Башня Нерона Риордан Рик
– Ваш план! – рявкнул он. – Ты специально их отпустила. Они пришли сами на исходе данного им срока. На что ты рассчитывала, когда предала меня?
– Владыка, нет. Я…
– Взять их!
Вдруг мне стало ясно, для какого танца расставили всех присутствующих. Все блестяще справились со своей задачей. Слуги отошли назад. Полубоги императорского двора шагнули вперед и обнажили мечи. Я не заметил, как германцы подкрались к нам сзади, пока два дородных детины не стиснули мне руки. Еще двое схватили Мэг. Гунтер с товарищем вцепились в Лугусельву с таким энтузиазмом, что ее костыли застучали по полу. Будь Лу здорова, она бы, конечно, не сдалась без боя, но в ее нынешнем положении достойного отпора дать не могла. Германцы швырнули ее на пол, заставив пасть ниц перед императором, не обращая внимания ни на ее крики, ни на скрип скоб у нее на ногах.
– Перестаньте! – Мэг пыталась вырваться, но германцы были тяжелее ее на несколько сотен фунтов.
Я пнул одного из держащих меня по голени, но без толку. С тем же успехом можно было пинать лесного быка.
У Нерона весело заблестели глаза.
– Видите, дети, – сказал он одиннадцати приемышам, – если задумаете свергнуть меня, вам придется постараться получше. Честно говоря, я разочарован. – Он покрутил несколько волосков из бороды, видимо потому, что нормальных злодейских усов отрастить ему так и не удалось. – Посмотрим, правильно ли я все понял, Аполлон. Ты сдаешься, чтобы попасть ко мне в башню, надеясь, что я не сожгу город и ослаблю стражу. В это время в Лагере полукровок собирается твоя маленькая армия полубогов… – Он коварно улыбнулся. – Да, из надежных источников мне стало известно, что они готовятся к наступлению. Как захватывающе! Когда они нападут, Лугусельва выпустит вас из камер, и все вместе во всей этой суматохе вы сумеете меня убить. Примерно так?
Мое сердце вцепилось в грудную клетку, как троглодит в каменную стену. Если Лагерь полукровок действительно готовится нанести удар, это может значить, что Рейчел выбралась на поверхность и связалась с ними. И возможно, Уилл и Нико тоже все еще живы и по-прежнему с троглодитами. Но Нерон мог и солгать. Или он знает больше, чем сказал. Так или иначе, Лугусельву раскрыли, а значит, она не сможет ни освободить нас, ни помочь уничтожить императорские фасции. Независимо от того, удастся ли Нико и трогам исполнить задуманное, наши друзья из лагеря отправятся навстречу собственной гибели. Ах да: еще я умру.
Нерон весело рассмеялся.
– Вот оно! – Он указал на меня. – Лицо человека, который понял, что его жизнь закончена. Такое не подделать. Тут все по-настоящему! И конечно, ты прав.
– Нерон, не надо! – закричала Мэг. – От-тец!
Это слово далось ей чрез боль, словно у нее в горле застрял осколок стекла.
Нерон надул губы и развел руки в стороны, словно Мэг должна была броситься к нему в объятия, если бы ее не держали два громилы.
– О, моя милая дочь. Мне так жаль, что ты решила участвовать в этом. Как бы мне хотелось избавить тебя от грядущей боли. Но ты и сама прекрасно знаешь… нельзя сердить Зверя.
Мэг взвыла и попыталась укусить одного из германцев. Хотелось бы мне иметь такую свирепость. От страха руки и ноги у меня, казалось, стали восковыми.
– Кассий, – позвал Нерон, – выйди вперед, сын.
Самый младший из полубогов спешно подошел к трону. Ему было не больше восьми лет.
Нерон потрепал его по щеке:
– Хороший мальчик. Иди забери у сестры золотые кольца. Надеюсь, ты найдешь им лучшее применение.
Немного поколебавшись, словно ему пришлось переводить указания с неронского языка, Кассий подбежал к Мэг и, не глядя ей в глаза, принялся снимать кольца с ее средних пальцев.
– Касс, – Мэг уже плакала. – Не надо. Не слушай его.
Малыш покраснел, но не остановился. Губы у него были перепачканы чем-то розовым, наверное он пил что-то: сок или газировку. Пушистые светлые волосы напомнили мне… Нет. Нет, я гнал от себя эту мысль. Чтоб его! Слишком поздно! Проклятое воображение! Он напоминал мне юного Джейсона Грейса.
Стянув с Мэг оба кольца, Кассий бегом вернулся к отчиму.
– Хорошо, хорошо, – с некоторым нетерпением проговорил Нерон. – Надевай их. Ты ведь учился управляться со скимитарами?
Кассий кивнул, неуклюже надевая кольца.
Нерон улыбнулся мне как распорядитель шоу. «Благодарим за терпение. У нас небольшие технические неполадки».
– Знаешь, Аполлон, – сказал он, – мне нравится одна древняя христианская поговорка. Как там было? Если рука твоя оскорбит тебя – отсеки ее… Вроде того. – Он посмотрел на простертую у его ног Лугусельву. – О, Лу, боюсь, твои руки оскорбили меня. Кассий, окажи нам честь.
Лугусельва отбивалась и кричала, когда стражники стали вытягивать ее руки вперед, но она была слаба и уже страдала от боли. Кассий сглотнул, его лицо выражало ужас и жажду.
Суровые глаза Нерона, глаза Зверя, впились в него.
– Давай, мальчик, – ледяным тоном скомандовал он.
Кассий превратил кольца в золотые клинки. Когда он опустил их на запястья Лу, мне показалось, что зал поплыл у меня перед глазами. Я уже не понимал, кто кричит: Лу, Мэг или я.
Сквозь туман боли и тошноты я услышал, как Нерон рявкнул:
– Перевяжите ей раны! Ее смерть не будет такой легкой! – Затем глаза Зверя обратились ко мне. – А теперь, Аполлон, послушайте-ка новый план. Тебя посадят в камеру вместе с этой предательницей Лугусельвой. И Мэг, милая Мэг, мы начнем твою реабилитацию. Добро пожаловать домой.
Глава 21
Страшись мягких диванов
И фруктовниц страшись в плену
И сверкающего унитаза
Камера Нерона оказалась лучшим местом, в котором мне приходилось отбывать заключение. Я бы присвоил ей пять звезд. «Невероятная роскошь! Умер бы тут еще раз!»
С высокого потолка свисала люстра… люстра, до которой заключенному было ни за что не достать – слишком высоко. Хрустальные подвески плясали в сиянии светодиодных ламп, бросая ромбовидные отблески на стены цвета яичной скорлупы. В задней части комнаты была установлена раковина с золотыми кранами, автоматический унитаз с биде, скромно прикрытые ширмой – какой шик! Пол укрывал один из Нероновых персидских ковров. Тут был и кофейный столик, по обе стороны которого стояли углом по два обитых плюшем дивана в римском стиле. Столик ломился от угощения: сыр, печенье, фрукты, были здесь и серебряный кувшин с водой, и два кубка – на тот случай, если мы, пленники, решим поднять тост за нашу удачу. Только передняя стена напоминала о тюрьме, так как представляла собой ряд толстых металлических прутьев, но и они были покрыты имперским золотом – а может, и сделаны из него.
Первые двадцать или тридцать минут я провел в камере один. Было трудно уследить за временем. Я мерил комнату шагами, кричал, требовал встречи с Мэг. Я грохотал серебряным блюдом по решетке и ревел, оглашая криками пустой коридор снаружи. В конце концов, когда страх и тошнота взяли надо мной верх, я открыл для себя радость извержения рвоты в дорогущий унитаз с сиденьем с подогревом и множеством функций самоочистки.
Мне стало казаться, что Лугусельва погибла. Иначе почему ее не привели в камеру вместе со мной, как обещал Нерон? Да и могла ли она пережить шок от двойной ампутации, когда и так серьезно ранена?
Как раз когда я убеждал себя, что умру в одиночестве в этой камере и никто не поможет мне есть сыр с крекерами, где-то в коридоре с грохотом распахнулась дверь, забухали тяжелые шаги и кто-то закряхтел. Показались Гунтер и еще один германец, тащившие под руки Лугусельву. Три средние перекладины втянулись в пол, быстро, словно мечи, которые убрали в ножны. Стражники втолкнули Лу в камеру, и решетки вновь закрылись.
Я бросился к Лу. Она лежала, скорчившись и дрожа, на персидском ковре, вся в крови. Скобы с ног были сняты. Она была бледная, белее стен. Запястья были забинтованы, но повязки уже пропитались насквозь. Ее лоб был обжигающе-горячим.
– Ей нужен врач! – закричал я.
Гунтер злобно покосился на меня:
– Разве ты не бог-целитель?
Его друг хмыкнул, и они оба в раскорячку зашагали по коридору.
Лу застонала.
– Держись, – сказал я. И поморщился, поняв, что, учитывая ее положение, сморозил сейчас бестактность.
Я снова забрался на мягкий диван и начал копаться в рюкзаке. Стражники забрали у меня лук, колчаны и Стрелу Додоны, но оставили все, что не было похоже на оружие: промокшее укулеле и рюкзак, где среди прочего остались медикаменты, которые дал мне Уилл: бинты, мази, таблетки, нектар, амброзия. Можно ли галлам амброзию? А аспирин? Времени размышлять у меня не было.
Смочив льняные салфетки ледяной водой из кувшина, я обернул ими голову и шею Лу, чтобы сбить температуру. Затем я измельчил несколько таблеток обезболивающего, смешал их с амброзией и нектаром и заставил ее это съесть, хотя она едва могла глотать. Ей не удавалось сфокусировать взгляд. Дрожь била ее все сильнее.
– Мэг… – прохрипела она.
– Тише, – велел я, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Клянусь, мы спасем ее. Но сначала тебе нужно поправиться.
Она заскулила и издала пронзительный звук, похожий на полный бессилия крик. Наверняка ее мучает ужасная боль. Галлийка уже должна была умереть, но отказывалась сдаваться.
– Теперь тебе придется уснуть, – сказал я. – Прости, но я должен осмотреть твои запястья. Нужно очистить раны и заново их перевязать, иначе ты умрешь от сепсиса.
Я понятия не имел, как сделать это так, чтобы она не погибла от кровопотери или шока, но попытаться необходимо. Стражники перевязали ей запястья кое-как и вряд ли позаботились о дезинфекции. Кровотечение они замедлили, но без моего вмешательства Лу все равно не выжить.
Я взял еще одну салфетку и пузырек с хлороформом – одним из самых опасных веществ из аптечки Уилла. Использовать его было очень рискованно, но отчаянное положение не оставило мне выбора – если, конечно, я не хотел долбануть Лу по голове блюдом для сыра.
Я поднес смоченную салфетку к ее лицу.
– Нет, – слабым голосом проговорила она. – Нельзя…
– Либо это, либо ты вырубишься от боли, когда я возьмусь за твои запястья.
Она поморщилась и кивнула.
Я прижал салфетку к ее носу и рту. Два вдоха – и ее тело обмякло. И я надеялся, что она пока не очнется – ради ее же блага.
Я работал так быстро, как мог. Руки, на удивление, не дрожали. Медицинские знания всплыли в голове словно по воле инстинкта. Я не думал ни о смертельных ранах, на которые приходится смотреть, ни о количестве крови… я просто делал свое дело. Наложить жгут. Продезинфицировать. Я бы попытался пришить ей кисти обратно, пусть это и было совершенно безнадежно, но стражники не потрудились принести их. Ну конечно: вот вам люстра и всякие фрукты, а без рук обойдетесь.
– Прижечь, – бормотал я себе под нос. – Мне нужно…
Моя правая ладонь вспыхнула.
В тот момент мне не показалось это странным. Искорка старой доброй силы солнечного бога? Почему бы и нет? Я прижег обрубки несчастных запястий Лу, обильно смазал их целебной мазью, затем заново забинтовал, на этот раз как следует. Ее руки теперь напоминали две большие ватные палочки.
– Мне так жаль, – сказал я.
Чувство вины давило на меня как латные доспехи. Я относился к Лу с подозрением, а она все это время рисковала жизнью, чтобы помочь нам. И виновата она была только в том, что недооценила Нерона – но то же можно сказать и обо всех нас. А цена, которую ей пришлось заплатить…
Поймите, для меня как для музыканта не придумаешь худшего наказания, чем остаться без рук – навсегда потерять возможность сыграть на клавишах, зажать аккорды на грифе, чтобы из-под пальцев полилась музыка. Способность творить музыку сама по себе уже что-то божественное. Наверное, так же Лу относится к своему боевому искусству. Ей больше никогда не взять в руки оружие.
Жестокость Нерона была безмерна. Мне хотелось прижечь его самодовольную рожу, чтобы стереть с нее ухмылку.
«Займись пациенткой», – напомнил я себе.
Стащив подушки с дивана, я обложил ими Лу, стараясь поудобнее устроить ее на ковре. Даже если бы я захотел рискнуть и перенести ее на диван, вряд ли мне хватило бы сил. Я положил ей на лоб еще холодных компрессов, влил в рот немного воды и нектара. А затем, накрыв пальцами ее сонную артерию, собрал всю свою силу: «Исцелись, исцелись, исцелись».
Возможно, мне просто показалось, но вроде бы внутри меня шевельнулась прежняя сила. Пальцы, прижатые к коже галлийки, потеплели. Ее пульс стал ровнее. Дыхание – спокойнее. Жар уменьшился.
Я сделал все что мог. Я подполз к дивану и вскарабкался на него, от усталости кружилась голова.
Сколько времени прошло? Я не знал, какое решение принял Нерон: уничтожить Нью-Йорк или подождать, пока силы Лагеря полукровок окажутся в пределах досягаемости. Быть может, в этот самый момент город вокруг меня полыхал, но я ничего не замечал в камере без окон внутри автономной башни Нерона. Кондиционеры будут продолжать работать. В туалете будет смываться вода.
А Мэг… О боги, как Нерон собирается заниматься ее «реабилитацией»?!
Это было невыносимо. Я должен встать. И спасти подругу. Но у измученного тела было на этот счет другое мнение.
Перед глазами все поплыло, я упал на бок, и мое сознание поглотил темный омут.
– Привет, дружище.
Знакомый голос, казалось, доносился откуда-то с другого края мира через слабую спутниковую связь.
Когда мое зрение прояснилось, я понял, что сижу за столиком для пикника на пляже. Рядом стояла хибарка с рыбными тако, где мы с Джейсоном, Пайпер и Мэг ели в последний раз перед тем, как проникнуть на мегаяхты Калигулы. Напротив сидел Джейсон Грейс, сияющий и бестелесный, как спроецированное на облако видео.
– Джейсон, – чуть не плача проговорил я. – Ты здесь.
Его улыбка дрогнула. Глаза Джейсона были просто пятнышками бирюзовой краски. И все же я чувствовал спокойную силу его присутствия, слышал доброту в его голосе:
– Не совсем, Аполлон. Я мертв. Тебе снится сон. Но я рад тебя видеть.
Я опустил взгляд, не решаясь заговорить. Передо мной стояло блюдо с рыбным тако, превращенным в золото, словно его коснулся царь Мидас. Я не знал, что это значит. И мне это не нравилось.
– Мне так жаль, – наконец выдавил я.
– Нет-нет, – сказал Джейсон. – Я сделал свой выбор. Ты не виноват. Ты не должен мне ничего, кроме как помнить о том, что я сказал. Помни о том, что важно.
– Ты важен, – возразил я. – Твоя жизнь!
Джейсон наклонил голову набок:
– Да… конечно. Но если кто-то не готов потерять все ради высшей цели – разве этот кто-то герой? – Он слегка выделил голосом слово «кто-то», словно подчеркнув, что это может быть кто угодно: человек, фавн, дриада, грифон, пандос… даже бог.
– Но… – Я отчаянно пытался найти аргумент против. Мне ужасно хотелось протянуть руку, схватить Джейсона за запястья, втянуть его обратно в мир живых. Но я понял, что, даже будь у меня такая сила, я бы сделал это не ради Джейсона. Он примирился со своим выбором. Я бы вернул его, повинуясь собственному эгоизму, потому что не хотел переживать тоску и горе оттого, что потерял его. – Хорошо, – уступил я. Боль, цепкой хваткой сжимающая мне сердце вот уже несколько недель, начала слабеть. – Хорошо, Джейсон. Но мы по тебе скучаем.
По его лицу пробежала рябь:
– Я тоже скучаю. По всем вам. Аполлон, сделай мне одолжение: опасайся слуги Митры – льва, змеей объятого. Ты знаешь, кто он и на что способен.
– Я… что? Нет, не знаю! Пожалуйста, скажи мне!
Джейсон слабо улыбнулся напоследок:
– Я просто сон, я в твоей голове, дружище. У тебя уже есть вся информация. Просто не забудь… за то, чтобы получить что-то у стража звезд, придется платить. Иногда платить должен ты. Иногда нужно позволить сделать это кому-то другому.
Это ничего не прояснило, но сон не дал мне шанса спросить о чем-либо еще.
Джейсон исчез. Золотое рыбное тако рассыпалось в прах. Берег растаял, и я резко очнулся на мягком диване.
– Ты живой? – спросил хриплый голос.
Лу лежала на диване напротив. Представить не могу, как ей удалось подняться туда с пола. Щеки и глаза у нее запали. На перевязанных запястьях появились бурые пятнышки – просочилась кровь. Но лицо у галлийки было уже не таким бледным, а взгляд – на удивление ясным. Мне оставалось лишь сделать вывод, что мои божественные целительные силы – откуда бы они ни пришли – все-таки помогли.
Я так растерялся, что заговорил не сразу:
– Это… это я должен у тебя спросить. Сильно болит?
Она осторожно подняла искалеченные руки:
– Ты об этом? Бывало и хуже.
– О боги! – изумился я. – Чувство юмора? Ты и правда несокрушима.
Мышцы у нее на лице напряглись: то ли она попыталась улыбнуться, то ли поморщилась от мучительной жгучей боли, не утихающей ни на секунду.
– Мэг. Что с ней? Как нам ее найти?
Ее целеустремленность поражала. Несмотря на боль и невероятно жестокую пытку, которую ей пришлось претерпеть, Лу по-прежнему думала лишь о том, как помочь нашей юной подруге.
– Точно не знаю, – ответил я. – Мы найдем ее, но сначала нужно восстановить твои силы. Когда мы выберемся отсюда, ты должна будешь передвигаться сама. Вряд ли я смогу тебя нести.
– Разве? – усмехнулась Лу. – А я так хотела прокатиться у тебя на спине.
Ого, подумал я, наверное, страдая от опасных для жизни травм, галлы становятся особенно язвительными.
Конечно, сама идея выбраться из камеры была абсурдом. Даже в случае успеха мы были не в том состоянии, чтобы спасать Мэг или сражаться с императорскими войсками. Но я не мог потерять надежду, особенно когда моя оставшаяся без рук соратница по-прежнему была способна отпускать шуточки.
К тому же сон о Джейсоне напомнил мне, что где-то на этом этаже башни спрятаны императорские фасции, которые охраняет объятый змеей лев. Страж звезд, слуга Митры – что бы это ни значило – где-то совсем рядом. И если нужно заплатить за то, чтобы разбить Неронов жезл бессмертия в щепки, я готов это сделать.
– У меня осталось немного амброзии. – Я повернулся и нащупал аптечку. – Тебе нужно съесть…
Дверь в конце коридора с лязгом распахнулась. У решетки появился Гунтер с серебряным подносом, нагруженным сэндвичами и банками с разной газировкой. Он улыбнулся, продемонстрировав нам все три своих зуба:
– Обед.
Средние решетки камеры опустились со скоростью гильотины. Гунтер пропихнул поднос внутрь, и решетки снова закрылись, прежде чем я успел даже подумать о том, чтобы сделать шаг к нашему тюремщику.
Мне до ужаса нужно было поесть, но при первом же взгляде на сэндвичи желудок чуть не вывернулся наизнанку. Кто-то срезал с хлеба все корочки. Кусочки были не треугольные, а квадратные. Сразу видно, что обед готовили варвары.
– Накопите силенок! – радостно сказал Гунтер. – Не умирайте до вечеринки!
– Вечеринки? – спросил я, ощутив проблеск надежды. Не потому, что на вечеринках весело, и не потому, что я люблю торт (и то и другое правда), а потому, что если Нерон отложил свое большое торжество, то, возможно, он еще не нажал тревожную кнопку.
– О да! – воскликнул Гунтер. – Сегодня вечером! Вас обоих будут пытать. А потом мы сожжем город! – С этими радужными мыслями Гунтер, усмехаясь про себя, пошел назад по коридору, оставив нам поднос с варварскими сэндвичами.
Глава 22
Я усну, чтобы
Спасти всех, кого люблю
Не благодарите
У богов всегда нелады с дедлайнами.
Сама мысль, что что-то нужно сделать в ограниченное время, не укладывается у бессмертных в голове. С тех пор как я стал Лестером Пападопулусом, я успел понять, что такое дедлайн: будь там-то в такой-то день – или миру придет конец. Добудь то-то к следующей неделе – или все, кого ты знаешь, умрут.
И все же для меня было шоком узнать, что Нерон планирует спалить Нью-Йорк дотла в этот самый вечер, устроив праздник с тортом и продолжительными пытками, – а я никак не смогу этому помешать.
Я смотрел сквозь решетки Гунтеру вслед. Ждал, что он вернется и завопит «Я пошутил!» – но коридор оставался пуст. Мне была видна только малая его часть: белые стены и камера наблюдения на потолке, не сводящая с меня блестящего черного глаза.
Я повернулся к Лу:
– Должен признать, что наше дело труба.
– Спасибо. – Она скрестила культи на груди, как фараон. – Как это я сама не заметила.
– Там камера.
– Ага.
– Тогда как ты собиралась вытащить нас отсюда? Ведь тебя бы увидели.
Лу фыркнула:
– Тут всего одна камера. От нее легко спрятаться. Знаешь, как в жилых помещениях? Они напичканы приборами слежения, микрофонами, у каждой двери – датчики движения.
– Я понял.
Меня взбесило, хотя и не удивило, что за своей семьей Нерон следил пристальнее, чем за пленниками. В конце концов, этот человек убил собственную мать. И теперь он пестует собственный выводок маленьких деспотов. Мне нужно добраться до Мэг.
Я подергал решетки – ну хотя бы попытался. Они не шелохнулись. Необходим всплеск божественной силы, чтобы по-аполлоновски проложить себе путь на волю, но полагаться на свои силы я не мог – или придется поставить под удар весь план.
Кинув злобный взгляд на сэндвичи и газировку, издевательски брошенные нам, я потащился обратно к дивану, пытаясь представить, через что сейчас проходит Мэг.
Мне подумалось, что она сидит в роскошной комнате, похожей на эту, возможно, там нет решеток, но это, конечно же, камера заключения. За каждым ее шагом следят, каждый разговор подслушивают. Неудивительно, что в прошлом ей было больше по душе слоняться по закоулкам Адской кухни[30], охаживая хулиганов мешками с гнилыми овощами и принимая к себе в услужение бывших богов. Сейчас она не может туда сбежать. Рядом с ней нет ни меня, ни Лугусельвы. Она окружена со всех сторон и осталась совсем одна.
Я представлял себе, как работают уловки Нерона. Мне, богу-целителю, кое-что известно о психологии и ментальном здоровье, хотя, признаю, далеко не все хорошие практики я применял к себе – а стоило бы.
Спустив с цепи Зверя, Нерон теперь станет притворяться добреньким. Он постарается убедить Мэг, что она дома: пусть только позволит ему «помочь» ей – и будет прощена. Нерон был одновременно и злым, и добрым полицейским – образцовый манипулятор.
Мысль, что он станет утешать девочку, которой только что нанес травму, была мне отвратительна.
Однажды Мэг уже сбежала от Нерона. Чтобы нарушить его волю, требовалось больше силы и отваги, чем когда-либо было у каждого из известных мне богов. Но теперь… вновь ввергнутой в ту жестокую среду, которую Нерон почти все ее детство выдавал за нормальную, ей нужно быть еще сильней, чтобы не сломаться. Ей будет очень легко забыть, сколь многого она достигла.
«Помни о том, что важно», – раздавался у меня в голове голос Джейсона, но там же звучали слова Нерона: «Нельзя за такой краткий срок изменить нашу природу, которой не одна тысяча лет, разве не так?»
Я знал, что мои переживания о собственной слабости смешиваются с переживаниями о Мэг. Даже если мне каким-то образом удастся вернуться на Олимп, я не уверен, что смогу помнить о том важном, что узнал, пока был человеком. И поэтому я сомневался, что Мэг сумеет не поддаться токсичной среде бывшего дома.
Сходство между императорским двором Нерона и моей олимпийской семьей смущали меня все больше и больше. Только подумать, что боги – такие же манипуляторы и абьюзеры, как худший из римских императоров… Конечно же, это не может быть правдой.
Хотя постойте. Может. Тьфу. Ненавижу четкость. Предпочитаю накладывать на свою жизнь более мягкие фильтры Инстаграма: «Amaro» или «Perpetua».
– Мы выберемся отсюда. – Голос Лу вырвал меня из размышлений о моей несчастной судьбе. – А потом поможем Мэг.
Учитывая ее состояние, это довольно смелое заявление. Я понял, что она хочет меня подбодрить. Неправильно, что ей приходится… а еще более неправильно – что я так сильно нуждаюсь в ее поддержке.
Мне не пришло на ум ничего лучшего, чем сказать в ответ:
– Хочешь сэндвич?
Она посмотрела на блюдо:
– Да. С огурцом и сливочным сыром, если есть. Шеф-повару отлично такие удаются.
Я нашел то, что она просила. И задумался: может, в древности кочующие отряды кельтских воинов бросались в битву с сумками, набитыми сэндвичами с огурцами и сливочным сыром? Может, в этом и есть секрет их успеха?
Я дал ей откусить несколько раз, но ей это быстро надоело:
– Просто положи сэндвич мне на грудь. Я сама разберусь. Нужно же мне научиться.
Культями она стала подносить еду ко рту. Я понятия не имею, как ей удавалось делать это, не теряя сознания от боли, но уважаю ее решение. Мой сын Асклепий, бог медицины, часто журил меня за помощь тем, чьи возможности были ограниченны: «Можешь помочь им, если они попросят. Но дождись просьбы. Это их выбор, а не твой».
Богу трудно такое понять, примерно как дедлайны, но я дал Лу возможность самой разобраться с едой. И выбрал пару сэндвичей для себя: с ветчиной и сыром и с яйцом и листьями салата. В последний раз я ел очень давно. Аппетита не было, но если мы решили выбраться отсюда, то мне нужна энергия.
Энергия… и информация.
Я посмотрел на Лу:
– Ты говорила о микрофонах.
Сэндвич выпал из ее культей на колени. Едва заметно нахмурившись, она начала медленно, но верно собирать его заново.
– Имеешь в виду прослушку? А что?
– В этой камере есть такие?
Лу была в замешательстве:
– Хочешь знать, не прослушивает ли нас охрана? Не думаю. Если только они не установили микрофоны за последние сутки. Нерону плевать на то, о чем болтают пленники. Ему не нравится, когда люди ноют или жалуются – это позволено только ему.
Это очень в духе Нерона.
Мне хотелось обсудить с Лу планы: хотя бы для того, чтобы воодушевить ее, рассказать, что моя чудесная команда туннельщиков-троглодитов, возможно, уже подбирается к Нероновым Смывателям с греческим огнем, а значит, жертва Лу не совсем уж напрасна. И все же нужно быть осторожным со словами. Не стоит уповать на то, что нас не подслушивают. Мы уже и так слишком часто недооценивали Нерона.
– Кажется, император не знает… кое о чем другом, – сказал я.
Сэндвич Лу снова шлепнулся ей на колени.
– Хочешь сказать, кое-что другое все-таки происходит? Вам удалось это устроить?
Мне осталось только надеяться, что мы говорим об одном и том же «кое о чем другом». Лу велела нам организовать подземную диверсию, но по понятным причинам у меня не было возможности рассказать ей подробности о Нико, Уилле, Рейчел и троглодитах. (Кстати, хуже названия для музыкальной группы не придумаешь.)
– Надеюсь, – кивнул я. – Если все пошло по плану. – Я не стал добавлять «И если троглодиты не сожрали моих друзей за то, что мы привели в их поселение рыжих коров». – Но будем честны: пока все идет не по плану.
Лу снова подняла сэндвич – на этот раз более ловко.
– Не знаю, что ты думаешь, но как по мне, Нерон сейчас именно там, где я и планировала.
Я не мог не улыбнуться. О боги, эта галлийка… Сначала я ее недолюбливал и не доверял ей, а теперь готов ради нее подставиться под пулю. Я хотел, чтобы она была рядом, с руками или без, когда мы свергнем императора и спасем Мэг. А мы это сделаем, если я буду хоть чуточку таким же крутым, как Лу.
– Нерону стоит тебя опасаться, – согласился я. – Предположим, что кое-что другое происходит. И предположим, что мы сумеем выбраться отсюда и разобраться… хм… с другим кое-чем другим.
Лу закатила глаза:
– Ты имеешь в виду фасции императора.
Я поморщился:
– Ладно, да. Их. Было бы лучше, если бы я побольше узнал об их защитнике. Джейсон назвал их стражем звезд, созданием Митры, но…
– Погоди. Кто такой Джейсон?
Мне не хотелось возвращаться к этой болезненной теме, но я кратко ввел ее в курс дела и рассказал, о чем мы беседовали с сыном Юпитера в моем сне.
Лу попробовала сесть. Ее лицо посерело, отчего татуировки стали казаться более темными, фиолетовыми.
– Уф. – Она снова откинулась назад. – Митра, значит? Давненько я не слышала этого имени. В древности ему поклонялись многие римские офицеры, но мне никогда не нравились персидские боги. Нужно вступить в их секту, чтобы узнать все тайные рукопожатия, и все такое. Элита, закрытое общество, бла-бла-бла. Император, конечно, автоматически становился их членом, что логично…
– Почему же?
Она пожевала сэндвич с огурцом.
– Теперь понятно, как Нерон нашел своего стража. Я… я не знаю, кто это. Я видела его лишь однажды, когда Нерон… поместил его туда, так, что ли. Несколько лет назад. – Она вздрогнула. – И больше никогда не хочу видеть его снова. Эта львиная морда, эти глаза… словно он видит меня насквозь, словно бросает вызов… – Она покачала головой. – Ты прав. Если мы хотим его победить, нам требуется больше информации. И нужно узнать, как дела у Мэг.
Почему она так выжидающе на меня посмотрела?
– Это было бы отлично, – согласился я. – Но мы ведь застряли в камере…
– Ты только что рассказал, что во сне у тебя было видение. С тобой такое часто происходит?
– Ну… да. Но я их не контролирую. По крайней мере, не очень хорошо.
– Типичный римлянин, – фыркнула Лу.
– Грек.
– Как скажешь. Сны – как колесница. Ими нужно управлять. Нельзя позволять им везти тебя куда им вздумается.
– Ты хочешь, чтобы я что – снова заснул? Собрал информацию во сне?
Читать бесплатно другие книги:
