Самые яркие звезды Тодд Анна

Глава 38

– Мендоса, кажется, ничего, – сказала я.

– Да. – Каэл смотрел на приятеля, угощавшего своей особенной текилой другого парня, которого я видела в кухне. Мне запомнилась его рубашка в черно-белую клетку. Судя по тому, как от парня пахло сигаретным дымом, он недавно выходил покурить. Ну, по крайней мере, некоторые в этой компании достаточно воспитанны, чтобы не курить в доме, – в отличие от многих прежних гостей брата.

– Он женат?

Каэл, чуть повернув голову, кивнул.

– Круто. – Похоже, все темы для светской беседы я исчерпала. Оставались еще погода и спорт, но это уже последнее дело. До такого я пока не докатилась, хотя и была под мухой, и молчаливость Каэла меня раздражала. Не вести же себя как озабоченная одиночка на вечеринке, да еще не где-нибудь, а в папином доме.

Каэл опять кивнул… и все.

Сегодня он слегка ослабил бдительность, и я стала забывать о стене, которой он себя окружил. Однако стена никуда не делась и по-прежнему нас разделяла.

Вот почему я не люблю свидания. Или что там такое у нас было.

Только минут двадцать назад я себе призналась, что меня к Каэлу тянет. Мы стояли рядом в кухне, и я буквально чувствовала тепло его тела. Мое к нему влечение было сильным, почти животным. На какой-то миг я позволила природе одержать верх, но разум все же победил – и стал анализировать причины, по которым я не понравлюсь Каэлу, или почему у нас ничего не получится. Вот такой я «романтик».

Я огляделась. Веселый Мендоса наливал текилу Остину и сидевшей рядом брюнетке. Три каких-то парня устроились на полу, из кухни тоже доносились голоса. Все жили своей жизнью – болтали, слушали, смеялись, пили, игрались в телефонах. Все, кроме единственного человека, с которым мне хотелось общаться.

Моя досада все росла, и к тому времени, когда Остин и его девица начали целоваться (то есть минут через пять), я уже не могла усидеть на месте. Мне нужно было на воздух.

Я встала. Каэл, если и заметил, ничем этого не показал.

Глава 39

Я присела на мамины качели. Ситуация давалась мне нелегко. Уже не впервые я пыталась объяснить манеры Каэла перепадами настроения. Тоже как на качелях: туда-сюда. Не смешно.

Сколько же раз я выходила вот так посидеть на крыльце! Когда мне было одиноко или не по себе, когда хотелось подумать или просто помечтать, я шла на качели. После маминого ухода я часто здесь сидела… Надеялась ее увидеть? Когда папа заявил, что отправит Остина к дядюшке-порнушнику, я тоже пошла на качели. Меня успокаивало размеренное движение вверх-вниз, вперед-назад. Несколько минут на качелях – и дыхание становится размеренным, я успокаиваюсь.

Когда у нас с Брайаном случались ссоры, я усаживалась здесь и искала в своем будущем какие-то просветы. Иногда вслед за мной сюда являлась Эстелла – не может ли, мол, она чем-нибудь помочь?

Она бросала на меня взгляды, которые, видимо, считала сочувственными; я воспринимала их как заискивающие. Словно она надеялась мне что-нибудь продать. Скажем, подержанную машину. А точнее, подержанную мачеху.

Произносила что-нибудь вроде: «Я ведь тоже когда-то была молодой». А мне полагалось ответить: «Ты и сейчас молодая» или «Ты и сейчас очень симпатичная». Но я этот ход пропускала. Не собиралась говорить то, чего она ждала, пусть даже и правду. Потом она говорила, что все у меня будет хорошо, хотя теперь мне нелегко, и она меня понимает. Вот это меня больше всего раздражало. Ну как она могла меня понимать, если совсем меня не знала?! Если я сама себя не знала?!

И вот опять я сижу на папином крыльце, не в силах разобраться со своими чувствами. Молчание Каэла меня убивало. Я хотела позвать его на качели, но постеснялась. Да, ничего из того, что я хотела, не случилось, и теперь я дулась, как ребенок.

Я уперлась ногой в пол и стала понемногу раскачиваться. Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел Каэл. Он облокотился на перила и смотрел на меня неподвижным взглядом. Почему-то он теперь казался старше.

Тихонько гудел фонарь, заливавший двор тусклым светом. Виднелись лишь очертания машин, домов, деревьев – то ли из-за темноты, то ли я опьянела так сильно. Да какая разница? Я давно уже ничего не пила, кроме нескольких глотков вина, и теперь меня повело. И вообще, мне стало хорошо.

Я тихонько раскачивалась, зная, что сейчас дыхание выровняется и будет проще притвориться, будто Каэла я не вижу. Я совершенно не хотела заговаривать первой. Рот – на замке, мысли – при себе. Господи, как же трудно понять этого парня! Или он только со мной так держится? Просто смотрит, без задней мысли. Такое редко бывает. Обычно чувствуешь, когда люди к тебе приглядываются, пытаются оценить. «Кто ты такая и есть ли у тебя то, что я хочу?» Каэл смотрел не так. Он наблюдал – и мне это нравилось. Хотя получалось нечестно: он про меня много чего узнал, а я про него – почти ничего. Известные мне факты можно было пересчитать по пальцам одной руки. Почти машинально я так и сделала.

Первое: В нем чувствуются сила и уверенность.

Второе: Он как будто обладает магнетизмом – к нему все тянутся.

Третье: Держится загадочно; невольно хочешь знать, что он о тебе думает (или только я хочу?).

Четвертое: Он так молчит, словно молчит о чем-то важном.

Пятое: Моих знаний о нем хватило на четыре пункта.

Все в Каэле казалось слишком сложным – и в то же время очень простым.

Когда мы были в доме, он почти ни слова мне не сказал, только пиццы предложил, однако вышел за мной на крыльцо. Так почему же он стоит, буквально окруженный силовым полем, переминается с ноги на ногу и смотрит на меня так, будто слова для него слишком тяжкая ноша? Я собралась заговорить, нарушить молчание, но вовремя спохватилась. Не нужно облегчать задачу; отплачу ему той же монетой – посмотрим, понравится ли.

Глава 40

Сумерки сменились полной темнотой. Черное небо усеяли роскошные звезды. Многие называют их волшебными, называют небесными алмазами и тому подобное, но у меня они рождают печаль. Они такие яркие, так сверкают… а их свет доходит до нас, когда они уже почти погасли. Причем самые большие сгорают быстрее, потому что светят слишком сильно.

Черт, кажется, я раскисла. Как напьюсь, начинаю думать о бренности всего сущего. Перехожу от радости к отчаянию – глазом моргнуть не успеешь. Или звезда не успеет мигнуть.

– Можно с тобой посидеть? – наконец спросил Каэл. Видел, наверное, как по лицу у меня пробежала тень.

Я кивнула и подвинулась, давая место.

– Те самые качели?

Опять кивок. Я старалась быть невозмутимой. Раз уж решила пересмотреть свое поведение, так нужно держаться спокойно.

– Она их не забрала? – сказал Каэл куда-то в темноту.

Я потрясла головой.

– Кого?

– Когда она…

Каэл понял, что задел больное место, но слово не воробей.

Я зажмурилась.

Речь шла о маме, ясное дело. При всей своей сдержанности Каэл, оказывается, способен задавать вопросы, которые ранят.

– Когда уехала? – договорила я. – Нет, она ничего не забрала.

Даже нас.

Даже меня.

О маме говорить не хотелось, хотя было приятно, что Каэл помнит мои рассказы. Слушал он хорошо, нужно отдать ему должное.

Мы замолчали. Нас разделяли только звезды, и я радовалась. Приятно было просто сидеть рядом с ним, знать, что он близко.

Тишина продлилась недолго.

– Эй, тебя убили!

– Нет, Остин, смотри!

– Чувак, да ты спятил! Какого черта!

Ребята играли в свою дурацкую видеоигру, и Каэл вдруг резко подобрался. Слишком остро он реагировал на то, что происходило вокруг. Даже представить страшно, как это трудно – никогда не расслабляться.

Каэл собрался что-то сказать, когда из дома раздались дикие вопли:

– Ты его сделал! Снял одним выстрелом!

– Точно, да! Готов!

Я недовольно покачала головой. Каэл сжал челюсти.

Ну, хоть в чем-то мы согласны.

Глава 41

– Я, наверное, кажусь тебе странным, да? – спросил Каэл, постукивая пальцами.

И как прикажете на это отвечать?

– Сам-то ты себя считаешь странным?

Лучший способ уйти от ответа – задать свой вопрос. Папина наука.

Он вздохнул, сдавленно улыбнулся.

– Боюсь, да.

Когда он улыбался, лицо у него совершенно менялось, и мне это нравилось.

– Не то чтобы странный. Но меня ты то игнорируешь, то…

– Игнорирую? – Каэл даже вздрогнул.

– Ну да. Как бы отталкиваешь.

Он по-настоящему удивился. Почти обиделся.

– Я вовсе не хотел… Мне трудно привыкнуть к нормальной жизни. Я здесь неделю, и все как-то… иначе. Сложно объяснить. В прошлый раз, когда я вернулся, такого ощущения не было.

– Представить не могу, – сказала я.

Я и вправду не представляла.

– Даже всякие мелочи. Например, кофе из таблеток, мыться можно каждый день, одежду стирать в нормальной машине с капсулами…

– В армии, я так понимаю, капсулами не пользуются?

Мой папа капсулы всегда терпеть не мог и даже дома не желал ими стирать. Предпочитал по старинке – порошком; я прямо бесилась.

– Изредка. Некоторым жены присылают – ну, мы все и стираем.

Интересно, а ему кто-нибудь посылал посылки? Спрашивать я не стала.

Если я хочу общаться с этим парнем, решила я, понять его, тогда, наверное, придется сделать первый шаг. Идти напрямую. Навести мосты, найти общую почву и так далее.

– Знаешь, – сказала я, – папа всегда возвращался из командировки, словно со съемок передачи «Остаться в живых». Мы на эту тему шутили. Хотя смешного было мало.

Ничего у меня не получалось, слишком уж я обдумывала каждое слово.

– Мило. – Каэл улыбнулся; его, видимо, мой лепет только забавлял. Он посмотрел мне в глаза. – Правда, Карина, все очень хорошо. И ты очень хорошая.

Чуть успокоившись, я продолжала:

– Он вел себя чудаковато. И целую неделю питался мексиканской едой.

Каэл облизал губы.

– Сколько раз его отправляли?

– Четыре.

– Ух ты. – Он резко выдохнул. – А я-то после двух разнылся.

– Ничего, ведь ты мой ровесник. А я и вовсе не воевала, а разнылась.

– Никогда не думала пойти на службу?

Я быстро покачала головой.

– В армию? Нет уж. Мы с Остином всегда знали, что не пойдем.

Со стороны это напоминало какую-нибудь историю из дурацкого романа, где близнецы обмениваются необычными клятвами, причем один живет тихо и неприметно, в тени, а другой транжирит долю наследства первого. Не хотелось думать, какая из двух ролей отведена мне.

– Почему? Не ваш случай? – спросил Каэл.

– Не знаю.

«Осторожно, Карина», – сказала я себе. Язык уже чуть не произнес слова, которые разум не одобрил бы.

– Просто взяли и решили. Не помню из-за чего. Отец как раз был в третьей командировке, а…

Я вспомнила, как в тот день из коридора повалил дым. Запах я почувствовала еще раньше.

– …а мама… устроила, мягко говоря, беспорядок в гостиной. В общем, там загорелось.

Каэл недоуменно посмотрел на меня.

– Она уснула на диване с горящей сигаретой. И даже еще толком не проснулась, когда я прибежала сверху, а вся комната уже была в дыму. Безумие какое-то.

Из дома кто-то вышел, кто-то вошел. Гости развлекались.

Я замолчала.

Последним вышел парень в белой рубашке с красным пятном на груди. Я велела своему воображению заткнуться, пока пятно от соуса не превратилось в нечто похуже.

Каэл не сводил с меня глаз.

У меня перехватило дыхание.

Парень с пятном на рубашке спустился с крыльца и сел в машину. Я видела его в кухне – один из приличных друзей Остина. Приличные всегда уходят первыми.

– А потом? – спросил Каэл.

– Она пошла к двери, просто пошла, как будто отправилась в магазин. Нас даже не окликнула. Не оглянулась. Вообще ничего.

Он кашлянул. Может, ему надоели эти подробности?

Я поинтересовалась:

– Тебе попадались анкеты с вопросами типа: что ты будешь спасать при пожаре?

– Нет.

– На «Фейсбуке», например. Тебя спрашивают, что ты будешь спасать, если загорится дом, и ответ как бы говорит о твоем характере. Если будешь спасать альбом со свадебными фото – вывод о тебе один, а если коллекцию винила – совсем другой.

Каэл поднял брови, словно никогда не слышал подобной чепухи.

– Я серьезно! В общем, бред, конечно, и я, когда побежала наверх за Остином, думала: «Ну и дурацкие же вопросы! В такую минуту никто и не вспомнит о барахле…» Но раз я сама вспомнила про анкету, это много обо мне говорит.

– Это говорит, что твой разум старался уберечься от паники. Правильная реакция.

Я помолчала, обдумывая его слова.

– Ну вот, я прибежала к Остину и давай его трясти. Мы вместе бросились вниз – он бежал впереди и крепко держал меня за руку, а когда мы выбежали из дома, мама спокойно стояла на лужайке и смотрела на пожар. Вряд ли она нарочно подожгла; по-моему, она вообще не понимала, что происходит.

– Карина…

– Получилось, как в каком-нибудь старом кино, где безумец поджигает дом, а потом смотрит, словно в трансе, на пожар. – Я от неловкости засмеялась. – Извини, все мои истории слегка за гранью…

– Карина…

Господи, как же он произносит мое имя!

– Да все… – Я хотела сказать: «Да все нормально». Я всегда так говорила, когда рассказывала эту историю. Хотя рассказывала я ее нечасто. Но теперь, сидя здесь, в темноте, рядом с Каэлом, который задумчиво слушал, я поняла: никак не нормально. Я могла погибнуть. И Остин мог погибнуть.

«Не нормально» – точное описание моей жизни.

Глава 42

– Ты хорошо рассказываешь.

Как мило. Не «твоя мать, похоже, с приветом». А «ты хорошо рассказываешь». Мне понравилось спокойствие, с каким он это выдал.

– Ой, да я сама уже не знаю, что плету.

Отлично знаю: длинные истории с уводящими в сторону подробностями.

– Ты говорила, что не хотела в армию.

– А, да… – Я собралась с мыслями. – Отец надолго уезжал, а когда возвращался – опять проходил подготовку. Вечно его не было дома, и сам он от этого страдал, и мама. Такая жизнь ее и подкосила, понимаешь?

Он кивнул.

– И после того пожара мы с братом друг другу пообещали, что никто из нас такую жизнь не выберет.

– Разумно. – Каэл оглядел двор. – А хочешь, про себя расскажу?

Я из вредности повертела головой. Он улыбнулся.

– Ясно. Ну а я хочу рассказать. Мне, черному парню из Ривердейла, служба направила жизнь в другое русло. И не только мне, а всей семье. Отец моего прадеда был рабом, а что я? Единственная работа, которую я нашел, – сортировать овощи в супермаркете, а так у меня есть приличная машина, и я могу помогать маме.

Каэл вдруг замолчал.

– Говори уже!

Он улыбнулся моему нетерпению.

– Ну, и все прочее. Конечно, трудно, иногда дьявольски трудно, но только так я сумею когда-нибудь пойти в колледж, а пока – прокормиться, не имея образования.

Я молча переваривала сказанное. Да, Каэл не зря пошел служить. Удивительно: армия повлияла на его жизнь совсем не так, как она повлияла на мою.

– Понимаю.

– У любой вещи есть две стороны.

Я прошептала:

– Да, как минимум две. Твоя мама, наверное, тобой гордится.

– Еще бы. Рассказывает всем и в церкви, и везде, где слушают, что ее сын – солдат. У нас в городке это не пустяк.

Значит, Каэл еще и скромный.

– Местная знаменитость, – поддразнила я, прислоняясь к его плечу.

– Точно. Но не как Остин, – добавил он, потому что мой брат опять завопил.

– Ой, нам пора в дом. Нужно ему напомнить про военную полицию, а то нагрянут, а у нас тут совершеннолетний – только Мендоса.

Я достала из кармана телефон – проверить время. Было почти полдвенадцатого.

– И в ближайшие полчаса никто не повзрослеет.

Глава 43

Вечеринка сошла на нет. На кофейном столике валялись пивные бутылки и пластиковые стаканчики, игровой пульт праздно лежал перед телевизором. На диване вытянулись расслабленные тела, а кто-то и на полу разлегся. Сплошь парни (и в основном военные). Единственная девушка – подруга Остина – сидела на полу, слегка покачиваясь в такт музыке. В общем, вела себя так, как одиночки на празднике, когда хотят показать, что все у них хорошо и они здорово веселятся.

– Хочешь выпить? – предложила я Каэлу.

Он встряхнул опустевшую бутылку.

– Да, пожалуйста.

Мы вышли из гостиной, осторожно переступая через обтянутые джинсой руки-ноги. В кухне никого не было.

Среди множества пивных бутылок и коробок совершенно терялись предметы, с помощью которых Эстелла пыталась оформить кухню во французском деревенском стиле: полотенце с надписью «CAF», фарфоровая фигурка петуха, металлическая вывеска Boulangerie; кстати, по словам Элоди, моя мачеха произносила это слово неправильно.

Теперь, на фоне давно знакомых предметов, когда Каэл стоял так близко, излучая тепло, кухня сделалась совсем маленькой. А он казался огромным, и я едва не задела его локтем. Он чуть подвинулся, встал к холодильнику, а мне, конечно, понадобилось взять лед в морозилке.

Каэл так поспешно отскочил, что споткнулся о мои ноги и стал извиняться.

– Ничего… – пробормотала я.

Его присутствие меня… нервировало. Хотя, наверное, «нервировало» – неподходящее слово. Когда нервничаешь – чувствуешь напряжение или впадаешь в панику, а у меня не было ни того, ни другого. Просто при нем обострялись все чувства, окружающее проявлялось ярче, живее. Рядом с ним у меня и голова лучше работала.

Его стена дала трещину, и показался он настоящий – спокойный и надежный.

Я оглянулась – Каэл смотрел на меня, теребя длинными пальцами цепочку на шее. Может, мне так почудилось из-за выпивки, но его взгляд – буквально ощутимый – вбирал меня всю, от головы до пят. Не оценивающий взгляд, каким иногда смотрят подвыпившие парни. Ничего подобного. Он смотрел так, словно видел меня настоящую, такую, какой я была, а не такую, какой пыталась быть.

Поймав мой взгляд, Каэл опустил глаза. Внутри у меня все трепетало. Какие там «бабочки в животе»… настоящие птицы! Здоровенные дрозды – хлопали крыльями так, что сердце срывалось с места. Я глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Попыталась не думать о том, что со мной творится. Поставила бутылку на стол, добавила апельсинового сока. Клюквенный выпили подчистую.

– Интересно, какой получится вкус? – Каэл стоял у меня прямо за спиной – то ли он передвинулся, то ли я. Я видела его тень на раковине и надеялась, что он не услышит, как бешено стучит мое сердце.

Я пожала плечами.

– Надеюсь, приятный… или нет.

Каэл шагнул назад. Легче мне не стало.

– И ты готова рискнуть? – Он пригубил пиво. Мне хотелось ему сказать, что не нужно прятать улыбку, что мне нравится, когда он веселый и меня поддразнивает. Только сначала нужно было дойти до нужного уровня храбрости – выпить еще.

– Вполне.

Я понюхала свой коктейль. Пахло приятно. Отпила. Ничего ужасного. Может, подогреть – и тогда сойдет за сидр?

– Вкусно? – спросил Каэл.

– Да. – Я подняла стакан. – Хочешь?

– Нет, спасибо.

– Ты вообще только пиво пьешь?

– В основном. И то не всегда. – Он попытался сдержать улыбку. – Потому что уезжал. Был там.

– А, уезжал… – Я не сразу поняла, о чем он говорит. – Да, конечно. Был там.

Теперь я еще и повторяла за ним, как попугай.

– Тебе, конечно, трудно привыкнуть.

Всякий раз, когда он напоминал, что жизнь у него совсем не такая, как у меня, я терялась. Его застывший взгляд… Такие красивые карие глаза. Может, он тоже пьян? Я уже хотела спросить Каэла, как он себя чувствует, но тут вкатился Остин, а следом – Мендоса.

– Эй, ребята! Как-то у вас тихо! – Он поднял руки и хлопнул в ладоши, как будто хотел белку спугнуть.

Мы с Каэлом машинально отодвинулись друг от друга.

– Что, приятель, все-таки уходишь? – спросил Остин.

Когда Мендоса кивнул, он продолжил:

– Спасибо, что навестил. Знаю, тебе нелегко выбраться.

– Да. – Мендоса посмотрел на Остина, потом на Каэла. Словно речь шла о чем-то важном, только я не поняла о чем.

– В следующий раз и Глорию приводи. – Остин потянулся за текилой. – Еще одну, на посошок?

Мендоса посмотрел на крупные белые часы у себя на запястье и покачал головой.

– Не могу, приятель, пора бежать. Ребят кормить. Глория устает, всю ночь с маленьким возится.

– Да я не про тебя! – Остин ткнул пальцем в ключи от машины, висевшие на ремне друга. – Я сам хотел.

Мендоса щедро плеснул ему текилы. Что ж, не мое дело следить за поведением Остина. Вечеринка – его, я ему не мамочка. По крайней мере сегодня.

– Рада была увидеться, – сказала я Мендосе.

– Береги моего парнишку, – шепнул он. Потом обнял Каэла и вышел через заднюю дверь, оставив меня гадать, что он имел в виду.

Глава 44

Страницы: «« « 345678910 » »»