Воронята Стивотер Мэгги
Он крепко сжимал ее руку, и Блу почувствовала, что он дрожит. Хлопнув глазами, она посмотрела на Адама, который продолжал вытирать ей щеки. Лишь через несколько секунд Блу поняла, что он, вероятно, увидел нечто совершенно иное, нежели она.
Но если бы она спросила, что он видел, ей пришлось бы рассказать свое видение.
Ронан с мукой смотрел на них, как будто узнал, что произошло в дупле, даже не заходя туда.
Ганси стоял, опустив голову и сцепив руки перед собой. Он напоминал статую в церкви. В ту минуту, когда над ним нависали ветки, а веки казались бесцветными в тени, в Ганси чувствовалось нечто очень древнее. Он был собой, но в то же время чем-то еще – чем-то, что Блу впервые увидела в нем, когда Воронята явились на сеанс. Ощущение чего-то иного, большего, словно исходило от этого неподвижного портрета Ганси в раме темного дерева.
Адам отвернулся, и теперь – ТЕПЕРЬ – Блу поняла, что такое было у него на лице. Стыд. Что бы ему ни явилось, когда он стоял в дупле, Адам полагал, что Ганси тоже это видел, и нестерпимо мучился.
Ганси открыл глаза.
– Ну что? – спросила Блу.
Он наклонил голову набок – медленно, как во сне.
И сказал:
– Я видел Глендауэра.
24
Как и предупреждал Адам, понадобились далеко не две секунды, чтобы изучить ворона, вырезанного на земле, зайти по течению ручья в лес, посмотреть, как рыбы меняют цвет, обнаружить галлюцинаторное дерево и вернуться к Хелен.
Если верить часам Ганси, это заняло семь минут.
Хелен была в бешенстве. Когда Ганси сказал ей, что семь минут – это чудо, и по-хорошему им понадобилось бы сорок, последовала такая ссора, что Ронан, Адам и Блу сняли наушники, позволяя брату и сестре выговориться. Без наушников, конечно, трое на заднем сиденье сами лишились дара речи. Могла бы повиснуть неловкая тишина, но оказалось, что без слов проще.
– Это невозможно, – сказала Блу, как только вертолет улетел с парковки и стало достаточно тихо, чтобы говорить. – Не могло же время остановиться, пока мы были в лесу.
– Ничего невозможного, – ответил Ганси, шагая по парковке к зданию.
Он рывком распахнул дверь на первый этаж и крикнул в темноту лестницы:
– Ной, ты дома?
– Ганси прав, – сказал Адам. – Согласно теории силовых линий, непосредственно на линии время становится гибким.
Это был один из наиболее часто упоминаемых эффектов, особенно в Шотландии. В шотландском фольклоре существовал давний миф о том, что путешественников порой «водит» – то есть местные духи сбивают их с пути. Путники шагают по прямой тропе и вдруг понимают, что необъяснимо заблудились; они оказываются в месте, которое совершенно не помнят, в нескольких метрах, а то и нескольких милях, от точки старта, и часы показывают некоторое время до или после того, как они двинулись в путь. Как будто они споткнулись о складку во времени и пространстве.
Энергия силовых линий играла с людьми.
– А что такое было в дереве? – спросила Блу. – Галлюцинация? Сон?
«Глендауэр. Это был Глендауэр. Глендауэр. Глендауэр».
Ганси не мог перестать видеть его. Он радовался, боялся или то и другое сразу.
– Не знаю, – сказал он.
Ганси вытащил ключи и хлопнул Ронана по руке, когда он потянулся за ними. Это был бы очень, очень холодный день, невзирая на вирджинское лето, если бы ему позволили сесть за руль. Ганси видел, что Ронан сделал с собственной машиной, и мысль о том, чт он мог бы натворить, имея в распоряжении еще несколько десятков лошадиных сил, была невыносима.
– Но я намерен это выяснить. Поехали.
– Поехали? Куда? – спросила Блу.
– В тюрьму, – покладисто сообщил Ганси.
Остальные двое уже подталкивали ее к машине. Ганси как будто парил… его переполняла эйфория.
– К зубному врачу. В какое-нибудь ужасное место.
– Мне надо домой к… – Блу не договорила. – Не знаю когда. Но в какое-то разумное время.
– Разумное – это как? – поинтересовался Адам, а Ронан заржал.
– Мы вернем тебя, прежде чем ты превратишься в тыкву… – Ганси хотел добавить «Блу», но почему-то показалось странным так ее называть. – Блу – это прозвище?
Стоя рядом с машиной, та внезапно подняла брови под острыми углами.
Ганси поспешно добавил:
– Я не хочу сказать, что это плохое имя. Просто… необычное.
– Стремное, – заявил Ронан, но он произнес это, рассеянно жуя кожаный шнурок на запястье, поэтому вышло не так эффектно.
Блу ответила:
– К сожалению, оно и правда необычное. Не то что «Ганси».
Он снисходительно улыбнулся ей. Потирая гладкий подбородок, с недавно истребленной щетиной, Ганси изучал Блу. Она едва доходила Ронану до плеча, но во всех отношениях была такой же большой, как он, и такой же реальной. У Ганси возникло ощущение необъяснимой правильности происходящего – теперь, когда все собрались у машины. Как будто именно Блу, а не силовая линия, была недостающим фрагментом, который он искал столько лет, как будто охота за Глендауэром на самом деле не началась, пока Блу не приняла в ней участие. Она была так же уместна, как Ронан, Адам, Ной. Когда каждый из них присоединялся к Ганси, тот испытывал прилив облегчения – и, сидя в вертолете, почувствовал то же самое, когда понял, что в записи звучала Блу.
Конечно, она могла уйти.
«Она не уйдет, – подумал Ганси. – Она тоже должна это чувствовать».
Он сказал:
– Лично мне всегда нравилось имя Джейн.
У Блу округлились глаза.
– Дже… что? Нет, нет. Нельзя давать людям другие имена, просто потому что тебе не нравится, как их зовут!
– Но Блу мне тоже нравится, – заявил Ганси.
Он не верил, что она по-настоящему обиделась; она выглядела вовсе не так, как в «Нино», когда они впервые встретились, и уши у нее порозовели. Ганси подумал: кажется, он уже почти научился не оскорблять ее. Но просто взять и перестать дразнить Блу он почему-то не мог.
– Девушки носят красивые блузки. Но Джейн – очень хорошее имя.
– Я не буду на него отзываться.
– А я тебя и не просил.
Открыв дверцу машины, он откинул спинку водительского кресла. Адам послушно залез назад.
Блу указала на Ганси и повторила:
– Я не буду на это отзываться.
Но все-таки она села в машину. Ронан забрал из «БМВ» свой плеер, прежде чем забраться на пассажирское место, и принялся выкручивать громкость, пока из наушников не понеслась нарочито назойливая электронная музыка. Ганси открыл дверцу со своей стороны. Ей-богу, надо было засадить Ронана за уроки, пока его не выгнали из школы. Но вместо этого Ганси в последний раз окликнул Ноя, а затем полез в машину.
– Твое представление о том, что такое клевая музыка, просто пугает, – сказал он Ронану.
Блу крикнула с заднего сиденья:
– А здесь всегда пахнет бензином?
– Тогда, когда мотор включен, – ответил Ганси.
– Это не опасно?
– Безопасно, как сама жизнь.
Адам спросил:
– Куда мы едем?
– Есть мороженое. Блу расскажет, как она узнала, где находится силовая линия. Нам нужно выработать план и решить, что делать дальше. Мы будем терзать Блу насчет энергии. Адам, ты расскажешь всё, что помнишь, про время и силовые линии. Ронан, я хочу, чтобы ты повторил то, что узнал про время сна и песенную магию. Прежде чем снова туда ехать, надо по максимуму выяснить, как убедиться, что это безопасно.
Но всё пошло не так. Они доехали до кондитерской Гарри и оставили «Камаро» рядом с «Ауди» и «Лексусом», и Ганси заказал столько мороженого, что не поместилось на столе, и Ронан убедил персонал включить музыку погромче, и Блу впервые рассмеялась какой-то шутке Ганси, и они шумели, и торжествовали, и чувствовали себя королями Генриетты, потому что нашли силовую линию и потому что «началось». Что-то началось.
25
Ганси, полный энергии, в течение следующих трех дней раздавал друзьям задания, связанные с Глендауэром, и, к удивлению Адама, Блу умудрялась не отставать от них. Хотя она никогда этого не говорила, было ясно, что она держит происходящее в секрете: Блу никогда не связывалась с ними по телефону и не соглашалась на встречи вблизи дома номер 300 на Фокс-Вэй. Несмотря на недостаток формальных планов и экстрасенсорных способностей, у них были свои расписания, преимущественно диктуемые школьными занятиями, поэтому они навострились встречаться с исключительной точностью, чтобы предаться поискам.
Поиски, впрочем, пока не предполагали возвращения в странный лес. Вместо этого они проводили время в здании городской администрации и пытались выяснить, кому принадлежит то поле. Рассматривали микропленки в библиотеке, чтобы понять, есть ли у странного леса название. Обсуждали историю Глендауэра. Отмечали силовую линию на карте, прикидывали ее возможную ширину. Бродили по полям, переворачивали камни, складывали круги и измеряли исходившую от них энергию.
А еще они питались всякой дрянью из ближайших магазинов, и в этом была виновата Блу. После первой праздничной вечеринки с мороженым Блу объявила, что сама будет платить за свою еду, и это сразу ограничило круг возможностей. Блу злилась, когда кто-либо из парней пытался ее угощать, но неприятнее всего, казалось, ей было, когда угощение предлагал Ганси.
Однажды в магазине Ганси начал расплачиваться за чипсы, которые взяла Блу, и та живо выхватила пакет.
– Я не хочу, чтобы ты покупал мне еду! – заявила она. – Это будет выглядеть, как будто я… я…
– Обязана мне? – любезно подсказал Ганси.
– Не договаривай за меня!
– Ты сама хотела это сказать.
– Нет, ты предположил, что я хотела это сказать. Не надо навязывать другим свои мысли.
– Но ты это и имела в виду, так?
Она нахмурилась.
– Разговор закончен.
Потом Блу сама купила себе чипсы, хотя было ясно, что для нее дороговато, а для Ганси – пустяки. Адам гордился ею.
Ной тоже стал ходить с ними, и это радовало Адама, потому что Ной и Блу отлично поладили. Ной был своего рода лакмусовой бумажкой для окружающих – такой неловкий, застенчивый и незаметный, что его ничего не стоило игнорировать или травить. Но Блу не прсто была добра к нему – казалось, она по-настоящему нашла с Ноем общий язык. Как ни странно, от этого Адаму, полагавшему, что появление Блу в их кругу – в основном, его рук дело, стало легче. Он так редко принимал решения без Ганси, Ронана или Ноя, что всякий раз сомневался, когда действовал в одиночку.
Дни легко шли один за другим – они впятером делали многое, но только не возвращались к странному пруду и дереву снов. Ганси твердил: «Нам нужна еще информация».
Адам сказал Блу:
– Мне кажется, он боится.
Он и сам боялся. Навязчивое видение, посетившее его в дупле, то и дело приходило ему на память. Ганси умирает – из-за него. Блу в шоке смотрит на Адама. Ронан, убитый горем, сидит над Ганси и рычит: «Ты теперь счастлив, Адам? Ты этого хотел?»
Сон? Или пророчество?
Ганси сказал Адаму:
– Я не знаю.
Теоретически это был верный способ утратить уважение Адама. Нейтрализовать подобное признание можно было единственным образом – немедленно сказав: «Но я выясню». Адам обычно не давал людям много времени на выяснения; не больше, чем дал бы себе. Но Ганси никогда его не подводил. Они выяснят, что это такое. Только… Адам сомневался, что на сей раз ему хотелось знать.
К концу второй недели парни уже привыкли ждать Блу после уроков, а затем приниматься за очередное задание, которое поручал им Ганси. Был пасмурный весенний день, который больше походил на осенний. Холодный, сырой, серый как сталь.
Пока они ждали, Ронан решил наконец поучить Адама управляться с механической коробкой передач. Несколько минут всё как будто шло хорошо, потому что рычаги в «БМВ» были удобные, Ронан говорил коротко и по делу, а Адам учился быстро, когда самолюбие не мешало.
Стоя в удобном и безопасном месте под стеной, Ганси и Ной укрывались от дождя и наблюдали, как Адам описывал всё более быстрые круги по парковке. То и дело их одобрительные возгласы долетали сквозь открытые окна машины.
А потом – рано или поздно это должно было случиться – Адам заглушил мотор. Заглушил прямо-таки великолепно, заставив машину шуметь и предсмертно содрогаться. Ронан, сидя на пассажирском месте, начал ругать Адама. Это было длинное, многоступенчатое ругательство, включавшее все запретные слова, зачастую в составе сложной конструкции. Адам покаянно рассматривал собственные коленки и думал, что в сквернословии Ронана есть нечто музыкальное – он необыкновенно точно, почти любовно приставлял слова друг к другу. Черная поэзия. Гораздо неприятней было слушать, когда Ронан не ругался.
Ронан договорил:
– И ради… осторожнее, Пэрриш, это не мамина «Хонда Сивик» семьдесят первого года.
Адам поднял голову и сказал:
– «Сивик» начали выпускать только в семьдесят третьем.
Ронан сверкнул клыками, но, прежде чем он успел нанести ответный удар, оба услышали, как Ганси радушно воскликнул:
– Джейн! Я уже думал, ты не придешь. Ронан учит Адама обращаться с ручным управлением.
Блу, у которой волосы совсем растрепались от ветра, сунула голову в окно со стороны водителя. Ее появление сопровождалось запахом диких цветов. Адам занес его в мысленный список вещей, которые делали Блу привлекательной.
Она бодро сказала:
– По ходу, идет неплохо. А чем это пахнет?
Ронан, не ответив, вылез из машины и захлопнул дверцу.
Рядом с Блу появился Ной. Вид у него был счастливый и обожающий, как у лабрадора. Ной почти сразу решил, что для Блу готов на любой подвиг, – и, будь на его месте кто угодно другой, это не на шутку встревожило бы Адама.
Блу позволила Ною погладить свои безумные кудряшки. Адаму очень хотелось сделать то же самое, но он понимал, что в его исполнении это будет означать нечто совсем иное.
– Ладно, поехали, – сказал Ганси.
Он вел себя слегка театрально – открыл тетрадь, посмотрел на часы, подождал, пока остальные спросят, куда они направляются…
Адам поинтересовался через окно машины:
– Куда сегодня?
Ганси подхватил с земли рюкзак:
– В лес.
Блу и Адам испуганно переглянулись.
– Время уходит, – торжественно произнес Ганси, шагая мимо них к «Камаро».
Блу отскочила, когда Адам открыл дверцу и вылез из «БМВ». Она прошипела:
– Ты знал?
– Я ничего не знал.
– Нам нужно вернуться через три часа, – заявил Ронан. – Я только что покормил Бензопилу, но потом ее снова надо будет кормить.
– Вот почему, – заметил Ганси, – я не хочу от тебя ребенка.
С приятным ощущением чего-то привычного, они кучей влезли в «Камаро», пусть даже здравый смысл требовал ехать в «БМВ». Ронан и Ганси немного поспорили из-за ключей (Ганси, как всегда, одержал верх). Адам, Блу и Ной забрались на крошечное заднее сиденье, именно в таком порядке. Ной съежился у окна, отчаянно пытаясь не касаться Блу. Адам не так об этом беспокоился. Первые десять минут первого дня он был очень вежлив, но быстро понял, что Блу вовсе не против, если их ноги соприкасаются.
И Адам тоже не возражал.
Всё было совсем как обычно, но отчего-то у него колотилось сердце. Свежие весенние листья, сорванные с деревьев внезапным холодным ветром, неслись по парковке. Сквозь кардиган свободной вязки, который носила Блу, он увидел мурашки у нее на коже. Она протянула руки, ухватила Адама и Ноя за рубашки и притянула обоих к себе, словно одеяла.
– Ты всегда такой холодный, Ной, – заметила Блу.
– Знаю, – уныло ответил тот.
Адам сам не знал, что случилось раньше – Блу стала обращаться с ними как с друзьями или они правда подружились. Ему казалось, что этот круговой способ завязывать дружбу требовал изрядного количества уверенности. Какая-то странная магия ощущалась в том, что Блу как будто всегда искала Глендауэра вместе с ними.
Прижавшись плечом к плечу Блу под вязаным кардиганом, Адам сунул голову между двумя передними сиденьями и спросил:
– Ганси, обогреватель есть?
– Если заработает.
Ключ прокручивался, прокручивался, прокручивался в замке. Адаму было так холодно, что у него застучали зубы, хотя температура не так уж сильно упала. Ему было холодно изнутри. Он велел:
– Подлей бензину.
– Бензина хватает.
Ронан положил ладонь на колено Ганси и с силой надавил. Мотор тонко взвыл и завелся. Ганси сухо поблагодарил Ронана за помощь.
– Твое сердце, – сказала Блу на ухо Адаму. – Я плечом чувствую, как оно бьется. Ты волнуешься?
– Просто я не знаю, куда мы едем, – ответил он.
Поскольку они ехали на машине, а не летели на вертолете, понадобилось больше времени, чтобы добраться до места, координаты которого Ганси записал в свою тетрадь. Когда они, оставив машину возле пустого кемпингового домика, прошли остаток пути пешком, то обнаружили, что в пасмурный день лес выглядит совершенно по-другому. Ворон был голым и мертвым – белые, как кости, раковины посреди зелени. Деревья на опушке леса казались выше, чем раньше, – настоящие великаны даже по меркам гор. Всё в этот хмурый день лежало в тени, но полоса низкорослой травы на опушке выглядела еще темнее.
Сердце у Адама по-прежнему колотилось. Он вынужден был признать, что до сих пор, видимо, никогда до конца не верил сверхъестественным объяснениям силовых линий, во всяком случае, не настолько, чтобы полностью это объяснение принять. И вот теперь всё стало реальностью. Магия существовала, и Адам понятия не имел, в какой мере она меняла мир.
Долгое время они молча вглядывались в лес, словно стояли напротив противника. Ганси тер губу пальцем. Блу плотней обхватила себя руками, стиснув зубы от холода. Даже Ронан как будто забеспокоился. Только Ной выглядел как всегда – стоял, свесив руки и ссутулившись.
– Такое ощущение, что за мной следят, – наконец сказала Блу.
Ганси ответил:
– При высоком уровне энергии такое бывает. Сообщения о призраках часто связаны с тем, что где-то вылезли на поверхность старые электрические провода. Концентрация электромагнитной энергии может создать ощущение, что за тобой следят. Тревога, тошнота, подозрения… энергия играет с твоим мозгом.
Ной откинул голову назад, чтобы посмотреть на медленно двигавшиеся верхушки деревьев. Это было прямо противоположно инстинкту Адама – всмотреться между стволов в поисках движения.
– Но, – добавил Адам, – бывает и по-другому. Высокий уровень энергии может дать духам силу, в которой они нуждаются, чтобы проявиться, так? Поэтому за тобой, скорее всего, и правда наблюдают, как раз когда ты чувствуешь, что за тобой наблюдают.
Ганси сказал:
– И, конечно, вода тоже может это менять. Она переводит электромагнитную энергию в положительные ощущения.
– Таким образом, – вмешался Ронан, не желая оставаться на втором плане, – появляются целебные источники и прочая фигня.
Блу потерла плечи.
– Ну, вода есть там. Мы пойдем в лес?
Деревья вздохнули. Ганси прищурился.
– А нас приглашают? – уточнил Адам.
– Кажется, – сказал Ной, – нужно прийти самому.
Он первым шагнул в лес. Ронан что-то сердито пробормотал, возможно потому, что Ной – Ной! – оказался смелее всех. Он бросился за ним.
– Подождите, – велел Ганси, посмотрев на часы. – Сейчас тринадцать минут пятого. Запомните это.
И пошел вслед за Ноем и Ронаном.
У Адама колотилось сердце. Блу протянула руку, и он сжал ее.
«Только не сломай ей пальцы», – подумал он.
И они вошли в лес.
Под пологом ветвей было гораздо темнее, чем на поле. Под упавшими деревьями лежали плоские черные тени, стволы казались окрашенными в шоколадный, угольный, ониксовый цвета.
– Ной, – шепотом позвал Ганси, – Ной, куда ты делся?
Из-за спины донесся голос Ноя:
– Никуда не делся.
Адам развернулся, по-прежнему стискивая руку Блу, но там не было ничего, только ветви колыхались от ветерка.
– Что ты видел? – спросил Ганси.
Адам повернулся обратно – Ной стоял прямо перед Ганси.
«Играет с твоим мозгом».
– Ничего.
Ронан – сутулая черная тень в нескольких метрах от них – спросил:
– Куда мы идем?
«Куда угодно, только не к тому дереву, – подумал Адам. – Я не желаю снова это видеть».
Ганси потыкал землю в поисках ручья, вдоль которого они шли в прошлый раз.
– Обратно тем же путем, видимо. Настоящий эксперимент воссоздает условия, не так ли? Ручей обмелел, его почти не видно. Но, кажется, это было где-то недалеко?
Они шли вдоль обмелевшего русла всего несколько минут, когда стало ясно, что местность вокруг незнакомая. Высокие, тонкие, чахлые деревья стояли, накренившись, словно от сильного ветра. Из бесплодной земли торчали огромные камни. Ручей исчез. Ни прудика, ни дерева снов не было.
– Мы сбились с пути, – сказал Ганси.
Он произнес это одновременно бесстрастно и с упреком, как будто виноват был лес.
– Ты обратил внимание на деревья? – заметила Блу, выпустив руку Адама.
Адам не сразу понял, что она имела в виду. На ветках кое-где висели бледно-желтые листья, но это была желтизна осени, а не весны. Листва, окружавшая их, по большей части была тусклого красно-зеленого цвета уходящего года, а лежавшая под ногами – коричневой и оранжевой. Листья, убитые первыми зимними морозами, до которых было еще далеко…
Адам разрывался между удивлением и тревогой.
– Ганси, который час? – спросил он.
Тот повернул руку.
– Пять двадцать семь. Секундная стрелка еще движется.
Меньше чем за час они прошли через два времени года. Адам перехватил взгляд Блу. Та просто покачала головой. А что еще оставалось?
– Ганси! – позвал Ной. – Тут какая-то надпись!
Он стоял по ту сторону каменной груды, перед огромным, высотой ему до подбородка, валуном. Каменный лик был изрезан, покрыт трещинами и линиями, словно штриховкой. Ной указал на слова, написанные невысоко от земли. Какую бы краску ни использовал автор, она выцвела и полиняла; местами черный сменился фиолетовым.
– Что это за язык? – спросила Блу.
Адам и Ронан ответили одновременно:
– Латынь.
Ронан быстро присел на корточки.
– Что тут написано? – спросил Ганси.
Взгляд Ронана перебегал туда-сюда, пока он рассматривал надпись. Неожиданно он ухмыльнулся.
– Это анекдот. Первая часть надписи. И латынь довольно паршивая.
– Анекдот? – эхом повторил Ганси. – О чем?
– Тебе будет не смешно.
Латынь была трудным языком, и Адам даже не пытался прочесть надпись. Впрочем, эти буквы отчего-то его беспокоили. Он никак не мог понять, в чем дело. Сама форма…
Он подозрительно спросил:
– А почему на каком-то валуне написан латинский анекдот?
Радость покинула лицо Ронана. Он притронулся к буквам, провел по ним пальцем. Его грудь поднималась и опускалась, поднималась и опускалась.
– Ронан, – позвал Ганси.
– Этот анекдот, – наконец ответил Ронан, не отводя взгляда от слов, – здесь на тот случай, если бы я не узнал собственный почерк.
И тут Адам понял, чт его встревожило. Теперь, когда Ронан об этом сказал, стало очевидно, что это действительно его почерк. Просто он был совершенно вырван из контекста: слова, написанные на камне какой-то таинственной краской, стертые и размытые дождем…
– Ничего не понимаю, – сказал Ронан, продолжая водить пальцем по буквам.
Он явно был потрясен.
Ганси собрал волю в кулак. Ему нестерпимо было видеть кого-либо из своей компании сбитым с толку. Твердым голосом, как будто он ни в чем не сомневался – как будто просто читал лекцию по мировой истории, – Ганси произнес: