Девушка, которая должна умереть Лагеркранц Давид
Это прозвучало резче, чем она думала.
– Боже мой, – поспешил вмешаться Янек. – Будьте милосердны, Юханнес далеко не главный злодей в этой истории. А его счастье, как сам он только что заметил, длилось совсем недолго.
– Простите, – опомнилась Катрин. – Продолжайте, прошу вас.
– Вам не за что извиняться, – успокоил ее Юханнес. – Вы тысячу раз правы. Я вел себя как трус. Поставил на Ниме крест, потому что мне и без него хватало проблем.
– Вы имеете в виду эту волну ненависти? – спросила Катрин.
– Нет, эту кампанию я по большому счету никогда не воспринимал всерьез. Я видел в ней то, чем она, по сути, и была, – блеф, не более. Нет, катастрофа разразилась в августе.
– И что случилось?
– Однажды ко мне в кабинет в департаменте вошел Сванте. Нима вот уже несколько дней как пропал из «Сёдра Флюгеля». Мне это было известно, и я страшно беспокоился. По лицу Сванте я понял, что ему тоже не по себе. Ты догадываешься, Ребека, что до того момента я ничего не говорил ему об исчезновении шерпы, так мне велел Янек и его группа. Но тут я не выдержал. Я ведь и тогда знал о том, как Сванте может манипулировать людьми. И все-таки до сих пор он оставался для меня тем, на кого я мог положиться в трудную минуту. Так оно было и на Эвересте. Поэтому я выложил ему все, это получилось само собой.
– Как он отреагировал?
– Спокойно. Удивился, конечно, но не сказать даже чтобы встревожился. Просто кивнул и вышел, и я сразу понял, что все образуется. Уже тогда я связался с Класом Бергом, и тот пообещал мне отыскать Ниму Риту и вернуть в клинику. Но ничего не происходило. И вот в воскресенье шестнадцатого августа мне позвонил Сванте. Он сидел в машине возле нашего дома в Стоксунде. «Это не телефонный разговор», – сказал он, и японял, что случилось нечто серьезное. В его машине на всю громкость играла музыка.
– И что он сказал?
– Что нашел Ниму, что тот расклеивал по городу листовки с описанием событий на Эвересте и искал встречи с журналистами. «Мы не можем позволить утечки этой информации, – повторял Сванте, – только не сейчас». Любыми средствами ему нужно было помешать.
– Что ты ответил?
– Я растерялся. Помню только, что Сванте заверил меня, будто уже все устроил и мне не о чем беспокоиться. Мне стало страшно, я потребовал от него объяснений. И тогда Сванте спокойно ответил, что готов объясниться и хочет только напомнить, что мы с ним с одной связке. «Что произошло?» – закричал я. И тогда этот дьявол…
– Что, что он вам рассказал?
– Что отыскал Ниму на Норра Торгет и передал ему бутылку, изготовленную специально для него. Что Нима не узнал Сванте и на следующий день уснул…Да, да, так он и выразился. И добавил, что все выглядит вполне естественно – смерть от передоза. Никто ничего не заподозрит. «Видок у парня еще тот», – усмехнулся он. И тут я сошел с ума. Я кричал, что заявлю на него, что упеку его за решетку до конца жизни. Но Сванте только смотрел на меня и молчал. И тут я все про него понял. В моей голове словно блеснула молния и высветила все…
– Что же такое там высветилось?
– Кто такой Сванте и на что он способен. Я увидел сразу так много, что просто не знал, с чего начать. Первым делом я вспомнил черничный суп на Эвересте.
– Черничный суп? – удивилась Катрин.
– Сванте спонсировал одно предприятие из Даларны, которое производит действительно полезный и вкусный черничный суп. Все мы тут знаем, что черничный суп – нечто исконно шведское, но на Эвересте Сванте так горячо его пропагандировал, что все сразу принялись это есть. И вот у него в машине я вспомнил, как в четвертом лагере, как раз перед восхождением, он раздавал бутылки, которые тащили за нами наверх наши шерпы. Клара и Виктор тоже получили по порции супа, но стали после него какими-то не такими…Вялыми, что ли…Я уже тогда это заметил.
– Неужели он что-то добавил в их бутылки?
– Это то, чего я не смогу доказать и в чем Сванте ни за что не признается. Но я почти уверен, что так оно и было. Возможно, снотворное или что-нибудь в этом роде. Но мне кажется, у Сванте был пособник, Энгельман. Они задумали это вместе, чтобы защитить себя и свой преступный синдикат.
– Но заявить на него вы все-таки не решились? – спросила Катрин.
– Нет, и это было то, что потом меня мучило.
– Сванте вас шантажировал?
– У него были фотографии, на которых я давал деньги любовнице Антонссона, но не только. У Сванте на руках имелись доказательства того, что я посещал проституток, бил женщин…Он собрал целое досье, так он сказал, а я в ответ лишь молча разевал рот. Потому что все эти обвинения – полный бред, я никогда не общался с такого рода женщинами. Но на лице Сванте было ясно написано…знаешь, Бека…
– Что же там такого было написано?
– Что для него не имеет никакого значения то, что это досье сфабриковано от начала и до конца, равно как и то, что мы с ним когда-то были друзьями. Что он пойдет на все, раз уж решил сокрушить меня. Помню, Сванте грозился представить меня соучастником убийства Нимы Риты, если только я решусь воевать с ним. Но я уже был сокрушен, разбит. Вместо того чтобы действовать, я взял отпуск и убежал на Сандён. Остальное вам известно. Не имея силы жить, я решил броситься в море.
– Что за свинья этот Сванте, – прошептала Катрин.
– Чудовищно, – отозвалась Ребека.
– А что с тем досье, оно и в самом деле существует? Или он блефовал?
– К сожалению, досье существует, – ответил Янек. – И все-таки ты должен разбраться с ним, Юханнес. Мы поможем тебе.
Кира поняла, что настал момент, которого она ждала всю взрослую жизнь, – но не чувствовала ничего, кроме разочарования. И даже не потому, что победа досталась ей такой страшной ценой. Триумфа не получилось, он был сведен на нет всей этой грязью, суетой и спешкой. Но главное – сама Лисбет, которая никак не оставляла впечатления поверженной.
Сейчас она лежала на животе – невообразимо грязная и маленькая. Из простреленной руки ключом била кровь. Лисбет приподнялась на локтях, как кошка перед прыжком, и глядела куда-то мимо, в сторону входной двери. Именно это и разозлило Киру – то, что сестра на нее даже не смотрит. Так хотелось закричать: «Я здесь!» – но Кира сдержалась.
– Неужели ты наконец с нами? – спросила она.
Лисбет не отвечала. Ее взгляд блуждал по комнате, останавливаясь то на Микаэле и его обожженных ногах, то на раскаленной печи. Она как будто хотела поймать свое отражение на металлической обшивке, и это придало Кире силы. Похоже, сестра все-таки хоть чуточку, но боялась.
– Ты сгоришь, как Зала, – объявила она.
И тут наконец послышался голос Лисбет:
– Думаешь, тебе от этого полегчает?
– Это не твое дело.
– Знаешь, о чем я жалею, Камилла?
– Мне плевать, о чем ты жалеешь.
– Я жалею, что ничего не видела тогда.
– Хватит болтать.
– Что мы с тобой не были вместе против него.
– Никогда… – начала Камилла и осеклась. Быть может, потому что просто не знала, что сказать, или же понимала, что все, что бы она ни сказала, будет неправильно. Так или иначе, Камилла встряхнулась и закричала на весь зал:
– Прострелите ей ноги и отправьте в печь!
Она волновалась, это было видно.
Но эти идиоты опять опоздали. Стрельба развязалась, когда Лисбет успела откатиться в сторону, а Блумквист – встать на ноги. У Камиллы не осталось времени задумываться, как у него это получилось, потому что в руке Лисбет вдруг оказался железный шест.
Как видно, Микаэль, воспользовавшись суматохой, умудрился расстегнуть ремни на ногах и встать. Он едва держался в вертикальном положении, буквально на одном адреналине. И зачем-то схватил со стола нож.
Лисбет прокатилась по полу в нескольких метрах от него и вскочила на «Кавасаки», не выпуская шест из руки. Пару секунд она использовала мотоцикл в качестве щита от пуль, а затем понеслась на разбитое окно и вылетела на луг. Это было так неожиданно, что бандиты прекратили стрелять. Неужели она сбежала? В это было трудно поверить. Но звук мотора и в самом деле становился все глуше, пока не затих.
Микаэля словно обдало холодным ветром. Он посмотрел на свои ноги, потом на печь. Нож в его руке выглядел игрушкой, что-то вроде деревянного меча, с которым он собирался ринуться в настоящую битву. Блумквист обмяк и рухнул на пол, испытывая чудовищную боль.
Бандиты опешили. Некоторое время Микаэль не слышал ничего, кроме их тяжелого дыхания. А потом застонал его мучитель, Иван. Его лицо было залито кровью, белый костюм покрыт слоем пепла. Иван пробормотал, что пора убираться. Камилла взглянула на него и сделала неопределенное движение головой. Похоже, она была шокирована не меньше остальных и с досады пнула лежавшего на полу бандита. Она что-то шептала одними губами, возможно, проклятия. Потом кто-то в зале не то позвал, не то просто упомянул Богданова.
Но в этот момент до Блумквиста донесся еще один звук – приближающегося мотора. Это могла быть только Лисбет. Что она задумала? Похоже, снова штурмовала здание, но на этот раз двигалась не так стремительно и не к тому окну, которое уже пробила. Лисбет неслась в сторону Микаэля и печи. Бандиты открыли огонь, теперь совершенно беспорядочный. Но мотор грохотал все громче, пока не смолк за окном со стороны Блумквиста.
Снова дождем посыпались осколки, а потом показалась Лисбет. Она не держалась за руль, потому что орудовала шестом, которым выбила пистолет из рук оказавшегося поблизости бандита. После чего мотоцикл, встав на дыбы перед носилками Блумквиста, снова въехал в стену. Лисбет перевернулась в воздухе, подхватила оружие с пола и начала отстреливаться.
В воздухе заметались молнии, Микаэль не успевал следить за происходящим. До него доносились выстрелы, крики, удары и хрипы, а когда все стихло, он понял, что должен что-то делать. Что угодно, только не бездействовать.
Блумквист обнаружил, что по-прежнему держит нож, и попытался подняться – безуспешно. Его шатало из стороны в сторону, но он пробовал снова и снова, невзирая на боль. Перед глазами все плыло, сквозь дым и полумрак прорисовывались три фигуры, которые все еще продолжали стоять на ногах – Лисбет, Иван и Камилла.
Оружие было только у Лисбет, но она медлила. На какое-то мгновение группа будто окаменела, даже взгляд Саландер потух. В груди Микаэля зашевелился страх. В этот момент он заметил, что у Лисбет дрожат руки.
Она не могла стрелять. Иван и Камилла вышли каждый из своего угла. Он истекал кровью, она дрожала от гнева. Глаза Камиллы стали безумными. Она пошла прямо на сестру, как будто хотела, чтобы та ее застрелила. Но Лисбет не видела ее – и вдруг повалилась навзничь, ударившись затылком о печь. К ней подскочил Иван. За ним поднялся еще один бандит. Лисбет проиграла во второй раз.
Глава 34
28 августа
– В те дни меня мучил не только страх, – продолжал Юханнес Форселль. – Я возненавидел себя. Сванте удалось не только загнать меня в угол. То, в чем он угрожал обвинить меня, въелось в мою кровь и плоть. Я чувствовал себя человеком, который не заслуживает того, чтобы жить. Мы говорили о травле, развязанной в СМИ. Я никогда не придавал ей значения. Но после разговора со Сванте в его машине и сам поверил в то, что писали обо мне журналисты. Их обвинения словно прилипли ко мне намертво, и я ничего не мог с этим поделать. На Сандёне я был оглушен, парализован.
– Но я слышала, как ты кричал по телефону, – возразила Ребека. – Похоже, ты все-таки не совсем сдался.
– Все так, я хотел бороться, – согласился Форселль. – Я позвонил Янеку и поставил его в известность насчет Нимы, и потом еще долго сидел с трубкой в руке. Я хотел связаться с премьер-министром или шефом полиции. Так я тогда полагал, по крайней мере. Сванте тоже забеспокоился, когда я взял отпуск, и прибыл на Сандён. Думаю, он все-таки за мной следил.
– Почему вы так думаете? – спросила Катрин.
– Однажды утром, когда Бека ушла в магазин, Линдберг объявился у меня без предупреждения. Мы вышли к морю поговорить; тут-то он и показал мне свое досье.
– И как это выглядело?
– Сплошная липа, разумеется, но очень тщательно сработанная. Фотографии женщин с синяками, показания свидетелей, копии заявлений в полицию, медицинская экспертиза – вся документация. Произведение профессионала, что и говорить. И я подумал о том, что многие примут это за правду, и тогда ничего поправить будет нельзя. Дни напролет я бродил по дому и мучился такими мыслями. И в любом предмете, будь то кухонный нож, окно на втором этаже или розетка, мне виделась угроза. Умереть – вот все, что мне тогда хотелось.
– Не совсем, Юханнес. – Янек улыбнулся. – Ты все-таки сопротивлялся. Позвонил мне и все рассказал.
– Все так, я сделал это.
– О чем рассказал? – оживилась Катрин. – Что Сванте Линдберг отравил Клару и Гранкина?
– Его мотивы были нам понятны с самого начала, – кивнул Юханнес. – Клара и Виктор представляли для него ту же опасность, что и для Стана Энгельмана. Вряд ли Гранкин знал об участии Стана в синдикате, но это не имело никакого значения. Сванте всего лишь выполнял приказания заказчиков. А у бандитов имелись все основания разделаться с Кларой и Гранкиным.
– Я начинаю понимать… – Катрин кивнула.
– Ну, вот и отлично, – похвалил ее Янек. – Тогда вы, конечно, согласитесь, что у Сванте были свои причины бросить Клару умирать в горах. Он сделал это не только потому, что таким образом спасал друга.
– Он хотел заставить ее молчать.
– И то, что Клара воскресла из мертвых, означало, что угроза нависла снова.
– Ужасно.
– Именно так. Но самое неприятное, что мы, увлекшись своей работой, нередко забывали держать Юханнеса в курсе.
– Вы просто бросили его, – сказала Ребека.
– Мы не оказывали ему поддержку, на которую он имел право рассчитывать, и это не дает мне покоя.
– Здесь есть из-за чего беспокоиться, – кивнула Ребека.
– Все верно. Это прискорбно и несправедливо, – согласился Янек. – Надеюсь, вы тоже так считаете, Катрин.
– Что считаю? – не поняла та.
– Что Юханнес все время хотел сделать как лучше.
Катрин не отвечала. Она читала в мобильнике новости.
– Что-нибудь случилось? – спросила ее Ребека.
– В Моргонсале идет спецоперация, которая может быть связана с Микаэлем.
Когда Лисбет ударилась головой о край печи, жар от печи будто пробежал по всему ее телу. Она поняла, что должна собраться, и не только ради себя самой. Но это было как проклятие. Лисбет могла прижечь утюгом живого человека, даже выжечь слово на его груди, а потом как ни в чем не бывало попивать виски. Но застрелить собственную сестру было выше ее сил, даже под угрозой мучительной смерти. И сегодня она убедилась в этом во второй раз.
Пока Лисбет медлила, Камилла посреди развязавшегося вокруг безумия схватила ее за простреленную руку и потащила в печь. Огонь опалил волосы, но Саландер крепко стояла на ногах и видела, как мужчина – кажется, Юрма – направил на нее пушку. Лисбет выстрелила первой и попала ему в грудь. С пола поднимались раненые. Даже Галинов взял оброненный кем-то пистолет. Поэтому Лисбет решила застрелить его следующим – и не успела.
Микаэль рухнул, корчась от боли, но, падая, успел ударить Галинова ножом в плечо. В тот же момент Камилла отступила на шаг и остановила на Лисбет безумный взгляд. Она дрожала всем телом и как будто к чему-то готовилась. Потом ринулась вперед и толкнула Лисбет в огонь. Но та успела отскочить в сторону – и Камилла с разбега полетела в печь. Этот момент решил всё.
Он растянулся – не только само движение, и падение, и отчаянное размахивание руками, но и звук. Стук упавшего тела, и шипение, с которым плавилась кожа и волосы, и крик, тут же поглощенный огнем. Потом тело Камиллы поднялось в пламени и вывалилось из печи. Волосы и блуза еще пылали.
Камилла кричала, отчаянно мотала головой и трясла руками. Саландер спокойно наблюдала за ней со стороны. На какое-то мгновение ей подумалось, что сестре нужно помочь, но в результате Лисбет так и не сдвинулась с места. Потом Камилла вдруг замолчала и застыла на месте, словно насквозь промерзла. Лисбет догадалась, что произошло: сестра увидела свое отражение в металлической обшивке печи.
– Мое лицо… – выдохнула Камилла.
Ее отчаяние ощущалось почти физически. Камилла подняла пистолет Галинова. Лисбет вздрогнула – и сестра упала с простреленной головой. Лисбет не сразу поняла, что стреляла не она, а сама Камилла.
Саландер молчала. Вместе с сестрой у нее на глазах рухнул целый мир, который до сих пор был ее жизнью. Она вспоминала мать и Залу в пылающем «Мерседесе», и только грохот вертолета вернул ее к реальности. Саландер перевела взгляд на Микаэля, лежавшего неподалеку от Камиллы и Галинова.
– Все кончено? – спросил тот.
– Да, – ответила Лисбет.
Снаружи громко переговаривались полицейские.
Глава 35
28 августа
Янек, Юханнес и Катрин с Ребекой затаив дыхание склонились над мобильниками. Репортер Шведского телевидения объявлял, что Блумквист и Саландер, раненые, выведены из здания. Глаза Катрин наполнились слезами, руки дрожали. Она оглянулась, почувствовав на своем плече чью-то руку.
– Похоже, все налаживается, – раздался над ухом голос Янека.
– Будем на это надеяться, – ответила Катрин.
Она решила было ехать к Микаэлю, но потом подумала о том, что вряд ли сможет помочь ему в этой ситуации. А значит, разумней сосредоточиться на своих делах. Но до того Катрин решила задать Юханнесу еще один вопрос, давно не дававший ей покоя.
– Мне кажется, – начала она, – люди вас поймут. По крайней мере, те, кто того хочет.
– Не думаю, что их будет много… – Ребека покачала головой.
– Пусть будет что будет, – отозвался Юханнес. – Вас куда-нибудь отвезти, Катрин?
– Спасибо, я сама. У меня к вам еще один вопрос, Юханнес.
– Я слушаю.
– Вы сказали, что не так часто навещали Ниму в клинике «Сёдра Флюгель». Но вы ведь бывали там по меньшей мере несколько раз, если заметили, что там с ним плохо обращаются?
– Бывал.
– Почему же вы бездействовали? Почему не позаботились, чтобы его не перевели в другое, лучшее место?
– Я делал все, что было в моих силах. Я кричал, требовал, но этого оказалось недостаточно. Возможно, я слишком быстро сдался, ушел от того, с чем мне не под силу оказалось справиться…
– Как это?
– Люди часто отворачиваются от проблем, решить которые не в их власти.
– Все было так плохо?
– Вы спрашивали меня, часто ли я там бывал. Отвечаю, что да, особенно в течение первого года. Поначалу мне было просто тяжело, потом стало невыносимо. Нима выходил ко мне в серой больничной одежде. Он приближался ко мне, понурив голову и шаркая по полу туфлями, – совсем как заключенный. И дрожал всем телом, когда я обнимал его. Я пытался говорить с ним, задавал вопросы. Нима отвечал на них односложно. Он как будто сдался, и в конце концов это породило во мне страшную злобу.
– На клинику?
– На него.
– Не понимаю.
– Думаю, это связано с чувством вины, которое часто пробуждает в человеке гнев. Потому что Нима был…как часть меня самого. Та самая, которой я заплатил за свое счастье.
– Что вы имеете в виду?
– Неужели вы этого не понимаете? Мою вину перед Нимой ничем не искупить. Я даже не мог поблагодарить его и только мучился воспоминаниями. Я остался жив, потому что умерла Клара, а потом и жена Нимы. Это было больше, чем я мог вынести. Поэтому я просто-напросто перестал ходить в «Сёдра Флюгель». Я отвернулся от Нимы.
Глава 36
9 сентября
Эрика Бергер качала головой. Она и сама не понимала, в чем дело, но что-то во всем этом ей не нравилось. Слова были не те. Нет, Эрика не была фрёкен Совершенство, ни в коей мере. Тем более не любила читать морали. Но в ее текстах была сила и чувства. А это…Самое время было напомнить молодым людям о профессиональной гордости и посоветовать исчезнуть, и как можно скорей.
– Уйдите, – сказала Эрика.
– Конечно, конечно… – Они закивали. – Мы только думали…
– Что вы думали?
– Ничего, забудьте.
Молодые репортеры Стен Астрём и Фредди Веландер вывалились из ее кабинета ошарашенные. Эрика и сама себе удивлялась – с чего бы это? Не иначе, как последствия той ночи в отеле, не ее ночи…этой…Катрин Линдос.
Вот уж кого Эрика не ожидала увидеть в «Миллениуме». Но Катрин представила блестящее журналистское расследование. Еще до того, как оно было опубликовано, министр обороны Юханнес Форселль подал в отставку, а его секретать Сванте Линдберг был задержан по подозрению в убийстве, шантаже и шпионаже. Новая информация просачивалась в прессу день за днем и час за часом, но «Миллениум» оставался вне конкуренции.
«Я оставляю свой пост в правительстве по причинам, которые будут опубликованы в следующем номере журнала “Миллениум”», – заявил Юханнес Форселль в пресс-релизе. И это означало не только фантастический успех, но и крайнюю степень напряженности в коллективе, какую может создать лишь журналистская зависть. Доходило до того, что репортеры, неспособные радоваться победам коллег, поливали грязью тех, кто принес «Миллениуму» небывалый успех. И уж конечно, ворчали в адрес журнала «Гео», опубликовавшего статью о генетической идентификации шерпы Нимы Риты за авторством никому не известной немецкой журналистки Паулины Мюллер.
Что касается Микаэля, собственноручно он не написал ни слова. Бльшую часть времени Блумквист мучился болями и головокружениями от морфина; он перенес несколько операций. Врачи давали благоприятный прогноз: через полгода ноги должны восстановиться полностью. И это было большое утешение. Но Блумквист стал замкнут и тяжел на подъем. Только обсуждая с Эрикой Бергер ее развод, он снова становился прежним Микаэлем и даже смеялся, когда Эрика говорила, что завела себе любовника, которого тоже зовут Микаэль.
– Что ж, это по-своему удобно.
При этом он не находил в себе силы обсуждать то, что пережил в Моргонсале. Микаэль запер тот ужас у себя внутри, и это беспокоило Эрику. Она решила заявиться к нему домой в надежде хоть немного облегчить эту ношу. Но для начала просмотреть статью о фабриках троллей, которую он выслал ей с такой неохотой.
Эрика надела очки для чтения и приступила к работе. Начало показалось ей многообещающим, но с каждой страницей она все больше понимала нежелание Блумквиста публиковать этот материал. Микаэль запутался. Он хотел сообщить читателю слишком много и сразу. Эрика взяла кофе и пролистала дальше, пока не наткнулась на некоего Владимира Кузнецова. Что за черт?.. Блумквист доказывал, что Кузнецов стоит не только за фрабриками троллей, но и репрессиями в Чечне. До сих пор это, кажется, не было известно.
Эрика вошла в Сеть – так и есть. Интернет-публикации представляли Владимира Кузнецова кем угодно – ресторатором, хоккейным фанатом, специалистом по медвежьим стейкам и прожигателем жизни, – но только не убийцей и дезинформатором, развязавшим, помимо прочего, последний биржевой крах. Между тем из материала Блумквиста следовало, что именно Кузнецов являлся главным стратегом множества всемирных кампаний лжи и ненависти. И это было сенсацией, ни больше ни меньше, вот только…«Черт возьми, Микаэль, – думала Эрика Бергер, – кто же прячет такую информацию на последних страницах статьи, да еще и подает без единого намека на доказательства?»
Тут она заметила активную ссылку на фамилию Кузнецова в статье. Кликнула на нее, вышла на документы на русском языке и позвала редактора Ирину, которая помогала Блумквисту летом. Ирина, коренастая смуглая женщина в роговых очках, смущенно улыбаясь, подошла к Эрике и опустилась на стул рядом. Та не перебивала ее, пока Ирина переводила вслух, а потом коллеги переглянулись и выпалили разом, будто сговорившись:
– Это черт знает что.
Микаэль только что на костылях вернулся в квартиру на Бельмансгатан и почти не воспринимал того, что кричала по телефону Эрика. Во-первых, в голове у него мутилось после морфина. Во-вторых, события в Моргонсале вытеснили из его памяти все остальное.
В больнице он лежал в одной палате с Лисбет. Одно ее присутствие успокаивало Микаэля, так как Саландер оставалась единственным человеком, способным понять, через что он прошел. Блумквист успел к ней привыкнуть, когда она, не попрощавшись и ничего не объяснив, вдруг исчезла.
В больнице поднялся переполох. Доктора и медсестры искали ее повсюду, а потом появились Бублански и Соня Мудиг, еще не оправившиеся от бесконечных допросов. В общем, все было без толку. Лисбет пропала бесследно. Блумквисту хотелось кричать…Ну почему она все время убегала от него? Но случилось то, что случилось. Непредвиденные переживания пришлось компенсировать дополнительными дозами обезболивающих препаратов. Что, разумеется, не отменяло телефонных дискуссий с Катрин по поводу будущей статьи.
Сванте Линдберг, Стан Энгельман и Иван Галинов находились под следствием, и это означало конец клуба «Свавельшё», если не русского преступного синдиката, у которого были слишком могущественные покровители.
Что касается Юханнеса Форселля, он, судя по всему, более или менее успешно справлялся со своими моральными проблемами. Иногда Блумквисту казалось, что Катрин обошлась с ним чересчур мягко. С другой стороны, Форселлю «Миллениум» был обязан последним триумфом, а значит, некоторые послабления были вполне простительны. Тем более с учетом того, через что пришлось пройти Ребеке и детям.
Но главное, Нима Рита был кремирован согласно буддистскому обряду в Тенгбоче. Планировалось провести поминальную молитву, для участия в которой Боб Карсон и Фредрика Нюман уже вылетели в Непал. Все как будто улаживалось, но Блумквиста это не радовало. Он чувствовал себя стоящим на отшибе, особенно теперь, когда Эрика о чем-то разгоряченно говорила по телефону. Что ее так взбудоражило, в конце концов?
– Да кто такой этот Кузнецв?
– Совсем спятил, Блумквист? Ты же сам разоблачил его.
– Как будто нет…
– Чем это они тебя накачали?
– Если и накачали, то совсем немного.
– И потом, что за слог? Это же возмутительно…
– Я предупреждал.
– Тем не менее там ясно говорится, что это Владимир Кузнецов развязал последний биржевой крах. И что он стоит за убийствами в Чечне.
Микаэль ничего не понимал. Он доковылял до компьютера и открыл старую статью.
– Не может быть…
– Тем не менее…
– Похоже, это…
Блумквист так увлекся, что забыл закончить фразу. Эрика сделала это за него:
– Шутка Лисбет, ты хотел сказать?
– Не знаю, – оборвал ее Блумквист. – Давай с самого начала. Кузнецов, ты говоришь?
– Да, ты же видишь. Ирина перевела документы по ссылке. Это безумство. Кузнецов, тот самый, про кого поют «Пусси страйк»… Killing the world with lies…ты их знаешь?
– «Пусси страйк», говоришь?
– Прости, я забыла, что ты остановился на Тине Тёрнер.
– Оставь, пожалуйста.
– Попытаюсь.
– Дай мне время во всем разобраться.
– Буду у тебя завтра вечером, устраивает?
Блумквист вспомнил о Катрин, которая собиралась зайти завтра после обеда.
– Лучше утром, – ответил он. – Утром я лучше соображаю.
– Договорились. Как ты?
Микаэль задумался. Вежливая отговорка была неуместна. Эрика заслуживала ответа всерьез.
– Это было жестко.
– Понимаю.
– Но сейчас…я немного взбодрился.
Блумквисту вдруг захотелось закончить разговор как можно скорее.
– Понимаешь, Эрика, я должен…
– Поговорить с одним человеком, – догадалась Бергер.
– Да, примерно так.
– Береги себя, – напутствовала она.
Блумквист дал отбой и вот уже в который раз попытался дозвониться до Лисбет. Сколько раз он в больнице набирал ее номер – все безрезультатно. Микаэль волновался. По большей части за нее, хотя Лисбет была не единственной причиной беспокойства, не отпускавшего ни днем ни ночью. Блумквист боялся, что она так и не смогла остановиться. Что вызвала из прошлого и другие тени, чтобы воевать с ними. Что идет навстречу собственной насильственной смерти, которая ей предопределена. Последняя мысль не шла у него из головы.
Микаэль взял мобильник. Что написать ей на этот раз? Небо за окном снова нахмурилось. Окна задребезжали под ветром. Блумквисту вспомнилась печь в заброшенном здании в Моргонсале, и по спине пробежал холодок. Он должен был предупредить Саландер, что пора заканчивать, что иначе она сойдет с ума.
Но в итоге получилось коротенькое легкомысленное сообщение, как будто Микаэль боялся показать ей свой страх:
«Сенсация состоялась. Отбой. Теперь ты должна преподнести мне на блюде голову Кузнецова».
Ответа Блумквист так и не дождался. Вечером пришла Катрин. Они целовались и пили вино, и он забыл о своем беспокойстве. Около одиннадцати оба уснули в обнимку, а через три часа Микаэль проснулся с чувством надвигающейся катастрофы и схватился за мобильник. От Лисбет по-прежнему ничего не было. Блумквист взял костыли и поковылял на кухню, где сидел и думал о ней до рассвета.
Эпилог
В воздухе пахло грозой, когда инспектор уголовного розыска Артур Делов припарковал машину на гравийной дороге в поселке Городище к северо-западу от Волгограда. Происшествие вызвало слишком большой ажиотаж, и это настораживало. Никто не пострадал, хотя от дома осталось не так много.
Это был бедный район. Большинство зданий обветшало, и никто не претендовал на лучшее. Тем не менее переполошилась и военная разведка, и известные люди из мира бизнеса, и политики. Машину окружила ребятня, которой, по-видимому, в это время полагалось быть в школе. Делов шикнул на них и оглядел пепелище. Старая железная печь с торчащей трубой – вот и все, что осталось от дома. Земля вокруг была серой от пепла. Посредине участка чернела дыра, как вход в подземелье. Вокруг торчали обугленные остовы деревьев.
Порыв ветра взметнул серую пыль, и дышать стало трудно. В воздухе появился ядовитый привкус. Артур почувствовал тяжесть в груди и повернулся к коллеге Анне Мазуровой.
– Собственно, что случилось?
– Похоже на знак или предупреждение.
– То есть? – не понял Делов.
– Дом был выкуплен неделю назад через адвокатское бюро в Стокгольме, – пояснила Мазурова. – Семья, которая здесь жила, переехала в хорошую квартиру в Волгограде. И в тот же вечер, как была перевезена последняя мебель, раздался взрыв и дом взлетел на воздух.
– Но что было особенного в этом доме?
– Здесь провел первые годы жизни Александр Залаченко, создатель печально известного преступного синдиката. После смерти родителей он поступил в приют в Свердловске. Здание приюта позавчера сгорело до основания, и это беспокоит многих. Особенно с учетом всех неприятностей, которые обрушились на его синдикат в последнее время.
– Похоже, кто-то решил выжечь зло на корню, – задумчиво заметил Делов и замолчал.
Небо над ними нахмурилось. Сильный порыв ветра смел пепел с руин и понес в сторону жилого квартала. А потом начался дождь, который будто промыл воздух, и Делов облегченно вздохнул.
Когда самолет приземлился в Мюнхене, Лисбет Саландер включила мобильник и обнаружила несколько сообщений от Микаэля. Она читала их в такси, по дороге из аэропорта, и в конце концов решила ответить:
«Я поставила в этом деле точку».
Блумквист отреагировал сразу:
Читать бесплатно другие книги:
