В доме лжи Рэнкин Иэн

– Да я-то расслаблен и даже удовольствие получаю. А вот ты…

– Что – я?

Ребус указал на лоб Кафферти:

– Жилка у тебя на виске дергается уже минут пять. А значит, мне тут больше делать нечего.

Ребус двинулся к двери; Кафферти остался на месте. Лишь когда дверь закрылась, он прижал палец к виску. Ребус был прав: на виске пульсировало. Выложиться в спортзале? Вряд ли это поможет, подумал Кафферти.

В последний раз Ребус был в Портаун-Вудз, когда следствие по делу о пропавшем без вести только началось. Теперь роща показалась Ребусу совсем не такой ухоженной, дикая природа отвоевывала свое. Путь угадывался легко благодаря постоянным визитам полицейских и техников-криминалистов. Глубокая колея показывала, где трактор протащил “фольксваген” к ожидавшему прицепу. Машина с полицейской маркировкой означала, что какой-то бедолага все еще несет вахту, – для чего, Ребус затруднился бы сказать. Хруст веток и шорох листьев под ногами Ребуса возвестили о его прибытии, и патрульный успел вытянуться рядом с деревом, к которому привалился, желая отдохнуть.

– Вольно, – сказал Ребус. – Я просто взглянуть, и всё.

– Посторонним проход запрещен, – объявил констебль.

– Меня прикрепили к следственной группе.

– Тогда почему я не знал, что вы приедете?

– У них в Лите и так дел невпроворот, – сымпровизировал Ребус. – Не в обиду будь сказано, но вы для них не самое важное.

Его тон, кажется, убедил констебля. Ребус прикинул: двенадцать лет назад парень, наверное, ходил в начальную школу. Угри на щеках, должно быть, начали доставлять ему неприятности лишь годы спустя.

– Наверное, нет смысла спрашивать, не видели ли вы чего-нибудь необычного?

– Ну несколько зевак из деревни, – не стал отрицать полицейский. – Пара журналистов. Хотели только сфотографировать место, где все произошло, даже если все произошло не здесь.

Ребус внимательно оглядел его:

– Значит, вы в курсе.

Констебль кивнул:

– Машину с покойным могли перевезти сюда откуда-то еще.

Какое-то время Ребус поверх ленты разглядывал дно оврага.

– Если хотите взглянуть поближе, там есть веревка.

– Я похож на человека, который способен спуститься по веревке? – Ребус воздел палец: – Кстати, отвечать необязательно.

– Внизу все равно ничего нет, – признался констебль.

Ребус оглядел деревья вокруг и не смог понять, проходил он здесь во время поисков или нет. Он тогда служил в отделе уголовного розыска – экскурсант по сравнению с патрульными, они-то прочесывали рощу, вооруженные палками и зоркими глазами. Ребус припомнил затопленный карьер в нескольких милях отсюда – туда наведались водолазы с воздушными баллонами и мощными фонарями. Были еще заброшенные шахты, к югу от Бонниригга. Фотографии пропавшего без вести выставляли в окнах магазинов, их лепили с помощью скотча к фонарным столбам и бросали в почтовые ящики, пока следственная группа в поисках зацепок проверяла записи с телефона Блума и его электронную почту. Допросов без счету, потому что чем дольше Блум не объявлялся, тем очевиднее становилось: его исчезновение вряд ли добровольное и, возможно, не случайное. Следователи основательно взялись и за Джеки Несса, и за Эдриена Брэнда, потом пришел черед бойфренда. Вопросы им задавали часами, но следователи только ходили по кругу. Руководивший расследованием Билл Ролстон был человеком старой закалки и абсолютно нетерпимым к тому, что он называл “образом жизни” Блума, – так Ролстон обозначал его сексуальность. По словам Дерека Шенкли, они с Блумом состояли в моногамных отношениях, “не считая, конечно, случайных обжиманий”. Обжиманий на частных вечеринках в дружеских домах; обжиманий на танцполе в “Бродягах”.

В ответ на эти сведения Ролстон ограничился фразой: “Но партнер, разумеется, не всегда был в курсе”.

Брэнд и Несс являлись на встречи со следовательской группой, защищенные с флангов адвокатами; Дерек Шенкли брал с собой отца. Или, точнее, отец настаивал на своем присутствии. Конечно, Ребус знал Алекса Шенкли. Тот специализировался на бандах и бандитах Глазго. Ребусу же не было равных в знании уголовного мира Эдинбурга. Обмен информацией длился годами. Шепнуть о готовящейся встрече в верхах; попросить установить наблюдение; поделиться интересными новостями, добытыми во время незаконной прослушки… Взаимопомощь в духе старой школы, а в конце – бутылка виски, посланная в качестве благодарности и с благодарностью принятая.

– Я работал по первоначальному делу, – сказал Ребус констеблю. Надо было объяснить свое долгое молчание.

– Я слышал, тогда остались кое-какие вопросы.

– Если под вопросами вы разумеете провалы… – Ребус сунул руки в карманы и пожал плечами. – Будем великодушны и скажем, что мы просто несколько раз свернули не туда. Сколько еще вам тут стоять?

– Предполагается, что сегодня последний день. Утром заграждение снимут.

Ребус знал: пройдет несколько месяцев и люди начнут забывать о случившемся. Или станут гулять в роще, вообще ни о чем не ведая. Его поражала человеческая способность избавляться от воспоминаний, взять хоть тех, кого допрашивали по первому кругу. Подробности испарялись, моменты изглаживались из памяти. Человеческая память и в лучшие времена не самый надежный свидетель. Оглядывая напоследок овраг, Ребус заметил зеленый венок, прислоненный к крутому склону, почти на дне.

– Родители, – пояснил констебль. – Вчера утром, я еще не заступил на пост.

Ребус медленно кивнул и двинулся назад, к машине.

Отъехав не слишком далеко от рощи, он свернул на грязный асфальт местной дороги. Раз-другой налево – и вот он у въезда в Портаун-хаус. У запертых ворот не было ничего похожего на звонок. Зато имелась цепь с висячим замком. Ребус толкнул створку, и та сдвинулась ровно настолько, чтобы он протиснулся в щель. Здесь явно не слишком заботились о безопасности.

– Вот что значит сбросить несколько фунтов, Джон, – сказал себе Ребус.

Строго говоря, он потерял двенадцать фунтов. Когда он, похудевший, появился в пабе “Оксфорд”, у него спросили, долго ли ему осталось. Пришлось объяснить, что у него не рак. Нет, не рак, но Ребусу претила мысль, что он сдается ХОБЛ без боя. В лексиконе одного пациента в легочной клинике имелось выражение “управляемое угасание”; оно так и осталось с Ребусом. Ему казалось, что это выражение описывает всю его жизнь начиная с отставки, а может быть, и до нее.

– Везет тебе сегодня, – пробормотал Ребус на ходу.

Подъездная дорожка заросла травой, гравий позеленел от сорняков и мха. Вскоре показался и сам дом, вид у него был заброшенный. Ребус вспомнил, как приезжал сюда допрашивать Джеки Несса, вспомнил огромную, чрезмерно украшенную комнату. С ним приехала Мэри Скилтон, которой в те дни редко удавалось сосредоточиться на том, что происходит на работе, а не в спальне. Они тогда не задержались в Портаун-хаус; был еще второй раз, когда они приехали забрать распечатку сообщений, которыми обменивались Несс и пропавший без вести. Ребус помнил разные кинореликвии, афиши и реквизит. Холл превратился в склад осветительного оборудования, вешалок с костюмами, штативов для камер. Собирался ли кто-нибудь сказать, что Стюарт Блум появлялся в одном из фильмов Несса? Говорил ли что-нибудь сам Несс или, может быть, Дерек Шенкли? Если и говорили, то сказанное сочли недостаточно важным, чтобы записать. Полиция действительно задолжала семье Блума свои скупые запоздалые извинения.

– Черт знает что, – буркнул Ребус себе под нос и пошел вокруг дома.

За лужайками давным-давно никто не ухаживал. Разбитое окно заколочено. Из водостоков и желобов торчали молодые побеги. Ребус скрючился у входной двери, чтобы заглянуть внутрь через почтовую щель. В холле пыльно и пусто, на полу – ничего похожего на почту. Окна по большей части занавешены, и наверху, и внизу. Однако Ребус обнаружил, что на одном окне шторы немного разошлись, и прижался носом к стеклу. Лишенная мебели гостиная, побелка на потолке пошла трещинами. Похоже, никто не озаботился даже протапливать это место. Ребус повернулся к дому спиной – ничто не загораживало вид на рощу. Стюарта Блума видели живым в последний раз, когда он уезжал отсюда в своем “поло”.

“Он направлялся домой”, – сказал тогда следователям Джеки Несс.

Да, потому что Дерек Шенкли как раз готовил ужин для двоих; открыто вино, звучит музыка – для обоих закончилась еще одна длинная неделя. Конечно, в распоряжении следователей были только слова Несса о том, что Блум уехал со встречи живым. Дом обыскали, причем в обыске, несмотря на негодование Несса, принимали участие техники-криминалисты. Проверили и дворовые постройки, и рощу за домом. Не потому что у следователей имелась веская причина подозревать продюсера. Просто ничего другого им не оставалось.

Ребус вернулся к своему “саабу”. Двигатель сразу закашлялся, напомнив Ребусу, что машина тоже не молодеет. Ребус сочувственно погладил руль, беззвучно произнес “управляемое угасание” и проехал полмили до деревни Портаун, которая – сейчас, как и тогда – состояла практически из единственной широкой дороги (предположительно называвшейся Мэйн-стрит). Прежде в деревне имелось два паба, но выжил только один. Магазин электроники, банк и почта тоже исчезли. Кафе, которое запомнилось Ребусу исключительными рулетами с кровяной колбасой, сохранило вывеску, но было закрыто и сдавалось в аренду. Из мини-маркета вышел одинокий покупатель с пакетом. Ребус вылез из машины и открыл дверь магазина.

– Мне только жвачку, – сказал он стоявшей за прилавком азиатке. Отыскав “Эйрвейвз”, Ребус взял сначала одну пачку, потом еще одну, на счастье.

– Бросаете курить, – констатировала продавщица. Поняв по взгляду Ребуса, что не ошиблась, она добавила: – Сама такая. Вы вейпы не пробовали?

– Эта технология меня отвергла.

– Что ж, от жвачки гниют зубы, но не легкие.

Продавщица выбила чек. На прилавке лежала стопки сегодняшней “Ивнинг ньюз”, Ребус взял газету и вчитался в заголовки на первой полосе. Цветная фотография Кэтрин Блум сопровождалась обещанием эксклюзивного интервью.

– Приеду домой – обязательно гляну на этот “эксклюзив”, – сказал Ребус. – Можно по пальцам пересчитать, с кем она еще не поговорила.

– Разве можно ее винить? Полиция обошлась с ее семьей совершенно непростительно.

– Мы всего лишь люди. – Ребус забрал сдачу и вышел.

Перейдя улицу, он переступил порог паба. Здесь было гостеприимно: дровяная печь, толстое ковровое покрытие в шотландку. Заметив кофе-машину, Ребус заказал американо и взобрался на барный стул. За столиком в углу сидела, тихо беседуя, пара средних лет. Еще один посетитель с головой ушел в кроссворд. Ребус выложил “Ивнинг ньюз” на стойку.

– Кошмар, правда? – сказал бармен, кивая на фотографию Кэтрин Блум.

Ребус согласился.

– В роще были?

Ребус взглянул бармену в лицо.

– Вы не местный, а сюда много народу и раньше заглядывало, и сейчас заглядывает. Я слышал, завтра ограждение снимают.

– Думаете, турбизнес пострадает? – с непроницаемым лицом спросил Ребус.

– Торговля есть торговля, даже если это всего лишь кофе. Я всегда считал, что тут замешан тот парень, из кино.

– Ну да?

– Он здесь оргии всякие снимал. Во всяком случае, ходили слухи.

– Не знал.

– В этой роще атмосфера такая, вы разве не почувствовали? Когда тот киношник владел рощей, она была вся забрызгана кровью. Говорят, он там кур в жертву приносил или вроде того.

– Как все будут разочарованы, когда узнают, что это просто пищевой краситель для ужастиков.

Бармен пристально посмотрел на Ребуса:

– Вы, похоже, много знаете.

– Я работал по первоначальному делу. Несколько раз сюда заглядывал.

– А я пришел уже после той истории. Раньше работал на конкурента.

– Почему он закрылся?

– Наверное, времена меняются. Владелец отошел от дел и не смог найти никого, кто бы занял его место. – Бармен огляделся. – Шесть месяцев я сдаю этот кабак в аренду, а все одно и то же. Торговля умирает, как и деревня.

– Господи, Тэм, у тебя как пластинку заело, – сказал посетитель, отрываясь от газеты. Потом встретился глазами с Ребусом: – А я вас помню. Вы тогда выпивали полпинты крепкого.

– Ну и память у вас.

– Если честно, торговля всегда шла сикось-накось. Тогда здесь продавались крепкое и лагер. Сейчас – ароматизированная водка и пиво в дорогущих бутылках, чтобы привлечь молодежь, которая рвется куда угодно, только не сюда. А что касается всей этой мути насчет Джеки Несса и Портаун-Вудз… – Мужчина покачал головой. – Мой сын снимался у него в массовке. Оргию он бы вполне пережил, но там и намека ни на что подобное не было. Долгие скучные дни, сэндвичи с сыром и скудная плата. С какими деньгами у Несса хватало сил расстаться, такие он и платил. – Он сердито взглянул на бармена: – Тэм, ты смотрел пару этих фильмов с сиськами, истинная похабщина. – Он закатил глаза и снова сосредоточился на кроссворде.

– А сейчас ваш сын чем занимается? – спросил Ребус.

– Хозяйничает на дядиной ферме. Ему с детства нравилось. Сейчас он ее продает, хочет избавиться, пока Брексит не настиг. Мерзкая шутка за наш счет – вот он что, этот Брексит. А ведь здесь кое-кто за него голосовал.

Бармен поджал губы и занялся немногочисленными пустыми стаканами. Ребус отпил кофе. Горький, еле теплый, кофе явно шел в ногу с деревней по дороге перемен.

– И как, хочет ее кто-нибудь купить? – спросил Ребус.

– Не ферму как таковую. Там будут дома. Шикарные особняки для эдинбуржцев с хорошей работой или для пенсионеров с юга.

– А сэр Эдриен Брэнд к покупке случайно не имеет отношения?

– Имеет.

– Я только что навестил Портаун-хаус.

– То, что он сделал с этим местом, – просто преступление.

– С другой стороны, – вмешался бармен, – новые дома – это хорошо для бизнеса.

– Только если вы добавите в меню чиабатту, – сказал Ребус, отодвигая чашку. – И к ней – кофе получше.

В допросной вместе с Сазерлендом и Ридом сидел Билл Ролстон. На вопрос Шивон Кларк, с какой это стати, Джордж Гэмбл ответил, что Ролстон возглавлял первоначальное расследование. Вдруг укажет правильное направление, короткий путь или поделится тем, что говорит ему насчет мотивов и вероятных подозреваемых чутье.

Бюджет уже позволял провести анализ почвы, а также исследовать наручники и салон машины, проведя все необходимые тесты. Процесс шел полным ходом.

Дерек Шенкли взял в университете отгул на полдня и теперь перечислял Филу Йейтсу имена и телефонные номера. Шивон Кларк ободряюще улыбнулась ему и направилась по коридору дальше, к кабинету, где среди коробок и папок сидели Фокс и Лейтон.

– На два слова, Малькольм?

Фокс поднялся и вышел к Шивон в скудно освещенный коридор с облезлыми кремовыми стенами.

– Есть прогресс? – спросила Кларк. Фокс пожал плечами. – Или твои отношения со Стилом и Эдвардсом подразумевают, что всеми добытыми сведениями ты делишься в первую очередь с ними?

– Интересно, как Джон узнал. Ты их видела из окна?

– Вроде того.

– Врешь. Видела бы – знала бы, что я разговаривал только со Стилом, а Эдвардс оставался в машине. А на твой вопрос отвечу: я ему не сказал ровно ничего.

– Так держать.

– Думаешь, они могут быть замазаны по уши?

– Под подозрением любой, кто имел доступ к наручникам.

– Всегда и предполагалось, что эти двое связаны с тем делом.

Кларк усмехнулась:

– Сойдемся на том, что это как минимум в высшей степени вероятно?

– Шивон, я просто пытаюсь мыслить непредвзято. Мне кажется, в том давнем расследовании были упущения. Версий с самого начала было всего две: причина исчезновения Блума связана либо с его ориентацией, либо с его работой. – Фокс взглянул в дальний конец коридора, где была дверь в штабной кабинет. – Сейчас у вас там один из главных подозреваемых. Он или помогает следствию, или делает вид, что помогает.

– Вообще у нас тут двое свидетелей, Малькольм. На кого из них ты навесил ярлык “подозреваемый”?

– На бойфренда. Хотя и не думаю, что он виновен.

Кларк сложила руки на груди.

– Что Стилу от тебя надо?

– Ты сама на это ответила – он хочет быть в курсе.

– Ты же понимаешь, что не можешь играть им на руку.

– Конечно. Придется делать вид, что подыгрываю. Иначе они собираются раскатать Джона в лепешку.

– А ты сумеешь убедить их, что ты на их стороне?

– Постараюсь. Они разыгрывают карту Жалоб и Антикоррупции, которые должны работать рука об руку в борьбе за правое дело. – Фокс помолчал. – Я знаю, что у тебя с ними вышла история.

– А я знаю, какими сволочами они умеют быть. Осторожнее, Малькольм.

– Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь.

Сочтя, что натянутая улыбка сойдет за ответ, Шивон похлопала Фокса по лацкану пиджака и вернулась в следовательский кабинет. Дерек Шенкли попросил о перерыве и теперь стоял у окна с кружкой чая. Кларк подошла к нему:

– Как успехи?

Дерек выдавил кривую улыбку:

– Нормально.

– Я думала, вы сумели построить жизнь заново. А на вас еще и это обрушилось.

Кожаную куртку Шенкли снял, и теперь она свисала со стула, стоявшего у стола Йейтса. Сегодня на Шенкли была другая футболка – черная, ловко сидевшая на подтянутом теле – и “поношенные” джинсы с низкой посадкой.

– Вы правы, – тихо сказал он. – Я почти не сплю, все вспоминаю нашу с ним жизнь. Мы были любовники-друзья, нам нравилось одно и то же – вещи, еда…

– Когда я увидела вас в том фильме про зомби, то сразу подумала – вот люди, которым хорошо друг с другом, секунда – и рассмеются.

При воспоминании о фильме улыбка Шенкли стала шире.

– Может, все дело было в травке, чего уж там? – Он замер, в упор глядя на Кларк.

– Ну-ну, – подбодрила она. – Что сказано у чайника, у чайника и останется.

– В тот день было холодно, температура около нуля, – начал Шенкли. – Пар от дыхания. Один парень из съемочной группы даже спросил, дышат ли зомби. Как, мол, они могут дышать, если у них легкие ссохлись. А мы, раскрашенные синим, пытались этих зомби обхитрить. – Он помолчал. – Вообще я как раз говорил… – Он кивнул на Йейтса, проверявшего сообщения в телефоне.

– Констебль Йейтс, – напомнила Кларк.

– Говорил ему, что из “Бродяг” мало кто снимался в массовке, зато подростков из соседней деревни хватало. К вопросу о культурных разногласиях – они таращились на нас как на экзотический вид. Один или двое, может, даже хотели бы, чтобы мы вымерли.

– До драк не доходило?

– Просто кричали всякое, в основном в спину. – Шенкли помолчал и неуверенно потер локоть. – Стюарта убили не из-за этого.

– Вы уверены?

– Вполне.

– Кстати, о “Бродягах”… – Кларк понизила голос и придвинулась к Шенкли: – Нам известно, что отец предупреждал вас насчет грядущих рейдов. Вы не знаете, кто ему о них говорил?

Шенкли отрицательно покачал головой.

– Точно? – Шивон пристально смотрела на него, но Шенкли молчал. – Что ж, пусть все останется между нами. К тому, что случилось со Стюартом, это определенно не имеет никакого отношения. – Она подождала, пока Шенкли осмыслит ее слова, и спросила уже менее напряженным тоном: – Жутковатые фильмы, да?

– Хотя их снимали хорошие люди. Звуковик, гримерша – вся группа. Чудесные. Мы со Стюартом иногда выпивали с главным оператором. Он знал о съемках не в пример больше Несса. Рассказывал о людях, с которыми работал, там были известные имена. Ну и сплетни, конечно. Стюарт многому у него научился.

– Например?

– Как вести съемку в тех или иных условиях. Ну, при плохом освещении или на расстоянии.

– Стюарту в его работе могло пригодиться.

– И звукооператор тоже. Стюарт обсуждал с ним тонкости звукозаписи.

– Вы имеете в виду прослушку?

– Да, телефонные звонки и всякое такое. Плюс беседы в местах с сильным фоновым шумом.

– Вы назвали констеблю Йейтсу их имена?

– Он не спрашивал.

– Тогда, может быть, мне назовете? Вы еще общаетесь с ними?

Шенкли поморщился:

– С тех пор как исчез Стюарт – нет. То есть они звонили, говорили, что сочувствуют…

– И их зовут?..

– Колин и Джо. Фамилий не помню.

Кларк подвела его к своему столу, запустила диск и перемотала запись до финальных титров.

– Колин Спик и Джозеф Мэдден, – прочитала она.

– Наверное, – согласился Шенкли.

– Во время первоначального расследования их наверняка допрашивали?

– Думаю, да. – Шивон не сводила с него взгляда, и он пожал плечами: – Меня про них никто не спрашивал.

– Ну а я спрошу: мог ли Стюарт использовать их советы в работе, которую он выполнял для Джеки Несса?

Шенкли нахмурился, напряг память.

– Они часто сидели втроем, совещались о чем-то, – признался он. – Думаете, это важно?

– Может, и нет. – Кларк ободряюще улыбнулась – она же разговаривает не с коллегой, а с гражданским, и к тому же свидетелем. – Нам просто нужно убедиться, что мы ничего не упустили. У вас остались телефонные номера этих людей? Может, вы знаете, как еще с ними связаться?

– Не очень.

– И на Фейсбуке не дружите?

Шенкли отрицательно покачал головой, огорченный, что разочаровал ее.

– Не берите в голову, – сказала Кларк.

Йейтс в упор смотрел на них из-за своего стола.

– Похоже, перерыв окончен. Однако помните, что я говорила насчет тех рейдов.

У полицейского участка в Лите собственной стоянки не имелось, поэтому Кларк поставила “астру” возле Лит-линкс и, не вылезая из машины, достала телефон. До Гэйфилд-сквер было от силы пять минут езды, и она собиралась наведаться туда, но решила позвонить. Констебль уголовного розыска Кристин Эссон взяла трубку сразу же.

– Приветствую тебя, незнакомка.

– Кристин, ты в управлении?

– Худо-бедно справляемся без тебя.

– Прости, что до меня было не дозвониться. У нас тут немного суматошно. Все в порядке?

– Вчера четыре часа просидела в суде, только чтобы узнать, что слушания отложили. Слава богу, на свете есть “Кэнди Краш”[13].

– Ты сегодня занята?

– А что тебе надо?

– Дело Эллиса Мейкла.

– Зачем?

– Помнишь, как звали его дядю?

– Который в татуировках?

– Да.

– Вроде бы Дэмиен или Дэриен?

– Даллас, – твердо сказала Кларк. – Вот как его звали.

– А тебе зачем?

– У него есть судимость, да?

– Участвовал в паре стычек.

– Его данные могут быть в деле?

– Шивон, что там у тебя?

– Да ничего, неверное. Просто хочу с ним поболтать.

– Все хранится в архиве. Поднять дело?

– Только если у тебя найдется время.

Рядом встала еще одна машина.

– Кристин, я тебе перезвоню.

Кларк закончила разговор и опустила окошко. То же самое сделал и Ребус.

– Какая приятная неожиданность, – прокричал он, как через пропасть.

– Джон, ты что здесь делаешь?

– Хотел развести кого-нибудь на чашку чая. А ты?

– Я здесь работаю, ты не забыл?

Но Ребус указал на полицейский участок:

– Вообще-то ты работаешь вон там. Но по какой-то причине ты метнулась на машине сюда, чтобы позвонить или чтобы тебе позвонили. Весьма загадочно.

– Может, я хотела куда-нибудь поехать.

По взгляду Ребуса Кларк стало ясно, как она огорчила его своей ложью.

– Ну ладно, – созналась она, – дело в звонках.

– Из телефона-автомата?

– На Кэнонгейт. Автомат напротив бара под названием “Маккензи”. В баре работает дядя Эллиса Мейкла.

– А Эллис Мейкл?..

– Пару месяцев назад его признали виновным в убийстве подружки.

Ребус кивнул: