Темные ущелья Морган Ричард
– Когда?
– Один раз, когда мы остановились поесть. А потом – когда наш огненный друг проверял вход в ту пещеру.
– И чего?
– И ничего. У пещеры он был угрюмым мудаком; до этого вел себя так, словно боялся, что я приставлю к нему нож и ограблю, если он остановится. Все еще беспокоишься о том, кем он может быть на самом деле? Арчиди, забудь. Его собрал по частям демон, который кормил нас пятитысячелетними фруктами, посылал железных пауков исполнять свою волю и одолжил нам долбаных светящихся черепах, заменяющих дрова. Поди разбери, настоящий это Илмар Каптал или нет. И знаешь что – пока он на нашей стороне, кому какое дело? Он ведь и до того, как утонул, не был жизнерадостным гарцующим пони, верно?
– Тут ты прав.
– Ага. – Эта тирада, казалось, немного успокоила гнев Эгара. – Ну и вот.
– Я просто хотела бы знать, почему Тараланангарст решил, что вернуть его так важно. Какое это имеет отношение к великой цели, которую преследовал Анашарал.
Демонстративное пожатие плечами.
– Как недавно сказала одна моя знакомая, Стратег еще ни разу не ошибся. Верно?
Она поморщилась.
– Ну да, ладно. Но я серьезно, Эг, – Каптал, мать его, придворный. У него нет ничего, в чем мы нуждаемся.
– Прямо сейчас – нет. Может быть, в Ишлин-ичане окажется, что у него имеются какие-то полезные связи.
– Если и так, то он об этом помалкивает. Он знает столько же, сколько остальные, ему известно, куда мы направляемся. Во всяком случае, я не понимаю, в чем дело. Не позволяй текущим обстоятельствам одурачить себя – единственная причина, по которой Каптал отправился с нами на север, – это то, что он не мог позволить Шенданаку и Танду затмить его. И даже тогда н скулил каждый дюйм пути. Судя по тому, что я слышала при дворе, до этого он почти никогда не выходил за городские стены Ихельтета. Он не отличит Ишлин-ичан от дыры в земле.
Эгар хмыкнул.
– Ишлин-ичан и есть сраная дыра в земле.
– Каптал бесполезен, Эг. – Она продолжала гнуть свою линию, отказываясь возвращаться к разговору о степи, до которой они еще не добрались. – Он дерганый придурок и в придачу еще и образцовый маленький засранец. Ты же видел, как он отреагировал на идею понести хоть что-то из собственного снаряжения. И если мы все-таки ввяжемся в драку где-то по пути, то почти наверняка окажется, что он ни разу за всю свою долбаную жизнь не брал в руки меч.
Драконья Погибель широко зевнул.
– Раньше он был сутенером, не так ли?
– Так говорят.
– Тогда, наверное, очень ловко управляется с ножом. Может, тебе стоит дать ему один.
– Очень смешно.
Но горечь Арчет была демонстративной: она испытала тайное облегчение, увидев, что Эгар расслабился. Потому что если хваленый «воздушный транспорт» Стратега действительно доставит их в Ишлин-ичан, как и было обещано, то дальнейший путь пролегал по территории маджаков. И независимо от того, сядут ли они на одну из нечастых торговых барж вниз по Джанарату или просто раздобудут лошадей и отправятся прямо на юг, к перевалу Дхашара, успех их путешествия будет во многом зависеть от того, насколько хорошо Драконья Погибель справится со своим возвращением домой.
За ночь небо прояснилось, и когда они проснулись рано утром, то увидели бледную Ленту с розовыми краями, изгибающуюся над головой на фоне почти безоблачного рассвета. Безжизненный ландшафт вокруг них от этой перемены казался более мягким, каким-то менее резким и угрожающим, словно новый свет отчасти согрел камни. Арчет почувствовала, как это расслабило мужчин, когда они суетились, собирая лагерь. Она их не винила. Она и сама не в первый раз поняла, как сильно скучает по привычно-ясному ночному небу юга. Как сильно скучает по…
«Ишгрим».
Раскрутились воспоминания и острыми ножами ударили в живот и глаза. Вот они лежат вместе в холодном поту на балконном диване, Арчет указывает на кириатские созвездия, называя их по именам, и обе смеются, когда Ишгрим неуклюже пытается скопировать произношение.
Они расплакались, когда Арчет пришло время взойти на борт корабля на верфях Шанты.
«Вот увидишь, – солгала Арчет. – Не успеешь опомниться, как я вернусь. Не о чем беспокоиться».
Ишгрим ничего не сказала. Несмотря на кое-какие игры, в которые они играли в постели, она не была невинной. Рабство породило в ней твердое, непоколебимое видение мира, и они обе знали, с каким риском столкнется экспедиция.
«Я буду молиться за тебя Темному Двору», – выпалила она, когда Арчет повернулась, чтобы уйти.
«Хм. Если ты этого хочешь».
«Я знаю, что ты в него не веришь, – дерзко сказала она, вскинув подбородок так, что у Арчет кольнуло в груди. – Но Соленый Владыка Такавач ответил на мои молитвы в неволе. Он привел меня в безопасную гавань с тобой. Может, у него есть предназначение для нас обеих».
В последний раз она видела стройную, очень прямую фигуру девушки в солнечном свете, неподвижную среди ликующей толпы на смотровых площадках верфей, пока флотилия плыла по течению вниз по реке к устью и морю. Ишгрим ни разу не помахала, и Арчет, которая смотрела на нее прищурившись, пока расстояние не отняло эту возможность, видела, что руки девушки крепко сжаты на перилах площадки.
Она схватила боль воспоминаний обеими руками. Выкрутила и превратила в силу. «Держись, девочка, я иду к тебе. Укокошу на хрен все и вся, что встанет у меня на пути в этот раз».
– Вид-то получше, – весело сказала она Эгару, когда их пути пересеклись в суматохе.
Он проворчал, застегивая ширинку:
– Ага, солнце взошло. Будем надеяться, что это сраное знамение.
Даже если все было не так, дела шли неплохо. Они быстро пересекли внезапно позолоченную солнцем местность, по дорожке из брусчатки, которая с каждым шагом становилась все лучше. Огненный дух несся в авангарде, бледный и временами плохо различимый, но редко колебался больше нескольких секунд, прежде чем броситься вперед. На мощеной дороге не было видно ни разветвлений, ни обрывов, и вскоре после полудня они оказались в прохладной тени следующего гребня. Террасы, идущие зигзагом по склону горы, были под стать тропе – в гораздо лучшем состоянии, чем те, по которым они шли в предыдущие два дня, более широкие и с более снисходительным уклоном. С новой энергией, которую принесла им перемена погоды, путники преодолели гребень, имея в запасе несколько часов дневного света.
Тропинка шла вверх, а потом вниз обманчиво бесхитростным образом, расширяясь по мере спуска на другую сторону, и почти сразу же проходила между массивными спаренными «пнями» двух колонн, обрамлявших то, что когда-то было воротами. За кривыми, торчащими как клыки останками открывался вид на простирающиеся внизу возвышенности.
– Ебаный Ураннов хер… с яйцами… – Ругательство сорвалось с губ Эгара почти с благоговением.
Перед ними покоились руины города, который в пору своего расцвета поглотил бы Ихельтет целиком.
Он покрывал покатые склоны и равнины лежащего впереди ландшафта – во всех смыслах и целях он и был этим самым ландшафтом, выглядящим как огромная шахматная доска из пересекающихся бульваров и громоздящихся зазубренных развалин, простирающаяся до самого горизонта, куда ни кинь взгляд. Кое-где, прищурившись, можно было разглядеть дерзкий шпиль уцелевшего строения, стену, купол или башню, но это не имело особого значения и почти не относилось к делу. Там, внизу, виднелись груды щебня, которые, по прикидкам Арчет, должны были подниматься выше самых высоких башен, когда-либо построенных людьми.
Холодный нетерпеливый ветер дул на них с северо-востока, хлестал по лицу, дергал за волосы, осыпал частицами мелкого песка, которые от резких порывов жалили глаза. Арчет казалось, что ветер дует с дальнего конца света.
– Куда подевался наш огненный танцующий друг? – спросил Драконья Погибель.
Она огляделась по сторонам. Никаких признаков проводника.
– Я видел его там, на улице, – встрял Селак Чан. Ткнул пальцем. – Летел вдоль вон той… о, его уже нету. Наверное, он за тем треснувшим куполом. С бледно-голубым верхом?
«Отлично…»
– Ладно, – сказала Арчет, взглянув на Эгара. – Думаю, это место ничем не хуже других, чтобы разбить лагерь. Как думаешь?
Драконья Погибель нахмурился и прищурившись посмотрел на небо.
– До темноты еще есть время. Лучше им воспользоваться и спуститься на ровную местность. И спрятаться от этого ветра, если сможем.
Она пожала плечами. Довод был справедливый – она забыла про ветер.
– Ну тогда как скажешь.
И они, собравшись, все еще не видя неуловимого огненного духа, спустились в разрушенный город.
«Он может отправиться на разведку и вернуться, проверив обстановку. Постарайся быть терпеливой, когда такое случится, дай ему сделать свое дело и защитить тебя как можно лучше».
Но Арчет была утомлена и измотана путешествием, ей не терпелось поскорее покончить со всем этим. И к тому времени, когда она вспомнила предупреждение Стратега, они уже углубились в разрушенные безмолвные окраины города, на улицы спустилась ночь, и было слишком поздно для предупреждений любого рода.
Глава тридцатая
«Гибель дракона» вела импровизированную флотилию в некоем подобии зачарованного танца по безликой серо-зеленой океанской зыби и ряби между Хиронскими островами и северными берегами Джерджиса. Это были морские пути, известные среди моряков своей непредсказуемой погодой и легендарными монстрами из глубин. Китобои – те, кто отправлялся на север от Трелейна, чтобы, вооружившись гарпунами-зубочистками на ниточках, бросить вызов чудовищам, размерами превосходящим их корабли, – возвращались с байками про кракенов и мерроигай, про свирепые быстрые шторма, которые налетали из-за горизонта за несколько минут, обрушивались на суда со смертоносной силой и так же проворно уносились прочь. Они рассказывали истории о ползучих морских туманах и глазах, во тьме глядящих с мачты, о том, как скребутся о корпус огромные безымянные твари, и о внезапно набегающих из ниоткуда волнах, способных утопить что угодно, о странных огнях в небе и пылающем пламени в глубине, о движущихся, дышащих островах, которые появлялись и исчезали в соответствии с никому не известной картой…
Люди на кораблях Рингила ничего такого не видели. Небо над ними оставалось ясным, годным для путешествия; дул ровный ветер. Раз или два впередсмотрящие предупреждали о том, что приближается шторм, но, когда они достигали чего-то вроде места предполагаемой встречи, недружелюбные тучи каким-то образом поворачивали в другую сторону, и в худшем случае их ждали короткий дождь и легкая качка.
– Я же говорил, – как-то ночью сообщил своим приятелям морпех, отстоявший вторую вахту, когда они пришли его сменить и вся компания задержалась на задней палубе вместе с более-менее надежным рулевым-капером. – Я слышал, как господин Эскиат пообещал капитану, прежде чем отправиться в свою каюту, что плавание будет спокойным, – и поглядите, оно спокойное и есть.
– Ага, – хохотнул другой мужчина. – Такое спокойное, что даже старый засранец Ньянар с ним справится.
– Захлопни пасть, морпех. – Старший вахтенный оторвался от ограждения борта и повернулся к своим людям. – Ты говоришь про имперского дворянина, который к тому же твой шкипер.
Оскорбивший Ньянара имперец пожал плечами.
– Как по мне, он не способен проложить курс даже в шлюхину щель. Долбаный капитан речной посудины.
– Предпочитаешь довериться неверному колдуну из дальних земель, да? – насмешливо спросил еще один сменившийся вахтенный. – Где твоя святая вера, брат? Где твоя чистота?
– На хер чистоту. Неверный головорез-колдун или нет, но это он завел нас так далеко. Благодаря ему мы победили… – Он ткнул пальцем в безмолвного рулевого. – …эту пиратскую мразь. Кроме того, как я слышал, в нем столько же ихельтетской крови, сколько и северной, по материнской линии.
– Да, к тому же он из благородных. – Морпех, который говорил о погоде, глубокомысленно кивнул. – Помнишь речь, которую мы услышали от господина Шанты в день выхода в море?
– Совсем забыл об этом. Мать твою, как будто все случилось в другой жизни, верно? Но да, ты прав. Предков его матери изгнали из Ихельтета три поколения назад или что-то вроде того. Они из отрицателей Ашнала, так?
– Ну, тогда они сами не лучше неверных, – огрызнулся благочестивый морпех. – Ашнал – это Слово Живое, ничем не хуже любого другого стиха из Откровения.
– А она и впрямь немного похожа на южанку. Мать. В Ланатрее я об этом не подумал, но теперь, когда мы вспомнили… Нос, скулы и все такое.
– Я ей на другие щеки смотрел.
Похотливое фырканье и смешки. Кто-то изобразил стон.
– Нет, ну правда же? Она выглядела как…
– Выглядела она, если хотите знать мое мнение, очень ебабельно. Какая разница, откуда она родом? Зад у нее как у бабы вдвое моложе – вот что важно.
– Продолжай мечтать, Нагарн. Мечта – самое близкое расстояние, на которое ты сумеешь подобраться к такой благородной киске.
– Ой, да что ты знаешь, мать твою? Был один случай в Хангсете…
– Господа.
Хриплый скрежет, едва похожий на голос, донесся из переднего угла палубы, где на шкафуте оканчивались ступени трапа. Он был не очень громким, но рассек гул сплетен как хлыст. Морпехи обернулись как один. Даже рулевой моргнул, не в силах сфокусировать взгляд на горизонте.
Рингил Эскиат стоял, прислонившись боком к перилам, одна нога в сапоге все еще покоилась на последней ступеньке трапа. На его лице застыла жесткая кривая усмешка, но при этом он как-то странно сутулился, словно прятал под плащом тяжелую рану; словно, несмотря на теплую и приятную ночь, единственным из всех чувствовал ледяной ветер, дующий непонятно откуда. Левая рука сжимала поручень до побелевших костяшек – и, судя по ним, а также по сгорбленным плечам, он удерживался в вертикальном положении в основном благодаря этой хватке. Друг Воронов в ножнах выглядывал из-за правого бедра и над левым плечом, как будто Рингила проткнули наискось гигантской портновской булавкой, чтобы удержать на месте. Даже в мягком свете Ленты он выглядел бледным и больным.
– Мой господин? – неуверенно произнес кто-то.
Уродливо ухмыляющийся рот искривился.
– Вы говорили о моей матери?
И Рингил рухнул лицом вперед на палубу.
Он смутно осознавал, что его подхватили и понесли обратно к двери каюты, выходящей на главную палубу. Услышал сдавленные возгласы, когда они заглянули внутрь и решили все-таки не заносить его туда. Слабая ухмылка промелькнула на его лице.
«Мог бы и предупредить».
Но правда заключалась в том, что он не сумел бы этого сделать ни сразу, ни сейчас. Он слишком обессилел и мог лишь болтаться в руках людей, которые его держали. Даже ухмылка оказалась мимолетной: мышцы лица слишком ослабели, чтобы долго ее удерживать.
– Несите его на другой конец палубы, – решил кто-то. – Меч уберите, он волочится. Кто-то из нас об него споткнется и полетит кувырком. Кто-нибудь, разбудите капитана.
Он почувствовал, как его снова подняли выше, понесли под раздувающимися огромными парусами, под аркой Ленты и звездами…
Уложили на что-то более мягкое, чем палуба, – позже он обнаружил, что это был один из плетеных ковриков, предназначенных для сна на палубе в теплую погоду. Они отступили, и он позволил голове безвольно упасть набок. Вдоль палубы, на другом конце шкафута, виднелась дверь его каюты, все еще приоткрытая и болтающаяся на петлях. Внутри медленно плавали зловещие огни, наружу выползали щупальца влажного тумана, раздавались слабые стоны. То и дело слышались звуки, похожие на падение чего-то мокрого и тяжелого или на суетливую беготню крабов по камням.
Он безучастно наблюдал за происходящим, в то время как обрывки воспоминаний дождем сыпались в его мозг, словно камни, брошенные со стены осажденного города. Самые последние из них было легче всего подобрать: то, как он соскребал глифы с петель, замковой пластины и косяка своим шилом, упираясь в дверь, чтобы не упасть, – как вывалился в ночную прохладу и упал – как на задней палубе над ним раздавались голоса, человеческие голоса! – как он цеплялся за перила трапа, поднимаясь, и при каждом шаге сапоги казались немыслимо тяжелыми, но он все шел на звук, к людям…
– Господин Рингил? Дыхание Пророка! Господин!
«Ах». Долбаный Ньянар.
Капитан «Гибели дракона» стоял над ним, неловко придерживая на груди халат. Судя по всему, он был так загипнотизирован происходящим у двери Рингиловой каюты, что чуть не споткнулся о самого Рингила.
– Мой господин Эскиат.
– Как… – Плохо дело: он даже не сумел приподнять голову. Голос звучал еле слышным шипением. – Как далеко до дома?
– Дома? – Ньянар чопорно поджал губы. – Мы плывем в Трелейн, мой господин. По вашему прямому приказанию.
– Да, я это и… сказал. Как… далеко?
– Если мои расчеты верны, послезавтра окажемся у берегов Джерджиса.
«Да уж, если…»
Мысли от усилий казались усеченными и расплывчатыми.
– А… другие суда?
– С нами, оба. Следуют в пределах видимости. Но, мой госпо…
– Хорошо. Отлично. – Гил сумел слабо кивнуть, указывая вверх. Он чувствовал, как угасает, словно догорающая свеча. – Берите рифы. Надо поднапрячься. Подайте сигнал остальным… сделать то же самое. Я перейду… на «Дочь орлана»… как только… передохну.
– Но, мой господин…
– Чего еще?
Ньянар в ужасе ткнул пальцем.
– А с вашей каютой что делать?
Рингил снова повернул голову, вглядываясь в огни и ползущий стонущий туман.
– О, – еле слышно произнес он. – Это. Просто… просто закройте дверь. Заприте… снаружи. Все… все исчезнет к утру.
Так и случилось – более или менее.
Он проснулся через четыре часа с первыми серыми проблесками рассвета, под голоса сменяющихся с вахты на корме. Палуба под ним медленно покачивалась, а когда он открыл глаза, то увидел резко выделяющиеся на фоне бледнеющего неба высокие мачты с полностью убранными парусами, похожие на платформы для распятия. Он с трудом пошевелился, сел. Обнаружил, что его укрыли целой кучей одеял, спихнул их в сторону, после чего поднялся на ноги, пошатываясь, и взглянул на воду. «Дочь орлана» и «Обагренная пустошь Мэйн» стояли в паре сотен ярдов по правому борту, покачиваясь на волнах в том же мягком ритме, который он ощущал под ногами. Кажется, несколько фигур на палубе таращились на него в ответ.
Из-под одеял выглядывал Друг Воронов – похоже, Рингил спал с мечом. Он поднял клинок в ножнах и отправился к своей каюте, переставляя ноги будто свинцовые. Попытался открыть дверь и обнаружил, что она заперта. Ну да, точно. И ключ забрали. Он уже начал оглядываться по сторонам в поисках кого-нибудь, чтобы спросить об этом, когда воспоминания вдруг сдвинулись в голове, словно плохо уложенные ящики в трюме.
Слабая улыбка тронула его губы.
Он посмотрел на замок – и тот поддался. Услышал щелчок, когда механизм повернулся и засов отодвинулся. Щелкнул языком – и дверь услужливо распахнулась.
Внутри была каюта – и больше ничего.
Прищурившись и скосив глаза, он заметил короткие вспышки синего света по углам, словно дырявые занавески или полотнища паутины, потревоженные легким ветерком; разинутую пасть горгульи, на которую предпочел не смотреть. Но в основном призраки, которых он приволок с собой, исчезли. Был один трудный момент, когда деревянная обшивка дальней стены превратилась во влажный известняк, наклоненную вовнутрь каменную стену, с которой в лужи у подножия с мелодичным плеском капала вода, и вся эта стена была изрезана глифами, от которых по спине пробежал холодок, а где-то наверху слышался удаляющийся перестук суетливых костлявых конечностей…
Рингил моргнул – и все исчезло.
Он вошел и поставил Друга Воронов в угол. Его так и подмывало лечь на койку и снова заснуть на несколько часов, но нужно было заняться делами, и к тому же, если он перестанет следить за потолком, оттуда снова начнет капать вода. «Теперь она будет тебя искать, – говорит ему Хьил на вторую ночь в лагере возле утесов. – Когда ты покинешь Задворки и вернешься в собственный мир, частицы вероятностей икинри’ска, которых ты коснулся, протиснутся следом за тобой. Они не причинят вреда тебе или, вероятно, кому-то другому, но будут следовать за тобой несколько дней, как дурной запах, если переход окажется поспешным. Постарайся все спланировать и проскользнуть плавно, если сумеешь. Так ты сведешь эту хрень к минимуму».
М-да, на этот раз у него не вышло «проскользнуть плавно», он…
«А давай мы пока оставим это в покое, хорошо, Гил?»
Вскоре на воду спустили шлюпку и его доставили на борт «Дочери орлана». Два гребца были морпехами, их лица он помнил по нападению на Орнли, но имена где-то затерялись. Они с уважением его поприветствовали, когда он спустился в шлюпку, и всю дорогу не издавали ни звука, если не считать ритмичное пыхтение от работы веслами.
На другом корабле, поднявшись по лестнице, Рингил увидел ожидающего Ракана.
– Мой господин. – Тоска во взгляде юноши была почти осязаема. Рингил испытал проблеск воспоминаний – Хьил согнулся над его коленями в палатке, работает ртом, – и на миг его одолели угрызения совести. Но потом все прошло. Слишком о многом следовало поволноваться прямо сейчас.
– Ракан. – Он слегка коснулся руки другого мужчины. – Рад снова видеть вас, капитан. Мне нужен от вас хороший подробный отчет, когда у нас обоих выпадет минутка.
Он подмигнул. Капитан Трона Вековечного это увидел и в свете раннего утра заметно покраснел. Сглотнул.
– Да, мой господин.
«Соберись, Гил».
– Но сейчас я хочу, чтобы вы установили лебедку и подняли Кормчего на верхнюю палубу.
Ракан моргнул.
– Анашарала, мой господин?
– Да, этого металлического ублюдка. Наверное, понадобится с полдесятка человек, но мы никуда не спешим, так что вы их найдете. – Он окинул взглядом шкафут. – Мы его положим вон там, у левого фальшборта. Вверх ногами.
– Да, мой господин. – Ракан отсалютовал и пошел собирать своих людей.
– Могу я спросить, что ты задумал? – раздался из пустоты над ухом голос Кормчего, звучащий мягко, но готовый сорваться на крик.
Улыбка Рингила растеклась как кровь.
– Ага, спросить можешь.
А потом он подошел к фальшборту и распахнул часть, к которой цепляли трап, открыв зияющую дыру, по ту сторону которой простирался океан.
Глава тридцать первая
Внизу, на уровне улицы, ветер ощущался слабее, однако он все так же стонал в искореженных руинах у них над головами, как будто продолжал оплакивать город, над которым дул. Они с благоговейным трепетом брели по широким бульварам, мимо груд щебня размером с дворец, и ветер был их постоянным, тихо плачущим спутником. Он пробирался по некоторым улицам, устраивал засады на поворотах в сгущающихся сумерках, бросал в глаза пригоршни песка в самый неожиданный момент. Он единственный нарушал вечернюю мрачную тишину, если не считать хруста их собственных сапог по заваленным обломками улицам и приглушенное бормотание среди мужчин.
– А ну заткнулись, держите ухо востро! – в конце концов был вынужден рявкнуть Эгар. – То, что мы сыты и вооружены, не делает нас неуязвимыми против клинков.
Кто-то сказал что-то дерзкое на тему призраков. Драконья Погибель развернулся.
– Ага, призраки. Призраки меня нихуя не беспокоят. Они уже мертвы. Увидите какого-нибудь, помашите ему и улыбнитесь. Остальное – убить. А теперь захлопни пасть и следи за местностью.
По правде говоря, он не мог их винить. Он и сам ощущал холодную, покинутую тяжесть города, давящую, словно что-то осязаемое, между лопатками и затылком. Если Ан-Кирилнар казался – и в некотором роде, как он полагал, был – населенным привидениями, то по сравнению с этим местом он выглядел весьма гостеприимным. Здесь царило запустение, которое вытесняло все, что могла предложить кириатская крепость. Даже безжизненная пустошь, которую они только что пересекли, не казалась такой мертвенной и заброшенной. Ветер или не ветер, но он все больше жалел, что уговорил Арчет не разбивать лагерь на вершине холма.
Посреди одного из широких бульваров они наткнулись на обломок размером с какой-нибудь амбар в Орнли. На одной стороне была высечена надпись – буквами размером почти в человеческий рост и похожими на наомский алфавит, но Драконья Погибель не смог понять ее смысл. Он с любопытством провел пальцами по каменной стене. Она оказалась слегка теплой на ощупь.
Он свистнул, обращая на себя внимание, и подозвал ближайшего капера.
– Ты. Узнаешь это?
Мужчина покачал головой.
– Не умею читать, командир. Спроси лучше Тиднира, он грамотный. В школу ходил и все такое, пока его старик не погиб в кораблекрушении у мыса.
– Тиднир. Который из них…
Капер любезно кивнул, повернулся и указал на кого-то в дальнем конце почти рассеявшегося отряда.
– Эй, Тид, – рявкнул он. – Иди сюда. Драконья Погибель хочет прочитать эту хрень.
Другой капер, моложе, но с проницательным и умным взглядом, осторожно приблизился к передней части их группы. Встал рядом с Эгаром и пригляделся к ряду высоченных символов, высеченных на каменной стене. Его губы беззвучно шевелились.
– Ну?
– Это мирликский, командир. Язык предков.
– И что тут написано?
– Не знаю. – Тиднир почесал в затылке. – Это… мне кажется, это молитва или…
Что-то его схватило.
Это случилось в мгновение ока. Только что молодой капер стоял рядом и разговаривал, а через секунду он исчез, и лицо Эгара окрасилось внезапными брызгами горячей крови. Драконья Погибель едва успел заметить нечто бледное и клыкастое, повалившее Тиднира на мостовую, и услышал звук, с которого начинались сражения десять лет назад…
– Ящеры! Это ящеры! – заорали позади.
Настоящее провалилось под ним как прогнивший пол, и Эгар рухнул в кошмарную мутную взвесь прошлого, которое считал давным-давно похороненным.
Цельнометаллическое копье-посох, которое сделал для него Стратег, было привязано к ранцу на спине, с защитными чехлами из кириатской мягкой ткани на обоих клинках… «Нет времени, мать твою, нет времени, Эг. Забудь». Он сбросил оружие вместе с ранцем в один миг, двинув плечами. Но обрывок цепи болтался у него на шее – что-то вроде ироничного напоминания о ранге, которое он оставил при себе и носил вот так все это время, руководствуясь слабым, необъяснимым побуждением, и теперь…
Рвануть ее в сторону одной рукой, ударить как хлыстом, ощутить тяжесть и резкую боль от железных звеньев, впившихся в напряженный кулак. Конец цепи с прикрепленным болтом вспорол Эгару шею, но он этого почти не почувствовал. Чешуйчатый пеон, убивший Тиднира, рванулся к нему. Тварь с окровавленной мордой была размером всего лишь с какого-нибудь задохлика, но вся состояла из клыков, из когтей и рыка – и Эгар, утопая в замедленном времени, как в грязи, как в ночном кошмаре, завопил и размахнулся цепью в полную силу.
– Драконья Погибель!
Ящер прыгнул, концы цепи с болтами ударили его сбоку в череп и отшвырнули. Тварь задергалась, зашипела, и Эгар, использовав замах назад, ударил ее снова – «…ублюдок не должен встать…» – потом шагнул вперед и с очередным воплем высоко поднял цепь. Опять по черепу, со свирепой мощью, порожденной омерзением. Брызнула кровь пеона – в вечерних сумерках темная, почти человеческого оттенка. Тварь билась в конвульсиях, пытаясь откатиться. Драконья Погибель придавил ее сапогом и снова ударил цепью. Он теперь кричал, без слов подтверждая свою свирепость, приближаясь к ярости берсеркера. Еще два удара – и пеон прекратил трепыхаться. Его тело еще подрагивало, но маджак знал по горькому опыту, что это конец.
Повернуться, проверить людей.
Нападавшие, казалось, появились из-под земли или упали с неба. Они атаковали со всех сторон, и отряд инстинктивно встал в круг – гвардейцы Трона Вековечного плечом к плечу с маджаками, морпехами, каперами и наемниками Менита Танда. Большинство сумели сбросить груз, у некоторых под рукой оказались щиты, но двое оказались за пределами защитного строя и пали под ударами врага. Один был еще жив – рукоять его топора упиралась в щелкающие челюсти ящера, который прижал его к земле…
Эгар с воплем шагнул вперед, ударил цепью, как будто что-то зачерпывая, и та обхватила башку рептилии-пеона вместе с челюстью, зацепившись концом с болтом, и завернулась. Драконья Погибель взревел и резко дернул, сорвал ящера с человека, словно пеон был буйволенком, а он сам – пастухом. Тварь упала на спину, щелкая пастью, рыча и дергаясь, попыталась встать – «…продолжай тащить его назад, Драконья Погибель, не расслабляйся…» – и он левой рукой вытащил нож, держа его лезвием вниз.
В клубке конечностей, дрыгающихся от ярости, промелькнул глаз. Эгар согнул правую руку, словно для апперкота, и подтащил брыкающегося на цепи ящера к себе вплотную, с силой ударил в глазницу. Существо забилось в судорогах; он выдернул нож, и кровь густо хлынула из дыры на месте глаза. Эгар выпрямился над умирающей рептилией и сорвал цепь с ее искалеченных челюстей.
Мужчина, которого он спас – один из наемников Танда, – поднялся на трясущихся ногах, кивнул в знак благодарности. Эгар оскалил зубы, кивнул в ответ, издал горловой звук, который едва ли был человеческим, и отвернулся.
– Драконья Погибель!
Он теперь ревел, охваченный убийственной яростью, с окровавленным ножом в одной руке и цепью в другой, шагая в гуще схватки, нанося удары, сбивая с ног рептилий-пеонов, словно воплощая в жизнь собственную легенду, стаскивая их с павших товарищей, отбрасывая прочь. Это было почти легко, как будто он для такого и появился на свет, – это ощущалось как освобождение.
– Драконья Погибель! Драконья Погибель!
И с другой стороны широкого бульвара, словно в ответ ему, раздался другой крик:
– Индаманинармал! Индаманинармал! Дом моего отца!
Он повернулся на зов, свирепо ухмыляясь.
Обнаружил Арчет на другой стороне улицы: ее вот-вот должны были прикончить.
Она думала, это был огненный дух – что-то мелькнуло на краю поля зрения, где-то среди груд щебня справа. Полукровка медленно пересекла пустынное пространство бульвара, глядя вверх, осматривая беспорядочные искореженные руины зданий в поисках еще одного проблеска. Но чт же дух-проводник искал там, в развалинах…
Смутное беспокойство шевельнулось в груди.
И первая рептилия-пеон прыгнула на нее.
Сиганула, клыкастая и рычащая, из какого-то темного места в рухнувшей каменной кладке выше уровня головы, словно вернулось вновь вопящее военное прошлое.
Повалила Арчет на мостовую.
Полукровка ударилась о камни и в отчаянии поползла назад. Ранец за что-то зацепился, и ящер навис над нею, разинув пасть. Проснулись боевые рефлексы времен войны, словно искры пробежали по нервам, словно они сами по себе возжелали выжить, и ее тело – это было за миллион миль до осознанных мыслей – подчинилось приказу. Она пнула ящера сапогом в морду. Правой рукой вцепилась в Убийцу Призраков, который висел перевернутым на груди. Рептилия-пеон встряхнулась и с рычанием атаковала опять. Арчет перекатилась, присела на корточки, подняв левую руку и инстинктивно защищая ею горло и лицо. Выхватила нож из чехла. Ящер ударил и сбил ее с ног; она выставила руку, защищаясь, увела щелкающие слюнявые челюсти вверх и в сторону, прочь от лица, на время, которое требовалось для следующего маневра. Рептилия-пеон схватил ее за запястье когтистой передней лапой, то ли собираясь прокусить руку до кости, то ли вывернуть и убрать прочь, чтобы схватить за лицо. Но теперь в другой руке у нее был Убийца Призраков, и в горле зародился крик под стать рычанию ящера.
– А ну, лежать, ублюдок! – завопила она и вонзила в него нож.
Кириатскую сталь.
Под нижнюю челюсть и вверх – Убийца Призраков разорвал горло ящера без труда, словно вскрыл запечатанное письмо. Кровь пеона хлынула Арчет на кисть и предплечье, брызнула из-за щелкающих клыков, и тварь, повалившись на бок, в предсмертных корчах подняла с древней мостовой облако пыли и мелкого мусора. Арчет встала, пошатываясь и кашляя, окинула взглядом окрестности и увидела, что их отряд окружают со всех сторон: еще больше крадущихся фигур надвигались со стороны развалин, из которых выскочил напавший на нее ящер.
– Ящеры! Это ящеры! – чрезмерно громко вопил кто-то.
Проблеск Ленты был у нее в левой руке – она не помнила, как вынула его из ножен – и, стряхнув ранец с плеч, подняла оба клинка и вздернула подбородок, бросая вызов фигурам, которые притаились над нею.
– Ну, давайте!
Две поджарые бронированные твари с шипами и гребнями, почти вдвое превосходящие размерами пеона, которого она только что убила, проскакали по руинам, как спускающиеся по уступам пантеры на охоте. Она с трудом перевела дух, втянув воздух сквозь зубы. Каста воинов. Чешуйки на темно-серых, словно испачканных сажей, шкурах могли двигаться, подстраиваясь под оттенок окружающей среды, – она забыла, что твари на такое способны. В Демлашаране они были желтыми, как песчаник, в Джерджисе – зелеными, как сосновые иголки. Встав на задние лапы, они возвышались на целый фут или больше над ее головой, у них были цепкие хвосты в три ярда длиной, которые частенько увенчивались острыми шипами – и ящеры весьма умело ими орудовали, – и еще они были умными в той же степени, в какой пеоны – тупыми. Чешуйчатые из касты воинов иногда подбирали на поле боя брошенное людьми оружие и сражались им или же использовали длинные шипастые посохи из кости, которые, похоже, вырастали из той же перепончатой материи, откуда вылуплялись сами ящеры. Но в основном они предпочитали собственные сильно бронированные передние конечности с когтями и острыми как бритва локтевыми шпорами. В бою она видела, как одна из этих конечностей приняла удар двуручного имперского боевого топора и не сломалась. Видела, как ящерица нырнула и замахнулась, повалила владельца топора на землю хвостом, как плетью, а затем прыгнула и вонзила локтевую шпору через забрало его шлема с безупречной точностью.
Полукровка снова взмахнула ножами.
– Хотите кусочек меня? Вперед!
Они мягко опустились на тотуар бульвара, менее чем в десяти ярдах от того места, где она стояла. Привстали на задние лапы и начали двигаться кругом, намереваясь взять ее в клещи. Они подкрадывались, скрежеща когтями по мостовой. Глаза переливались в полумраке, в них светился проницательный ум, и они были лучше защищены, чем глаза пеонов – спрятаны в косых щелях глазниц с рядами костяных шипов, Проблеском Ленты в такую цель не попадешь, да и не будет она так риско…
Торопливый стук когтей по мостовой слева от нее – и пронзительный атакующий вопль.
Арчет почувствовала, как затылок похолодел от этого звука – старые, частично исцеленные воспоминания о войне снова открылись, как раны, – повернулась к нему лицом, увидела ящера, который двигался так быстро, что превратился в нарисованные в воздухе каракули, и внутри у нее все сжалось.
Но память тела со смертоносным хладнокровием разметила слабые места существа – «Сделай все как надо, Арчиди!» – и подсказала, как надо двигаться. Надо приподняться на цыпочки, одновременно поворачиваясь, прийти в движение уже в тот момент, когда рептилия одним скачком преодолеет последние три ярда, – и окажется, что Арчет не там, Арчет – «Я здесь, ублюдок, прямо здесь!» – атакует сбоку и вонзит Убийцу Призраков прямо в мягкую, незащищенную плоть под протянувшейся вперед передней лапой. Боевой клич достиг резкого пика, а потом оборвался и перешел в яростное шипение, когда ящер с бешеной скоростью развернулся и защелкал челюстями в поисках противника.
Но Арчет и не собиралась неподвижно замирать после удара.
Она оставила Убийцу Призраков похороненным по самую рукоять там, куда он попал, вытащив взамен Безжалостного. Не было ощущения, что она на самом деле потянулась за ножом – казалось, Безжалостный нетерпеливо выскочил из ножен на пояснице, когда кончики ее пальцев скользнули мимо, он как будто влетел в ее теплую мозолистую ладонь, как Ишгрим влетала в ее объятия в конце дня. Лезвие легло обратным хватом, и она успела оставить длинный порез на заднице ящера и на основании хвоста, прежде чем развернулась. Она уже знала, что другой ящер там, за спиной. Проблеск Ленты тащил ее за собой, настаивал, стремился к новой цели и…
На один панический миг что-то дрогнуло и сломалось в полукровке, тягостное напряжение битвы обрушилось на нее, атаковало чувства и сокрушило их; она вдруг ощутила себя мученицей Девятого племени, распластанной и привязанной к четырем фыркающим нетерпеливым жеребцам под безжалостным южным солнцем, как будто ее конечности были вывернуты и вытянуты наружу силами, превозмогающими контроль или мощь, каким она могла сопротивляться…
«Это медитативное состояние единения, – сказал ей Стратег. – Для Народа – довольно обычная вещь, но, возможно, из-за твоей примеси человеческой крови, Арчет Индаманинармал, ты не сможешь проявить достаточный самоконтроль, чтобы…»
На хрен все это дерьмо.
Она заставила что-то внутри себя разжаться, отбросила попытки управлять каждым ножом как отдельным лезвием и превратилась в центральную ось, вокруг которой они вращались. Она позволила себе увидеть кривую потенциала каждого клинка, позволила этим кривым расплестись и обвиться вокруг нее раскаленной добела проволокой, позволила себе понять на самом глубинном, самом ясном уровне своей сути, что можно и чего нельзя сделать с даром, который вручил ей Тараланангарст. Она наметила точки пересечения атакующих ящеров с этими светящимися проволоками так же небрежно, как могла бы оценить сдвиг в дуге воды, льющейся из кувшина, и подставить чашу прямо под…
Арчет сгорбилась и последовала туда, куда тянул ее Проблеск Ленты. Ящер-воин возвышался над нею, держа когти наготове, – он был достаточно близко, чтобы от едкого пряного запаха выделений на шкуре подкатила к горлу тошнота, он тянулся к ней, как мать тянется к визжащему младенцу, чтобы поднять его с земли. Он пронзительно завопил и ударил передней лапой, но Безжалостный уже был там, вскинутый и наклоненный – нож принял удар когтей и отразил его в той степени, какая требовалась Арчет, перенаправил силу вниз. И Проблеск Ленты прыгнул, сверкнув, в щель – сквозь тень споткнувшегося ящера, – а Арчет выпрямилась, увернувшись от неудачной атаки, и вонзила клинок глубоко в обнаженное подбрюшье рептилии, рассекла снизу вверх, как цирюльник бритвой, проливая внутренности, кровь и более бледные жидкости, наполовину сформированные яйца из репродуктивного канала…
Тварь завизжала, забилась и рухнула, корчась в собственных внутренностях.
Читать бесплатно другие книги:
