Блюстители Гришэм Джон
— Значит, мы говорим о заказном убийстве? — уточняет Нолтон.
— Да. Об убийстве по найму, которое считается преступлением, нарушающим федеральное законодательство.
Совершенно очевидно, по крайней мере для меня, что Агнес Нолтон заинтриговало наше дело. Луджевски внешне невозмутим, словно игрок в покер, однако не упускает ничего. Вскоре он открывает ноутбук и начинает копаться в Интернете.
Я тем временем продолжаю:
— У нас есть фамилии двоих нападавших, оба они осуждены за убийство. Вы когда-нибудь слышали об «Арийских священнослужителях»?
Нолтон улыбается, и ее интерес возрастает. Шайка торговцев наркотиками, мексиканский наркокартель, продажный шериф, убийство адвоката прямо в кабинете, осуждение за это преступление невиновного, а теперь еще и попытка заказного убийства, чтобы приостановить деятельность некоммерческой организации и не дать освободить человека, в отношении которого была совершена судебная ошибка… Такие дела попадаются не каждый день.
— Да, конечно, слышала, — отвечает она. — Но мы слишком заняты отправкой преступников в тюрьмы, так что нам некогда следить за тем, чем они занимаются там. Вы планируете сообщить мне фамилии нападавших?
— А что вы с ними собираетесь делать?
Агнес Нолтон несколько секунд думает, отпивая небольшими глоточками кофе из стаканчика, а затем смотрит на Луджевски. Тот отрывается от ноутбука и произносит:
— «Арийские священнослужители» в свое время отделились от «Арийского братства», самой крупной белой тюремной банды в США. Членство стоит примерно десять тысяч долларов, но списки участников мало где ведутся аккуратно. В основном сфера их деятельности — снабжение заключенных наркотиками, продуктами питания, всем, что так или иначе связано с сексом, сотовыми телефонами. Выйдя на свободу — если только им это удается, — участники группировки продолжают заниматься криминальной деятельностью.
— Повторю еще раз, — говорит Нолтон, обращаясь ко мне, — мы слишком заняты здесь, по эту, внешнюю сторону решетки.
— Есть еще тюремный охранник, он, вероятно, был замешан в нападении, — сообщаю я. — Белый мужчина, который в нужный момент отвернулся и ничего не видел. Он может оказаться слабым звеном.
— Мне нравится, как вы мыслите, Пост, — замечает Агнес Нолтон.
— Мы ведь с вами в определенном смысле занимаемся похожими делами. Вы раскрываете преступления, чтобы посадить кого-то за решетку. Я раскрываю преступления, чтобы освободить из-за решетки невиновных.
Для Адама Стоуна это был совершенно обычный рабочий день. Он отметился на входе в 7.59, пятнадцать минут провел в раздевалке, попивая кофе и поедая пончик в обществе двух других охранников. Адам Стоун вовсе не торопился явиться в блок Е, чтобы провести там еще одну полную напряжения смену, надзирая за преступниками, которые с удовольствием убили бы его, если бы он дал им такую возможность. Среди заключенных было несколько человек, кому Стоун симпатизировал, и потому ему нравилось, как они беззлобно его поддразнивают. Остальных он презирал или даже ненавидел, особенно чернокожих. Стоун вырос в сельской местности, где царили жесткие нравы, а чернокожих почти не было и их недолюбливали. Его отец был убежденным расистом, презиравших всех цветных и винившим их в том, что он не преуспел в жизни. Мать Адама Стоуна говорила, что во время учебы в школе ее пытался изнасиловать чернокожий парень-спортсмен, хотя официально никаких обвинений против кого-либо она никогда не выдвигала. С детских лет Адама учили избегать общения с чернокожими и разговаривать с ними, используя исключительно ругательства.
Впрочем, на должности тюремного охранника выбора у него не было. Семьдесят процентов заключенных Коррекционного института Гарвина составляли чернокожие и метисы, да и большинство коллег Адама тоже. За семь лет работы в тюрьме он только укрепился в своих расистских убеждениях. Адам видел врагов в самом худшем свете и в ситуации, которая максимально способствовала развитию его расовой неприязни — за решеткой эти люди, всю жизнь в той или иной форме подвергавшиеся дискриминации, в тюрьме чувствовали себя хозяевами. Их очевидное стремление отыграться на белых зачастую вызывало у Адама страх. Белые заключенные, чтобы противостоять чернокожим, тоже вынуждены были объединяться в банды. Адам Стоун втайне восхищался «Арийцами». Находившиеся в численном меньшинстве и постоянно подвергавшиеся угрозе, они умудрялись выживать, принося друг другу клятвы, скрепленные кровью. Их страсть к насилию зачастую была просто пугающей. Тремя годами ранее они напали на двух чернокожих охранников с бритвенной остроты заточками и, жестоко порезав, спрятали их и наблюдали за тем, как те умирают, истекая кровью.
Весь рабочий день Адам продефилировал по заведенному маршруту, конвоируя заключенных в медпункт и обратно, провел, как положено, час, следя за мониторами камер наблюдения, растянул свой тридцатиминутный перерыв на ланч до часа и зарегистрировался на выходе в 4.30. За восемь часов непыльной вроде бы работы, по двенадцать долларов за каждый час, он даже не вспотел.
Адам Стоун понятия не имеет, что агенты федерального правительства целый день исследовали его биографию, всю его жизнь.
Двое из них ведут за ним слежку после того, как он покидает тюремный комплекс. Машина, на которой ездит Адам, его радость и гордость. Это вымытый до блеска, без единого пятнышка грязи «Додж-рэм», огромный, похожий на грузовик пикап с покрышками увеличенного диаметра на черных колесных дисках. Хозяин вносит за него 650 долларов в месяц, и выплачивать кредит ему еще много лет. Жена водит «Тойоту»-седан одной из последних моделей, это забирает из семейного бюджета 300 долларов в месяц. Дом приобретен в ипотеку и обошелся супругам в 135 тысяч долларов. Балансовый остаток на их счету, данные о котором были получены благодаря выписанному ордеру, составляет всего 9 тысяч долларов. Иными словами, Адам Стоун и его жена, работающая неполный день в офисе страховой компании, живут явно не по своим скромным средствам.
Адам останавливается рядом с загородным универмагом, чтобы заправиться, и заходит в помещение АЗС, собираясь расплатиться. Когда он возвращается, его уже поджидают двое мужчин в джинсах и кроссовках. Они быстро представляются, говорят, что работают в ФБР, показывают значки и заявляют, что хотят поговорить. Для крутого парня, который в форме должен чувствовать себя еще более крутым, Адам ведет себя слишком смирно, он явно трусит. На лбу у него выступают капли пота.
Агенты идут к заброшенной школе, она находится примерно в миле от заправки, рядом с ней — пустая автостоянка с покрытием из гравия. Адам следует за ними. Наконец все трое останавливаются под старым дубом, там, где раньше была игровая площадка. Адам присаживается на край деревянного стола для пикников и, пытаясь выглядеть спокойным, интересуется:
— Что я могу для вас сделать, парни?
— Мы хотим задать вам несколько вопросов, — произносит агент Фрост.
— Валяйте.
На губах Стоуна появляется деланая улыбка. Он нервно вытирает пот со лба рукавом.
— Мы знаем, что вы работаете охранником в Коррекционном институте Гарвина, — вступает в разговор агент Тагард. — Уже семь лет, так?
— Да, сэр. Примерно.
— Вы знаете заключенного Куинси Миллера?
Адам хмурится и смотрит вверх, на ветки дерева, делая вид, будто роется где-то в глубинах своей памяти. Затем качает головой, что выглядит весьма неубедительно.
— Вряд ли, — отвечает он. — Вообще-то в нашей тюрьме много заключенных.
— А как насчет Роберта Эрла Лейна и Джо Драммика? — продолжает Фрост. — Вы с ними знакомы? Встречались когда-нибудь?
Адам с готовностью улыбается и произносит:
— Конечно, они оба содержатся в блоке Е. Я как раз там сейчас работаю.
— Куинси Миллер, чернокожий заключенный, три дня назад был избит до полусмерти в коридоре между тренажерным залом и мастерской, рядом с блоком Е, — говорит Тагард. — Кроме того, он получил по меньшей мере три колотые раны. Нападавшие решили, что он умер. Это произошло во время вашего дежурства. Вам что-нибудь об этом известно?
— По-моему, я что-то об этом слышал.
— Еще бы вы об этом не слышали, — усмехается Фрост и делает шаг по направлению к Стоуну.
— В нашей тюрьме часто случаются драки, — примирительным тоном говорит Адам.
— Значит, вы не видели, как Лейн и Драммик напали на Куинси Миллера? — спрашивает Тагард.
— Нет.
— У нас есть информатор, он утверждает, что это не так. Вы находились рядом, но ничего не видели по той причине, что просто не хотели ничего видеть. По его словам, вы стояли на стреме. Наш человек уверяет, что вы на побегушках у банды «Арийских священнослужителей» и они обращаются к вам за услугами.
Адам резко выдыхает, словно его ударили в живот. Он снова вытирает рукавом пот со лба и пытается улыбнуться, как будто сказанное позабавило его.
— Ничего подобного, приятель, ничего подобного, — бормочет он.
— Хватит ломать комедию, Адам, — жестко говорит Тагард. — У нас есть ордер на обыск, и мы уже собрали всю информацию, касающуюся ваших финансов. Нам известно, что на счете в банке у вас девять тысяч долларов. Неплохо для парня, который зарабатывает двенадцать долларов в час и чья жена получает по десятке в час и трудится неполный рабочий день. Особенно если учесть, что у этого парня двое детей и он никогда не получал денег в наследство от родственников. А тратит этот парень по меньшей мере две тысячи в месяц — на оплату кредитов на крутые тачки и ипотеки. И еще умудряется покупать продукты и оплачивать телефонные счета.Вы явно живете не по средствам, Адам, и от нашего информатора нам известно, что вы подрабатываете, снабжая «Арийских священнослужителей» наркотой. Мы можем доказать это завтра же, в суде.
Это блеф, такой возможности у агентов нет, однако Адам, разумеется, этого не знает.
Эстафету принимает Фрост.
— Вам предъявит обвинение федеральный суд, Адам, — спокойно произносит он. — Прокурор в Орландо уже работает над этим. Жюри присяжных соберется завтра. Но, вообще-то, наша цель не состоит в том, чтобы подвергать преследованиям тюремных охранников. Многие из них приторговывают всякой дрянью, желая подзаработать. Начальника тюрьмы это не слишком волнует, ему скорее выгодно, чтобы заключенные были обдолбанными или обкуренными. Они лучше себя ведут, когда не в состоянии толком двигаться. Вы же знаете, как это все работает. Нам наплевать на вашу незаконную торговлю. Мы занимаемся кое-чем более важным. Нападение на Куинси Миллера было заказным, и заказ поступил от кого-то со стороны. То есть в данном случае имел место тайный сговор, так что речь идет о федеральном преступлении.
На глазах у Адама выступают слезы, и он утирает их рукавом.
— Я ничего такого не делал. Вы не можете предъявить мне обвинение.
— Ну надо же! — иронично восклицает Фрост. — Это что-то новое. Мы подобного никогда не слышали.
— Прокурор вас просто в порошок сотрет, Адам, — добавляет Тагард. — У вас нет ни одного шанса. Он добьется, чтобы тюремное начальство немедленно уволило вас. Плакали ваша зарплата, ваши взятки, ваш дополнительный заработок. Вы потеряете свой симпатичный грузовичок с толстыми шинами и брутальными колесными дисками и ваш дом. Черт, Адам, все будет просто ужасно!
— Хватит этого вашего дерьма, — говорит Стоун, пытаясь набраться мужества и выглядеть волевым, жестким мужчиной, но голос у него предательски дрожит. Агентам его почти жаль. — Вы не можете этого сделать.
— Мы постоянно это делаем, Адам, — усмехается Фрост. — Если вам предъявят обвинение, до суда над вами может пройти два года или больше, если прокурор этого захочет. Ему безразлично, виновны вы или нет. Он просто раздавит, уничтожит вас, и все, если не будете сотрудничать.
Адам откидывает назад голову и широко раскрывает глаза:
— Сотрудничать?
Фрост и Тагард с мрачным видом смотрят друг на друга, словно они не уверены, следует ли им продолжать. Затем Тагард наклоняется и произносит:
— Вы — мелкая рыбешка, Адам. Так всегда было, и так всегда будет. Прокурору плевать на вас и на ваши дерьмовые взятки. Ему нужны «Арийские священнослужители», и он намерен выяснить, кто заплатил за нападение на Куинси Миллера. Если подыграете нам, то мы подыграем вам.
— Вы хотите, чтобы я стал стукачом?
— Нет. Мы хотим, чтобы вы предоставили нам информацию. Это большая разница. Нам надо, чтобы вы, общаясь со своими приятелями, добыли нужные сведения и передали их нам. Если вы узнаете, кто заказал нападение на Миллера, мы забудем о том обвинении, которое может быть выдвинуто против вас.
— Они меня убьют, — говорит Стоун и начинает рыдать. Он громко всхлипывает, закрывая лицо ладонями. Фрост и Тагард недовольно оглядываются по сторонам. Мимо по дороге проезжают машины, но, похоже, на троих мужчин на пустой автостоянке никто не обращает внимания.
Через несколько минут Адам Стоун наконец успокаивается.
— Они не убьют вас, Адам, потому что ничего не узнают, — произносит Тагард. — Мы постоянно работаем с информаторами и представляем, как играть в эту игру.
— И потом, Адам, — добавляет Фрост, — если ситуация станет слишком опасной, мы вас вытащим и найдем вам работу в каком-нибудь другом федеральном учреждении, где вам будут платить вдвое больше, да и прочие ваши доходы удвоятся.
Адам смотрит на агентов красными от слез глазами и спрашивает:
— А можем мы все это провернуть по-тихому? Ну, так, чтобы об этом никто не знал, даже моя жена?
Сказанное Адамом слово «мы» означает, что сделка заключена.
— Разумеется, — кивает Фрост. — Неужели вы думаете, что мы кому-нибудь рассказываем о наших секретных информаторах? Да бросьте, приятель. У нас даже есть учебное пособие о том, как осторожно нужно сотрудничать с осведомителями.
Довольно долго все трое молчат. Адам смотрит вниз, на гравий, и вытирает рукой с лица остатки слез. Агенты наблюдают за ним — в этот момент они ему почти сочувствуют.
— А могу я подумать? — интересуется он. — Дайте мне немного времени.
— Нет, — возражает Фрост. — У нас нет времени. Все происходит быстро, Адам. Если Куинси Миллер умрет, вы окажетесь на крючке как соучастник убийства, совершенного при отягчающих обстоятельствах, а это опять-таки федеральное преступление.
— А в чем сейчас меня могут обвинить?
— В покушении на убийство. В преступном сговоре. Максимальный срок — тридцать лет тюрьмы, и прокурор постарается, чтобы вы получили все, что полагается, по полной программе.
Адам качает головой и, похоже, вот-вот опять расплачется.
— А если я на все соглашусь, как вы требуете? — тихо спрашивает он.
— Никакого обвинения. Никакого суда. Вы останетесь на свободе, Адам. Не будьте дураком.
— Это один из тех самых моментов, которые могут кардинально повлиять на всю вашу жизнь, Адам, — заявляет Фрост. — Если вы прямо сейчас примете правильное решение, то будете жить, как прежде. Совершите ошибку — и вас запрут в камере с теми же зверюгами-заключенными, кого вы охраняли.
Адам выпрямляется, а затем сгибается вдвое, и его выворачивает наизнанку.
— Извините, — бормочет он.
Адам отходит к краю игровой площадки, и его снова начинает рвать. Фрост и Тагард отворачиваются и смотрят в сторону дороги. Тем временем Адам, встав на колени под большим кустом, продолжает корчиться от рвотных позывов. Когда наконец ему становится легче, он снова подходит к столу для пикников и присаживается на него. Его рубашка намокла от пота, дешевый коричневый галстук испачкан остатками ланча.
— Ладно, я согласен, — хрипло произносит он. — Какой будет ваш первый приказ?
Фрост реагирует мгновенно:
— У Лейна или Драммика есть мобильный телефон?
— У Драммика есть. Я сам ему передал его.
— Где вы его взяли?
Адам колеблется, прежде чем броситься в омут головой. Он понимает: стоит начать говорить, и обратной дороги не будет.
— Есть один тип, Мэйхолл, не знаю, как его зовут. Да и насчет фамилии Мэйхолл не уверен, скорее всего она ненастоящая. Где он живет, тоже не знаю, и откуда он, мне неизвестно. В общем, он порой появляется здесь со всякой всячиной для его парней в тюрьме. Это сотовые телефоны и наркотики, обычно таблетки и метамфетамин — дешевая дурь. Я проношу это внутрь и передаю нужным людям. Мэйхолл платит мне тысячу баксов в месяц наличными, плюс еще дает немного наркоты, которую я могу продать сам. Я не единственный охранник, кто этим занимается. Тяжело выживать, получая по двенадцать долларов в час.
— Понятно, — кивает Тагард. — А сколько в тюрьме «Арийских священнослужителей»?
— Двадцать пять — тридцать. У «Братства» людей больше.
— Сколько охранников обслуживают «Священнослужителей»?
— Я больше никого не знаю. Каждый из тех охранников, кто этим занимается, работает с определенной группой заключенных. Сомневаюсь, что Мэйхолл намерен привлекать кого-либо еще. У нас с ним все налажено.
— Он сидел?
— Уверен, что да. Вступить в члены «Арийских священнослужителей» можно только в тюрьме.
— Вы можете раздобыть сотовый телефон Драммика?
Адам пожимает плечами и улыбается с умным видом.
— Естественно. Мобильные телефоны пользуются большим спросом, и иногда их воруют. Я зайду в камеру Драммика, когда он будет во дворе, и сделаю так, что это будет выглядеть как кража.
— Как скоро? — спрашивает Тагард.
— Завтра.
— Ладно, сделайте это. Мы отследим его звонки, а вам дадим для Драммика другой телефон, взамен прежнего.
— А этот самый Мэйхолл ничего не заподозрит, если у Драммика появится другой телефон? — спрашивает Фрост.
Адам ненадолго задумываетя. Видимо, ответить на данный вопрос не так просто. Затем он качает головой и говорит:
— Сомневаюсь. Парни, сидящие за решеткой, эти телефоны покупают, продают, обменивают, воруют, в общем, чего только они с ними не делают.
Тагард, наклонившись вперед, протягивает руку:
— Ладно, Адам, значит, мы договорились?
Стоун неохотно пожимает ему ладонь.
— И учтите, Адам, ваши телефоны тоже прослушиваются, — добавляет Фрост. — Мы контролируем все, так что никаких глупостей, ясно?
Агенты оставляют Адама Стоуна около стола для пикников и уходят. Он смотрит вдаль и размышляет о том, как же так получилось, что его жизнь настолько быстро изменилась.
Глава 34
Поскольку в дело вмешивается ФБР, Куинси Миллера переводят в угловую, более безопасную палату. Прямо над ее дверью установлены две камеры наблюдения. Персонал больницы предупрежден о необходимости проявлять бдительность, и местные охранники постоянно находятся где-то неподалеку. Из тюрьмы ежедневно присылают одного надзирателя, в течение нескольких часов он дежурит в коридоре, а порой там же появляются офицеры полиции Орландо, которые с удовольствием флиртуют с медсестрами.
Состояние Куинси день ото дня улучшается, и мы постепенно начинаем верить в то, что он не умрет. Я уже на короткой ноге с врачами и сиделками, мы с ними называем друг друга по имени, и они делают для моего клиента все, что могут. Безопасность его обеспечивается тоже на максимальном уровне, и я решаю отправиться в дорогу, поскольку чувствую, что от долгого пребывания в больнице начинаю сходить с ума. Наверное, все нормальные люди ненавидят бывать в больничных палатах и коридорах. До Саванны пять часов езды, и я еще никогда так не скучал по дому.
Когда я нахожусь где-то неподалеку от Сент-Огастина, мне звонит Сьюзен Эшли и сообщает новость: старый судья Джерри Планк отклонил наше ходатайство об отмене приговора и досрочном освобождении. Мы ожидали подобного решения. Сюрпризом для нас является то, что он наконец хоть что-то сделал. Мы думали, Планк будет тянуть по меньшей мере год, но судья решил вопрос всего за два месяца. Это действительно хорошая новость, потому что отказ Планка ускорит подачу нами ходатайства в Верховный суд штата. Я не хочу останавливаться у обочины и выслушивать весь текст вынесенного решения, но Сьюзен Эшли настаивает, говоря, что он короткий. На двух страницах судья Джерри Планк поясняет, что мы не представили никаких новых улик и свидетельств, и это несмотря на то, что Зеке Хаффи и Кэрри Холланд отказались от своих предыдущих показаний. Что ж, ничего не поделаешь. Мы ждали, что в окружном суде проиграем. Тронув машину с места и выехав на шоссе, несколько минут я бормочу себе под нос проклятия, но вскоре успокаиваюсь. У меня часто возникают моменты, когда я презираю судей, особенно пожилых, белых и не видящих дальше собственного носа. Почти все они долго проработали в органах прокуратуры, и в душе у них нет ни капли сочувствия к обвиняемым. Для них любой человек, которого подозревают в преступлении, виновен и должен отсидеть срок в тюрьме. Эта система работает четко, и, по мнению таких, как Планк, справедливость всегда торжествует.
Мой гнев утихает, и я звоню Мэйзи. Она как раз читает текст решения судьи. Мы говорим о нашем ходатайстве в Верховный суд штата, и Мэйзи обещает все бросить и набросать черновик. Когда я приезжаю в офис, у нее уже готов первый вариант. За кофе мы обсуждаем текст с Вики, а я рассказываю о событиях в Орландо.
Адам Стоун сработал чисто, подменив телефон Джо Драммика. Старый он нашел, обыскав камеру, и забрал, а на следующий день вручил Драммику новый. Теперь ФБР изучает один аппарат, пытаясь установить, кому и когда звонил Драммик, и прослушивает его разговоры по другому. Сотрудники бюро уверены, что те, за кем они охотятся, рано или поздно попадут в расставленные ловушки. У федералов нет информации, касающейся Мэйхолла, во всяком случае такой, которой они могли бы поделиться со мной, но они планируют установить за ним плотное наблюдение в следующий раз, когда он встретится с Адамом.
За три дня до нападения на Куинси Миллера Драммик звонил на какой-то мобильный номер в Делрэй-Бич, который находится севернее Бока-Ратон. После нападения он сделал еще один звонок по тому же номеру. Однако след оборвался, поскольку номер словно испарился. Это был одноразовый аппарат с тридцатидневным сроком работы, купленный за наличные в магазине «Бест бай». Его владелец явно был осторожным человеком.
Номера телефона Мэйхолла у Адама нет и никогда не было. Отследить его звонки нет возможности, если только он не позвонит сам. И он наконец это делает. ФБР засекает входящий звонок на телефон Адама и отслеживает исходящий. Выясняется, что он сделан из того же Делрэй-Бич. Головоломка начинает складываться в более или менее ясную картину. Отслеживая сигнал сотового телефона, ФБР контролирует передвижения Мэйхолла. Он едет по федеральному шоссе на север. Машина, за рулем которой он сидит, зарегистрирована на некоего Скипа Дилуку из Делрэй-Бич. Это белый мужчина пятидесяти одного года. Он четыре раза сидел в тюрьме, самое тяжкое из числящихся за ним преступлений — непредумышленное убийство. Три года назад он был выпущен на свободу досрочно из одной из тюрем в штате Флорида, сейчас работает менеджером в магазине, торгующем мотоциклами.
Дилука, он же Мэйхолл, договаривается встретиться с Адамом после работы в одном из баров в Ориндж-Сити, в сорока пяти минутах езды от тюрьмы. Адам говорит, что они всегда встречаются в одном и том же месте и, разговаривая о делах, быстро выпивают по кружке пива. Чтобы избежать подозрений, Адам переодевается в штатское. Агенты ФБР прикрепляют к его телу маленький микрофон. Он прибывает на место первым, выбирает столик, проверяет микрофон — аппаратура работает. Группа агентов, сидящих в салоне припаркованного на улице неподалеку от бара фургона, приготовилась к прослушиванию.
Появляется второй участник встречи. После короткого обмена любезностями он и Адам Стоун начинают разговор:
ДИЛУКА: Они не убили Миллера. Почему?
АДАМ: Ну, кое-что пошло не так. Миллер умеет драться и впал в ярость. Он сломал Роберту Эрлу Лейну нос. Потребовалось несколько минут, чтобы справиться с ним, а это слишком много времени. Когда они наконец его свалили, их увидел другой охранник, и они не успели прикончить Миллера. Недостаточно сильно порезали его.
ДИЛУКА: А где находился ты?
АДАМ: Я был там, где и должен быть. Я свою поляну знаю. Засада удалась, все сработало, они просто никак не могли свалить этого типа.
ДИЛУКА: Короче, он жив, и это проблема. Нам заплатили за работу, которая не выполнена. Люди, с которыми я имею дело, недовольны.
АДАМ: Это не моя вина. То, что я должен был сделать, я сделал. А нельзя добраться до него в больнице?
ДИЛУКА: Наверное, нет. Мы глянули, что там происходит — на пути к этому типу слишком много людей в форме. Его состояние с каждым днем улучшается, так что вероятность того, что наша сделка сорвется, все больше и больше. Мы должны были убрать его чисто и наглухо. Скажи Драммику и Лейну, что я очень разочарован их дерьмовой работой. Они обещали мне, что смогут с этим справиться.
АДАМ: На тебя сильно давят?
ДИЛУКА: Я разберусь с этим.
Разговор получается коротким. Допив пиво, подельники выходят на улицу. Дилука передает Адаму коричневый бумажный пакет из продуктового магазина. В нем тысяча долларов, два новых сотовых телефона и наркотики. Затем он, не прощаясь, направляется к своей машине и быстро уезжает. Адам ждет, пока его автомобиль не исчезнет из виду, а затем сообщает фэбээровцам, что Дилука убрался. После этого Адам, сев в свой пикап-грузовик, объезжает вокруг квартала и встречается с агентами в переулке.
Чисто технически — и по закону — у ФБР уже есть материал для предъявления Дилуке, Адаму, Драммику и Лейну обвинения в организации и исполнении заказного убийства или в попытке совершения такового. Но двое заключенных, напавших на Миллера, уже сидят в тюрьме; Адам слишком ценен как источник информации, а Дилука может привест ФБР к тем, кто стоит за покушением на Куинси Миллера.
Двадцать минут спустя Дилука замечает в зеркале заднего вида мигающие синие проблесковые маячки. Бросив взгляд на спидометр, он убеждается, что скорость не превышает. Он освобожден условно-досрочно, находится на испытательном сроке и дорожит свободой, а потому соблюдает правила, по крайней мере дорожного движения. Офицер местной полиции проверяет у него водительские права и регистрацию и тратит почти полчаса на то, чтобы связаться с базой. Дилука начинает нервничать. Вернувшись наконец к его машине, офицер весьма жестким тоном спрашивает:
— Вы пили?
— Одну кружку пива, — честно отвечает Дилука.
— Все так говорят.
Подъезжает еще одна полицейская машина с включенными проблесковыми маячками и паркуется перед автомобилем Дилуки. Из нее выходят два офицера и смотрят на него так, словно он только что убил нескольких детей. Полицейские собираются в группу и о чем-то говорят, а Дилука напряженно курит. Вскоре ему приказывают выйти из машины.
— Какого черта? За что? — спрашивает он, выбравшись наружу и захлопывая дверцу.
Этого ему делать не следовало. Двое полицейских хватают его и прижимают грудью и лицом к капоту автомобиля, а третий, заведя ему руки за спину, защелкивает на его запястьях наручники.
— Вы опасно маневрировали, — произносит первый полицейский.
— Черта с два! — рычит Дилука.
— Молчать!
Офицеры обыскивают карманы Дилуки, забирают у него телефон и бумажник. Потом грубо швыряют на заднее сиденье патрульной машины, которая появилась первой. После того как его увозят, один из офицеров полиции вызывает эвакуатор, а затем звонит в ФБР. В отделении полиции Дилуку помещают в камеру для задержанных. Там его, несмотря на протесты, фотографируют анфас и в профиль и оставляют одного на четыре часа.
Заранее предупрежденный помощник федерального судьи в Орландо быстро подписывает два ордера на проведение обысков — одного в квартире Дилуки, а другого в его машине. Агенты ФБР проникают в жилище задержанного, находящееся в Делрэй-Бич, и приступают к работе. В квартире Дилуки только одна спальня, причем обставлена она весьма скудно, и к тому же дешевой мебелью. Не заметно никаких признаков того, что здесь живет еще и женщина. Кухня загромождена немытой посудой. В коридоре кучей свалено грязное белье. В холодильнике агенты видят только пиво, воду и мясную нарезку. На кофейном столике кипа порнографических журналов. В крохотном кабинете федералы обнаруживают ноутбук и уносят его в фургон, где техники копируют все, что есть на жестком диске. Еще в квартире находят два одноразовых мобильных телефона. Их вскрывают, изучают, ставят на прослушку и кладут обратно на стол, где они лежали. Подслушивающие устройства устанавливают во всех помещениях. Через два часа агенты заканчивают. Обычно бывает нелегко разложить и расставить все вещи на прежние места, но Дилука такой неряха, что ни он, ни кто-либо другой не догадается, что вечером в квартире побывали фэбээровцы и все там перерыли.
Еще одна группа агентов обыскивает автомобиль Дилуки, но не обнаруживает ничего интересного, кроме еще одного одноразового сотового телефона. Очевидно, что постоянного мобильного номера у Дилуки нет. Покопавшись в дешевом аппарате, техник находит немало любопытного в папке контактов. В памяти телефона всего десять номеров, и первый из них принадлежит Мики Меркадо, одному из тех типов, которые присутствовали в зале суда во время слушаний по нашему ходатайству об отмене приговора и досрочном освобождении Куинси Миллера. В списке последних контактов числятся двадцать два входящих и исходящих звонка на номер и с номера Меркадо за последние две недели.
К внутренней стороне бампера автомобиля Дилуки фэбээровцы прикрепляют джи-пи-эс-монитор, чтобы можно было наблюдать за передвижениями машины. В десять часов вечера шериф округа входит в камеру для задержанных и приносит Дилуке извинения. Он поясняет, что неподалеку от Нэйплс несколько часов назад произошло ограбление банка, и автомобиль, на котором скрылись грабители, по описанию походил на машину Дилуки. Полицейские заподозрили его в соучастии в этом преступлении, но теперь поняли, что были неправы. Он может быть свободен.
Дилука, явно не испытывающий благодарности и не горящий желанием простить копам эту ошибку, торопливо уезжает. Он чует неладное и решает не возвращаться в Делрэй-Бич. Кроме того, опасается пользоваться своим одноразовым мобильником, поэтому никому не звонит. Добравшись за два часа до Сарасоты, он снимает номер в дешевом мотеле.
На следующее утро тот же помощник федерального судьи подписывает ордер на обыск жилища Меркадо и прослушивание его телефонов. Еще один ордер обязывает сотового оператора раскрыть данные по биллингу. Однако еще до того, как ФБР успевает задействовать всю систему наблюдения и прослушивания, Дилука звонит Меркадо из телефона-автомата. После этого его «ведут» из Сарасоты в Корал-Гейблс, где контроль подхватывает целая команда федералов. Наконец Дилука паркует машину на Дольфин-авеню, рядом с афганским рестораном, где посетителей кормят кебабами, и ныряет внутрь. Через пятнадцать минут в зал входит молодая женщина, агент ФБР, делая вид, будто решила перекусить. И видит Дилуку — он и Меркадо сидят за столиком и едят.
Произнесенные в разговоре с Адамом зловещие слова Дилуки о том, что наши враги побывали в больнице и «взглянули» на Куинси Миллера, заставляют охрану принять усиленные меры по обеспечению безопасности пациента. Куинси еще раз переводят в другую, тоже угловую, палату и больше ни на секунду не оставляют без присмотра.
Агент Агнес Нолтон в целом держит меня в курсе описанных событий, однако мне известно не все. Я предупреждаю ее, чтобы она не звонила на наши телефоны, и мы обмениваемся зашифрованными сообщениями по электронной почте. Нолтон уверена, что, во-первых, Куинси Миллера удастся защитить, а во-вторых, ее коллеги-федералы скоро заманят Меркадо в ловушку. Единственным поводом для ее беспокойства является тот факт, что Меркадо имеет двойное гражданство и может приезжать в страну и уезжать из нее, когда пожелает. Агент Нолтон опасается, что если он что-нибудь заподозрит, то может просто убежать из США, и мы его больше не увидим. Она также считает, что, если ФБР возьмет Меркадо, это будет нашим главным призом. По ее мнению, те, кто стоит над ним и кого можно назвать по-настоящему крупной рыбой, скорее всего, находятся за пределами американской территории, и дотянуться до них и привлечь их к ответственности практически невозможно.
Поскольку теперь в деле задействовано ФБР, а наш клиент все еще жив, мы можем вновь сконцентрироваться на усилиях, направленных на его освобождение из тюрьмы.
Глава 35
Кажется, мне снова предстоит пить сангрию. Гленн Колакурчи явно соскучился по ней и хочет опять встретиться со мной в заведении «Бык» в Гейнсвилле. Проведя два дня в Саванне, где я не слишком успешно пытался отдохнуть, я снова направляюсь на юг, навстречу новым приключениям. Куинси Миллера вывели из комы, теперь он в сознании и пребывает в тревожном ожидании. Его жизненные показатели с каждым днем становятся все лучше, и врачи уже поговаривают о переводе Куинси из реанимации в обычную индивидуальную палату и начале планирования операций, которые понадобятся, чтобы привести в порядок его переломанные кости. Медики заверяют меня в том, что безопасность пациента обеспечивается должным образом и мне нет никакого смысла часами сидеть в коридоре, созерцая собственные ноги.
Я добираюсь до «Быка» в самом начале пятого вечера. Высокий стакан, стоящий перед Гленном, уже наполовину пуст. Его большой, мясистый нос стремительно розовеет, потом багровеет и вскоре приобретает почти такой же цвет, как и напиток. Я заказываю то же самое и оглядываюсь в поисках его миловидной миниатюрной секретарши — в последнее время я часто ловлю себя на том, что думаю о ней больше, чем следует. Но Беа нигде нет.
Гленн читал о том, что случилось с Куинси Миллером, и теперь хочет получить от меня информацию из первых рук. Поскольку мне приходилось иметь дело, наверное, с сотней таких, как он, болтливых юристов из маленьких городков, я не раскрываю ему ничего такого, что стало бы для него новостью. Говорю, что в большинстве подобных случаев деталей нападений, совершаемых в тюрьмах, известно бывает мало, и к тому же их достоверность сомнительна. Колакурчи свистящим заговорщическим шепотом сообщает мне, что местная еженедельная газетенка, выходящая в округе Руис, теперь внимательно следит за делом Куинси Миллера и усилиями нашего фонда, направленными на его освобождение. Я изображаю, будто эта новость приводит меня в восторг, и, воспользовавшись моментом, ставлю собеседника в известность о том, что Вики мониторит половину всех газет, издающихся в штате Флорида, ежедневных и еженедельных, а также ведет тщательный учет упоминаний в прессе о деле Куинси Миллера. Мы практически живем в Интернете, и нам без него не обойтись. Гленн, наверное, сталкивается с необходимостью залезть во Всемирную паутину раз в неделю.
Колакурчи пригласил меня на встречу не просто для того, чтобы выпить. Однако когда через полтора часа я замечаю, что он готов взять быка за рога, то этому в значительной степени способствует сангрия. Гленн причмокивает, вытирает губы рукавом и наконец переходит к делу.
— Вот что я вам скажу, Пост, — произносит он. — Я размышлял об этом вашем деле днями и ночами. Я им прямо-таки заболел, знаете ли. Все это случилось, когда я был в силе, в дни моей славы, когда я являлся членом сената штата и руководил самой крупной юридической фирмой в округе. Ну и, в общем, считал, что я в курсе всех здешних дел. Я понимал, что Фицнер, который должен был бороться с преступностью, действовал по принципу «и нашим, и вашим». Но у каждого из нас была своя сфера деятельности, и в чужие дела мы не лезли. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Фицнер рулил на собственной площадке, получал свои голоса, я делал то же самое на моей. Когда Киту Руссо отстрелили голову, а вашего парня за это судили и признали виновным, я был удовлетворен. Правда, я хотел, чтобы ему вынесли смертный приговор. Весь город вздохнул с облегчением. Однако, оглядываясь назад…
Увидев официанта, Колакурчи подзывает его, допивает остатки сангрии со дна стакана и заказывает еще две порции. В моем стакане напитка по меньшей мере на шесть дюймов. Время уже позднее, и я опасаюсь, что завтра в первой половине дня меня будет мучить похмелье. Колакурчи, переведя дух, продолжает:
— Так вот, оглядываясь назад, я хочу заметить, что в данной истории кое-что не сходится. Половина жителей этого округа — мои родственники, а интересы второй половины я представлял как юрист. В последний раз, когда выдвигал свою кандидатуру на переизбрание, я получил восемьдесят процентов голосов и все же расстроился из-за того, что потерял остальные двадцать. Был у нас один пожилой помощник шерифа — он снабжал меня делами. Я платил ему наличными, а потом, когда завершал дело, отстегивал ему часть гонорара. Такая же схема была у меня налажена и с шоферами машин «Скорой помощи», и с водителями эвакуаторов. Все они были у меня на довольствии. Так вот, тот помощник шерифа все еще жив. Он обосновался на берегу залива. Я с ним разговаривал. Он отошел от дел несколько лет назад, более или менее здоров, но, черт побери, ему скоро восемьдесят лет. Он работал на Фицнера, но сумел не скатиться в криминал. Правда, он занимался вопросами, в которых нет больших соблазнов, — организацией дорожного движения, обеспечением безопасности во время футбольных матчей и школьных праздников. Нельзя сказать, что он был крутым полицейским, однако он к этому и не стремился. Ему просто нравилось ходить в форме и получать приличную зарплату. Так вот, он говорит, что вы правы, что Фицнер действительно был на подхвате у наркодельцов. И что об этом знали все наши правоохранители. У Фицнера были двое подручных, братья…
— Зубастый и Губастый.
Колакурчи замолкает и обнажает в улыбке желтые зубы.
— А вы, я вижу, здорово работаете, Пост.
— Мы — люди дотошные.
— В общем, Зубастый и Губастый обстряпывали делишки для Фицнера и держали всех остальных в узде. Те, кто входил в их команду, делили деньги между собой и думали, будто им удается все хранить в секрете, но, как вы понимаете, город у нас маленький.
Официант возвращается и приносит два больших стакана с алкогольным напитком. Он недоуменно смотрит на стакан, уже стоящий передо мной и все еще почти полный. По-моему, официант хочет сказать: «Давай, приятель, пей, это все-таки бар». Глядя на него, я усмехаюсь, припадаю губами к торчащей из стакана соломинке и делаю большой глоток. Гленн, обхватив ладонью стакан, принесенный официантом, поступает так же и, с шумом проглотив солидную порцию, продолжает:
— Так вот, тот бывший помощник шерифа сказал мне, что Кенни Тафт был убит не просто бандой каких-то отмороженных наркоторговцев, на которых напоролся случайно. Ничего подобного. По его утверждению, многие сотрудники всерьез подозревали, что Фицнер организовал засаду, чтобы убрать Тафта, который что-то знал. И еще этот самый бывший помощник шерифа говорит, что план сработал просто прекрасно, но возникла одна небольшая проблема. Одного из тех, кто участвовал в нападении, подстрелили. Очевидно, либо Кенни Тафт, либо Брэйс Гилмер сделал меткий выстрел, и один из бандитов скопытился. Якобы истек кровью по дороге в больницу, и его труп бросили рядом с каким-то наркопритоном в Тампе. Еще один «глухарь», нераскрытое убийство, только и всего. К счастью для Фицнера, убитый не был помощником шерифа и не жил в Сибруке, так что этот случай внимания не привлек. Вы уже слышали все это, Пост?
Я качаю головой. Делиться с Колакурчи тем, о чем мне поведал Брюс Гилмер в Айдахо, я не намерен. Сделав еще один солидный глоток из стакана, Колакурчи продолжает свое повествование.
— Напрашивается вопрос: почему Фицнер решил избавиться от Кенни Тафта? — говорит он.
— Да, это загадка, — произношу я в надежде, что он выложит все, что знает.
— Ну, ходят слухи, что Кенни Тафт каким-то образом пронюхал о плане сжечь помещение, где копы хранили предметы, собранные на местах преступлений, и еще до пожара забрал оттуда несколько коробок с вещдоками. Конечно, об этом никто не знал. Тафт же, завладев этим добром, боялся что-либо с ним делать. Вероятно, он кому-то проболтался, и это дошло до Фицнера, который организовал засаду.
— Несколько коробок? — Я чувствую, как у меня мгновенно пересыхает во рту, а сердце начинает колотиться как бешеное. Чтобы успокоиться, я отпиваю из стакана с сангрией несколько глотков.
— Ну, таковы слухи, Пост. Я не знаю, что именно сгорело во время пожара и что забрал из хранилища Кенни Тафт. Все это, повторяю, только слухи. Если я правильно помню, там хранился фонарик, который позднее пропал. Я читал текст вашего ходатайства об отмене приговора и досрочном освобождении, и мне известно, что его отклонили. Но в любом случае предполагается, что фонарик был уничтожен. Верно, Пост?
— Да, верно.
— Так вот, возможно, он не был уничтожен.
— Это любопытно. — Мне удается спокойно произнести эти слова. — А нет никаких слухов о том, что Кенни сделал с теми коробками с вещдоками, которые он вывез до пожара?
— Нет. Но интересно, что ходят слухи, будто во время его похорон, которые по роскоши пришлись бы впору и маршалу, Фицнер послал двух своих сотрудников в дом Кенни, и они обшарили его дюйм за дюймом, пытаясь найти те самые коробки. Но, опять-таки, если верить слухам, они так и не отыскались.
— Однако у вас есть предположение на сей счет, верно?
— Нет, но я над этим работаю, Пост. У меня много источников информации, старых и новых, и я пытаюсь что-нибудь разузнать. Я подумал, вам будет интересно выяснить, что и как.
— А вам не тревожно? — спрашиваю я.
— А почему мне должно быть тревожно?
— Ну, потому, что вы можете узнать или найти нечто, что держалось в тайне или было тщательно спрятано. Куинси Миллер не убивал Кита Руссо. Его убийство было совершено по заказу банды наркоторговцев с благословения и при содействии Фицнера, который к тому же еще и отвел от преступников какие-либо поозрения, подставив Миллера. Банда существует и действует, и десять дней назад ее участники попытались убить Куинси Миллера в тюрьме. Им не нравится то, что мы копаемся в прошлом, и ваши действия им тоже придутся не по вкусу.
— Я слишком стар, чтобы беспокоиться по этому поводу, Пост, — смеется Колакурчи. — И потом, мои раскопки доставляют мне большое удовольствие.
— Тогда почему мы прячемся в каком-то баре в Гейнсвилле?
— В Сибруке нет приличных баров. Впрочем, для такого человека, как я, это, может, и к лучшему. Кроме того, в этом городе я учился в колледже. Мне это место нравится. А вы тревожитесь, Пост?
— Думаю, правильнее будет сказать, что я стараюсь быть осторожным.
Глава 36
Досье на Мики Меркадо становится толще. Благодаря выписанным ордерам к нему добавляются и тщательно изучаются его налоговые декларации. Указывая свой род занятий, Меркадо позиционирует себя как консультанта по вопросам безопасности и единственного владельца компании. То есть получается, что он не имеет партнеров или компаньонов, а его фирма не является акционерным обществом. Судя по адресу его компании, она располагается в том же здании, что и юридическая фирма Нэша Кули, «Варик и Валенсия». В прошлом году заявленный валовой доход Меркадо составил чуть более 200 тысяч долларов, за вычетом платежей по закладной за дом и за пару весьма добротных и престижных автомобилей. Он одинок, разведен, не имеет иждивенцев. Совершенно никакой благотворительной деятельности.
ФБР неинтересно тратить время на охоту за тюремными охранниками, которые приторговывают наркотиками, или за участниками тюремных банд, находящихся в состоянии войны. Но специальному агенту Агнес Нолтон кажется весьма соблазнительным провести расследование преступления, суть которого заключается в том, что криминальный авторитет нанял членов тюремной банды «Арийские священнослужители», чтобы те убили невинно осужденного заключенного, кого мы, его адвокаты, пытаемся освободить. Она рассчитывает сыграть по-крупному, зацепившись за Скипа Дилуку. Это рискованная стратегия, однако она дает возможность сорвать банк.
С помощью федерального прокурора Нолтон появляется перед большим жюри присяжных федерального суда и представляет собранные факты и улики. В результате принимается решение о предъявлении Джо Драммику, Роберту Эрлу Лейну, Адаму Стоуну и Скипу Дилуке обвинений в попытке заказного убийства и нападении при отягчающих обстоятельствах на Куинси Миллера. Обвинения скрепляются печатями, и ФБР ждет в засаде.
Я тоже жду, находясь неподалеку от новой палаты Куинси и помогая сиделкам ухаживать за ним, чтобы ускорить его выздоровление. Наши с ним беседы очень коротки, потому что разговоры быстро утомляют Куинси. Он ничего не помнит о нападении. Что же касается его кратковременной памяти, то там практически нет никаких воспоминаний.
Адам Стоун отмечается на входе на работу. Мистер Мэйхолл едет в тюрьму с очередным грузом запрещенного товара и наличных. Поскольку его недавно чуть не арестовали, он решает изменить место встречи. На сей раз выбирает закусочную, где кормят тако — маисовыми лепешками с начинкой. Она находится на северной окраине Сэнфорда, городка с населением в 50 тысяч человек. Адам в штатском приезжает первым, выбирает столик, от которого просматривается автостоянка, и заказывает себе порцию лепешек. Федералы сообщили ему, что Мэйхолл, которого на самом деле зовут Дилука, приедет на новом, серебристом «Лексусе», только что арендованном. Жуя, Адам обводит взглядом окрестности в ожидании появления автомобиля своего подельника. Дилука появляется на пятнадцать минут позднее, чем было оговорено, и паркуется рядом с принадлежащим Стоуну пикапом-монстром. Выбравшись из машины, он торопливо шагает к боковой двери закусочной, но так до нее и не доходит. Около него словно из воздуха возникают двое агентов в темных костюмах и преграждают ему дорогу. Они демонстрируют свои значки и указывают Дилуке на черный внедорожник, стоящий рядом с мусорным баком. Он опускает голову и ссутуливает плечи. Его уводят. Дилука снова умудрился испортить себе жизнь, находясь на свободе, и опять чувствует, как его запястий касается холодная сталь наручников.
Адам — единственный из посетителей ресторана, который становится свидетелем разыгравшейся на парковке драмы. Происходящее ему не нравится. Его мир вновь содрогается, будто от мощного подземного толчка. Федералы пообещали, что в обмен на его сотрудничество не будут предъявлять ему обвинение. Кроме того, Адаму посулили работу получше. Но где гарантия, что эти обещания будут выполнены? Насколько Адам понимает, план фэбээровцев заключается в том, чтобы взять Дилуку как можно быстрее, не дав ему никого предупредить. Получается, что «Арийские священнослужители» не должны знать о его аресте, как и о том, что Адам, надежный человек, которого они привыкли просить об услугах и использовать как курьера, теперь является осведомителем и работает на ФБР. Но Адам осознает, что в тюрьме преданность не в чести, порой люди каждый день меняют друзей и союзников, а сохранить что-либо в тайне очень трудно. Он опасается за свою жизнь и мечтает перейти на другую работу.
Доев лепешку, Адам наблюдает за тем, как черный внедорожник трогается с места и уезжает. Сразу появляется грузовик-эвакуатор и забирает «Лексус» Дилуки. Когда на стоянке снова воцаряются тишина и спокойствие, Адам приканчивает свою порцию тако и идет к пикапу, боясь, что его тоже скоро арестуют. Или, что еще хуже, вонзят в него заточку и бросят истекать кровью.
В течение часа Скип Дилука едет на заднем сиденье автомобиля в наручниках, плотно стягивающих его запястья, и не произносит ни слова. Молчит и расположившийся рядом с ним агент, а также двое федералов на передних сиденьях. Боковые стекла машины сильно тонированы, и те, кто находится в салоне, не видят почти ничего из того, что происходит на улице, и, конечно же, снаружи рассмотреть сидящих в машине тем более нельзя. Внедорожник с трудом пробирается сквозь плотный поток движения и вскоре оказывается позади здания ФБР в Мэйтленде. Дилуку конвоируют по лестнице на второй этаж и приводят в комнату без окон, где собрались в ожидании еще несколько федералов. Задержанного толчком усаживают на стул. Затем с него снимают браслеты. В комнате находятся не менее шести крупных, внушительного сложения фэбээровцев. Это можно считать весьма впечатляющей демонстрацией силы. Скип размышляет, действительно ли необходимо было собирать в одном небольшом кабинете такое количество мышц. Даже если бы он предпринял попытку побега, бежать ему некуда. В общем, федералам, по мнению Дилуки, можно расслабиться.
В комнату входит женщина, и мужчины-агенты встают по стойке «смирно». Она садится на стул поодаль от Скипа, а мужчины остаются стоять — они по-прежнему готовы незамедлительно действовать.
— Мистер Дилука, меня зовут Агнес Нолтон. Я специальный агент ФБР. Вы находитесь под арестом за попытку организовать заказное убийство Куинси Миллера, нападение при отягчающих обстоятельствах и еще несколько менее серьезных преступлений. Мы только что обыскали вашу машину и нашли в ней три сотни капсул с кристаллами метамфетамина, так что это будет добавлено к уже имеющемуся списку обвинений. Вот, посмотрите.
Агнес Нолтон подталкивает бумаги через стол к Дилуке. Тот берет их и медленно, не торопясь, читает. Внешне он не выражает никаких эмоций и скользит взглядом по строчкам с высокомерным видом, словно автор, изучающий рецензии на свое произведение. Закончив, осторожно кладет бумаги обратно на стол и одаривает Агнес Нолтон едва заметной улыбкой. Она вручает ему еще один лист — с правами Миранды. Дилука прочитывает их и ставит в нижней части листа подпись. Ясно, что он делает все это не в первый раз.
— Мы передадим вас тюремным надзирателям, но прежде я бы хотела с вами немного поговорить, — произносит Агнес Нолтон. — Вам нужен адвокат?
— Мне нужны два адвоката. А может, и три.
— Что ж, они вам, скорее всего, действительно понадобятся. Мы можем сейчас прервать наше общение, а завтра предоставить вам адвоката. Но, если это случится, наша с вами небольшая беседа не состоится, и для вас это будет очень плохо.
— Я слушаю, — спокойно говорит Дилука.
— У вас богатое уголовное прошлое, и теперь вам за все ваши прегрешения грозят еще тридцать лет тюрьмы. Сейчас вам пятьдесят один год, так что, если вас посадят, вы умрете за решеткой.
— Спасибо.
— Не за что. Откровенно говоря, вы для нас не очень-то интересная цель, у нас есть дела поважнее, чем копаться в делишках, которыми занимаются тюремные шайки. Однако заказное убийство — это другая история. Кто-то за него заплатил. Вы скажете нам, кто именно, сколько, сообщите детали, и мы можем гарантировать вам небольшой срок и долгую жизнь на свободе после его окончания. Но при условии, что вы не будете впутываться в неприятности. Лично я сомневаюсь, что вам это удастся.
— Спасибо.
— Не за что. Мы предлагаем вам выгодную сделку, мистер Дилука, и наше предложение будет действовать еще ровно сорок три минуты. — Агнес Нолтон смотрит на свои наручные часы. — В течение этого времени вы не можете покидать эту комнату и, разумеется, звонить кому-либо.
Читать бесплатно другие книги:
