Сожалею о тебе Гувер Колин
– Я тоже тебя люблю, мам, – отвечает Клара после секундного замешательства, во время которого она настороженно изучает мое лицо. Однако потом искренне улыбается.
Когда она направляется к дивану, чтобы устроиться там с ребенком, я говорю:
– Я приготовила завтрак. Буррито. Оставила на кухонном столе.
– С беконом или сосисками? – заинтересованно вскидывает голову дочь.
– И с тем, и с другим.
– Ура, – шепчет она. Затем переводит взгляд на Элайджу. – Я тебя обожаю, приятель, но еда не ждет.
Примерно в десять утра я пишу Джонасу, чтобы сообщить о немного спавшей температуре. Ответ я получаю в районе полудня.
Джонас: Он поспал?
Я: Нет. Но думаю, он надолго уснет, как только жар понизится.
Джонас: Надеюсь, так и будет. Сейчас только двенадцать, а мне уже кажется, что день никогда не закончится. Завтрак был моим спасением. Большое спасибо.
Я: Я приготовила жаркое. Мы с Кларой все не съедим, так что можешь взять с собой, когда приедешь за Элайджей.
Джонас: Идеально. Еще раз спасибо.
Спустя два часа я получаю еще одно послание.
Джонас: Он так и не спал?
Я: Вздремнул пятнадцать минут. Жар по-прежнему держится, но уже не так его беспокоит, как раньше.
Затем приходит сообщение от Клары.
Клара: Мы с Миллером должны поработать над проектом после школы. Будем в «Старбаксе».
Я: Что за проект? Первый раз слышу о твоем совместном задании с Миллером.
Клара: Джонас сделал нас партнерами в кинематографическом проекте от Университетской межшкольной лиги. Осталось меньше 4 месяцев, чтобы его сдать.
Я пишу Джонасу.
Я: Ты действительно поставил Клару в пару с Миллером для кинопроекта?
Джонас: Да. Тебя это беспокоит?
Я: Даже по нескольким причинам. Во-первых, он достал ей наркотики, во-вторых, Крис утверждал, что от этого парня стоит держаться подальше.
Джонас: Миллер не так плох, как ты думаешь. А Крис его даже не знал.
Я: Я успела составить свое мнение. Сын Адамса уговорил Клару сбежать с похорон отца. Затем они вместе ловили кайф. А на прошлой неделе они оба заработали наказание за неподобающее поведение. Пока Миллера не было, таких проблем не возникало. И даже если не он инициатор случившегося, я бы все равно предпочла более ответственного человека, который отговорил бы Клару от подобных поступков, а не того, кто с радостью их поддерживает.
Джонас: Не думаю, что ответственные подростки существуют в природе.
Я: Ты совсем не облегчаешь мне задачу.
Ответа я так и не получаю.
Остаток дня я стараюсь не дать Элайдже заснуть, чтобы он устал к приезду Джонаса. И отцу, и сыну нужно хорошо отдохнуть ночью, но к шести часам надежды на это остается все меньше. Жар наконец спал, и маленькое тельце обмякает на моих руках. Я перекладываю крепко спящего племянника в колыбельку. Надеюсь, худшее позади, однако подозреваю, что через несколько часов Элайджа проснется и отцу снова придется нянчиться с ним всю ночь. Может, оставить малыша у себя и дать Джонасу возможность отдышаться?
Но стоит мне вытащить телефон, чтобы отправить сообщение с этим предложением, как раздается стук в дверь. Элайджу звук не побеспокоил. Я открываю и шепчу:
– Он только что заснул.
На Джонасе уже нет галстука. Две верхние пуговицы рубашки расстегнуты, а на голове царит еще больший беспорядок, чем утром. Несмотря на усталый вид, выглядит он замечательно. Откуда вообще взялась последняя мысль?
Я жестом приглашаю Джонаса войти и указываю на кухню, где его ждет ужин, как и было обещано. Затем достаю пластиковую посуду, чтобы переложить туда жаркое.
– Ты ужинала? – спрашивает Джонас.
– Пока нет.
– Я тогда поем прямо здесь. – С этими словами он открывает шкафчик и вытаскивает две тарелки. Я возвращаю контейнеры на место и забираю посуду.
Замечательная идея. Очень повседневный ритуал. Друзья постоянно ужинают вместе.
Я раскладываю порции и ставлю на стол. Несмотря на то, что это самое обычное занятие, со смерти Криса и Дженни мы с Джонасом никогда не делили трапезу. Поэтому сидеть вдвоем кажется непривычным. Словно пустующие стулья служат постоянным напоминанием неправильности происходящего.
– Очень вкусно, – не отрываясь от еды, произносит гость. – Как и буррито.
– Спасибо.
– Ты все готовишь так же хорошо?
– Я – отличный повар, – уверенно киваю я. – Крис ненавидел ходить по ресторанам, утверждая, что их блюда никогда не сравнятся с моими.
– Тогда я удивлен, что он не растолстел, – комментирует Джонас. – Если бы я так ужинал каждый день, то точно бы набрал несколько килограмм.
– Он постоянно ходил в тренажерный зал. Ты же знаешь.
Так странно говорить о Крисе без ненависти, но мне даже нравится. В конце концов, хочется сохранить приятные воспоминания, забыть о поступках мужа. Ведь хороших совместных моментов у нас тоже накопилось немало.
– А где Клара?
– С тем мальчишкой, – обвинительно тыкаю я вилкой в собеседника. – И все из-за тебя.
– Он – один из моих любимых учеников, – со смехом заявляет Джонас. – И мне не важно, какого ты о нем мнения.
– А как обстоят дела с учебой у Клары?
– Все замечательно, – следует немедленный ответ.
– А если честно? Не нужно говорить то, что я хочу услышать. Мне действительно интересно знать, как она себя ведет, находясь вдали от меня.
– У нее все хорошо, Морган, – говорит Джонас, бросив на меня пристальный взгляд. – Просто отлично. Она всегда вовремя сдает домашнюю работу. Оценки тоже выше всяких похвал. На уроках Клара хорошо себя ведет. А еще она забавная. Мне нравятся ее саркастичные замечания. – Он улыбается. – Напоминает тебя.
– Она действительно похожа на меня, когда я была в ее возрасте.
– Она очень похожа на тебя нынешнюю. Ты совсем не изменилась.
– Ну да, – издаю я невеселый смешок.
– Но так и есть. – Теперь он подчеркнуто серьезен. – Ты не изменилась. Совсем.
– Не уверена, что это комплимент. – Я перевожу взгляд на тарелку, рассеянно мешая еду. – Печально, что я все та же, какой была в семнадцать. Без образования. Без опыта работы. Совершенно нечего указать в резюме.
Джонас несколько секунд изучающе на меня смотрит, затем опускает глаза в тарелку, протыкая вилкой морковку.
– Я имел в виду не качества для портфолио. А все остальное. Чувство юмора, умение сочувствовать, самообладание, уверенность, дисциплинированность. – Затем Джонас делает небольшую паузу и продолжает: – Твою улыбку. – И отправляет еду в рот.
Я отвожу взор, и улыбка сползает у меня с лица, потому что я снова ощутила то самое чувство. Каждый комплимент стрелой пронзает мне сердце. Из груди вырывается вздох. Аппетит безнадежно потерян. Я поднимаюсь и счищаю остатки еды в корзину для мусора. Споласкиваю тарелку в раковине. Я задыхаюсь. Руки дрожат. Мне не нравится, что я так сильно реагирую на присутствие Джонаса, но друзья не говорят такое друг другу с таким выражением лица.
У него остались ко мне чувства.
Даже не знаю, как к этому относиться, потому что сразу же возникает множество вопросов. Тем временем объект моих терзаний идет к раковине, включает воду и моет посуду. Я поспешно отдергиваю руки и хватаюсь за кухонную стойку.
Джонас стоит рядом и смотрит прямо на меня.
Я же не могу поднять голову, стыдясь, что вообще что-то испытываю к этому мужчине. Но это так. Особенно удивляет жгучая ревность. Я и раньше ее чувствовала, но заталкивала в самые дальние уголки души. Но теперь приступ настолько сильный, что я просто не могу удержаться.
– Почему ты переспал с Дженни в прошлом году?
Меня охватывает сожаление, стоит только вопросу сорваться с губ. Но теперь я понимаю, что была в ярости с того самого момента, когда Дженни пришла с похорон отца Джонаса и рассказала о проведенной вместе ночи. Я чувствовала себя преданной, несмотря на то, что он мне не принадлежал.
Джонас подходит на шаг ближе. Не настолько, чтобы прикасаться ко мне, но достаточно, чтобы я ощутила его тепло.
– Я не знаю. Может, потому что она просто была рядом, – очень тихо произносит он. – Или потому, что тебя там не было.
Я резко вскидываю голову и встречаюсь с ним взглядом.
– Я бы не стала с тобой спать, если ты это подразумеваешь.
– Я совершенно не это имел в виду. Я хотел сказать, что был расстроен смертью отца, а ты даже не пришла меня поддержать. Хоть мы и не общались, ты явно была в курсе похорон, раз Дженни явилась. – Он вздыхает с явным раскаянием. – А может, я так поступил, надеясь причинить боль тебе.
– Какой ужасный повод для секса.
– Ага, я и не ожидал, что ты поймешь, – неубедительно смеется Джонас. – Ты никогда не была на моем месте. Тебе не приходилось стоять в стороне, пока любимая девушка встречается с твоим лучшим другом. – От этих слов перехватывает дыхание. Джонас отводит взгляд. – Ревность иногда толкает на ужасные поступки, Морган. – С этими словами он выпрямляется и, понимая, что его присутствию больше не рады, добавляет: – Мне лучше уйти.
– Да, – я говорю сипло и хрипловато. – Лучше уйти.
Джонас кивает, явно разочарованный моим согласием. Затем выходит из кухни, пару раз задумчиво стукнув ладонью по холодильнику напоследок.
Стоит ему покинуть помещение, как я набираю воздух в легкие. Однако след его присутствия так и витает рядом со мной, пока мужчина собирает вещи Элайджи. Прежде чем достать сына из кроватки, Джонас ненадолго застывает, а потом возвращается ко мне. Замирает в дверном проеме с сумкой, полной детских вещей.
– Это было взаимным?
– Не понимаю, о чем речь, – качаю я головой, обозначая свое недоумение.
– Мои чувства к тебе. Мне было сложно сказать наверняка. Иногда казалось, будто ты тоже ко мне что-то испытываешь, но я понимал, что ты никогда в этом не признаешься из-за Дженни. Но… Я должен знать. Ты разделяла мою симпатию?
Сердце в груди снова колотится как сумасшедшее. Джонас никогда раньше не спрашивал меня напрямую. И я не ожидала услышать подобное. Очень тяжело говорить о том, что сам лишь недавно осознал.
Джонас скидывает сумку с плеча и широкими шагами пересекает кухню. И останавливается только тогда, когда наши тела и губы соединяются.
Я испытываю невероятное смятение. Приходится схватиться за стойку позади, чтобы не упасть, когда Джонас накрывает ладонями мое лицо. Меня охватывает такая буря эмоций, что колени подгибаются.
Я прижимаю руки к груди Джонаса, намереваясь оттолкнуться, но вместо этого внезапно притягиваю его к себе, схватив за рубашку.
Когда он впивается в меня губами, я ощущаю, как его язык проскальзывает мне в рот, а тело сотрясает крупная дрожь. Чувства захлестывают меня с головой, словно я пробуждаюсь и одновременно умираю. Я осознаю, что прожила всю жизнь, целуя совершенно не того человека.
Джонас получает ответ на свой вопрос: моя реакция не оставляет сомнений. Его влечение определенно взаимно. И так было всегда, как бы я ни старалась это отрицать. Нас тянет друг к другу.
Я так и льну к Джонасу всем телом, словно боюсь того, что произойдет, если я отстранюсь.
И не зря.
Глава двадцать четвертая
Клара
– Мама?
Это единственное, что мне удается выдавить, но и одного слова достаточно, чтобы они отскочили друг от друга на несколько футов. Мать отворачивается от меня. Джонас пристально разглядывает обувь.
Я же смотрю на них в ужасе.
Затем трясу головой, стараясь убедить себя, что ничего не видела. Мать только что целовалась с женихом своей сестры. Моя мать… целовалась с лучшим другом папы.
Я делаю шаг назад из помещения, словно оно заражено предательством и я боюсь подхватить его. Мать собирается с духом и поворачивается ко мне со слезами на глазах.
– Клара…
Я даже не даю ей шанса объясниться. Совершенно не желаю знать, почему это вообще могло произойти. Я бегу в спальню, отчаянно нуждаясь в убежище, где они не смогут меня достать. Со всех сил захлопываю дверь и запираю ее. Затем для надежности придвигаю тумбочку.
– Клара, открой, – уговаривает мать, но ее наполненный рыданиями голос доносится приглушенно. Она стучит, не переставая.
– Клара, – теперь настает очередь Джонаса. – Пожалуйста, открой.
– Оставьте меня в покое!
Слышу, как мать плачет. Затем до меня долетают извинения Джонаса, но они звучат так тихо, что я понимаю: он просит прощения не у меня, а у матери.
– Просто уйди, – говорит она. Тяжелые мужские шаги удаляются в сторону гостиной.
Тогда мать снова принимается стучать.
– Клара, пожалуйста, открой. Ты неправильно поняла, это не… Просто позволь мне объяснить.
Я выключаю в комнате свет.
– Я собираюсь ложиться спать. И не хочу с тобой сегодня разговаривать. Уходи! Прочь! – С этими словами я падаю на кровать. Стук наконец прекращается. Спустя пару минут я слышу, как хлопает входная дверь.
Мать предпринимает еще одну попытку заставить меня выйти, но я перекатываюсь на другой бок и игнорирую ее, накрывшись с головой. После того как дыхание наконец выравнивается, я отшвыриваю подушку. Тишина. До меня доносится звук закрываемой двери в комнату матери дальше по коридору. Теперь есть время, чтобы справиться с желанием немедленно ее прикончить.
Я подскакиваю с кровати и начинаю мерить комнату шагами. Вся кожа зудит от ярости. Как она могла так поступить? Они же умерли всего два месяца назад.
Внезапная мысль проносится в голове и заставляет снова рухнуть на постель. А как долго это вообще продолжается?
Я начинаю припоминать события последних недель. После смерти папы и тети Дженни Джонас бывал у нас так часто, что теперь я смотрю на каждый его визит совершенно под другим углом. Вспоминается вечер, когда мать с Джонасом стояли снаружи в полной темноте, или случай, когда он явился починить дверь. Все его предлоги, чтобы прийти на следующий день. Или тот раз, когда они куда-то ездили вдвоем, а приложение показало, что мать находится в отеле «Лэнгфорд».
Это было всего через неделю после смерти папы и тети Дженни.
Мне становится плохо.
Давно ли у них роман?
Я чувствую себя идиоткой. Джонас всегда интересуется, в порядке ли мама. Притворяется, что это проявление дружеского участия.
А действительно ли у Элайджи был жар этим утром? Черт побери, не исключаю возможности, что мистер Салливан всю ночь провел у нас, а я об этом даже не подозревала. Это объясняет, почему он оказался здесь так рано. И почему мать впервые со смерти отца вдруг решила приготовить завтрак.
Я молюсь, чтобы папа об этом не догадывался. Все это время я испытывала чувство вины за возможное участие в крушении наших жизней, но Джонас и мама занимались этим еще до аварии!
Как она могла так поступить с тетей Дженни? У меня нет сестры, но какой человек может сотворить подобное со своей плотью и кровью?
Я ненавижу мать. Ненавижу так сильно, что хотела бы никогда с ней больше не общаться. Ненавижу так яростно, что сижу на кровати и придумываю все новые способы отомстить ей за разрушение нашей семьи.
Однако у меня практически закончились возможности для протеста. Наркотики я уже пробовала. Меня наказывали в школе. Правду я и так практически перестала говорить. К назначенному времени отбоя уже тоже опаздывала. Единственная вещь, которая приходит на ум: заняться сексом с Миллером. Уверена, это бы ее точно расстроило. Мать всегда просила меня подождать с этим до восемнадцати, но так как я все равно не собиралась выполнять ее пожелание, стоит ускорить процесс. Ведь если мама узнает, что я потеряла девственность в шестнадцать, да еще и с Миллером, это просто сведет ее с ума.
Я смотрю на экран мобильника. Нет даже восьми вечера. Остается четыре часа для осуществления плана до наступления дня рождения. В любом случае общество Миллера мне сейчас просто необходимо. В его присутствии я успокаиваюсь, а это очень пригодится.
Хватаю телефон и звоню своему парню.
– Привет, – немедленно отвечает он. – Как дела?
– Когда ты заканчиваешь работать?
– Осталось еще полчаса. У тебя еще будет минут тридцать, чтобы приехать и поцеловать меня на прощание до твоего комендантского часа.
– Приходи лучше ко мне домой после окончания смены.
– К тебе? – Он делает паузу. – Ты уверена?
– Да, но забирайся в мою спальню через окно.
– А, так мы будем встречаться тайком? – По голосу я слышу, что Миллер ухмыляется. – Хорошо, но только я никогда раньше у вас не бывал, поэтому понятия не имею, где твое окно.
– Первое по правой стороне дома.
– Если стоять ко входу лицом?
– Да. И еще… захвати презервативы.
– Ты уверена? – В этот раз промедление длится гораздо дольше.
– Абсолютно.
– Только… Клара, ты же знаешь, что мы не обязаны это делать.
– Ты обещал меня не отговаривать.
– Не думаю, что это было обещание. Кроме того, я предполагал, что пройдет какое-то время, прежде чем…
– Я передумала. Не хочу ждать до конца года.
– Ладно, – после еще одной длинной паузы соглашается он. – Буду меньше чем через час.
Я включаю музыку, чтобы заглушить любой возможный шум. Зажигаю свечи и ставлю одну на прикроватную тумбочку, а другую на подоконник, чтобы Миллер мог найти дорогу. Принимаю душ, стараясь смыть все следы слез. К моему удивлению, я их пролила совсем немного. Была слишком зла, чтобы плакать. Не знала, что могу испытывать такую ярость, но сейчас понимаю – я способна и на большую. Кто знает. Посмотрим, на что я осмелюсь завтра, когда увижу мать.
Я выхожу из ванной, обернутая полотенцем. Потом немного подсушиваю феном волосы, чтобы с них не капало, и слегка подкрашиваю ресницы, попутно пощипав себя за щеки, так как кажусь себе очень бледной. Понимание, что твоя мать совсем не тот человек, кем ты ее считала, успешно сгоняет все краски с лица.
Я копаюсь в косметичке в поисках блеска для губ, когда слышу осторожный стук в стекло. Торопливо подбегаю к шкафу, чтобы отыскать приличную одежду, но тут вспоминаю, зачем вообще позвала Миллера. Он же явился, чтобы меня раздеть. Полотенца вполне достаточно.
Я открываю окно, пока Адамс снимает москитную сетку. Забравшись внутрь, он сначала оглядывается по сторонам и лишь в последнюю очередь поворачивается ко мне. Когда он замечает мой наряд, я вижу, как его накрывает волна понимания. Не думаю, что он до конца верил в мою готовность расстаться с девственностью. Но теперь, когда я стою перед ним в одной полоске ткани, реакция Миллера мгновенно меняется.
Он подносит сжатый кулак ко рту и прикусывает костяшки, рассматривая меня с головы до ног.
– Черт побери, Клара!
Я готова рассмеяться из-за его восторга, но я до сих пор слишком злюсь на мать. Парень не должен заметить мое настроение. Нужно отогнать все плохие мысли, пока мы с этим не покончим.
Миллер обхватывает мое лицо ладонями.
– Ты точно уверена? – Слава богу, эти слова он произносит шепотом. Не хочется, чтобы мать ворвалась и разрушила и эту часть моей жизни.
– Да, – киваю я.
– А что насчет твоей мамы? Где она сейчас?
– В своей комнате. А дверь я заперла на ключ. Только нельзя шуметь. Хотя я включила музыку, так что она нас не услышит.
Миллер кивает, но все равно заметно нервничает. Не ожидала, что он будет переживать.
– Прости, что постоянно спрашиваю, но ты уверена? Просто не ожидал такого быстрого развития событий, поэтому…
– Семьдесят процентов пар занимаются сексом после первого свидания. Думаю, мы и так проявили немалое терпение.
– Ты только что сама придумала эту статистику, лишь бы я снял штаны? – тихо смеется парень.
– А сработало?
– Мне не требуется фальшивая статистика. – Миллер снимает футболку и бросает ее на пол.
Затем подходит и целует меня. В этот раз наши тела, ноги и руки сплетены так тесно, что не остается ни малейшего зазора. Он оттесняет меня к кровати, но останавливается, не дойдя до нее.
Этот поцелуй только что сделал все происходящее реальным. До того моими действиями руководила ярость, и мне казалось, что план невыполним. Однако полуобнаженный парень здесь, в моей спальне, я стою перед ним в одном полотенце, и мы сейчас упадем на постель, так что все становится очень даже вероятным. Я скоро займусь сексом с Миллером Адамсом.
И я к этому готова. em>Мне кажется.
Если бы мать знала, что сейчас случится, ее бы это убило.
Да. Я определенно готова.
Гнев подталкивает меня, и я сбрасываю полотенце. Миллер глубоко вдыхает и немедленно поднимает глаза. Меня это немного сбивает с толку. Почему он не смотрит на меня?
– Я здесь, чуть ниже.
Он скользит руками к моим бедрам, но по-прежнему не сводит взгляда с потолка.
– Я знаю, просто… Полагаю, я привык, что секс похож на бейсбол. Нужно преодолеть сначала определенное количество баз, чтобы оказаться на домашней. Пока же складывается ощущение, что я играю не по правилам.
– Ну тогда ты только что выбил хоум-ран[8], – смеюсь я. – Миллер, сегодня тебе очень повезло.
– Залезай под одеяло. – Он наконец опускает голову, но смотрит только мне в лицо.
Я с ухмылкой подчиняюсь, пока парень пытается не подглядывать. Затем он собирается присоединиться ко мне, но я его останавливаю:
– Сначала сними штаны.
– С чего такая спешка? – наклоняет он голову к плечу.
– С того. Не хочу передумать.
– Может, это знак, что ты еще не готова?
Господи, и почему он не может быть как все остальные парни? Эгоистом, думающим только о сексе?
– Я готова. Совершенно точно.
Он пристально вглядывается мне в лицо, отыскивая следы лжи. Однако забывает, какой хорошей актрисой я могу быть. Спустя минуту Миллер наконец выпрямляется, расстегивает брюки и сбрасывает их. Под ними надеты боксеры с ананасами.
– Сексуально.
– Так и думал, что тебе понравится, – с ухмылкой отвечает он.
Я приподнимаю одеяло, позволяя парню проскользнуть ко мне, но Миллер сначала приподнимает указательный палец, вспомнив кое-что.
– Секундочку. – Он перекатывается и нашаривает на полу сброшенные джинсы. Затем падает на спину, держа четыре презерватива так, чтобы я могла выбрать. – Купил их в магазине «Валеро» за поворотом. С фруктовым вкусом.
– А зачем это нужно? Они съедобные?
– Нет, – отвечает Миллер, отсмеявшись после моего вопроса. – Это нужно для… – Он внезапно покрывается румянцем. – Ну, знаешь, на случай, если ты решишь взять их в рот.
Это пояснение заставляет меня покраснеть. Мой комментарий только что продемонстрировал полную неопытность в этих вещах. Самое дальнее, куда я заходила с парнем, случилось в тот раз, когда Миллер снял с меня футболку и мы целый час целовались лежа на кровати.
Я вытаскиваю оранжевую упаковку и кладу на тумбочку.
– Только не этот. Не хочу испортить момент. Не могу поверить, что ты вообще притащил такое ко мне домой.
– Прости, – ухмыляется Адамс. – Я покупал в автомате в мужском туалете. Там нельзя выбирать. – Потом он берет один из трех, убрав остальные на тумбу, накрывается одеялом и притягивает меня к себе.
Меня это пугает. Прикосновение его обнаженной кожи. Понимание, что нас сейчас разделяет только ткань его боксеров. Миллер закидывает на меня ногу, и в глубине души я испытываю приступ сожаления, что поторопилась, ведь целоваться в его комнате было приятно. Сейчас же все совсем по-другому. Я не чувствую близости или предвкушения, потому как мы пропустили сразу несколько этапов, но теперь мы так далеко зашли, что останавливаться слишком поздно. Я прячу лицо на плече парня, не желая, чтобы он его видел. Я боюсь того, что Миллер может разглядеть в моих глазах.
– Я его еще не надел, – шепчет он мне на ухо. – Мы можем сначала еще кое-что попробовать. В смысле… формально, я даже не касался твоей груди.
Я хватаю его руку и подношу к своей груди. Издав низкий стон, теперь уже он утыкается мне в шею.
– Давай покончим с самой сложной частью. И уже потом будем заниматься чем-то еще, – шепчу я.
Миллер кивает, затем отстраняется и нежно меня целует. Я чувствую, как он снимает боксеры, не отрываясь от моих губ. Затем немного отодвигается, чтобы надеть презерватив, но наши лица по-прежнему очень близко друг к другу. Его дыхание вырывается короткими толчками и доносится до меня теплыми волнами.
Парень меняет позицию и оказывается сверху, его глаза полны эмоций: желания, благодарности, любопытства. Я тоже хочу их испытывать в свой первый раз, но вместо этого ощущаю себя преданной. Обманутой. Глупой.
– Попробуй немного расслабиться, – говорит он. – Тогда будет не так больно.
Я стараюсь последовать его совету, но это очень сложно, потому что все мысли наполнены обидой за тетю Дженни. И папу. А еще я впервые надеюсь, что загробной жизни не существует. По крайней мере, такой версии, в которой умершие могут видеть, как мало Джонас с матерью по ним горюют.
Миллер накрывает своими губами мои, и я радуюсь возможности отвлечься. А затем кое-что еще направляет мои раздумья в совершенно другое русло. Между ног возникает давление, а потом, когда парень одним толчком проникает в меня, приходит боль. Она становится все сильнее, как и срывающееся с его губ дыхание.
Я моргаю. Миллер останавливается и нежно целует меня в уголок рта.
– Ты в порядке?
Я лишь киваю в ответ.
Он снова меня целует, и теперь я чувствую: он снова в меня проникает. Отчетливо ощущаю, что преграда исчезла, и теперь Миллер входит очень глубоко. Я только что потеряла девственность.
Я кажусь себе другой и в то же время прежней.
Мне одновременно и больно, и нет.
Я и жалею об этом, и в то же время нет.