Кольцо Соломона Страуд Джонатан

33

Египтянин обернулся лицом в ночь. За ним, при свете звезд, виднелись несколько магов, неуверенно застывших над пустотой на своих коврах. Один бросил вызов, но Хаба не ответил. Вместо этого он, продолжая держать руку над головой, нарочито медленно и неторопливо повернул на пальце Кольцо.

У Ашмиры, как и тогда, в Соломоновой спальне, заложило уши, как будто она нырнула под воду. Бартимеус рядом с нею шумно втянул воздух сквозь зубы. И даже державшая их тень медленно отступила назад.

Существо стояло в воздухе рядом с балконом, Существо ростом с человека, но отнюдь не человек, чернее ночного неба.

– Ты не Соломон.

Голос был не громкий и не гневный, вполне спокойный и мягкий голос. Однако он звучал слегка недовольно. И при звуках этого голоса Ашмира. отшатнулась, как будто ее ударили. Она почувствовала, как из носа у нее потекла кровь.

Хаба издал отрывистый, болезненный лай, который, видимо, должен был сойти за смех.

– Нет, раб! Я не Соломон! Теперь у тебя новый хозяин. И вот мой первый приказ. Защити меня от любых магических атак!

– Сделано, – ответило Существо.

– Ну, тогда… – Хаба судорожно сглотнул и вытянулся во весь рост. – Тогда пора показать миру, что теперь все будет иначе! – воскликнул он. – Что в Иерусалиме появилась новая сила! Соломоновой праздности пришел конец! Кольцо больше не будет лежать без дела!

При этих словах несколько парящих в воздухе волшебников наконец очнулись: сияющие магические лучи устремились над пропастью, чтобы поразить египтянина. Лучи скрестились над перилами и разлетелись вдребезги; от каждого из них осталась лишь тонкая струйка цветных искр, которые рассеялись по ветру, точно семена травы.

– Раб Кольца! – воскликнул Хаба. – Я вижу, мои коллеги, Эльбеш и Нисрох, оказались самыми быстрыми в нападении. Пусть же их быстрее всего постигнет наказание!

Два ковра с двумя волшебниками взорвались шарами ярко-зеленого пламени; дымящиеся ошметки полетели вниз, к деревьям.

– Исполнено.

– Раб Кольца! – Голос Хабы как будто окреп – похоже, он мало-помалу брал верх над болью. – Приведи мне такое же огромное воинство, какое собралось, когда Тутмос выступил против Нимруда! Нет, еще больше! Пусть небеса разверзнутся и мое войско явится по моему приказу! Пусть приносят гибель и разрушение всем в этом дворце, кто осмелится поднять руку против меня! Пусть…

Он осекся и ахнул, глядя на небо.

– Исполнено! – провозгласила фигура и исчезла.

У Ашмиры снова заложило уши; если не считать этого, она едва заметила, как Существо исчезло. Она, как и Хаба, как и все волшебники на коврах, как и поддерживавшие их духи, устремила взгляд в точку к востоку от садов, над дворцовой стеной. Там небо действительно разверзлось, казалось, будто огненное колесо поставили набок. К центру колеса, точно спицы, тянулись яростно полыхающие столбы огня, но до Земли не доносилось ни звука, и жуткое сияние огненного колеса не бросало отсветов на купола или деревья внизу. Дыра была, и в то же время ее как бы не было, она была близко и очень далеко. Окно в иной мир.

В это окно вылетел целый рой крохотных точек, черных, безмолвных и стремительных. Они неслись подобно рою ос, или мух, или клубам дыма, густея, редея, снова густея и при этом непрерывно кружа, по спирали спускаясь к земле; и хотя казалось, будто расстояние, которое им предстояло преодолеть, не столь уж велико, Ашмире почудилось, будто это заняло целую вечность. И внезапно, как будто они миновали некий незримый барьер, на нее обрушился шум, словно бы целое море песка внезапно хлынуло вниз, на землю, – то было хлопанье демонских крыльев.

Точки все росли и росли, в звездном свете блестели их клыки, когти и клювы, и зазубренные копья и мечи, которые они держали в руках и в хвостах, пока небо над дворцовыми садами не почернело от кружащих над ним силуэтов и сами звезды не скрылись за ними.

Воинство ждало. Внезапно воцарилась тишина.

Ашмиру похлопали по плечу.

Она обернулась и увидела прямо перед собой глаза красивого юноши, который висел вместе с ней в руках тени.

– Ну вот, видишь, что ты наделала? – укоризненно сказал он.

Ее охватили горе и стыд.

– Бартимеус! Извини… Мне так жаль…

– О, конечно, тогда все в порядке, – сказал юноша. – Легионы Иного Места вырвались на волю, на весь этот уголок Земли вот-вот обрушатся гибель и разрушение, на трон взошел Хаба Жестокий во всей своей кровавой славе, Бартимеуса Урукского в ближайшее время так или иначе ждет печальный конец – но, по крайней мере, ты соизволила извиниться! Это все меняет. А то я было подумал, что нынче выдался хреновый денек.

– Извини! – повторила она. – Извини, пожалуйста, я никогда бы не подумала, что все так кончится… – Она посмотрела наверх, на кишащих над головой демонов. – И… Бартимеус, мне страшно!

– Да не может быть! Ты же грозная, свирепая стражница!

– Я даже не думала…

– Ладно, забей, теперь-то какая разница? Ой, гляди, гляди, этот псих командует дальше! Как ты думаешь, до кого дойдет первым? Я бы ставил на волшебников. Во, во, гляди!

Стоя у разбитых перил, раскинув длинные и тощие руки, Хаба пронзительно выкрикнул приказ. В строю демонов, затмивших небо, тотчас открылся разрыв, и стремительные фигурки устремились вниз широкой спиралью. Внизу, во тьме садов, принялись действовать рабы волшебников. Ковры зигзагами метались во все стороны, прошибая дворцовые стены в стремлении вырваться за пределы дворца. Но атакующие демоны были слишком проворны. Спираль распалась, черные силуэты рванулись направо и налево, накинулись на беглецов, которые отчаянными воплями призывали своих собственных демонов, чтобы те защитили их.

– А вот и дворцовая стража, – заметил Бартимеус. – Поздновато, но, думаю, они просто не рвутся помирать.

Яркие магические вспышки – лиловые, желтые, розовые, голубые – заполыхали по всему саду и на крышах: защитники дворца, объединившись, вступили в бой с ордой Хабы. Волшебники верещали, ковры один за другим исчезали во вспышках пламени, демоны сыпались с неба, точно огненные камни, проламывали купола и крыши или, сцепившись по двое, по трое, рушились в полыхающие воды прудов.

Стоящий у перил Хаба издал восторженный вопль.

– Вот как оно все начинается! Трудам Соломона пришел конец! Долой этот дворец! Пусть падет Иерусалим! Скоро Карнак восстанет и вновь сделается столицей мира!

Над головой у Ашмиры тень разинула рот, восторженно передразнивая своего хозяина.

– Да, великий Хаба, да! – вскричала она. – Пусть сгорит этот город!

Ашмире показалось, что хватка на ее груди заметно ослабла. Тень как будто забыла о пленниках, порученных ее заботам. Девушка внезапно пристально уставилась в спину Хабе. Далеко ли до него? Да нет, футов десять, может двенадцать… Точно не больше.

На нее внезапно сошла спокойная отрешенность. Она медленно, глубоко вздохнула. Ее рука украдкой поползла вверх, подбираясь к поясу.

– Бартимеус… – сказала она.

– Эх, попкорну бы сюда! – сказал джинн. – Классный спектакль, если только забыть о том, что тебе предстоит участвовать во втором акте. Эй, нефритовую башню не трожьте! Вот зараза, я ее сам строил…

– Бартимеус… – повторила Ашмира..

– Все, все, не надо уже ничего говорить. Ты извиняешься. Тебе очень жаль. Тебе просто ужасно жаль. Тебе невыразимо жаль. Все уже, договорились.

– Да заткнись ты! – рявкнула она. – Все еще можно исправить! Смотри, видишь? Он совсем рядом. Мы можем…

Юноша пожал плечами.

– Опаньки! Я Хабу и пальцем тронуть не могу. Никаких магических атак, не забывай. А потом, у него Кольцо!

– Да какая разница!

Она вскинула руку. Вплотную к запястью, заслонявшему предательский холодок серебра от тени, которая мало-помалу ослабляла свою хватку, лежал ее последний серебряный кинжал.

Глаза у джинна расширились. Он скосил глаза вверх, на тень, но та самозабвенно вопила и улюлюкала, наблюдая за разорением дворца. Потом взглянул на Ашмиру, на спину Хабы.

– Отсюда? – шепнул Бартимеус. – А достанешь?

– Спрашиваешь!

– Ну, не знаю… Тебе ж надо уложить его с первого раза…

– Уложу! Заткнись только. Ты меня отвлекаешь.

Она слегка подвинулась, не сводя глаз с волшебника, дыша ровно и глубоко, как учила ее мать. Целься в сердце. Не думай ни о чем. Просто расслабься…

– Он все время двигается! – охнул джинн. – Нет, я этого не вынесу!

– Да замолчишь ты или нет?!

Пустой ковер, окутанный фиолетовым пламенем, пронесся наискосок прямо перед носом у Хабы, и тот отскочил в сторону. Ковер врезался в стену башни где-то внизу, и перед ними вырос столб дыма. Ашмира. выругалась про себя, собралась, рассчитала направление на его новое место, занесла руку…

Теперь ему не уйти!

– Хозяин, берегись!

Это фолиот Гезери, паривший на своем облачке рядом с перилами, обернулся и завопил. Хаба обернулся, как был, с протянутыми руками и растопыренными пальцами. Ашмира мгновенно сориентировалась и метнула кинжал в новую цель. Сверкнуло серебро, рассекая движущуюся кисть Хабы. Хлынула кровь; нечто вроде кривого прутика отлетело в сторону. На конце его сверкнуло золото.

Орда демонов, парившая в небе, исчезла в мгновение ока. Снова засияли звезды.

Отрубленный палец запрыгал по камням.

Хаба разинул рот и заорал.

– Скорей, Бартимеус! – вскричала Ашмира. – Хватай его! Брось его в море!

Юноша рядом с ней уже исчез. Маленькая бурая птичка вырвалась из лап тени.

Хаба орал, держась за руку. Из обрубка пальца хлестала кровь.

Тень издала такой же вопль, как и ее хозяин. Рука, стискивавшая талию Ашмиры, внезапно исчезла; ее отшвырнуло в сторону.

Бурая птичка спикировала на пол, схватила палец и исчезла за перилами.

Ашмира тяжело рухнула на спину.

Раздался рев. Могучая огнепламенная птица взмыла вверх, и в клюве у нее сияло золото. Она повернула на запад и исчезла в клубах дыма.

– Аммет! – взвыл Хаба. – Убей его! Убей! Принеси его обратно!

Тень рванулась вперед, спрыгнула с балкона. На боках у нее отросли длинные черные крылья. Их шум был подобен раскатам грома. Тень тоже исчезла в дыму. Шум ее крыльев затих вдали. И в Доме Соломоновом воцарилась тишина.

Ашмира, пошатываясь, поднялась на ноги.

Из-за перил, подобно черному туману, поднималась пелена использованной магии. Дворца и его садов было не видно, лишь там и сям полыхали разноцветные огни. Где-то вроде бы слышались голоса, но они были далеко внизу, как будто где-то в ином мире. Осталась лишь галерея: нагромождение битого камня и обугленного дерева.

И Ашмира была здесь не одна.

Волшебник стоял в шести футах от нее, нянча свою покалеченную руку и неотрывно глядя во тьму. Ашмире показалось, что складки на его лице сделались глубже и рядом с ними возникли новые тоненькие морщинки. Его слегка пошатывало.

Он стоял на самом краю. Один толчок – и все…

Ашмира бесшумно шагнула в его сторону.

Порыв ветра, вонь тухлых яиц. Ашмира. бросилась ничком на пол, и кривые когти фолиота Гезери просвистели над самым ее затылком. Она ощутила покалывание, когда сиреневое облачко пролетало над ней, и снова вскочила на ноги. Фолиот развернулся на своем летающем облачке и направил его в противоположную сторону. Он стремительно приближался. Глаза его превратились в щелочки, полные ненависти, рот был широко разинут. Он размахивал своим кривым шипом на хвосте, точно саблей. Куда только подевались небрежная поза и румяные щечки: теперь это был опасный хищник, когтистый и клыкастый!

Ашмира стиснула серебряную подвеску у себя на шее и замерла в ожидании. Фолиот с воплем выпустил ей в грудь тонкое зеленое светящееся копье. Ашмира отпрыгнула в сторону, произнесла Оберег, который отразил атаку. Светящееся копье ушло в пустоту, не причинив вреда. Она произнесла другой Оберег. Желтые диски посыпались на сиреневое облачко, усеяв его дымящимися волдырями. Облачко отлетело в сторону, врезалось в перила. Гезери спрыгнул с него, стремительно проскакал по каменным плитам и бросился в лицо Ашмире. Она отшатнулась вбок, зубы фолиота клацнули в воздухе. Ашмира ухватила фолиота за шкирку и отвела руку в сторону, чтобы он не мог до нее дотянуться, не обращая внимания на скалящуюся пасть, мельтешащие когти и хвост с шипом, который при каждом взмахе ранил ей руки.

Гезери отчаянно шипел и сопротивлялся. Он был на удивление крепкий и жилистый и мало-помалу выдирался из ее руки. Ашмира чувствовала, как ее силы убывают. Она сорвала с шеи серебряную подвеску и с размаху засунула ее в разинутую пасть.

Фолиот выпучил глаза и издал глухое, хриплое бульканье, которое почти заглушили дым и пар, хлынувшие у него изо рта. Его тело распухло, дергающиеся конечности застыли. Ашмира швырнула его на пол. В нем что-то долго шипело, дергалось, лопалось, пока наконец от фолиота не осталась лишь почерневшая оболочка, которая осела и исчезла.

Девушка обернулась к египтянину, но тот уже отошел от края и окровавленными руками шарил у себя на поясе, где висела многохвостая плетка. Он взмахнул плетью, но движение вышло слабым и бесполезным. Из хвостов плети вылетели желтые языки магии, они оставили следы на камнях, но до Ашмиры не дотянулись – та вовремя успела отпрыгнуть подальше.

Волшебник уставился на нее. Глаза у него туманились от боли и ненависти.

– Прыгай, прыгай, девчонка! У меня есть и другие слуги! Сейчас я их всех созову! А когда вернется Аммет…

Он замахнулся, словно хотел ударить еще раз, но отвлекся на раненую руку, из которой по-прежнему хлестала кровь. Он попытался замотать обрубок краем своего одеяния.

Ашмира подумала о Бартимеусе, который сейчас спасается бегством, преследуемый тенью. Если это и впрямь марид, как говорил Бартимеус, джинн с ним долго тягаться не сможет. Скоро, очень скоро его догонят и убьют, и Кольцо вернется к Хабе. Если только…

Если действовать быстро, она, может быть, еще успеет спасти своего джинна, а вместе с ним и весь Иерусалим!

Но у нее не осталось ни одного кинжала. Ей нужна была помощь. Ей нужен был…

Там, за спиной, – арка, ведущая в царские покои!

Ашмира повернулась и бросилась бежать.

– Да-да, беги! Беги, пока можешь! – кричал вслед Хаба. – Я все равно тебя найду, как только созову своих рабов. Бейзер! Хосров! Нимшик! Где вы? Сюда! Ко мне!

После всей суматохи, после тьмы и дыма снаружи мирный, сияющий интерьер золотого зала выглядел странным, каким-то нереальным. Здесь, как и прежде, курился бассейн, заманчиво сверкали на блюдах зачарованные яства, клубилась молочно-белыми разводами поверхность магического кристалла. Ашмира собиралась пробраться мимо, не глядя на все эти Чары, но вдруг замерла как вкопанная.

На дальнем конце зала стоял человек.

– Я вижу, у нас кое-какие проблемы? – спросил Соломон, царь Израиля.

34

Брось его в море. Брось его в море. Звучит проще простого. И это действительно было проще простого, как и все приказы девчонки. В принципе. Сложно было сделать это живым.

От Иерусалима до побережья – сорок миль по прямой. Недалеко, казалось бы. Обычно феникс способен пролететь это расстояние минут за двадцать и еще по дороге остановиться перекусить и полюбоваться видами[111]. Но обстоятельства были не совсем обычные. Точнее, совсем не обычные. Дворец пылал, планы все еще содрогались после вторжения полчищ духов, судьбы мира висели на волоске, а я держал в клюве Кольцо Соломона.

Ну, строго говоря, в клюве я держал отрубленный палец Хабы, на котором по-прежнему было надето Кольцо. Я пощажу чувства брезгливых читателей и не стану вдаваться в дальнейшие подробности.

Скажу только, что палец дымился, как сигара. Маленькая, надломленная сигара с золотым ободком ближе к горящему концу. Ну, представили? Вот и отлично.

Ну и палец был еще теплый и поначалу немного кровил, но об этом я уж упоминать не стану.

Довольно будет сказать, что в целом это была не самая приятная часть тела, какую мне когда-либо приходилось носить[112], но тем не менее он был мне полезен. Мне не приходилось прикасаться к Кольцу, что избавляло меня от значительной части сопутствующей боли.

Не то чтобы это имело значение. Потому что по пятам за мной несся Аммет.

Феникс промчался через руины Соломонова дворца, держась тех зданий, которые сильнее всего пострадали во время короткой атаки Хабы. Казалось, половина дворца была объята пламенем, в то время как все остальное окутывал густой смог высвободившейся магии. Смог был серый, но в нем все еще мерцали следы заклинаний; оперение у меня ныло, пока я петлял среди них, уворачиваясь от самых крупных сгустков. Многие подобные сгустки висели вплотную к разбитым куполам и башенкам, превращая их в какие-то тающие воздушные замки. При случае они могли сделать то же самое и со мной. В целом было бы куда удобнее взмыть вверх, в чистое небо, но я пока что боролся с искушением. Прятаться в смоге было сподручнее, и, возможно, он помогал хоть отчасти скрыть ауру Кольца[113].

И то и другое было существенно, если я собирался прожить чуть-чуть подольше.

Тени я пока что не видел, но слышал сквозь дым хлопанье крыльев. Хлопанье приближалось. Надо как-то избавиться от погони… Феникс шмыгнул между двух рушащихся стен туда, где смог был гуще всего, нырнул в пролом на месте окна, пронесся вдоль пылающей галереи и повис под потолком, прислушиваясь.

Тишина. Только поскрипывание стропил. Древние статуи – герои, богини, звери и джинны – медленно обугливались в пламени.

Феникс с надеждой склонил голову. Может, он все-таки отстал? Есть надежда, что Аммет заблудился в смоге и устремился на запад, к побережью, тем путем, которым должен был лететь я. Может быть, если полететь из дворца на север, а потом свернуть на запад через кедровые леса, я еще сумею добраться до моря…

Я спорхнул вниз и полетел через зал, стараясь держаться поближе к огню и дыму. В конце зала я свернул направо, в Шумерскую галерею, вдоль которой выстроились холодные каменные ряды древних царей-жрецов – всех их я знал и служил им[114]. В конце галереи маячило большое квадратное окно, через которое можно было вылететь на север. Феникс прибавил ходу и…

И благодаря этому чудом увернулся от Взрыва, оставившего воронку в полу позади меня. Одна из статуй внезапно ожила, распрямилась; Иллюзия, скрывавшая тень, слетела с нее, будто плащ. Цепкие руки потянулись следом за мной, вырвали огненные перья из моего хвоста. Я извернулся и понесся по залу языком рыжего пламени, отчаянно петляя между машущих в воздухе ленточных рук.

– Бартимеус! – послышался позади мягкий голос. – Сдавайся! Брось Кольцо, и я пощажу твою жизнь!

Я ничего не ответил. Это невежливо, я знаю. Но у меня, видите ли, клюв был занят. Мгновением позже я вылетел в окно и устремился во тьму.

Вот вы что делаете во время погони не на жизнь, а на смерть? Мчитесь сломя голову? Забываете обо всем на свете? Поддаетесь панике? Ну да, логично. Но я лично в таких случаях предпочитаю предаваться раздумьям. Самая подходящая обстановка, чтобы поразмыслить. Кругом тишина, вы один, все прочие ваши мелкие проблемы кажутся несущественными, и можно спокойно подумать о главном. Разумеется, на тот момент самое главное – это остаться в живых. Но это только первый пункт. Порой остается время и на то, чтобы трезво взвесить разные другие вопросы.

Так вот, я несся на запад вслед за уходящей ночью, подо мной мелькали горы и долины, меня преследовала тень Хабы, а я обдумывал сложившуюся ситуацию.

Вот как это выглядело с птичьего полета.

Аммет меня догонит, и довольно скоро. Феникс, конечно, птичка шустрая, но долго с такой скоростью нестись невозможно. Особенно когда тебя недавно шарахнули Судорогой, а тем более когда ты несешь предмет такой мощи, что клюв у тебя буквально тает на глазах[115]. Марид был крупнее, сильнее и полон магической энергии. Он дал мне небольшую фору в начале погони, но быстро нагонял меня, а я уже начал уставать. Оглядываясь, я видел его, растрепанный сгусток тьмы чернее ночи. Он отставал всего на полдолины и с каждым разом оказывался все ближе.

Разумно было предположить, что до моря мне не долететь.

Когда Аммет меня догонит, последствия будут кошмарные. Во-первых, и это главное, мне конец. Во-вторых, Хаба получит Кольцо. До сих пор он владел им всего минут пять, и то уже дворец Соломона лежит в руинах. Это позволяет судить о предполагаемом стиле будущего правления. Если дать ему время и возможность, Хаба, как капризный младенец в кондитерской лавке, последовательно разгромит все стенающие народы Земли. Ну и главное, мне конец. Может быть, об этом я уже упоминал.

Феникс несся вперед. Темный ландшафт периодически озарялся вспышками магических атак Аммета; я нырял вниз, шарахался в сторону, совершал разнообразные фигуры высшего пилотажа, уворачиваясь от Спазмов и Потоков, которые проносились мимо, срубая деревья и обрушивая склоны холмов.

Ну конечно, это все из-за девчонки. Если бы она послушалась моего совета и просто взяла и надела Кольцо, ничего бы этого не случилось. Она бы уничтожила Аммета, убила Хабу, в мгновение ока перенеслась в Саву, вышибла пинком под зад эту свою царицу и торжественно воссела бы на трон. Сейчас бы уже давно сидела и любовалась танцем живота в ожидании завтрака.

Так поступил бы любой из моих бывших хозяев[116]. Но не эта девчонка.

Странная она вообще. С одной стороны, смелая и решительная. В одной ее аккуратной бровке больше отваги, чем в любом среднем волшебнике из тех, с которыми я встречался. А с другой стороны, сама не знает, чего хочет, совершенно не уверена в себе и обладает уникальным даром принимать неверные решения. Она втравила меня, наверное, в худшую ночь за последние две тысячи лет, но тем не менее стояла рядом со мной плечом к плечу, пока мы тырили Кольцо Соломона. Профукала шанс надеть Кольцо самой, но Хабе палец отрубила без малейших колебаний. По всей видимости, обрекла меня на смерть, но ведь извинилась же все-таки! Да, странная личность. Как же она меня бесит!

По-хорошему, сейчас мне стоило искать способ обойти ее приказ, не лететь ни к какому морю и скинуть колечко Аммету. И препоручить таким образом девчонку и весь ее мир заботам Хабы. Факварл бы именно так и сделал, даже из дворца бы улетать не стал и еще похихикал бы, как все удачно вышло. Но для меня это не годилось.

Отчасти – потому, что я ненавидел своих врагов. Мне хотелось как можно сильнее им досадить. Отчасти – из-за моей врожденной порядочности и добросовестности. Мы добыли Кольцо исключительно благодаря моей ловкости и хитроумию, и это я предложил кинуть его в море. Короче, если уж начал в этом стиле, то надо и закончить в том же духе, и самому выбрать время и место.

Отчасти – потому, что мне хотелось спасти девчонку.

Но для начала, прежде всего прочего, мне нужно было долететь до моря живым и невредимым, и желательно – задолго до Аммета. Если он будет висеть у меня на хвосте, когда я брошу Кольцо в море, весь план пойдет насмарку. Он просто возьмет и выловит эту штуку – возможно, используя мой продырявленный труп в качестве сачка, – и рванет обратно к Хабе. Сперва надо как-то избавиться от него.

Аммет был марид. Вступить с ним в бой было равносильно смерти. Но возможно, я все-таки сумею найти способ его задержать…

Феникс миновал вершину горы. Его клюв тихонько пузырился от ауры Кольца. Позади неслась тень на черных крыльях. За горой открылась долина, густо поросшая сосновыми лесами. Там и сям в слабом предутреннем свете виднелись полянки и просеки, где лесорубы валили деревья. Глаза феникса сверкнули. Я проворно нырнул в чащу и пригасил свое предательское сияние.

Аммет, тень, миновал вершину как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как я исчез. Он тоже спустился в лес и повис в смолистой темноте, прислушиваясь.

– Бартимеус, ты где? – прошептал он. – Выходи, выходи!

Тишина.

Тень заскользила меж стволов, медленно-медленно, жилистая и упругая, точно змея.

– Я тебя чую, Бартимеус! Я чую твой страх![117]

Никто не ответил, как и следовало ожидать. Аммет струился между деревьев, вниз по склону холма.

Тут впереди послышался легкий шум: «Вж-жик-вж-жик!»

– Я тебя слышу, Бартимеус, я тебя слышу! Это у тебя колени дрожат!

«Вж-жик-вж-жик!»

Тень устремилась вперед, немного быстрее.

– Это стучат твои зубы?

Вообще-то это были не колени и не зубы, о чем мог бы догадаться любой дух, хоть изредка покидающий стены городов[118]. Это я когтем затачивал концы двух поваленных деревьев, которые нашел возле стоянки лесорубов. У меня вышла пара отличных кольев, острых и длинных.

– Это твой последний шанс, Бартимеус! Брось Кольцо! Я вижу за деревьями его ауру. Ты его от меня не спрячешь! Беги прочь, и я оставлю тебя в живых!

Тень пробиралась через лес, старательно прислушиваясь. Мало-помалу вжиканье стихло; тень замешкалась. Но впереди ярко сияла аура Кольца Соломона!

Аммет рванулся вперед, бесшумно, как черный снег, навстречу источнику ауры.

Источником оказался пенек на дальнем краю поляны. На пеньке, подпертый сосновой шишкой, торчал палец, а на его конце весело пульсировало Кольцо.

Любой обыкновенный дух – скажем, из тех, кого регулярно посылают обшаривать древние шумерские храмы, – тут же почуял бы, что дело нечисто. Мы все слишком хорошо разбираемся в ловушках, чтобы не заподозрить неладное в невинном пеньке, на котором красуется подобный подарок. Но Аммет, диванная собачка Хабы, по всей вероятности, за последние двадцать лет ни разу не работал толком и совсем забыл – если вообще когда-нибудь знал, – как важно быть осторожным. Кроме того, он был уверен в своем непревзойденном могуществе и, после того как сам же посулил мне жизнь в обмен на Кольцо, наверняка решил, что я смылся. Поэтому он удовлетворенно зашипел и устремился вперед, второпях несколько растянувшись.

За спиной у него что-то загудело – что-то массивное, брошенное с большой силой. И прежде чем Аммет успел среагировать, прежде чем он дотянулся до Кольца, древесный ствол средних размеров, заточенный до остроты копья, вылетел из леса выше по склону. Он вонзился точно в центр растянувшейся спины тени, прошил ее насквозь и глубоко вошел в лесную подстилку. Марид оказался пригвожден к земле; он издал жуткий, пронзительный вой.

Юный шумерский копьеносец выскочил на поляну, размахивая вторым колом.

– С добрым утром, Аммет! – прочирикал я. – Что, отдыхаешь? Ну да, ночка у тебя выдалась нелегкая. Нет-нет, не шали! Это не для тебя!

Одна из рук тени по-прежнему тянулась к Кольцу, в то время как вторая обвилась вокруг кола и медленно, с трудом вытягивала его из земли. Я обогнул его и цапнул палец с пенька.

– Это я, пожалуй, заберу, – сказал я. – Но ты не волнуйся, я джинн щедрый. Взамен я тебе оставлю кое-что другое.

И с этими словами я отскочил назад, размахнулся и вогнал второй кол точнехонько в голову тени.

Аммет действовал стремительно: он вырвал из земли первый кол и, не обращая внимания на дыру, зияющую у него в груди, взмахнул колом как дубиной, ловко отбив второй кол, который с треском улетел в лес.

– Недурно! – сказал я. Копьеносец сменил облик, снова сделавшись фениксом. – Но быстро ли ты сможешь лететь с такой-то дыркой посередине? Ой не думаю!

И с этими словами я взмыл над вершинами сосен и, окутанный пламенем, понесся на запад.

Через некоторое время я оглянулся. Тень встала над деревьями и упорно преследовала меня. Как я и надеялся, увечье несколько мешало ему: его очертания выглядели более рваными, чем раньше. Кроме того, передвигался он слегка медленнее прежнего и хотя не отставал, но и не нагонял. Это хорошо. До моря я все-таки доберусь.

Плохо было то, что в конечном счете все это меня не спасет.

Аммет по-прежнему не терял меня из виду. И в тот момент, когда я брошу Кольцо в море, он просто рванется вперед, нырнет и достанет его. Обмануть его еще раз тоже надежды нет – я быстро терял силы. Погоня, полученные раны, слепящая мощь Кольца, которая по-прежнему прожигала мелкие дырки в моем бедном клюве, – все это мало-помалу брало надо мной верх. Мое пламя почти иссякло. И хотя я уже слышал вдали рокот волн, они не сулили мне ничего, кроме несколько более сырой погибели.

Ну а что мне оставалось делать? Надо было лететь. Ломая голову в поисках выхода, вкладывая последние силы в отчаянный финальный рывок, измотанный феникс летел к морю.

35

Царь Соломон был облачен в длинное одеяние, расшитое золотом, и в волосах у него сверкал серебряный венец. Он стоял очень прямо и спокойно. Теперь он выглядел куда выше и величественнее, чем в простой белой рубашке, но менее хрупким он от этого не стал.

Щеки у Ашмиры побагровели от стыда.

– Прости… – выдавила она. – Мне очень жаль… Ты был прав. Кольцо… Кольцо… – Она взяла себя в руки. Времени было в обрез, не до глупостей. – Мне нужно оружие! – сказала она. – Немедленно. Что-нибудь, чем можно убить Хабу.

Царь пристально посмотрел на нее.

– Мне казалось, – негромко произнес он, – что ты сыта убийствами по горло.

– Но ты же не знаешь, что натворил Хаба! Он…

– Я прекрасно знаю, что он натворил. – Темные глаза на изможденном лице сверкнули, и царь указал на хрустальный шар. – Мой магический кристалл стоит тут не для красоты, и мне не нужно Кольцо, чтобы им воспользоваться. Я вижу, что война началась с моего дворца.

Поверхность шара заклубилась, млечные завитки растаяли. Ашмира увидела пылающий дворец, людей, мечущихся в садах, духов, которые тащили из прудов ведра и лохани с водой, чтобы заливать пламя. Девушка закусила губу.

– Государь, – сказала она, – Кольцо у моего слуги. Демон Хабы гонится за ним. Если я сумею уничтожить волшебника, Бартимеус будет спасен, а твое Кольцо…