Темные ущелья Морган Ричард
– Дэльфи. – Она небрежно изображает почтительный жест, коснувшись рукой груди и лба, слегка наклонив голову. В ее движениях ощущается непринужденная грация танцора. – Капитанствую, пока Хьила нет.
– Дэльфи, точно. Я Рингил.
– О, знаю. – Она криво усмехается, взмахом руки указывает на остальных. – По этим кудахчущим идиотам незаметно, однако ты теперь желанный гость. Хьил так хандрит между твоими визитами, что мы рады, когда ты наконец появляешься – ведь тогда он снова начинает улыбаться.
– Ага, – кричит кто-то. – Чтобы огонь разгорелся, в него надо потыкать кочергой. Ну, вы меня понимаете.
Опять раздается смех. Он и забыл, как соскучился по этому звуку, по округлому, открытому кольцу непристойного веселья без намека на язвительность, без скрытого лезвия ненависти или отдаляющей насмешки. Он чувствует, как рождается невольная ухмылка на устах.
– Так его нет? Хьила?
– Сегодня утром направился вглубь хребта. Вообще-то, он ищет тебя. – Хорошее настроение Дэльфи впервые омрачается. – Вчера в лагере на пляже нас навестили твои призрачные стражи. Мерцали на краю света от костра, как свечи в бурю. Бедные проклятые создания. Они были чем-то взволнованы. Хьил решил, что дело в тебе, что ты попал в беду, и велел нам перенести лагерь на Задворки. Приказал разместиться в руинах и ждать его. И вот мы здесь, ждем. И… – Она резко хлопает в ладоши. – …та-дам! Ты появляешься прямо тут. Магия, м-да… Ну и что ты теперь будешь делать?
Ее улыбка возвращается, неудержимая. Он делает все возможное, чтобы не отстать, – иначе можно показаться грубым.
– Ты можешь отвести меня к нему, Дэльфи?
– О, ты можешь это сделать сам. Ты же нашел дорогу и появился здесь. Но на Задворках события следуют друг за другом не в том порядке, как в реальном мире. Такое ощущение, что он еще никуда не ушел. Кажется, он еще здесь. – Она делает паузу. – Хочешь немного супа перед уходом?
Она составляет ему компанию, пока он ест.
Возможно, почувствовав неловкость гостя в отсутствие Хьила, она уводит его прочь от главного собрания. Сажает на поваленную колонну рядом с тем местом, где над маленьким, аккуратно сложенным костром висит котел с супом. Подает щедрую порцию в дымящейся миске и кусок хлеба. Себе берет кусок поменьше и садится рядом с ним на колонну, изящно откусывая по чуть-чуть. Внезапно кажется, что ей намного меньше лет, что она почти девчонка. Она наблюдает, как Рингил поглощает суп, а он лишь после первого глотка этой вкуснотищи понимает, что зверски проголодался; в реальном мире он не очень-то следил за тем, чтобы регулярно питаться. Когда он расправляется с супом, она снова наполняет миску и дает ему еще хлеба.
– Хочу задать вопрос, если ты не возражаешь. – Девчачья непринужденность исчезает, как пар над его миской. – Там, откуда ты родом, много ли говорят о героях и судьбах?
Он вытирает хлебом дно миски, показавшееся во второй раз.
– Только про них и трындят. Все любят эту ерунду. Каждый хочет верить в героев.
– А ты?
Он бросает на нее косой взгляд, не переставая жевать. Сглатывает.
– Ты не обидишься, если я скажу «нет»?
– У нас не принято легко обижаться. То, во что верят другие, меня не касается, если только они не пытаются мне это навязать.
– Тебе бы не понравились те места, откуда я родом.
– Об этом я уже догадалась. – Дэльфи взмахивает рукой, словно подбадривая его. – Но ты не ответил на мой вопрос.
Он доедает хлеб и ставит пустую миску к своим ногам. Вздыхает.
– Я видел слишком много голов прорицателей на пиках, чтобы поверить, будто они умеют заглядывать в будущее дальше, чем любой из нас. Болотницы на рынке Стров зарабатывают гроши пророчествами – подозреваю, это все, на что годится их дар. Почему ты спрашиваешь?
Дэльфи изучает свои руки, поворачивая их так, словно они в любой момент могут сделать что-то неожиданное. Наверное, думает Рингил, раз она в лагере вторая после Хьила, то у нее тоже есть какой-нибудь талант к икинри’ска.
– Говорят, Хьил чуть не умер при рождении, – тихо говорит она. – Якобы на самом деле он родился мертвым. Мы почти одного возраста, так что я слишком молода, чтобы помнить, как все было на самом деле. Но, если верить людям, в лагерь пришел бог во плоти и вернул ему жизнь во имя великой цели.
– Бог или хороший доктор?
Она мягко улыбается.
– Говорят, что это был бог. Говорят, это был Акояваш – в плаще, широкополой шляпе и с соленым ветром за спиной.
По нервам Рингила пробегает резкая боль, но он старается не обращать на нее внимания. Хьил ему никогда об этом не говорил.
– Великая цель, значит?
– Да, я понимаю – это обычное дело. Строчка из любой байки, которую рассказывают у походного костра. Но почему так вышло, интересно?
Он небрежно пожимает плечами.
– Мы оглядываемся назад и видим путь, которым следовали на протяжении жизни. Заманчиво представить себе, что путь существовал всегда, его проложили с определенной целью, и он лишь ждал, когда мы по нему пройдем. И я полагаю, утешительно думать, будто те, кто ведет нас, идут по такому особенному пути, проложенному богами ради наивысшего блага.
Дэльфи качает головой.
– Мы здесь не очень-то склонны к подобным фантазиям. И большинство из нас считают Ан Фой своекорыстными силами. В лучшем случае они могут быть случайными союзниками, им редко можно доверять без угрозы для себя. Но такая история, преследующая человека с колыбели… Да уж, ее нельзя так просто отбросить. Мне кажется, можно только жить в ее тени. Я знаю, есть и другие причины, по которым Хьил тебе помогает. Но мне все равно интересно.
– Я недостаточно красив, чтобы добиться такого собственными усилиями, да?
Широкая улыбка.
– Нет, будь я Хьилом, швырнула бы тебя в койку, едва увидев. На самом деле, будь у тебя иные наклонности, я бы могла попытаться. – Улыбка исчезает. – Но не уверена, что я стала бы учить тебя икинри’ска. Мы не должны так легко расставаться с этим знанием.
– Думаешь, он совершает ошибку?
– Честно говоря, не знаю. Надеюсь, что нет. – Она смотрит вдаль, на костер, вокруг которого собрались остальные странники. – Но в последнее время его что-то беспокоит. Я его знаю всю свою жизнь, я замечаю в нем то, чего другие не видят.
– И ты считаешь, что дело во мне.
– Я считаю, все началось вскоре после твоего появления. Не сразу – сперва он был счастлив – счастливее, чем за много лет, и уж точно счастливее, чем после ухода Локви. Они в этом смысле правы, ты действительно разег в нем новое пламя. Но позже… – Дэльфи встряхивается, отбрасывая мрачную задумчивость. – Прости, не надо было мне затевать этот разговор. Это не мое дело, у нас так не принято. Я не имею права без спроса обременять тебя такими вещами.
– Поздновато.
– Да. – Она пристально смотрит на него. Ее лицо – беспокойная маска теней и красноватых отблесков пляшущего под котлом пламени. – Ты сердишься на меня?
– Ты за него волнуешься, – говорит Гил, пытаясь изобразить добродушие. – Это можно понять.
– Я волнуюсь за него, – соглашается она. – Но я не была бы честна, если бы позволила тебе поверить, что дело только в этом. Меня волнуешь ты, Рингил. Ты и твоя судьба, какой бы она ни была. Мы, если верить молве, хранители икинри’ска, и я опасаюсь, что мы не поняли, к каким последствиям может привести открытие этой силы для тебя.
– Возможно, ты слишком много волнуешься. – Он чувствует, что начинает терять терпение из-за этой женщины, а ему этого не хочется. Она только что его накормила, она явно заботится о Хьиле, ее тревога бескорыстна, и действует она из лучших побуждений. Он пытается сдержать свой тон. – Возможно, вы ошиблись по поводу своего статуса охранников. Возможно, ваши предки наткнулись на икинри’ска случайно, и им просто повезло овладеть магией. Прежде всего, разве она на самом деле ваша, что вы о ней так переживаете? Кто возложил на вас этот долг? А вдруг все еще хуже – может, вы получили свои таланты от злых сил, от тварей, чьи интересы на самом деле несовместимы с благом для человечества? Ты когда-нибудь о таком задумывалась?
Она морщится.
– Часто. И о многих подобных вещах в придачу.
– Тогда, как я уже сказал, – возможно, ты слишком много волнуешься.
Она на мгновение склоняет голову, хмуро глядя на свои согнутые и переплетенные руки.
– Пожалуйста, пойми – я, как и ты, не верю в уже проложенные пути. Но я вижу… закономерности, они повсюду вокруг нас. День и ночь, вращение небес и смена времен года, миграции определенных птиц, жизненные возрасты. На самом деле этого достаточно для неких примитивных пророчеств. А до того, как на нас обрушилось Бедствие с Юга и сровняло с землей наши королевства, мудрые мужчины и женщины, наши предки, были способны на большее. Они обнаружили некоторые полезные математические истины о Вселенной и передали нам. Я думаю, это тоже закономерности. И потому я задаюсь вопросом, не могут ли существовать другие закономерности, вписанные в мир, невидимые для нас, но такие, которые божество может воспринимать и использовать в качестве инструмента.
Он смеется, не очень доброжелательно.
– Встречал я существ, называющих себя богами, госпожа моя. Они смыслят в происходящем не больше нашего.
– Нет, но они могут предвидеть то, что не предвидим мы. И… – Тут он видит, что она бежит чуть впереди распутывающегося клубка собственных мыслей, и от умозрительных построений ее глаза горят. – …что, если их отношения со временем не такие жестко определенные, как наши? Я видела, как на Задворках время замедляется, ускоряется, танцует само с собой, как пьяная куртизанка. Некоторые говорят, оно сломано. Его каким-то образом повредили, и оно еще не исцелилось. Другие твердят, что его восстановили, но сделали это плохие мастера, которые не вникли как следует в его природу. Что, если боги пользуются этим ради собственных целей? В ограниченном смысле, но этого достаточно, чтобы обмануть нас, чтобы создать впечатление, будто они служат некоему великому плану, тогда как на самом деле они просто колдуют и импровизируют на уровне, который превосходит наше понимание?
– По-твоему, Хьил в это верит?
Дэльфи набирает воздуха, словно желая что-то сказать, а потом явно берет себя в руки.
– Я и так влезла не в свое дело, – говорит она тихо. – Не стану гадать, о чем думает Хьил. Спроси его сам, когда догонишь. Но одно я знаю точно: век вывихнул сустав, когда ты впервые к нам попал.
– Вывихнул… сустав?
– Да, время сместилось, словно под воздействием какой-то грубой силы, какого-то грубого вторжения в обычный ход вещей. Ты пришел к нам как чужак, но уже знал нас. А потом, много месяцев спустя, пришел снова, и не знал нас – но мы уже знали тебя. За целую жизнь, проведенную то на Задворках, то за их пределами, никто из нас не видел, чтобы время выкрутилось таким диким образом, и у нашего народа нет никаких записей или рассказов о чем-то подобном. Никто из нас не хочет гадать, что это может предвещать. – Она грустно, с сожалением улыбается ему. – Или что ты будешь делать, когда наступит нужный момент и предзнаменование сбудется.
«Расслабься и позволь течению нести тебя. Снова».
Он открывает глаза.
Красные искры рвутся в небо над его головой, смешиваясь с россыпью холодных белых звезд. Рингил лежит на одеяле возле тихо потрескивающего костра.
Он приподнимается и смотрит сквозь колыхание пламени туда, где Хьил Обездоленный сидит с мандолиной на коленях и в широкополой шляпе, надвинутой на глаза.
– Это было быстро.
Гил кряхтит и с трудом принимает сидячее положение. Его желудок все еще полон супа.
– Нет, с моей стороны – не было.
Он ищет три фигуры, доставившие его в прошлый раз, – призрачных стражников, о которых говорила Дэльфи, – но они с Хьилом одни.
Хьил замечает его взгляд.
– Они исчезли, как и ты. Прошло всего несколько секунд. – Обездоленный князь откладывает мандолину в сторону и, чуть расправив плечи, тянется за палкой, чтобы пошуровать в костре. – Они отлично знают, что я не очень-то охотно принимаю таких существ у своего очага.
– Как сурово.
– Возможно. – Хьил тыкает палкой в огонь чуть энергичнее, чем стоило бы. – Но мой путь через икинри’ска отличается от твоего, и у меня нет желания что-то менять. Я не занимаюсь черной магией. Мне не нравится иметь дело с порабощенными мертвецами.
– Думаешь, мне нравится? Темный Двор скинул их на меня, и что я должен был делать?
Обездоленный князь пожимает плечами.
– Честное слово, не знаю. Наверное, использовать их. Эксплуатировать. Разве не так поступают черные маги?
– А мне почем знать, мать твою? – Дэльфи предупреждала, что Хьил не в настроении, но такого Рингил не ожидал. – Представь меня какому-нибудь черному магу, и я его спрошу. Скольких ты знаешь?
– Одного, и я гляжу на него прямо сейчас.
– Ох, да отъебись ты…
Некоторое время они сидят молча. Огонь шипит и щелкает между ними.
– Так чего же ты хочешь? – наконец спрашивает его Хьил.
На это есть очевидный ответ, но Рингилу не хочется его давать. Все идет не так, как он планировал, и виноват Хьил. Он недружелюбно смотрит сквозь огонь, потом отводит взгляд. Снова ложится на одеяло и смотрит на звезды.
– И чего же я, по-твоему, хочу? – От слов во рту привкус пепла. – Думаешь, я пришел сюда, чтобы провести с тобой время? Мне нужно вернуться к утесам.
– Мы там были совсем недавно. Ты сказал, что наелся досыта и с тебя хватит.
– Это было тогда. Сейчас все иначе.
– Ты учишься быстрее всех, кого я когда-либо знал. Намного быстрее. Я уже позволил тебе подойти к самому пределу.
– Этого недостаточно.
– Это больше, чем то, что тебе по силам сейчас. Чтобы впитать в себя икинри’ска целиком, нужен срок жизни божества. Ни один человек не в силах сделать больше, чем оцарапать поверхность и, может быть, кое-где углубиться. Даже если я…
– Так что ж ты учишь меня всякой хрени вместо того, что нужно, а?
Рингил опять садится – резко, сверкая глазами. Осколки его внезапной ярости тают в тихом сумраке, окружающем костер.
Хьил склоняет голову.
– Возможно, ты прав. Значит, я был плохим учителем? Возможно, с этого момента ебе следует самому придумывать уроки.
– Да не дуйся ты на меня, мать твою! – Гил хочет завопить на него через огонь, но почему-то возглас получается напряженным и почти умоляющим. – Клянусь стояком Хойрана, Хьил, меня же за яйца ухватили! Ты разве не понимаешь? Что-то приближается, а я к этому не готов. Я не готов!
– А, по-твоему, кто-то бывает к такому готов? – теперь в голосе Хьила тоже слышится ярость. – Ты что, проглотил какую-то дурацкую сказку про юного воина и волшебника, который готовит его к великой цели, судьбоносному моменту?
– Я не знаю, а ты?
Хьил моргает.
– На что намекаешь?
– На то, что по дороге сюда я перекинулся парой слов с Дэльфи. Если ей верить, ты думаешь, будто приближается некая важная цель, и мы оба с этой целью весьма крепко связаны.
– Дэльфи не имела права…
– Ох, да заткнись ты. – Гил презрительно взмахивает рукой. – Сам даже не рассказал, что при рождении тебя навестил Даковаш, ага? Тебе не нравится моя призрачная стража, мои порабощенные мертвецы – своему гребаному патрону предъявляй претензии, это ведь он сунул мне такой подарок.
– Акояваш не мой патрон…
– Да? А мне показалось, что без него ты был бы мертв.
– Это просто байка.
– Байка, которую ты предпочел мне не рассказывать. Интересно, почему.
– Может, потому, что это не твое сраное дело, господин мой черный маг.
– О, я тебя умоляю. Знаешь что? Ты думаешь, что ошибся, выбрав меня, – ну и ладно. Ступай домой. Я пойду к глифовым утесам сам и получу то, что нужно, без тебя.
– Хотел бы я на это поглядеть.
Гил понижает голос до сдавленного рычания.
– Тогда не уходи далеко. Потому что я больше не собираюсь тратить время на твои мелкие колдовские штучки и прочий бред сивого ящера. Я должен быть готов к тому, что выкинет клика со своими дружками-двендами, и я не стану ждать, пока ты решишь, что я впитал слишком много икинри’ска и не заслуживаю дальнейшего обучения или что мне небезопасно доверять. Я должен быть готов и буду готов, мать твою.
– Неужели? – Обездоленный князь тяжело дышит. – Готов? Хм-м… По-твоему, кому-то из нас выпадает такая роскошь?
– Я думаю, тебе лучше…
Хьил перебивает его, и голос князя-бродяги дрожит от гнева.
– Думаешь, я был готов, когда умер мой отец и бремя руководства свалилось на мои плечи? Думаешь, тогда я был готов пойти и встретиться лицом к лицу с Существом-на-Перекрестке? Я пошел, потому что кто-то должен был это сделать. По такому случаю я нарядился в кое-как сшитую рвань, что в те времена была моим приличным платьем, потому что так положено. С чего ты взял, что ты какой-то другой? Что в тебе особенного, мать твою?
Вслед за его криком падает занавес тихой тьмы.
Рингил некоторое время изучает пламя.
– Ну, – говорит он мягко, – по крайней мере, твой отец умер, а не бегает где-то, пытаясь устроить так, чтобы тебя убили.
Он поднимает глаза. Хьил встречается с ним взглядом и вздыхает.
– Ах, Гил, послушай…
– Нет, все нормально. Забудем об этом. Вот прямо сейчас. Я был бы мертв, если бы не все то, что ты для меня уже сделал. Хуже, чем мертв. Временами это вылетает у меня из головы.
– Так надо. – Голос князя-колдуна мягок и настойчив. – Ты рассказал мне свою историю, но эти воспоминания происходят из того места, где я еще не был, из времени, которое еще не настало для меня. Логично, что предчувствия тускнеют. Забвение подобного рода – то, что позволяет нам справляться с жизнью на Задворках.
– Это не то, что я имел в виду.
– Да. Я знаю.
– Я имел в виду, что иногда бываю себялюбивым, безжалостным ублюдком.
– Ну… – Хьил отворачивается. – Это был не самый теплый прием, который я мог тебе оказать, не так ли?
– Бывало теплее. – Гил отваживается на кривую усмешку. – Значит, Дэльфи не ошиблась. Эта хрень с «божественным предназначением» гложет тебя.
Хьил отвечает ему такой же полуулыбкой, но в уголках его рта прячется боль.
– Послушай, сейчас это не имеет значения. Почему бы тебе просто не подойти сюда, Гил?
– Да ладно, не переживай. Лучше давай немного отдохнем и поговорим об этом за завтраком.
В прошлом бывали времена и мужчины, с которыми он воспользовался бы ссорой. Раззадорил бы себя взбаламученными эмоциями и в наказание оттрахал партнера – или, может, оба с упоением погрузились бы в жаркие обоюдные угрызения совести, слившись воедино. Но он не хочет наказывать Хьила и не чувствует угрызений совести. А Дэльфи угодила прямо в точку – обездоленного князя явно что-то гложет, как бы он ни твердил обратное.
Хьил наблюдает, как он устраивается на одеяле.
– Прости, – говорит он. – Что, по-твоему, грядет – к чему ты не готов? Неужели ты каким-то образом освободил эту Иллракскую тварь, которую вы искали?
– Я же сказал – за завтраком. – Гил улыбается, чтобы твердость слов не показалась оскорбительной, и ложится на спину, лицом к небу. – Тогда и поговорим.
Но, лежа там, он прекрасно осознает, что Хьил не следует его примеру, а сидит неподвижно по другую сторону костра, и через некоторое время желание поговорить с ним становится слишком сильным. Гил на мгновение задумывается, не попал ли под воздействие каких-то слабых чар, которые обездоленный князь наложил на него прямо сейчас. Потом ему становится все равно – слишком многое давит изнутри, требует выхода, требует быть облеченным в слова, хотя бы для того, чтобы можно было понять, как все эти вещи звучат со стороны.
– В одном ты прав, – говорит он, не двигаясь и не отводя взгляда от звезд над головой. – Никто из нас не готов. Нет, мы не выпустили на волю Иллракского Подменыша – мы его даже не нашли. И плавучий город Ан-Кирилнар не разыскали. Тем временем на юге у меня за спиной началась война, мы в трех тысячах миль от линии фронта, в тылу врага, и мои друзья в плену. А чтобы жизнь медом не казалась, меня по-дружески навестила Королева Темного Двора, по словам которой двенды собираются пустить в ход Когти Солнца.
Тишина – и на мгновение Гил думает, что ошибся – Хьил все-таки заснул, сидя там, и он разговаривает сам с собой.
Затем обездоленный князь снова начинает говорить, и в его голосе слышится сдержанное напряжение, в котором Гил распознает недоверие или даже легкую зависть.
– Ты призвал Вивидару Темную?
Рингил смотрит на звезды. Зевает.
– Нет, я думаю, будет справедливее сказать, что она призвала меня.
Он знает, что пантеон Хьила на самом деле не такой, как тот, который почитают в храмах Лиги, или даже как его грубое подобие, которому поклоняются в степях соплеменники Эгара. Но некоторые из имен Ан Фой созвучны, и сходство достаточное, чтобы обнаружить общую основную закономерность. Собрание загадочных отсутствующих повелителей, требующих абсолютного повиновения во все времена, но редко появляющихся, чтобы воспользоваться им; грубая иерархия, размытая и перепутанная из-за непоследовательной мифологии, намекающая, что отношения божеств менее формальны и более сложны, чем признают храмовые служители. Супруги Хойран и Фирфирдар восседали на тронах, окруженные свитой придворных, как правило, верных, но были повествования о бунтах, обидах, предательстве и склоках…
Временами Гил понимает стремление к простому порядку, которое привело южан к их бесплодной вере. Как приятно, должно быть, осознавать, что существует всего один вседержитель с единственным набором заповедей, которые он передал людям бескорыстно, ради их собственного блага, и что все – от глубин океана до звездного неба – находится в его надежных руках.
«Да уж, – фыркнул Эгар однажды ночью в степи, у костра. – Если ты в это веришь, купи мой караван единорогов? Недорого».
Рингил чувствует, как от воспоминания вздрагивают уголки рта. Ерзает на одеяле, устраиваясь уютнее. Сытый желудок урчит, по телу распространяются тепло и блаженство. Кажется, поведав о своем бремени обездоленному князю, он перерезал какой-то канат внутри себя и теперь наконец-то дрейфует на волнах усталости, степень которой только начинает осознавать.
– Появление Вивидары предвещает разрушение, – тихо говорит Хьил. – Ибо смерть и пламя следуют за ней, приводит она в смятение людские надежды и страхи везде, где появляется, – хаос крадется за ней по пятам.
– Угу, – бормочет Гил. – Там, откуда я родом, говорят примерно то же.
– Какой она тебе явилась?
– М-м-м… царственной. И немного высокомерной. – Он снова зевает, очень широко. – Вообще-то, она напомнила мне мать.
– Другие боги, о которых ты мне рассказывал, были осмотрительны. – Голос Хьила как будто отдаляется все сильней. – Они играли в игры. Надевали обличья или приходили к тебе в снах.
– М-м-м.
– То, что Вивидара явилась к тебе так открыто, не может быть хорошим знаком. Это значит, что игра, в которую они играют, приближается к кульминации. Грядут пламя и разрушение – и, скорее всего, Темная Королева собирается вершить их через тебя.
Рингил смутно осознает, что поворачивается набок, оставляя голос Хьила вместе с жаром костра за спиной, обращая лицо во тьму.
– Все будет, если я попаду в Эттеркаль и найду Финдрича, – сонно бормочет он.
И тонет.
Глава двадцать пятая
Эгар бродил по бесконечным коридорам и лестницам из железа или какого-то темного сплава, очень похожего на него. Местами металл оживал, освещая ему путь – мягкие красные огоньки вспыхивали на поверхностях, словно их нагревали изнутри, окрашивая ближайшее пространство тусклым печным свечением. Но когда он осторожно поднес тыльную сторону ладони к источнику света, тепла не было совсем. Сплав казался одинаковым повсюду, где маджак касался его, прохладным и гладким, и свечение исчезало вскоре после того, как Драконья Погибель удалялся, – он оглянулся один раз и увидел, как оно гаснет, отчего по коридору надвигается слегка тревожащая тьма.
Он полагал, что заблудился.
Он блуждал уже почти час, не особо заботясь о том, куда ведут его ноги, но стараясь только подниматься по ступенькам или лестницам. Он полагал, что находится в безопасности под бдительным оком Стратега – а если опасность исходила от самого демона, то какая разница, куда занесет Драконью Погибель, – но кусок цепи все равно прихватил, дважды обмотав вокруг кулака, и теперь она ободряюще позвякивала на каждом шагу.
Часть его жаждала шанса ею воспользоваться.
Может, ему встретятся эти крабопауки, каким-то образом вырвавшиеся из-под контроля Стратега. Или гигантские крысы, обитающие в стенах…
«Не нужна тебе потасовка, Драконья Погибель. Что тебе на самом деле нужно – так это поспать».
Он думал, что очень устал – он действительно устал, у него все болело, – но сон не брал маджака, сколько бы тот ни катался и ни ворочался на кровати шириной в пол-акра. Когда он пытался лежать спокойно, в конечностях начинались зуд и колотье, а живот болел от всех съеденных слив. В конце концов, он встал, но лучше не стало. Апартаменты не могли его удержать, в них смердело изысканной темницей. Как в тюрьме, куда его засунули имперцы в Ихельтете, в них ощущался поверхностный комфорт – что-то вроде извинения за истину, которая заключалась в том, что он угодил в брюхо чудовища размером с город и оно его не отпустит. Тяга к открытому пространству и горизонту казалась стойким похмельем, от которого никак не избавиться.
«Ебаный кочевник…»
Внезапно Драконья Погибель осознал, как сильно скучает по степи – просторным открытым небесам, бесконечной плоскости земли, без видимых границ, куда бы ты ни поехал. За последние три года он побывал в болотах и на кораблях, в курильнях, борделях и тавернах, трущобах, дворцах и тюрьмах, исходил запутанный лабиринт улиц имперской столицы, в Раджале, Ланатрее и Орнли повидал примерно то же самое. И теперь он вдруг почувствовал, что все это было лишь отвлекающим маневром, серией дешевых трюков шлюхи, ее он купил, чтобы не тосковать по умиротворению, которое чувствовал, сидя у костра на бескрайней равнине, где Лента и звезды кажутся такими близкими, что можно их потрогать, и рядом пасутся буйволы…
«Ага – вернешься ты туда, Драконья Погибель, и через три сраных дня начнешь выть, как тебе не хватает надушенных рук Имраны и ихельтетских улиц».
«Ты. Очень. Устал».
Он заметался по спальне. Уставился на свою смятую постель, как на зверя, которого надо было как-то убить. «О, ради Уранна». Он оделся, схватил цепь, оставленную возле кровати, и поспешил прочь из апартаментов в поисках… чего-то.
Чем бы оно ни было, пока что не нашел.
Но в конце концов он обнаружил ступеньки, которые вели не в новый коридор, а куда-то еще. Взбираясь по ним, маджак почувствовал на лице прохладный ветерок и подумал, что наконец-то добрался до места, откуда открывается такой вид на горизонт, какой может предложить Ан-Кирилнар. Но трап привел его в огромный, охваченный сквозняками ангар, где с потолка свисали неподвижными и безмолвными силуэтами крюки грузовых кранов, а на полу высились груды металлолома. Через ряд огромных окон, расположенных высоко в стене, пробивались прерывистые полосы света Ленты. Из столь же массивных отверстий в полу доносился отдаленный шум океана внизу.
Эгар постоял немного, обдумывая увиденное.
Он не был слишком впечатлен размерами ангара или механизмами: он видел подобные места в Ан-Монале. Но тогда кириаты еще не ушли, краны двигались, поднимая грузы через люки и перемещая их туда-сюда. Вокруг царил шум и свет. Стук молотков, крики, сверкающие каскады искр от инструментов Черного народа, которыми обрабатывали металл.
А здесь он как будто попал в мавзолей.
Драконья Погибель осторожно подошел к ближайшему из огромных люков, радуясь тому зыбкому свету, какой был в его распоряжении. Всмотрелся в слабо светящиеся беспокойные плещущие волны в сотне футов от пола. Он не совсем понимал, как очутился на самых нижних уровнях Ан-Кирилнара, выбирая лестницы и ступени, ведущие наверх, но, наверное, это было подходящее место, чтобы взять себя в руки и перестать брести непонятно куда.
Некоторое время он стоял в почти полной темноте, глядя вниз, прислушиваясь к океану и звукам собственного дыхания.
– Падение, по всей вероятности, убьет тебя, – сказал демон ему на ухо. – Я бы не советовал этого делать.
– Неужели я выгляжу так, будто собираюсь прыгнуть? – огрызнулся маджак, поскольку от неожиданности подпрыгнул очень даже высоко.
– С людьми трудно сказать наверняка. Но многие другие так и поступили.
– Другие?
– Да. Те, кто нашел здесь приют. После победы при Инатхараме большая часть этого побережья стала непригодной для жизни как кириатов, так и людей. Земля умерла, как и большинство ее обитателей.
Драконья Погибель хмыкнул.
– По-моему, это не очень похоже на победу.
– Этот край также стал непригодным для жизни олдрейнов, что и было главной целью сражений. Их города были уничтожены, население истреблено или изгнано. Я использую термин «победа» в этом смысле. После случившегося, однако, несколько небольших групп выживших с кириатской стороны пробрались сюда в надежде найти убежище. Тех, кому удалось доказать свою преданность, впустили. Здесь, вместе с гарнизоном, они ждали спасения с юга.
– Ты говоришь о выживших людях?
– И людях, и кириатах. – Деликатная пауза. – Кириаты выдержали ожидание лучше, чем люди.
Эгар подумал о коридорах, по которым бродил до сих пор, и представил себе, что ему пришлось бы жить здесь, словно в осажденной крепости.
– Да уж. И сколько времени прошло, прежде чем появился спасательный отряд?
– Шестьсот восемьдесят семь лет со дня победы при Инатхараме. Внешние условия не позволили бы приблизиться раньше.
– Шестьсот… – Голос Эгара затих, взгляд утремился вниз, сквозь люк, к океану внизу. Он мрачно кивнул, представив себе выбор, сделанный мужчинами и женщинами тысячи лет назад на краю этой пропасти. – Не тревожься. Не думаю, что останусь здесь так надолго.
– Верно. На самом деле, мы должны это обсудить.
– Что именно?
– Ваш отъезд. Ваш выход из Пустошей.
Словно освобожденный этими словами, один из массивных железных кранов наверху внезапно пришел в движение. Во второй раз за несколько минут Драконья Погибель отпрянул в испуге. С мрачным упреком бросил взгляд на потолок, а потом стал наблюдать за краном как завороженный: механизм двигался по давно не использованной дорожке рывками, с визгом и искрами. Шум стоял оглушительный.
– А это зачем? – крикнул он, перекрывая грохот.
– Я поговорил с кир-Арчет Индаманинармал о недавнем жертвоприношении Стратега Ингарнанашарала и сформулировал модель вектора кампании, которую он, похоже, намеревается провести. – Голос демона по-прежнему звучал в тревожной близости от уха, каким-то образом умудряясь без заметных усилий проникать сквозь гвалт, производимый краном. – Если я хорошо понял эту стратегию по имеющимся данным, она представляет собой смелый ход при всех своих недостатках и заслуживает успеха. Безусловно, это единственная слабая надежда, которую я вижу в свете предстоящего возвращения олдрейнов. Но чтобы иметь хоть какую-то надежду на успех, в нее потребуется внести некоторые существенные коррективы. Твое возвращение в степи – одно из таких требований. Поиск некоторых необходимых инструментов и вспомогательных средств – другое.
– В степи?! – взревел Эгар, и тут кран резко остановился над люком, от чего оказалось, что он орет в полной тишине. – Кто посмел вякнуть… про степи?
– Имей терпение. Все прояснится.
– Да? Так кто же такой этот Стратег Ингарн…
Повсюду вспыхнули огни, ярко-розовые и оранжевые вариации тускло-красных, которые следили за Эгаром во время его блужданий, таращились с переборок, пола и потолка, словно многократно повторенное отражение заходящего солнца в луже. Тени исчезли, и где-то позади него с лязгом открылась дверь.
Он развернулся, низко свистнув цепью. На железной галерее у ближайшей стены, чуть выше его головы, увидел Арчет. Она была, как заметил маджак, одета во все новое: покрой и цвета он видел впервые – вещи были явно кириатские, но совсем не такие мрачные и лаконичные, какие она обычно носила. Полукровка уставилась на своего друга.
– А ты что здесь делаешь, Эг?
– То же самое хотелось бы спросить у тебя.
– Его привели, – беспечно ответил Стратег. – Аккуратно, посредством световых сигналов и… так далее. Мои силы, пусть и значительно урезанные, годятся хотя бы на это.
