Заклятая невеста Эльденберт Марина
Он подал мне руку, и мы вместе шагнули на поросший мхом склон. Помимо мха на склоне прорастала молодая трава и даже распустились мелкие сиреневые цветочки с очень длинными тычинками. Природа Аурихэйма оживала на глазах, расцветая яркими красками и напоминая мне о моем мире. Подобно тому, как просыпался этот мир, Энгерия пробуждалась от долгой зимы. У нас она всегда была долгой, зато весна становилась настоящим чудом.
Для меня особенно.
Льер отодвинул стул, и я опустилась на него. Дождавшись, пока он сядет напротив, расстелила на коленях салфетку.
Если на миг отвернуться от странного моря и забыть о том, где находишься, можно представить, что все-таки оказалась дома. Правда, надолго забыть не получилось – мимо нас с криком пронеслась птица, помесь филина и воробья.
– Попробуй вино. – Льер наполнил мой бокал.
– С ахантарией? – уточнила я.
– Нет. Вино в Аурихэйме тоже делается из винограда, Лавиния. Это с добавлением ягод эрисы. – Он первым поднял бокал. – Наше с тобой знакомство оказалось неудачным…
– Это еще слабо сказано, – пробормотала я, разглядывая темно-красную жидкость в тонконогом пузатом бокале.
– И я хочу все исправить.
Я подняла на него глаза.
– Тебе вовсе не обязательно это говорить, – заметила я. – Мы с тобой заключили сделку и…
– Сделка тут ни при чем.
Возможно, было бы проще, если бы вместо Золтера напротив себя я видела его. Того Льера, который… который – что?
– А что при чем? – поинтересовалась я, отвернувшись к морю.
Отсюда, в лучах понемногу опускающегося солнца, оно казалось почти прозрачным, как туманная дымка свадебной фаты. Не представляю, почему мне в голову пришло именно это сравнение, но я вдруг вспомнила свою свадьбу. Сумасшедшая, бессонная ночь, когда я крутилась в постели и кусала губы, представляя, как завтра пойду к алтарю с Майклом. Вести меня должен был Винсент, а матушка вечером рассказывала мне о том, как пройдет первая брачная ночь.
Она, видимо, забыла, что я росла в Мортенхэйме и часто бывала на конюшне, хотя не исключено, что матушка просто об этом не знала, поскольку мне строго-настрого запрещалось приближаться к животным. Словом, все, что она мне рассказывала, мне все равно не пригодилось, но минуты, когда меня наряжали в роскошное платье, легкое, невесомое, когда закрепляли в высокой прическе фату, были невыносимо счастливыми и такими волнительными, что я то и дело забывала дышать. Впрочем, возможно, во всем был виноват корсет.
– Ты.
Я настолько погрузилась в свои мысли, что сейчас даже не сразу поняла, о чем он говорит.
– Ты, Лавиния. Я хочу все начать заново и хочу все сделать иначе. Поэтому предлагаю тост: за нас.
– Хочешь начать заново – что? – уточнила я, все-таки поднимая бокал.
– Хочу, чтобы ты стала моей женой. По-настоящему.
Скажи он, что собирается отправить меня домой и запечатать границы миров, чтобы никто из Аурихэйма больше никогда меня не потревожил, это и то звучало бы более правдоподобно.
– Вряд ли у нас это получится, – заметила я.
– Почему?
– Потому, что я тебе не верю.
– Это я тоже хочу исправить. – Льер коснулся моего бокала своим, и мелодичный звон смешался с шумом набегающих волн.
Я пригубила вино: оно оказалось терпким и сладким, с ярко выраженным ягодным вкусом.
– Не все можно исправить, Льер.
– Все. Было бы желание.
Я посмотрела на него, но он был занят тем, что раскладывал еду по нашим тарелкам. Дымящееся жаркое (или что-то очень на него похожее), овощи (тоже что-то очень похожее) и, вероятно, сыр. А вот соусы были мне знакомы, поэтому с этим я справилась сама.
– Мы из разных миров, – напомнила я.
– Между нашими мирами не такая большая разница.
О чем мы вообще говорим? Никакие отношения между нами невозможны! Хотя бы потому, что… потому, что вчера он куда-то увел темноволосую элленари, и с ней явно не о звездах беседовал.
– Найтриш тебе подходит больше, – заметила я, нарезая кусочками мясо.
Нож почему-то сорвался, и звук вышел оглушительно громким.
– Найтриш – любовница Золтера. Между нами ничего нет.
– И как ты ей объяснил сей прискорбный факт? – поинтересовалась я, продолжая свое занятие.
– Золтер никому ничего не объяснял. Ты же не настолько наивна, чтобы полагать, что она была единственной?
– Ну разумеется, она была фавориткой. – Я не нашла ничего лучше, чем отправить в рот кусок мяса. Это было гораздо проще, чем думать о том, сколько любовниц было у Льера.
Фу, позорище!
Кстати, о позорище.
– Я бы хотела знать, что между нами случилось той ночью. После благословения.
Ну вот, все-таки спросила, и это даже оказалось не так сложно, как представлялось мне изначально.
– Ничего.
Ничего?!
Я вскинула голову и пристально посмотрела Льеру в глаза, но… элленари не могут лгать. Не могут, ведь так? То есть в обход могут, конечно (иначе ему не удалось бы нацепить личину Золтера), но вот так прямо – нет.
– Ничего не было, Лавиния. После благословения ты просто заснула.
Хм.
– Хорошо, – сказала я и вернулась к ужину.
Мне очень хотелось спросить, что связывало их с Ирэей, но на сегодня откровений было достаточно. Я бы сказала, более чем достаточно, к тому же я не была уверена, что хочу знать правду. Эта правда мне ни к чему, потому как, что бы Льер себе ни надумал, я не собираюсь развивать наши отношения дальше скрепленного клятвой союза.
Ночь упала на Аурихэйм быстро: только что мы ели десерт, по вкусу напоминающий нечто среднее между кофе и шоколадом, и цвет волос Золтера разогревал осевшие на берег сумерки, как вдруг стало темно. Очень темно, и, подчиняясь движению руки Льера, над нами вспыхнуло несколько крошечных магических светильников. Они окружили стол, и, когда я потянулась за сладким соусом (все еще теплым, здесь вся еда подогревалась при помощи магии), от прикосновения к пальцам сидящего напротив мужчины меня словно пронзило молнией.
Это напомнило о том, что пора возвращаться и кое о чем еще.
– Ты сказал, что хочешь все изменить.
Льер кивнул.
– Что ж, давай начнем с того, что ты будешь прислушиваться к моим просьбам. Сегодня ночью я хочу спать одна.
Ангсимильер Орстрен
Да, Лавиния определенно знала, что попросить. И прежде, чем он успел что-либо ответить, добавила:
– Все последующие тоже.
Она смотрела на него, а Льер не знал, что ответить. Впервые за долгое время не представлял, что сказать женщине, которая просит его оставить ее одну. Все те, кого он знал до нее, совершенно не возражали против того, чтобы остаться в его спальне после. Для элленари это не играло совершенно никакой роли, поэтому с кем заснуть или же от кого уйти было незначительной деталью, на которую не обращали внимания. Особенно учитывая то, что сегодня засыпали с одним, а завтра с другим, и не всегда в личных покоях. Для Лавинии близость была чем-то особенным, и она не собиралась подпускать его ближе.
Пока не собиралась.
– И как ты себе представляешь супругов, засыпающих в разных спальнях? – Почему-то в обычно спокойный голос сейчас ворвался сарказм.
– Легко. В Энгерии у супругов разные комнаты, и это в порядке вещей. Скажешь, что следуешь традициям своей драгоценной королевы.
Острить она тоже умела. А еще умела зацепить так, как ни одна другая до нее. Кто бы мог подумать, что вчера ночью он потеряет контроль, как… сложно даже подобрать характеристику этому состоянию. Даже будучи юнцом Льер не испытывал ничего подобного, когда весь мир сходится на одной-единственной женщине, сгорающей от страсти в его объятиях. У Лавинии было оправдание – ахантария, у него – нет.
Он до сих пор помнил жар ее кожи под губами и как она отзывалась на каждое прикосновение, как дрожала под его ласками. Многое бы он отдал, чтобы повторить то же самое – на этот раз без всяких чар, чтобы увидеть ответное желание в темнеющих, как ночная листва, глазах. Ее желание.
Сейчас она смотрела, склонив голову, спокойно и равнодушно, даже пальчиками постукивала по столу в ожидании. Кажется, даже забыла про десертный соус, за которым тянулась.
– Замечательный план, – произнес он и все-таки плеснул ей этого проклятого соуса, так что алые брызги разлетелись не только по нежной сердцевине десерта, но и по тарелке. – Но ты упустила одну маленькую деталь.
Впрочем, определенный интерес в ее глазах все же был: кажется, ей действительно важен был ответ. Она хотела остаться одна, отдалиться от него настолько, насколько это вообще возможно.
– Какую? – небрежно поинтересовалась Лавиния.
Настолько небрежно, что ему захотелось смести со стола все к Пустоте, рывком притянуть Лавинию к себе, а потом целовать так, пока не начнут гореть губы, свои и ее, пока это напускное равнодушие не сменится отчаянной мольбой или желанием. Проблема заключалась в том, что он действительно боялся увидеть в ее глазах отчаяние или, хуже того, презрение. После того, что с ней произошло, после того, что сделал Золтер…
Клятый Золтер, чтоб ему за Гранью покоя не было.
– Это мои покои, Лавиния. Покои повелителя, и, если повелитель не станет появляться в собственных покоях, это по меньшей мере вызовет удивление.
– О, ну это ни в коем случае не препятствие. Я с радостью перееду.
– Нет.
Это прозвучало так резко, что она вздрогнула. Холод сгустившейся ночи сейчас ощущался гораздо отчетливее: в Аурихэйме всегда холодает с наступлением темноты. Только сейчас Льер это осознал и осознал то, что Лавиния к такому не привыкла. Поэтому резко поднялся, расстегнул мундир и набросил на хрупкие плечи. Она тут же вскочила, и мундир сполз на камни.
– Спасибо, не стоит. – Ее вежливость была едва ли лучше презрения.
– Надень, – приказал он.
Подхватил мундир и снова завернул в него, после чего кивнул.
– Закончим ужин.
– Спасибо, я сыта.
Интонации в ее голосе вызвали желание зарычать, а потом…
Обо всем, что потом, Льер уже думал, и ничего хорошего из этого не получалось.
– Как скажешь, – произнес он и подал ей руку.
Стоял, преграждая путь до тех пор, пока она не вложила пальцы в его ладонь. Кто бы мог подумать, что одно невинное прикосновение отзовется такой бурей внутри. Сумасшедшим, яростным желанием обладать, сделать эту женщину своей. По-настоящему. Взять грубо, а после – нежно. Брать ее снова и снова, пока не насытится этим странным чувством, пока оно не уйдет, не перестанет жечь изнутри, пока не выгорит без остатка.
В какую-то минуту, на один краткий миг Льер поверил в то, что действительно мог бы так поступить. Поверил, и осознание этого заставило сжать зубы.
Ни одна женщина до нее. Никогда. Не могла заставить его испытать что-то подобное.
Он думал, что, если возвести между ними преграду, со временем станет проще, но проще не становилось. Если раньше можно было представить, что ее нет в Аурихэйме, то сейчас при одной мысли об этом хотелось крушить все вокруг. Поэтому Льер задумался о том, чтобы сделать ее своей по-настоящему. Особенно после того, что произошло. После того, свидетелем чему он стал.
– Я могу оставить тебя одну сегодня, – произнес, когда они снова спустились к морю.
– Неужели? – Язвительность делала ее голос звонче. – Чему обязана такой милостью?
– Твоей просьбе.
После этого повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом волн. Ему хотелось взять ее за подбородок, развернуть лицом к себе и долго смотреть в глаза. До тех пор пока она не ответит, пока не рухнет эта стена отчуждения, которую они с Золтером совместными усилиями возвели. Стена, надежно запечатавшая ее свет, который тем не менее прорывался снова и снова, несмотря ни на что.
Удивительный забытый свет жизни…
Свет жизни, сохранившийся лишь в зачарованном лесу у Арки и медленно угасавший до ее появления.
Под лунным светом серебро моря стало ярче, сейчас оно словно светилось. Сколько Льер себя помнил, это море всегда было темным. Водоросли, которые долгое время считались исчезнувшими, тянулись к поверхности воды, создавая этот удивительный флер.
Все благодаря ей.
Ей одной.
– Красиво. – Ее голос вырвал его из раздумий так резко, что у Льера перехватило дыхание.
Лавиния поймала его взгляд и кивнула на море.
– Вода. Она такая… необычная. – Ее голос сейчас звучал ниже и тише. – В нашем мире море тоже светится, но иначе.
В последних словах было столько невыносимо светлой тоски, что Льер плотно сжал губы. Губы, которые все-таки горели от невозможности ее поцеловать.
Поэтому на этот раз ничего не ответил он.
Поэтому в замок они вернулись в молчании.
Поэтому, попрощавшись с ней у дверей, он поднялся на стену, откуда долго смотрел на такое светлое и такое невыносимо далекое море.
3
Лес, в котором я оказалась, был мне знаком. Единственное место в Аурихэйме, где светило солнце до нашего с Льером благословения. Место, где я впервые столкнулась с болью чужого мира и Пустотой, надвигающейся на него. Место, где я спасла Амалии жизнь. Сейчас я стояла на той самой земле, где все произошло: даже цветы были слегка примяты, словно она лежала тут совсем недавно.
Опустившись, коснулась ладонью густой и сочной травы, легких, покачивающихся на ветру стебельков.
– Лавиния. – Голос из-за спины прокатился дрожью вдоль позвоночника.
Обернувшись, увидела Золтера, он шел ко мне, и его подошвы оставляли на траве выжженные следы, дымящиеся черной силой Глубинной Тьмы. Каким-то чувством я поняла, что это не Льер, поняла и вскочила, готовая защищаться. В ладони ударила светлая сила, тепло собралось в груди, и земля содрогнулась от шевеления корней.
– Очень неосмотрительно. – Золтер щелкнул пальцами, и дерево справа от меня превратилось в обугленный ствол. Быстрое движение – и слева тоже.
От него сейчас исходила такая мощная тьма, что, даже несмотря на солнце, в лесу стало пасмурно, а холод пробирал до костей.
– Прекратите! – вскрикнула я, глядя на стремительно, дерево за деревом, островок за островком, угасающий лес. Нетронутыми остались только бледно-оранжевые цветочки, оплетающие землю там, где я спасала Амалию.
– Прекратить? Не я это начал. – Усмешка на тонких губах напоминала шевеление змеи: только что мелькнула – и нет ее.
Усилием воли заставила себя отозвать магию, хотя инстинкты кричали обратное: соберись, возведи купольный щит, сражайся до конца. Тем не менее спустя миг последний островок света растворился во тьме, и стало еще холоднее.
Золтер кивнул:
– Поговорим о Льере. Теперь, когда ты знаешь его тайну, ты можешь мне помочь, Лавиния.
Он приблизился и остановился рядом, глядя мне в глаза.
Этот взгляд пронизывал, проникал в самое сердце, заставляя дрожать от содержащегося в нем холода.
– Эти цветы. – Золтер указал на место, где лежала Амалия. – Иартины. Их пыльца – яд для любого элленари. Найди возможность добавить их ему в пищу, и я пощажу твою семью.
Что?!
– До моего возвращения осталось недолго, Лавиния. Встретимся там, где ты меня убила.
Он шагнул ко мне так стремительно, что его сущность ударила в тело, я закричала и подскочила на кровати, чувствуя, как бешено колотится сердце. Рядом рычал бъйрэнгал, шерсть котенка стояла дыбом, шипы стали алыми. С трудом вытолкнув себя из кошмара, протянула ему руку:
– Прости, малыш. Я тебя напугала, да? Прости, пожалуйста.
Котенок весь подобрался, но к руке осторожно потянулся носом. Принюхался, рыкнул, и я чуть-чуть отпустила магию, подавшись к нему так же доверчиво, как он ко мне. Звереныш оглянулся, шипы снова начали темнеть. Неуверенно шрявкнув, позволил магии коснуться себя, после чего взгромоздился ко мне на колени.
Сердце все еще бешено колотилось, пробивающаяся между портьер полоска солнечного света говорила о наступлении нового дня. Глубоко вздохнув, постаралась прогнать остатки кошмара, но он отказывался уходить. Поэтому я осторожно ссадила малыша на простыни, а сама направилась в ванную комнату. Ополоснула лицо прохладной водой, вгляделась в свое отражение.
Жуткий, реалистичный сон до сих пор стоял перед глазами: картина иссушенных тьмой деревьев, рассыпающиеся пеплом тлена листья.
Золтер.
Золтер, говорящий, что пощадит мою семью, если я убью Льера. Я слишком хорошо помнила это страшное чувство, мгновение, когда призрак Аддингтона, или кем он там был, завладел моим телом. Это ощущение, что ты сама себе не принадлежишь, а перед ним – короткий, едва уловимый рывок, как если бы меня затянуло в туман, распустившийся по всему телу ядовитыми цветами. И пустота.
Во сне, когда Золтер шагнул ко мне (или сквозь меня), я почувствовала то же самое… Но ведь это был всего лишь сон. Да, очень яркий, но все-таки сон.
Или нет?!
Не в силах больше об этом думать, вернулась в комнату и коснулась артефакта, приглашая Лизею. Девушка, как всегда, пришла быстро, пожелала мне доброго дня и спросила, хочу ли я позавтракать.
– Да, распорядись по поводу завтрака, – сказала я. – Но сначала ответь: элленари, ушедшие за Грань, способны вернуться?
Лизея изумленно на меня посмотрела:
– Нет. А почему вы спрашиваете?
– Моя сестра – некромаг, – решила немного углубиться в тему, – и она способна поднять человека, который умер не так давно.
Впрочем, возможно, Тереза может поднять и того, кто умер давно, но в такие детали я предпочитала никогда не вдаваться.
– Вы же обладаете первородной магией смерти, и я подумала, что… словом, что это для вас вполне может быть такой необычной особенностью.
– Нет. – Девушка решительно покачала головой. – Да, наша магия позволяет нам постигать особые глубины смерти… Например, виеррахи обитают в наших стенах, а в случае нападения они способны создать мощный щит, который укроет Двор от нападения.
– Значит, они все-таки живые?
– Не совсем. Они существуют, но в то же время не существуют.
Вот сейчас мне определенно стало понятнее.
– Я знаю, что виеррахами становятся погибшие в бою элленари и что казненные привязаны к месту казни, которую переживают раз за разом. А что становится с убитыми? Например, не в бою, а просто убитыми?
Лизея покачала головой.
– Ничего, они уходят за Грань и становятся частью сущего, что нас окружает. При желании элленари может себя от него отделять, а иногда, если захочет, способен с ним слиться, воссоединиться с Глубинной Тьмой, стать ее частью.
Значит, все-таки просто сон.
Я вздохнула с облегчением, и в эту минуту из ванной донесся грохот. Оглянувшись, поняла, что оставила дверь приоткрытой, а котенок, скорее всего, туда проскользнул.
– Льер! Вот же шаловливый негодник! – Видимо, Лизея пришла к тому же самому выводу, потому что бросилась за ним.
Стоило ей скрыться в ванной, в комнату вошла Амалия. Судя по тому, что в руках она держала поднос, ей помогли. И правда – в коридоре мелькнули служанки (одна из них с крылышками), которые тут же исчезли из поля зрения. Подчиняясь магии, захлопнулась дверь.
– О… вы уже встали, леди Лавиния. – В глазах девушки мелькнуло откровенное разочарование. – А я хотела сделать вам сюрприз, попросила приготовить завтрак как дома. Оказывается, у элленари так можно – они берут продукты в нашем мире и доставляют сюда. Представляете?
Я удивленно взглянула на поднос: там действительно дымился бекон, хлеб точно был хлебом, в вазочках был нормальный джем, на плоских тарелках – яйца, в глубоких – каша, а еще, кажется, в чайнике был чай. Не какой-то там элленарийский отвар с диковинным вкусом, а самый настоящий энгерийский чай!
– Амалия! – воскликнула я. – Как это мило!
Девушка просияла.
– Да, мы наконец-то можем поесть нормальную еду, не опасаясь, что нас стошнит. И пообщаться, как в старые добрые времена… – Амалия не договорила.
Ее лицо потемнело, девушка поджала губы.
Обернувшись, я увидела, что из ванной вышла Лизея с котенком на руках.
Амалия поставила поднос на стол, губы ее сошлись в тонкую линию.
– Могли бы поставить меня в известность, что в моей компании не нуждаетесь, – заявила она прежде, чем я успела что-либо сказать. После чего развернулась и вышла, на прощанье громко хлопнув дверью.
Пару мгновений я молча смотрела ей вслед, потом повернулась к Лизее.
– Прости, – сказала я. – Амалия очень тяжело переживает разлуку с домом.
– Вам не за что извиняться. – Лизея отпустила бъйрэнгала, и тот радостно устремился к столику с едой. Остановился, когда я на него шикнула, понуро опустил голову и поплелся к кровати.
Запрыгнув на кушетку, тяжело вздохнул.
– Я могу с ним погулять, – кивнула на звереныша элленари. – А вы пока позавтракаете.
– Сегодня я хотела бы погулять с ним вместе с тобой, – улыбнулась я. – Поэтому садись, а я схожу за Амалией. Здесь хватит на всех.
– Не стоит, – покачала головой Лизея. – Не надо заставлять ее делать то, что ей неприятно. Я ей неприятна.
Девушка выглядела грустной, и я вдруг поймала себя на мысли, что мне хочется схватить Амалию за плечи и как следует встряхнуть. Да что с ней не так?! Да, Золтер был с ней жесток, но это же не значит, что ко всем элленари нужно относиться так, как она относится!
– Ей многое пришлось пережить. – Я коснулась ладони девушки. – Амалии нужно время, чтобы принять новый мир. Не переживай.
– Я не переживаю. – Лизея снова покачала головой. – То есть не из-за нее. То есть… – Она вдруг покраснела. – Простите, ваше аэльвэйрство.
– Не из-за нее? – Я внимательно посмотрела на нее и плотнее запахнула халат. – Что-то случилось?
Лизея закусила губу.
– Я… нет.
– Лизея. – Я повысила голос. – Рассказывай. Или ты мне не доверяешь?
Она широко распахнула глаза.
– Если здесь можно кому-то доверять, то это вам и его аэльвэрству.
Насчет последнего я бы не была так уверена, но уточнять не стала, просто опустилась на диван, приглашая девушку присоединиться ко мне. Она ненадолго замешкалась, но все же села рядом со мной. Со стороны кровати донесся тяжелый вздох котенка, который явно обиделся, что его не пригласили к завтраку. Укоризненный взгляд, адресованный нам, был более чем выразительным, после чего бъйрэнгал повернулся шипастой спинкой и затих.
– Так что же все-таки произошло? – спросила я, разливая чай.
Чашек было всего две: видимо, Амалия действительно рассчитывала на завтрак со мной. На миг ощутила укол совести, от которого ненадолго отмахнулась. С Амалией нам предстоит серьезный и обстоятельный разговор, но это потом. Сейчас надо понять, что случилось у Лизеи.
– Не знаю. – Девушка посмотрела мне в глаза и пожала плечами. – Я правда не знаю. Дело в том, что мы с Ронгхэйрдом познакомились совсем недавно, когда его аэльвэрство принял меня ко двору.
Значит, Ронгхэйрд. Тот самый Ронгхэйрд, говоривший с Наргстреном.
– И у нас… мы понравились друг другу, это нормально. – Лизея подбирала слова, как если бы не представляла, что сказать дальше. – У нас был секс, и у меня было множество любовников до него.
Я поставила чашку.
На всякий случай, потому что в Энгерии не принято о таком говорить и потому что «множество любовников» прозвучало как-то очень буднично и обыденно. Словом, даже возбуждающий аппетит энгерийский чай лучше пусть пока побудет в чашке, чем окажется на мне.
– Но ни к одному из них я не испытывала такого… такого… – Лизея развела руками. – Не представляю, как это назвать. Я увидела его с другой в коридоре, и у меня в груди как будто солнце вспыхнуло. Это ненормально, я не должна была, но я наговорила ему столько всего, и мы поссорились. Мне до сих пор не по себе, и я не могу понять почему. Это так странно.
Да, хорошо, что я все-таки поставила чашку.
– Это не странно, – сказала я, глядя на нее. – Лизея, чувства – это не странно. Странно целовать другую, когда есть ты. То есть…
Я не знала, как облечь свои мысли в слова. Раньше мне даже в голову не приходило, что придется о таком говорить и такое объяснять.
– Тебе больно, потому что ты увидела его с другой, и это нормально.
– Нет! – горячо возразила Лизея. – У меня уже были другие, и у них были другие, мы просто…
– Значит, ты их не любила.
– Я не могу любить. – Лизея удивленно посмотрела на меня. – Элленари не испытывают чувств, и с Ронгхэйрдом поначалу все было в точности так же. Я не выделяла его из других, все было легко и просто. Потом… что-то произошло.
Потом произошла влюбленность.
Вот как это объяснить элленари, которые «не испытывают чувств»?
– По-моему, тебе стоит с ним снова поговорить, – сказала я. – И рассказать все то же, о чем ты рассказала мне.
– Вы… ты так думаешь?
– Именно так. Если он заинтересован в тебе, он поймет.
– Он во мне заинтересован, просто я ненормальная. – Лизея опустила голову. – Я хочу, чтобы он не смотрел на других.
Я вздохнула:
– Пей чай, Лиз. Когда мы закончим завтрак, поговоришь с ним.
А я поговорю с Амалией.
– Разве я вам… тебе сегодня не понадоблюсь?
– Понадобишься, но я вполне могу подождать. Тем более что пока мне будут помогать одеваться и делать прическу.
Лизея улыбнулась, и мы вернулись к завтраку. Я ела не сказать чтобы с удовольствием: мысли об Амалии не давали покоя. Как бы там ни было, таким настроениям пришла пора положить конец, и, пока Лизея будет откровенно говорить со своим Ронгхэйрдом, я так же откровенно объясню, что для меня подобное поведение неприятно и недопустимо.
Знакомые вкусы навевали мысли о доме и о тех, по кому я скучала всем сердцем. Я даже посмотрела в сторону тумбочки, где под диковинным светильником (мини-деревом со странными, светящимися в темноте листьями) лежало кольцо Винсента. Я обнаружила его вчера вечером, когда мы с Льером попрощались у дверей, из чего сделала вывод, что он заранее распорядился, чтобы перстень принесли сюда из моих старых комнат. Может быть, даже принес сам, и мысли об этом опасно грели сердце.
