Самые яркие звезды Тодд Анна

Глава 18

Не знаю, какую ожидала я увидеть машину, только не такой огромный «Форд». Мне почему-то думалось, что Каэл, несмотря на свой немалый рост, должен ездить на чем-то небольшом и аккуратном, а не на синем чудище с пятнами ржавчины. Вот каково фантазировать о людях: настоящая жизнь оказывается совсем другой. На автомобиле стояли номера штата Джорджия с традиционными персиками на табличке и дурацким лозунгом, а на капоте красовалась надпись «Округ Клейтон». Понятия не имею, где это.

Поскольку Каэл был приятелем Элоди, мне следовало убедиться, что он благополучно уехал. Вдруг его машина не завелась бы и ему пришлось бы топать три мили до моего дома? Про «машина не завелась» я знала не понаслышке.

Каэл сунул руку в переднюю левую колесную арку и стал шарить по металлу над шиной. Затем ощупал остальные колесные арки, после чего полез в карман за телефоном. Лицо у него из озабоченного стало растерянным. Одной рукой он вытирал лоб, в другой держал телефон. Что он говорил, я разобрать не могла, а от искушения опустить стекло и послушать – удержалась. Было в Каэле нечто такое, в чем я желала разобраться сама.

Чем дольше я смотрела, как он ходит взад-вперед, то прижимая телефон к уху, то убирая его в карман, тем больше мне хотелось понять, какой он человек.

Я уже собралась загуглить округ Клейтон, когда Каэл открыл дверцу и наклонился ко мне.

– Ты поезжай, – сказал он.

Грубовато. Не будь он в безвыходном положении, я бы еще как ответила!

– Что, не можешь открыть машину?

Он тяжело вздохнул и покачал головой.

– Ключи были здесь… Ничего, доберусь.

– Я уже все равно опоздала туда, куда ехала.

– На ужин?

Значит, он слушал наш с Элоди разговор.

– Да, на ужин. Позвоню отцу и скажу, что не приду. Это не так уж…

– Все нормально, правда.

Однако я не могла его там бросить и так ему и сказала.

– Почему? – спросил он.

Я вылезла из машины.

– Не знаю. Тебе идти далеко. Есть где-нибудь запасные ключи? Или друг, который как-то поможет?

– Все мои друзья в Афганистане.

В груди у меня заныло.

– Извини, – сказала я, прислоняясь к машине.

– За что?

Мы посмотрели друг другу в глаза, и он заморгал.

Я быстро отвела взгляд.

– Ну, не знаю… Я о войне.

Получилось как-то глупо. Дочь военного извиняется перед другим военным за войну, что началась еще до их рождения.

– Большинство людей не спросили бы – за что.

Каэл облизал губы.

Фонари на парковке тихонько гудели и потрескивали, не давая повиснуть тишине.

– Я – не большинство.

– Вижу.

Из окон казармы на улицу лился свет. Похоже, Каэл здесь не жил. Следовательно, он либо женат, либо звание у него повыше, чем обычно бывает в его возрасте. Солдату разрешено жить отдельно, только если он женат, но я как-то не представляла, что семейный человек, вернувшись из командировки, пришел бы ночевать у меня в раскладном кресле. Да и кольца у него не было.

Я посмотрела на его шеврон, и он перехватил мой взгляд.

– Так, сержант, вы идете со мной или мне придется стоять здесь, пока вы не вызовете механика – открыть вашу машину?

На его нагрудной нашивке я прочла фамилию: Мартин. Слишком он был молод для сержанта.

– Ну, пожалуйста! – Я молитвенно сложила руки. – Ты меня не знаешь, а я скажу, что будет, если я позволю тебе тащиться пешком. Не пройдет и минуты, как меня одолеет чувство вины и будет мучить всю дорогу и во время ужина. Потом мне придется слать Элоди извинения, а она расстроится, ведь она вечно за всех переживает. Оттого, что я огорчаю беременную женщину, мне станет еще хуже, и в конце концов я поеду тебя искать. Это будет та еще морока, и лучше, если ты…

– Ладно-ладно!

Я кивнула, довольная победой. И знаете что? Каэл почти улыбнулся!

Глава 19

Где бы папа ни служил – от Техаса до Южной Каролины и Джорджии, – он всегда предпочитал жить в служебной квартире на территории части. Пока я была маленькая, не возражала, потому что все мои друзья жили тут же, но чем больше мы переезжали, тем больше я ненавидела эти чистенькие улочки с аккуратными рядами машин. Отцу было удобно, однако мы с Остином, когда подросли, начали ощущать себя взаперти.

Помню, летом мама то и дело начинала шагать взад-вперед по дому. У нее наступали часы безумия – она не открывала занавески и спала не на кровати, а на диване. Сначала все было не очень заметно и прекращалось до папиного прихода с работы. В ней как будто жили два человека, и один сменялся другим очень быстро. В очередное лето – мы перешли в восьмой класс – болезнь победила. Мама вставала все позже, все реже мылась, перестала танцевать, а потом и шагать взад-вперед. Разумеется, перестала готовить. Родители ругались по ночам громче и громче…

– Карина! – Голос Каэла заставил меня очнуться.

Оказывается, уже давно горел зеленый. Я нажала на газ и пробормотала:

– Извини.

В груди защемило.

– Значит, так, мы идем к моему отцу, а он у меня слегка… – Я задумалась: как же описать такого непростого человека одним словом? – Он немного…

– Расист? – подсказал Каэл.

– Что? Нет!

Издевается, решила я. Потом, взглянув на него, поняла: Каэл говорит серьезно.

– Он не такой.

Отец никогда, ни словом, ни делом не давал оснований считать его расистом.

– Он просто… зануда.

Каэл понимающе кивнул и откинулся на спинку кресла.

– Ужин тянется обычно часа два. Слишком много еды для троих – и слишком много разговоров.

Я свернула на центральную аллею – единственную хорошо знакомую дорогу. До дома отца оставалось пять минут. А опаздывали мы на двадцать шесть. Ничего. Я уже взрослая, и у меня серьезная причина. Как-нибудь переживут. Я повторяла это себе снова и снова и уже придумывала, как извиняться, не упоминая, что у меня будет ночевать малознакомый человек.

Завибрировал мобильник. Остин. Я поспешно схватила трубку. Уже и не помню, когда он в последний раз мне звонил.

– Нужно ответить, это… – Договаривать я не стала, а крикнула в трубку: – Алло?

В ответ – тишина. Проклятье, не успела. Я стала перезванивать, однако Остин не отвечал.

– Если загорится экран, скажешь, ладно? Звук барахлит.

Каэл кивком выразил согласие.

Я свернула на папину улицу и оставшиеся две минуты придумывала себе какое-нибудь достижение. Надо найти тему для разговора – после того, как обсудят мое опоздание. Отец всегда спрашивает одно и то же. И у меня, и у своей женушки. Разница есть: ей, чтобы удостоиться похвалы, достаточно насадить новую клумбу или сходить к соседям на детский праздник, а я, даже если, к примеру, спасу небольшой город, услышу: «Ты, конечно, молодец, Кари, но город совсем небольшой! Остин как-то раз спас город побольше, а Эстелла построила целых два».

Конечно, неправильно сравнивать себя с братом. Или с женой отца. Просто бесит, до какой степени Эстелла настроена против меня. Да еще Остин всегда был папиным сыном, а я – маминой дочкой. Брату такой расклад больше пошел на пользу, чем мне.

– Почти приехали. Мой отец слишком долго прослужил в армии, – сообщила я.

Каэл – солдат, значит, в дальнейших пояснениях не нуждается.

Он кивнул и отвернулся к окну.

– А ты сколько служишь?

Прежде чем ответить, Каэл тяжело сглотнул.

– Чуть больше двух лет.

Я хотела спросить, нравится ли ему, но мы уже подъехали к дому.

– Мы на месте. Это такая жуть – три блюда, светский треп, а потом еще кофе. Два часа как минимум.

– Два часа?

– Знаю-знаю. Хочешь в машине подождать?

Каэл открыл дверь, а я все сидела. Посмотрела на себя в зеркало. Волосы почти высохли, но из-за влажного воздуха рассыпались на пряди.

Я взяла телефон. Остин так и не перезвонил.

– В общем, какой бы ужас ты ни представил, будет еще хуже.

По-моему, Каэл сказал «Угу». Только когда он захлопнул дверцу, до меня стало доходить: привести на ужин к отцу чужого человека – очень неудачная идея.

Глава 20

Я нервно вытирала ладони о штаны, как всегда, когда волнуюсь.

У дверей предупредила:

– Говорить предоставь мне. Я сама объясню, почему мы опоздали. Точнее, я опоздала.

Совершенно лишние слова. Он – солдат, умеет молчать.

Мы вошли в кухню, наполненную ароматами меда, корицы и еще чего-то, похожего на ветчину. Праздничный запах.

– Извините за опоздание, – сказала я. – Пришлось немного задержаться на работе, а потом помочь приятелю Элоди. – И я представила им Каэла.

Папа восседал во главе стола. Он не читал газету, не слушал радио… просто ждал. Я смотрела на грубо вытесанное лицо, на редеющие седые волосы. Кожа у него стала тонкая, как бумага. Все родственники по отцовской линии седели рано. Женщины выглядели эффектно, по крайней мере на фото, но я надеялась, что пошла в маму. Время покажет.

Отец перевел взгляд с меня на Каэла, и тот чуть качнулся назад. Нервы или машинально? Мой отец, хотя и метр с кепкой, кого угодно заставит вздрогнуть. Захочет – будет сама доброта, а захочет – как ледяной водой окатит.

– Мартин, добро пожаловать.

Отец протянул Каэлу руку. Я стояла в ожидании выговора, но тут вошла Эстелла, неся супницу с торчащей из нее большой деревянной ложкой.

– Привет! – поздоровалась она. Как обычно – радостно и фальшиво.

Эстелла всегда одевалась одинаково: слегка расклешенные джинсы и рубашка. Всегда. Сегодня рубашка была в красно-синюю полоску. По традиции – приталенная, чтобы, как выражалась Эстелла, «создать изящный силуэт». Меньше всего меня интересовала ее манера одеваться (как и вся ее жизнь), но она с самого начала поведала, что любит покупать облегающие рубашки, – они, мол, стройнят. Рассказывая, Эстелла всячески изгибалась, изображая фотомодель. Видно, очень хотела подружиться с дочерью своего тогда еще только друга. Мне было противно.

Привычку вечно одеваться в одном стиле я считаю дурацкой. Вообще-то, постоянство мне нравится, только не в Эстелле. В ней мне ничего не нравится.

– О… привет! Я – Эстелла. – Ей не особо удалось скрыть удивление, что в комнате оказалось на одного человека больше.

Каэл подождал, пока она поставит супницу, и протянул руку.

– Это Каэл. Друг Филипа, мужа Элоди. Только что вернулся с места службы. – На отца я старалась не смотреть. – Он поужинает с нами, ничего? Не смог открыть машину…

Эстелла жестом пригласила Каэла сесть рядом с папой, однако я торопливо усадила его рядом с собой. Незачем ему торчать под перекрестным огнем.

– С братом ты, полагаю, уже разговаривала? – спросил папа.

Я достала мобильник.

– Пропустила вызов.

– Он едет сюда.

– Что?

Папа не спеша отпил воды.

– Его вчера арестовали.

Я даже привстала.

– Как? За что?

У папы и Остина совершенно одинаковые глаза. Остин весь в него. Я – в маму. Всю жизнь нам так говорят. Что не гарантирует правды. Яркий пример: арест брата.

– Точно не знаю. В участке не сказали. В гарнизоне я бы сразу все выяснил.

Отец был как на иголках – нервный, расстроенный. Видимо, переживал, что родитель из него получился так себе. Правильно переживал.

– И на чем он едет?

– На машине. Будет через пару часов.

Каэл постукивал пальцами по столу, стараясь выглядеть безучастным.

– А где остановится?

– Здесь, – уверенно сказал отец.

– Он-то об этом знает? – Я вздохнула и полезла за телефоном. Набрала номер брата, но услышала только автоответчик. Оставлять сообщение я не стала.

Папа насупил густые брови.

– А какая разница? Он себе нажил серьезных неприятностей. Карина, детские игры кончились. Вы оба взрослые.

– «Вы оба»? – фыркнула я. – Меня-то не арестовали. А Остин даже не здесь и не может за себя постоять. Вряд ли это справедливо.

Пока мы спорили, Эстелла, как всегда, суетилась вокруг папы. Он говорил о неясном будущем своего единственного сына, а она накладывала ему на тарелку еду. Мы оба повысили голос, а Эстелла держалась с обычной веселостью.

Каэл смущенно поерзал.

– Попробуйте ветчины, – предложила Эстелла.

Именно такая жена и требовалась отцу на старости лет. Чтобы изображала невозмутимую заботливую супругу. Маму можно было сравнить с ураганом; Эстелла даже на слабый ветерок не тянула.

– Желе я готовлю по старому семейному рецепту. Угощайтесь. – Эстелла подвинула Каэлу полный густой жидкости соусник в деревенском стиле. Она купила его по интернету и хвалилась, что он «настоящий плантаторский».

Каэл поблагодарил.

Я сказала отцу, что он сам виноват, раз отослал Остина. А отец обвинил во всем меня.

Эстелла протянула мне ветчину, я заявила, что не голодна, и желудок тут же меня выдал урчанием.

– Какой ты еще ребенок, – заметил папа. И улыбнулся, как бы извиняясь за сказанное.

– Минуту назад ты говорил, что я уже взрослая. Теперь – что я ребенок. Так как же?

Вообще-то я ненавижу пререкаться, но отец меня вечно доставал. Особенно когда речь шла о моем брате.

– Почему ты притворяешься, будто дело пустяковое? Это не пустяки, это очень серьезно.

– Такое ведь уже случалось.

– Один раз. Он не профессиональный преступник.

– Давай не будем переживать за него раньше времени. Сделать мы ничего не можем. В конце концов, он мужчина, ему почти двадцать один.

Отец как-то слишком спокойно отнесся ко второму аресту брата. Жаль, я лишена такого самообладания.

Мне не сразу удалось переключиться на другие мысли. Зато у папы чувства легко менялись на противоположные, как и у мамы. Она была в этом отношении еще хуже. Или лучше. Как посмотреть.

В животе у меня опять заурчало, и я сдалась – стала накладывать себе еду. Каэл принялся за картофельное пюре: решил, наверное, что мы успокоились, и ужин пошел своим ходом.

Телефон я положила на стол, экраном кверху, – вдруг Остин пришлет сообщение, да и мало ли что. И старалась не думать о том, как он едет сюда совершенно один, напуганный арестом да еще предстоящей встречей с папочкой.

– Каэл, а ты насовсем вернулся? – Эстелла поспешила увести разговор подальше от семейных неурядиц. Я была почти благодарна.

– Полагаю, да, мэм. Хотя не уверен.

Держался он безупречно. Мне очень хотелось выведать о нем побольше. Наверное, мама у него славная. Сто лет не слышала, чтобы люди моего возраста называли кого-то «мэм».

Каэл вежливо отвечал на вопросы, которыми забрасывала его Эстелла, и каждое слово четко артикулировал. Возможно, он любил говорить куда больше, чем могло показаться.

Когда мы приступили к десерту, я уже и забыла о своем опоздании. Арест Остина нарушил естественный ход событий. Не впервые брат оказал мне такую услугу.

Глава 21

– Славно посидели. – Эстелла неловко топталась рядом, ожидая, что я ее обниму. Иногда я ее обнимала, иногда – нет.

– Позвоните, когда Остин приедет.

Каэл стоял в дверях, одной ногой уже за порогом.

Папа меня обнял.

– Какие у тебя планы на выходные? Мы едем в Атланту; если хочешь…

– Я работаю.

Атланту я любила, но не ехать же с ними. И потом, разве у них не изменятся планы из-за Остина?

– Каэл, рада была познакомиться. Счастливого пути.

Эстелла многозначительно улыбалась. Решила, наверное, что Каэл – мой парень. Когда я подталкивала его к двери, она смотрела с таким любопытством…

Я поскорее вышла на крыльцо, пока никто больше ни о чем не спросил, и почти побежала к машине.

– Ненавижу эти ужины!

Даже после того, что было у папы, Каэл не сказал ни слова.

– А у тебя есть семья?

Я не ждала ответа, просто хотелось нарушить тишину.

– Семья? – переспросил он.

– То есть я понимаю, что семья у тебя есть, иначе ты бы на свет не родился… Они такие же? – Я кивнула на дом.

– Нет. Совсем другие.

– В хорошем смысле или в плохом?

– И так, и так. – Каэл пожал плечами.

– Наверное, я бешусь, потому что Эстелла совершенно не похожа на маму. Она была прелесть. Мама, не Эстелла, – уточнила я, хотя он не спрашивал. – Любила смеяться и слушать музыку. Танцевала по комнате под песни Вана Моррисона[4], размахивая руками как крыльями, словно птичка или бабочка. Господи, кажется, целая вечность прошла!

Мне отвечал только рокот мотора, пробивавшийся через густой воздух Джорджии. Раньше я и не замечала этого звука. Некогда было.

– А наши дни рожденья! Как она старалась! Целая неделя – сплошной праздник. С деньгами у нас было туго, зато мама умела придумывать. Однажды она украсила весь дом светомузыкальными гирляндами от «Спенсера». Помнишь такой магазин?

Каэл кивнул.

– Мама развесила их в гостиной и кухне. Все наши друзья пришли. То есть ко мне-то приходило человека три, а остальные – к Остину. Вечно полон дом народу. У меня был приятель, Джош его звали. Он принес мне кукурузного хлеба. Такой подарок на день рожденья.

Сама не знаю, с чего я пустилась в подробности, но, начав вспоминать, никак не могла остановиться.

– Не представляю, зачем он принес этот хлеб. Может, девать было некуда. Зато помню лучший подарок – караоке. А потом мама ушла к себе и закрыла дверь, и мы почувствовали себя совсем большими – одни, без взрослых! Стали играть в дурацкие игры, и мне пришлось целовать мальчика по имени Джозеф… кстати, несколько месяцев назад он перебрал с героином.

Я чувствовала взгляд Каэла, но – странное дело – замолчать не могла. Мы остановились на перекрестке. Небо было черное, совершенно ночное, на темную кожу Каэла ложились красные блики от светофора.

– Ой, боюсь, я слишком разболталась.

– Ничего, – почти прошептал Каэл.

Что же он из себя представляет? Такой терпеливый, спокойный, внимательный. Я попыталась сравнить его с мужем Элоди. Филип жизнерадостный, общительный, а Каэл… даже не знаю, что о нем и думать.

Давненько я не вела ни с кем таких разговоров, если вообще вела. Единственный, с кем я вспоминала родителей, – Остин.

– Мы с мамой и сестрой жили в Ривердейле. – Неожиданно резкий голос Каэла перекрыл рокот мотора и шум ветра.

– «Ривердейл» – отличный сериал, мне нравится, – сказала я, и Каэл едва заметно улыбнулся.

– И мне нравится.

– Город или сериал?

– И то, и другое, – уже серьезно ответил он.

– А сестра – старшая? – Я решила воспользоваться его неожиданной разговорчивостью.

– Младшая.

Я не успела уточнить, сколько же ей, – подъехали к моему домику.

– И мой брат младше. Примерно на шесть минут.

Обычно люди в ответ смеются. Каэл опять никак не отреагировал, я лишь почувствовала на себе его взгляд.

У самого дома ветер ударил пылью в ветровое стекло, и пункт «Замостить дорожку» поднялся в моем списке на несколько позиций. Заглушив мотор, я еще раз извинилась за сцену у папы. Каэл кивнул и выдал свое отношение: «Да ничего».

Я достала из-за сиденья сумочку.

– Ну, ты-то с ними больше не столкнешься. А мне туда в следующий вторник, ровно к семи.

«Ровно к семи» я сказала скорее для себя, чем для Каэла. Если опять опоздаю, мне точно несдобровать.

В безлунные ночи, вроде этой, у нас не видно ни зги. Каэл посветил телефоном на крыльцо.

– Нужно сделать освещение…

Он шагал рядом со мной и оглядывал двор. Я представила его в Афганистане: тяжелое оружие на плечах и другое бремя, – защита свободы.

– Моей сестре, кстати, пятнадцать, – сказал Каэл, первым входя в дом.

Глава 22

Элоди съежившись спала на своем диванчике. Я разулась, укрыла подругу ее любимым одеялом. Его сшила для Элоди бабушка, давным-давно. Оно уже пообтрепалось и стало ветхим. Хотя бабушка умерла несколько лет назад, Элоди до сих пор плакала, когда ее вспоминала. Наверное, она скучала по родным. Далеко от семьи, беременная, муж на войне… О родителях Элоди особо не распространялась; по-моему, они были не в восторге оттого, что их дочь сбежала в Америку с молоденьким солдатом, с которым познакомилась в интернете. И немудрено.

Я включила телевизор, и Элоди пошевелилась.

– Будешь смотреть? – спросила я у Каэла. Я и забыла, что он здесь ночует. Придется, наверное, будить Элоди и укладывать на мою кровать.

– Нет, не беспокойся.

Да, тот еще болтун.

Я продолжила:

– Положу пирог в холодильник и пойду спать – с утра на работу. Если тебе нужно что-нибудь купить, впиши в список – на холодильнике висит.

Каэл согласно кивнул и уселся в красное кресло. Неужели здесь и уснет?