Блюстители Гришэм Джон

— Фицнер хотел, чтобы нас обоих прикончили, Пост. Он намеревался убрать Кенни, потому что тот что-то знал, а поскольку в машине с ним находился я, то ему нужно было ликвидировать и меня тоже. Фицнер не мог рисковать, оставив в живых свидетеля. Подумайте об этом, Пост. Шериф, занимающий выборную должность, которому доверяют местные жители, специально отправляет двух сотрудников в заранее подготовленную засаду, чтобы убить их обоих. Вот таков был Брэдли Фицнер.

— Он жив. Вам об этом известно?

— Мне безразлично. Мои дела с ним закончились более двадцати лет назад.

— А что вы рассказали ему в больнице?

— Все, кроме того, что я подстрелил одного из его головорезов. Я никогда никому этого прежде не говорил, и, если завтра вы попробуете распространить эту информацию, сославшись на меня, буду все отрицать.

— Значит, вы боитесь?

— Нет, Пост. Я не боюсь. Просто не хочу рисковать.

— И слухи по поводу того типа, которого вы подстрелили, не поползли?

— Нет. Все это случилось до эпохи Интернета, а тогда искать информацию было сложнее. Я копнул достаточно глубоко, чтобы выяснить, что, когда все произошло, в больницу города Тампа было доставлено двое жертв с огнестрельными ранениями. В обоих случаях это были мужчины. Одного из них застрелил какой-то тип, проникший к нему в дом. Этого типа поймали. Второго нашли мертвым в переулке. Я ничего не мог доказать и потерял к этому делу интерес. Примерно тогда же мы с женой решили уехать из города.

— А как Фицнер относился к вам после того, что случилось?

— Так же как раньше. Он всегда считался профессионалом — безупречный борец с преступностью, настоящий лидер, поддерживающий среди подчиненных железную дисциплину. После похорон Кенни он дал мне месяц оплачиваемого отпуска и сделал все, чтобы продемонстрировать свою заботу обо мне. Потому-то его и трудно было поймать за руку — все местные им восхищались, и никто бы не поверил, что Фицнер продажный.

— А его сотрудники знали, кто он на самом деле?

— На сей счет у нас возникали кое-какие подозрения. У Фицнера было двое подручных, Зубастый и Губастый. Мы называли их питбулями. Они были братьями — пара настоящих костоломов, которые выполняли всю грязную работу. У Арни, Зубастого, зубы действительно были какого-то нечеловеческого размера, особенно передние, а один — с большой щербиной. Поэтому за глаза его и называли Зубастым. У второго, Амоса, зубы были поменьше, зато он имел необычно толстую нижнюю губу, за которой постоянно держал солидный кусок жевательного табака. По этой причине его и прозвали Губастым. Под ними ходили еще несколько членов банды, которые тоже занимались темными делами, в том числе расчетами с наркодельцами. Но все это никак не пересекалось с обычной работой по охране правопорядка в округе. Кстати, Фицнер как шериф работал хорошо. В какой-то момент, еще до того, как я приехал в Сибрук, он поддался искушению и подсел на деньги, связанные с наркобизнесом. Взял под свой контроль порт, позволял завозить через него дурь, обеспечивал безопасные зоны для хранения товара и так далее. Я нисколько не сомневаюсь, что Фицнер делал на этом кучу денег, и уверен, что Зубастый, Губастый и остальные члены шайки тоже получали свой кусок пирога. У нас, то есть всех остальных, были приличные зарплаты, а также льготы и бонусы.

Гилмер приветственно машет рукой двум привлекательным женщинам, сидящим в обгоняющем нас гольф-каре, и те машут ему в ответ. Мы едем следом за ними по фэрвею, затем уходим в сторону, пересекаем небольшой мостик и останавливаемся в укромном месте под деревьями. Помолчав немного, я интересуюсь:

— Что же такое все-таки знал Кенни?

— Понятия не имею. Он никогда об этом не говорил. Однажды, правда, бросил намек, но и только, ясность в данный вопрос так и не внес. Вам известно о пожаре, который уничтожил часть вещественных доказательств, в том числе имевших отношение к убийству Руссо?

— Да, я видел рапорт.

— Когда Кенни был ребенком, он хотел стать шпионом. Немного странное желание для чернокожего парнишки, живущего в небольшом городке во Флориде. Он обожал книжки про шпионов и всякие шпионские технические штучки. Из ЦРУ ему так и не позвонили и не пригласили к себе на службу, так что Кенни стал копом. Он здорово умел обращаться со всякой аппаратурой и гаджетами. Я вам приведу пример. У него был приятель, который думал, будто ему изменяет жена. Он обратился к Кенни за помощью, и тот за какие-то минуты прямо в подсобке квартиры того парня смонтировал подслушивающее устройство для телефона, которое потом вставил в аппарат. Оно фиксировало все звонки и записывало разговоры, а приятель Кенни каждый день это прослушивал. Вскоре он собственными ушами услышал, как его благоверная воркует со своим Ромео и планирует их следующее рандеву. Друг Кенни застал их прямо в постели и вышиб из любовника жены все дерьмо. И ей отвесил пару оплеух. Кенни тогда страшно гордился собой.

— Значит, он нечто такое услышал?

— Что-то по поводу уничтожения вещдоков. За несколько дней до убийства Руссо в округе произошло изнасилование. И жертва, и насильник были белыми. Пострадавшая заявила, что лица парня не видела, но уверена, что он не темнокожий. Главным подозреваемым оказался племянник Зубастого и Губастого. Вещдоки, связанные с изнасилованием, находились в общем хранилище, потому что в старом здании иного подходящего места для этого не было. Когда случился пожар, все вещдоки сгорели — и по изнасилованию, и по другим делам. Однажды ночью мы с Кенни решили сделать небольшой перерыв и выпить кофе, и он сказал что-то насчет того, что, мол, этот пожар не был случайностью. Я хотел продолжить разговор на эту тему, но тут нам поступил звонок, и мы поехали по вызову. Позднее я напомнил ему о его словах, и он объяснил, что подслушал разговор между Зубастым и Губастым по поводу того, что они сожгли хранилище.

Гилмер замолкает. Поначалу я думаю, что он решил сделать большую паузу, но вскоре понимаю, что Брюс закончил свой рассказ.

— И это все? — разочарованно произношу я.

— Все, чем я располагаю, Пост, клянусь. За годы, которые миновали с тех пор, я часто об этом размышлял и пришел к выводу, что, вероятно, Кенни прослушивал телефонные разговоры во всем офисе. Наверное, он заподозрил, что Фицнер и его подчиненные замешаны в наркоторговле, и захотел раздобыть доказательства. Везде так и шныряли офицеры из Управления по борьбе с наркотиками, пытаясь что-нибудь разнюхать, и ходили слухи, будто федералы вот-вот накроют некую шайку преступников. Могли ли арестовать нас всех? Мог ли Фицнер на допросах свалить вину на нас, простых сотрудников? Не знаю. На сей счет я могу лишь строить предположения. Но я думаю, что Кенни организовал прослушку и кое-что выяснил.

— Версия, скажем прямо, диковатая.

— Да, согласен.

— А вы имеете представления, что он мог узнать?

— Ни малейшего, Пост. Никаких догадок.

Гилмер снова трогает с места гольф-кар, и мы продолжаем свой путь по территории клуба. С каждым новым поворотом открывается очередной чудесный вид на горы и долины. По узким деревянным мостикам мы пересекаем несколько ручьев с быстрым течением. В районе тринадцатой лунки Гилмер знакомит меня со своим адвокатом, который интересуется, как у нас дела и все ли хорошо. После того как мы оба заверяем его, что у нас все в полном порядке, адвокат вместе с компанией приятелей сразу отходит в сторону — его в данный момент больше интересует игра, чем состояние дел клиента. Когда мы возвращаемся к зданию клуба, я благодарю Гилмера за гостеприимство и уделенное мне время. Мы обещаем друг другу, что в ближайшее время встретимся и поговорим еще раз, но оба знаем, что этого не произойдет.

Поездка оказалась долгой и интересной, но, к сожалению, не очень продуктивной. Однако в нашем деле так бывает довольно часто. Если Кенни Тафт и знал нечто важное, то он унес это с собой в могилу.

Глава 27

Согласно законам штата Флорида ходатайства об отмене приговора и досрочном освобождении должны подаваться в том округе, где заключенный отбывает наказание, а не там, где он был осужден. Куинси Миллер сейчас находится в так называемом Коррекционном институте Гарвина. Эта тюрьма расположена в получасе езды от городка Пекэм, а тот, в свою очередь, — примерно в часе езды от цивилизации. По этой причине дело Куинси Миллера находится в юрисдикции суда захолустного сельского округа, в котором верховодит судья, имеющий смутное представление о том, что это, собственно, за процедура — отмена приговора и досрочное освобождение. И я не могу его за это винить. Ящики стола судьи до отказа забиты заявлениями, требованиями и жалобами, составленными заключенными, которые взяли на себя функции адвокатов — как собственных, так и других «сидельцев». Те, кто составил эти бумаги, отбывают срок в тюрьме на противоположной стороне улицы.

Здание окружного суда округа Пойнсетт — безвкусное современное строение. Архитектору, проектировавшему его, наверняка заплатили не очень много. Главный зал суда, мрачное помещение без окон, с низкими потолками, вполне способно вызвать у впечатлительного человека приступ клаустрофобии. На полу лежит потертый темно-красный ковер. Деревянные панели на стенах и мебель выкрашены в темно-коричневый цвет. Мне довелось побывать примерно в сотне залов суда в дюжине разных штатов, но ни один из них не производил столь тягостного впечатления и не был так похож на какую-то подземную темницу.

Штат представляет главный прокурор, человек, с которым мне никогда не удастся встретиться, поскольку меня с ним разделяет тысяча мелких чиновников. Бедной Кармен Идальго, сотруднице офиса прокурора, не повезло — ходатайством по поводу отмены приговора и досрочного освобождения Куинси Миллера выпало заниматься именно ей. Пять лет назад она еще училась в юридическом колледже в Стетсоне и по успеваемости находилась в середине списка своего курса. Досье, которое мы на нее собрали, тонкое, потому что у нас нет необходимости знать о ней много. Ее ответ на наше ходатайство оказался не более чем дежурной отпиской, шаблоном, в котором просто заменили фамилии.

Она твердо рассчитывает одержать верх, особенно с учетом позиции, которую занял судья. Достопочтенный Джерри Планк председательствует в суде уже много лет и мечтает об отставке и выходе на пенсию. Он щедро выделил целый день для слушаний по нашему ходатайству, но о восьми часах речь не идет. Поскольку никого не интересует дело, решение по которому было принято двадцать три года назад, зал суда пуст. Даже у двоих судебных служащих, присутствующих на слушаниях, скучающий вид.

Однако мы ждем и внимательно наблюдаем за происходящим. Фрэнки Татум сидит один в шестом ряду, позади меня и Сьюзен Эшли; Вики Гурли — в пятом, позади представителей обвинения. И у Фрэнки, и у Вики с собой крохотные видеокамеры, их можно включать с помощью телефона. Охранника в дверях зала суда нет. Оно и понятно — никто в этом городе и в округе, где проходят слушания, никогда не слышал о Куинси Миллере. Если «плохие парни» отслеживают наши действия, где бы они ни находились, это для них — первый шанс увидеть нас в деле. В конце концов, вход в зал суда свободный, за исключением особо оговоренных случаев. Любой может прийти и уйти, когда захочет.

Сьюзен Эшли Гросс, которая мне помогает, — закаленный боец. Она возглавляет проект «Невиновные», организацию по защите прав тех, в отношении кого была совершена судебная ошибка. Организация действует в центральной части штата Флорида. Семь лет назад Сьюзен Эшли была рядом со мной, когда мы вывели из тюремной камеры в Майами Ларри Дейла Клайна. Он был вторым клиентом, которого удалось освободить фонду «Блюститель», и первым для Сьюзен. Я бы с радостью сегодня же сделал Сьюзен Эшли предложение, но она на пятнадцать лет меня моложе и к тому же помолвлена, причем у нее с ее женихом все хорошо.

На прошлой неделе я представил в суд ходатайство о том, чтобы моему подзащитному было разрешено находиться на слушании. Присутствие Куинси Миллера вовсе не является необходимым, но я подумал, что ему, вероятно, не помешает провести денек на солнышке. Судья Планк, однако, ходатайство отклонил, что, в общем, неудивительно. В ходе подготовки к слушаниям он отказывал нам во всех наших просьбах, и мы ожидаем, что ходатайство об отмене приговора и досрочном освобождении тоже будет отклонено. Мэйзи уже работает над текстом апелляции по поводу данного решения.

Когда судья Планк наконец появляется из-за замаскированной двери позади судейской скамьи и усаживается на свое место, на часах почти десять утра. Судебный пристав произносит стандартные в таких случаях фразы, и мы встаем. Оглядевшись вокруг, я пересчитываю присутствующих в зале людей. Помимо Вики и Фрэнки, замечаю еще четырех человек и спрашиваю себя, что привело их на слушания. Никому из членов семьи Куинси Миллера об этой процедуре ничего не известно. За исключением одного из братьев, никто из его родственников в течение многих лет с Куинси не контактировал. Кит Руссо был убит двадцать три года назад, и для его близких убийцу уже давным-давно посадили за решетку.

Один из посетителей — белый мужчина лет пятидесяти в дорогом костюме. Еще один — тоже белый, лет сорока, в черной джинсовой рубашке. Третьему, опять-таки белому, на вид около семидесяти, и он похож на одного из тех зевак, которые регулярно приходят в зал суда и, как бы им ни было скучно, готовы высидеть до конца любое мероприятие. Четвертый посетитель — белая женщина. Она сидит в первом ряду и держит в руках блокнот, словно собирается что-то записывать. Ходатайство мы подали несколько недель назад, но за это время ни один из представителей прессы ни разу не попытался выяснить у меня что-либо по этому поводу. Я просто не представляю, какое СМИ может быть заинтересовано в освещении судебных слушаний, проходящих в каком-то богом забытом месте в восточной части штата Флорида.

Сьюзен Эшли Гросс приглашает на свидетельскую трибуну доктора Кайла Бендершмидта из Университета Содружества Виргинии. Его соображения и выводы изложены в толстом аффидевите, который мы приложили к внесенному нами ходатайству, но все же мы решили потратиться, чтобы обеспечить его личное присутствие. Его профессиональная подготовка, подтвержденная соответствующими документами, безукоризненна. Сьюзен Эшли зачитывает резюме Бендершмидта. Послушав ее какое-то время, судья Планк смотрит на Кармен Идальго и интересуется:

— У вас есть какие-либо серьезные сомнения в компетентности этого свидетеля?

— Нет, — отвечает та, встав со своего места.

— Хорошо. В таком случае он принимается судом в качестве эксперта в сфере анализа следов крови. Продолжайте.

Используя увеличенные цветные снимки формата 8 на 10 дюймов, которые демонстрировались во время процесса над Куинси Миллером, Сьюзен Эшли просит нашего свидетеля высказать свое мнение по поводу фонарика и крохотных красных капель на его стекле в качестве улик.

— А что произошло с этим фонариком? — прерывает ее судь Планк. — Он ведь не был представлен в качестве вещественного доказательства на суде, верно?

Наш свидетель пожимает плечами, поскольку на поставленный вопрос он отвечать не может.

— Ваша честь, — произносит Сьюзен Эшли, — согласно показаниям шерифа, зафиксированным в протоколах судебных заседаний, фонарик был уничтожен в результате пожара, произошедшего примерно через месяц после убийства, как и другие вещдоки, которые полиция держала в хранилище.

— И что, от него ни следа не осталось? Ровным счетом ничего?

— Да, насколько нам известно, дело обстоит так, ваша честь. Эксперт, привлеченный обвинением, мистер Норвуд, изучил вот эти снимки и представил заключение, согласно которому на стекле фонарика имеются следы крови убитого. К тому времени фонарик уже давно перестал существовать.

— Если я правильно понимаю вашу позицию, фонарик был единственной уликой, указывавшей на то, что мистер Миллер находился на месте преступления, и, когда этот самый фонарик был обнаружен в багажнике его машины, он стал главным подозреваемым. Когда же присяжным были представлены вот эти улики, то есть фотоснимки, они сочли их достаточными для вынесения обвинительного вердикта.

— Верно, ваша честь.

— Продолжайте.

Слово снова берет Бендершмидт и продолжает критиковать ошибочные выводы и показания Норвуда. Он говорит, что мнение горе-эксперта не имело научного обоснования, поскольку Норвуд ни о какой науке вообще не знал и не представлял, что разбрызгивание крови происходит по законам физики. Описывая заключение Норвуда, с которым тот выступил перед присяжными, Бендершмидт несколько раз употребляет слово «безответственность». По словам нашего свидетеля, безответственно было предполагать, что убийца держал в одной руке фонарик, а в другой — дробовик 12-го калибра, из которого стрелял. Не имелось никаких доказательств того, что это действительно было так. Как и того, что Кит Руссо, когда его убили, стоял или сидел. Как и того, где именно находился стрелявший. Безответственно было заявлять, что крохотные пятнышки на фонарике — это следы крови, учитывая почти микроскопически малое количество вещества. Более того, по словам Бендершмидта, безответственно было использовать фонарик в качестве улики, поскольку он не был найден на месте преступления.

По прошествии часа судья Планк устает, ему требуется передышка. Не совсем ясно, действительно ли он вот-вот заснет, хотя со стороны кажется, будто он клюет носом. Фрэнки, не торопясь, перемещается в последний ряд кресел и усаживается около прохода. Когда в слушаниях объявляют перерыв и Планк исчезает, присутствующие встают и покидают зал суда, один за другим проходя мимо Фрэнки. Тот, пользуясь этим, снимает их всех на видео.

Покурив и сходив в туалет, а может, и подремав немного, судья Планк неохотно возвращается в зал. На свидетельской трибуне снова появляется Бендершмидт. Излагая свои выводы, профессор выражает сомнение в том, что, если даже убийца действительно держал фонарик, кровь могла на него попасть. Используя схему офиса Руссо и фотографии, сделанные на месте преступления, Бендершмидт делает следующее заключение: учитывая расположение двери и место, где предположительно находился убийца, а также положение тела убитого и большое количество крови и мозгового вещества на стенах и книжных полках позади трупа, маловероятно, что в результате двух выстрелов из дробовика брызги крови могли полететь в сторону преступника. В качестве подтверждения своего заключения Бендершмидт представляет несколько фото с других мест преступлений, где жертвы также были убиты из дробовика 12-го калибра.

Выглядят снимки устрашающе, и через несколько минут судья решает, что с него достаточно.

— Давайте двигаться дальше, мисс Гросс, — предлагает он. — Я не уверен, что фотографии, сделанные на местах других преступлений, могут быть убедительными в данном случае.

Возможно, он прав. Во время перекрестного допроса нашего свидетеля Кармен Идальго получает только одно очко в свою пользу, когда заставляет Бендершмидта признать, что эксперты, занимающиеся изучением следов крови, часто не соглашаются друг с другом, как и любые эксперты вообще.

Профессор покидает свидетельскую трибуну, а судья смотрит на часы на своем запястье с таким видом, словно хочет дать всем понять, что утро у него выдалось утомительным, и говорит:

— Давайте сделаем перерыв на ланч и вернемся сюда в два часа. Надеюсь, мисс Гросс, у вас будет что-нибудь новое.

Судья стучит молоточком по столу, и мне кажется, что свое решение он уже принял.

Во Флориде, как и почти во всех остальных штатах, вопрос об отмене приговора и досрочном освобождении всерьез рассматривается, только если обнаруживаются принципиально новые улики и доказательства. Новые, а не более весомые. На процессе по делу Куинси Миллера присяжные услышали мнение Норвуда, якобы эксперта по следам крови. Хотя его квалификация и выводы подверглись жесткой критике со стороны молодого Тайлера Таунсенда, все члены жюри единодушно поверили Норвуду.

Привлекая к делу Кайла Бендершмидта и Тобиаса Блэка, нашего второго специалиста по следам крови, мы фактически представляем улики и доказательства, которые являются лишь более весомыми, но не новыми. Так что замечание судьи Планка свидетельствует о многом.

Когда мужчина в дорогом костюме и тот, который одет в черную рубашку из джинсовой ткани, отдельно друг от друга покидают здание суда, за ними обоими устанавливается наблюдение. Для этого мы наняли двух частных детективов. Фрэнки уже проинструктировал их и теперь говорит по телефону. Вики сидит в одном из двух ресторанчиков, расположенных вблизи здания суда. Я отправляюсь во второй и устраиваюсь там около барной стойки. Из здания суда появляется Фрэнки и идет к своей машине, припаркованной на ближайшей стоянке. Мистер Дорогой Костюм садится в блестящий черный «Мерседес» с флоридскими номерами. Мистер Черная Рубашка ныряет в зеленый «Фольксваген», тоже с номерными знаками штата Флорида. Они уезжают из центра города с разницей в две минуты, и оба паркуются на стоянке одного из торговых центров, который находится рядом с шоссе. Затем тип в черной джинсовой рубашке пересаживается в «Мерседес», и мужчины уезжают вместе. Это довольно неосмотрительно с их стороны, потому что за ними следует «хвост».

Узнав обо всем этом, я торопливо иду в тот ресторанчик, где обосновалась Вики. Она сидит в отдельном кабинете, а перед ней на столе стоит нетронутый заказ — корзинка с картофелем фри. Вики разговаривает по телефону с Фрэнки. «Мерседес» едет на юг по шоссе номер 19, причем наш наблюдатель пристроился непосредственно за ним. Вскоре детектив звонит и сообщает данные номерного знака. Мы с Вики заказываем чай со льдом и салаты. Через несколько минут прибывает Фрэнки.

Итак, мы выяснили, кто наш враг.

«Мерседес» зарегистрирован на некоего мистера Нэша Кули из Майами. Вики отсылает эту информацию по электронной почте Мэйзи, после чего обе женщины начинают отчаянно терзать клавиатуры своих компьютеров. Еще через несколько минут мы узнаем, что Кули — партнер в юридической фирме, которая специализируется на защите клиентов, проходящих по уголовным делам. Я связываюсь по телефону с двумя знакомыми адвокатами, живущими в Майами. Сьюзен Эшли Гросс, которая ест сэндвич в зале суда, обзванивает свои контакты. Мэйзи звонит еще одному юристу. Вики поклевывает ломтики жареного картофеля. Фрэнки наслаждается ланчем — он тоже заказал картофель фри, но добавил к нему теплый бутерброд с тунцом.

Кули и тип в черной рубашке паркуются у какой-то дешевой закусочной в городке Юстис с населением в 18 тысяч человек, который находится от нас в двадцати минутах езды. Очевидное становится еще более явным. Оба мужчины приехали понаблюдать за слушаниями, но при этом не хотели, чтобы их кто-нибудь узнал или увидел вместе, а затем ускользнули, чтобы вместе перекусить. Пока они едят, один из нанятых нами частных детективов меняется машинами со своим коллегой. Когда Кули покидает Юстис и едет обратно, слежка за ним продолжается, но теперь за ним на расстоянии следует уже другой автомобиль.

В фирме, где Кули является партнером, работают двенадцать юристов; она уже очень давно занимается тем, что представляет интересы наркодельцов. Неудивительно, что эта компания не кричит о себе и имеет весьма скудный по содержанию веб-сайт. Рекламные объявления она не размещает, в этом нет необходимости. Кули пятьдесят два года, он окончил юридический колледж в Майами, у него нет ни одной судимости, и он ни разу не выступал в качестве ответчика. Его фото на сайте компании явно нуждается в обновлении, потому что оно было сделано по меньшей мере лет десять назад, но такие вещи не являются необычными. В результате предварительного, весьма поверхностного изучения имеющейся информации нам удалось найти лишь одну любопытную историю, касающуюся фирмы. В 1991 году человек, который ее основал, был найден в собственном бассейне мертвым, с перерезанным горлом. Убийство так и не было раскрыто. Возможно, его тоже совершил какой-нибудь недовольный клиент.

Стрелки показывают два часа дня. Время идет, но судьи Планка не видно. Пожалуй, нам следует попросить одного из местных служащих проверить, жив ли он и не задремал ли снова. В зал суда входит Нэш Кули и опять усаживается в задних рядах. Ему даже в голову не приходит, что мы уже знаем, как зовут его детей и в каком колледже они учатся. Появляется и мистер Черная Рубашка и выбирает место подальше от Кули. Все это выглядит нелепо и как-то по-любительски.

Мы переслали видеоролик с мистером Черная Рубашка в Форт-Лодердейл, в одну высокотехнологичную компанию, занимающуюся вопросами обеспечения безопасности, и заплатили за его комплексное исследование. Компания использует систему распознавания лиц, позволяющую прогнать видео по многим базам данных. Выясняется, однако, что в этом нет необходимости — интересующий нас человек сразу обнаруживается в базе службы исполнения наказаний штата Флорида. Поиск продолжался всего одиннадцать минут. Оказывается, тип в черной джинсовой рубашке — не кто иной, как Мики Меркадо, сорока трех лет, проживающий в Корал-Гейблсе. Он уголовник со стажем и имеет двойное гражданство — мексиканское и американское. В девятнадцатилетнем возрасте Меркадо был осужден на шесть лет, конечно же, за распространение наркотиков. В 1994 году был арестован по подозрению в убийстве и подвергнут суду. Но присяжные признали Меркадо невиновным, и его отпустили.

Пока мы ждем судью Планка, Вики, все еще сидя в ресторанчике, увлеченно роется в Интернете. Позднее она скажет нам, что Меркадо — независимый консультант по вопросам безопасности, что бы это ни означало.

Теперь, когда нам кое-что известно о заинтересовавших нас мужчинах, я, сидя неподалеку от них в зале суда, испытываю сильное искушение повернуться, окликнуть их по именам и задать какой-нибудь вопрос вроде: «Какого черта вы здесь делаете?» Но мы, разумеется, не можем себе позволить ничего подобного. Существует правило: если это возможно, не давай врагу понять, как много ты знаешь. Сейчас Нэш Кули и Мики Меркадо понятия не имеют, что мы уже выяснили их имена, домашние адреса, номера машин и страховых свидетельств, а также места работы. И продолжаем копать. Конечно, мы допускаем, что и у них есть досье на меня, на фонд «Блюститель» и на весь его немногочисленный штат. Что касается Фрэнки, то он всего лишь тень, и его никогда не вычислят и не поймают. Сейчас он за пределами зала суда, в холле здания и внимательно наблюдает за происходящим вокруг. Чернокожих в городке немного, и Фрэнки понимает, что, если будет чрезмерно активен, может привлечь к себе внимание, а это нежелательно.

Наконец в 2.17 в зале появляется судья Планк и, обращаясь к Сьюзен Эшли, просит пригласить нашего следующего свидетеля. В происходящих слушаниях нет никаких неожиданностей — все знают, что Зеке Хаффи вернулся во Флориду. Сюрпризом, однако, стало то, что он согласился дать свидетельские показания лично, если мы оплатим ему авиабилет. Кроме того, Зеке выдвинул еще одно условие: я должен был в письменной форме поклясться, что в его случае срок давности за правонарушение в виде дачи ложных показаний под присягой действительно истек и его не могут по этому поводу подвергнуть уголовному преследованию.

Сейчас Зеке счастлив, что находится на свободе. Мы знаем, что это ненадолго, но он, по крайней мере, говорит правильные вещи, мол, он исправился и будет вести честную жизнь. Присягая, Зеке, как положено, клянется говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Он уже много раз произносил эти слова в залах судов, а потом, будучи тюремным осведомителем с большим стажем, начинал лгать напропалую. В свое время рассказал придуманную историю о том, как его сокамерник, Куинси Миллер, хвастался перед ним, что отстрелил голову своему адвокату, а затем выбросил дробовик 12-го калибра в залив. Теперь Зеке признается, что в этом и в других случаях в обмен на его вранье ему существенно сокращали сроки, полученные им за продажу наркотиков, или засчитывали ему время содержания под стражей. Зеке заявляет, что сожалеет о том, что дурно поступил по отношению к Куинси Миллеру, и заверяет присутствующих, что ему всегда хотелось загладить свою вину.

Зеке — вполне приемлемый свидетель, но проблема, связанная с его привлечением к делу, очевидна. Он столько раз раньше лгал под присягой, что никто, и особенно судья, не может был уверен, что сейчас он действительно говорит правду. Однако его выступление для нас является чрезвычайно важным, потому что отказ от своих показаний свидетелей, выступавших на процессе, может считаться новой уликой. Поскольку у нас есть показания Зеке, данные им лично, и аффидевит, подписанный Кэрри Холланд, мы располагаем достаточным набором аргументов, чтобы пытаться доказать, что суд над Куинси Миллером не был справедливым. Если нам удастся добиться нового судебного процесса, мы сможем представить присяжным более обоснованное, с научной точки зрения, экспертное заключение, чем то, которое когда-то выдал Норвуд. Ни сам Норвуд, ни кто-либо еще из подобных ему лжеэкспертов и близко не подойдут к залу суда. В общем, мы мечтаем о том, чтобы представить новые факты новому жюри присяжных.

Со своей стороны Кармен Идальго делает все, чтобы как можно ярче расписать деятельность Зеке в качестве тюремного информатора. В ее распоряжении имеются протоколы судебных заседаний с пяти процессов, прошедших за последние двадцать шесть лет, на которых Зеке, выступая в качестве свидетеля, лгал присяжным, чтобы пораньше освободиться самому. Хаффи признает, что порой давал ложные показания, но утверждает, что делал это не на всех судебных процессах, о каких упоминает Кармен Идальго. Подчас он путается и не может вспомнить, что именно соврал жюри в том или ином случае. Слышать и видеть все это тяжело, и судья быстро устает, но мисс Идальго продолжает «порку» нашего свидетеля в ходе перекрестного допроса Зеке Хаффи и смотрится, надо признать, вполне убедительно, хотя уже одно ее присутствие в зале суда нас удивляет.

К 3.30 судья Планк зевает, глаза его начинают закрываться. Очевидно, что он очень утомлен и отчаянно борется со сном. Я шепотом говорю Сьюзен Эшли, что пора заканчивать.

Глава 28

На следующий день мы с Вики возвращаемся в Саванну. Сотрудники фонда собираются в конференц-зале, и Мэйзи проводит комплексную оценку ситуации. Во Флориде, как и в Алабаме, местное законодательство не устанавливает судьям никаких сроков в том, что касается рассмотрения ходатайств об отмене приговора и досрочном освобождении, поэтому старина Планк вполне может умереть, прежде чем придет к какому-то решению. Впрочем, мы подозреваем, что решение он уже принял, но прежде чем объявит о нем, будет долго тянуть время. Однако заставить его ускориться не в наших силах, более того, если мы попытаемся это сделать, это наверняка даст обратный эффект.

Мы исходим из того, что за нами так или иначе наблюдают, и данный факт вызывает у нас горячий спор. В конце концов мы сходимся на том, что системы безопасности, защищающие наши компьютеры и средства связи от несанкционированного проникновения, следует обновить и усовершенствовать. Это должно обойтись нам в 30 тысяч долларов, но таких денег в нашем тощем бюджете нет. Что же касается плохих парней, то они в средствах не ограничены, что позволяет им обзавестись лучшей системой контроля за нашими действиями, которая только существует.

Я сильно сомневаюсь, что они будут рыскать вокруг Саванны и следить за нашими передвижениями. Это только утомит их и практически не даст никакой по-настоящему полезной информации. Однако мы все согласны с тем, что нам необходимо проявить бдительность и почаще менять распорядок дня и маршруты, которые выбираем. Наши противники легко могли последовать за мной в Нассау и узнать о моей встрече с Тайлером Таунсендом. То же самое касается и моего разговора в Сан-Вэлли с Брюсом Гилмером. Но эти поездки состоялись еще до того, как мы внесли наше ходатайство, и прежде чем наши имена были упомянуты в каких-либо официальных документах.

Нам удалось накопать дополнительные данные по Нэшу Кули. У нас есть открытая информация о его машинах, недвижимой собственности, а также о двух разводах. Достаточно сказать, что он делает большие деньги и ему нравится их тратить. Его дом в Корал-Гейблсе оценивается в 2,2 миллиона долларов. На его имя зарегистрированы по меньшей мере три автомобиля, причем все импортные, немецкие. Офис его фирмы расположен в сверкающем высотном здании, которое находится в деловом центре Майами. Компания имеет филиалы на Большом Каймане и в Мехико. Если верить одному приятелю Сьюзен Эшли, ходят слухи, будто адвокаты из южной Флориды, защищающие интересы наркодельцов, получают гонорары в офшорах. Они редко попадаются, но порой федералам все же удается прижать некоторых из них за уклонение от уплаты налогов. Этот же источник Сьюзен утверждает, что «Варик и Валенсия» (так называется компания, в которой Нэш Кули состоит партнером) уже давно занимается грязным бизнесом и консультирует своих клиентов по вопросам безопасного отмывания денег. Двое из старших партнеров фирмы в прошлом судебные адвокаты, закаленные бойцы, выигравшие много серьезных процессов. В 1994 году они защищали Мики Меркадо, который обвинялся в убийстве, и убедили присяжных в его невиновности.

Я не понимаю, зачем Нэшу Кули потребовалось ехать шесть часов, чтобы поприсутствовать на судебных слушаниях по поводу нашего ходатайства об отмене приговора и досрочном освобождении Куинси Миллера? Если он хотел поглядеть на меня, то вполне мог зайти на веб-сайт нашего фонда, это было бы проще. То же самое касается и Сьюзен Эшли. Все наши петиции, ходатайства, резюме и прочие официальные юридические документы можно без труда найти в открытом доступе в Интернете. Зачем Кули нужно было появляться в зале суда, рискуя, что его кто-нибудь опознает? Да, конечно, риск был невелик, поскольку слушания проводились в глухом захолустье, но мы сумели установить, кто он такой. Могу лишь предположить, что присутствия Кули в суде потребовал какой-то его клиент.

Что касается Мики Меркадо, то это бандит, который, вероятно, всю свою взрослую жизнь работал на какой-нибудь из наркокартелей. Какой именно, мы точно не знаем. Меркадо и двоим его подручным было предъявлено обвинение в убийстве другого наркодельца. Похоже, во время одной из сделок что-то пошло не так. Но федералы не смогли представить убедительные доказательства вины подсудимых.

Значит, теперь он идет по моему следу?

Я пытаюсь убедить женщин, сотрудниц фонда, что, если мы будем оглядываться на каждом шагу, это никак не поможет Куинси Миллеру. Наша работа заключается в том, чтобы доказать его невиновность, а не установить, кто на самом деле нажал на спусковой крючок и убил Кита Руссо. Однако я говорю им не все, что знаю. Я редко так поступаю. Но рассказанную мне Тайлером историю про пруд с крокодилами решаю все же оставить при себе. Картина, которую нарисовал в беседе со мной Таунсенд, до сих пор стоит у меня перед глазами.

Разговор о моей встрече с Тайлером продолжается почти целый день, и мы снова и снова возвращаемся к этой теме, высказывая новые идеи и приводя разнообразные аргументы. С одной стороны, я чувствую себя обязанным каким-то образом опять связаться с ним и предупредить о том, что за нами установлена слежка. Но, с другой стороны, если я так или иначе войду с ним в контакт, уже этот факт сам по себе потенциально может подвергнуть его опасности. То же самое касается и Гилмера, но ему явно известно меньше, чем Тайлеру.

К концу дня мы приходим к решению, что все же следует рискнуть, и я захожу на ресурс под названием «Из-под крыльца Пэтти», плачу двадцать долларов за еще один месяц и отправляю послание, которое должно самоуничтожиться через пять минут:

Снова Нассау — это важно.

Пять минут проходят, но ответа нет. В течение трех часов я отправляю тот же текст еще четыре раза, но опять без какого-либо результата.

После наступления темноты я покидаю офис фонда и прохожу пешком несколько кварталов, изнывая от жары. Дни в это время года длинные, температура воздуха и влажность высокие, а город заполнен туристами. Как обычно, Лютер Ходжес ждет меня на крыльце своего дома, ему не терпится прогуляться.

— Привет, падре! — окликаю его я.

— Здравствуй, сын мой.

Стоя на тротуаре, мы обнимаемся и обмениваемся шутливыми оскорблениями по поводу седых волос и жировых отложений на животах, а затем медленно шагаем вперед. Через несколько минут я замечаю, что Лютера что-то беспокоит.

— Завтра в Техасе казнят еще одного заключенного, — говорит он.

— Мне жаль это слышать.

Лютер убежденный аболиционист, борющийся за запрещение смертной казни. Его позиция всегда была проста и понятна: если мы все согласны, что убивать нельзя, то почему же разрешаем это делать государству? Когда наступает время исполнения очередного смертного приговора, Лютер и другие аболиционисты пишут письма, рассылают призывы, публикуют комментарии в соцсетях, а порой даже устраивают протестные акции около тюрем. Сам Лютер Ходжес часами молится за приговоренных к смерти и скорбит по ним, хотя для него это совершенно незнакомые люди.

У нас обоих нет настроения для ужина в хорошем ресторане, поэтому мы заглядываем в какую-то бутербродную. Платит за нас обоих всегда Лютер. Как только мы устраиваемся за столом, он с улыбкой произносит:

— А теперь расскажи мне последние новости по делу Куинси Миллера.

С момента, когда фонд «Блюститель» начал свою работу, нами было заведено восемнадцать дел. Восемь из них завершились освобождением наших клиентов. Один был казнен. Шесть дел остаются у нас в работе. Три мы закрыли, убедившись, что наши клиенты действительно виновны. Так мы поступаем, когда совершаем ошибки.

Имея опыт восемнадцати дел, мы понимаем, что рано или поздно нам улыбнется удача. Она приходит к нам в лице мужчины по имени Лен Дакуорт. Он живет в Си-Айленде, примерно в часе езды от Саванны. Добравшись до нас на машине, он вошел в здание фонда, не обнаружил никого у стойки секретаря, заглянул в кабинет Вики и поздоровался. Вики приняла его вежливо, хотя она, как всегда, была очень занята. Однако через несколько минут Вики позвала меня.

— Это может быть важно, — говорит она.

Мы располагаемся в конференц-зале наверху, прихватив с собой кофейник со свежезаваренным кофе. Вики и Мэйзи записывают, а я внимательно слушаю.

Дакуорту около семидесяти лет. Он стройный и загорелый, образцовый пенсионер, имеющий много свободного времени для игры в гольф и теннис. Дакуорт и его жена переехали в Си-Айленд несколько лет назад и стараются вести активный образ жизни. Он из штата Огайо, его супруга из Чикаго, оба предпочитают теплый климат. В 1973 году, когда Конгресс создал Управление по борьбе с наркотиками (УБН), Дакуорт был сотрудником ФБР. Работа в Управлении показалась ему интереснее, чем кабинетная рутина. Он добился перевода в новую структуру и до конца своей карьеры, до самого выхода на пенсию, служил там. В частности, в течение двенадцати лет был уполномоченным по делам Управления на севере штата Флорида.

Много месяцев мы пытались получить доступ к материалам УБН, собранным в 80-е годы. Но ФБР, как и Бюро по борьбе с незаконным оборотом алкоголя, табака и огнестрельного оружия, рьяно защищает и охраняет свои архивы. Один из запросов Вики, в котором она требовала предоставить некие материалы, исходя из закона о свободе информации, вернулся обратно с сопроводительным письмом, в котором едва ли не все слова были вымараны.

В общем, нам действительно повезло.

— Мне много известно про наркобизнес — я имею в виду происходившее в те времена, когда я работал, — говорит Дакуорт. — О чем-то я могу рассказать, о чем-то нет.

— Любопытно узнать, почему вы к нам приехали, — произношу я. — Мы пытались заполучить архивные материалы УБН в течение последних семи месяцев, но без какого-либо результата.

— Вы никогда ничего не добьетесь от Управления, потому что его сотрудники используют простую уловку — они заявляют, что расследования по тем или иным делам продолжаются, а потому все материалы считаются секретными. Причем даже если речь идет о старом и давно закрытом деле. Внутренние инструкции УБН таковы, что вы не должны получить ничего. Если нужно, они готовы пойти в суд, чтобы не раскрывать ту или иную информацию. Так мы работали всегда.

— Как много вы готовы нам рассказать? — интересуюсь я.

— Ну, например, я могу поговорить об убийстве Кита Руссо, потому что это дело было закрыто более двадцати лет назад, и к тому же УБН им не занималось. Я был знаком с Китом и знал его достаточно хорошо. В свое время мы его завербовали. Он был одним из наших информаторов, и именно поэтому его убили.

Вики, Мэйзи и я смотрим друг на друга — сказанное Дакуортом не сразу укладывается в наших головах. Единственный человек на планете, способный подтвердить, что Кит Руссо был информатором Управления по борьбе с наркотиками, сидит перед нами на одном из наших стульев и спокойно попивает кофе.

— Кто же его убил? — спрашиваю я.

— Не знаю, но точно не Куинси Миллер. Это было дело рук картеля.

— Какого картеля?

Прежде чем ответить, Дакуорт молча прихлебывает кофе. А затем произносит:

— Вы спрашиваете меня, почему я сюда приехал. Я слышал о тех усилиях, которые вы предпринимаете, чтобы освободить Миллера, и я аплодирую тому, что вы делаете. В данном случае посадили невиновного и именно потому, что этого и хотели. У меня есть большое количество информации, и я могу поделиться с вами, не разглашая конфиденциальных сведений. Ну и еще я хотел выбраться из дома. Моя жена отправилась за покупками в магазин здесь, за углом, и мы с ней договорились, что позднее встретимся за ланчем и перекусим.

— Считайте, что мы все обратились в слух и времени у нас целый день.

— Ладно, тогда для начала немного истории. К середине 70-х годов, когда появилось Управление по борьбе с наркотиками, в стране возник настоящий бум кокаина. Его ввозили тоннами — на судах, самолетах, грузовиках, как угодно. Спрос был такой, что, казалось, его невозможно было удовлетворить, прибыли от торговли этим товаром были гигантские, и те, кто выращивал коку и производил и распространял наркотик, едва успевали расширять производство. Они создали могущественные разветвленные организации в странах Центральной и Южной Америки и прятали свои деньги в банках Карибского бассейна. Флорида с ее восемью сотнями миль пляжей и десятками портов стала для наркодельцов излюбленным местом ввоза товара на территорию США, а Майами — их вотчиной. Южную часть Флориды контролировал один из колумбийских картелей, он все еще остается в этом бизнесе. Но я в том регионе не работал. Моя территория простиралась севернее Орландо, и к 1980 году всю торговлю кокаином там держал картель Салтильо — организация наркоторговцев из Мексики. Он существует и сейчас, но его сильно потеснили более крупные конкуренты. Большинство лидеров были убиты в ходе междоусобных войн между картелями. Соотношение сил между этими группировками быстро и часто меняется, а количество жертв, которые становятся результатом кровавых стычек между ними, заставляет ужаснуться. Они проявляют такую жестокость, что в это порой трудно поверить. Впрочем, не буду посвящать вас в подробности.

— Да уж, пожалуйста, не надо, — произносит Вики.

У меня перед глазами в очередной раз мелькает лицо Тайлера и описанная им картина кровавого пиршества крокодилов.

— У нас имеется много косвенных данных, касающихся шерифа Фицнера и того, что происходило в округе Руис, — говорю я.

Дакуорт улыбается и качает головой, словно ему напомнили о старом друге.

— Мы так и не смогли прижать этого типа. Он был единственным шерифом в северной части штата Флорида, о ком мы точно знали, что он снюхался с картелем. Фицнер был у нас на мушке, когда убили Руссо. После этого ситуация изменилась. Наши ключевые информаторы замолчали и перестали снабжать нас сведениями.

— А как вам удалось завербовать Руссо?

— Кит был интересным парнем. Весьма амбициозным. Ему надоело жить и работать в маленьком городке. Он хотел делать большие деньги. Вообще-то Кит был опытным юристом. У него было несколько клиентов в районе Тампа — Сент-Пит, имевших отношение к наркобизнесу, и на них он вроде как сделал себе имя. Один наш осведомитель сообщил нам, что Кит берет большие гонорары наличными и при этом либо заявляет только их часть, либо не заявляет вообще и переводит деньги в офшоры. В течение двух лет мы проверяли его налоговые декларации, и для нас было совершенно очевидно, что тратит Руссо гораздо больше денег, чем зарабатывает в своем офисе на Мэйн-стрит в Сибруке. В общем, мы встретились с ним и пригрозили, что выдвинем против него обвинение в уклонении от уплаты налогов. Он понимал, что у него рыльце в пушку, и не хотел потерять все. К тому же Руссо занимался отмыванием денег для своих клиентов, в первую очередь для парней из картеля Салтильо. Он делал это, скупая недвижимость во Флориде через подставные офшорные компании и оформляя документы. Все это не слишком сложно, и Кит здорово в этом поднаторел.

— А его жена знала о том, что он является осведомителем Управления по борьбе с наркотиками?

Еще одна улыбка, еще один глоток кофе. Было ясно, что Дакуорт может рассказывать часами.

— А вот тут все становится по-настоящему интересным. Кит обожал женщин. Он был достаточно осторожен, чтобы не волочиться за ними в Сибруке, но Тампа — другое дело. У них с Дианой там имелась квартира, вроде как она была им нужна для работы. Однако Кит использовал ее для иных целей. Прежде чем приступить к его вербовке, мы раздобыли несколько ордеров и установили «жучки» и у него в квартире в Тампе, и в офисе, и даже дома, в Сибруке. Слушали все, даже звонки Кита его девицам. А потом испытали настоящий шок. Выяснилось, что Диана решила сыграть в ту же игру, что и ее муженек. У нее появился приятель, один из клиентов, связанных с наркобизнесом. Смазливый парень, он работал в Майами на картель Салтильо. Звали его Рамон Васкес. Пару раз, когда Кит находился в Тампе, Рамон тайком приезжал в Сибрук, чтобы встретиться с Дианой. В общем, вы можете представить, что это был за брак. А отвечая на ваш вопрос, скажу, что мы не знаем точно, говорил ли Кит жене о том, что является нашим информатором. Разумеется, мы предупреждали его, чтобы он этого не делал.

— А что же случилось с Дианой? — спрашивает Вики.

— Каким-то образом в картеле стало известно, что Кит работает на нас. Подозреваю, что эту информацию продал наркодельцам другой наш осведомитель, который в свое время сообщил о финансовых махинациях Кита. Вероятно, он был двойным агентом. Что поделаешь, это грязный бизнес, в нем люди иной раз чуть ли не каждый день меняют хозяев. Большие деньги и страх, который человек испытывает, когда его угрожают сжечь живьем, позволяют вербовать и перевербовывать многих. В общем, в итоге Кита убрали, а Диана покинула город.

— А Рамон? — интересуется Мэйзи.

— Они с Дианой крутили любовь в Тампе, а потом уехали куда-то южнее. Мы не смогли установить это точно, но у нас сложилось мнение, что Рамон вроде постепенно отошел от дел, связанных с картелем, и старался держаться подальше от проблем и неприятностей. Последнее, что я слышал, — Рамон и Диана все еще вместе и находятся где-то на Карибах.

— С большим количеством денег, — усмехаюсь я.

— Да, с большим количеством денег, — подтверждает Дакуорт.

— Диана была причастна к убийству? — спрашивает Мэйзи.

— Это так и не доказали. Полагаю, вам известно о полисе страхования жизни и совместных банковских счетах, но это вовсе не так уж необычно.

— А почему вы не схватили Фицнера и участников картеля?

— Видите ли, после убийства дело исчезло само собой. Да, какое-то время мы все стояли на ушах. Казалось, через месяц или два мы произведем массовые аресты и предъявим целую кучу обвинений, в том числе Фицнеру. Мы были терпеливы, даже слишком терпеливы, правда. Но нам приходилось бороться с офисом главного прокурора. Они были перегружены работой, и провернуть такую махину было сложно. Нам никак не удавалось как следует «завести» прокурорских. Вы ведь знаете, как это бывает. А после убийства все наши информаторы куда-то пропали, и дело развалилось. Картель занервничал и на время снизил активность своих операций. Фицнер вскоре ушел на пенсию. А меня перевели в Мобил, где я и закончил свою карьеру.

— А кого мог использовать картель в качестве исполнителя убийства Руссо? — спрашивает Мэйзи.

— О, у них полно головорезов. И эти ребята далеко не всегда хитроумные профессионалы. Это грубые, жестокие скоты, многие из них скорее предпочли бы отрубить жертве голову топором, чем всадить в нее пулю. Два выстрела из дробовика в лицо — это как раз в их стиле. Они предпочитают убивать зверски. Если даже оставят после себя какие-то следы, их это не волнует. Найти их практически невозможно, потому что они, выполнив грязную работу, сразу возвращаются в Мексику или Панаму. И прячутся где-нибудь в джунглях.

— Однако на месте убийства Руссо все было подчищено, — замечает Мэйзи. — Преступник не оставил никаких улик.

— Да, но не надо забывать, что расследованием руководил Фицнер.

— Все же мне неясно, почему вы не смогли прижать его, — говорю я. — Из того, что вы сказали, я понял, что вам было известно, что Фицнер контролирует порт, складируя там наркотики и прикрывая наркоторговцев. У вас имелись осведомители, включая Кита. Так почему же вы не сумели его взять?

Дакуорт глубоко вздыхает и сцепляет пальцы на затылке. А затем, глядя на потолок, с улыбкой отвечает:

— Наверное, это самое большое разочарование за всю мою карьеру. Мы действительно очень хотели взять этого типа. Подумать только, один из нас, сотрудник правоохранительных органов, на короткой ноге с самыми отъявленными из преступников и получает от них деньги! Способствует распространению кокаина в Атланте, Бирмингеме, Мемфисе, Нэшвилле — по всему юго-востоку. И ведь мы могли это сделать. Мы проникли в созданную им банду и получили возможность собирать нужную информацию. Завели дело и подготовили все, что было для этого необходимо. У нас имелись факты и улики. Но все уперлось в федерального прокурора в Джексонвилле. Мы не могли заставить его действовать достаточно быстро и оперативно представить материалы большому жюри присяжных. Прокурор настаивал на том, что он сам должен руководить всем этим действом. Похоже, он просто плохо понимал, что происходит и что нужно делать. А вскоре Руссо убили. Знаете, у меня этот федеральный прокурор до сих пор из головы не идет. Позднее он баллотировался в Конгресс, и мне не терпелось проголосовать против него. Последнее, что я о нем слышал, — он рекламировал услуги частной службы «Скорой помощи». Несколько раз я видел его елейную физиономию на рекламных щитах.

— Значит, этот самый наркокартель все еще в игре? — уточняет Мэйзи.

— Большая его часть по крайней мере, так было, когда я вышел в отставку. Я не в курсе того, что происходило в течение последних пяти лет.

— Ладно, давайте поговорим о тех, кто заказал убийство Руссо, — произносит Мэйзи. — Где они сейчас?

— Не знаю. Я уверен, что кто-то из них умер, кто-то сидит в тюрьме, а кто-то отошел от дел и живет в своем дворце — они разбросаны по всему миру. А некоторые продолжают заниматься наркобизнесом.

— Как вы полагаете, они за нами следят? — спрашивает Вики.

Дакуорт наклоняется вперед и отхлебывает еще кофе. Он размышляет, понимая, что наше беспокойство не является безосновательным. Наконец Дакуорт отвечает:

— Разумеется, об этом я могу лишь строить предположения. Но думаю, что да — на каком-то уровне они за вами так или иначе следят. Как минимум можно определенно сказать, что они не хотят, чтобы Куинси Миллер был освобожден. У меня есть к вам вопрос. — Произнеся последнюю фразу, Дакуорт переводит взгляд на меня. — Если ваш клиент выйдет на свободу, дело об убийстве снова будет открыто?

— Вероятно, нет. Примерно в пятидесяти процентах случаев нам удается установить, кто действительно совершил преступление, в других пятидесяти у нас это не получается. В деле Куинси Миллера первый вариант маловероятен. Дело слишком старое. Улики исчезли. Настоящий убийца, как вы говорите, скорее всего, спокойно живет где-нибудь далеко.

— Или же он мертв, — замечает Дакуорт. — Наемные убийцы, работающие на картели, долго не живут.

— Так почему тогда они наблюдают за нами? — интересуется Вики.

— А почему бы и нет? Следить за вами легко. Все судебные документы находятся в открытом доступе. Почему бы им не быть в курсе дела?

— Вы никогда не слышали об адвокате из Майами по имени Нэш Кули, который защищает интересы наркодельцов?

— Он работает в какой-нибудь фирме?

— «Варик и Валенсия».

— Ах да, конечно. Подобными делами они занимаются уже много лет. Хорошо известны в этом бизнесе. А почему вы спрашиваете?

— На прошлой неделе Нэш Кули находился в зале суда во время слушаний по нашему ходатайству.

— Значит, вы его знаете?

— Нет, но нам удалось установить его личность. С ним еще был человек по имени Мики Меркадо, один из его клиентов.

Будучи в прошлом опытным полицейским, Дакуорт хочет расспросить меня, как нам удалось идентифицировать обоих, но не слишком настаивает. Улыбнувшись, он произносит:

— Да, на вашем месте я бы постарался быть осторожным. Есть основания предполагать, что за вами наблюдают.

Глава 29

Если верить Стиву Розенбергу, судья Марлоу обладает большим влиянием, чем мы полагали. Стив подозревает, что это она добилась того, чтобы апелляционный суд штата Алабама действовал с максимально возможной для него оперативностью. Не прошло и двух месяцев после слушаний в Вероне, а он уже единогласно утвердил распоряжение Марлоу о проведении ДНК-тестирования семи лобковых волосков, фигурирующих в деле Дьюка Рассела. Более того, суд принимает решение, согласно которому оплатить это исследование придется офису окружного прокурора Чэда Фолрайта. Два детектива из полиции штата отвозят вещественные доказательства в ту же самую лабораторию в Дареме, где мы проводили анализ слюны Марка Картера. В течение трех дней я не свожу глаз со своего телефона, и наконец раздается звонок от судьи.

Самым прекрасным женским голосом, какой мне когда-либо приходилось слышать, с безукоризненной дикцией судья Марлоу говорит:

— Что ж, мистер Пост, похоже, вы правы. Ваш клиент в результате проведенного ДНК-тестирования исключен из числа тех, кто мог совершить преступление, о котором идет речь. Все семь лобковых волосков когда-то принадлежали мистеру Картеру.

Я сижу в кабинете Вики, и по моему лицу все становится ясно. Вики заключает в объятия Мэйзи, а я на секунду прикрываю глаза.

— Сегодня вторник, — продолжает судья. — Вы сможете быть здесь в четверг, чтобы присутствовать на слушаниях?

— Конечно. И спасибо вам, судья Марлоу.

— Не благодарите меня, мистер Пост. Это наша система юстиции в огромном долгу перед вами и должна вас благодарить.

Это именно те моменты, ради которых мы, сотрудники фонда «Блюститель», живем. Еще два часа — и штат Алабама казнил бы ни в чем не повинного человека. Если бы не мы, не наша работа и не наше упорство в борьбе за исправление судебных ошибок, Дьюк Рассел оказался бы в могиле.

Но праздновать мы будем позднее. Я немедленно сажусь за руль и выезжаю на запад, в сторону Алабамы, беспрерывно звоня по телеону. Чэд не хочет со мной говорить — он, ясное дело, сейчас слишком занят. Поскольку Фолрайт все равно постарается нам напакостить, а также по той причине, что он попросту некомпетентен, нас беспокоит вопрос о задержании Марка Картера. Тот ничего не знает о результатах ДНК-тестов. Стив Розенберг убеждает главного прокурора штата позвонить Чэду и приструнить его. Главный прокурор также соглашается уведомить о ситуации полицию штата и попросить ее сотрудников присмотреть за Картером.

В среду, ближе к полудню, Дьюк Рассел лежит на своей койке, той самой, на которой провел значительную часть последних десяти лет. Он читает книгу в мягкой обложке и думает о чем-то своем, когда сквозь решетку в его камеру вдруг заглядывает охранник и говорит:

— Эй, Дьюк! Тебе пора, приятель.

— Куда пора?

— Домой. Судья в Вероне хочет видеть тебя. Выезд через двадцать минут. Собирайся.

Охранник просовывает сквозь прутья решетки дешевую спортивную сумку, и Дьюк начинает укладывать в нее свои пожитки: носки, футболки, трусы, две пары кроссовок, туалетные принадлежности. Ему принадлежат восемь книг в мягкой обложке. Поскольку он прочитал каждую от корки до корки по меньшей мере пять раз, Дьюк решает оставить их следующему узнику вместе с небольшим черно-белым телевизором и феном. Когда Дьюк выходит из камеры в тюремный коридор — в наручниках, но без кандалов на ногах, другие заключенные приветствуют его свистом и аплодисментами. Надзиратели, собравшиеся у двери блока, хлопают его по спине и желают ему всего хорошего. Несколько сотрудников тюремной охраны выводят Дьюка на улицу, где его ждет белый тюремный фургон. Выходя из блока смертников, он не оглядывается. Рядом со зданием тюремной администрации Дьюка пересаживают в патрульную машину местной полиции. Выехав за пределы тюремного комплекса, автомобиль останавливается. С переднего пассажирского сиденья выбирается помощник шерифа. Открыв заднюю дверцу, он снимает с Дьюка Рассела наручники и спрашивает, не хочет ли он чего-нибудь поесть. Дьюк благодарит его и отвечает отрицательно. От эмоций, которые его распирают, у него совсем пропал аппетит.

Через четыре часа Дьюк прибывает в тюрьму округа, где его дожидаемся мы со Стивом Розенбергом и адвокат из Атланты. Нам удалось убедить шерифа, что Дьюка вот-вот освободят, поскольку он ни в чем не виноват. Поэтому шериф оказывает нам содействие и позволяет использовать свой крохотный кабинетик для короткого совещания. Я рассказываю своему клиенту то, что мне известно на данный момент, а это далеко не все. Завтра судья Марлоу собирается принять и огласить решение об отмене вынесенного Дьюку Расселу приговора и об освобождении его из-под стражи. Чэд Фолрайт, будучи полным идиотом, грозит снова выдвинуть обвинения против Дьюка, а заодно и против Марка Картера. Согласно его новой, более чем странной версии они вместе изнасиловали и убили Эмили Брун.

Между тем эти двое никогда не встречались. Какой бы нелепой ни казалась версия, выдвинутая Фолрайтом, ее появлению на свет не следует удивляться. Прокуроры, униженные и загнанные в угол, часто проявляют невероятную изобретательность в подобных вещах. Тот факт, что во время суда над Дьюком Расселом, проходившего десять лет назад, имя Марка Картера ни разу не упоминалось, камня на камне не оставит от этой ахинеи. Судья Марлоу вышла на тропу войны и не станет принимать эту чушь во внимание. К тому же главный прокурор штата оказывает на Чэда давление, требуя дать задний ход.

Тем не менее формально он имеет право вновь предъявить обвинения, и это следует принимать во внимание. Чэд может арестовать Дьюка вскоре после его освобождения. Я пытаюсь объяснить эти юридические тонкости своему клиенту, но тот слишком сильно эмоционально возбужден, чтобы как-то на это отреагировать. Мы оставляем его с шерифом, который отводит его в самую удобную камеру, где Дьюк должен провести свою последнюю ночь в заключении.

Я снова сажусь за руль, и мы со Стивом едем в Бирмингем, где выпиваем несколько рюмок в обществе Джима Биско из «Бирмингем ньюс». История Дьюка Рассела привела его в ярость, и он уже пустил нужные слухи среди своих коллег. Завтра, обещает Джим, будет настоящий цирк.

После ужина мы со Стивом находим дешевый мотель подальше от Вероны, где не чувствуем себя в безопасности. У жертвы большая семья, много родственников и друзей, и мы в фонде «Блюститель» получали анонимные угрозы по телефону. Это тоже часть нашей работы.

Перед рассветом сотрудники полиции штата арестовывают Марка Картера и отвозят его в одну из тюрем соседнего округа. Шериф сообщает нам об этом, когда мы входим в зал суда незадолго до слушаний. Пока мы ждем их начала, в зале собирается толпа. Выглянув в окно, я замечаю перед зданием суда ярко раскрашенные фургоны телевидения. В 8.30 прибывает Чэд Фолрайт со своими помощниками и желает всем присутствующим доброго утра. Я спрашиваю его, намерен ли он вновь выдвинуть обвинение против моего клиента. Чэд чопорно улыбается и отвечает отрицательно. Ему здорово досталось, и ночью в какой-то момент, возможно, после напряженного разговора с прокурором штата, он приходит к выводу, что остается лишь признать свое поражение.

Появляется Дьюк Рассел в сопровождении охранников. По его лицу блуждает широкая улыбка. На нем синий пиджак, который ему явно велик, белая рубашка и галстук с узлом размером с кулак. Выглядит он прекрасно и явно наслаждается моментом. Мать Дьюка сидит в первом ряду, позади нас, вместе с дюжиной родственников. С другой стороны прохода расположились Джим Биско и еще несколько репортеров. Судья Марлоу пока не запретила делать снимки, поэтому в зале щелкают затворы фотокамер.

Судья занимает свое место ровно в девять часов и, пожелав всем доброго утра, произносит:

— Прежде чем мы начнем, я хочу сделать сообщение. Шериф Пилли попросил меня проинформировать публику и прессу о том, что житель этого округа, мужчина по имени Марк Картер, был арестован сегодня утром за изнасилование и убийство Эмили Брун. Он находится под стражей и появится в зале суда примерно через час. Мистер Пост, насколько я понимаю, у вас есть ходатайство.

Я встаю и с улыбкой говорю:

— Да, ваша честь. От имени своего клиента, Дьюка Рассела, я прошу отменить вынесенный ему приговор и немедленно освободить его.

— Какие у вас основания для данного ходатайства?

— ДНК-тестирование, ваша честь. Мы получили результаты ДНК-исследования семи лобковых волосков, найденных на месте преступления. Они исключают мистера Рассела из числа подозреваемых. Все семь волосков принадлежат Марку Картеру.

— Если я правильно понимаю, мистер Картер был последним человеком, в обществе которого видели жертву преступления, когда она еще была жива, не так ли?

Задав вопрос, судья Марлоу в упор смотрит на Чэда Фолрайта.

— Все верно, ваша честь, — отвечаю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. — При этом ни у полиции, ни у прокурора в свое время не возникло в отношении мистера Картера серьезных подозрений.

— Благодарю вас. Мистер Фолрайт, вы возражаете против ходатайства?

Окружной прокурор быстро вскакивает и почти шепчет:

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Если в душе ты – гот, по образованию – философ, по воинской специальности – снайпер и до сих пор ище...
Екатерину Веренскую, уважаемого преподавателя, обвиняют в жестоком убийстве собственной студентки. Д...
Ты обосновался на планете своих друзей, твоя жизнь начала упорядочиваться до такой степени, что ты с...
Новая книга Вианны Стайбл, автора метода Тета-исцеления, – это больше, чем просто книга о том, как с...
Богатый жизненный опыт и знания Джейн станут источником сил и поддержки для всех, кто живет в одиноч...
Однажды под бой курантов Алина Белкина загадала желание – уже на следующий Новый год подержать в рук...