Под счастливой звездой Браун Дженни
— Но ты же нашел утешение с подопечными мамаши Бриствик.
Его друг довольно улыбнулся.
— Ну да, ну да. Но не бесплатно, мой мальчик, не бесплатно. Если только мне не улыбнется удача за игорным столом, до платежного дня меня ждет жалкое существование одинокого холостяка. Разумеется, — друг повысил голос, — есть еще маскарад.
— Надеюсь, ты не питаешь слабости к маскарадным костюмам.
— Меня привлекают вовсе не костюмы, а перспектива их снять. Женщины, которые бывают там. — Стэнли нарисовал руками в воздухе песочные часы. — Проститутки бок о бок с аристократками, ищущими приключений, женами богатых старичков. И все эти куколки не прочь поразвлечься. Если даже там ты не сможешь найти себе подходящую женщину, то ты безнадежен. Большего выбора прелестных соблазнительниц тебе нигде не сыскать.
— Как же ты можешь судить, прелестны они или нет, если их лица закрыты масками?
— Ты же идешь туда не ради их лиц, — хохотнул майор. — А их тела выставлены напоказ весьма недвусмысленно. И что самое главное. Если правильно разыграешь свою карту, тебе даже не придется платить за удовольствие. Я рассказывал тебе о той итальяночке, которую встретил на маскараде в Калькутте? — Он принялся излагать длинную историю с непристойными подробностями, которую Трев и в самом деле уже слышал, причем несколько раз. Но он позволил другу поведать ее снова, раз уж это доставляло ему удовольствие. К тому слова майора натолкнули его на одну головокружительную мысль.
На обед в приюте леди Хартвуд было мясо, нежные бараньи отбивные, прямо от мясника, и на завтрак тоже мясо. Жир стекал у девушек по подбородкам, когда они набивали животы так, что чуть не лопнули, запихивая себя еду с молниеносной скоростью, чтобы у них ее не выхватили. Темперанс предпочла бы не предоставить ее светлости доказательство того, как желанна была ее помощь, но не могла совладать с собой. Удовольствие наесться до отвала оказалось непреодолимым.
Кроме того, было вполне разумно воспользоваться этой неожиданной удачей. Она вернется на улицу, как только выяснит, чем же занимается ее светлость, а после этого неизвестно когда ей еще раз посчастливится сытно поесть. При этой мысли она почувствовала мимолетное сожаление, которое быстро сменилось стыдом.
Бедняки всю жизнь живут на черством хлебе и прогорклой колбасе. Только богатеи едят жирный ароматный бекон. Простая скудная пища — цена, которую она готова была заплатить за свою свободу, и она вновь ее заплатит. Ну а пока ей ничего не остается, как предаваться чревоугодию. Она с жадностью проглотила свою порцию, и когда служанка, не говоря ни слова, вновь наполнила ее тарелку, умяла и это тоже.
Затем слуги унесли грязную посуду, и девушки перешли под опеку экономки — женщины среднего возраста с добрым, но отнюдь не глупым лицом, которая прибыла с целой свитой лакеев, несущих ведра с горячей водой. Экономка заставила их скрести себя до тех пор, пока кожа не стала розовой и пылающей. Намыливаясь дорогим куском душистого мыла, Темперанс запретила себе испытывать слишком большое удовольствие. Беднякам не будет от нее никакого проку, если она вновь вернется к бессмысленному сибаритству, от которого ее спас Рэндалл.
Потом экономка выдала девушкам аж по два простых, но удобных платья. Клэри и Бекки просто не могли совладать с собой, демонстрируя друг другу свои новые наряды, и взвизгивали как поросята. Но этот подарок оставил Темперанс равнодушной. Она не была счастлива, одеваясь как кукла в роскошные платья, которые покупал ей отец, потому что он не в состоянии был разглядеть под этими дорогими тряпками, какая она на самом деле.
Но она все равно взяла платья, понимая, что сможет потом продать их, чтобы заплатить за покровительство Ткача, как только удастся вытащить отсюда девочек. Если удастся. Их преданность делу свободы никогда не была такой же стойкой, как ее. И когда экономка оставила девушек одних в красивой гостиной, уставленной последними романами и альбомами с репродукциями картин, она подумала, что вернуть их на путь, который она избрала для них, может оказаться гораздо труднее, чем кажется.
Позднее, в тот же день леди Хартвуд пришла посмотреть, каковы их успехи. Не успела она сесть, как Темперанс прервала любезности хозяйки и спросила как можно более грубым тоном:
— Ну и каковы ваши правила?
Правила есть всегда. И какие бы они ни были, она нарушит.
— Правила? — переспросила леди Хартвуд, наклонив голову набок, как птичка, и положив подбородок на руки с таким видом, словно до сих пор не задумывалась над этим. — Ну это же очевидно. Пока вы под моей защитой, вы должны жить по закону. Есть такие, кто хотел бы увидеть провал моей затеи с приютом. Если вы ведете вести себя как преступники, то дадите им предлог закрыть его.
Темперанс было приятно узнать, что у начинающего приюта есть свои враги.
— Никакого воровства и никакого пьянства, — прожала ее светлость. — Я также должна просить вас не водить мужчин в приют. Такое поведение может быть неправильно истолковано. Хотя вне его стен ваша личная жизнь — ваше дело.
Это легко. Но должно быть что-то еще. По крайней Темперанс теперь знает, что делать, чтобы ее вышвырнули.
После этого леди Хартвуд расспросила каждую из девушек о дате и месте рождения, записала сведения в тоненький блокнот и удалилась.
Через несколько часов леди Хартвуд позвала Бекки в кабинет для беседы. Темперанс гадала, не выуживает ли она у подруги сведения об остальных обитательницах приюта. Но что бы она там ни наговорила, Бекки потом как-то странно отводила глаза, и встревоженное выражение не раз мелькало на ее худом лице. Придется как следует присматривать за Бекки, чтобы вмешательство леди Хартвуд не сделало положение еще хуже, чем есть.
На следующий день долгой беседы с ее светлостью была удостоена Клэри. Она тоже вышла из комнаты леди Хартвуд в мрачном настроении. Быть может, она и вправду надеялась, что станет женой герцога. Умом она не блещет. Единственное, что Темперанс удалось выудить из Клэри, это что ее светлость обещала обучить ее игре на фортепиано. Довольно странный способ подготовить девушку к ее будущему.
На третий день их жизни в приюте леди Хартвуд наконец позвала к себе в кабинет Темперанс. К этому времени у их благодетельницы уже было предостаточно возможностей узнать все, что нужно, о характере Темперанс. Поэтому, входя в ее кабинет, Темперанс готовилась как следует поразвлечься. Дата рождения, которую она назвала, была не ее. Она с нетерпением ждала, когда леди Хартвуд разоблачит обман.
Леди Хартвуд сидела за небольшим столом, заваленным бумагами, книгами и брошюрами, которые при более близком рассмотрении оказались альманахами вроде тех, какими пользуются фермеры, чтобы выбрать лучшее время для посадки овощей. На некоторых листках были изображены большие круги, разделенные на секции, заполненные цифрами и какими-то символами. Должно быть, это гороскопы. Выглядят они вполне убедительно, но наверняка это все чушь собачья. Как можно что-то узнать о характере другого человека всего лишь по времени его рождения?
Темперанс приготовилась как следует позабавиться. Ее светлость скоро поймет, что встретила достойного противника.
Но не успела она сесть, как леди Хартвуд сказала:
— У тебя интересная натальная карта, но она меня озадачила. Если верить ей, человек, которому она принадлежит, умер трех лет от роду, а ты определенно жива. — Она устремила на Темперанс твердый взгляд.
Темперанс ахнула. Неужели она и вправду узнала это по дате рождения?
— Не стоит принимать меня за дурочку, Темперанс. — Обычно мягкий взгляд леди Хартвуд сделался суровым. — Чью дату рождения ты мне дала?
— Своей старшей сестры.
— Она умерла?
Темперанс кивнула. Сестра умерла в возрасте трех лет. Безгрешный ангел. Отец всегда сравнивал Темперанс с ней. И отнюдь не в пользу Темперанс.
Леди Хартвуд отложила гороскоп:
— Ты меня проверяла, не так ли?
Темперанс закусила губу, но ничего не сказала.
— Судя по твоему поведению, ты должна была родиться, когда солнце находилось в Скорпионе, потому что рожденные под влиянием Скорпиона, самые скрытные из всех знаков. Они рассматривают отношения людей с точки зрения проявления силы и стараются не выдать ничего, что могло бы дать другому человеку над ними власть. Такова их природа. Но это крайне затрудняет помощь им. — Она положила карту. — Ты родилась в конце октября или в ноябре?
Темперанс почувствовала холодок, когда леди Хартвуд устремила на нее неожиданно пристальный взгляд.
Она действительно Скорпион и правда не желает, чтобы люди знали о ней больше, чем необходимо. Но если ее светлость и в самом деле может узнать характер человека по его гороскопу, то при одном лишь взгляде на настоящий гороскоп Темперанс она поймет, что ложь — наименьший из грехов, на который она способна. Она решила было снова дать неверные сведения о себе, но зачем трудиться? Кроме того, когда это возможно, она все же предпочитает говорить правду.
— Я родилась двадцать шестого октября тысяча восемьсот второго года, — сказала она. — В два часа пополудни. Теперь можете использовать эти сведения, чтобы обрести надо мной власть, и удачи вам.
— Я не собираюсь этого делать. По гороскопу я Стрелец и получаю удовольствие, давая советы людям, а не управляя ими.
— Что ж, вы как следует посоветовали моим подругам, потому что теперь они почти не смотрят на меня.
— Понятно, — отозвалась леди Хартвуд. — То, что ты воспринимаешь как их предательство, должно беспокоить тебя, ибо преданность — то, что Скорпионы ценят превыше всего. Но твои подруги могут быть преданы тебе, не отказываясь от права самим решать, каким будет их будущее.
— Они были бы вполне счастливы в Америке, если бы мне только удалось найти деньги, чтобы добраться туда.
— Возможно. Но было бы лучше, даже в Америке, если бы они научились содержать себя, не нарушая закон. Ты можешь им это предложить?
Темперанс не соизволила ответить.
— И тебе не помешает сделать то же самое. — Ее светлость отложила перо. — Ты должна принять решение, Темперанс. Нет смысла оставаться здесь, в приюте, если ты не воспользуешься помощью, которую мы предлагаем. Есть много других девушек, которые могли бы извлечь для себя пользу, если бы были на твоем месте. Я разрешаю тебе остаться здесь еще на несколько дней. Но после этого, если ты не дашь мне шанс помочь тебе, как бы ни было прискорбно, я вынуждена буду попросить тебя уйти.
Теперь это был вопрос лишь нескольких дней. Прежде чем леди Хартвуд выгонит ее, Темперанс пришлось отправиться назад, в трущобы, чтобы найти какой-то способ зарабатывать на жизнь, когда останется одна, и снова будет рассчитывать только на себя. Она уже и забыла, как быстро меняются запахи, когда оставляешь позади белые особняки богачей. Неужели в сточных канавах всегда было так много дохлых кошек? Неужели вонь от гнилой капусты всегда была такой сильной? Она боролась с тошнотой, подступающей от всей этой грязи и вони, и злилась на себя.
Она отсутствовала всего три дня, и вот уже превращается в изнеженную мисс. Если не поостеречься, она станет такой же чувствительной и мягкотелой, какой была, когда только приехала в Лондон. Как Рэндалл смеялся над ее благовоспитанными манерами и почти непреодолимым ужасом перед грязью. Что ж, улица очень быстро закалила и ожесточила ее. И скоро она вновь вернется сюда.
Она направилась прямиком к Дэнни, подметальщику, и нашла его на прежнем месте — в уголке, который н облюбовал для себя. Она припасла для него большой кусок мяса и несколько булочек из той обильной еды, которую давали в приюте. Даже в окружении роскоши и изобилия она не забыла, кто ее настоящие друзья. Вручив ему еду, она поинтересовалась, какие слухи ходят о ней. Не ищет ли ее стража? Не подал ли сапожник жалобу?
— Про то не слыхал, — ответил мальчишка, опираясь на метлу. — Зато слыхал, мамаша Би страсть как взъярилась, когда узнала, что вы нашли другую покровительницу. Она-то была уверена, что, когда хату вашу снесут, вам деваться будет некуда, и вы потащитесь к ней. Но я-то завсегда знал, что с тобой ей не ничего не обломится.
— В самую точку.
— Тебя ищет какой-то джентльмен, Тем.
Она застыла.
— Как он выглядит? — Высокий мужчина в синей кавалерийской форме, со шрамом над губой, который снится ей каждую ночь?
— Коротышка с рыжими волосами. Не сказывал, как его звать. Может, слуга какого благородия, пес его знает.
Не он. Темперанс отругала себя за эти глупые мечты, которые вдруг накатили на нее.
— Тот коротышка сказал, у ейного хозяина есть кой-что для тебя.
Медальон? И снова сердце екнуло в груди. Но ведь есть и другие мужчины, которые, возможно, хотят вновь увидеть ее. Мужчинам всегда от нее что-нибудь нужно. А что касается капитана, скорее всего он просто предложит ей закончить то, что они начали в тот день в безлюдном переулке.
— Ты его не знаешь?
— Никогда раньше не видел. Но он дал мне шиллинг. Потому-то я его и запомнил, ага. Сказал, даст еще один, если я передам тебе кой-что еще.
— Что же?
— Тот джент, что ищет тебя, будет на маскараде в Опере в четверг в полночь. Если придешь, он отдаст тебе то, что ты потеряла.
Сердце забилось учащенно. Значит, это все же тот самый офицер, и он нашел медальон. Как бы было хорошо вернуть его, чтобы еще раз увидеть лицо Рэндалла. Но, разумеется, хитрец использует медальон как приманку. Хочет еще разок попытать с ней счастья. И все бы ничего, да вот только она не уверена, что не захочет того же самого.
Не опасно ли встречаться с ним на маскараде? Она бывала там много раз. Неплохая пожива для ловких тренированных рук. Запах похоти в воздухе настолько силен, что делает людей беспечными. Но он и ее тоже может сделать беспечной. Ей так и не удалось избавиться от желания, разбуженного в ней капитаном, узнать, что еще он мог бы сделать с ее телом. А в пьянящей атмосфере маскарада будет слишком легко вновь предать Рэндалла.
— Есть еще кое-что, — добавил Дэнни. — Тебя ищет Снейк.
У Темперанс от ужаса волосы зашевелились на голове. Она не хотела иметь никаких дел с приспешником Ткача.
— Трепался, что у него есть для тебя работенка. Но он теперь тебе без надобности, раз ты пошла жить к толстосумам.
— Ты слышал об этом?
— Все слышали. Щербатый видал, как вы с девками отчаливали в большой карете. Исправляешься, Тем?
— Вот уж вряд ли.
— Так я и думал. Но было бы неплохо перезимовать в тепле, — тоскливо добавил он. — Ее сиятельство не хочет исправить кого-нибудь еще?
Темперанс кольнуло чувство вины. Пальтишко Дэнни такое потрепанное, что даже старьевщик не смог его продать. Даже сейчас она все еще живет лучше, чем люди, которые ей так дороги.
— Она берет только девушек, друг, — наигранно бодро ответила она. — Да и я сама вернусь сюда через пару деньков. — Она поблагодарила Дэнни за информацию и пошла назад, в приют. Ей было над чем поразмыслить.
Треву была назначена аудиенция у помощника министра в штаб-квартире Ост-Индской компании на Лиденхолл-стрит. К этому времени он начал жалеть о том, что уступил соблазну и предпринял шаги для того, чтобы встретиться с карманницей. Но его слуга уже передал послание через мальчишку-подметальщика, так что отступать было поздно.
Впрочем, он надеялся, что департамент предложит ему какую-нибудь работу и он будет занят делом вместо того, чтобы пускаться во всякие сумасбродные авантюры. Рисковать собой на службе стране — это одно. И совсем другое — делать это просто от безделья или порочности. Как тогда, с карманницей.
Когда они остались одни, мистер Фэншо сказал:
— Как приятно наконец познакомиться с вами, капитан. Сэр Чарлз в своих депешах очень хвалил вас.
Помощник министра оказался мужчиной лет пятидесяти, в очках, с мясистым лицом и редеющими волосами. В голосе его была та елейность, которая, похоже, присуща всем, кто работает в роскошных кабинетах.
Он продолжал:
— Плохи были бы дела нашей компании, если бы не работа, которую сэр Чарлз выполняет для нас в тайном госдепартаменте. Надеюсь, с моей стороны не было большой бесцеремонностью вызвать вас в самом начале вашего отпуска. Но нам необходимо обсудить дело, ради которого я вас позвал. Сэр Чарлз дал понять, что вы были бы не против выполнить для нас одно-два поручения, пока вы здесь. Это так?
— Безусловно, — заверил его Трев. — Я человек действия, и в отпуске мне трудно придумать, чем себя занять.
— Что ж, очень хорошо. Дело в том, что у меня есть для вас задание — навестить сэра Хамфри Диггета в его имении в Суррее в следующем месяце.
— Это тот, которого называют Чокнутым Набобом?
— Тот самый. Он купил один малоизвестный ведийский манускрипт и просит, чтобы мы послали ему кого-нибудь, кто сможет его истолковать. Я слышал, что вы блестяще владеете санскритом, поэтому выбор пал на вас. Это вас интересует?
— Весьма. — Кто же устоит против возможности побывать в имении Шринагар-Махал, прославившемся своей экстравагантностью. Сэр Хамфри выстроил его в Суррее на миллионы, награбленные в Индии. Даже во время вооруженной заварухи до Трева доходили слухи о том, что набоб за баснословную цену вывез несколько тигров и обезьян и, поговаривали, даже профессиональных танцовщиц.
А санскритом Трев и в самом деле владеет блестяще. Мунши обучил его не только современным языкам, индусскому и языку маратха, по и санскриту, на котором написаны древние священные книги. И все же Трев испытал легкое разочарование. Когда он получил письмо, намекающее, что у департамента есть для него работа, то ждал чего-то более серьезного, чем перевод древнего манускрипта.
Он уже приготовился уходить, когда Фэншо поднял руку и жестом предложил сесть.
— И еще одно, капитан Тревельян. Во время вашего визита сэр Хамфри передаст вам один драгоценный камень.
— Камень?
— Да. Сокровище Вадхи. Сэр Чарлз заверил меня, что я могу всецело рассчитывать на вас.
Это совсем другое дело. Именно к таким поручениям Трев привык, работая на сэра Чарлза.
Фэншо продолжал:
— Несколько веков назад камень был украден у индийского раджи, набоба Бундилора. Не так давно он попал в руки сэра Хамфри, который, к несчастью, похвастался своим приобретением. Это привлекло внимание нынешнего набоба, и теперь тот настаивает, чтобы мы вернули камень ему. Мы предлагали набобу другие камни, гораздо более ценные, но он хочет сокровище Вадхи, и только его. Вероятно, оно обладает каким-то мистическим свойством.
Помощник министра снял очки и в первый раз посмотрел Треву в глаза.
— Ради этого камня набоб готов начать войну. Она дорого обойдется не только нашим войскам, но и нашим местным союзникам, которым и без того пришлось пойти на огромные жертвы. Вы, как никто другой, понимаете, почему мы не можем этого допустить.
Он понимал. Но ему сделалось не по себе. Фэншо намекает, что осведомлен о том, что произошло с женами сипаев, и как та катастрофа подействовала на Трева. И он без колебаний использовал эти сведения, чтобы заручиться его содействием. Насколько же отвратительным окажется это «поручение»?
Тщательно подбирая слова, Трев спросил:
— Я должен буду забрать камень без ведома его владельца?
Фэншо изобразил на лице потрясение.
— Разумеется, нет. Сэр Хамфри верен своему долгу. Ваша задача просто хранить сокровище Вадхи как зеницу ока после того, как оно окажется у вас.
— Звучит довольно просто.
— Так и есть. Хотя должен предупредить, есть еще одна сторона, которая хочет прибрать его к рукам. Она так отчаянно желает заполучить камень, что готова использовать для этого самые низкие методы. Ваше дело — позаботиться, чтобы этого не случилось.
— Сделаю все от меня зависящее.
— Хорошо. — Фэншо встал, давая понять, что беседа окончена. — Ждите известий от меня к концу следующей недели, когда все будет готово к вашему визиту. Если вам нужно решить какие-то важные дела, советую сделать это, не откладывая в долгий ящик.
Мистер Фэншо вновь водрузил очки на нос, протянул руку и обменялся с Тревом твердым рукопожатием.
— Сэр Чарлз прекрасно отзывался о вас, и я рад, что у нас будет возможность убедиться в этом.
— Приятно снова оказаться в деле. — Трев вежливо поклонился и направился к двери.
— Ну не чудно ли, что леди Хартвуд так много видит в этих своих картах? — сказала Бекки. Темперанс только что вернулась со встречи с Дэнни и проходила через гостиную, где девушки проводили дневное время. Леди Хартвуд уже нашла учителя музыки, и Клэри в соседней комнате разучивала свою первую гамму. — Горничная сказала мне, что они называют ее леди Молния, — продолжала Бекки, подняв свои светлые брови. — Ей подходит, правда же? Она рассказала тебе что-нибудь, когда предсказывала твою судьбу?
— Пусть называют ее как хотят. И она не сказала мне ничего такого, чего я бы не знала.
— Нет? — Бекки была разочарована. — А я-то надеялась. Она рассказала тебе что-нибудь о Рэндалле?
— Нет, а с чего бы?
Бекки пожала плечами:
— Просто интересно. Но я кое-что вспомнила. Когда я перебирала наши вещи перед приходом рабочих, то нашла бумажку, на которую, мне кажется, ты захочешь взглянуть.
— Бумажку? Где? — Сердце ее остановилось. Неужели это то самое письмо, которое Рэндалл должен был оставить ей перед тем, как отправиться на свое последнее, роковое задание?
— В том ящике, что ты спрятала в углу.
— Это был ящик Рэндалла. Ты же знала, что никто не должен его трогать.
— Ну, я не могла вынести его сама, он был такой тяжеленный, а мусорщики уже пришли и дали нам всего несколько минут, чтобы собрать пожитки. Я подумала, может, там осталось что ценное, что принадлежало Рэндаллу. В конце концов, мы же отдавали ему весь свой «улов» до последнего гроша и больше его в глаза не видели, так ведь? Если он спрятал там что-нибудь из нашей выручки, ты же не хотела бы, чтобы я оставила это мусорщикам?
— Нет, не хотела бы, — согласилась Темперанс, немного смягчив тон. — Я благодарна тебе, что ты спасла все, что смогла. Но я уже рылась в том ящике, и если бы нашла что-то стоящее, то давно уже выменяла бы на деньги. Ты же помнишь, чему учил нас Рэндалл: все мало-мальски ценное, что есть у каждого из нас, должно быть отдано для пользы всех.
— Да. Так он учил, — отозвалась Бекки с мрачной иронией. — Но следовал ли он сам своему учению… — Ее слова повисли в воздухе. — Ну давай я покажу тебе, что нашла. — Прихрамывая, она медленно поднялась по лестнице и вернулась через пару минут, держа в руках листок бумаги.
Темперанс выхватила у нее письмо. Бумага была помята так, будто ее складывали в несколько раз. Видимо, поэтому она и не заметила ее, когда просматривала содержимое ящика. Но хотя записка действительно написана почерком Рэндалла, это не было долгожданное прощальное письмо. Всего лишь список имен: Мисс Сьюзен Этуотер. Леди Люси. Морская нимфа. Напротив каждого имени стояла дата в пределах нескольких недель перед гибелью Рэндалла.
— Что, по-твоему, это значит? — тихо спросила Бекки.
Темперанс даже предположить не могла. Может, это закодированные имена других заговорщиков? Прозвища скупщиков краденого, которые принимали вещи, украденные девушками, и платили деньги Рэндаллу? Вероятно. Но какой-то злой демон нашептывал ей, что это прозвища других женщин. Тех, которых у него не было, как он заверял её в ту ночь, когда отправился на смерть. Она сунула бумажку в карман, пытаясь не обращать внимания на знакомый укол ревности.
— Ничего важного. Но все равно спасибо, что показала мне.
Она непроизвольно поднесла руку к медальону, залогу любви, подаренному ей Рэндаллом, как делала всегда, когда её начинали одолевать сомнения. Но вспомнила, что медальона нет. Проклятие. Если б только она могла еще раз полюбоваться лицом Рэндалла. Это прогнало бы сомнения и напомнило ей, как сильно он ее любил. Без медальона трудно сохранять веру. В конце концов, ей, пожалуй, придется рискнуть и пойти на маскарад, чтобы вернуть его.
Глава 5
После разговора с мистером Фэншо Трев вновь подумал о том, что нужно отказаться от посещения маскарада. Теперь, когда он принял на себя исполнение столь важной миссии в интересах его величества и страны, было бы неразумно увлекаться женщиной из преступной среды. Его страсть к карманнице питала скука, но теперь, когда департамент поручил ему работу, скуки можно больше не бояться.
Но не успел он принять твердое решение отказаться от попыток вновь отыскать её, как его поразила другая мысль. Помощник министра сказал ему, чтобы он привел в порядок свои дела. Не означает ли это, что его возвращение в Индию может произойти скорее, чем ожидается? А если так, то очень скоро ему придется приступить к поискам благовоспитанной невесты, как он обещал матери. Но пока он всё ещё свободен почему бы не сходить на маскарад? Если карманница не появится, он найдет там других прелестниц, которые утолят разбуженную ею страсть.
Вот почему в полночь четверга он оказался в большой бальной зале Оперы, ища глазами тонкую фигурку среди гуляк, одетых в маскарадные костюмы.
Он не мог больше обманывать себя, будто ему все равно, появится она или нет. Ему было далеко не все равно. Но даже если она откликнулась на его приглашение, как он найдет ее среди сотен людей?
Майор Стэнли был прав: нигде в Англии представители различных сословий не смешиваются с такой беспечностью, как здесь, на маскараде. Когда лица скрыты под тонкими шелковыми масками, представители высшего света могут свободно общаться с обитателями лондонского «дна». Если Темперанс здесь, ее лицо тоже спрятано под маской, а фигура — под широким плащом. Как же ему отыскать ее среди сотен женщин, наводняющих бальную залу?
Он сделал все что мог, чтобы она узнала его, облачившись в костюм султана. Этот наряд легко было составить из его вещей, и к тому же он намекал на тот короткий разговор, который состоялся у них до того, как слова стали не нужны. Но сейчас, смешавшись с толпой, он чувствовал себя немножко нелепо.
Интересно, какой костюм выбрала она? Глядя на танцующих, он исключил пастушек и молочниц. Такой прозаический наряд Темперанс бы не надела. Она не стала бы демонстрировать свои прелести открыто, как эти вакханки, завернутые в прозрачный муслин, чьи ярко накрашенные губы наводили на мысль об их ремесле.
Быть может, она стоит где-нибудь в сторонке и ищет его среди танцующих. Если так, он должен облегчить ей задачу. Трев направился к двум дамам, одетым монашками. Их позы сказали ему, что они совсем не против приглашения на танец, а может быть, и не только.
По дороге он слегка задел молодого человека в костюме разбойника, который был занят серьезным разговором с «тигрицей». Когда Трев толкнул его, юноша ощетинился, и Трев машинально потянулся к рукоятке сабли, но вспомнил, что сабли при нем нет.
Попятившись, Трев пробормотал извинение и пригласил одну из монашек на танец. Она вложила кончики пальцев в митенках ему в руку, и он вывел ее в танцевальный круг. Трев стал лихо отплясывать, желая обратить на себя внимание Шехерезады, если она наблюдает за ним. Его партнерша танцевала с не меньшим пылом, и когда фигура кадрили свела их вместе, он обменялся с ней несколькими вежливыми фразами. По ее речи можно было судить, что она не простолюдинка. Когда же их руки встретились, ее прикосновение тонко намекало на приглашение. Оно могло бы заинтриговать его, но он пришел сюда, чтобы найти другую.
С каждым тактом музыки его желание найти ее росло — вместе с убеждением, что он попусту тратит время. Ни у одной женщины в толпе нет ее царственной осанки, и ни у одной не видно крошечной родинки над ключицей, запомнившейся ему тогда, в переулке. Быть может, родинка спрятана за вуалью. Но вероятнее всего, девушка просто не пришла.
Он испытал знакомое разочарование. Ему ничего не оставалось, как посмеяться над собой. Как это похоже на него — оказаться в окружении на все согласных женщин и желать ту единственную, которую он не может получить.
Когда танец закончился, он отвел «монашку» на место и раскланялся, ясно давая понять, что не имеет к ней дальнейшего интереса. Затем почувствовал потребность чего-нибудь выпить и направился в дальний конец бальной залы, где для танцующих был установлен столик с напитками.
Юнец, одетый разбойником, двинулся туда же, протискиваясь сквозь мужчин, которые спешили наполнить свои стаканы дешевым вином, включенным в стоимость входного билета. Он двигался с гибкой грацией пантеры, и это встревожило Трева. Точно такое же чувство возникало у него в разведке, буквально за несколько мгновений до того, как он начинал сознавать реальную угрозу.
Он пытался понять, что же в этом юноше насторожило его, и тут же получил ответ. Поскольку Трев был начеку, он заметил, как рука разбойника нырнула в задний карман брюк грузного мужчины, одетого в мантию судьи. Воришка вытащил кружевной носовой платок, и мгновение спустя он уже исчез в кармане юноши.
Трев стал подбираться к нему, стараясь держаться сзади и небрежно лавируя в толпе, чтобы со стороны казалось, будто он движется без всякой цели. Он начинал получать удовольствие от этой игры. Ему не хватало этого с тех пор, как он покинул Индию. Пока он наблюдал, как юноша применяет свое отточенное мастерство, возбуждение Трева росло. Его мастерство выше.
Рука разбойника слегка чиркнула по сюртуку мужчины с громоздким ланцетом, который изображал доктора-шарлатана. Карманник попытался выдать это за случайность, но Трев со скоростью молнии схватил юношу за запястье. Противник резко повернулся, тщетно стараясь спрятать какой-то блестящий предмет. Его глаза за маской сделались огромными.
— Положи назад, — велел Трев.
Губы юноши упрямо сжались.
— Знать не знаю, о чем ты толкуешь, папаша, — проскрипел он, неубедительно подражая говору кокни.
— Один раз я спас тебя. Больше не буду.
Ярко-розовая краска залила лебединую шею. Чутье не подвело Трева. Вот она, родинка, ясно виднеется в распахнутом вороте рубашки.
— Я должен поблагодарить тебя за то, что ты облегчила мне задачу. Я просто не представлял, как найти тебя в этой толчее. Но теперь, когда мы встретились, можешь положить обратно часы джентльмена. И носовой платок.
Ее глаза были цвета грозового неба. Они испытующе впились в него, рассылая по телу стрелы желания. После затянувшейся паузы ее рука обмякла. Она поняла, что он не шутит.
Трев тихо прошептал:
— Когда ты вернешь то, что стащила, встретимся вон у того алькова.
— А если я не приду?
— Тогда не получишь свой медальон.
Она закусила губу, и это еще сильнее подстегнуло его желание. Он почти видел, как мысли прокручиваются у нее в голове, пока она просчитывает свои возможности.
Наконец она сказала:
— Тогда отпусти меня. Я не могу ничего сделать, пока ты меня держишь.
Он отпустил ее и отступил назад, хотя следил за ней на случай, если она снова решит убежать. Вернуть украденные вещи будет труднее, чем вытащить их, но судя по тому, что он видел, мастерства ей не занимать.
Чтобы облегчить ей задачу, Трев устроил целое представление: достал из кармана длинную курительную трубку и помахал ею в восточной манере. Это отвлечет внимание любопытных. Ему не доставляло удовольствия отправлять ее на такое опасное дело, но выбора не было. Он должен показать, кто командует на этот раз. И ясно дать понять и ей, и себе, что не намерен позволять и дальше преступать закон.
Выждав немного, он направился к алькову. И через несколько минут она последовала за ним. Трев был недоволен собой. Его пугало, что он рад вновь ее видеть. Конечно, он встретился с ней, чтобы отдать медальон. Но он не мог приказать своему сердцу не биться так учащенно. Она будет принадлежать только ему, пусть даже на время одного танца.
— Ты теряешь сноровку.
Темперанс вздрогнула, услышав явные нотки торжества в голосе офицера. На нем было роскошное одеяние султана. Дорогой шелк цвета ляпис-лазури плотно облегал его мускулистый торс и придавал еще более глубокий оттенок синевы насмешливым глазам. Кроваво-красный рубин на тюрбане — неужели настоящий? — мерцал внутренним огнем, когда в нем отражался блеск свечей. Хотя его глаза горели ярче. Они сверкали словно сапфиры за шелковой маской.
— Дешево же ты ценишь свою жизнь, — сказал он.
— Это не так.
— Тогда зачем продолжаешь заниматься этим рискованным ремеслом?
Вопрос мог бы разозлить ее, но он спрашивал из любопытства, а не с упреком. Она пожала плечами:
— А зачем ты участвуешь в сражениях? И потом — я все вернула.
— Почему?
— А ты как думаешь? Мне нужен мой медальон.
Взгляд его остался непроницаемым.
— Это хорошо.
Глаза его были цвета неба в лунную ночь, и они пристально глядели на нее. Она мучительно размышляла, что он заставит ее сделать, прежде чем отдаст медальон. Она не ждала, что будет легко, и прекрасно понимала это, когда приняла решение пойти на маскарад.
Но она забыла, как он волнует ее, как нарушает ее душевное равновесие. Она думала, что встретиться с ним в людном месте будет безопасно. Он не посмеет с ней ничего сделать. Устроители маскарада терпимо относятся к похоти, но не к откровенному насилию. Но сейчас она боялась не этого, а соблазнения. И ведь никто не пошевелит и пальцем, чтобы не допустить этого — в соблазнении и заключается основная цель маскарада.
Теперь, когда она вновь осталась наедине с ним, энергия, исходящая от него, казалось, наполняла пространство между ними сильнее, чем головокружительный запах восточных пряностей, пропитавший его одежду. Он пробуждал в ней трепет чувственного желания, и она сама напоминала себе бабочку, которая летит на свет, зная, что непременно сгорит.
— Сними эту дурацкую маску, — приказал он, срывая свою.
Она и забыла, какие резкие у него скулы и какие соблазнительные, манящие губы, несмотря на белый шрам, рассекающий улыбку. Если в обмен на медальон он хочет того же, что и тогда, в переулке, для нее это не будет наказанием.
Его мягкая шелковая рубашка распахнулась на шее, обнажив густую растительность на груди. Он такой холеный и самоуверенный. Какая-то неведомая сила побуждала ее плыть ему навстречу, но она пыталась бороться с ней.
Она для него никто. Женщина, которую можно использовать и забыть. Она здесь только для того, чтобы забрать медальон. Вспомнив о своей цели, она воспользовалась приемом, который, как ей хорошо известно, мужчины находят очень возбуждающим — медленно провела языком по верхней губе. Убедившись, что завладела его вниманием, она поднесла руку к маске и не торопясь сняла ее. Очень медленно, чтобы заставить его думать о других предметах ее одежды, которые можно снять, о других частях женского тела. Затем бросила маску ему. Он поймал ее, не сводя глаз с ее лица.
— Я опять у тебя в долгу, — со смехом сказала она. — Ты снова извлекаешь выгоду из моего преступления.
— Ты уже была моей должницей, — насмешливо напомнил он. — Но теперь я знаю, как ты оплатишь свои долги.
Она опустила глаза, словно признавая свою вину, а потом взглянула на него из-под опущенных ресниц.
— Ты напугал меня.
— Силой своей страсти? — В его вопросе не было ни капли иронии. Он ждал ее ответа, напряженный и настороженный.
— А она часто пугает женщин?
— Другие женщины не в счет. Я хочу услышать твой ответ.
Он стоял неподвижно, застыв, словно пойнтер, учуявший добычу.
Она сдалась.
— Нет. Меня напугала не твоя страсть.
— Что же тогда?
— Моя. Мое сердце отдано другому.
Его это потрясло, но он ничем не выдал своего смятения.
— Мужчине, чей портрет в медальоне?
— Да.
— Он побьет тебя, если увидит со мной?
— Нет.
— Пристрелит меня?
Она покачала головой.
— Тогда он дурак. Будь ты моей, я бы вызвал на дуэль любого, кто целовал тебя так, как я в ту ночь.
— Он умер. Ему уже все равно, как я распоряжаюсь своим телом. Ревновать теперь может только его душа.
Трев вздрогнул. Когда он вновь заговорил, в его голосе больше не было язвительности.