Кольцо Соломона Страуд Джонатан
И тень, черную копию Хабы, которая торопилась ему навстречу.
Невзирая на нанесенный ей ущерб, тень по-прежнему тщательно копировала внешность своего хозяина. Если не считать… Когда тень приблизилась к волшебнику вплотную, Ашмира обнаружила, что ее силуэт изменился. Нос у нее внезапно сделался длинней, чем у египтянина, и на нем выросло несколько громадных бородавок, а на лысом черепе отросли здоровенные уши, напоминающие слоновьи.
И вот тень и ее хозяин встретились. Хаба протянул руку. Тень как будто уронила Кольцо ему на ладонь – лишь затем, чтобы в последний момент отдернуть руку.
Хаба потянулся за Кольцом – и промахнулся. Он подпрыгивал и приплясывал, всхлипывая от нетерпения, но тень подняла Кольцо высоко над головой и дразнила волшебника, помахивая им из стороны в сторону.
– Почти достал! – заявила тень. – Ух ты, как ты здорово прыгаешь! Будь ты чуть-чуть повыше…
– Да что ж ты делаешь, раб? – взревел Хаба. – Отдавай Кольцо! Дай его мне!
Тень приложила ладошку к своему гигантскому уху.
– Извини, уродец, я малость глуховат! Что ты сказал?
– Дай мне!!!
– Ой, да с удовольствием!
И с этими словами тень отступила на шаг, размахнулась и изо всех сил врезала египтянину в челюсть, так, что он взлетел в воздух и грохнулся на один из золотых столиков, который разлетелся в щепки под его весом.
Хаба Жестокий остался лежать без сознания посреди раздавленных фруктов. Темно-алый виноградный сок растекся вокруг него, точно кровь.
Ашмира ахнула и застыла на месте. Ее возглас слился с возгласами других присутствующих.
Тень отвесила легкий поклон.
– Благодарю вас, благодарю! Следующим номером колечко возвращается своему законному владельцу, за чем, очевидно, должно последовать отсылание некоего всем известного джинна. Желающие могут встать в очередь за автографом!
– Бартимеус?.. – осторожно спросила Ашмира.
Тень поклонилась еще раз.
– С добрым утром! У меня для тебя кое-что есть.
– Но как?.. Мы-то думали, что ты…
– Знаю, знаю: вы наверняка рассчитывали, что я вернусь несколько быстрее. Ну, видите ли, я не удержался и немного поболтал с Амметом перед тем, как избавиться от него. Сурово распек его, заставил осознать свои ошибки. Ну, потом он, разумеется, умолял сжалиться над ним, стенал и взывал к милосердию – ну, как обычно бывает с этими маридами… – Тут тень, казалось, впервые заметила кучку демонов, жмущихся к стенам зала. – Привет, пацаны! – жизнерадостно сказала она. – Надеюсь, вы там себе мотаете на ус? Вот как надо грамотно избавляться от хозяев!
Ошеломление Ашмиры внезапно сменилось возбуждением.
– Так значит, оно по-прежнему…
Тень раскрыла ладонь. Там, где лежало Кольцо Соломона, сущность джинна шипела и пузырилась, и в воздух поднимались раскаленные струйки пара.
– Я же, кажется, сказала тебе бросить его в море!
– Ну да, сказала. Я и выполнил твой приказ – буквально. Ну, то есть я вроде как выронил его, а потом подхватил, в последний момент. Скажем так: намокнуть оно успело. Видишь ли, Ашмира, когда играешь в волшебницу, надо очень тщательно формулировать свои приказы. Мы, гадкие джинны, еще и не такое можем выкинуть, когда речь даже не о судьбе цивилизации, а о вещах поважнее. Дело в чем, – продолжала тень, – я понимаю, что это была моя же идея, но мне кажется, не очень хорошо будет утопить Кольцо в море и обречь его Духа на еще более долгое заточение, чем теперь. Мне бы не хотелось иметь такой груз на своей совести. Так вот, согласно твоему первоначальному приказу и, откровенно говоря, потому, что оно зверски жжется, я теперь отдаю его тебе. А там уж сама решай, что ты с ним хочешь делать. Лови!
И Кольцо взлетело в воздух. Ашмира. поймала его, ахнув от боли. Но на этот раз уже не выронила.
Вместо этого она, не колеблясь, развернулась и опустилась на колени лицом к царю, который все это время стоял на другом конце зала.
– О самодержавный Соломон, – начала она, – владыка, чье величие и слава не ведают границ…
Тут она наконец впервые взглянула на него и обнаружила, что великий царь пялится на нее, разинув рот, точно вытащенная на берег рыба. Лицо и плечи у него почернели от сажи, и волосы стояли дыбом.
– Ой! – воскликнула Ашмира. – Что это с тобой?
Соломон поморгал.
– Я… понятия не имею. Когда я подумал, что Хаба вот-вот получит Кольцо, я направил на него эту золотую змейку, нажал пару рычажков, и… это было как конец света. Сперва меня чем-то ударило, потом эта штука изрыгнула клубы смолистого дыма прямо мне в лицо… Надеюсь, я выгляжу не слишком ошарашенным?
– Да нет… все нормально… – пролепетала Ашмира.
– Ну, спасибо, ты хоть на третий рычажок не нажимал, – заметил джинн. – А то она еще изрыгает жуткую вонищу… – Он сделал паузу, принюхался… – Ой нет… ты его нажал.
– Великий Соломон, ныне я возвращаю то, что принадлежит тебе! – торопливо отбарабанила Ашмира. Она склонила голову и протянула сложенные чашечкой руки. Сила Кольца жгла ей ладони, но она стиснула зубы и заставила себя держать их ровно. – Мы с Бартимеусом искренне сожалеем о том зле, которое причинили тебе. Мы предаем себя твоей мудрости и милосердию.
– Эй, я-то тут при чем? – испуганно вскрикнула тень. – Я вообще все время действовал по принуждению! Ну, кроме как теперь, когда принес Кольцо назад.
Ашмира вздохнула. Она подняла Кольцо еще выше. Соломон все это время стоял не шелохнувшись.
– Я принимаю всю вину на себя, о царь, – сказала она, – и прошу, чтобы мой слуга был освобожден от ответственности за все злодеяния, какие он совершил. – Она мрачно покосилась на тень. – Ну вот. Это тебя устраивает?
– Ну да, вполне.
Тут царь Соломон направился к ним. Тень притихла. Четыре макаки в углу испуганно заверещали. Даже волшебник, лежащий без сознания на своем фруктовом ложе, застонал и дернул головой.
И в зале воцарилась тишина.
Ашмира ждала, опустив голову и пересиливая боль. Она не питала иллюзий по поводу своей возможной участи и знала, что участь эта будет вполне заслужена. Тогда, в кладовой, Соломон сказал, что прощает ее, но это было, когда оба они думали, будто настал их смертный час. А теперь, когда Кольцо снова было у него в руках и он вновь обрел утраченную власть, все будет иначе. Его дворец за пределами башни лежал в руинах, его народ был запуган. Большинство его волшебников погибли. Справедливость требовала воздаяния.
Она знала все это, но не тревожилась. В душе у нее царили мир и покой.
Шуршание золотых одежд приблизилось вплотную. Ашмира. не подняла глаз.
– Ты предложила мне Кольцо и свои извинения, – произнес голос Соломона, – и первое из них я принимаю – помимо своей воли, ибо ноша эта ужасна.
Ашмира почувствовала, как холодные пальцы коснулись ее руки и боль исчезла. Когда она подняла голову, Соломон уже надевал Кольцо на палец. По его изможденному лицу пробежала легкая болезненная гримаса, пробежала – и исчезла.
– Встань, – велел он.
Ашмира встала. Тень рядом с ней замерцала и превратилась в красивого, темноглазого юношу. Они с Бартимеусом стояли перед царем, ожидая его слова.
– Второе твое предложение, – говорил Соломон, – мне принять не так легко. Слишком велик причиненный ущерб. Подожди немного, сейчас мы дойдем до моего решения. Но сперва…
Он прикрыл глаза, коснулся Кольца и тихо что-то произнес. Вспышка света окутала его и угасла; царь предстал пред ними преображенным. Лицо его очистилось от сажи, а заодно и от сетки морщин; волосы снова улеглись, сделались черными, густыми и блестящими. Это было юное подобие фрески на стене дворца, и Ашмира с трудом удержалась, чтобы не упасть снова на колени.
– Брось, – сказал Соломон, – ты же знаешь, что это Иллюзия! – Он, слегка поморщившись, повернул Кольцо, и пред ними тотчас предстало Существо. – Уразиил, – сказал он, – это снова я. Я вернулся.
– А я и не сомневался.
– У нас тут накопились кое-какие дела.
– С чего начнем?
Соломон бросил взгляд на волшебника на полу. Хаба теперь стонал и ворочался.
– Ну, для начала, убери отсюда это. Помести его в темницы в подвалах башни. Я вскоре им займусь.
Вспышка света; Хаба исчез.
– Его дрожащие рабы могут убираться; на них я зла не держу.
Еще четыре вспышки: на этот раз исчезли демоны-макаки.
Царь Соломон кивнул.
– Я так понимаю, что мой дворец нуждается в ремонте. Нам с тобой придется поднатужиться, Уразиил. Осмотри повреждения, подсчитай, сколько духов потребуется, и жди моего сигнала. У меня тут еще одно дело.
Существо исчезло, вызвав порыв ветра. В ушах у Ашмиры звенело; она утерла рукавом текущую из носа кровь.
Они с Бартимеусом остались перед царем одни.
– Так вот, – сказал царь Соломон, – что касается моего решения. Бартимеус Урукский, прежде всего ты. Имя твоим преступлениям – легион. Ты погубил десятки моих духов, ты посеял в Иерусалиме хаос и смятение. Только благодаря твоим советам и твоим деяниям эта девица получила доступ к Кольцу. Мало того: ты постоянно выказывал крайнее непочтение к моей царственной особе. Этот гиппопотам…
– Нет-нет, это вышло совершенно случайно! Он был вовсе и не похож на твою супругу!
– …Был проявлением вопиющего неуважения к святости моего храма. Я, собственно, собирался сказать именно это.
– А-а…
– И, как будто всего этого недостаточно, – продолжал царь после секундного колебания, – ты, по всей видимости, наущал эту девицу бросить Кольцо в море…
– Исключительно затем, чтобы оно не попало в когти ваших врагов! – вскричал джинн. – Разве не лучше, чтобы оно кануло в морские глубины, чем чтобы царица Савская или Хаба использовали его могущество вместо тебя? Ну вот, я именно так и решил! Если великий Соломон не может им владеть, сказал я себе, что ж, пусть тогда безмолвные кораллы стерегут его до конца времен, когда…
– Довольно, Бартимеус! – Соломон поджал губы. – Итак, во всем перечисленном ты, очевидно, виновен. Однако следует принять во внимание, что ты – раб, вынужденный выполнять чужую волю, и, откровенно говоря, невзирая на то, что я испытываю большое искушение тебя покарать, вины я за тобой не вижу.
Джинн шумно выдохнул.
– Правда? Ни фига себе! Вот это истинная мудрость, это я понимаю! – Он больно ткнул Ашмиру в бок. – Ну что, теперь твоя очередь…
– Ашмира из Савы, – произнес царь Соломон, – нет нужды перечислять все твои деяния. Ущерб, который ты мне причинила, весьма велик, а исправление содеянного тобой отнимет у меня еще больше сил. Помимо этого, ты узрела меня слабым и беспомощным; ты заглянула под маску, которую я ношу. По всем законам природной справедливости ты заслуживаешь кары. Согласна ли ты?
Ашмира кивнула. Она ничего не сказала.
– На противоположной же чаше весов, – продолжал царь, – находится следующее. Ты не убила меня в моих покоях. Не знаю почему – быть может, ты уже догадывалась, что миссия твоя не продумана. Затем, когда в дело вмешался Хаба и все безумие твоей затеи сделалось для тебя очевидно, ты поразила его кинжалом и приказала Бартимеусу забрать Кольцо. Этот поступок сам по себе воспрепятствовал немедленному триумфу предателя. Мало того, после этого ты обороняла меня во время последнего нападения Хабы, и если бы не ты, я бы непременно был убит. И вот теперь ты возвращаешь мне Кольцо. Мне трудно решить, что сказать тебе.
– Ну да, она такая, странная, – согласился Бартимеус. – У меня те же проблемы!
– Я уже говорил тебе, Ашмира, – сказал царь, подчеркнуто игнорируя вмешательство джинна, – что твои деяния расшевелили меня, пробудив от сна. Теперь я сознаю, что, согбенный под грузом Кольца, я многим пренебрегал и позволял своим слугам безнаказанно предаваться различным гнусностям. Впредь этого не будет! Я найду другие способы сберечь Кольцо и стану реже носить эту проклятую штуковину, будь что будет. От того, что произошло, – сказал Соломон, – мое царство станет лишь сильнее!
Он подошел к уцелевшему столику и наполнил два кубка ярко-алым вином из каменной бутылки.
– И еще одно, что также следует принять во внимание, – сказал он. – Ты ведь напала на меня не по своей воле, и, полагаю, у тебя не было выбора в этом вопросе. Ты, Ашмира., также действовала, повинуясь чужому приказу. В этом ты подобна Бартимеусу.
Джинн снова ткнул Ашмиру в бок.
– Я же тебе говорил!
– Следовательно, – сказал царь Соломон, – вина тут не твоя. Уразиил!
Существо возникло рядом с ним.
– Да, господин?
– Принеси сюда царицу Савскую.
Фигура исчезла. Бартимеус присвистнул. У Ашмиры скрутило живот, странное ощущение покоя, которое она испытывала во время Соломонова суда, куда-то делось. Соломон взял с блюда с фруктами виноградинку и принялся ее задумчиво жевать. Потом взял со столика оба кубка с вином и обернулся к пустому месту в центре ближайшего ковра.
Полыхнула вспышка, запахло сливками и розами: на ковре стояла царица Балкида. На ней было длинное белое платье с золотой каймой и ожерелья из золота и слоновой кости. Волосы были уложены в высокую прическу поверх золотого венца, и вдоль стройной шеи покачивались серьги витого золота. С ее красотой и элегантностью слегка не вязались лишь ошарашенное выражение лица и отчетливо зеленоватый оттенок кожи. Она слегка пошатнулась, ахнула и заморгала, озираясь по сторонам.
Шумерский юноша наклонился к уху Ашмиры.
– От мгновенного перемещения всегда тошнит, – шепотом пояснил Бартимеус. – Она, однако, держится. Не собирается блевать где попало. Вот что значит порода и хорошее воспитание!
– Добро пожаловать в Иерусалим, госпожа моя! – сказал Соломон, небрежно протягивая ей кубок. – Не желаешь ли вина?
Балкида не ответила. Ей попалась на глаза Ашмира, и после краткого замешательства царица узнала девушку. Она издала негромкий возглас.
– Госпожа моя… – начала Ашмира.
– Мерзкая девчонка! – Лицо царицы внезапно побелело, на щеках вспыхнули алые пятна. – Ты меня предала!
Она неуклюже шагнула в сторону Ашмиры и вскинула руку с растопыренными ногтями.
– Отнюдь, – возразил Соломон, мягко вклинившись между ними. – На самом деле как раз напротив. Она – самая преданная из твоих слуг. Она выполнила твое поручение. Она украла у меня Кольцо. Она уничтожила тех, кто грозил тебе от моего имени. Если бы не она, будущее Израиля – а также и Савы, дорогая моя Балкида, – было бы воистину печальным. Я у Ашмиры в долгу, – сказал Соломон. – И ты тоже.
Царица Балкида ничего не ответила. Ее взгляд, по-прежнему прикованный к Ашмире, был недоверчивым, холодным и враждебным, губы стянулись в жесткую линию. Ашмира попыталась припомнить, какой была царица тогда, две недели назад, когда они беседовали у нее в покоях. Она хотела воскресить в памяти улыбки и ласковые речи, эту близость, переполнявшую ее гордость…
Все без толку. Воспоминание ускользало от нее. Оно утратило прежнюю силу.
Балкида пристально посмотрела на царя.
– Это лишь слова, господин мой, – произнесла она наконец. – Этого мало, чтобы меня убедить.
– В самом деле? – Соломон отвесил ей изысканный поклон. – Неудивительно. Подозреваю, мы застигли тебя врасплох.
Он протянул ей вино, одарив царицу своей ослепительной улыбкой; на этот раз Балкида приняла кубок.
– Могу ли я предложить тебе прогуляться со мной по моему дворцу, который сейчас немного перестраивается? Я мог бы сообщить тебе дальнейшие подробности, мы обсудили бы взаимоотношения между нашими странами, которые – надеюсь, с этим ты согласишься – пока что оставляют желать лучшего.
Царица мало-помалу восстанавливала свое самообладание. Она церемонно поклонилась.
– Хорошо.
– А тем временем твоя стражница…
Балкида решительно покачала головой.
– Она мне больше не стражница. Я теперь не уверена, мне ли она служит.
На миг Ашмира ощутила жуткую боль, словно в сердце ей вонзили острый нож. Потом боль исчезла, а вместе с ней – и возбуждение от прибытия царицы. К своему собственному изумлению, она вновь успокоилась.
Ашмира посмотрела царице в глаза. Балкида пригубила вино и отвернулась.
– Что ж, в таком случае, – улыбнулся Соломон, – если ты, госпожа моя, не возражаешь, у меня есть небольшое предложение. Ашмира, – и тут все чары и обаяние его личины устремились на нее, – я предлагаю тебе следующее. Поступи на службу ко мне, стань моей стражницей. Я своими глазами видел, на что ты способна, лично убедился в твоих многочисленных достоинствах и теперь уверен – как ни забавно это звучит после событий прошлой ночи, – что спокойно могу доверить тебе свою жизнь. Помоги же мне восстановить порядок здесь, в Иерусалиме. Служи при моем новом, более просвещенном дворе! В ближайшие дни и недели мне потребуется любая помощь, какую я смогу получить, ибо слуги мои рассеялись, а за волшебниками, если кто-нибудь из них вообще выжил, потребуется пристально следить. Ашмира, помоги мне сделать шаг вперед! Начни новую жизнь в Иерусалиме! И будь уверена, – тут он снова улыбнулся, – что тебя ждет щедрая награда!
С этими словами царь Соломон поставил свой кубок на стол.
– Что ж, а теперь настало время уделить внимание моей гостье – почетнейшей гостье! Прекрасная Балкида, сейчас мы с вами немного пройдемся, а потом удалимся в беседку, где нам подадут ледяной шербет. Кстати, лед для моего шербета доставляют прямо с отрогов горы Ливан; клянусь, вы никогда не пробовали ничего свежее! Прошу…
Он протянул руку, и царица Савская ее приняла. Они рука об руку двинулись прочь, аккуратно переступая через валяющиеся на полу обломки. И скрылись под аркой в дальней стене. Шорох их одеяний стих, голоса исчезли вдалеке. Они ушли.
Ашмира с джинном переглянулись. Помолчали.
– Ну да, – сказал Бартимеус, – цари и царицы – они такие!
38
Уразиил, великий Дух Кольца, был не из тех, кто станет тянуть кота за хвост, когда надо срочно ремонтировать дворец. Внизу, у подножия башни, уже кипела работа. Здания вокруг садов, наиболее сильно пострадавшие от пожаров, оделись шаткими бамбуковыми лесами, и десятки джиннов уже сновали взад-вперед по лабиринту лестниц, разбирая завалы, растаскивая тлеющие бревна и развеивая висящие в воздухе обрывки магии. Со стороны карьера доносился лихорадочный перестук молотов; ифриты летели на запад, в сторону лесов, добывать древесину. Во дворах выстроились вдоль чанов с цементом ряды мулеров[123], деловито размешивая хвостами раствор, в то время как в садах, уходящих в голубую даль, трудились полчища бесов, засевающих попорченные огнем лужайки.
И посреди всего этого шагал Соломон, ведя под ручку царицу Балкиду.
С балкона, где я стоял, даже монументальное чувство собственного достоинства Соломона и Балкиды выглядело совершенно незначительным. Это были просто две крохотные фигурки, одетые в белое с золотом, почти неразличимые среди свиты, что тащилась за ними по пятам[124]. Балкида двигалась медленно, напряженно, как воплощение опасливой гордости; Соломон держался свободнее. Время от времени он театрально взмахивал руками – очевидно, указывал ей на какие-то красоты садов. На одной руке сверкало золотое колечко.
Ну, надо сказать, при той огромной власти, которая находилась в его распоряжении, Соломон, по человеческим меркам, являл просто-таки чудеса сдержанности. Большая часть его поступков более или менее была направлена на общее благо, и вдобавок он был великодушен – в чем только что убедились мы с Ашмирой. И все-таки, все-таки – в душе он оставался царем, а это значит – надменным пижоном, склонным к показухе. Даже это его небрежное, мимоходом проявленное великодушие по отношению к нам было, на свой лад, еще более броским и показушным, чем все его драгоценные побрякушки. Нет, не то чтобы я был против, что вы!
А что касается царицы Савской… Ну…
Темноглазый шумерский юноша, взирающий с балкона на сады, грустно пожал плечами, отлепил свою расхристанную сущность от перил, на которые опирался, и вернулся в зал.
Мне пора было уходить.
Девушка расселась на одном из золоченых кресел Соломоновых апартаментов и уминала за обе щеки медовую коврижку со всем изяществом и сдержанностью голодного волка[125]. Когда я вошел, она и ухом и не повела, по-прежнему продолжая жрать. Я уселся напротив и впервые со времени своего возвращения как следует к ней пригляделся.
Руки-ноги у нее все были на месте, но в целом она изрядно поистрепалась. Одежда на ней порвалась и обгорела, тело в синяках, губа припухла, отдельные пряди волос обесцветились и окрасились зеленым там, где ее опалило магическим пламенем. Все это, несомненно, на пользу ей не пошло, но это были не единственные изменения в ее облике. Глядя, как она жадно прихлебывает Соломоново вино и нахально вытирает руки о шелковые подушки, проницательный наблюдатель (вроде меня) мог также отметить, что она выглядит куда более живой и энергичной, чем при первой нашей встрече тогда, в ущелье, когда она надменно и холодно взирала на меня, восседая на своем верблюде.
Да, как ни серьезно пострадала внешность Ашмиры в ходе ночных событий, я заподозрил, что цепь, сковывавшая ее изнутри, наконец лопнула – и уж это-то, несомненно, пошло ей на пользу.
Она взяла гроздь винограда и миндальную булочку.
– Ну что, как они там, все еще гуляют?
– Ну да, старательно осматривают сады… – Я задумчиво прищурил свои красивые глаза. – Мне кажется или твоя добрая царица Балкида на самом деле – стерва изрядная?
Ашмира криво усмехнулась.
– Ну да, надо признать, она не… не настолько благородна, как я рассчитывала.
– Мягко говоря, да.
– Нет, ну а ты чего ожидал? – Девушка стряхнула крошки с колен. – Она меня отправила аккуратно прирезать царя и стащить Кольцо. А теперь Соломон превозносит меня до небес, Кольцо по-прежнему при нем, а ее самое приволокли в Иерусалим, как тупого беса на сворке!
Анализ ситуации был краткий, но точный.
– Он ее покорит, – заметил я. – Так всегда бывает.
– Ой, да Соломона-то она простит, – сказала Ашмира. – А вот меня – нет.
И снова взялась за булочки. На время воцарилась тишина.
– Что ж, тогда очень удачно вышло с этим предложением, – сказал я.
Она подняла глаза, не прекращая жевать.
– Чего?
– Ну, с этим Соломоновым предложением. Он щедро тебя наградит за то, что ты поможешь ему сформировать новое, прогрессивное правительство, или как это там называется. По-моему, фигня какая-то. Но ты наверняка будешь счастлива.
Сказав так, я уставился на потолок.
– Тебе, похоже, эта идея не нравится, – заметила девушка.
Я нахмурился.
– Ну, он же просто использовал свои Чары. Искренний взгляд, лучезарная улыбка, разговоры насчет того, что он готов тебе доверить свою жизнь, – и все. Ты попалась. А между тем… Это все, конечно, замечательно, но чем это кончится? Сперва ты стражница. Потом «особо приближенный советник». И оглянуться не успеешь, как окажешься у него в гареме. Все, что я могу сказать: если такое случится, смотри не ложись в гамак, если над тобой висит гамак жены из Моава.
– Я не собираюсь к нему в гарем, Бартимеус.
– Ну да, это ты сейчас так говоришь, а потом…
– Я не приму его предложение.
И она отхлебнула еще вина.
– Чего?! – Настал мой черед удивляться. – Ты ему откажешь?
– Ну да.
– Но это же Соломон! И… оставляя в стороне то, что я только что говорил, – он ведь тебе действительно благодарен!
– Да знаю, знаю, – сказала Ашмира. – И все-таки на службу к нему не пойду. Не хочу я менять одного господина на другого.
Я нахмурился. Да, похоже, цепь у нее внутри порвалась окончательно…
– Ты точно уверена? – переспросил я. – Ну да, он самодовольный аристократ; ну да, у него просто мания коллекционировать жен; но все равно он хороший начальник, куда лучше вашей Балкиды. Начнем с того, что ты уже не будешь ра… в смысле, потомственной стражницей. У тебя будет куда больше свободы – и золота тоже, если тебе нужно золото.
– Да нет. И я не хочу оставаться в Иерусалиме.
– А почему бы и нет? Благодаря Кольцу это теперь пуп земли!
– Ну да, но это же не Сава. Мой дом не здесь.
И внезапно в ее глазах вспыхнуло то самое пламя, которое я видел накануне. Оно пылало все так же ярко, но менее яростно. Без гнева, без фанатизма. Девушка улыбнулась мне.
– Я ведь не лгала тебе тогда, прошлой ночью. Должность стражницы, все, что я делала, – да, я служила этим царице, но и Саве тоже. Я люблю ее горы, ее леса; люблю пустыню, виднеющуюся за пределами полей. Моя мать показала мне все это, Бартимеус, когда я была еще совсем маленькой. И одна мысль о том, что я никогда туда не вернусь, не вернусь к ней… – Она осеклась. – Ты себе просто не представляешь, что это такое.
– Вообще-то представляю, – возразил я. – Кстати, раз уж речь зашла об этом..
– Да, конечно! – Ашмира решительно встала. – Пора. Я вижу. Надо тебя отпустить.
Это лишний раз доказывает, что никакая она не волшебница. Со времен древнего Урука любая моя служба заканчивалась одним и тем же: грязной перебранкой, в ходе которой хозяин отказывается меня отпускать, а я превращаюсь в хихикающий труп или ламию с кровавыми когтями, чтобы его «переубедить». Но девушка, освободившись сама, была только рада отпустить на волю и меня тоже. Не торгуясь, без скандала. Я так удивился, что даже ничего не сказал.
Я медленно поднялся на ноги. Девушка озиралась по сторонам.
– Нам понадобится пентакль, – сказала она.
– Да. А лучше два. Тут где-то должна быть пара пентаклей…
Мы порыскали по залу и довольно скоро обнаружили уголок пентаграммы, торчащий из-под обугленного ковра. Я принялся расшвыривать мебель, которая стояла сверху, а девушка стояла и наблюдала за мной с тем же холодным самообладанием, которое я заметил за ней еще тогда, в ущелье. Тут мне пришел в голову один вопрос.
– Ашмира, – спросил я, пинком отправляя опрокинутый столик на другой конец зала, – а если ты вернешься в Саву, что ты там делать-то будешь? И потом, как же царица? Судя по ее сегодняшнему поведению, она не обрадуется, если ты будешь ошиваться у нее под боком.
К моему удивлению, девушка, не задумываясь, ответила:
– А я и не собираюсь ошиваться в Марибе. Наймусь к торговцам ладаном, буду охранять их караваны по пути через Аравию. Насколько я знаю, в пустыне их подстерегает немало опасностей: разбойники, джинны всякие. Думаю, с ними я управлюсь.
Я одобрительно швырнул через плечо антикварный диванчик. Идея и впрямь была недурная.
– К тому же это даст мне возможность попутешествовать, – продолжала она. – Кто знает, может быть, когда-нибудь я даже побываю в Химьяре, повидаю тот скальный город, о котором ты упоминал. Как бы то ни было, эти поездки позволят мне большую часть времени проводить вдали от Мариба. Ну а если царица действительно вздумает относиться ко мне враждебно… – Она помрачнела. – Тогда придется разобраться с этим. И с самой царицей тоже.
Я не пророк и не предсказатель и будущее провидеть не умею, но подумал, что на месте царицы Балкиды я бы поостерегся. Однако сейчас меня волновали более насущные вопросы. Я закончил разгребать мебель, скатал бесценный ковер, швырнул его в бассейн и удовлетворенно выпрямился. В полу, целые и невредимые, красовались два пентакля из розоватого мрамора.
– Смотрится странненько, – заметил я, – но для дела сойдет.
– Ну что ж, – сказала девушка, – становись!
Мы в последний раз встали друг напротив друга.
– Скажи, пожалуйста, – спросил я, – ты ведь точно знаешь слова Отсылания? А то не хотелось бы болтаться тут еще несколько месяцев в ожидании, пока ты их как следует выучишь!
– Знаю, конечно! – сказала девушка. Она перевела дух. – Бартимеус…
– Минуточку! – Я кое-что заприметил. Это была фреска, на которую я раньше не обратил внимания, на стене рядом с изображениями Гильгамеша, Рамзеса и прочих величайших деспотов прошлого: великолепный ростовой портрет самого Соломона во всей славе его. Она каким-то чудом пережила ночную драку.
Я подхватил с пола обугленную щепку, вприпрыжку подбежал к фреске и добавил к ней несколько уверенных штрихов.
– Во! – сказал я. – С точки зрения физиологии это совершенно немыслимо, но, по-моему, ему идет, как тебе кажется? Интересно, скоро ли он это заметит?
Девчонка рассмеялась – рассмеялась впервые за все время нашего знакомства.
Я покосился на нее.
– Может, еще Балкиду подрисовать? Тут как раз места хватит…
– Да ладно, давай уже!
– Ну, так и быть.
Я не спеша вернулся в магический круг. Девчонка смотрела на меня тем же взглядом, какой я не раз замечал у Факварла, – с какой-то отстраненной усмешкой. Я уставился на нее.
– Ну, в чем дело?
– Забавно, – сказала она. – Ты так много распространяешься об ужасах и страданиях своего рабства, что я едва не упустила это из виду. А ведь это очевидно! Невзирая ни на что, тебе это нравится!
Я встал в центре пентакля и смерил ее холодным, пренебрежительным взглядом.
– Дружеский совет на прощание, – сказал я. – Никогда не оскорбляй джинна, которого собираешься освободить, разве что ты на редкость опытная волшебница. А особенно – этого джинна. В древнем Вавилоне жрецы богини Иштар воспрещали иметь со мной дело волшебникам ниже девятого уровня – именно по этой причине[126].
– Ну вот, это только лишний раз доказывает то, о чем я говорила, – возразила девушка. – Ты постоянно хвастаешься своими былыми свершениями. Ну, признайся же! Ты от этого в восторге. Вот, даже сегодня ночью – я обратила внимание, что чем ближе мы подбирались к Кольцу, тем меньше ты ныл и жаловался.
– Э-э, ну… – Я решительно хлопнул в ладоши. – А куда мне было деваться? Мне просто стало не до того. Но можешь мне поверить, ни малейшего удовольствия мне это не доставляло. Ладно, довольно! Произнеси Отсылание и освободи меня.
Она кивнула и закрыла глаза. Юная, тоненькая девушка, старательно припоминающая заклинание. Я буквально слышал, как ворочаются шестеренки у нее в голове.
Ее глаза открылись.
– Бартимеус, – внезапно сказала она, – спасибо тебе за все!
Я откашлялся.
– Пожалуйста, чего там… Слушай, ты точно помнишь слова? Не хотелось бы материализоваться заново в гниющем болоте или еще где-нибудь.
– Да нет, слова я помню! – улыбнулась она. – Ты прилетай как-нибудь к нам в Саву. Тебе там понравится.
– Ну, это уж не от меня зависит…
Читать бесплатно другие книги:
