Мертвые не лгут Бекетт Саймон

Глава 16

До Уиллетс-Пойнта я добрался на такси. Ланди сказал, что может устроить, чтобы меня подвезли, но я предпочел действовать самостоятельно. Не подумал только об одном – как буду инструктировать таксиста. Мне попался молодой человек, и он все больше мрачнел по мере того, как цивилизация уступала место гордиеву узлу пролегающих по болотистой местности каналов.

– Вы уверены, что нам сюда? Здесь ничего нет, – нервно заметил он, когда однополосная дорога, сделав петлю, взбежала на выгнутый коромыслом мостик.

Я надеялся, что сюда. Узнавал какие-то места, но это была другая дорога – не та, по которой я приехал из Лондона. Когда же меня везли полицейские, я мало обращал на округу внимания. Смеркалось, и во время прилива протоки и каналы выглядели совершенно по-другому.

В конце концов я решил, что последние полмили пройду пешком, и сказал об этом водителю. Его настроение еще больше поднялось после того, как он получил щедрые чаевые. Неловко разворачиваясь на узкой дороге, весело помахал мне рукой и вскоре скрылся из вида. Я постоял, пока не стих гул мотора, прислушиваясь к плеску воды в болоте, и пошел по пустой колее.

Кларк попросила меня задержаться в морге после того, как я установил, что ступня принадлежала найденному у форта телу.

– Если это не Лео Уиллерс, мне надо знать, кто, черт побери, он такой, – заявила она перед тем, как они с Ланди уехали. – Возраст, происхождение, все, что поможет облегчить установление личности или время смерти. Поможете, доктор Хантер?

– Сделаю все, что смогу, – пообещал я и повернулся к Фриарсу. – Вы нашли в одежде куколок или кожуру от них мясной мухи?

– Нет. Но если тело находилось в воде, как они могли там оказаться?

Практически не могли. Но в этом и было дело. Мясная муха – настырная тварь, активизируется даже зимой, если выглядывает солнце и поднимается температура. Но под водой она яиц не откладывает. А если бы отложила на тело во время отлива, яйца бы погибли в период высокой воды. Но если бы активность мясной мухи все-таки обнаружилась, это бы означало, что насекомое хозяйничало на поверхности трупа дольше, чем длится период между отливом и приливом. Это бы искажало время разложения тела и, следовательно, продолжительность срока со времени смерти.

Если мух не замечено, можно исключить хотя бы это.

Пока Фриарс вскрывал найденное в проволоке тело, я приступил к своей неприятной задаче. Похоже, что больше никто из нас не сомневался, что Уиллерс симулировал свою смерть, и дело о самоубийстве превратилось в расследование убийства.

Даже адвокаты его отца не сумеют этого оспорить.

Я надеялся, что сумею найти для Кларк новую информацию о найденном в одежде Лео Уиллерса человеке. Начал с изучения сделанных до вскрытия рентгеновских снимков. Молоткообразное искривление пальцев ноги указывало на почтенный возраст, но суставы говорили об обратном. Они были в хорошем состоянии, без возрастных изменений. Второй палец особенно выделялся своей кривизной. Однако если причина изъяна не возраст, следовательно, это врожденный порок или результат профессиональной деятельности. Я склонялся ко второму. Но чтобы дальше продвинуться вперед, требовалось изучить кости. А это можно было сделать единственным способом.

Очищать разлагающийся труп от остатков мягких тканей – занятие не из приятных. Облачившись в резиновый передник и толстые резиновые перчатки, я постарался избавиться от большей части мяса при помощи ножа и ножниц, обрезая как можно ближе к кости, но не касаясь ее. Все это вместе с внутренними органами и другими частями тела сохранят для последующего захоронения или кремации.

То, что осталось на столе, представляло собой неприятный на вид костяк, скорее анатомическую карикатуру, чем останки человека. Но я на этом не закончил и продолжал убирать с суставов хрящи, словно потрошил цыпленка. Разъединенные части поместил в слабый моющий раствор и в больших сосудах оставил на ночь на медленном огне в вытяжном шкафу. Обнажение скелета – затяжной процесс. Подчас требуются повторные замачивания в теплом моющем, а затем обезжиривающем веществе, прежде чем можно приступить к изучению материала. Но в данном случае этого не требовалось: разложение зашло далеко, и процесс отделения мягких тканей от костей начался еще в воде. К утру кости достаточно очистятся, и я, если повезет, добуду для Кларк больше информации.

На данном этапе я сделал все, что мог, и направился к Фриарсу, но молодая ассистентка Лан сказала, что патологоанатом уже ушел. Видимо, вскрытие не потребовало много времени. И не удивительно. Это судебно-медицинский эксперт выжимает из трупа все, что возможно, даже в таком состоянии, в каком его выловили из бухты.

Это моя работа.

Я расстроился, что не узнал, что обнаружил Фриарс. Хотя обстоятельства были иными, я пропустил подряд второе вскрытие. События дня навалились на меня, когда я снимал халат и мылся в раздевалке. Не верилось, что только утром я пил с Рэйчел кофе в Кракхейвене. А когда брел по пустой дороге, свинцовая тяжесть в ногах напомнила мне, что я не до конца избавился от инфекции.

Я обрадовался, когда показался поворот к Крик-Хаусу, хотя мысль о встрече с Рэйчел и нервировала, и наполняла ожиданиями. Подходя к дому, уговаривал себя, что нет причин ни для того, ни для другого. Потрепанный белый «Дефендер» стоял у рощицы, но серого «Лендровера» Траска не было и следа. Мою машину припарковали поблизости, и в данных обстоятельствах я усмотрел в этом проявление дружеских отношений.

Пройдя через рощицу, я поднялся по ступеням к центральному входу. Сквозь матовое стекло дверной панели лился теплый, домашний свет, но я понимал, что это впечатление иллюзорное, учитывая, через что пришлось пройти обитающей здесь семье. Дверь отворилась, и передо мной оказалась Рэйчел. Она выглядела усталой, но улыбнулась мне.

– Привет.

Ни о чем не спрашивая, отступила назад, пропуская меня. Я и раньше заходил сюда – сменить сырую одежду, – но тогда не обращал на окружающее внимания. Дом отличался обратной вертикальной планировкой – с семейной ванной на нижнем этаже. Двери, как я предположил, вели из коридора в спальни. Здесь чувствовалось скандинавское влияние, хотя интерьер был достаточно обжитым, чтобы назвать его минималистским. Белые стены носили отметины подошв и велосипедных шин, а на полированных досках пола стояла целая батарея кое-как сваленных ботинок и сапог. Деревянный лестничный пролет вел на второй этаж, откуда доносилась тихая музыка.

– Как Фэй? – спросил я, когда Рэйчел закрыла за мной дверь. От нее исходил легкий запах сандалового дерева – слишком слабый для духов, скорее мыло или шампунь.

– Протестует против уколов, и это хороший знак. – Рэйчел улыбнулась. – Из предосторожности ее решили подержать в больнице до завтра. Порезы несерьезные, но ей сделали переливание крови, и еще у нее небольшая гипотермия. Сварить вам кофе или сделать что-нибудь еще?

– Не беспокойтесь. Я заскочил, только чтобы вернуть вот это. – Я показал на куртку Траска и сапоги, которые были все еще на мне.

Рэйчел опустила на них глаза и рассмеялась.

– Понимаю, почему вам не терпится от них избавиться. Послушайте, почему бы вам не подняться выпить со мной? Эндрю все еще в больнице, Джемми пошел к приятелю. В доме никого, и я буду рада вашему обществу.

Коридор освещал только отсвет с верхнего этажа. На Рэйчел была короткая черная футболка, доходившая только до пояса джинсов, демонстрирующая тонкие смуглые руки. На губах неуверенная улыбка, в глазах нерешительность – отражение такой же моей. Напряжение, которое я только что испытывал, прошло.

– С удовольствием.

Я ждал, что гостиная произведет впечатление, но Траск превзошел самого себя. Весь верхний этаж представлял собой единое пространство, разделенное только книжными шкафами, чтобы создать ощущение уединенности. Плиточный пол пестрел разнообразными ковриками, у дровяного камина стояли уютные диваны. Большую часть этажа занимала сверкающая современная кухня, отгороженная низким шкафом от стола из розового дерева и стульев с гнутыми ножками.

Но самое большое впечатление производила целиком стеклянная передняя стена. Она смотрела на бухту, стеклянные панели от пола до потолка выходили на длинный балкон, отчего арочные окна казались маленькими. За стеной не было ничего, кроме темнеющего над болотами неба и почти потерявшегося в сумерках устья.

– Вот это вид!

Рэйчел покосилась на меня с таким видом, словно впервые увидела стеклянную стену.

– Эндрю хотел, чтобы она стала главным элементом дома. Его собственный проект – задумал, когда познакомился с Эммой. Хотя у нее стена не вызвала особого восторга. – Рэйчел как будто пожалела о своих словах. – Ну, как вы? Никаких последствий после повторного купания?

– Я в порядке.

– Кстати, я постирала вашу одежду. Куртка еще сырая, так что пользуйтесь курткой Эндрю, пока не высохнет ваша.

– Спасибо, – удивился я. – Не стоило.

– Вам тоже не стоило ехать с Эндрю, но вы же поехали. – Рэйчел улыбнулась. – Вот обувь потребует капиталовложений. Я изо всех сил старалась отчистить ваши ботинки, но они, похоже, знавали лучшие дни.

Что совершенно неудивительно: ботинки дважды промокали за три дня.

– Как себя чувствует собачка Фэй? – Я сообразил, что маленькой дворняжки нигде не видно.

– Кэсси? Оправится. Ветеринару пришлось ее вырубить, чтобы зашить порезы, и ее тоже оставили на ночь. – Рэйчел вышла на большую площадку посреди кухни. – Да, пока не забыла: ваша машина готова. Джемми поменял свечи.

– Когда? – При том, что случилось, я удивился, что у него нашлось на это время.

– Сегодня после того, как вернулся из больницы. Честно говоря, я думаю, он обрадовался, что нашлось занятие.

Казалось бы, добрая новость, но я не ощутил должной радости. Моя поездка затянулась, но больше не было причин оставаться в Бэкуотерсе.

– Что будете пить? Чай, кофе или что-нибудь покрепче?

– М-м-м? Кофе будет в самый раз.

– Вы ели? Могу сделать вам сэндвич, – предложила Рэйчел. У меня с утра не было маковой росинки во рту, и напоминание заставило вспомнить о пустом желудке. Рэйчел улыбнулась в ответ на мои колебания. – Принимаю вашу неуверенность за согласие.

Я сел на стул на площадке. На противоположной стене висела фотография Эммы Траск с Фэй и Джемми на фоне «Лондонского глаза». Фэй и Джемми выглядели намного младше, чем теперь. Дети смеялись. Джемми смотрел на мачеху, а та глядела в объектив. Обычный кадр, но улыбка Эммы казалась такой же неестественной, как на автопортрете в эллинге.

Рэйчел хлопотала, наполняя чайник и доставая из холодильника еду. Чувствовалось, что ей не по себе. Внезапно она прекратила нарезать хлеб и положила нож.

– Я хочу вас кое о чем спросить. Эндрю сказал, что тот, которого вы сегодня нашли, – мужчина. Это правда?

– Правда.

– Определенно не Эмма.

– Определенно не она.

Рэйчел облегченно вздохнула, и в ее плечах больше не чувствовалось прежней скованности.

– Простите, не хочу ставить вас в неприятное положение, но что, черт возьми, происходит? Обнаружен уже второй труп.

– Не знаю, – ответил я, и это было тоже правдой.

Рэйчел кивнула и грустно улыбнулась.

– К черту! Буду пить вино. Поддержите? Невежливо не составить мне компанию.

Я подумал об антибиотиках, но только на секунду.

– Терпеть не могу быть невежливым.

Она звонко рассмеялась, словно избавилась от давившего на нее гнета. Я разлил вино, а Рэйчел намазала масло на хлеб. Мы чокнулись.

– То, что надо, – она поставила стакан на гранитный пол и стала доделывать сэндвичи. – Так вы возвращаетесь в Лондон?

– Собираюсь.

– Но ведь вы еще не закончили работать с полицией. Я имею в виду здесь.

– Скорее в Челмсфорде. Не закончил.

– Если хотите, можете остаться в эллинге, – Рэйчел сделала вид, что все ее внимание поглощают сэндвичи.

Предложение было настолько неожиданным, что я не сообразил, что ответить.

– Право, не знаю…

– Естественно! – взорвалась она. – Не сомневаюсь, вы рветесь скорее попасть домой. – Я только подумала, что это сэкономит вам время. Какой смысл тратить его, чтобы проделать весь этот путь?

Никакого. Я прикинул, почему мне не стоит принимать ее предложение, и не самым малым аргументом было то, что скажут на это Ланди и Кларк. Но мы прошли ту стадию, когда это что-либо значило. А здравый смысл подсказывал, что мне логичнее находиться рядом с местом преступления. Я понимал, что подвожу базу под решение, которое уже принял. Но все доводы померкли, когда я увидел, как у Рэйчел дернулся в горле ком.

– Считаете, что это будет правильно?

– Конечно. Почему бы нет? – Ее лицо озарила мимолетная улыбка, и у меня сдавило в груди. Она тем временем занялась раскладыванием сэндвичей на тарелках. – Расскажите мне о себе. По тому, что во время болезни вы не просили меня никому позвонить, я сделала вывод, что вы не женаты. Расстались? Развелись?

Я почувствовал, что разговор заведет нас слишком далеко.

– Вдовец. Несколько лет назад жена и дочь погибли в автомобильной катастрофе.

Мой голос был лишен эмоций. Время лечит старые раны, и слова потеряли свою остроту. У Рэйчел от удивления округлились глаза, и она накрыла мою руку ладонью.

– Простите. – В ее тоне было сочувствие, но ни капли замешательства или смущения, как можно было ожидать. Через мгновение она убрала и безвольно уронила руку. – Сколько лет было вашей дочери?

– Шесть. Ее звали Алисой, – я улыбнулся.

– Милое имя.

Мы тоже так считали. Я кивнул, внезапно не доверяя голосу. Лицо Рэйчел смягчилось.

– Поэтому вы так упорствуете?

– С вами нет.

– Я имею в виду работу. Она для вас не просто дело?

– Не просто дело, – признался я.

Повисло молчание, но не такое, от которого становится неловко. Рэйчел подвинула мне тарелку с сэндвичами и улыбнулась.

– Вы должны поесть.

Небо за окнами продолжало темнеть, от чего в помещении сгущался уютный полумрак. Рэйчел выглядела моложе, раскрепощеннее, и я подумал, что дело не только в освещении.

Она подняла глаза и перехватила мой взгдяд.

– Что?

– Ничего. Просто думаю о вас. Вы планируете остаться здесь или вернуться в Австралию?

Я совершил промах, задав этот вопрос. Рэйчел положила сэндвич.

– Не знаю. Даже до исчезновения Эммы я стояла на распутье. Только что порвала длившуюся семь лет связь. Он биолог-маринист и мой шеф, что осложняло отношения.

– Что случилось?

– Обычная история. Двадцатидвухлетняя выпускница института, которая лучше смотрелась в бикини.

– Сомневаюсь, что может быть такое, – ляпнул я, не подумав.

В тусклом свете блеснули ее зубы – Рэйчел улыбнулась.

– Спасибо, но ей я отдаю должное. Я встречала девиц, у которых больше совести, но в раздельном купальнике она просто куколка. Я вернулась в Англию развеяться, освежить мозги и решить, что делать дальше. Единственная удача, если можно так выразиться, я находилась здесь, когда Эмма пропала.

Настроение изменилось, словно на нас повеяло холодным ветром.

– Вы были в это время с ними?

– Нет. Уезжала на свадьбу в Ливерпуль. Выходила замуж старая университетская подружка, но я по крайней мере находилась в Англии. Наши родители умерли, причин для частых наездов не было. С Эммой мы постоянно договаривались повидаться, но до дела никак не доходило. Каждая вела свою жизнь, и казалось, что для спешки нет причин.

Их никогда не видишь.

– Вы сказали, она была моложе вас?

– На пять лет. Откровенно говоря, мы никогда не были близки. Слишком непохожи друг на друга. Эмма была самоуверенной и общительной, с пунктиком заставлять окружающих себя обожать. Если обращала на кого-то внимание, то так, чтобы люди чувствовали, будто их озарило солнце. Такое не могло продолжаться вечно.

Рэйчел смущенно хихикнула.

– Господи, что я такое несу? Вот идиотка!

– Говорите как любая сестра.

– Вот сейчас вы дипломатичны. – Она потянулась за бутылкой и наполнила наши бокалы. – Не поймите меня неправильно: Эмма бывала прелестной. Прекрасно относилась к Фэй, хотя ее не назовешь, что называется, женщиной «материнского склада». Она не умела обращаться с детьми и относилась к Фэй как к подростку. Как к младшей сестре. Души в ней не чаяла. Поэтому последний год дался девочке с большим трудом. Наверное, труднее, чем остальным.

Я вспомнил тени под глазами ребенка и ее слишком тонкие ручонки. Дочь Траска слишком мала, чтобы помнить мать, но в ее возрасте потерять мачеху тоже жестокий удар.

– Поэтому вы и остались?

Я решил, что перешел границу дозволенного. Рэйчел сначала не ответила, только перебирала пальцами ножку бокала.

– Это была одна из причин, – наконец ответила она. – Мне казалось неправильно уезжать. Во всяком случае, до того, как выяснится, что произошло с Эммой. Мы все считали, что это случится скоро. Каждый день ждали, что вот-вот позвонят из полиции и скажут, что обнаружилось то-то и то-то, но этого не происходило. И чем дольше такое тянулось, тем труднее становилось сказать: «Я ждала достаточно долго, пока, я поехала». Пусть Эмма была всего лишь мачехой и Фэй с Джемми мне не родственники. Но теперь стали. В том, что я говорю, есть какой-нибудь смысл?

По ее лицу я видел, что она ждет моей поддержки. В помещении настолько стемнело, что ее глаза светились в сумерках.

– По-моему, да.

– Речь не столько о Джемми и Эндрю, хотя, Бог свидетель, они тоже тяжело пережили случившееся. Я их плохо знаю, но говорят, что Джемми раньше был веселым, общительным подростком. Теперь такого не скажешь. И с ним, и с его отцом иногда приходится держаться настороже. Но они взрослые – справятся. Меня больше беспокоит Фэй. Может быть, если бы они жили в городе, где много людей, где рядом друзья, все обстояло бы иначе. Но здесь… ее ничего не радует.

Я взглянул сквозь огромные окна на темнеющий пейзаж. Небо лишилось света, и лишь поблескивающая рябь на воде обозначала границу между устьем и болотами.

– Не похоже, чтобы это место подходило вашей сестре.

Рэйчел криво усмехнулась.

– Само собой.

– Как они познакомились? – Спросив, я тут же спохватился: – Простите, я становлюсь бестактным.

– Ничего, все в порядке. Если честно, я рада, что появилась возможность выговориться. – Рэйчел опустила глаза на дно бокала. – Ее знакомый строил дом и нанял Эндрю в качестве архитектора. Эмма занималась не только фотографией, но и дизайном и взялась за интерьеры. Ей удавались такие вещи, а незадолго до того она порвала со своим давнишним приятелем. Сверхсамоуверенным типом. Занимался боевыми искусствами и креативной самопомощью, воображал себя музыкантом и кинорежиссером, потому что снял несколько претенциозных музыкальных роликов. Полный придурок.

– То есть он вам не нравился?

– Так прямо не скажешь. – Ее улыбка померкла. – Во многих отношениях они были похожи: оба экстраверты, полные планов, которые никогда не осуществлялись. То сходились, то расходились, а Эндрю она встретила в один из периодов, когда они были врозь. Через полгода они поженились.

Рэйчел посмотрела на фотографию сестры с Джемми и Фэй с таким видом, будто все еще пыталась угадать, что с ней случилось.

– Я чуть не упала, когда получила приглашение на свадьбу. Не столько из-за того, что Эмма выходила замуж, – она всегда была импульсивной. Но Эндрю – мужчина не ее типа. И поселиться здесь… – Рэйчел покачала головой. – Эмме требовалось окружение, она любила галереи, вечеринки. А не заливаемые морем берега и болота.

– Вы с ней об этом говорили?

– Я же ее сестра, конечно, говорила. – В голосе Рэйчел послышалась улыбка. – Она отвечала, что я трусиха и боюсь перемен, а она слишком много времени потратила на всяких «проходимцев». С чем я не могла поспорить. Говорила, что готова осесть и что этот дом станет выставочным залом для нее и для Эндрю. Он проектирует дома, она дизайнер интерьеров, которые наполняет своими фотографиями. Все развивалось прекрасно. И вдруг появился Лео Уиллерс.

Рэйчел помолчала и сделала глоток вина. Я ждал. Темное помещение создавало атмосферу исповедальни, и я чувствовал, что она рада излить душу.

– Уиллерс нанял Эндрю кое-что сделать. У него в устье старый симпатичный дом; у Эммы где-то есть его фотография. Уиллерс хотел все поменять и перестроить и убедил Эндрю поручить Эмме разработку интерьеров.

Я вспомнил, как Ланди показывал мне дом Уиллерса в устье – большое викторианское строение с выходящими на море эркерами.

– Она призналась, что завела друга?

– Нет, но я чувствовала, что что-то происходит. Эмма сказала, что в их отношениях с Эндрю возникли проблемы и она подумывает уйти от него. Я догадывалась, что у нее появился другой мужчина, но она со мной не делилась, кто он такой. Я даже подумала… – Рэйчел оборвала себя, решив, что не все можно говорить, что у нее в голове. – Положение становилось все напряженнее. К тому времени дали трещину мои отношения с другом, и я, наверное, перегнула палку, играя роль старшей сестры. Эмма попросила меня не лезть не в свое дело и бросила трубку. Это был наш последний разговор.

Теперь я стал лучше понимать, почему Рэйчел решила остаться в семье, которую едва знала. Вина – могучий мотив, особенно если к ней добавляется горе утраты.

– Эндрю что-нибудь подозревал? – спросил я. – По поводу ее интрижки?

– Он об этом не говорил. Во всяком случае, со мной. Хотя однажды упомянул, что ему кажется, что Эмма с кем-то встречается, – уж больно часто она ездила в Лондон. И лишь после того, как полиция сообщила, что его жену видели полуодетой в спальне Уиллерса, Эндрю понял, кто ее любовник. Это было ужасно. Он бросился в дом Уиллерса. К счастью, там никого не оказалось, но это был глупый поступок.

– Когда это случилось?

– Задолго до того, как Уиллерс пропал. И полиция об этом узнала. – По тону Рэйчел я понял, каково ее мнение о том, что подумали полицейские. – Эндрю с Джемми серьезно поцапались. Джемми обвинял отца в эгоизме и в том, что он совершенно не думает о Фэй. В этом он был прав, и бог знает что могло бы случиться, окажись Уиллерс дома. Прошли недели, прежде чем отец и сын снова заговорили друг с другом.

– Это не мое дело, – осторожно начал я, – но если Эмма планировала оставить Эндрю, не могла ли она реально уйти?

Рэйчел покачала головой.

– Я сначала тоже так подумала. Но за столько времени кто-нибудь о ней что-нибудь бы узнал. Как я сказала, Эмме требовалось окружение, и не в ее характере исчезнуть по-тихому. Такие, как она, громко хлопают дверью и не уходят, собрав вещи, без сцен и вспышек гнева. И еще: она ни за что бы не оставила то, что принадлежало ей. Исчезли только чемодан и фотоаппарат. Остальное на месте, включая одежду и паспорт, даже автомобиль. Ее «мини» с откидывающимся верхом нашли спрятанным на устричной фабрике недалеко отсюда. С тех пор никто из нас не любит садиться за руль этой машины.

Я порадовался, что достаточно стемнело и Рэйчел не может увидеть удивления на моем лице. Ланди не обязан был мне объяснять, почему поисковая операция в устье началась с набережной именно у этой фабрики. Но мы отправились как раз оттуда.