Это по-настоящему Уатт Эрин

И эта странная история с отношениями с отцом, в которых явно что-то не так. К тому же я заметила, как он трогает мои волосы. Меня беспокоит, что я должна рассказать об этом УУ: мы были одни, а Окли не должен до меня дотрагиваться, когда мы остаемся наедине. Даже до волос. У меня от этого возникает странное чувство.

Но я не рассказываю ничего Кики – у нас не настолько близкие отношения, чтобы я могла без стыда поделиться с ней своими сокровенными мыслями, не боясь столкнуться с осуждением. Я не уверена, есть ли вообще человек, с которым у меня такие отношения. Так что я просто говорю:

– Я еще не слишком хорошо его знаю.

Она живо кивает, словно ей все понятно:

– Да, когда не знаешь человека с детства, все по-другому. Иногда мне кажется, что мы с Джастином знаем друг о друге слишком много. Из-за этого ты бросила УУ?

– Я не бросала УУ! – возмущаюсь я. – Хочешь сказать, все так думают?

Она смотрит на меня недоверчиво:

– Ты же встречаешься с Окли Фордом. Ни за что не поверю, что это УУ тебя бросил.

– Но с Окли-то мы познакомились уже после расставания!

Я морщусь. УУ будет недоволен. Он не любит выглядеть неудачником в глазах своих друзей. Отсюда и условие, что я не должна обвинять его в изменах. Но это еще хуже. УУ не захочет, чтобы все считали, будто я его бросила ради знаменитого красавчика.

– Тогда почему вы расстались? Он тебе изменил? Или он тебя бросил из-за того, что ты не стала вместе с ним поступать в универ?

О черт! Я не знаю, что ей ответить, но тут у меня звонит телефон, и я тут же поднимаю трубку, даже несмотря на то что на экране написано: «Номер скрыт». Сейчас я готова принять спасение даже из рук телефонного спамера.

– Алло?

– Тай приедет за тобой в полдевятого.

Только через несколько мгновений я осознаю, что это Окли.

– Сегодня?

– Нет, завтра утром, – саркастически говорит он. – Сегодня, конечно.

– Но… во сколько мы тогда вернемся?

– Тебе что, пять лет?

Чувство теплоты, которое, возможно, зародилось во мне благодаря чудесному спасению, немедленно умирает в муках. Я поворачиваюсь спиной к Кики, которая увлеченно смотрит в окно в надежде на скорое прибытие Окли Форда, и шиплю в трубку:

– А ты всегда так с людьми разговариваешь?

– Ну, вообще, да.

Я закрываю глаза и пытаюсь успокоиться.

– Куда мы пойдем?

– На закрытую вечеринку. Тебе понравился подарок?

Я удивленно моргаю: он что, сам выбирал?

– Не особо.

– Другого я не ожидал.

14

ОНА

– Ты же вроде говорил, что мы идем на вечеринку. – Я с тревогой пытаюсь что-нибудь рассмотреть сквозь тонированные стекла на заднем сиденье «кадиллака эскалейд». – Что это за место?

За рулем Тайрис, и он только что остановил машину на какой-то с виду индустриальной улице на юге Лос-Анджелеса. Раньше я никогда здесь не бывала. Слышна музыка, но на здании нет никакой вывески, только черная металлическая дверь, которая выглядит довольно загадочно.

Окли строит раздраженную мину:

– Это клуб.

– То есть мы не идем на вечеринку.

– Это и есть вечеринка. В клубе. Какая часть из этого тебе непонятна, детка?

Я с яростью смотрю на него:

– Не надо вести себя так, будто я тупая. И не зови меня деткой.

Он ухмыляется.

Как же мне хочется ему врезать! Мне все равно, что он платит кучу денег за этот спектакль и что прямо сейчас он потрясающе выглядит в этих вытертых джинсах и зеленой футболке, которая обтягивает его тело, как вторая кожа. Все это совершенно никак не отменяет того, что временами он бывает отъявленным мерзавцем.

– Я просто забочусь о своей безопасности, – напряженно говорю я. – Кто владелец этого места?

– Откуда я знаю. – Он пожимает плечами. – Здесь устраивают разные закрытые тусовки. Вечеринки, презентации, концерты.

Я задумчиво хмурюсь:

– И что, Клаудиа сказала, что наше третье свидание должно пройти здесь?

– Да, она так сказала, – нетерпеливо говорит Окли. – Тай, ты готов?

Мое сердце начинает бешено биться.

– К чему? – выдавливаю я.

– К тому, чтобы проверить, нет ли вокруг папарацци, – говорит Окли. – Мы позволим им нас сфотографировать, когда будем уходить.

– Почему?

– Потому что если они сейчас нас заметят, то могут найти способ пробраться в клуб и там сфотографировать то, чего мы не хотим им показывать. – Он смотрит на меня с таким видом, словно я совсем глупая.

Меня так достало, что все эти умники обращаются со мной, будто у меня опилки вместо мозгов! Но вместо того чтобы взорваться, я просто сижу, стиснув зубы, и напоминаю себе о том, что мне платят за это двадцать тысяч баксов в месяц.

Нет, Кики, Окли Форду во мне совершенно ничего не нравится. И меня это ни капли не беспокоит, потому что он – придурок с большой буквы «П».

Мы с Окли сидим в машине, и наконец Тай сообщает, что все чисто. Я пять раз чуть не падаю, пока мы идем к пугающей черной двери, и от меня не ускользает выражение удовольствия в глазах моего «бойфренда», наблюдающего, как я шатаюсь на этих чертовых каблуках.

– Ты не мог бы в следующий раз выбирать обувь поудобнее? – говорю я.

– Не-а. В этих туфлях твои ноги выглядят потрясающе.

На этот раз я не испытываю никаких эмоций от его комплимента. Похоже, он разбрасывается ими налево и направо. Возможно, просто по одному каждой девушке в поле зрения.

Тайрис ударяет увесистым кулаком по двери, и она тут же распахивается.

Мы входим в полутемное фойе, и я сразу обращаю внимание на дым.

– Что-то горит? – Я принюхиваюсь.

Почему-то от этого Окли начинает хохотать как сумасшедший. Вместо ответа он на крейсерской скорости несется вперед. Я бегу за ним на своих чудовищных каблуках и молюсь только об одном – не подвернуть ногу.

Коридор приводит в темное помещение. В одном его конце находится бар, в другом – сцена, а между ними разбросаны столы и диваны. Здесь не слишком тесно, но при этом достаточно посетителей, и все они смеются, курят и общаются друг с другом, перекрикивая музыку. Группу, играющую на сцене, я прежде не видела, но музыка знакомая. Вероятно, я слышала что-то похожее по радио за последние лет пять.

Кроме того, здесь довольно много знакомых лиц. Не потому, что я знаю этих людей лично. Я видела их по телевизору или на обложках журналов. В Лос-Анджелесе легко встретить кого-то из знаменитостей, если знать, где искать, но такая их концентрация в одном помещении со мной заставляет испытывать крайнее смущение, даже несмотря на дорогую дизайнерскую одежду.

Это приводит меня в крайнюю степень раздражения.

– В Лос-Анджелесе законодательно запрещено курить в помещениях.

Окли иронично приподнимает бровь:

– Мне что, вызвать полицию?

Его отношение действует мне на нервы, и я говорю:

– Я прямо-таки ощущаю, как у меня развивается рак легких. За последние пять минут – от нуля до четвертой стадии. Давай в следующий раз пойдем в какое-нибудь место, где мне не придется опасаться скоропостижной смерти из-за дыма, побывавшего в ком-то другом.

Тай хмыкает.

Я поворачиваюсь и огрызаюсь на него тоже:

– Ничего смешного. Если бы я работала в муниципалитете, я бы давно уже прикрыла это местечко.

– Ну, тогда хорошо, что ты не работаешь в муниципалитете, – безапелляционно говорит Окли. – Ты работаешь у меня, не забыла?

Вот мерзавец!

Он тащит меня к бару, а Тай идет следом за нами, как послушный щенок. Я пытаюсь сделать равнодушное лицо, проходя мимо известной модели, которая хохочет в компании популярного певца. Мои щеки пылают. Даже не могу себе представить, что тут все обо мне думают: я такая обычная по сравнению с этими потрясающими девушками. И Окли так безразлично со мной обращается.

Как бы я хотела пойти домой!

Возле барной стойки мы снова ругаемся, уже второй раз за вечер. Или третий. Я сбилась со счета.

– Что будешь пить? Пиво? Дайкири? Что-нибудь покрепче?

– Ничего, – бросаю я сквозь зубы. – Мне семнадцать лет.

– И что?

– Это означает, что я несовершеннолетняя. Мне нельзя алкоголь.

Я пару раз пила пиво на вечеринках, но по большей части мы с Пейсли стараемся подавать пример близнецам. Парень Кики однажды сказал, что раз уж наши родители «отсутствуют», мы могли бы проводить вечеринки у себя. Я с ним неделю не разговаривала, и с тех пор никто больше не поднимал эту тему.

Окли закатывает глаза:

– Не могу поверить, что моя девушка такая ханжа!

А я не могу поверить, что мой парень такой кретин.

Я проглатываю вертящиеся на языке слова и натягиваю на лицо улыбку – к нам подходит бармен. У него волосы торчком, неряшливая бородка и татуировки на шее. Он видит Окли и ухмыляется:

– Окли, старик! Сколько лет, сколько зим.

– Да, давно не виделись, – с отсутствующим видом отвечает тот. Его зеленые глаза напряженно прочесывают комнату. Даже не повернувшись в его сторону, он добавляет: – Мне шестнадцатилетний «Лагавулин» [12] со льдом. И что-нибудь девственно-безалкогольное для моей спутницы.

Я краснею, потому что он специально сделал ударение на слове «девственно».

– Мне колу, пожалуйста, – говорю я мистеру Модная прическа.

– Сейчас сделаю.

Я могла бы с самого начала догадаться, что возраст Окли не помешает ему выпить. Ну что ж, по крайней мере, за рулем не он, а Тай.

Мы ждем, пока бармен приготовит напитки. Окли продолжает обшаривать взглядом комнату, словно ищет кого-то конкретного. Я же, наоборот, стараюсь ни с кем не встретиться, потому что знаю: здесь я не на своем месте.

– У тебя что, встреча? – спрашиваю я. Зачем он вообще меня сюда привел, если планирует проводить время с другой девушкой? И если он действительно планирует этим заняться, нужно ли мне делать вид, что меня это совершенно не задевает?

Он смотрит непонимающе, как будто только что меня заметил.

– Что? Нет, конечно.

– Точно? А то я, если что, не возражаю. Я могу поболтать с Тайрисом, пока ты будешь мне с кем-нибудь «изменять». – Я делаю пальцами кавычки.

Он криво ухмыляется:

– Ну что ты, солнышко, я бы ни за что не стал тебе изменять!

Окли игриво дергает за один из моих накрученных локонов, отворачивается и продолжает изучать толпу.

Я вздыхаю.

Бармен ставит на стойку стакан с виски и колу. Я делаю глоток, наслаждаясь прохладой напитка. Здесь довольно жарко, а Окли по-прежнему не обращает на меня никакого внимания. Похоже, свидание не задалось.

– Ок, привет, – раздается откуда-то справа, и из темноты выходит худощавый парень с темными лохматыми волосами и в футболке группы Green Day. Окли слегка напрягается:

– Привет, Люк. Как поживаешь?

Этот Люк неуверенно улыбается:

– Ну, так себе. А ты?

Он пожимает плечами, ни слова не говоря, и даже не думает представить меня своему другу.

Наконец тот, неловко протягивая руку, говорит:

– Я Люк.

Я обмениваюсь с ним рукопожатием:

– Вонн.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно.

Я действительно рада, потому что он… явно не знаменитость, и это для меня большое облегчение.

Вдруг Окли подает голос:

– Люк, составишь компанию моей девушке, ладно? Я сейчас вернусь.

И куда-то исчезает.

Серьезно, соскакивает со стула и пропадает в толпе, оставив меня в компании какого-то незнакомца. Тай должен охранять Окли, поэтому бросается за ним, и все становится еще более странно.

– Ну так, – Люк теребит пальцем этикетку на бутылке пива, края которой отклеились из-за образовавшегося конденсата, – как вы с Окли познакомились?

– Что, прости? – Я не слушала, пытаясь рассмотреть, куда исчез Окли, но вот, наконец, замечаю его светлые волосы рядом с диджейским пультом. Он с кем-то беседует, но я не понимаю, с кем.

– Как вы с Окли познакомились? – повторяет Люк.

Я заставляю себя сосредоточиться:

– Э-э-э, в интернете.

– Серьезно? – удивляется он.

Я киваю и излагаю легенду, которую разработали Клаудиа и ее приспешники:

– Я отправила ему в «Твиттере» картинку, и она ему, похоже, понравилась. Он мне ответил, ну и теперь мы вроде как встречаемся.

Люк молчит, а затем на его губах появляется хитрая ухмылка:

– И что, в это хоть кто-то верит?

Я прищуриваюсь в ответ, радуясь, что поблизости нет никого из пиар-команды. Клаудиа бы мне двойку поставила.

– Надеюсь, потому что на самом деле все так и есть.

– Ну, как скажешь.

– Правда!

Он смеется:

– Послушай, Вонн. Так ведь тебя зовут? – Я киваю, и он продолжает: – Я давно знаю Ока. Все его соцсети ведут ассистенты, так что если кто тебе и ответил, это точно был не он.

Меня охватывает возмущение: он что, считает меня лгуньей?

Ты действительно лгунья.

Ну, в общем, да. Так что я решаю свернуть с этой опасной темы:

– А ты как с ним познакомился?

– Я музыкант на студии. Записывал бас для некоторых треков в «Форде».

– О, здорово! А в туры ты с ним ездишь?

– Я был в туре в поддержку «Форда», но только на Западном побережье.

Вдруг взгляд его карих глаз устремляется на что-то в отдалении. Я тоже смотрю туда.

Окли возвращается, и он не один. С ним какой-то человек, который выглядит странно знакомым. Не знаю, кто это, но его лицо я точно где-то видела. У него темные глаза, короткая стрижка ежиком и такая гладкая красивая кожа, что мне хочется спросить его, каким кремом он пользуется.

Они приближаются, и в моей голове все вдруг встает на места. Это Донован Кинг, один из крупнейших мировых музыкальных продюсеров. Но прежде чем стать продюсером, он сам был R&B-исполнителем, поэтому я его и узнала.

– Это Кинг, – шепчет мне Люк. – Окли несколько лет мечтает с ним сотрудничать.

Они наконец добираются до стойки, и я замечаю, что Окли необычно нервничает – крутит в руках свой стакан, так что кубики льда стучат по стенке, и выражение его лица, обычно слегка ироничное, сейчас убийственно серьезно. Он слегка кивает Люку – вполне определенный знак, чтобы тот проваливал. Тот не подает виду, что расстроился, – я замечаю промелькнувшее на его лице мрачное выражение только потому, что ожидаю его увидеть, поскольку и так очевидно, что они с Окли в натянутых отношениях. Люк придумывает какой-то предлог и исчезает, и в этот момент мне его жаль.

– Это Вонн, – говорит Окли. – Вонн – Донован Кинг. Я сказал ему, что ты большая поклонница его работы и будешь очень рада с ним познакомиться.

Я собираюсь недоуменно нахмуриться, но встречаю взгляд Окли, буквально умоляющий ему подыграть. Так что улыбаюсь Кингу и говорю:

– Да, это правда! Обожаю альбом, который вы выпустили с Saturn’s Rising.

Я придаю своему лицу в меру заинтересованное выражение и молюсь, чтобы он не спросил меня о чем-нибудь еще – на этом мои познания о его трудах заканчиваются. Единственная причина, по которой я знаю хотя бы об этом, заключается в том, что близнецы заслушали его до дыр, когда он вышел прошлым летом.

– Спасибо. Я был очень рад с ними работать, – говорит Кинг голосом, мягким, как его кожа, и более низким, чем я ожидала. – Ребята очень серьезно относятся к своей музыке.

Я улыбаюсь, как дурочка, потому что даже не знаю, что на это ответить. Я не играю ни на одном музыкальном инструменте. Даже свистеть не умею!

– А что скажешь про этих? – Он кивает в сторону сцены.

Я стараюсь не скривиться, потому что ничего не понимаю в музыке. Когда мы смотрим музыкальные шоу по телевизору, я никогда не угадываю, кто выйдет в финал.

Окли напряженно хмурится, и я начинаю опасаться, что морщины на лбу останутся у него навсегда. И от этого мне становится еще страшнее.

– Я совершенно не разбираюсь в музыке, – признаюсь я.

Кинг едва заметно улыбается:

– Как и девяносто процентов американцев. Именно поэтому музыка хорошо продается. А что тебе больше всего нравится в музыке Окли?

– Почему вы думаете, что мне она нравится? – вырывается у меня.

Ровно в этот момент группа заканчивает играть и мне хочется от стыда спрятаться под столом. Окли делает шаг вперед, явно собираясь что-то сказать, но вдруг Кинг разражается хохотом.

– А она не промах! – Он показывает мне большой палец.

– Тоже так думаю. – Окли улыбается, напряженно и слегка фальшиво. Неловко обнимает меня за плечи, и я делаю над собой усилие, чтобы не отодвинуться. – Даже несмотря на то, что она считает мою музыку дерьмом.

Я прямо-таки слышу голос Люка: «И что, кто-то в это верит?» Если бы я могла ответить честно, я бы сказала: «Вряд ли».

– Это неправда!

Я мечтаю, чтобы пол разверзся и меня поглотил. Почему, когда землетрясение так пригодилось бы, его не дождешься? Щеки пылают, и вовсе не от жары. Моя задача – убеждать окружающих в том, что я без ума от Окли, но пока у меня совершенно ничего не получается.

Я украдкой кошусь на него, ожидая намека, что теперь делать, но он смотрит на сцену. Если бы он не обнимал меня за плечи, мы бы выглядели как враги. А может, мы и правда так выглядим.

– Когда мне было пятнадцать лет, я слушала «Форд» без остановки, – наконец говорю я. – Мне казалось, он идеально описывает мою жизнь. И мне ужасно стыдно сейчас вам об этом рассказывать. Честно говоря, хоть я и пытаюсь сделать вид, что нет ничего особенного в том, что мы вместе в клубе и беседуем с Донованом Кингом, на самом деле мне очень неловко.

На лице Кинга появляется слегка озадаченное выражение, значение которого мне не до конца ясно.

– Вот это я понимаю, серьезный разговор. – Он салютует мне стаканом. – В этой индустрии люди редко говорят что-то подобное. Все хотят слышать только комплименты, но запоминается то, что сказано по-честному, от сердца. Но все-таки что ты думаешь о группе?

– Она… – Я пытаюсь подобрать слова. Я настолько не в своей тарелке в этой ситуации, насколько это вообще возможно. Это словно впервые встать на доску для серфинга и сразу попасть на высокую волну. Можно сразу вызывать спасателей.

– Не бойся. Скажи как есть, – говорит Кинг.

– Мне не нравится. Она слишком…

– Безликая, – говорит Окли. – Мы все такое уже тысячу раз слышали от тысячи других музыкантов. Включая меня самого.

И он прав. Это именно то, что меня и грызет.

Кинг кивает:

– Да, сейчас вся музыка звучит одинаково. В этом вся проблема.

Окли наклоняется навстречу Кингу, зажимая меня в процессе. Его взгляд сосредоточен на Кинге, лицо как у одержимого, и у меня возникает ощущение, что он вообще забыл о моем существовании.

– Но ваша – нет, – хрипло говорит он. – Я хотел бы поработать с вами в студии.

Кинг отводит глаза.

Ох, вот сейчас мне становится действительно неловко. Мне не было так неловко с девятого класса, когда Лия Маринер вдруг при всех заплакала в школьной столовой, потому что увидела своего бывшего парня с его новой девушкой.

Но Окли не сдается:

– Вы делаете потрясающие вещи. Нам нужно записать что-нибудь вместе.

Я почти вижу, что Кинг размышляет, как бы ловчее отказать Окли, чтобы не слишком его обидеть.

Наконец он слегка наклоняет голову и одновременно поворачивается чуть в сторону от Окли, так, чтобы тому было сложнее разглядеть его лицо.

Я стараюсь как можно глубже вжаться в барную стойку.

– То, что ты делаешь, кажется мне несколько незрелым. Не думаю, что мы друг другу подходим. Почему бы тебе не обратиться к Лансу Бьюкенену? Его работы довольно близки к тому, что ты выпускал раньше.

Окли напрягается:

– Я ищу новое звучание.

Кинг вздыхает, этот разговор явно ему в тягость. Мне же просто хочется раствориться в воздухе. Может, сказать, что мне нужно в туалет?

– Позвони мне через пару лет. Думаю, тогда мы сможем договориться.

Улыбка Окли такая натянутая, что практически звенит:

– Обязательно.

Кинг смотрит на меня и улыбается по-настоящему:

– Было приятно с тобой познакомиться, Вонн. Не позволяй этому миру себя изменить, хорошо?

Он пожимает мне руку и исчезает в толпе.

После его ухода между нами повисает неловкое молчание. Я практически чувствую ненависть, с которой Окли на меня смотрит, и из последних сил пытаюсь придумать какую-нибудь тему для разговора.

– Здесь довольно шумно, да? – наконец произношу я.

– Тогда помолчи, – огрызается он.

15

ОН

1doodlebug1 @OakleyFord_stan№ 1 Она что, модель? Это разве не Гуччи?

OakleyFord_stan№ 1 @1doodlebug1 Точно Гуччи. Но идти в клуб в таком виде? Позор.

1doodlebug1 @OakleyFord_stan№ 1 угу, стыда никакого нет

Страницы: «« ... 56789101112 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Настоящая книга поистине уникальна – это самый первый сборник Брэдбери, с тех пор фактически не пере...
Прошли годы. Теперь Гвенди Питерсон – признанная писательница и успешный политик. Она вполне довольн...
Вы слышали что-нибудь о снежных волках? Вот и я, ведьма, нет.Хуже того, когда шеф отправил доставить...
В игре, в которую я ввязалась, магия смерти – мой единственный козырь. Притворяться женой графа де Л...
Долгие годы я был твоим другом и наставником, а ты всегда хотела большего. Рядом с тобой вижу себя с...
По дороге домой из школы исчезает молодая девушка. Через пять лет ее находят убитой на детской площа...