Весь этот свет Макгвайр Джейми
Эллиотт с трепетом смотрел на меня несколько долгих секунд.
– Тем летом я влюбился в тебя, Кэтрин, и с тех пор люблю тебя.
Несколько секунд я пыталась подобрать правильный ответ.
– Я уже не та, что прежде, Эллиотт.
– Нет, ты осталась прежней, я это вижу.
– Это было давно.
Он пожал плечами с видом человека, который не собирается извиняться за свои слова.
– Не так просто забыть свою первую любовь.
Я снова попыталась найти достойный ответ и не нашла.
Эллиотт сдвинул брови, в его глазах сверкнуло отчаяние.
– Ты дашь мне второй шанс? Кэтрин, прошу, – взмолился он. – Обещаю, я больше никогда тебя не брошу, клянусь своей жизнью. Мне больше не пятнадцать, теперь я сам принимаю решения и надеюсь, что ты все-таки простишь меня. Не знаю, что со мной будет, если ты мне откажешь.
Я повернула голову и посмотрела на гостиницу. Свет в окнах не горел, в доме все спали.
– Я тебе верю, – сказала я. Потом продолжила, не дав ему возможности широко улыбнуться, – но после смерти папы мамочке стало хуже. Мне приходится помогать ей в нашей гостинице. У меня едва хватает времени на саму себя.
Эллиотт улыбнулся.
– Я на все согласен.
Я сделала то же самое в ответ, но улыбка быстро сошла с моего лица.
– Ты не можешь войти и не можешь задавать вопросы.
Он нахмурился.
– Почему?
– Это уже вопрос. Ты мне нравишься, и мне хотелось бы попробовать. Но я не могу говорить о мамочке, а тебе нельзя заходить внутрь.
– Кэтрин, – Эллиотт взял меня за руку и переплел свои пальцы с моими. – Твоя мать тебя обижает? Кто-то из ваших постояльцев относится к тебе неуважительно?
Я покачала головой.
– Нет. Она просто очень замкнутый человек.
– Ты мне расскажешь? Если это изменится? – с надеждой спросил Эллиотт, сжимая мою руку.
Я кивнула.
– Да.
Он потянулся ко мне, сжал мое лицо в ладонях и закрыл глаза.
Не зная, что делать, я тоже закрыла свои. Губы Эллиотта мягко коснулись моих губ. Поцеловав меня, он тут же отстранился, улыбаясь. Потом снова наклонился и опять поцеловал, но на этот раз его губы раздвинулись. Я попыталась сделать то же самое, паникуя и одновременно тая от восторга. Теплый язык Эллиотта скользнул мне в рот. Я обняла его за шею и прильнула к нему, отчаянно желая, чтобы он обнял меня крепче. Скоро придется выйти из машины и вернуться в гостиницу, поэтому мне хотелось почувствовать заботу Эллиотта. С ней я смогу продержаться до завтрашнего дня.
Когда в моих легких закончился воздух, Эллиотт отстранился и прижался лбом к моему лбу.
– Наконец-то, – едва слышно прошептал он.
Затем добавил:
– Завтра в девять утра я буду качаться на качелях у тебя на крыльце. Принесу черничный хлеб на завтрак.
– Что это такое?
– Хлеб по рецепту моей тети, хотя, уверен, рецепт куда старше самой тети Ли. Она обещала, что сегодня вечером его испечет. Очень вкусно, ты обязательно должна попробовать.
– Тогда я принесу апельсиновый сок.
Эллиотт наклонился, поцеловал меня в щеку и взялся за ручку двери. Ему пришлось дернуть дважды, прежде чем дверь открылась.
Я вышла на тротуар перед гостиницей. В доме все еще было темно. Я вздохнула.
– Кэтрин, я знаю, ты говорила, что мне нельзя входить. Можно я просто провожу тебя до двери?
– Спокойной ночи.
Я приоткрыла калитку и проскользнула во двор, прошла по потрескавшейся дорожке к дому, прислушалась и лишь потом потянулась к дверной ручке. Чирикали сверчки, машина Эллиотта отъехала от дома, но в самом доме все было тихо.
Я повернула ручку, открыла дверь и посмотрела вверх. Дверь, выходившая на верхнюю лестничную площадку, была открыта. Это была дверь в мою комнату, и у меня в груди образовался тяжелый ком. Я всегда закрываю ее, а значит, кто-то искал меня в мое отсутствие. На столе по-прежнему громоздилась грязная посуда, раковина тоже была полна. Возле кухонного стола лежали осколки стекла. Я поспешно открыла шкафчик под раковиной, достала толстые резиновые перчатки мамочки, потом взяла веник и совок. Стекло скрипело по плитке, которой был вымощен пол. В окно кухни лился лунный свет, и мелкие осколки блестели, несмотря на то, что были присыпаны пылью и волосами.
В гостиной кто-то громко рыгнул, и я замерла. Я догадывалась, кто это, и все же ждала, пока он сам обозначит свое присутствие.
– Эгоистка, – пробурчал недовольный голос.
Я встала, вытряхнула осколки из совка в мусорное ведро, потом сняла перчатки и засунула их обратно под раковину. Я медленно вышла из столовой и прошла по коридору в гостиную, где в кресле сидел дядя Жаб. Тонкая, покрытая пятнами майка едва прикрывала его живот, нависающий над поясом тренировочных штанов. В одной руке он сжимал бутылку пива, а на полу возле кресла стояла целая батарея пустых бутылок. Дядю уже один раз стошнило: на полу темнело отвратительное пятно.
Я прикрыла рот ладонью, пытаясь абстрагироваться от вони.
Дядя снова рыгнул.
– Ой, пожалуйста, – пробормотала я и бросилась на кухню за ведром. Вернувшись, я поставила ведро рядом с лужей рвоты и взялась за полотенце, которое прихватила по дороге. – Пользуйтесь ведром, дядя Жаб.
– Так ты… Думаешь, что можешь просто заявиться домой, когда тебе вздумается? Эгоистка, – презрительно повторил дядя и отвернулся.
Я промокнула его грудь, стерла слюну и остатки рвоты с шеи и рубашки. Дядя даже не потрудился повернуть голову.
– Вам лучше пойти наверх и принять душ, – посоветовала я, подавляя рвотный позыв.
Дядя вдруг стремительно, с неожиданной для меня прытью, рванулся вперед. Он схватил меня за ворот рубашки и подтянул к себе, так что его лицо оказалось в паре дюймов от моего. Когда он заговорил, меня обдало волной его смрадного дыхания.
– Сначала выполни свои обязанности, а потом будешь указывать мне, что делать, девчонка.
– Из… извините. Мне следовало вернуться пораньше и помочь мамочке… Мамочка! – позвала я, вся дрожа.
Дядя Жаб причмокнул, высасывая застрявшие между зубами остатки ужина, выпустил меня и снова развалился в кресле.
Я выпрямилась и отступила на шаг, выронила тряпку и опрометью помчалась вверх по лестнице. Вбежав в свою комнату, я закрыла дверь и прижалась к ней спиной. Деревянная поверхность холодила мне кожу. Я прикрыла лицо руками, часто дыша. На глаза сами собой навернулись слезы и потекли по щекам. Вот так всегда: если моя жизнь за пределами этого дома начинала налаживаться, существование внутри становилось невыносимым.
Моя ладонь пахла рвотой, и я с отвращением отдернула руку от лица. Бросилась в ванную, намылила руки и терла их друг о друга, пока кожа не начала зудеть, а затем вымыла лицо.
Скрипнула ступенька лестницы, и я замерла, прислушиваясь. Постепенно кровь перестала стучать у меня в ушах. Я неловко закрутила краны, чтобы остановить поток льющейся в раковину воды, подбежала к кровати и придвинула ее к двери. Ступеньки снова заскрипели, так что я отскочила и прижалась к дальней стене, отчаянно пытаясь унять дрожь, охватившую все мое тело. Затаив дыхание, я не отрываясь смотрела на дверь, ждала, что дядя Жаб пройдет мимо или попытается вломиться ко мне.
На лестнице он тяжело переступил со ступеньки на ступеньку, раз, другой, и вот он уже на верхней площадке. Дядя шел, тяжело переваливаясь с боку на бок, с трудом передвигая свое четырехсотфунтовое тело, и дышал с присвистом. Вот он снова рыгнул, а потом грузно протопал по коридору и хлопнул дверью своей комнаты.
Я сползла вниз по стене, подтянула колени к груди и обхватила их руками, гадая, вернется ли дядя или в мою дверь постучит кто-то другой. Еще никогда мне так сильно не хотелось увидеть мамочку, но она не желала меня видеть. В гостинице настоящий бардак; наверное, мамочка целый день трудилась, выбилась из сил и, как следствие, забилась в свою комнату, точно в нору.
Мне хотелось позвать ее, но я боялась, что меня услышат другие. Тогда я стала мечтать, как утром встречу в кухне Алтею. Она будет готовить или прибираться, а при виде меня широко улыбнется. Лишь эта мысль помогла мне успокоиться и заснуть. Еще я напомнила себе, что завтра суббота, и меня ждет урок вождения. Я целый день проведу вместе с Эллиоттом, в безопасности, вдалеке от этого дома и всех его обитателей.
Глава тринадцатая
Кэтрин
Сначала эти голоса показались мне частью сна, который никак не получается вспомнить, но они становились все громче. Тогда я села на кровати, потирая глаза. Кто-то сердито спорил, понижая голос, в точности как мои родители когда-то. Они все собрались вместе. Гости. Одни паниковали, другие злились, третьи пытались призвать остальных к порядку.
Я соскользнула с матраса, на цыпочках подкралась к двери, медленно повернула ручку, стараясь действовать бесшумно: пусть думают, что я сплю. Дверь скрипнула, открываясь, я замерла и прислушалась. Голоса по-прежнему наперебой спорили, участвовали даже дядя Жаб и Имоджен. Я вышла в коридор, осторожно ступая босыми ногами по холодному деревянному полу. Чем ближе я подходила к комнате, где собрались гости, тем четче становились голоса.
– Я не желаю ничего слушать, – говорила Алтея. – Раз я сказала «нет», это значит «нет». Мы не можем так поступить с бедной девочкой, ей и так через многое пришлось пройти.
– Да ладно? – рявкнул Дюк. – И что ты собираешься делать, когда она уйдет и бросит это место ко всем чертям? Оно и так уже несется в бездну на скорости сто миль в час. А как же мы? Что будет с Поппи?
– Она не обязана за нас отвечать, – заметила Уиллоу.
– А тебе какое дело? – огрызнулся Дюк. – Ты тут почти не бываешь.
– Сейчас я здесь, – возразила Уиллоу. – И я тоже говорю «нет».
– Нет и еще раз нет, – повторила Алтея. – Мэвис, скажи им.
– Я… Я не знаю.
– Не знаешь? – воскликнула Алтея. Я еще никогда не слышала от нее такого решительного, даже сурового тона. – Как ты можешь не знать? Она же твоя дочь. Положи конец этому безумию.
– Я… – начала мамочка.
Дверь, открываясь, скрипнула, и на пороге появилась мамочка в халате, перекрыв мне обзор.
– Что ты здесь делаешь, Кэтрин? Иди спать. Сейчас же.
Она захлопнула дверь у меня перед носом, и в комнате снова зашептались сердитые голоса.
Я отшатнулась, пошла обратно к себе и закрыла за собой дверь. Некоторое время я смотрела на полоску света под дверью и гадала, почему они обсуждают меня, и против чего так решительно протестовала Алтея. Музыкальная шкатулка вдруг заиграла, но тут же умолкла, выведя меня из задумчивости. Я поставила к двери комод и, посчитав, что этого недостаточно, придвинула к нему кровать и села. Я смотрела на вход в свою комнату, пока от усталости мои веки не опустились сами собой. Скорее бы рассвет.
Когда я открыла глаза во второй раз, я прежде всего подумала о том, закончилось ли ночное собрание гостей. Я оделась и спустилась вниз, размышляя, не приснились ли мне события прошлого вечера и минувшей ночи. Грязь, которую развел дядя Жаб, исчезла. Гостиная, столовая и кухня сияли чистотой, несмотря на то, что мамочка готовила. Пахло свежим бисквитом и жареными колбасками, в кастрюльке булькало мясо, а мамочка что-то напевала себе под нос.
– Доброе утро, – поприветствовала она меня, сливая воду из кастрюли в раковину.
– Доброе, – осторожно ответила я.
Я так давно не видела мамочку в хорошем настроении, что не знала, как реагировать.
– Твои дядя и кузина уехали. Я сказала ему, чтобы он какое-то время не приезжал. Случившееся вчера вечером просто непростительно.
– Долго они теперь не приедут? – спросила я.
Мамочка повернулась ко мне, в ее глазах я прочла раскаяние.
– Мне жаль, что дядя наговорил тебе столько гадостей. Этого больше не повторится, обещаю, – я села за стол, и мамочка поставила передо мной тарелку. – А теперь ешь. У меня еще есть пара неоконченных дел. К завтраку спустятся несколько гостей. Так много работы, а я плохо спала ночью.
Она вышла из комнаты.
– Малышка? – из кладовки вышла Алтея, повязывая на талии фартук. Она взяла тряпку и стала протирать микроволновку. – Мы тебя разбудили?
– Это вы прибрали за дядей Жабом? Или это мамочка?
– Просто не думай об этом, – она посмотрела в окно. – Лучше ешь. Твой мальчик уже здесь.
– Ой, – я запихнула в рот сосиску, схватила пару бисквитов и куртку, закинула на плечо рюкзак. Когда я открыла входную дверь, Эллиотт уже стоял на крыльце.
– Пока, малышка! – крикнула мне вслед Алтея.
Глава четырнадцатая
Эллиотт
Когда Кэтрин вышла на крыльцо, одной рукой я придержал дверь, а в другой держал черничный хлеб.
– Завтрак?
– Спасибо, – поблагодарила Кэтрин.
В руках она тоже держала какую-то выпечку.
Я фыркнул.
– Мы уже делимся друг с другом хлебом. Это многое значит.
Кэтрин покраснела и села на пассажирское сиденье. Я закрыл дверь, обежал вокруг машины и плюхнулся на водительское место. Кэтрин молчала, и от этого я нервничал еще сильнее.
– Все хорошо, я надеюсь?
– Ага, я просто устала, – ответила она, глядя в окно.
Я тронулся с места.
– Ты хорошо спала?
– Хорошо. Вроде бы.
Я покосился на Кэтрин и увидел, что все ее руки от запястий до локтей покрыты красными отметинами в форме полумесяцев.
– С тобой точно все в порядке?
Кэтрин опустила рукава.
– Это ерунда. Нервный тик.
– И по какой причине ты так нервничала?
Она пожала плечами.
– Просто не могла уснуть.
– Что я могу сделать? – спросил я.
Меня охватило отчаяние.
Кэтрин откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
– Сейчас мне просто необходимо вздремнуть.
Я тронул ее за колено.
– Спи, а я поведу.
Она зевнула.
– Слышала, Анна Сью устраивает хэллоуинскую вечеринку на следующей неделе.
– И что?
– Ты туда пойдешь?
– А ты?
Кэтрин открыла глаза. Несмотря на усталый вид, она выглядела удивленной, как будто ждала, что я сейчас признаюсь в неудачной шутке.
– Нет. Мне не интересны переодевания.
– Даже на один вечер?
Она покачала головой и снова закрыла глаза.
– Нет, особенно если все это устраивает Анна Сью Джентри.
– Значит, запасемся попкорном и будем смотреть ужастики у меня дома?
Она улыбнулась, не открывая глаз.
– Звучит заманчиво.
Плечи Кэтрин расслабленно поникли, все тело обмякло, дыхание выровнялось. Я старался вести машину медленно, поворачивал аккуратно, по широкой дуге. Когда мы въехали на грунтовую дорогу, которую я заранее присмотрел, Кэтрин съехала со спинки сиденья и привалилась к моему плечу. Манипулируя свободной рукой, я припарковался на обочине, остановил машину и заглушил двигатель. Я просто сидел, пока Кэтрин спала. Она тихонько посапывала во сне. У меня онемели плечо, рука и зад, но я все равно не смел шевельнуться.
Небо на несколько минут очистилось, потом снова потемнело, стал накрапывать мелкий дождик. Я играл в игры на своем телефоне, пока заряд батареи не показал 1 процент, а потом медленно поставил мобильный на подзарядку в автомобильное зарядное устройство. Боковым зрением я посмотрел на спящую девушку. Кэтрин казалась мне еще меньше, чем два года назад. Она стала более хрупкой и изящной, и все же была крепким орешком. Я никогда не встречал никого похожего на нее и знал, что уже никого не полюблю так сильно, как ее.
Кэтрин даже не представляет, как важна для меня. Я так долго ждал возможности вернуться к ней, и вот мы сидим в тишине в старой, холодной машине, и все это кажется сном. Я дотронулся до ее волос, просто чтобы напомнить себе, что все происходящее с нами реально.
Мой телефон зазвонил, и я поспешил ответить на вызов, пока Кэтрин не проснулась.
– Алло? – прошептал я.
– Привет, – сказал папа.
Я закатил глаза.
– Да?
– В общем, я пообещал твоему дяде Джону не звонить тебе и ничего не просить, но Кимми лишилась своей квартиры. Мы временно живем у Рика, но у него новая девушка, с которой Кимми не ладит. Я не смог найти работу, и дела идут неважно. Знаю, у тебя скоро день рождения, а твоя тетя Ли всегда дарит тебе пару сотен баксов. Если ты сможешь взять их авансом и одолжить мне, клянусь, я верну их к Рождеству или чуть позже.
Я нахмурился.
– Ты просишь у меня мои подарочные деньги на день рождения, хотя я еще даже не получил их?
– Разве ты не слышал, что я сказал? Через неделю или две мы станем бездомными.
Я скрипнул зубами.
– Устройся на работу, папа. Эта Ким, или как там ее, работает?
– Не твое дело.
– Мое, если ты хочешь одолжить у меня денег.
Несколько секунд отец молчал.
– Нет, у нее нет работы. Ты дашь мне в долг или нет?
– Я не стану просить у тети Ли деньги для тебя. Она и так заботится обо мне. Я не буду этого делать. Если хочешь одолжить у нее денег, сделай это сам.
– Я пытался! Я уже должен им пять сотен.
– И ты до сих пор не вернул долг, но хочешь взять у меня деньги.
Отец опять помолчал. Очевидно, он уже запутался в собственной лжи.
– Я тебе все верну в следующем месяце. Мне просто нужно встать на ноги, сынок. После всего, что я для тебя сделал, неужели ты не поможешь своему старику?
– Что ты для меня сделал? – спросил я, по-прежнему пытаясь говорить шепотом.
– Что ты только что сказал? – прорычал отец угрожающим тоном.
– Ты меня слышал. Мама вечно оплачивала твои счета. Теперь ты бросил маму ради женщины, которая за тебя не платит, и трясешь деньги со своего семнадцатилетнего сына. Ты бил маму, вытянул из нее все, что мог, никогда не работал. Твое участие в моей судьбе закончилось после того, как ты меня зачал. Ты ничего не стоишь, папа, и уж тем более не стоишь того, чтобы я отдал тебе свои деньги. Перестань мне звонить. Хотя нет, позвони, если надумаешь извиниться.
– Ах ты мелкий засра…
Я дал отбой и откинул голову на спинку сиденья. Потом перевел мобильный в режим вибрации, и уже через несколько секунд он загудел. Я нажал на кнопку выключения и держал, пока телефон окончательно не выключился.
Кэтрин крепко сжала мою руку.
Я смотрел в окно, безмолвно проклиная своего непутевого папашу на чем свет стоит. Я дрожал всем телом и никак не мог успокоиться.
– Я не знала, – пробормотала Кэтрин, прижимаясь к моему боку. – Мне так жаль.
– Да ладно, – я улыбнулся ей сверху вниз. – Все нормально, не беспокойся на этот счет. Жаль, что я тебя разбудил.
Она огляделась и заметила мою новенькую университетскую куртку, которой я ее укрыл. Кэтрин протянула ее мне.
– Он тебя обидел?
Я убрал с ее лица несколько прядей и на секунду прижал ладонь к ее щеке.
– Все кончено. Сильнее, чем сейчас, он меня ранить не сможет.
– Как ты? – спросила она. – Я могу что-то сделать?
Я улыбнулся.
– Достаточно и того, что ты обо мне беспокоишься.
Кэтрин прижалась щекой к моему предплечью.
– Разумеется, я о тебе беспокоюсь.
Сотрясавшая меня дрожь постепенно прошла, злость испарилась. Кэтрин нечасто говорила о своих чувствах, и это маленькое проявление заботы я воспринял как широкий жест.
Она огляделась, очевидно, пытаясь понять, где мы.
– Долго я спала?
Я пожал плечами.
– Какое-то время. Двадцать девятая улица. Когда ты придешь в себя и окончательно проснешься, мы поменяемся местами.
– Знаешь, – проговорила Кэтрин, выпрямляясь, – нам не обязательно делать это сегодня.
Я хохотнул.
– Нет, обязательно.
– Мне снился чудесный сон.
– Правда? А я в нем присутствовал?
Она покачала головой, ее глаза мечтательно затуманились.
– Эй, – воскликнул я, притягивая Кэтрин к себе. – Все нормально, расскажи.
– Папа пришел домой, только все происходило в настоящем, а не в прошлом. Сначала он ничего не понимал, но потом осознал, что сделала мамочка, и страшно разозлился. Таким сердитым я его еще ни разу не видела. Он сказал мамочке, что уходит, и так и сделал, но забрал меня с собой. Я собрала немного вещей в дорогу, и мы уехали на «Бьюике». Мы ехали все прямо и прямо. Чем дальше мы уезжали от Джунипер-стрит, тем спокойнее мне становилось. Если бы… если бы в прошлом мы действительно уехали отсюда, папа, возможно, был бы сейчас жив.
– Я не могу изменить прошлое, зато могу увезти тебя с Джунипер-стрит. Мы можем сесть в машину и просто… ехать.
Кэтрин прижалась ко мне и стала смотреть в серое небо.
– Куда?
– Куда ты захочешь. Куда угодно.
– Звучит как гимн свободе.
– Так и будет, – пообещал я, – но сначала тебе придется научиться водить. Небезопасно отправляться в путешествие, если в случае необходимости ты не сможешь сесть за руль.
– А какая может возникнуть необходимость? – спросила Кэтрин, поворачиваясь ко мне.
– Вдруг со мной что-то случится.
Она улыбнулась.
– С тобой ничего не случится. Ты такой… неуязвимый.
Я слегка расправил плечи, чувствуя себя немного мужественнее просто потому, что Кэтрин считала меня сильным.
– Ты так думаешь?
Она кивнула.
– Хорошо, значит, я выживу, даже если ты сядешь за руль.
Кэтрин замахнулась, чтобы шутливо меня стукнуть, но я увернулся и успел выскочить из машины. У меня под ногами заскрипел гравий. Уже несколько часов дождь то моросил, то прекращался, и все равно влаги на земле оказалось немного, луж почти не было. Я обежал вокруг машины, открыл дверь со стороны пассажирского сиденья и замахал Кэтрин рукой, чтобы она пересела за руль.
Читать бесплатно другие книги:
