Весь этот свет Макгвайр Джейми

Глава одиннадцатая

Кэтрин

За закрытой дверью моей комнаты скрипнул деревянный пол. Осознав это, я открыла глаза и поморгала, чтобы они немного привыкли к темноте. В коридоре горел свет, и на полу моей комнаты появилась тень; я ждала, гадая, кто стоит у меня на пороге посреди ночи.

Дверная ручка повернулась, потом щелкнул язычок замка. Дверь медленно открылась. Я лежала неподвижно, а ночной гость подошел к моей кровати и остановился.

– Господь Всеблагой, Кэтрин, ты ужасно выглядишь.

– Вообще-то я спала, – проворчала я в ответ. Я села, спустив ноги с кровати, и потерла сонные глаза. Мне не обязательно было видеть посетительницу, я сразу узнала свою кузину Имоджен – приехала посреди ночи. Не могла дождаться утра, явилась сразу по приезду, чтобы оскорбить меня. – Как дела? – спросила я, глядя на свои босые ноги. У меня совершенно не было настроения вести светские разговоры, но Имоджен ведь все равно не отстанет, будет стоять над душой, пока я не обращу на нее внимание. Она и дядя Жаб приезжали не часто, но в октябре появлялись всегда.

Имоджен душераздирающе вздохнула – подростки часто так делают – и, взмахнув руками, шлепнула себя по бедрам.

– Терпеть не могу этот дом. Не могу дождаться отъезда.

– Уже? – фыркнула я.

– Здесь так жарко.

– Это ты еще не была здесь пару недель назад, с тех пор стало попрохладнее.

– Мир не вертится вокруг тебя, Кэтрин! Боже! – воскликнула Имоджен, наматывая на палец длинную прядь темных волос. – Когда твоя мама регистрировала нас, она сказала, что ты в плохом настроении.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не огрызнуться. Общение с Имоджен требовало колоссального терпения, и ее привычка приходить по ночам не облегчала мне задачу. Моя единственная кузина всегда приезжала с дядей Жабом, и я заранее знала, что придется мириться с бесконечным потоком жалоб Имоджен и с ее оскорблениями. Или же убирать беспорядок, устроенный ее отцом, потому что дядя Жаб был слишком ленив и постоянно устраивал свинарник везде, где появлялся.

Поппи была на несколько лет младше моей кузины и в то же время более зрелая, а уж характер у малышки был куда лучше, чем у Имоджен. Увы, никогда не получалось предугадать, с кем придется иметь дело: с Поппи, с ее отцом Дюком, с Имоджен или с дядей Жабом.

Моя кузина пощупала мое лоскутное одеяло и наморщила нос.

– Это место превратилось в настоящую свалку.

– Тебе понравилась твоя комната? – спросила я. – Хочешь, я схожу туда с тобой?

– Нет, – отказалась Имоджен, постукивая мыском по полу.

– Пожалуйста, не делай так, – попросила я, протягивая руку к ее ноге.

Как будто я смогла бы ее остановить.

Имоджен бросила на меня короткий взгляд и возвела глаза к потолку.

– Какая разница.

Я встала, подошла к двери и вышла в коридор, жестом пригласив Имоджен следовать за мной. Звук ее тяжелых шагов гулким эхом разносился по старому дому. И как это Имоджен не перебудила всех соседей, она же топает, как слон?

– Сюда, – прошептала я. Свернув за угол, я выбрала комнату, соседнюю с той, где жил Дюк, потому что точно помнила: я недавно там убиралась, и там есть все необходимое.

Имоджен прошла мимо меня и неодобрительно нахмурилась.

– А других комнат нет?

– Нет, – солгала я.

У нас было несколько свободных комнат, но я надеялась, что, если поселить Имоджен поближе к лестнице, ведущей наверх, она останется в своем конце коридора.

Имоджен скрестила руки на груди.

– Этот дом превратился в настоящую помойку, а когда-то он был милым. Ты тоже когда-то была милой, а теперь ты грубая. Твоя мама странная. Не представляю, почему мы вообще сюда приезжаем.

– И я не представляю, – пробормотала я вполголоса и пошла обратно в свою комнату. У меня за спиной раздались шаги: Имоджен шла по коридору.

– Кэтрин?

Я обернулась и оказалась лицом к лицу с кузиной. Под глазами у нее залегли темные круги. Я готова была держать пари, что она уснет, едва ее голова коснется подушки.

– Да, Имоджен?

Она высунула язык и сморщила нос, так что получилась отвратительная рожа. Язык Имоджен поблескивал от слюны, собравшейся в уголках рта. Я отпрянула, глядя, как испорченная нахалка строит мне рожи, потом она вернулась в свою комнату и захлопнула за собой дверь.

От громкого стука, буквально взорвавшего тишину дома, я так и подпрыгнула.

Через несколько мгновений раздался новый стук, и открылась другая дверь. По деревянному полу прошлепали босые ноги, и ко мне подошла мамочка. Вид у нее был усталый.

– Кэтрин? С тобой все в порядке?

– Все прекрасно, – ответила я и пошла к себе в комнату.

Вернувшись к себе, я стала двигать кровать, чтобы подпереть ею дверь. Металлические ножки противно скрипели, оставляя на деревянном полу новые царапины. Прошло уже полгода с тех пор, как мне приходилось прибегать к таким радикальным мерам, чтобы отделаться от незваных гостей. Этот особняк больше не был моим домом, но и гостиницей не стал. Мамочка создала здесь некое святилище для людей, которым не нашлось места во внешнем мире, и я оказалась заперта вместе с ними. В глубине души я мечтала о свободе, но совесть не позволяла мне бросить мамочку.

Это трудно объяснить кому бы то ни было. Эллиотту, миссис Мейсон, даже самой себе. Объяснения лишь порождали новые вопросы.

Я легла, достала свою музыкальную шкатулку и стала слушать, как она играет, в надежде, что мелодия меня убаюкает.

Прижавшись щекой к подушке, я ерзала, пытаясь устроиться поудобнее, вертелась с боку на бок. В коридоре возле моей комнаты что-то скрипнуло, и на полу снова появилась тень, частично заслонившая свет, проникающий в щель под дверью. Я ждала. Имоджен любила почесать языком, но в драку не лезла. Она просто злилась. Оставалось только надеяться, что за дверью не дядя Жаб или, хуже того, Дюк.

Я вся подобралась и ждала, что в дверь постучат, заворчит дядя Жаб или Дюк начнет сыпать угрозами. Вместо этого тень исчезла, и зазвучали шаги, на этот раз удаляясь. Я глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Оставалось надеяться, что уровень адреналина в крови постепенно снизится, и я смогу хоть немного отдохнуть перед школой.

– Ух ты. С тобой все в порядке? – спросил Эллиотт, прислоняясь к соседнему шкафчику. Затем он поправил висящую на плече небольшую красную сумку.

Я открыла шкафчик и запихнула учебник по геометрии между учебниками по химии и пособием по испанскому языку. Сил не было совершенно, я с трудом держалась на ногах. Мозг едва мог сформировать внятное предложение.

– Какие у тебя планы на обед? – продолжал Эллиотт. – У меня есть два бутерброда с арахисовым маслом и джемом, а еще пассажирское сиденье, которое отодвигается назад на всю длину.

Я прожгла его убийственным взглядом.

– Чтобы подремать, – быстро добавил Эллиотт. К моему удивлению, на его смуглых щеках проступил багровый румянец. – Просто поешь и поспишь. Нам даже не обязательно разговаривать. Что думаешь?

Я кивнула, чувствуя, что вот-вот расплачусь.

Эллиотт жестом предложил мне следовать за ним, снял с моих плеч рюкзак и медленно пошел рядом со мной по коридору. Когда мы дошли до двойных дверей, ведущих на парковку, он вышел первым и придержал передо мной дверь.

Я поморщилась от солнечного света, подняла руку и приставила козырьком ко лбу, надеясь, что головная боль, мучившая меня с утра, наконец пройдет.

Эллиотт отпер дверь машины, широко ее открыл и подождал, пока я сяду на сиденье, потом показал, как опустить спинку. Как только дверь машины закрылась, я повторила показанные мне действия, и в результате получилась почти горизонтальная лежанка.

Дверь со стороны водителя открылась, и Эллиотт проскользнул на водительское сиденье. Он достал из пакета два бутерброда, завернутые в целлофан, и протянул мне.

– Спасибо, – промямлила я, неловко дергая за чистые уголки пленки. Развернув бутерброд, я откусила сразу четверть и принялась жадно жевать, потом в три укуса доела угощение. Не говоря ни слова, закрыла глаза и почувствовала, что отключаюсь.

Мне показалось, прошло всего несколько минут, но вот Эллиотт уже осторожно тормошил меня за плечо.

– Кэтрин? Извини, не хочу, чтобы ты опоздала.

– Хмм? – промычала я, моргая спросонья. Потом села и потерла глаза. – Как долго я спала?

– Полчаса. Ты спала как убитая, ни разу не пошевелилась.

Я схватила свой рюкзак и вылезла из машины. Несколько наших одноклассников обернулись и стали хихикать, смотря, как мы рука об руку идем к школе.

– Ой, как мило, – пропела Минка. – У них все еще одинаковые прически.

Ее рыжие волосы взметнулись вверх, когда она повернула голову, чтобы поглазеть на нас. Минка толкнула Оуэна локтем в бок и, прежде чем пройти к дверям, бросила на нас полный отвращения взгляд.

– Не обращай на них внимания, – посоветовал Эллиотт.

– Я так и делаю.

Мы пересекли парковку и пошли к зданию школы. Двойные металлические двери были выкрашены в красный цвет, вместо ручек на них крепились серебристые брусья, расположенные поперек каждой створки, буквально кричавшие: «Держись подальше!». Немедленно поползут слухи. Теперь у Пресли появится еще одна причина, чтобы надо мной издеваться, только теперь объектом ее насмешек станет еще и Эллиотт. Он потянул за серебристый брус, и тот громко щелкнул. Эллиотт жестом предложил мне входить первой, и я так и сделала.

– Эй, – Эллиотт коснулся моей руки. – Я за тебя волнуюсь. Все хорошо? Разве в прошлом вы с Минкой и Оуэном не были друзьями?

– Я перестала с ними общаться, после того как…

Коннор Дэниелс с силой хлопнул Эллиотта по спине. Тот стиснул зубы и сжал губы в узкую линию.

– Сегодня вечером будет бойня, Янгблад! Вперед!

Эллиотт указал на него.

– Мы – «Грязные коты»!

– Могучие и непобедимые «Грязные коты»! – выкрикнул в ответ Коннор, пригибаясь и выставляя перед собой руку, как заправский игрок американского футбола.

Эллиотт фыркнул и покачал головой, но, увидев выражение моего лица, сразу стал серьезнее.

– Извини. Ты говорила про Минку и Оуэна.

– Ты дружишь с Коннором Дэниелсом?

Эллиотт поднял бровь.

– Ну да. Он тоже в команде.

– Вот как.

– В смысле? – переспросил Эллиотт, слегка подталкивая меня локтем.

Мы пошли дальше по коридору.

– Я просто не знала, что ты…

– Янгблад! – выкрикнул другой футболист.

Эллиотт кивнул окликнувшему его парню, потом снова посмотрел на меня.

– Что я – что?

– Что ты общаешься с этими людьми.

– С «этими людьми»?

– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказала я, направляясь к своему шкафчику. – Они приятели Скотти, а тот дружит с Пресли. Кстати, разве ты не подвинул его с места квотербека? Почему они не ненавидят тебя?

Он пожал плечами.

– Думаю, им нравится побеждать, а я хорошо играю. То есть… – на секунду мне показалось, что он даст задний ход, но Эллиотт продолжил: – Да, наверное, так и есть. Я очень хорошо играю. Вообще-то, меня назвали одним из лучших квотербеков штата.

Мы пошли дальше.

– Ух ты, Эллиотт, это… здорово.

Он слегка подтолкнул меня локтем.

– Да ладно тебе, сбавь градус восторга.

Пока мы шли по коридору, товарищи по команде окликнули Эллиотта еще раз десять. Дойдя до ряда коричневых шкафчиков, я остановилась перед номером 347, набрала свой код и потянула за ручку.

Дверцу заклинило, как обычно, и я зарычала. Несколько секунд Эллиотт наблюдал за моими бесплодными попытками открыть шкафчик, а потом вдруг подошел ко мне со спины. Я чувствовала тепло его тела сквозь свою и его футболки. Рука Эллиотта скользнула над моим плечом и сжала ручку шкафчика. Он сильно дернул, и дверца со скрипом открылась.

Эллиотт наклонился и прошептал мне на ухо:

– Мой тоже заклинивает. Просто нужно проявить настойчивость.

– Ты настойчивый, – я вдруг поняла, что не знаю, куда деть руки, собственные движения и поза показались мне страшно неуклюжими. Я кое-как переложила учебники из рюкзака в шкафчик, потом повесила рюкзак на крючок. Чтобы дотянуться, пришлось встать на цыпочки, но я справилась. – А что это за красная сумка?

– Ах, это, – Эллиотт опустил глаза. – Это мой фотоаппарат. Убрал в сумку для конспирации.

– Слава богу, я умею хранить секреты, – заметила я с усмешкой.

Эллиотт посмотрел на меня и удивленно улыбнулся.

– Ты должна прийти на игру.

– Сегодня вечером? Нет, – я покачала головой.

– Почему?

Я немного поразмыслила, от смущения не в силах подобрать слова. Мне не с кем будет сесть. Для учеников есть какие-то специальные места? Вход платный или бесплатный? Я вдруг рассердилась на себя за свою трусость. Мне ведь приходилось сталкиваться с куда более страшными вещами, чем неуверенность и непривычная обстановка.

– Пожалуйста, приходи, – попросил Эллиотт.

Я пожевала губу, размышляя, могу ли я пойти на игру или нет. Эллиотт терпеливо ждал, как будто до начала урока еще целая вечность, а вовсе не одна минута.

– Я подумаю, – сказала я, наконец.

Прозвенел звонок, но Эллиотт будто не заметил этого.

– Правда?

Я кивнула и мягко его оттолкнула.

– Тебе лучше пойти в класс.

Он отступил на несколько шагов, улыбаясь, как идиот.

– Иди ты первая.

Я собрала свои вещи и захлопнула шкафчик, еще на несколько мгновений задержалась взглядом на лице Эллиотта, потом повернулась и пошла в класс.

Садясь на свое место, я старалась не смотреть в глаза мистеру Саймонсу. Учитель на несколько секунд умолк, но предпочел не делать мне замечание. Я тихонько села за парту, с облегчением переводя дух.

Мистер Саймонс как всегда жизнерадостно рассказывал о физиологии, но я его совершенно не слушала. Мысли вертелись вокруг сегодняшней игры. Как поступить? Пойти на игру, как обычная старшеклассница, или пойти домой, как должно? Вдруг кто-то заселится в гостиницу в мое отсутствие? У меня в голове начал формироваться список дел, которые следовало сделать после школы, я стала думать, можно ли отложить некоторые из них.

Постирать белье.

Помыть ванны.

Приготовить ужин.

Что если я пойду на игру, а Поппи останется в гостинице одна? Или, что еще хуже, Имоджен все еще там? Если я пойду на игру, а потом вернусь домой, она станет дуться и злиться сильнее обычного из-за того, что я не вернулась в положенное время. Обязательно появится дядя Жаб – он всегда приходит следом за Имоджен. Я закрыла глаза, представляя, как дядя устраивает сцену, как отец Поппи злится из-за моего опоздания. Чем дольше я обо всем этом думала, тем меньше у меня оставалось сил. Минусы перевешивали плюсы. Прозвенел звонок, и я вздрогнула от неожиданности.