Спасти мир в одиночку Корецкий Данил
– Стойте! – крикнул Чандлер так громко, что остальные притихли. – Раз возникли сомнения из-за разночтений в бумагах, то предлагаю прибегнуть к старинному обряду приема в Орден – испытанию волком! Его невозможно подделать!
Зал снова зашумел. Многие знали суть этого испытания, но никто его никогда не видел, поэтому всем было интересно.
– Что ж… Ставлю и это предложение на голосование. Если, конечно, сам кандидат согласен.
Чандлер подошел к находящемуся в прострации Иуде, рывком поставил того на ноги, развернул лицом к публике и шепнул ужасным голосом:
– Говори: согласен!
– Согласен, – повторил тот и кивнул. Он был похож на большую, набитую ватой механическую куклу.
Подавляющим большинством голосов проголосовали за испытание волком, назначили его на послезавтра, выбрали комиссию наблюдателей. На этом собрание закончилось.
Члены Ордена пошли к выходу. Уже стемнело. На улице, под фонарем, их ждал Шефер, за ним стоял помощник с длинным свертком, из которого торчали эфесы двух рапир – с испанской чашкой, длинной крестовиной и единственной дужкой. Такие когда-то использовались для дуэлей. Потомок рыцарей выжидающе вглядывался в выходящих, готовый сразиться с любым желающим, но те безразлично проходили мимо.
Оживленно переговариваясь, они шли к воде, некоторые на ходу снимали маски. Затарахтели моторы катеров и лодок, стоящие на рейде яхты подошли к пристани, забирая своих пассажиров, и вскоре берег опустел. Но не совсем: остался один катер, одна яхта и одна моторная лодка. Убедившись, что больше никто не выходит, Шефер со своим помощником вышли на берег, столкнули простенькую моторку на воду и уплыли подальше от страшного острова.
В храме, не считая сидевшего в маленькой комнате настоятеля, оставались четверо. Иуда по-прежнему сидел на скамье, постепенно выходя из прострации, а Чандлер и Бекстер с Одли беседовали под картиной Страшного суда. Они сняли маски, перебросили через руку мантии и приобрели совершенно цивильный вид. Финансист и юрист были, как всегда, в строгих костюмах с галстуками, а Чандлер в джинсах, клетчатой шведке и короткой полотняной курточке.
– Почему вы даже не попытались? – спросил американец. – Ведь рекомендатели должны поддерживать своего кандидата!
– Мы ведь предупреждали тебя, Алан, – устало проговорил Бекстер. – Репутация превыше всего! И если приходится возиться в дерьме, то этого никто не должен видеть… А ты провалил все дело и хотел выставить нас на посмешище!
– Дело не провалено, – пытался оправдаться Чандлер. – Испытание волком станет формальным поводом допустить его в Орден, и он сделает то, что я обещал! А все неувязки и несуразности забудутся, тем более что ему не суждена долгая жизнь…
– Он не выдержит даже испытания козлом! – презрительно бросил Бекстер. – Какой там волк!
– Я все устрою!
– Слышал, Алекс? – с издевкой спросил Бекстер. – Он все устроит!
Молчаливый обычно юрист усмехнулся.
– Ты представил солидным людям лошадь, которая должна прийти первой, на нее поставили миллион долларов, а она оказалась клячей, которая упала на середине дистанции… Как думаешь, что сделают с тем, кто давал гарантии? Так это только миллион долларов! А если на кону весь мир?! Тебе не кажется, что он стоит немного дороже?!
Чандлер махнул рукой.
– Я же не идиот и всё понимаю! Обряд пройдёт нормально!
Кристиан и Алекс не прощаясь направились к выходу. Через несколько минут яхта отошла от причала. Остался только белый катер. Но через полчаса и он взял курс на Венецию.
– Какое испытание волком?! – сидя за столиком на корме, возмущался отпоенный коньяком и пришедший в себя Кулебякин. – Я и так чуть инфаркт не получил! И не соображал, на что соглашался!
– Если ты сорвешь дело, меня спишут, – бесстрастно сказал американец.
– Как спишут?
– Сольют, терминируют, нейтрализуют. Грохнут, если тебе так понятней. Только до этого, сам понимаешь, тебя ликвидируют…
– Чего?! Я при чём?!
– А как ты думал! Слишком большие деньги и слишком важные интересы стоят на кону! Думаешь, нас оставят в живых, если ты всё сорвёшь?
– Что же делать?!
Было видно, что Иуда не на шутку испугался.
– Дело делать! Волка накормят, сделают успокаивающий укол, который полностью лишит его агрессивности, укоротят цепь, чтоб не достал до тебя. А ты войдешь в клетку, пройдешь до конца вдоль решетки, возьмешь вот такой перстень и вернешься.
Американец показал свой перстень с волчьей головой.
– С этого момента ты станешь полноправным членом Ордена! Хочешь, и тебе успокаивающий укол сделают? Или напьешься для смелости! Пей кстати, отличный коньяк!
Иуда залпом осушил бокал, но легче ему не стало.
– Может, и правда укол мне сделать? – спросил он.
– Запросто! – ответил американец. – Вообще не вопрос!
– С этого собрания он приехал пьяный в дрова, – возбужденно рассказывала Лика, испуганно округлив глаза. – И вид обоссанный, будто в штаны напустил… Плакался, что его куда-то не приняли… Не прокатило получить орден, короче! А завтра у него какое-то испытание, вроде должен зайти в клетку с волком… Думала с чурбаном в маске, а оказывается – с настоящим… Ни хрена себе! Что тут испытывать? Сожрут его на хрен, к чертям собачьим…
Надо сказать, что когда Лика не изображала из себя леди, то ее речь отличалась массой гипербол, метафор и олицетворений, хотя сама она об этом не подозревала и удивилась бы, если бы узнала, что говорит таким мудреным слогом. Но я ее не просвещал, чтобы не сбить с мысли. Главное, что теперь она служила мне и изрыгала хоть и непричесанную, но чистую правду.
Вы спросите: как я этого добился? Очень просто – нажал на кнопку послушания. Ничего особо сложного в этом не было: у каждого человека в биографии есть такие кнопки. У Виктории Сергеевны Полупановой она имела вид прекращенного уголовного дела за хранение наркотических веществ. Сроки давности по нему не истекли, да и сам по себе этот факт не украшал биографию модели и кандидатки на конкурсы красоты. Больше того – он ставил на ее дальнейшей карьере жирный крест!
Поэтому Лика старалась, вспоминая мельчайшие подробности интересующих меня событий. От умственных усилий у нее морщился лоб, причем только правая его половина, а левая оставалась гладкой. Выглядело это очень необычно и противоестественно, как будто сквозь безупречную оболочку дорогой куклы проглядывал глубоко скрытый внутренний дефект. Впрочем, кому-то это могло показаться забавным.
Но мне было не до забав. Красотка с возмущением поведала, что, когда я был в отъезде, они собирались на морскую прогулку, но неожиданно планы изменились: Иуда остался в отеле и оставил их с Микой, а на прогулку отправились Анджело с «этой рыжей сосулькой», которые отсутствовали довольно долго, а рыжая вообще появилась в зоне досягаемости уже утром…
Это был серьезный сигнал! Кобра мне ничего не рассказывала, значит, прогулка с Чандлером принесла свои результаты… В первую очередь для американца но, судя по утреннему возвращению, и для моей беспутной боевой подруги… Причем на этот раз беспутство обуславливалось не работой, а шло вразрез с ней, что исключало какие-то оправдания! Что ж, интуиция не подвела меня и на этот раз: хорошо, что я вдруг перестал ей доверять и все открытия, сделанные в старинном замке, сохранил в тайне!
– Так что, этот жирдяй завтра полезет к волку! – уже в третий раз повторила Лика. – Не хочет, ноги дрожат, а полезет, иначе ему – вилы! Кто его взял в такой оборот – не знаю, брехать не буду…
– Не волнуйтесь, синьорита, судьба хранит достойных, так что, думаю, все будет хорошо! – уверенно, но неискренне, сказал я.
Почему я был в этом уверен? И почему был неискренним? Ну, подумайте сами, дорогие друзья: что хорошего может случиться с человеком, который залезет в клетку с хищником? Да еще, скорее всего, напившись для храбрости, допьяна? Ровным счетом ни-че-го! Разве что, если напоить и волка… Но лично я, как член Общества защиты животных, буду категорически против этого…
– Да, врать не стану, – моя выдержанная в духе светских салонов фраза, особенно слово «синьорита», заставила Лику переключить звуковую дорожку на режим «леди». – Но это, несомненно, не очень достойные люди! Согласитесь: жестоко заставлять Николая Петровича действовать против своей воли!
Я с ней согласился, а чтобы компенсировать использование «кнопки послушания», которое может оставить неприятный след в душе лица, ею подвергнутого, включил «кнопку поощрения».
– Ты еще хочешь познакомиться с графом?
– Ну конечно! Еще бы! – она засияла.
– Тогда обойдемся без лишних церемоний: я дам ему твой телефон, и он сам позвонит. Возражений нет?
Возражений не было. Впрочем, я так и думал.
На следующий день Чандлер с утра зашёл в продуктовый супермаркет и отоварился таким количеством разнообразных деликатесов, что любой, увидевший его в тот момент, решил бы, как и кассир, обслуживавший покупателя, что он готовится славно провести время на пикнике в большой мужской компании. Корзина была доверху заполнена сырым мясом: баранье филе, говяжья лопатка, шейная часть свинины – судя по всему, покупатель являлся ярым поклонником стейков и шашлыка.
Расплатившись наличными, Чандлер вышел через стеклянную дверь, перешёл через канал по крутому мостику на противоположную сторону улицы и по каменным ступенькам спустился к воде, где ждал его белый катер с рыжим капитаном за штурвалом.
– Давай на базу, Майкл!
Капитан, осторожно лавируя между гондолами, лодками и грузовыми катерами, подвозящими продукты и прочие необходимые грузы к выходящим на воду гостиницам, вывел катер в Гранд-канал, увеличил скорость, выскочил на простор лагуны и через двадцать минут причалил к Лысому острову, огороженному высоким глухим забором.
Отперев своим ключом калитку, Чандлер зашел во двор. Лучи солнца отражались от зеркальных панелей двухэтажного здания с антеннами на крыше и слепили глаза. На вертолетной площадке была разбита брезентовая палатка, возле которой сидел на сухом, отполированном морскими волнами бревне мускулистый негр лет тридцати на вид. Из одежды на нём были лишь шорты цвета хаки. Разложив на земле газету, он азартно чистил кухонным ножом большого тунца, так что чешуя летела во все стороны.
– Вижу, у тебя все в порядке! – вместо приветствия сказал Чандлер. – А как твой подопечный?
Негр положил нож рядом с недочищенной рыбой, поднялся и кивнул головой.
– Здравствуйте, синьор Анджело! Уже немного успокоился, а первые дни грыз прутья, я думал, зубы сломает… Или перегрызет!
– Ну, пойдем посмотрим…
Они обошли дом и подошли к большой клетке, рассчитанной на крупного и опасного хищника. И действительно, ее обитатель требовал таких предосторожностей: огромный черный волк зарычал и с разбегу ударился в прутья так, что они задрожали. Когда злобно рычащий зверь встал на задние лапы, то его распахнутая пасть оказалась на одном уровне с головой Чандлера. Негр поднял руку, пощелкал языком и что-то сказал на неизвестном американцу наречии. Волк как будто понял, опустился на четыре лапы и отошел от ограды.
– Где ты научился так обходиться с ними? – спросил Чандлер.
– Работал звероловом в Африке, потом в зоопарке в Риме, синьор Анджело, – почтительно ответил негр. – Еще в цирке с дикими животными. В последние годы работы не было, продавал цветы, сувениры… Когда увидел объявление в газете, обрадовался и сразу стал звонить! И не прогадал!
Он довольно улыбнулся.
– А в клетку к нему заходишь? – настороженно спросил Чандлер.
– Конечно! Я же кормлю его, подливаю воды, убираю…
– Поразительно! Значит, и мы не прогадали!
Чандлер поставил на землю свою тяжелую сумку.
– Здесь мясо. Завтра накормишь его так, чтобы он уже смотреть не мог на еду…
– Хорошо, – с недоумением кивнул смотритель, явно ожидая разъяснений.
– Предстоит небольшое… Гм… Представление, точнее, старинный обряд… Наш сотрудник должен будет зайти в клетку, вдоль прутьев пройти ее до конца и поднять с земли одну вещь… Это средневековое испытание: волк сидит на цепи, которая чуть-чуть не позволяет достать до смельчака. Человек должен пройти совсем рядом, показать свое мужество и выйти обратно! Ты понял?
– Да. У меня на родине есть похожие ритуалы…
– Но мы не можем допустить несчастного случая! Должна быть гарантия, что мой человек не только зайдет в клетку, но и выйдет из нее!
– Конечно… Только что от меня требуется?
– Во-первых, ты накормишь зверя до отвала! – загнул палец Чандлер.
– Понял, – кивнул негр.
– Во-вторых, ты посадишь его на цепь, которая не позволит ему подойти к человеку ближе, чем на два метра! – американец загнул второй палец. – Ты сможешь посадить его на цепь?
– Когда будет сытый – смогу.
– Очень хорошо. В-третьих… – Чандлер загнул третий палец и, показав согнутые пальцы, достал из висящей на плече сумки странного вида пистолет: красный, большой, неуклюжий и, судя по диаметру ствола, огромного калибра. Потом извлек из картонной упаковки белый пластиковый шприц – короткий, но толстенький, с красным стабилизатором сзади.
– Это пневматический пистолет, – он с треском переломил ствол и, словно пулю, вложил в него шприц. – Стреляет на пять-семь метров и служит для усыпления диких животных…
– Да, я знаю, – кивнул смотритель и облизнул красные губы.
– Сейчас нам его усыплять не надо, доза транквилизатора уменьшена, он только успокоит волка и снимет агрессивность. Просто мы должны быть уверены, что не пострадает человек! Нам не нужны неприятные сюрпризы! А это плата за лишнюю работу…
Американец протянул пятьсот евро, разрядил пистолет и протянул все смотрителю. Но тот взял только деньги и шприц.
– Я сделаю ему укол, когда буду сажать на цепь, он же меня подпускает…
– Ну, смотри! – Чандлер спрятал пистолет обратно. – Лекарство нужно вколоть за час до начала. Мы приедем в полдень.
– Спасибо, синьор Анджело! – негр спрятал купюры в правый карман шорт, а коробку держал в руке.
– Вот и хорошо! – подвел итог Чандлер. – Если всё пройдёт по плану, получишь ещё и премию!
– Я сделаю всё, как вы сказали!
– Что ж, тогда до встречи завтра.
– До свидания, синьор Анджело, – смотритель, кланяясь, проводил его до калитки.
Расстались они довольные друг другом.
Поскольку вместо своего агента у него дома я нашел только неприятности, то поставил на фонарном столбе ответный сигнал, который стал первым откликом на его отчаянные вызовы. И вот, наконец, мы встретились. Не могу сказать, что я так уж хорошо узнал Рыбака за время нашего общения, но ведь даже кратковременное знакомство или мимолётная встреча могут многое рассказать о новом человеке, с которым такого опытного разведчика, как я, сводит судьба или, как в данном случае, работа. Ведь о Брандолини и до встречи с ним я знал гораздо больше, чем он сам о себе когда-либо узнает. Так вот, исходя из его досье и наших, пусть непродолжительных, личных контактов, я никогда бы не предположил, что спокойный, склонный к меланхолии и иллюзиям любви Джузеппе способен пребывать в такой нервозности.
Если раньше он и находился в подобном состоянии, то, вполне возможно, только однажды – утром после пробуждения в постели с Коко: она довольно подробно и откровенно описала это в своем рапорте. Впрочем, несмотря на всю запоминаемость прелестей той ночи, горького утреннего похмелья, недавнего всплеска рецидивной любви и повторно пережитого разочарования, все эти чувства вместе не сравнятся с лишенными прелестей и гораздо более горькими впечатлениями обнаружения в своей квартире трупа соседа, которого убили вместо тебя!
– Я почти неделю не живу дома, прошу вас о встрече и не получаю ответа! А несчастного Луку я попросил проверять мышеловку – сдохшая мышь способна надолго провонять всю квартиру! А теперь он сам выступил в роли мыши! Мой единственный настоящий друг! – возбужденно говорил Рыбак, почти кричал, хотя о таких вещах принято сообщать шепотом.
Мы сидели в маленьком ресторанчике неподалёку от грузового порта – в этом районе мало случайных людей, среди посетителей – грузчики, крановщики, автокарщики и другие рабочие порта, зашедшие перекусить после смены, здесь нет завсегдатаев, и мала вероятность встретить знакомых. Джузеппе отказался от предложения заказать что-либо кроме кофе и нервно курил короткие и очень крепкие, судя по едкому горькому дыму, сигареты с рубленым сигарным табаком. Я выдержал паузу, в течение которой он успел докурить одну и прикурить новую, а я спокойно ел лазанью, как будто ничего чрезвычайного в мире не происходит, а значит, и волноваться не о чем. Это гораздо более эффективный способ успокоить взволнованного собеседника, чем пустые утешения и сочувствия, которые только раздражают.
– Я допустил ужасную ошибку и понял, что дело плохо кончится, потому переселился к Гаспаро, мы спим по очереди, с ружьями наготове! А хожу я вот с этим, – он выложил на скатерть маленький карманный пистолет с потертым воронением: «Беретта 1919» – устаревшая, но безотказная модель…
– Спрячь! – я быстро накрыл его салфеткой.
Рыбак махнул рукой и сунул «Беретту» в карман.
– У меня есть разрешение. Только я никогда не носил его постоянно! Паоло с Лоренцо тоже вооружились, вызвали родственников из Виченцы, живут вместе, а в мастерской дежурит частная охрана…
Агент снова закурил.
– Но оружие само по себе ничего не решает! Оно хорошо только вместе с умением и привычкой убивать! А у нас нет этих привычек… Хотя я в молодости, бывало, дрался и в поножовщинах участвовал, может, и сейчас смогу пристрелить какого-то негодяя! Но Гаспаро, Лоренцо, а особенно Паоло – они мирные люди, ремесленники! Они зарабатывают своим трудом!
Он бросил пачку перед собой на стол. Сигарет в ней было еще много, поэтому я не стал ждать, когда он докурит и сам решит заговорить по существу.
– Если не знаешь, с чего начать, начни хоть с чего-то, – тихим голосом и деликатным тоном посоветовал я.
Он с силой воткнул окурок в пепельницу, и в меня вонзил острый, довольно враждебный взгляд. Хорошо, что не стилет! Не считает ли он, что его хотели убить из-за отношений со мной? В истории оперативной работы широко известны случаи, когда впавший в депрессию агент вымещает отчаяние за все свои неудачи на своём операторе. Это известно еще со времен царской охранки, и в «Наставлении по агентурной работе», написанном в начале прошлого века начальником Особого отдела Департамента полиции Зубатовым, оперативники специально предостерегаются от таких эксцессов.
– Паоло, Гаспаро и Лоренцо единодушно отказались участвовать в проекте возрождения! – сказал он с вызовом, будто именно я сначала придумал этот безумный план, а потом отговорил его братьев реставрировать Венецианскую республику.
И хотя это известие полностью отвечало поставленным передо мной задачам, я постарался выразить ему сочувствие:
– Джузеппе, братья, несомненно, желают и тебе, и себе, и вообще всему вашему славному клану добра и процветания…
– Нет! – Рыбак замахал руками, будто пытаясь заставить меня замолчать. – Это совсем другая ситуация! Знаешь принцип: вход в комнату – сто евро, выход – тысяча?!
В России говорят немного иначе: «Вход рупь, выход два» – какие у нас, на фиг, евро, тем более тысячами?
Я кивнул:
– Ну, я знаю несколько другой вариант, но смысл тот же.
– Мы оказались как раз в такой ситуации! Когда я рассказал об этом нашему мэру, тот чуть не упал со стула! И сказал, что из всех родов отцов-основателей остался только наш! И что я заверил его в положительном решении братьев! А я действительно заверил, но я ошибся! Однако синьор Серсино не стал ничего слушать, он тут же позвонил по телефону и рассказал все самому дону Витторио. А тот сказал, что он очень разочарован! Ты знаешь, что это означает?!
– Извините, мой дорогой друг, но кто это такой разочарованный? И что вам с его разочарования?
Я, глядя ему в глаза, вопросительно приподнял брови.
– Дон Витторио, – раздельно, чуть ли не по слогам, театральным шёпотом произнёс Рыбак, – Крёстный отец мафии Южной Италии.
– А он-то с какого боку причастен к вашему проекту? – удивился я.
– Я знаю только, что без его участия не происходит ничего в наших краях, а тем более такие масштабные планы не могут реализоваться. Не удивлюсь, правда, если выяснится, что его род тоже принимал участие в основании Светлейшей Республики: чьи-то потомки занялись строительством лодок, а чьи-то остались верны пиратскому ремеслу, – кисло усмехнулся Рыбак. – Думаю, не случайно дон Витторио сейчас находится в Венеции!
– И в чём проявилось его разочарование? – спросил я, так как понимал, что мафия, несмотря на весь технический прогресс, сообщения о своих разочарованиях вряд ли широко рассылает электронной почтой или эсэмэсками.
После того как Брандолини так эмоционально поделился со мной своими бедами, он немного успокоился, заказал еще кофе и рюмку граппы и продолжил:
– В мастерскую к братьям пришли три человека с хорошими манерами и лицами убийц и очень вежливо предложили им изменить своё решение. Дескать, возрождение республики выгодно всему населению Венеции, а их капризы мешают осуществлению многовековой мечты буквально всех венецианцев!
Рыбак сделал глоток крепчайшей граппы, запил кофе.
– В случае, если наша семья попытается вставлять тонкие сухие прутья своего никчемного мнения в мощные колёса прогресса, – сказал он, явно копируя чей-то голос. – То для начала сгорит мастерская, а потом каждый из нас получит то, чего заслуживает предатель интересов итальянского народа!
Он ненадолго задумался, потом поджал губы.
– Это было очень убедительно, поэтому братья не стали долго раздумывать и решили согласиться.
«Вот те на!» – ситуация изменилась на противоположную и теперь шла вразрез с моим заданием…
– А теперь-то в чём проблемы? – спросил я, откровенно не понимая Рыбака: и отказались – плохо, и согласились – тоже нехорошо.
– В том, что меня попытались убить! И если бы я жил дома, то меня бы нашли на полу с пулей в сердце!
– Но зачем тебя убивать?!
– Ты не понимаешь! – вздохнул агент. – А у итальянцев это понимание в крови! Паоло сразу сказал, что без мафии такой большой и дорогой проект не обойдется! Это не просто проблемы, это законы существования «общества чести». Ему должны все, а оно не должно никому! Мы все знаем, что мафиози никогда не делятся с посторонними людьми, наоборот – заставляют посторонних делиться с ними! А следовательно, когда семья Брандолини выскажет своё, нужное мафии волеизъявление, она неминуемо окажется лишней в дележе денежного пирога. Вот что озаботило братьев, и их можно понять!
Я молчал, понимающе кивая.
– Но зачем убивать тебя? Ты же еще не высказал своей воли, не подписал ни одного документа… Зачем же заинтересованным лицам лишать себя твоей подписи?
– Не знаю! – раздраженно отмахнулся агент. – Спроси у моего соседа Луки Манфреди, который зашел ко мне в квартиру проверить мышеловку! Разве он предполагал, что его убьют? Конечно нет: за мышей не убивают! Ну, и что с ним случилось?!
Я молчал. Трудно что-то возразить человеку, который толкует события, исходя из правил, по которым жили предыдущие поколения, своего жизненного опыта и вытекающей из этого логики. Житель Ямайки объяснил бы аналогичную ситуацию делом рук жрецов вуду… Некромант – колдовством мертвых. Полицейский – преступлением грабителей…
Но у разведчика совершенно другой опыт и другая логика, поэтому мне совершенно ясно, что на Рыбака покушалась не мафия. Тогда кто? Значит, действительно его хотели убить, чтобы помешать мне? И заодно вывести меня из игры: если бы не благоприятное стечение обстоятельств, то два-три месяца я бы провел в тюрьме! А кому я мешаю? Кому я уже нарушил планы и собираюсь нарушить еще? Иуде? Но это марионетка, не имеющая собственных планов, она дергается на нитках, которые держит оператор – установленный сотрудник ЦРУ Алан Чандлер! И он, судя по всему, завербовал Кобру… Кстати, она знала адрес Рыбака и прекрасно понимала, что, вернувшись после поездки, я буду его искать! И, может быть, как это ни печально и как ни хочется в это верить, она и «просигналила» в полицию?!
– Эй, что с тобой? – Рыбак помахал ладонью перед моим лицом. – Куда ты провалился?
Он прав: бой с несколькими противниками не позволяет впадать в прострацию: надо бить, уклоняться, наносить встречные удары…
– Скажи, Джузеппе, я правильно понял: если бы не участие дона Витторио, братья не поддержали бы проект Свободной Венеции?
– Конечно! И я уже не хочу его поддерживать! Ибо иметь дело с чиновниками – это одно, а с мафией – совсем другое! Первые если и обманут, то по крайней мере не убьют! А вторые убьют, даже если не обманут!
– Но сейчас мафия смыкается с бизнесом и постепенно легализуется…
Брандолини кивнул.
– Да. Но везде по-разному. Все зависит от руководителя. Доны старой школы, как акулы, почуявшие запах крови – они мгновенно тут как тут! И неважно, что рядом стоит крейсер с пушками и пулеметами, им плевать, они командуют: потопите крейсер и накормите меня мясом! А молодая поросль более гибкая: зачем воевать с крейсером и нести потери – найдем другое место, где можно насытиться! Но дон Витторио живёт по старым законам, и его все боятся…
– Есть поговорка: «Если кого-то многие боятся, то и он должен бояться многих»! У вашего дона должно быть много врагов: новое всегда стремится вперед и сметает то, что мешает на пути…
– Вовсе нет, – серьёзно ответил Брандолини. – У нас очень сильны традиции. Крестный отец никого не боится, он любит бывать на публике и принимать знаки уважения, ему до сих пор целуют перстень на пальце. Даже когда Дон Витторио обедает, он садится в общем зале. Иногда люди подходят к нему, жалуются на обиды и несправедливости, и он им помогает…
– Неужели это правда?
– Чистая правда. В ресторане «Пицца с сардинами» ты можешь встретить его почти каждый день. Хозяин – Худой Маттео в полтора центнера весом – его земляк, они родились в Калабрии, в Катандзаро. Это самый юг Италии, как говорят иностранцы – «носок сапога». Кругом море, отсюда и любовь к рыбе. Ну и, конечно, пиццы, лазанья, пасты… Кстати, там подают неплохое белое калабрийское вино – Либранди Чиро Бьянко. Очень хорошо к рыбным блюдам…
– Так, может, тебе стоит подойти к нему во время обеда и изложить свою проблему?
Рыбак криво улыбнулся.
– Его благотворительность не распространяется на ущемление собственных интересов. Почему ты так смотришь?
– Как?
– Не знаю, – агент поежился. – У меня даже холодок по спине пробежал.
– Задумался. Знаешь библейскую притчу: отплати добром за зло?
Рыбак хмыкнул.
– Это ты насчет того, что если тебя ударят по правой щеке – подставь левую?
– Типа того.
– И что?
– Один мудрец вопросил: «Если за зло платить добром, то чем платить за добро?» И никто не дал ответа.
– А я дам, – агент улыбнулся. – За зло платить не надо, оно раздается бесплатно, причем в неограниченном количестве!
– Пожалуй… Кстати, это касается не только зла… Если тебе что-то не нужно и ты этого не хочешь, его всегда будет навалом… А если что-то позарез необходимо – этого не найдешь!
– На что ты намекаешь?
– А ты сам подумай!
Мы с шестидесятиградусной граппой сделали свое дело – Брандолини заметно успокоился. Но мы с ней разделились: он заказал еще рюмку, а я допил свою, на этом остановился и спросил:
– Ты все еще хочешь познакомиться с очаровательной девушкой, которая излечит тебя от разочарований, связанных с этой вертихвосткой Коко?
– Ну конечно!
Я написал на салфетке номер телефона и имя.
– Она с нетерпением ждет твоего звонка! – я встал, собираясь уходить, и напоследок, как и положено, подбодрил агента:
– Успокойся, дружище, на тебя никто не охотится. Думаю, Лука стал жертвой обычных налетчиков. У меня сейчас напряженное время, много работы… Поживи еще немного у Гаспаро, а я раскидаю дела, и мы встретимся вновь. Я сам позвоню. И выкинь свои страхи из головы: все будет хорошо!
Джузеппе посмотрел на меня тоскливым взглядом: он достаточно долго жил на свете и занимался достаточно специфическими видами деятельности, чтобы знать: фразу «Все будет хорошо» произносят обычно тогда, когда ожидается, что всё будет очень плохо! Хотя я намеревался вернуть ей доподлинный смысл.
Подозвав официанта, я расплатился и не спеша направился к центру. У меня действительно наступали насыщенные событиями дни…
Глава 3
Волчья коррида
К Лысому острову прибыли на нескольких судах. Белый катер с рыжим капитаном привез Алана Чандлера и полумертвого от страха и выпитого коньяка Иуду. Чандлер приглашал на борт и Бекстера с Одли, но они отказались, сказав, что воспользуются своей яхтой. Еще один катер, арендованный в порту, занимали временный, а фактически постоянный управляющий делами Ордена Пьетро Куличано, десять членов контрольной комиссии Ордена и несколько уважаемых персон, выразивших желание поприсутствовать при редком зрелище.
Неказистая моторка доставила к месту испытания правдоруба Ганса Шефера с помощником. Что интересно, Ганс опять держал под мышкой не очень тщательно завернутые рапиры – массивные эфесы, как всегда, торчали наружу. То ли это был его постоянный аргумент, то ли обыденная привычка, во всяком случае после собрания на острове Памяти никому не приходило в голову обвинять его во лжи. Также никто не осмелился поинтересоваться, по какому праву посторонний без приглашения прибыл на сугубо внутренний ритуал Ордена. Напротив, синьор Куличано, приветливо улыбаясь, пожал ему руку, задав тон восприятию этого человека – мол, если он действительно сын основателя Ордена, то имеет полное право убедиться в справедливости своих обвинений против самозванца!
За прибытием гостей и участников события издали внимательно наблюдал в двадцатикратный бинокль одинокий рыбак в недорогой моторной лодке. Вы спросите: зачем рыбаку такой мощный бинокль? Да и вообще любой бинокль, пусть даже самый маленький, театральный? Сонар, определяющий косяки рыбы, был бы тут более уместен, да и то если бы речь шла о промысловом лове… Но сонара в лодке не было, зато имелся квадрокоптер, который тоже годится для целей промыслового лова, но почему-то не используется, а лежит на корме, прикрытый непромокаемой курткой. Да и зачем выслеживать стада сибасов или дорад, если орудием лова является не трал или растянутая на сто метров сеть, а одна-единственная удочка?!
Как видите, здесь больше вопросов, чем ответов. Хотя на самый первый вопрос: зачем рыбаку такой мощный бинокль? – я могу ответить – действительно ни к чему! Но рыбак из меня, сказать честно, так себе. Я человек самокритичный, и хотя почти во всех жизненных сферах чувствую себя, как непойманная мной рыба в воде венецианской лагуны, тут должен признаться: не торопитесь делать на меня ставки в соревнованиях по рыбной ловле, если меня вдруг занесет туда судьба или работа, которую я так люблю! Просто, в бинокль отлично видно, как собираются на острове люди, которым предстоит наблюдать за прохождением Иудой испытания волком. Для них я даже не рыбак, а просто точка вдали, на которую вряд ли кто-то обратит внимание: невооружённым взглядом меня не рассмотреть.
Но даже если кому-то придёт в голову посмотреть на меня в мощную оптику или подплыв ближе, внешне я, в общем-то, похож на рыбака: простенькая моторка, штаны, а не шорты, как у беспечных отдыхающих, и рубашка с длинными рукавами, чтобы не обгореть на солнце, широкополая шляпа, как у исполнителя серенад, заброшенная в воду удочка… Даже приманка на крючке имеется, если её ещё не обглодала какая-нибудь скумбрия или сардина – следить за поплавком мне некогда: убедившись, что на объекте наблюдения началось движение, я запустил квадрокоптер, направил к острову и стал смотреть на монитор, на котором было отчётливо видно всё, что там происходило.
Двухэтажное зеркальное здание ослепительно сверкало в солнечных лучах, торчащие вверх антенны, казалось, ловят почти бесшумно парящий дрон в свои прицелы. Но за все время наблюдений там не засекли ни одного человека, из чего можно сделать вывод, что офис еще не вступил в строй и сбивать летающий глаз никто не будет.
Прибывшие люди прямо с причала вошли в калитку, прошли через вертолетную площадку, обошли зеркальный дом и оказались на заднем дворе. Остановились вдали от волчьего вольера в углу и стали о чем-то разговаривать или кого-то ждать.
Выражения лиц с высоты, конечно, не разобрать, но видно, что ни волчьих масок, ни мантий, ни других маскарадных принадлежностей сегодня нет – все находятся в обычной одежде. По неуверенной и шаткой походке Иуды совершенно ясно, что, как я прозорливо и предполагал, он тяжело пьян и совсем не горит желанием общаться с волком: сначала нервно ходил из стороны в сторону, пока другие, собравшись в кружок, что-то обсуждали, а потом нехотя поплёлся за Чандлером. Тот, наоборот, демонстрировал всем уверенность в успехе кандидата, бурно жестикулировал и вообще производил впечатление главного организатора. Что касается последнего, то так оно, в общем-то, и было. Не считая еще одного человека, который предпочитал оставаться в тени…
Героем же предстоящего спектакля являлся Иуда, который мало походил на героя. Еще одним главным действующим лицом был огромный черный волк, спокойно лежавший в большом вольере, огороженном высокими прутьями.
– Пойдем, сам убедишься! – Чандлер поддержал пошатнувшегося Иуду и подвел его к загону.
Волк, положив тяжелую голову на лапы, оцепенело застыл на вытоптанной земле у деревянного загона и своим состоянием напоминал напичканного транквилизаторами и пьяного Иуду, но, в отличие от последнего, имел еще на шее цепь, уходящую в открытую дверь его дощатого дома.
– Ну, видишь?! – торжествующе сказал Чандлер. – Он никакой! Вдобавок, на короткой привязи – если и захочет, то не сможет тебя достать! Это устроил тот парень!
Он показал на смотрителя, который стоял у самой решетки. Ради торжественного случая тот надел белые штаны и шведку, которые контрастно оттеняли его черную кожу. Чандлер подмигнул ему и вдруг рассмеялся:
– Слышь, Коля, я только сейчас заметил: они оба черные! И волк черный, и его смотритель черный! Ты понял?
Но Иуду это совпадение ничуть не позабавило, он даже голову не повернул в ту сторону.
– Смотри, через минуту это будет твоим! – Чандлер показал Иуде серебряный перстень с черной волчьей головой, пронзенной серебристой стрелой. Но и эта попытка взбодрить кандидата потерпела неудачу – он никак не отреагировал на бодрое сообщение.
Тогда американец показал перстень членам комиссии и, обращаясь к Пьетро Куличано, спросил:
– Подтверждает ли высокая комиссия, что если кандидат войдет в клетку, пройдет ее насквозь и поднимет этот знак братства, то он без дальнейших формальностей станет членом великого Ордена?
Куличано кивнул.
– Согласно традиции древнего обряда, это действительно так! Прошедший испытание волком и надевший на палец символ Ордена становится нашим братом!
Члены комиссии, один за другим, подтверждающе кивнули головами.
– Да будет так! – Чандлер жестом подозвал смотрителя и протянул ему перстень. – Положи в клетку и открой дверцу…
Кивнув, черный атлет прошел вдоль загона, но не до конца, облегчая задачу кандидату: вместо шести метров ему надо было пройти всего пять. Хотя уместно ли в данной ситуации слово «всего», сказать трудно. Присев, просунул руку до плеча и осторожно положил на землю символ Ордена. Волк не пошевелился.
– Видишь? – шепнул американец. – Ты спокойно зайдешь и выйдешь обратно уже рыцарем! А дальше все пойдет по плану, и мы войдем в число самых могущественных и богатых людей мира!
Что-то щелкнуло в одурманенном мозгу кандидата, губы дернулись, как у марионетки по движению кукловода, но улыбка вышла страшной и противоестественной, как у душевнобольного. Или у мертвеца.
Смотритель снял замок и распахнул решетчатую калитку в боковой части клетки. Иуда как зачарованный вошел в загон и, вжимаясь спиной в прутья, стал мелкими шажками вбок продвигаться к заветной цели… Лицо его напоминало гипсовую маску, а движения были дергаными и неестественными, как у заводной куклы… Чандлеру пришло в голову, что так идет лунатик по карнизу высотного здания: он ничего не боится, потому что находится в своем сне и не видит бездну внизу… Но стоит его разбудить, переместив сознание в реальность – и все: безвольное тело неминуемо обрушится вниз!
Цэрэушник уже сталкивался с такой ситуацией, когда накачанный наркотиками «крот» выбрался из конспиративного офиса на фасад отеля «Континенталь» в Сингапуре и уходил, чего нельзя было допустить… Преследовать шпиона на двенадцатом этаже по выступу шириной десять сантиметров желающих не нашлось, а стоило ему добраться до соседнего номера, как жильцы вызовут полицию, и операция провалится… И Чандлер только окрикнул его по имени…
У зрителей, не имеющих столь специфического опыта, возникали другие ассоциации: так бессознательно движется загипнотизированный кролик к жадной пасти удава. Волк по-прежнему безучастно лежал на том же месте. Члены комиссии и наблюдатели подошли почти вплотную к передней решетке и, сдерживая дыхание, наблюдали за происходящим. Между ними и спиной Иуды было всего несколько сантиметров, но их разделяли прутья, а кандидата и волка не разделяло ничего, кроме уверенности первого, что все обойдется, и непонятной пассивности второго… На смотрителя никто не обращал внимания, он никому не был интересен. Ярко светило жаркое солнце, над островом, словно привлеченные зрелищем, низко летали чайки и противно кричали, будто накликая беду!
И никто, кроме, может быть, чаек, не заметил, как смотритель хрустнул пальцами и, пристально глядя на зверя, негромко произнес нараспев несколько тягучих фраз на неизвестном никому из присутствующих языке. Может, это вообще был не человеческий язык. Мохнатые уши шевельнулись, полуприкрытые глаза открылись и полыхнули огнем животной ярости. Волк очнулся, неуверенно шевельнул лапами и, убедившись, что они слушаются, как и прежде, оскалил острые белые клыки размером с палец, и грозно зарычал. Окружающий мир мгновенно и страшно изменился, как будто гром ударил с ясного, без единого облачка, неба! Кулебякин, которому оставалось преодолеть половину пути, замер, наблюдатели остолбенели.
Волк пружинисто вскочил. От ужаса вышедший из транса, Иуда бросился обратно к калитке, но было поздно – черная молния пересекла разделяющее их пространство, и цепь этому не помешала – она со звоном соскочила с волчьей шеи: или порвалась, или вообще не была закреплена… Иуда закричал так, что даже не очень искусный рыболов, в нескольких сотнях метров, услышал его крик. До калитки оставалось не больше метра, но это было расстояние длиной в Иудину жизнь. В два прыжка черный зверь настиг его и, вцепившись клыками в шею, повалил на землю. Стоявшие у решетки зрители шарахнулись назад, а несколько человек вообще, не оглядываясь, убежали с заднего двора.
Только Ганс Шефер остался на месте и вблизи видел, как волк, утробно рыча, рвал бьющуюся жертву на куски, дергая головой то налево, то направо… Хлестала кровь, красные брызги летели в разные стороны, несколько горячих капель попали ему на лицо. Всё произошло быстрее, чем зрители смогли отойти от шока, поэтому, а может, по другим причинам, попыток спасти испытуемого не последовало. Вскоре тело Кулебякина перестало вздрагивать и лежало в пыли как бесформенный окровавленный мешок, а голова и вовсе откатилась в сторону, словно отфутболенный мяч…