербинка между зубами у Соньки Грач? Да кто им вообще всем сказал, что они идеальные? Разве она, Вероника, зря неделю загорала в солярии и надела короткую юбку, открыв ноги, чтобы никто на нее не обратил внимания? Даже прыщавый блондин Тимошкин?

Оказалось, что не зря. Через два часа приехал Савин, и сразу стало веселее. Парень сел с гитарой перед телевизором и что-то наигрывал, полностью уйдя в себя, а вокруг громыхала музыка и танцевали парочки.

– Игнат, пошли потанцуем?

– Что? – Савин поднял глаза, и Веронике в полутьме показалось, что в них отразилась тоска.

А вдруг он вовсе и не Шевцову ждал, а она тут придумала себе невесть что? Да кто вообще станет тосковать по такой, как Чайка? Смешно!

– Я приглашаю тебя на танец, – девчонка засмеялась, нашла руку парня и потянула к себе, поднимая его с кресла. – Ты ведь на вечеринку приехал, а расселся здесь, как старый дед!

– Я не хочу, Маршавина. Я устал.

– Ника. Игнат, зови меня Никой. Все-таки я была первой, помнишь, к кому ты сел за парту? А еще, если ты не пойдешь, я разревусь. Кажется, кроме тебя я здесь никому не нужна!

Она не была нужна ему тоже, но губы девушки дрогнули, и он встал.

– Хорошо, – отложил гитару в сторону на мягкий диван и опустил руки на талию одноклассницы. В ответ она обняла его за шею, улыбнулась и придвинулась, заглядывая в глаза, но Игнат отстранил. Сказал так, что стало обидно:

– Вероника, не надо.

Дома были чужими, и люди, музыка разной, безликими казались партнеры, но танец был общим и мысли тоже.

-8-

На последний школьный звонок приехала тетя Нина. В разговорах по старенькому телефону она, как могла, опекала дочь племянника, а когда оказалась рядом – внезапно испугалась большого города. Хромоножка с детства, все время жалась к Сашке и на людях много не говорила – стеснялась своего наряда и просторечья. В то, что Димка сгинул – верить не хотела, по-своему жалела и плакала по неприкаянному сироте. Кое-как переночевала в квартире Шевцовых две ночи, вздрагивая от любого шороха, скучая по оставленному хозяйству, и уехала к себе в деревню. На этот раз с Сашкой даже не спорила, хватило и прошлого раза, когда девчонка наотрез отказалась бросать учебу и переезжать к ней – в деревне возможности окончить школу не было, а в городе бы Нина не смогла – всю жизнь сторонилась людей.

Проводить тетку вызвалась и вездесущая Майка. Пришла вдруг вечером к Сашке с двумя пакетами еды, вывалила дорогие продукты на стол, еще и денег дальней родственнице хотела сунуть на дорожку вместе с чужим бумажником, хорошо тетя Нина не поняла, только руками замахала, а Сашка подруге чуть по шее не врезала.

– С ума сошла, Зудина! Ты чего творишь? Там же чужие документы! Господи, у тебя вообще есть голова на плечах или нет? Каким местом ты думаешь?

– Ну чего ты сердишься, Чаечка, я ж от всей души! – затанцевала возле подруги Майка. – А смотри, какие я тебе конфетки принесла? Красненькие, твои любимые! Только не учи меня жить, ладно?

– Где взяла?

– У идиота, который носит бумажник в заднем кармане брюк в час пик в метро, так что он сам виноват, пусть не плачет! А я для него – тот самый урок жизни!

– Дура ты, Майка, а не урок. А если бы попалась?

– А если бы попалась, то стала бы для идиота чем-то большим, – брюнетка засмеялась. – Возможно, подарком. Я тоже тебя люблю, Санечка!

Поезд с вокзала уходил рано, в половине седьмого. Когда проводили тетю Нину в деревню и не спеша возвращались домой, Сашка у подъезда заметила родителей Игната – пара суетилась у машины. И соседка, баба Лида, тоже оказалась тут. Не дала девчонкам пройти мимо. Бросила в спину гадливо, подергивая поводок любимой комнатной собачки:

– Вот же шалавы, еле ноги волочат! Сразу видно, что всю ночь таскались. Вырядились обе в короткие юбки, как последние простигосподи. Клейма на вас ставить негде, потаскушки! Тьфу!

Гав-гав. Надо же, и вроде не собака лает – человек, а до чего ж противно.

Юбка у Сашки на бедрах и правда короткая, утро выдалось солнечным, летним, а ноги у девчонки всегда были на зависть другим стройные. Она усмехнулась и показала бабке средний палец:

– Пошла ты! Ворона старая! Раскаркалась…

Майку как всегда занесло. Девчонка обернулась, взметнув синие пряди на плечах, и рубанула ладонью в локоть, согнув руку в известном жесте.

– Не ворона, а тупая курица! Кудах-тах-тах! Кошелка! На, видала! Иди залезь, выгреби дерьмо из моей задницы! – она бесстыже задрала юбку и сделала вид, будто бросает это дерьмо в старуху.

Баба Лида вскрикнула и картинно охнула, схватившись рукой за грудь. Покачнулась на ногах, грузно оседая на скамейку.

– Ой! Сердце! Господи, людоньки, вы слышали?! – заголосила здоровыми легкими, наплевав на раннее утро. – Бандитки! Да вас в тюрьму сажать надо! Шалавы! Как есть блядушки и проститутки!

Вечером в квартиру к Шевцовым наведался участковый. Сашка как раз была дома – прибиралась.

Да, нет отца. Где? На заработках. Да, сейчас живет одна, но тетушка буквально сегодня утром уехала, а так приглядывает за ней, конечно, приезжает в гости. Сама Сашка подрабатывает официанткой в кафе кинотеатра, школу закончила хорошо, а экзаменационные тесты сдала еще лучше. Что еще надо?.. Осмотреть квартиру? Простите, на каком основании? Это частная собственность. Да нет, смотрите, если хотите, ей скрывать нечего. Не надо? Ну и хорошо. А вот почему грубит старшим, молодому участковому объяснять не пришлось. Бабу Лиду он успел узнать хорошо и с легкостью поверил девчонке, что та сама напросилась. Можно ли написать встречное заявление с претензией? Вообще-то можно. Хм, даже нужно!

У девушки оказался красивый голос, лишенный ужимок и кокетства, и спокойная, правильная речь, страж порядка даже заслушался. Хотел что-то еще сказать, но кивнул и распрощался.

– Какой хорошенький! – грустно вздохнула Майка, выглядывая из кухни и провожая гостя взглядом. – Вежливый. Пашку мне моего напомнил – среднего брата. Тот тоже все полицейским мечтал стать.

– А что с ним сейчас?

– Током убило в пятнадцать лет. Он бутсы себе футбольные хотел, новые, а мать не покупала. Вот и полез на столб кабель воровать, там его насмерть и шарахнуло. Мне его, Санька, так жалко было, так жалко, словами не передать. Он меня от мамки и папки всегда защищал.

На выпускной Сашка не пошла. Да и в чем идти? Ни платья приличного, ни денег, ни отца – одно шушуканье за спиной. Аттестат получила и распрощалась. Шла по городу, думая о своем – в легкой блузе, короткой юбке и босоножках. Все еще не веря, что школа для нее закончилась. А что же дальше?

Мысли, конечно, были, даже мечта была, но Сашка уже привыкла, что в ее жизни последней никогда не находилось места.

У обочины притормозила машина – старая вишневая «Хонда». Вылезли два парня – оба сутулые и худые, оглянувшись, встали на пути.

– Привет, Чайка. Как жизнь?

– Охренеть, детка, какие ноги! Куда топаем? Может, подвезти?

Тот, что посветлее – Юрка Ларёк, потемнее – Фима Окунь. Оба знакомые Влада Чвырева, возле которого крутилась Майка. Сашка парней узнала и остановилась.

– Привет. Сама дойду. Чего надо?

– Поляну накрыть.

– Это не ко мне.

– Где подруга?

Сашка насторожилась.

– Она же тебе все вернула, Ларёк, я видела.

Парень кивнул. Цыкнул лениво:

– Что-то вернула, а что-то опять взяла. Ты что, Майку не знаешь? А я девушке отказать не могу.

– Когда?

– Неделю назад.

Ровно столько девчонка не появлялась у Сашки дома и не отвечала на звонки, и она нехотя призналась:

– Я не знаю, где она. Давно не приходила.

Парни переглянулись.

– Ясно, сами поищем. Но если не найдем… – Ларёк усмехнулся. – Придется спросить с тебя, Чайка, больше не с кого.

У Сашки напряглась спина, и вспотели ладони. В мире, откуда явились эти двое, не бросали на ветер пустых обещаний и не забывали долги. По спине пополз липкий холодок, но лицо девчонки не дрогнуло. Сейчас переживала не за себя, за Майку. Сашка могла только гадать, что за товар оказался у подруги в руках и в каком количестве. Вряд ли ерунда, если шестерки Чвырева-старшего взялись за поиски.

– Да ты не переживай, Чайка, – по-своему расценил ее молчание Ларёк. – Не вопрос, договоримся. Согласишься для меня кое-что толкнуть – отстану, еще и приплачу.

– Пошел ты…

– Пойду. Но насчет Майки я тебя предупредил. Узнает Влад – будут проблемы, а я человек тихий, проблемы не люблю. Так что лучше бы ей объявиться. Черт, детка, до чего же у тебя ох**нные ноги. Подумай насчет поляны.

Едва не ударила. В последний момент сдержалась, но успела представить, как лопаются губы и ломаются в крошево зубы ублюдка, окрашиваясь в кровь. Придется снова влезть в джинсы и носить с собой не только нож, но и кастет. К чертовой матери надежды и светлые мечты чистых девочек. В ее клетке выживает сильнейший, и этим вечером она достанет отцовскую грушу и снова вернется к тренировкам, не для того ее Шевцов столько лет собачил, чтобы какой-то обдолбанный снифер* угрожал. Кому-то дано летать, а кому-то ползать. Вот только не на коленях, с этим Сашка даже в мыслях смириться не могла.

Так она думала, решительно входя в метро, но жизнь все равно пишет свой собственный сценарий и тасует колоду карт с игроками. Сашка вошла в подземку и встала на эскалатор, движущийся вниз. На середине пути, словно что-то кольнуло под ребра – подняла глаза и увидела Игната. Он был не один, с друзьями, и тоже вскинул голову, будто почувствовал ее присутствие.

Короткая минута, и они разъехались. Не хлебнули взглядами, не напились. Разошлись в разные стороны, и точка пересечения снова оказалась ничтожно мала. Крохотна, словно ее и не было вовсе. Так, почудилось что-то знакомое в незнакомых лицах, что привлекло внимание, почудилось и растворилось.

Сашка сошла с подвижной ленты эскалатора и поплелась к платформе. Людей в метро толпилось много, все куда-то спешили, толкались. Кто-то задел ее плечом и раздраженно ругнулся:

– Эй, девушка! Уснула, что ли? Так и под поезд попасть недолго! Ты бы отошла подальше, если раздумала ехать, чтобы другим не мешать!

Двери поезда закрылись, и он стрелой исчез в тоннеле, а Сашка осталась стоять, глядя в чернеющий зев подземки. Не замечая ничего вокруг.

Она ведь знала, что когда-нибудь это случится – их детство закончится. Что однажды они вырастут и забудут всё то нелепое и странное, что между ними было. Да и было ли? Слова почти истерлись из памяти, как и прикосновения. Она всегда понимала и хотела, чтобы у Игната все сложилось правильно. Чище, лучше, счастливее, чем у нее, вот как сегодня: Пух и хорошая девочка рядом. Сашка не рассмотрела ее лица, да и неважно. Но заметила руки, обнимающие плечи парня, и неясную счастливую улыбку. Кажется, он тоже улыбался в ответ.

Вдруг стало страшно: неужели ей не почудилось, и в синем взгляде Пуха появилось равнодушие? Неужели он отвернулся первым? Хотя чему удивляться, после всего, что о ней говорили, и чего Сашка сама стоила в своих глазах, странно, что Пух вообще ее заметил.

Так почему же сердце в груди рванулось и замерло? Ведь она всегда знала, что они из разных миров. Разве не хотела, чтобы он ее забыл?

Вчера у Игната был выпускной. Она видела в окно, как он нарядный, в костюме, вслед за родителями садился в машину – милая, благополучная семья, хоть рисуй картину маслом в пример другим. А сегодня вот едет куда-то с компанией, с девушкой, которая тоже его достойна, и расстояние между ними стало еще больше.

Звуки исчезли, словно колпаком стеклянным накрыло. Сашка вошла в вагон, упала на сидение и закрыла глаза. Прижала прохладный лоб к поручню, схватилась руками, никого не замечая вокруг. Двери закрылись, поезд сорвался с места и вошел в тоннель. В приоткрытое окно ворвался ветер и окатил плечи девчонки холодом, словно погнал прочь – быстрее, еще быстрее. Возвращая в мир, похожий на стены ее неуютной квартиры, обклеенные старыми выцветшими обоями. Мир, знающий ее настоящую.

Игнат бежал – люди не расступались, мешали – но все равно опоздал на короткое мгновение, которое отрезало его от Сашки. Мгновение, что снова разделило их. Долго стоял, глядя вслед поезду, встречая в груди шевельнувшуюся знакомым чувством тоску. Нет, не прошло, и вряд ли пройдет, зря надеялся. Да у Сашки была своя жизнь, и ему не нашлось в ней места, но забыть ее не получалось, никак не получалось. И пусть глаза видели, что выбирает другого, а злость и ревность гнали в спортзал и заставляли сбивать кулаки в кровь, сердце все равно оставалось верным себе, а уши отказывались слышать. Когда-нибудь все изменится. Должно измениться. Или он чертов безнадежный дурак.

Вот и Веронику не оценил, Рыжий с Шибуевым его не поняли. Да, он не слепой и давно замечал внимание девушки. Да, они все молоды, и никаких обязательств. «Пора начинать жить на полную катушку, Савин, ты же наш чел! Нахрена мы на даче тусим? Она же на тебя запала, не будь дураком! Ну, не она, так другая. Эй, кто из нас собрался делать карьеру рок-звезды? Ты или мы? Имидж твой хлеб, парень, запомни, наравне с талантом!» Да, пора. Но по большому и малому счету ему было плевать на Маршавину и других. Сам не понял, как кинулся за Алькой.

Вернувшись в дом, Сашка не стала включать свет. Разулась, захлопнула дверь, да так и легла, свернувшись калачиком, уткнувшись пустым взглядом в выцветший ковер на стене. Душа болела, или сердце – не разобрать. Возможно, и то и другое? Все обросло коркой, но что-то внутри этой корки жило, хотело жить. И чувствовать. И может… любить? Облегчение могли принести слезы, но их не было. Не получалось себя жалеть.

В дверь позвонили. Майка? Но даже если она – пошла к черту! Сашка не могла никого видеть, сейчас она ломалась, крошилась заживо на кусочки, как старая мозаика от удара, и ей требовалось время, чтобы себя собрать. Так и пролежала до полночи, не сомкнув глаз, твердя себе одно слово: «Забыть». А ночью села за стол, включила настольную лампу, взяла бумагу и карандаш, и рисовала до рассвета. Долго, бесцельно, все равно что. Сюжет не угадывался, а мысли исчезли, давая трещинкам на душе затянуться. И только когда увидела руки и паутину оплетшую тело, поняла, что рисовала себя.

Они увиделись на следующий день у кинотеатра и на этот раз не разошлись. В знакомой и шумной компании Игната не оказалось, зато в одной из девчонок Сашка узнала свою бывшую одноклассницу и по мрачным взглядам, брошенным в нее Маршавиной, безошибочно догадалась, кто вчера обнимал Пуха. Догадалась и не удивилась.

Он появился позже, как всегда нарисовавшись у входа. Высокий, симпатичный парень, в джинсах и футболке, с гитарой за спиной. Дождался друзей, и Сашка не выдержала. Поглядывая на улицу, спросила у второй официантки, что суетилась за стойкой кафе:

– Алла, мне нужно уйти. Справишься?

– Думаю, да. Беги, Саш! Все равно через час закрываемся.

– Спасибо!

Сашка взяла свой рюкзак и направилась к выходу. Оказавшись на улице, долго не думала, остановилась в нескольких метрах от компании. Хотела закурить, но в последний момент передумала. Повернулась и нашла Игната взглядом. Он сначала не поверил, посмотрел на нее удивленно, а потом сам подошел, словно магнитом притянуло.

– Привет.

Кто-то из парней присвистнул в спину:

– Черт, Савин, так бы сразу и сказал, что это девчонка из кафе. А то завел песню про свиданки вслепую. Эй, малышка, иди к нам, мы не кусаемся!

Вероника осторожно буркнула сквозь зубы, повернувшись к уже бывшему однокласснику:

– Поверь, Артемьев, зато она кусается, да еще как. Ты просто ее не знаешь.

У Маршавиной было отвратное настроение, оно упало сразу же, как только в поле зрения появилась Шевцова, и рассказать новым друзьям о Чайке получилось быстро и нелестно, буквально в трех словах. Все самое гадкое, что о Сашке слышала. Девчонки поджали губы, а парни отреагировали странно: дружно рассмеялись.

– Эй, Чайка, мне тут говорят, что ты нашего Игната можешь научить плохому! А меня научишь? Обещаю не сопротивляться!

– И меня! Да я вообще способный! Обучаюсь на лету!

Под ледяным Сашкиным взглядом Маршавина смешалась и отвернулась, а Игнат побледнел.

– Заткнитесь, придурки! Оба! – оглянувшись, сердито бросил в сторону друзей. И виновато посмотрел на Сашку.

Она не смутилась под взглядами, даже глаз не опустила. Только сказала с легкой горечью в голосе, рассматривая вблизи его лицо:

– Вот так, Савин, теперь и твои друзья знают, чего я стою. Ну давай, скажи, что тебе все равно, и я, может быть, поверю. Только сегодня поверю тебе.

Он не колебался ни секунды, пусть и произнес тихо: