Финансист Истон Биби

6

– Так, ты что-то затеяла, – заявил Джамал, оглядывая меня с ног до головы.

По вторникам и четвергам я работала в секции повседневной одежды «Мэйсис» одна, но по субботам Джамал составлял мне компанию. Он был всего сантиметров на пять выше меня, но весил как минимум вдвое больше, и это были сплошные мышцы. Я всегда могла сказать, когда в качалке по утрам были хорошенькие девушки, потому что тогда Джамал качал мышцы изо всех сил, а потом на работе с трудом мог поднять над головой стопку джинсов.

– В смысле? – спросила я, делая вид, что поглощена складыванием свитеров.

Джамал поднял указательный палец.

– Прежде всего, у тебя новая прическа. Кстати, офигенно.

– Спасибо, – улыбнулась я, не глядя на него.

– Во-вторых, – поднял он следующий палец. – Ты торчишь тут, складывая эти тряпки, которые вообще не нужно было складывать, уже больше часа.

– Ну и что? И потом, всего пять минут.

– Угу-угу. И в-третьих. – К первым двум присоединился очередной толстый палец. – Всякий раз, как я ни посмотрю, ты все пялишься во-о-он туда. – Джамал дернул пальцем в направлении главного прохода, идущего по центру магазина. – Так кто же он? С кем ты на сей раз спуталась?

– Ты что, серьезно?

– Это Фредди? Фредди из мужского парфюмерного, да? Круто. Он классный.

– Господи! – Я повернулась к Джамалу, безуспешно пытаясь казаться оскорбленной. – Я не сплю с Фредди из мужского…

Мое лицо просияло. Джамал тут же повернулся и через плечо посмотрел на вошедшего.

Он так и переводил взгляд с меня на парня в темно-синем свитере и низко сидящих хаки, идущего в нашу сторону, а потом снова на меня.

– Так вот кого ты выглядывала, да? Я так и знал.

– Ш-ш-ш, заткнись, – прошептала я сквозь зубы, не отрывая от Кена глаз.

Я никогда раньше не видела, как он ходит. По крайней мере, издали. Мы всегда торчали в квартире Джейсона или шли рядом по парковке. А видеть Кена на расстоянии было совершенно новым ощущением.

Он был такой красивый, высокий, загорелый и ловкий, но совершенно не выпендривался. Он двигался, как будто был уверен, что на него никто не смотрит, что было далеко от истины.

Мы с Джамалом так и пялились.

Когда Кен встретился со мной взглядом, уголки его рта приподнялись. Мне захотелось отшвырнуть Джамала с дороги, промчаться по проходу и снова кинуться на Кена.

Конечно, я не сделала этого. Не только потому, что попытки кидаться на людей во время смены не понравились бы начальству, но еще и потому, что Кен, прежде чем подойти, засунул руки в карманы.

«Никаких объятий».

Ухмыльнувшись, Кен глянул вниз, на мои руки.

– Нет, спасибо. Мне это великовато.

Поглядев вниз, я поняла, что держу за плечики мужской свитер размера XL. Я покраснела и бросила свитер на стол.

– Кен, это Джамал. Джамал, Кен.

Джамал протянул Кену руку.

– Как дела?

Я увидела, как по лицу Кена промелькнуло сомнение, прежде чем он принял протянутую руку. С напряженной улыбкой он крепко пожал ее, ответив кратко:

– Привет.

«Господи. Он что, даже руки пожимать не любит?»

Я метнулась к кассе взять пальто и сумку. Пробивая карточку, я смотрела, как болтают Кен с Джамалом. Я не слышала, о чем они говорят, но, что бы это ни было, когда я подошла к ним, Кен смеялся.

Я взглянула на Джамала, пытаясь телепатически передать ему, что, если он посмеет опозорить меня, за мной не заржавеет врезать ему по яйцам.

Через десять минут мы сидели на моей любимой скамейке на улице, я закуривала свою первую сигарету, и у каждого из нас было по большому стакану смузи.

– Значит, ты ненавидишь холод, но проводишь свой перерыв на улице, в феврале, с ледяным напитком? – Кен отхлебнул из своего стакана.

– Так потому я тут и сижу, – улыбнулась я, указывая кончиком сигареты на солнце над головой. – С этой стороны молла градусов на десять теплее. Но, если хочешь, можем пройтись вокруг. Я так делаю, когда совсем замерзаю.

Кен улыбнулся и помотал головой.

– Я просто тебя дразню.

Это было хорошо, потому что, когда мы тут сидели, глядя друг на друга, моя нога касалась его, и это было лучшим моментом дня.

– Как тебе это манго-папайя? – спросила я, показывая глазами на его пенопластовый стакан.

– Совершенно замечательно, – отрезал Кен.

– Дай попробовать, – сказала я, зажимая сигарету в зубах, чтоб протянуть к нему руку. Кен встретил мой взгляд и сделал очередной глоток, качая головой.

– Нет? Но почему? – рявкнула я.

– А ты не сказала волшебного слова.

– Какого? Пожалуйста? Это волшебное слово?

Кен кивнул, не выпуская соломинки изо рта. Он был одновременно таким клевым и так бесил. Мне пришлось подавить желание швырнуть его стакан на землю и зацеловать его до смерти.

Сделав страшные глаза, я сказала, изображая свой лучший акцент английской сиротки.

– Мистер Истон, ну пожалуйста? Можно мне, пожалуйста, попробовать глоточек вашего смузи, сэр?

Губы Кена торжествующе изогнулись вокруг соломинки.

«Вот козел».

Выхватив стаканчик у него из рук, я заменила его своим. Наградив Кена убийственным взглядом, я отхлебнула, и мои глаза непроизвольно закатились под лоб.

– Черт, это правда вкусно. – Я отхлебнула еще. – Я оставляю его себе. Можешь взять мой. Там все равно больше осталось. Выходит, это более выгодное соотношение в долларах за унцию. Ты не можешь с этим поспорить.

Улыбнувшись, Кен стукнул своим новым стаканчиком по моему.

– Только потому, что это лучшее соотношение.

Я смотрела, как он берет в рот соломинку, побывавшую в моем рту. Тут не было никакой брезгливости. Никаких следов бактериофобии.

«Не любит касаний. Не возражает против обмена слюной. Интересно».

Пока мы сидели и болтали, я заметила, что постоянно трогаю свои волосы. У меня была масса разнообразных нервных тиков. Мои руки и рот почти всегда были заняты – курить, болтать, грызть колпачок ручки, жестикулировать, смеяться не к месту, выдирать нитки из одежды, грызть ногти, крутить волосы. Но в процессе светской беседы с Кеном Истоном они еще усилились.

– Господи, я не могу перестать трогать волосы. Я так облысею, – рассмеялась я, садясь себе на руку. – Я не привыкла, что они такие прямые. Обычно я даже пальцы не могу в них запустить.

Кен с интересом поглядел на меня, но ничего не сказал.

– Ты заметил? – Я повертела головой из стороны в сторону, мой бордовый боб взметнулся и упал на место. – Я сделала это несколько дней назад.

– Я заметил.

И это все, что он сказал. Ни улыбки. Ни намека. Просто – «я заметил».

Мое лицо вытянулось.

– Тебе не нравится?

– Это неважно, нравится мне или нет. – Лицо Кена было серьезным. Как будто он действительно не собирался сказать мне, что моя чертова новая прическа прелестна.

– Почему? – огрызнулась я, чувствуя, как мои замерзшие щеки заливаются жаром.

– Потому что ты – Брук Бредли. – Кен опустил стакан и повернулся ко мне лицом. – Когда я впервые увидел тебя, у тебя была бритая голова. Тогда тебе было плевать, что подумают люди, так зачем начинать думать об этом сейчас? Тебе самой нравится?

Я моргнула. Потом еще раз.

– Хм… да. Я ее обожаю.

– Ну вот только это и важно. – Кен облокотился на спинку скамьи и отхлебнул из своего почти опустевшего стакана. Звук «ш-ш-шрх-х-х» добавил столь необходимой легкости.

Никто никогда прежде не отказывался вот так наотрез делать мне комплименты. Ганс говорил мне, что я прекрасна, каждый божий день всех наших двухлетних отношений. Ну, каждый из тех, когда он не забывал позвонить мне или явиться домой. Мои родители осыпали меня похвалами со дня моего появления на свет. Мы с моими друзьями непрерывно поглаживали эго друг друга. Но каким-то образом, не сказав мне того, что я хотела, Кен заставил меня почувствовать себя более особенной, чем если бы он это сказал.

Тут Кен приподнялся на сиденье и вытащил из кармана вибрирующий телефон.

– Да, привет. – Он нахмурил брови. – Черт. Не знаю. – Взглянув на меня, он добавил: – Хочешь, Брук тебе поможет?

«Брук». Никто меня так не называл, кроме профессоров, проводящих перекличку на первом занятии.

Прикрыв пальцами микрофон, Кен прошептал:

– Аллен тут неподалеку. Он выбирает кольца, и ему нужна помощь.

У меня распахнулись глаза.

– Кольцо на помолвку?

Кен даже не успел кивнуть, как я уже вскочила на ноги и заплясала на месте, дожидаясь, чтобы он указал мне, в какую сторону бежать.

– Ювелирный Бейлса, – прошептал он, указывая подбородком в сторону входа в молл.

Через тридцать секунд я уже обнимала и тискала Аллена, а Кен только появился в дверях ювелирного.

– Как тебе это? – постучал Аллен по стеклянной крышке, на которую мы глядели.

– Милое, – улыбнулась я. – Но мне кажется, это платина.

– И что?

– А то, что платина стоит гораздо дороже белого золота, а выглядит точно так же.

Продавщица за стойкой прокашлялась своим покрытым украшениями горлом.

– Вообще-то платина гораздо более стойкий металл и никогда не теряет своего естественного белого блеска.

– А белое золото теряет? – встревожился Аллен, переводя взгляд с меня на продавщицу. – Я не хочу, чтобы оно… поблекло, верно?

Бедняга. Такой беспомощный.

– Ничего. Если оно вдруг начнет тускнеть и желтеть, просто принесешь его сюда, и его снова отполируют, – подняла я глаза на эту женщину с фальшивой улыбкой и большой фальшивой же грудью. – Правда же, – я взглянула на табличку с именем, с трудом держащуюся на этой груди, – Карен?

Пластиковая улыбка Карен стала еще шире.

– Да, мэм.

У нас на Юге «мэм» – это такой код для «вот стерва».

– А ты знаешь, какой формы камни ей нравятся? – С Алленом я говорила совсем по-другому. Как с напуганным животным. Или с младенцем.

Казалось, он сейчас начнет задыхаться. Кен же, который стоял чуть поодаль, похоже, собирался заснуть.

– Э-э-э… квадратные? Мне кажется, ей нравились квадратные.

Я сладко улыбнулась Карен.

– Пожалуйста, покажите нам, что у вас есть в огранке «принцесса» и в белом золоте… – Я снова повернулась к Аллену. – Какой у тебя бюджет?

Его огромные глаза стали еще больше.

– Э-э…

– Сколько ты получаешь в месяц?

– Черт. Ну, скажем, две штуки? Наверное?

Кивнув, я снова повернулась к Карен.

– В пределах четырех тысяч, пожалуйста.

Пока Карен вытаскивала кольца из коробочек, выкладывая их на бархатную подставку, Аллен поглядел на меня, подняв брови выше верхнего края своих толстых очков.

– Откуда ты все это знаешь?

– Мой папа работал ювелиром… И в гитарном магазине, а еще продавал машины, и стереосистемы, и покрытия на пол. Так что я получила кучу бессмысленной информации благодаря тому, что он не удерживался ни на какой работе.

Аллен слабо улыбнулся.

– Если эта информация вернет Эми, то она не бессмысленна.

– Вернет, – широко улыбнулась я.

Кен снова куда-то отошел. Оглянувшись через плечо, я обнаружила, что он лениво изучает стойку с дорогими часами. Руки в карманах, небритая квадратная челюсть, темно-синий свитер обтягивает плечи и бицепсы. Если бы я не была с ним знакома, я б захлебнулась слюной. Там, у Джейсона, он был просто одним из парней, но тут, на воле, когда на него можно было посмотреть со стороны, он был просто потрясающим.

– Вот, – объявила Карен с фальшивой улыбкой, выкладывая перед нами черную бархатную подставку. – Это все, что у нас есть в белом золоте с уже вставленными камнями огранки «принцесса» в вашем ценовом диапазоне. Но мы всегда можем заменить…

Больше не слушая ее, я схватила с подставки кольцо и надела себе на палец. Я никогда в жизни не видела ничего подобного. Обруч белого золота был выложен крохотными квадратными бриллиантиками, но в отличие от обычных помолвочных колец большой центральный бриллиант был приподнят в лапках так, что возвышался над всем кольцом. Прозрачный чистый камень был виден со всех сторон, даже снизу было пространство, и он как будто парил.

– Тебе нравится это? – спросил Аллен, щуря глаза и присматриваясь к камню на моей левой руке.

– Угу, – пробормотала я, завороженно следя за камнем на своей руке.

– Покажи-ка. – Аллен нагнулся разглядеть получше, но я отдернула руку и оскалилась на него, как Голлум, охраняющий свою «прелес-с-с-сть».

– Только не это, – вырвалось у меня. – Оно… Это не в стиле Эми. Вот совсем. Я уверена, оно ей не понравится и она снова пошлет тебя куда подальше.

– Ой. Ну конечно, – пробормотал Аллен, а я указала на подставку с другими, совершенно подходящими помолвочными кольцами.

Спустя десять минут, после многократных заверений моих и Карен, Аллен выбрал для Эми два кольца – прелестное помолвочное кольцо из белого золота с романтическим филигранным узором и подходящее к нему обручальное кольцо.

Кен, как по волшебству, появился рядом в момент оплаты, чтобы устроить Карен допрос про проценты в рассрочку и те или иные подробности выплат по кредитной карте магазина, которую она пыталась всучить Аллену.

Очевидно, «двадцать один процент» было неверным ответом, потому что Кен выхватил заявление на кредитную карту из рук Аллена, как будто оно могло самоуничтожиться.

После чего полез в свой бумажник и вручил Карен свою кредитку.

Когда Аллен спросил, какого хрена он делает, Кен ответил:

– Сберегаю твоей жопе пару тысяч на процентах. Отдашь мне, когда будешь при деньгах.

Это было очень мило – ну в манере Кена.

Когда мы вышли из магазина, Аллен, держа в руках маленький черный пакетик, обнял меня. Но когда он направился обнять Кена, то замер на полпути.

– Спасибо, братан, – сказал он, опуская руки с дурацкой улыбкой. После чего, переводя взгляд с меня на него и обратно, добавил: – Я подожду тебя у машины.

Обратно в «Мэйсис» я плыла на заряженном электричеством облаке. Я была рада за Аллена, но в основном я была в восторге от того, что моя рука всю дорогу касалась Кена.

Это было как-то нелепо. Это был не мой тип. Он никогда ко мне даже не приставал. И он был эмоционален примерно как огурец. Но вокруг него были какие-то захватывающие потоки энергии, которыми я не могла насытиться. Я знала, что эти электрические заряды должны отпугивать людей, но я с детства была непослушной. Я всегда разворачивала все подарки еще до Рождества, потому что родители просили этого не делать. Я всегда нажимала красные кнопки с надписью «не трогать». И, когда мы вернулись в мой отдел, я обняла Кеннета Истона, хотя он никогда не обнимался.

Не знаю, то ли оттого, что мы были на публике, то ли я вообразила наше объятие вчера вечером, но, так или иначе, Кен стал жестким, как накрахмаленные воротнички рубашек, лежащих через проход.

– Спасибо, что зашел, – прошептала я ему на ухо хриплым низким голосом.

– Ага, – ответил Кен, выпрямляясь, отчего мои руки соскользнули с его шеи.

Несмотря на болезненный удар отказа и неловкость, окрасившую розовым мою шею и щеки, я выдавила улыбку.

– Я, хм… – Кен засунул руки в карманы. – Я завтра заканчиваю в шесть. Если вдруг захочешь со мной поужинать.

– А?

Я кивнула, высоко подняв брови.

– Конечно. Ага. По воскресеньям я свободна, так что…

– Я знаю, – перебил Кен.

– А. Ну да, – улыбнулась я.

– Да, – отозвался Кен.

Я дождалась, чтобы он дошел до отдела мужской парфюмерии, прежде чем испустить громкий драматический вздох, который до тех пор сдерживала.

– Ну да, он клевый, но тебе надо поработать над объятиями. Это как-то совсем уж через жопу.

Обернувшись, я уставилась на своего коллегу, который неодобрительно качал головой.

– Заткнись, Джамал. Тебя забыли спросить.

7

На следующий день я въехала на парковку перед кинотеатром, где работал Кен, готовясь к тому, что наше свидание начнется так же, как все остальные встречи с Кеном – каким-нибудь ехидным замечанием и полным отсутствием контакта.

Припарковав «Мустанг», я погляделась в зеркальце заднего вида и прочла сама себе небольшую лекцию, чтобы убедиться, что мои ожидания тихи и малы.

«Слушай, дурында. Тут нет ничего особенного. Ты войдешь, Кен тебе что-то такое выскажет, что ты типа опоздала на пять минут, после чего вы с ним поедете в неловком молчании в какое-нибудь сетевое кафе, где он заставит тебя взять комплексный обед, потому что у него есть купон на второй бесплатный. Никакой романтики не будет. И особо весело тоже не будет. Но это все равно лучше, чем сидеть дома и пялиться в экран телефона. Наверное».

Довольная своей прической и косметикой, с которыми провозилась весь день, я схватила сумку и захлопнула дверь.

«Ничего такого, – повторяла я про себя, идя по парковке, засунув кулаки в карманы своей летной куртки. – Просто обычный дружеский ужин».

Я вышла на тротуар и прошла мимо окна кассы.

«Он, может, даже поедет на моей машине, чтобы сэкономить на бензине».

Ухватившись за ледяную ручку тяжелой стеклянной двери, я налегла на нее всем своим сорокачетырехкилограммовым телом, чтобы она распахнулась.

Я вошла внутрь, и мне в лицо ударил теплый воздух. Вдоль обеих сторон большого открытого фойе стояли киоски, и там, посередине, объясняя что-то кучке прыщавых подростков, стоял Кен в своей затянутой в черное ипостаси. Марк Маккен.

Он был таким же потрясающим, каким я запомнила его на вечеринке Суперкубка у Джейсона – гладко уложенные муссом светло-русые волосы, руки в карманах свободно сидящих черных брюк, торчащие из-под закатанных рукавов узкой черной рубашки бицепсы и чертов тонкий черный галстук.

Кен с самым серьезным выражением объяснял что-то своим недорослым подчиненным, но, едва он заметил меня, у него поднялись и брови, и уголки рта. Сказав что-то, отчего мелюзга разбежалась врассыпную, он пошел через фойе туда, где я изо всех сил пыталась удержать слюну внутри собственного рта.

– Привет, – улыбнулся Кен.

– Привет, – улыбнулась я.

– Готова?

– Угу, – кивнула я в три медленных, подчеркнутых кивка.

Распахнув дверь, словно она вовсе не весила пять тонн, Кен придержал ее, пока я, спотыкаясь, выходила наружу.

«Никаких ехидных замечаний».

«Никаких упреков, что опоздала».

«Но и никаких объятий».

«Два из трех – неплохо».

– Ну, куда бы ты хотела? – спросил Кен, подходя к своей маленькой бордовой машинке-кабриолету, стоящей на ближнем почетном месте.

Я хотела бы быть спокойной и расслабленной, как крутые девушки, или сдержанной и скромной, как хорошенькие, но все это просто было не в моей манере. Я была упрямым, избалованным единственным ребенком без тормозов, и, когда мне предоставлялась возможность поступить по-своему, я ее использовала. Всегда. Каждый. Чертов. Раз.

– Я люблю итальянскую кухню, – ляпнула я.

– Правда? – спросил Кен, встречаясь со мной взглядом над верхом машины. – Итальянская – моя любимая.

К моему огромному изумлению, мы не поехали в сетевое кафе. Мы поехали в домашний итальянский ресторанчик, где никто из нас раньше не бывал. И поездка вовсе не была неловкой и неуютной. Все было… просто. И даже весело. Пока Кен вел машину – не превышая скорость больше чем на десять километров, – я порылась в его ящике с дисками, вереща от радости над каждым альбомом в этой коллекции. Там был андеграунд-панк, поп-панк, скей-панк, пауэр-поп, поп-рок, гранж-рок, классический рок, альтернативный рок и еще эмо. Наши музыкальные вкусы совпадали. Думаю, мы могли бы обменяться коллекцией дисков и даже не заметить этого.

– Ни фига себе, – ахнула я, прижав руку ко рту.

– Что? – с интересом поглядел на меня Кен.