Темные ущелья Морган Ричард

Глава двадцать седьмая

Высоко на уступе первого зубчатого гребня огненный дух ненадолго прекратил свой беспокойный, устремленный вперед танец, словно давая им возможность в последний раз оглянуться назад.

Арчет не возражала – она изрядно запыхалась от подъема. Она стояла, тяжело дыша, позволяя бризу с океана остудить лоб. Ан-Кирилнар остался в море, далеко внизу, похожий на белый кружевной платок, мимоходом оброненный и все еще плавающий на поверхности канавы. Если смотреть на него достаточно долго, возникала иллюзия движения, как будто город и впрямь дрейфовал по беспокойным волнам, повинуясь ветру. Арчет потребовалось несколько секунд, чтобы понять почему. Солнце только что выкарабкалось из-за горизонта со стороны суши, и, когда его лучи коснулись океана внизу, она с потрясением увидела, что под водой что-то есть: расплывчатая россыпь геометрических узоров, простирающаяся на мили во всех направлениях, и она двигалась, пульсировала, то появляясь, то исчезая в случайным образом выбранных местах, – все это с регулярностью дыхания спящего, как колоссальное живое существо. Полукровка вдруг поняла, что дамба была результатом выбора, тонким устойчивым кусочком, вырезанным из массивной сложной общей структуры и поднятым достаточно высоко, чтобы люди сумели пройти. Скудным проблеском света от лампы, оставленной на подоконнике давно забытой кириатской победы существом, которое по-настоящему не отличало течение минут от течения тысячелетий и не видело причин отпускать прошлое.

Тихая грусть всколыхнулась где-то в глубине ее сути.

«Выкинь эту хуйню из головы, Арчиди. – За минувшие месяцы она, похоже, пропиталась жаргоном морпехов и матросов и сама удивлялась, когда в мыслях всплывали такие словечки. – У нас сейчас есть поводы для тревоги поважнее, не так ли?»

– Что такое? Кого-нибудь там забыла?

Эгар, ухмыляясь и пыхтя, поднимался по иссушенному склону туда, где она стояла. Никто особо не стремился приближаться к огненному духу, поэтому Арчет по умолчанию выпало быть в авангарде. Селак Чан, Алвар Наш и еще несколько гвардейцев Трона Вековечного следовали за нею на расстоянии, какое позволяла их полковая гордость, а Драконья Погибель шел за ними, как номинальный глава всех остальных. В этом порядке чувствовалась едва уловимая перемена, которая легла на ее плечи неудобным грузом, как новая портупея для ножей, подаренная Стратегом.

– Что-то вроде того, – согласилась она.

Мужчины взбирались на гребень вслед за Драконьей Погибелью. Арчет подумала, что многим из них привал нужен не меньше, чем ей. Тараланангарст кормил их щедро, воздействовал какой-то слабой медицинской магией на разнообразные ранения, одарил новым оружием и одеждой, но все равно – после почти трех недель уюта и тепла в мрачном железном брюхе Ан-Кирилнара возвращение в Пустоши ощущалось как выселение. Когда они уходили, холодный предрассветный воздух снаружи свинцом оседал в легких и обжигал, если сделать слишком глубокий вдох. Затянутое тучами небо походило на заветренную кашу; его рассекали странные спиральные образования, которые на юге слегка светились от солнца, невидимо восходящего где-то за высокими горами. А тропа, по которой они шли от берега, была весьма унылой: извилистое узкое ущелье, рассекающее зубчатые утесы и широкие каменистые осыпи, лишенное растительности или любых признаков животной жизни. Если бы не настойчивое метание духа-проводника, который вел себя как пастушья собака, они бы наверняка заблудились не один раз.

Эгар остановился рядом с Арчет, перевел дух. Посмотрел вниз, на город в море.

– Полезно иметь такого друга, – сказал он. – Жаль, что мы не можем взять его с собой. А твой народ вообще делал что-нибудь маленькое, а?

Она коротко кивнула, указывая вниз, на Убийцу Призраков, который покоился перевернутым в новых ножнах на ее левой груди. Арчет потребовалось некоторое время, чтобы поверить, что он не выпадет, как бы сильно она ни прыгала вверх-вниз и металась, пытаясь его сместить. Еще больше времени ушло на то, чтобы научиться вытаскивать и бросать Проблеск Ленты из аналогичных перевернутых ножен на правой груди. Оба ножа раньше висели у нее на поясе, чуть выше бедер и под углом, чтобы легче вытаскивать. Этой привычке было лет двести, и отказаться от нее так запросто она не могла. Но спорить с преимуществами тоже не стала.

По крайней мере, остальные три ножа остались примерно там же, где и всегда: Безжалостный – на пояснице, хотя он сместился, и теперь пару ему составляла Хохотушка, последней сбежавшая с опустевшей передней части ее пояса. Арчет настояла, что Падающий Ангел останется в сапоге, и Стратег с неохотой согласился, поскольку еще одного свободного места на портупее просто не было.

– Ну, клинки не в счет, ясное дело, – добродушно проворчал Драконья Погибель и шмыгнул носом. – Это же само собой, верно? Кириатская сталь и все такое.

Но сквозь демонстративную беззаботность маджака, как показалось Арчет, просвечивало стойкое беспокойство. И он нахмурился, наблюдая за тем, как Илмар Каптал поднимается по склону совсем не запыхавшись, вопреки своему возрасту и телосложению.

Существо, которое в ту ночь появилось из люка в полу, испуская тонкие струи морской воды из всевозможных отверстий и щелей, выглядело в точности как огромный крабопаук, пойманный в сеть из толстых металлических волокон.

«Ну чего ты так растерялась, Арчиди, – произнес внутренний голос, к вящему изумлению Арчет. – Ты же видела, как они тут везде бегают с самого нашего появления – заменяют фрукты, приносят тебе новую одежду. Казнят кого попало. Порода одна и та же».

Просто этот экземпляр был крупным.

Потребовалось примерно столько же времени, чтобы понять: толстый блестящий конус сетки, который подцепил крюк крана, на самом деле был частью конструкции краба – предположительно, предназначенной именно для такого извлечения. И когда лебедка, отмотав последние ярды троса, остановилась, Арчет увидела, что паутина на спине краба имеет аналог на брюхе: обвисшую полость из прозрачной ткани, внутри которой был…

Рядом поднялся на ноги Драконья Погибель. Она тоже встала, присоединившись к маджаку.

– Там что, труп? – тихо спросил он.

Кран с визгом и стонами отъехал назад по своей колее, увозя краба с его чудовищными конечностями прочь от люка. Внутри покачивающегося полупрозрачного мешка болтался размытый человеческий силуэт словно тряпичная кукла. Похоже, там было еще и много воды. Крюк резко опустился, и краб осел на пол на своих огромных, беспокойно подергивающихся конечностях. Он выглядел так, словно собирается прыгнуть – Арчет почувствовала, как напрягся стоящий рядом Эгар, да и сама ощутила тот же инстинктивный трепет. Кран опустился еще немного, сеть на спине краба расплющилась на его корпусе, и появились крошечные металлические ручки, которые потянулись к крюку и отцепили его. Освободившись, краб двинулся к ним скачками, и из него на железную палубу все еще текла вода, как из переполненного водосточного желоба.

– Арчиди… – Драконья Погибель вцепился ей в плечо. Он оттаскивал подругу назад, заслоняя от опасности.

– Эг, всё в порядке.

Словно услышав их голоса, краб остановился. Его передние лапы были менее чем в пятнадцати футах от того места, где они стояли: конечности вздымались, словно блестящие черные стволы пальм, до первого шарнира, а затем снова опускались вниз к громоздкому телу, повисшему на высоте в два человеческих роста. Внезапно панцирь накренился, полупрозрачный мешок каким-то образом разделился и его содержимое хлынуло на палубу в потоке морской воды и ила. Маленькие штуковины, формой смутно напоминающие клыки, суетливо бегали и катались туда-сюда – она не сразу их заметила и поняла, что они такое. Поначалу ее вниманием целиком завладел труп, который скользнул по мокрому полу прямо к их ногам.

Им потребовалось несколько секунд, чтобы узнать Илмара Каптала.

Он был в ужасном состоянии. Побелевший, раздутый, пожеванный. Что-то уже проделало рваные дыры в его щеках и выело глаза, и, пока они смотрели, оно выбралось, переставляя мириад изысканных ножек, из ямы, в которую превратилась глазница.

– О, как мило…

– Эг, заткнись. – Она глядела, словно зачарованная. – Посмотри.

Потому что по выбеленному и изодранному ландшафту Капталова лица проворно взбежало что-то крошечное, серебристое, на паучьих лапках. Оно схватило морскую тварь с изящными ножками посередине, вытащило из глазницы, подняло и методично разорвало на части. Убрало куски, аккуратно передав их назад, собрату, а потом погрузилось в дыру на месте глаза и начало вытаскивать оттуда какое-то другое, менее узнаваемое живое существо. Еще более миниатюрные автоматические штучки хлынули из носа и рта Каптала, как серебряная пена, и унесли прочь останки убитого морского создания.

– Требуется чистка, – сказал Стратег бодрым звучным голосом. – И существенный поверхностный ремонт. Но, не считая этого, не вижу серьезных трудностей. Ваш друг не так долго пробыл в воде.

Слова нахлынули, но смысла в тот момент в них не было, и к тому же Арчет все еще была очарована тем, как раздутое тело Илмара Каптала превратилось в поле битвы между ползучими тварями, желающими его сожрать, и миниатюрными серебристыми автоматами, которые хотели их остановить. Мокрая одежда дергалась и шевелилась, тут и там из-под лоскутов ткани – или разодранной плоти – выскакивали какие-то существа и принимались драться…

– Эй, Арчиди. Посмотри на пол вон туда. Разве это не твои ножи?

– Зачем мы остановились?

– К чему такая спешка, Каптал? – Арчет, все еще глядя на Ан-Кирилнар, изобразила деланое равнодушие. Даже сейчас ей было трудно смотреть в лицо воскресшему. – У нас достаточно припасов, нам предстоит долгий путь и, возможно, сражение, когда доберемся до места. Нет смысла переутомляться так рано.

– А кто здесь переутомился? – Дородный имперец упер руки в бока – насколько она могла припомнить, это была нехарактерная для него поза. – Это бойцы, они привыкли поддерживать темп. И не скажу, что нам не хватило отдыха.

– Ну, видишь ли, не все отделались так легко, как ты, – пророкотал Эгар. – Некоторые из этих людей получили ранения, когда корабль разбился. А кое-кому не хватило припасенного жира, чтобы на нем держаться, пока госпожа Арчет не разыщет помощь.

Она обернулась. Драконья Погибель незаметно принял защитную позу телохранителя, готовый закрыть ее от Каптала. С точки зрения того, кто не был в зале с кранами той ночью, реакция до нелепости чрезмерная – она понадеялась, что люди спишут это на возмущение слуги, ведь Каптал подверг сомнению волю кир-Арчет Индаманинармал, доказанной владычицы призрачных городов и помощницы демонов, обитающих в железе, явной фаворитки Соленого Владыки и носительницы клинков, одержимых духами.

И все же…

«Лучше покончи с этим, Арчиди. Пока не дошло до того, к чему никто из нас не готов».

Потому что она до сих пор не имела ни малейшего представления о том, во что превратился Каптал после своего воскрешения, засело ли нечто стальное, с серебристыми конечностями глубоко в кровавом месиве его мозга и управляет им, или Стратег просто призвал его снова к жизни, и он послушался, пролившись дождем искр, как краны, движущиеся по ржавым потолочным рельсам в том ангаре. Что самое главное, она не знала, почему Тараланангарст вообще счел нужным вернуть имперского торговца. Не то чтобы он обладал какими-то навыками, которые чего-то стоили там, куда они направлялись.

Она встретилась с ним взглядом. Были ли его глаза такого цвета раньше? Вроде она помнила их темнее.

– Рада, что вы полны сил, Каптал, – сказала она. – Может, поможете нести кое-что из снаряжения?

Кто-то из мужчин хохотнул, но все звуки стихли, стоило Капталу оглядеться по сторонам.

– Я благородный императорский придворный, – громко сказал он. – И главный спонсор этой экспедиции. Я Илмар Каптал, чей статус подкреплен хартией, которую подписал сам Акал Химран Великий. Я не… ношу снаряжение.

Но ей показалось, что возмущение прозвучало немного наигранно по сравнению с тем, как этот человек разговаривал раньше, пока экспедиция направлялась на север. Что-то в этих словах ее царапнуло, как будто сам Каптал не был до конца уверен в том, что говорил, и сказал он это в той же степени для себя, в какой и для других, – пытался успокоиться и напомнить себе, кто он такой.

Она слышала нечто похожее в голосах нескольких других придворных первого поколения, мужчин, все еще привыкающих к привилегиям нового положения, все еще не вполне способных поверить в жизнь, которую они теперь вели, и намеревающихся доказывать это своим менее удачливым собратьям до тех пор, пока не войдет в привычку. Но еще ни разу она не слышала, чтобы это звучало так напряженно, с таким тихим отчаянием, с каким слова вырвались из сведенного судорогой горла Каптала.

Ей не хотелось на него давить.

– Что ж, – проговорила она бесцветным голосом. – Наслаждайтесь своими привилегиями согласно хартии и позвольте тем, кто в ней не упомянут, немного расслабиться.

Это вызвало пару негромких одобрительных возгласов среди мужчин, и Эгар ухмыльнулся в свою теперь аккуратно подстриженную бороду. Она слабо улыбнулась ему в ответ, но большая часть ее по-прежнему пребывала в беспокойстве. И по-прежнему удивлялась.

После ангара с кранами она не видела Каптала несколько дней. Пока они с Эгаром восхищались найденными ножами, появилась стая «крабов» размером с собаку и утащила труп через дыру в железной обшивке стены. Тараланангарст беззаботно заверил их, что переживать не о чем. Обо всем позаботятся. По молчаливому соглашению, они с Драконьей Погибелью ничего не сказали остальным. В любом случае, к тому моменту все уже были заняты: разглядывали карты, составляли списки, разговаривали со Стратегом об оружии, провизии, а конкретно Арчет еще и училась пользоваться новой перевязью для ножей.

Затем однажды утром она забрела в одну из общих столовых, которые им предоставил Тараланангарст. «Люди любят компанию, – терпеливо объясняла она Стратегу, – им тоскливо в одиночестве», – и там увидела Илмара Каптала, который сидел в потоке раннего серого света из окон, невредимый и как будто не пострадавший от утопления, и жадно поглощал щедрый завтрак. У него была какая-то история о своем чудесном спасении – дескать, цеплялся за обломки всю ночь среди темных волн, на рассвете наконец-то оказался на берегу, блуждал по пляжу, пока не обнаружил город, – и он рассказал ее так, словно повторял в очередной раз, с умеренным энтузиазмом. Для человека, по ее воспоминаниям, склонного к уединению, он был странно рад встрече с Арчет. Он пригласил ее присоединиться к нему за столом и засыпал непрерывным потоком вопросов о том, как она сама пережила крушение и попала в Ан-Кирилнар. Он постоянно кивал, когда слышал ее ответы, издавал быстрые повторяющиеся звуки в знак согласия и понимания на каждом шагу и, похоже, совсем не слушал.

Арчет сидела напротив него, ковыряла еду; голод исчез под натиском воспоминаний о твари, которая вылезла из его глазницы. Она машинально жевала и глотала, стараясь не слишком явно избегать его взгляда. Была рада сверх всякой меры, когда Алвар Наш и еще двое гвардейцев Трона Вековечного явились завтракать.

Теперь она снова вспомнила эту судорожную, неуемную энергию и задумалась, нет ли веской причины у новообретенной страсти Каптала к движению – может, если он слишком долго оставался неподвижным, ни на что не отвлекался и начинал размышлять, внутри него подымалось черное, ледяное как морская вода сомнение: правда о том, что с ним случилось на самом деле, пыталась прорваться в сознание.

Огненный дух пронесся мимо Арчет, словно проверяя, на что она смотрит, а затем опять заплясал вдоль гребня, трепеща у самого основания, словно потревоженное пламя свечи. Ранним утром Арчет казалось, что у этого существа есть руки и очертаниями оно напоминает ребенка лет восьми-девяти. Но, следуя за манящим мерцающим огоньком вверх по камням, она поняла: это просто разум требует облечь в человеческую форму нечто возмутительно живое – и сам творит соответствующую иллюзию. То, что она сочла конечностями, было просто беспокойными волнами по краям пламени, иногда достаточно четко очерченными, чтобы казаться жестами, иногда затухающими до слабой ряби. Теперь, когда над горами разливался яркий дневной свет, Арчет радовалась этим волнообразным движениям и дерганым повадкам овчарки – дух-проводник заметно побледнел, и разглядеть его в лучах солнца было труднее. Наверное, если бы существо застыло, они бы запросто потеряли его из вида, едва моргнув. «На самом деле он никогда вас не покинет, – объяснил Стратег, – но может отправиться на разведку и вернуться, проверив обстановку. Постарайся быть терпеливой, когда такое случится, дай ему сделать свое дело и защитить тебя как можно лучше, Арчет. Как только ты попадешь в высокогорье, это будет единственная поддержка, котору я смогу тебе оказать».

И опять у нее появилась причина проклинать отца за вспыльчивость.

«Ну разве ты не мог просто уничтожить крупные орудия, папа? Оставить хоть что-то для местного использования? Хоть раз в жизни проявить долбаную сдержанность и предусмотрительность?»

«Твой отец такой, какой он есть, – утешала ее однажды Нантара, когда девятилетняя Арчет, рыдая, бросилась в ее объятия после особенно жестокой стычки с Флараднамом. – Он неуравновешенный, уравновешенных кириатов не бывает – путешествие по жилам Земли отняло у них это качество, если оно когда-либо вообще существовало. Но твой отец любит тебя до последнего уголька своей страсти, вот почему он сейчас так зол. Гнев пройдет, исчезнет к завтрашнему дню. Но любовь – нет. Твой отец будет любить тебя целую вечность. Никогда не забывай об этом, Арчиди, потому что на такое никто другой… – Грустная кривая улыбка. – На такое даже я не способна».

Конечно, в умиротворенном будущем, о котором мечтала ее мать, не было места для Чешуйчатого народа. И нового Великого Зла, с которым придется встретиться лицом к лицу, она не боялась.

«Ты ошиблась, мама. Даже папе в конце концов это оказалось не по плечу.

Рано или поздно какая-нибудь хрень преграждает тебе путь и изо всех сил пытается тебя прикончить».

Она отбросила эти мысли. Взглянула на Драконью Погибель, и тот кивнул.

– Ну ладно, народ. Впереди нас ждет долгий марш. – Она взмахом руки указала на горный пейзаж. – И легче не станет, пока мы их не одолеем. Так что давайте-ка примемся за дело и доведем его до конца.

Как оказалось, Арчет была излишне пессимистична – путь, которым их вел дух-проводник, делался все более легким, и по мере того, как они взбирались выше, появились признаки не только того, что здесь когда-то ходили люди, но и того, что они эту дорогу построили. Какая-то древняя брусчатка из бледного зернистого камня, который Арчет не узнавала, устилала идущие вверх ступени, сделавшиеся гладкими от долгого использования и слабо светившиеся в полумраке там, где они проходили под нависающими скалами или через узкие места.

– Это олдрейнская дорога, – пробормотал один из каперов товарищу, когда они сгрудились на развилке мощеной тропы в ожидании, пока дух определится, куда свернуть. – Пока мы по ней идем, нас защищают двенды.

«Ха».

Дух вернулся, выбрал нижнюю из двух дорожек, которая огибала затененное основание широкого выступающего утеса, а затем вновь поднималась зигзагами по выступам, сооруженным из того же бледного двендского – или нет – камня. Они двинулись дальше. И благодаря защите олдрейнов или чему-то еще, им удалось прожить первый день без происшествий. Они разбили лагерь у подножия древней каменной осыпи под южной оконечностью самой высокой вершины хребта. Море превратилось в далекий серый отблеск позади и внизу, Ан-Кирилнар давно скрылся из виду за чередующимися возвышенностями, которые они пересекли.

– Неплохо идем, – согласился Драконья Погибель, кивая в ту сторону. – Я думал, нам повезет, если мы сегодня преодолеем половину этого расстояния.

Его лицо приобрело странный голубой оттенок в свете одной из сияющих чаш, подаренных Тараланангарстом и заменяющих костры. «В Пустошах не растет ничего, что могло бы послужить хорошим топливом, – рассудительно сказал им Стратег. – Лучше возьмите это». Чаши, утверждал он, будут давать больше или меньше тепла в зависимости от условий вокруг, и с помощью простых команд на высоком кирском их можно было заставить посветлеть или потемнеть, не влияя на уровень тепла, хотя они, по-видимому, все равно тускнели, когда обнаруживали вокруг спящие тела. Арчет и Эгар решили не рассказывать эти последние подробности остальным – они и так знали, что столкнутся с достаточным количеством опасений по поводу штуковин, излучающих синий свет и прекрасное тепло, но выглядящих как безголовые черепахи. Не хватало еще ляпнуть, что с чашами можно говорить и они чувствуют, когда люди засыпают.

Арчет ткнула большим пальцем через плечо в сторону возвышающейся позади них горы.

– Как ты думаешь, сколько времени понадобится, чтобы преодолеть этот хребет?

Драконья Погибель пожал плечами.

– А сама как думаешь? Я бы сказал, почти весь день – повезет, если до темноты успеем. Но если мы и дальше будем идти с такой скоростью, получится быстрее. Может, даже до полудня.

– И начнется настоящий труд.

– Можно сказать и так.

– Надо найти тот город, о котором говорил Тараланангарст, пересечь, найти его ямы для воздушной транспортировки на другой стороне, найти путь вниз…

– Ага.

Они виляли, юлили, перефразировали то, что было уже понятно. Бегали вокруг истины на цыпочках, словно два суетливых придворных в попытках добиться расширенного кредита.

– По-твоему, это действительно он? – резко спросила полукровка.

Оба посмотрели туда, где при свете еще одной чаши сидел сам по себе Каптал. Сперва он делил ее тепло и свет с тремя гвардейцами Трона Вековечного, но они, очевидно, один за другим нашли веские причины, чтобы перебраться в другую часть лагеря, оставив его в одиночестве. Казалось, ему было наплевать, он все равно с ними не разговаривал. С того момента он сидел и смотрел на синее свечение, бормотал себе под нос и, похоже, одержимо делал какие-то вычисления на пальцах.

Эгар покачал головой.

– Можно только догадываться. Он выглядел сраным покойником, когда твой приятель-демон вытащил его из воды. И я, кажись, слыхал, что из мертвых нельзя вернуться, не заплатив за это с лихвой.

– Гил говорит, ему это удалось. Или что-то в этом роде.

– Ну да, конечно. Я ж говорю. Он совсем не тот милый маленький педик с тех пор, как вышел из Афа’марага, верно?

С этим Арчет не могла спорить. Она никогда не считала Рингила «милым». Но после событий прошлого лета в нем появилась отстраненность, которая даже ей казалась новой и причудливой. Он улыбался, иногда даже смеялся в голос, закатывал глаза, разыгрывая с Драконьей Погибелью знакомые сценки в стиле «аристократ и варвар», пряча бурные чувства, в которых ни один из них никогда не признался бы. Но теперь она уже не могла угадывать, куда исчезает Гил, когда его взгляд становится рассеянным, глаза пустеют, и всякая подвижность спадает с лица, как тонкая бумажная маска.

Драконья Погибель откинулся на одеяло, упираясь локтями, и уставился в затянутое тучами ночное небо. Это придавало ему до странности моложавый вид.

– Там, откуда я родом, Каптала назвали бы Пустым Ходоком. Скорее всего, его бы выгнали из лагеря камнями и заклинаниями. Видел, как это случилось однажды, когда был ребенком. Какой-то парень, предположительно, утонул в Джанарате, когда перегоняли пони, бедолага. На самом деле этого не случилось, но никто не поверил, когда ему наконец удалось вернуться в лагерь. В конце концов ему пришлось уехать и поселиться в Ишлин-ичане, потому что клан не пожелал его принять. Даже собственная семья не позволила ему приблизиться на расстояние оклика. – Он махнул рукой, словно что-то выбрасывая. – Но эй, это же гребаные степные кочевники с их дерьмовым невежеством, суевериями и страхами.

– Если соплеменники моего отца делали такое с трупами пять тысяч лет назад… – задумчиво произнесла она. – Может быть, суеверия маджаков как-то связаны с этим. Может быть, они все-таки основаны на чем-то конкретном.

– Да. Арчиди, я видел, как Небожитель вышел из воздуха и призвал духов разгневанных мертвецов из степной травы, чтобы защитить меня. Я немалую часть профессиональной жизни посвятил тому, чтобы убивать хреновины, которые все – включая тебя – считали мифическими, пока они не появлялись, нарываясь на драку. Меня, на самом-то деле, не надо убеждать, что за всем этим магическим дерьмом есть «что-то конкретное». У меня доказательств предостаточно, спасибо, и еще несколько шрамов в придачу.

– Но тогда…

Он повысил голос, чтобы прервать ее.

– Я просто хочу, чтобы мои тупорылые как овцы, спящие на ходу соплеменники наконец-то, блядь, проснулись и потребовали таких доказательств сами, а не покупали первое попавшееся стадо выебанных небом кляч, какое высрет им ближайшее жалкое подобие шамана. Ну разве я так много прошу, а?!

У других светящихся чаш забеспокоились. Люди тянули шеи, озираясь. Эгар, от внезапной вспышки эмоций почти вскочив на ноги, бросил на нее робкий взгляд. Остыл.

Некоторое время они сидели молча.

– То есть тебе не хочется домой? – мягко спросила Арчет.

Глава двадцать восьмая

Он забыл про лестницы.

Они их видят, приближаясь: тысячи лестниц виднеются тут и там в высокой траве у подножия утесов, словно зубочистки в опилках на полу какого-нибудь пользующегося успехом трактира. Или – тут и там можно заметить одну-две, все еще приставленные к утесам, готовые к использованию – как останки какой-то масштабной, внезапно заброшенной осады стен икинри’ска, которую затеяли сотня или больше объединившихся народов и рас.

Это, думает Рингил, не так уж далеко от правды. Как бы долго глифовые утесы тут ни стояли, похоже, люди и другие существа тоже отыскали сюда путь и попытались вырвать у этого места его секреты. Он видит деревянные лестницы, железные, сделанные из сплавов, которые не может назвать, из веществ, которые видит впервые в жизни. Гладкие, смолистые, медового цвета; сплетенные из лиан, которые подергиваются, словно еще в каком-то смысле живут, стоит их коснуться или случайно наступить. Лестницы, сооруженные из чего-то, подозрительно похожего на человеческие кости.

Есть простые, как набросок, отражающий их предназначение и выполненный с помощью той материи, какую владельцам удобнее всего было использовать. Есть замысловатые, с резьбой или литьем, с гербами и завитушками, символами, которые должны смягчить и приукрасить сугубо практичную суть: два шеста и поперечные ступени. Некоторые явно созданы для рас, чьи конечности по пропорциям отличаются от человеческих. Встречаются древние – дерево потемнело и прогнило насквозь, ржавчина оставила от железа одни ошметки, смола пошла пузырями и потрескалась от чужеродных процессов распада. Но попадаются и новые, из дерева, которое столяр обработал так недавно, что оно еще неровное, как будто лестницу сколотили только вчера и бросили всего-то за пару секунд перед тем, как они с Хьилом тут появились. Из-за лестниц кажется, что утесы одержимы призраками: как будто чей-то взгляд все время устремлен в затылок, как будто кто-то ждет, удастся ли тебе превзойти тех, кто побывал здесь раньше и – в некоем трудно постижимом смысле – только что ушел.

– Кажется, мы снова опоздали к атаке.

Хьил закатывает глаза. Это для обоих далеко не новая шутка.

– Хватай за другой конец, – говорит он, указывая на серебристую лестницу длиной в пять ярдов. Рингил знает по прошлому разу, что предметы из этого металла почти ничего не весят; они справятся с этой штукой, приложив не больше усилий, чем если бы поднимали канат той же длины. – Приставим ее возле того дерева, растущего на скале. Там ты поднимешься.

Они переносят лестницу с минимумом суеты. Рингил отстегивает Друга Воронов и прислоняет к скале – он готов поклясться, что меч, коснувшись испещренного глифами камня, чуть вздрагивает внутри ножен. Он на мгновение устремляет пристальный взгляд на свое оружие. Пожимает плечами. Расстегивает пряжку и позволяет плащу растечься роскошной лужей в высокой траве у ног, ступает на первую перекладину лестницы. О, да. Он поворачивается к Хьилу.

– Может, скажешь, что я должен искать?

– За деревом есть расселина. – Обездоленный князь разводит руками, показывая ее ширину. – Примерно такая. Глифы уходят внутрь. Я хочу, чтобы ты шел по ней до той поры, пока не перестанешь видеть, и отследил одну из последовательностей.

– Какую?

– Не имеет значения. Ты поймешь, что я имею в виду.

Рингил пожимает плечами и начинает взбираться. Вверх, мимо бесконечных нагромождений глифовых строчек, кривых, косых и теснящихся, как наброски убогих улиц на какой-нибудь карте портовых трущоб Трелейна. Лестница начинает слегка вибрировать от его веса, когда он поднимается достаточно высоко. Вдоль истертых известняковых поверхностей пролетает холодный ветер, как будто что-то вынюхивая. Он стонет в закоулках и подле острых краев, ласково треплет волосы и улетает прочь. Сквозь перекладины Гил замечает глифовые последовательности: чем ближе к вершине, тем ближе к камню. Он уже достаточно всего изучил, чтобы замечать в них определенные закономерности, осмысленные сочетания: в глазах людей… известное неизвестное… изменения запутанности… неудачи вышли из-под контроля… остановите, я сойду… Некоторые он умеет встраивать в более длинные цепочки. Некоторые Хьил терпеливо ему объяснял, но пока что не представился внятный повод пустить их в ход.

Есть и такие, от которых – он сам не знает почему, – его пробирает дрожь.

Он подбирается к дереву на скале. Ствол примерно такой же ширины, как предплечье Рингила, и украшен плотной кроной из более тонких веток и пучков серо-зеленых листьев с грубыми краями. Растение достаточно гибкое; у Гила получается протиснуться мимо, но не без труда. По ходу дела он обзаводится парой царапин на лице и руках, пыхтит и пропитывается каким-то темно-зеленым ароматом.

Прямо за деревом – расселина, о которой говорил Хьил: расширяющееся ущелье со входом, заслоненным укоренившимся деревом. Действительно, глифы начинаются у края скалы и уходят внутрь, во тьму. Рингил не видит, как глубоко эта трещина проникает в тело утеса: свет сдается быстрее глифов, и дальше простирается лишь непроницаемая мгла.

«До той поры, пока не перестанешь видеть».

Он одолевает последние ступеньки на лестнице, утыкается сапогом прямо в паутину веток дерева и втискивает верхнюю часть тела в расщелину. Неудобно, но не слишком, и места как раз хватает, чтобы двигать руками.

«Отследи одну из последовательностей».

Те, что находятся прямо у него перед носом, слишком близки – в тесноте он не может отвести локти достаточно далеко, чтобы приняться за дело. Он задирает голову и замечает строчку, которая, похоже, заканчивается как раз там, где сгущаются тени. Рингил подносит к ней руку, опускает средний палец в борозду первого глифа, как заведено, и начинает обводить узор. Ему приходится работать в основном на ощупь, потому что вид частично заслоняет собственная рука.

Первый глиф – незнакомый, хотя отчасти напоминает символы, которые Хьил называет «прочищающими горло». Второй – вариация «изменения запутанности», хоть и странно искаженная. Третий и четвертый с ним связаны, но…

Он испытывает колоссальный шок.

Все равно что получить колючим хвостом ящера из касты воинов по ребрам, которые оставил открытыми на последнем замахе сильно погрызенным щитом. Все равно что слететь с детского стула от небрежного удара отцовской руки по лицу за то, что посмел огрызнуться за обедом. Все равно что ощутить пинок под дых при виде того, как твоего вопящего и умоляющего любовника сажают на кол под улюлюканье и одобрительные крики толпы, и от сострадания выблевать собственную душу. Все равно что почувствовать леденящий душу, бурлящий ток крови по венам позже, когда впервые поймешь, что мог оказаться на его месте.

Все эти – и другие – двери распахиваются в памяти; извергают Рингиловы потроха наружу, обнажают его.

В глубине расщелины слышится костлявый скрежет, как будто длинные изможденные конечности меняют расположение и когти впиваются в скалу, чтобы с силой толкнуть нечто вперед, на свет. И на мгновение кажется, что мощная дрожь пробегает по всей стене утеса, как будто эти утесы – какое-то огромное спящее существо, чью кожу Рингил наконец-то прорезал достаточно глубоко, чтобы разбудить…

Он вываливается из трещины задом наперед.

Теряет опору, которую могла бы предоставить лестница, неосторожно пинает ее вниз. Падает, цепляясь за скалу, отчаянно хватается левой рукой за дерево. Оттого, как резко прекращается падение, выворачивается плечо. Носки сапог скребут по камню, мечутся, выискивают хоть какую-нибудь опору. Каким-то образом кинжал из драконьего зуба оказывается в его правой руке, вытянутой и поднятой в том подобии защитной позиции, на какое он способен. Из-под изгиба желтоватого лезвия Рингил смотрит во тьму в дальней части расщелины, ожидая увидеть, как на свет выбирается то, что он услышал…

Тишина.

Где-то среди ветвей дерева раздается раздраженный скрип. Мягко свистит ветер. С тихим шорохом падает потревоженная грязь.

Лестница с металлическим звоном возвращается на место под ним. Он отваживается отвести взгляд от мрака в расщелине, смотрит вниз, твердо становится обеими ногами на перекладину. Хьил стоит внизу, удерживая лестницу на месте. Потом прикладывает ко рту сложенные ладони и кричит ему:

– Понимаешь, о чем я?

– Ты знал, что это случится?

Рингил мечется взад и вперед по высокой траве у подножия утеса, словно зверь, прикованный цепью и оставленный в качестве приманки. Он слишком зол, слишком взвинчен от наплыва эмоций, которые не вполне понимает, чтобы остановиться и взглянуть Хьилу в глаза, а если учесть, как он себя чувствует прямо сейчас, риск ударить другого мужчину слишком велик.

– Я не ожидал такой бурной реакции. – Лицо обездоленного князя встревожено, и, как подозревает Гил, вовсе не из-за такой банальности, как его едва не случившееся падение с лестницы. – Икинри’ска – не учебное пособие и не карта, это записанная живая воля Создателей. Она изгибается, течет и дышит способом, который я сам не очень-то понимаю. Это лишь одна сторона уравнения. Каждый мужчина или женщина, владеющие этой силой, привносят в единение собственное «я». Кто-то ведет себя с магией как скромная невеста, а кто-то… нет.

– Ага. – Рингил останавливается перед Хьилом и ребром ладони тычет ему в лицо. – Ну, если бы я знал, что тебе нужен скромник, притащил бы гребаную вуаль!

Он снова топает прочь, едва не спотыкается о витиевато украшенный конец лежащей в траве лестницы из чугуна. Яростно ее пинает и расшибает палец.

– М-мать!

– Тебе надо успокоиться, Гил.

Рингил возвращается, чтобы снова встретиться лицом к лицу с обездоленным князем.

– Я, блядь, спокоен. Хочешь увидеть меня неспокойным – продолжай скармливать сюрпризы и полуправду вроде этой. А теперь объясни такими словами, чтобы поняла и обкуренная шлюха с пристани: что там произошло?

Хьил кивает.

– Справедливо. Там случилось вот что: ты ощутил вкус настоящей силы. Ты впервые углубился в темные глубины икинри’ска, и, похоже, ни тебе, ни магии это не понравилось.

– День назад ты говорил, что икинри’ска вроде как хочет меня. А теперь я внезапно перестал ей нравиться? – Хвост его гнева все еще дергается, раздраженно мечется туда-сюда. – Ты не мог бы изъясняться понятнее, мать твою?

Обездоленный князь смотрит на болотную равнину, которую они пересекли вместе.

– Ты можешь нравиться лошади, когда она несет тебя через летние луга. Это не значит, что та же самая лошадь легко пойдет с тобой на битву.

– О, снова эти метафоры военного образца. Хочешь сказать, что теперь я должен сломить икинри’ска?

– Нет. Ты не сможешь; никто не сможет. Даже у Ан Фой не получилось, а они пытались не один раз. Некоторые говорят, что даже Создатели не в силах управлять тем, что сотворили и чему отыскали место, поскольку их труд закончен. – Хьил снова переводит взгляд на Рингила. – Я всего лишь демонстрирую тебе иную форму мастерства, которая предполагает иной риск и за которую в итоге придется расплатиться. Ты же сказал, что тебе надо. Ты просишь больше, быстрее. Вот это и есть – больше, быстрее. Тебе придется решить для себя, что ты готов заплатить, нужно ли тебе это в конце концов.

Рингил смотрит наверх – на то место, к которому прислонена лестница, на торчащее из скалы дерево, на трещину за ним.

– Как глубоко она уходит? – тихо спрашивает он.

Хьил одаривает его слабой грустной улыбкой, хлопает по плечу и груди, проходя мимо, направляясь к точке примерно в двадцати футах от стены утеса.

– Так я и думал.

– И что это значит?

– Иди сюда, покажу. – Хьил ждет, пока Рингил к нему присоединится, потом широко разводит руки в стороны. – Посмотри вдоль линии в этом направлении. Видишь трещины? Щели?

Рингил кивает, сражаясь со странным отвращением. Обездоленный князь тоже кивает. Его голос набирает новую силу: это интонации человека, который говорит о предмете своих давних желаний и навязчивых идей.

– Видишь ли, это не чистая поверхность – так же, как мир не был свежим и целым, когда Создатели спасли его и им пришлось переписать все заново. Возможно, они намеренно сохранили отголоски былого, превратили их в овеществленную метафору. Утесы тянутся по равнине на сотни миль, и в них повсюду расщелины, трещины, узкие ущелья. Некоторые глубиной всего в пару футов, в них даже человеческая рука до плеча с трудом поместится. Некоторые – тропинки, конца которым никто не видел. Но все они – все, которые я узрел сам или о которых слышал, – исписаны самыми мощными итерациями икинри’ска. Именно там, в темных тайниках, в трещинах, рассекающих поверхность сущего, ты найдешь то, что ищешь.

– Ты не ответил на мой вопрос, – мягко говорит Рингил.

Хьил пожимает плечами.

– Потому что он бессмысленный. Ты не должен спрашивать, насколько глубока та или иная трещина, – спроси лучше самого себя, как далеко в ущелье ты готов зайти.

Рингил окидывает взглядом линию утесов, рассеянные у подножия лестницы-«зубочистки». Чувствует проблеск мрачного утешения оттого, сколь многие здесь уже побывали и снова ушли. Это чувство знакомо ему с войны: анонимное товарищество тысячи призраков, осознание того, что пусть смерть – это врата, через которые проходишь в одиночку, путь к ней так и кишит людьми, и ты идешь по брусчатке всегда в компании, как будто вы все – лишь неспешно бредущая часть бесконечного каравана, чье путешествие приближается к концу. Он вспоминает утраченную уверенность в собственных поступках, которую ему в то время вернуло это осознание – чувство, от которого внутри все затрепетало, настолько похожее на отчаяние, что их было трудно друг от друга отличить. Теперь он приветствует его с распростертыми объятиями. И каким-то образом, скованный узами со всем этим, он ощущает, что мимоходом воспринятый холодный танец глифов, к которым прикоснулся в той расщелине, оставил свои отпечатки в его разуме, запятнал его пальцы и горло, и эти следы необходимы, чтобы открыть дверь еще раз.

Он готов, как никогда.

Друг Воронов, прислоненный к стене глифового утеса, словно какой-нибудь развязный друг в переулке портовых трущоб, ждет его решения о том, где они продолжат кутеж.

Рингил берет меч, снова надевает портупею на плечи. Бросает на Хьила выжидающий взгляд.

– Ну ладно, – говорит он. – Как насчет того, чтобы показать мне трещину, ради которой не придется падать с дерева? А потом мы сможем начать.

Глава двадцать девятая

Они пересекли хребет около полудня, как и предсказывал Драконья Погибель, и остановились, глядя вниз. Хоровой стон поднялся над отрядом, когда все увидели открывшееся зрелище.

До горного плато, которого они надеялись достичь, путь предстоял долгий, а тропа теперь спускалась по другой стороне возвышенности, и путь по протяженности был почти таким же длинным, как проделанный вчера, вверх по склону – причем пересекал он еще более мрачный пейзаж. Остаток дня они ковыляли по чему-то вроде огромной миски, наполненной рубленым и почерневшим от огня луком. Вокруг вздымались скалы, а местность между ними была неровной, изрезанной, со странно изгибающимися шпилями и изломанными утесами. Кое-где камень на ощупь был как стекло и тускло блестел, когда по нему пробегали блуждающие солнечные лучи. В других местах виднелась поросль переливчатого кроваво-красного мха, источающего слабый запах гари. Первый обнаруженный ими признак жизни в этом краю – увидев его, они должны были воодушевиться, но вместо этого мужчины в основном проходили мимо, делая охранные жесты и ускоряя шаг.

Словно сбитая с толку хаотичной местностью, которую предстояло пересечь, сама тропа сделалась неуверенной и неопределенной. Она раздваивалась и виляла, явно наугад, и огненный дух стал уводить их прочь, чтобы обойти последствия камнепадов и странные места, где камень словно начал извергаться, а потом застыл. К концу дня мостовая почти исчезла, превратившись в одиночные, очень сильно наклоненные плиты через каждые пару десятков ярдов. Арчет мрачно подумала, что если это и впрямь олдрейнская дорога, то олдрейнам хоть в этих краях здорово надрали зад.

Она впервые поймала себя на том, что размышляет о географической нелепости их маршрута, и задалась вопросом, стоили ли гладкие, убедительные речи Тараланангарста доверия, которое она в конце концов оказала Стратегу.

«Не существует легкого пути на юг через Пустоши, – прямо заявил он им. – Весь регион опасен, и нередко эта опасность смертельна».

«Да что ты говоришь. А идти отсюда на восток, получается, безопаснее?»

«Нет, Драконья Погибель. Такой поход, по всей вероятности, не будет намного безопаснее, и вы в любом случае окажетесь на неправильной стороне горного хребта, если вообще сумеете его пересечь. К счастью, это не тот маршрут, который я имею в виду».

Оказывается, в двух-трех днях пути вглубь континента были руины какого-то города…

– Даже не знаю, Арчиди, – задумчиво произнес Эгар той ночью, когда они разбили лагерь. – Я не говорю, что твой железный демон посылает нас на верную смерть, но степи весьма обширны. Мой отец однажды поехал на северо-запад от Джанарата, еще в те времена, когда Ишлин-ичан был всего лишь кучкой лачуг на берегах реки. Он собирался сделать круг и напасть на ишлинаков с другой стороны, захватить весь клан врасплох. Такого там навидался… По его словам – повсюду степные упыри и твари вроде гигантских пауков, которые прыгали как кузнечики и могли сбить человека с лошади, если попадали в цель. И какие-то, ну, я не знаю, уродливые гигантские волки или что-то в этом духе. Прям ожившие байки, которые рассказывают у костра. Плюс к этому, нет приличного выпаса для лошадей, и охотиться не на что – все несъедобное. Им в конечном итоге пришлось повернуть назад – слишком суровым оказался тот край. А гор, про которые толкует твой демон, он даже не видел – значит, они еще дальше. И нам придется все это пересечь, просто чтобы попасть в Ишлин-ичан.

Она махнула рукой.

– Ну, ты понимаешь. Нас туда доставит, э-э, «воздушный транспорт». Так?

– Меня спрашиваешь?

– Я тебе об этом говорю.

Убедить себя оказалось на удивление легко. Она внезапно осознала, что, несмотря на постоянные занудные напоминания Тараланангарста про «крайне ограниченные нынче чувства», ей даже в голову не пришло усомниться в точности разведданных Стратега. Где-то в железных недрах Ан-Кирилнара в ней созрели доверие и уверенность – а может быть, просто принятие того факта, что это ее путь и лучше поскорей отправляться в дорогу.

«Впрочем, немного крина в пути не помешало бы. Неужели я о многом прошу?»

Видимо, так оно и было. Стратег заверил ее, что не знаком с веществом, что пять тысяч лет назад кринзанц не был известен или, по крайней мере, не получил такого широкого распространения. А когда она начала описывать свойства, Тараланангарст повел себя уклончиво, говоря о заменителях или о том, можно ли их синтезировать. Предстояло слишком многое сделать. Позаботиться о множестве других, куда более важных приготовлений. Может, позже.

Как ни странно, Арчет обнаружила, что не возражает. Ей уже случалось отказываться от наркотика: жажду можно было игнорировать, если находились другие занятия. И к тому моменту она сама очень увлеклась приготовлениями, очарованная возвращенными ножами и тем, как Стратег говорил о них. Она тренировалась, балансируя их, жонглируя и бросая, повторяя усвоенные за века упражнения-ката Ханал Кет до изнеможения, пытаясь принять и приспособиться к тому, чему учил ее Тараланангарст, – это был восхитительный всепоглощающий процесс, который большую часть времени заглушал любую остаточную назойливую потребность в крине.

И теперь, сидя в синем сумраке, она изо всех сил пыталась отыскать то место внутри себя, где засела эта потребность. Вместо этого ее наполнила стойкая уверенность в том, что все идет как надо, они на пути домой. Пусть этого пока будет достаточно.

– Знаешь, ты слишком многое принимаешь на веру.

Как будто Драконья Погибель мог читать ее мысли.

– Стратег еще ни разу не ошибся, верно?

Эгар встал и потянулся. Она услышала, как где-то в его массивном теле хрустнул хрящ. Он отвернулся прочь от наложенных друг на друга светящихся синих кругов света, которые очерчивали их лагерь на фоне окружающей скалистой темноты. Снова присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с Арчет, и кивнул на восток.

– Вон там еще один гребень, – тихо сказал маджак. – До него пока далековато, но мне кажется, что он по крайней мере такой же высокий, как этот. И можно увидеть, что за ним есть другие вершины. Я вообще-то надеялся, что мы уже перешли высокогорье.

Арчет промолчала. Она и сама на это надеялась.

Драконья Погибель снова сел на свое одеяло. Одарил ее натянутой улыбкой.

– Не хочу быть ворчуном в строю, Арчиди. Уранн свидетель, через пару дней их будет предостаточно и без меня. Так что это останется между нами. Но по такой местности нам понадобится еще по меньшей мере день, чтобы туда подняться. Или даже два. А кто знает, что нас ждет на другой стороне? Тут мы уже выходим за рамки двух-трех дней.

– Завтра третий день, – заметила она.

– Ага. Целый день. Давай вернемся к этому разговору, когда перевалим через тот гребень до темноты и увидим, что нас ожидают гребаные руины большого города.

Она вспомнила, как Драконья Погибель нервничал прошлой ночью, и решила, что он испытывает сейчас то же самое чувство – неприятное и неотступное осознание того факта, что он возвращается к той жизни, которую покинул два года назад, как покидают тонущий корабль.

«Смени тему, Арчиди».

Полукровка махнула рукой, не поднимая ее высоко над коленями, в ту сторону, где у светящейся чаши сидел в одиночестве Илмар Каптал.

– Ты уже с ним поговорил? – спросила она тихо.

Драконья Погибель проследил за ее взглядом.

– Да, пару раз. А что?