Танцующая с бурей Кристофф Джей
– Прошу прощения, великий господин, равный небесам, – ответил министр. Даже не глядя на него, Йоритомо мог сказать, что тот кланяется так низко, как только способна его старая спина.
– С вами хочет поговорить принцесса Аиша.
Вздох.
– Пусть зайдет.
Шарканье шагов, приглушенные голоса, стук гэта по доскам и запах жасминовых духов. Йоритомо чувствовал, как сестра смотрит на него. Он не обернулся к ней.
– Сэйи-тайсёгун, – ее голос повис в воздухе вместе с запахом дыма.
– Принцесса Аиша, – он вздрогнул, когда гейша ткнула пяткой в узел под лопаткой. – Хорошо, уйди пока, – махнул он рукой.
Девушка вздрогнула, сразу же соскочила с его спины и отошла на несколько шагов в сторону, сложив руки у подбородка. В глазах – страх. На запястье – синяк.
– Оставьте нас, – сказала Аиша, и музыка прекратилась, будто кто-то придушил ее.
Послышались звуки отодвигаемых инструментов и шорох бегущих ног, нарушившие тишину. Аиша сняла гэта и подошла к брату, ее шаги были едва слышны. Она опустилась на колени рядом с ним на циновки, и начала шлепать его по спине ладонями, вверх и вниз вдоль позвоночника. Воздух наполнился влажными звуками хлопков плоти о плоть. Йоритомо дернул головой и снова почувствовал, как щелкнула его шея.
– Ты расстроен, – сказала Аиша.
– Ты проницательна.
– Арашитора?
– Мне следовало убить его. И эту наглую суку Кицунэ.
– А как же твоя мечта, брат? – сказала Аиша, разминая его тело. – Хатиман сделал тебе такой подарок. Ты правильно поступил, оставив его в живых.
– Подарок или не подарок, но маленькую шлюху надо отправить в тюрьму, к ее ублюдочному отцу. Посмотрим, что останется от ее силы духа после нескольких месяцев в этой дыре.
– А ты думаешь, что с арашиторой можно справиться без нее? Ты сможешь управлять им без девчонки?
– Он уже понял, что шутки со мной плохи. Они у меня в руках. Он на меня и коготь не посмеет выпустить, пока я держу ее под прицелом. Я хочу запереть эту мерзкую Кицунэ на замок. Чтобы она дышала запахом своего провала и медленно слепла в темноте.
– Она погибнет в этой тюрьме, брат. И ее съедят крысы – мы оба хорошо это знаем. – Она покачала головой, разминая напрягшиеся мышцы. – Конечно, твое наказание было справедливым. Ты был достаточно резок, чтобы у них не осталось сомнений, кто хозяин их судеб. И при этом достаточно милосерден, чтобы не оставить незаживающих шрамов. Ты поступил мудро, сёгун. Теперь зверь знает, кто его хозяин.
– Будем надеяться. Мне никогда не приходилось повторять этот урок.
Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь шорохом подрезанных крыльев ласточки. Ее руки все еще лежали на его теле.
– Это правда, – наконец сказала она. – Не приходилось.
– Но теперь я должен ждать, – Йоритомо резко поднялся с пола; движение было внезапным, встревоженным. Он начал ходить по комнате, и свет от свечей перекатывался по мышцам, покрытым татуировками. – Сколько времени пройдет до следующей линьки? Сколько времени мне придется ждать, чтоб я смог оседлать его и повести свои армии в бой? Пока он прикован цепью в этой проклятой яме, он не имеет никакой ценности.
– Тогда зачем ты отрезал ему перья, брат?
– Они лгали мне. Они меня обманывали.
– Но есть и другие наказания, которые ты мог бы применить. Голод. Избиения. Пытки. Зачем было калечить крылья?
Он заговорил, как родитель разговаривает с капризным ребенком.
– Потому что он хотел улететь, Аиша.
Она молчала, с каменным лицом наблюдая, как он шагает по комнате.
– И вот теперь, пока он не начнет линять снова, мои армии будут страдать от действий моих бестолковых командармов. Ни один из моих генералов не достоин этого звания. Ни один! – Он вытер губы тыльной стороной ладони. – Гайдзинов необходимо разбить. Нам нужно больше рабов, больше иночи. Двадцать лет и дюжина разных командующих, но мы ни на шаг не приблизились к победе с момента правления нашего отца. И с кем мы сражаемся? С людьми чести? Самураями? Нет! С живодерами и кровопийцами.
– Они падут перед тобой, брат. Это всего лишь вопрос времени.
– Времени? – слово подействовало на Йоритомо, как спусковой крючок. – Если послушать Гильдию, у нас почти не осталось драгоценного времени. Они трясут у меня перед лицом графиками производительности и картами мертвых земель, читают мне лекции об «основах экспоненциального уравнения». И каждый день требуют, чтобы я расширял фронты. Требуют! От меня! Сэйи-тайсёгуна! – Он хлопнул себя по обнаженной груди. – Здесь я решаю! Я приказываю, когда мы двигаемся, а когда стоим на месте. Я решаю, где и когда будет нанесен смертельный удар.
– Конечно, брат, – произнесла успокаивающим голосом Аиша, плавно поднимаясь и пряча руки в рукавах. – Гильдия просто не понимает этого. У них же металлический ум. Они не люди из плоти, как ты. Они прячутся в своих раковинах и желтых башнях, боятся детей, которые разговаривают с животными.
– Трусы, – выплюнул Йоритомо. – Если только…
Предложение повисло в воздухе, сочась бессилием.
– У меня есть для тебя подарок, – наконец сказала Аиша.
– Сегодня мне не нужны девочки.
– Речь не о девочках, – она осторожно облизнула влажную красную полоску губ. – О другом. О том, как ты мог бы исполнить свою мечту и заставить замолчать Гильдию с ее требованиями. А самое главное – они еще и заплатят за это.
– И что же это за способ?
– Ах, мой брат, – улыбнулась она, опуская глаза. – Это сюрприз.
– Сюрприз, – уголки его рта приподнялись в улыбке. Глаза с вожделением блуждали по телу сестры – ему вдруг понравилась эта игра. – Что за сюрприз?
– Это секрет, – она рассмеялась озорным смехом, одевая свои гэта. – Я разберусь с Гильдией и позабочусь обо всем, а ты получишь свою мечту. Но мне нужна эта девчонка Кицунэ. На свободе. И без цепей.
– Зачем? – нахмурился Йоритомо.
– Эту маленькую шлюшку можно использовать – пусть искупает свое предательство. А если она будет мне противиться, тюрьма покажется ей благословением – она пожалеет, что ты ее пощадил. Я не умею сдерживать свои порывы, сёгун.
– У тебя есть другие качества, сестра. Гораздо более осязаемые.
Она отвернулась, стараясь избежать его томного взгляда.
– И никакой слежки, хорошо? Скажи Хидео-сану, чтобы отозвал своих шпионов. Я хочу, чтобы получился настоящий сюрприз.
– Аиша… – предупреждающе произнес он.
– Никаких шпионов! – Она повернулась к нему, шагнула ближе. – Давай больше не будем говорить об этом. Скоро начнется настоящая суета и будет много шума и разговоров о заточении арашиторы. Ты должен сделать вид, что ничего не замечаешь. И когда я преподнесу тебе подарок, ты должен удивиться и похвалить меня, твою умную сестру. И ты получишь все, чего заслуживаешь. Согласен?
Она была очень красива в тусклом дымном свете. Ее лицо было таким бледным, что казалось светящимся, резко контрастируя с двумя темными озерами глаз, густо обведенных тушью бездонно-черного цвета. На губах – помада цвета их клана, цвета крови, которая, казалось, стекала и рисовала на ее золотом дзюни-хитоэ алые цветы лотоса. Двенадцать слоев, ведущих в рай.
Он, наконец, улыбнулся и, поклонившись, кивнул.
– Согласен.
Он наклонился и хотел поцеловать ее в губы, но она повернула голову, и он коснулся губами ее бледной, идеальной щеки. Она низко поклонилась и развернулась, чтобы уйти, оставив его наедине со сладким запахом ее духов. Он смотрел, как она грациозно движется, выскальзывая за дверь, – волнами колышутся черные волосы и кровавый шелк, манят к себе плавные изгибы тела. Он улыбнулся про себя.
Йоритомо любил свою сестру. Любил, как никто другой не смог бы.
Кин держал одно из отрубленных перьев в руках, проводя пальцами вдоль линии удара меча, и чувствовал исходящий слабый электрический ток. Обрубок пера отражался в его прямоугольном глазу и казался тяжелым, будто он держал в перчатках камень.
– Мне очень жаль, Буруу.
Арашитора свирепо посмотрел на него, не шелохнувшись. Он лежал, свернувшись вокруг металлического столба, к которому был прикован. Пол арены был усеян обрубками перьев, перемещаемых ядовитым ветром. Небо над головой окутывали темные грозные тучи.
Скоро начнется черный дождь, и небо прольет яд на людей, которые травили его, покрывая землю уродливыми гноящимися нарывами и шрамами. Кину такая способность природы казалось странно обнадеживающей – природа как будто очищала себя от грязи, которую в нее выбрасывали. Он был уверен, что если планета каким-то образом избавится от двуногой заразы, то она, в конце концов, восстановится. Ему было интересно, сколько времени потребуется миру, чтобы накопить достаточно гнева и злости и стряхнуть двуногих тварей со своей кожи. Землетрясения и наводнения, болезни и бури. Вскроются линии разломов, хлынут ливни и смоют всю эту гадость.
Всё! Прощайте, до свиданья и спокойной всем ночи. Уходя, не забудьте выключить свет.
Буруу резко поднялся, зацокал когтями по камню и склонил голову, напряженно вглядываясь в темноту. Кин обернулся и увидел ее в темноте, всю в черном, бледную, но удивительно прекрасную.
– Юкико, – выдохнул он, и голос его прозвучал как полет крыльев.
– Я рада, что вы пришли, Кин-сан, – тихо прошептала она, едва шевеля губами.
– Я не заметил вас.
– Кицунэ приглядывает за своими, – пожала она плечами. – Видели, что они сделали с ним?
– И слепой бы увидел.
Она прошла мимо него во мраке, через всю арену. Бесшумно ступала по соломе – руки сжаты, лицо закрыто прядями свисающих волос. Он понял, что она плачет. Она протянула дрожащие руки вперед. Арашитора встал, уткнулся головой в ее руки, обнял искалеченными крыльями. Замурлыкал – будто гром тихо зарокотал под накидкой из теплого белого меха. Она крепко обняла его, заплаканное лицо смялось, словно было сделано из бумаги.
Кин молча смотрел на них, размышляя о том, что произошло между ними. Он не мог не ревновать к зверю – ему тоже хотелось знать, что она думает и чувствует, общаться с ней, не говоря ни слова. Почему Гильдия хочет уничтожить людей с таким даром? Ведь это так замечательно – не чувствовать одиночества. Узнавать истинные мысли и чувства чужой души. Может, они именно этого и боятся. Правда очень опасна для Гильдии.
Юкико шмыгнула носом и сглотнула. Она повернулась к Кину, убрала волосы с лица, одной рукой все еще обнимая Буруу за шею.
Боги, она прекрасна.
– Мне надо идти. Иначе меня начнут искать, – ее голос был таким слабым и хрупким, что у него заныло в груди. – Можно ли это сделать?
Его сапоги стучали по камню, кожа изрыгала дым чи в теплый липкий воздух. Он шел рядом с ней по арене и испытывал почти непреодолимое желание сорвать шлем, чтобы снова посмотреть на нее собственными глазами.
– Думаю, да.
– И вы нам поможете?
– В этом мире нет ничего, чего я не сделал бы для вас, Юкико.
И тогда она улыбнулась ему – такая грустная, со ссадинами на лице, но все равно прекрасная – что он чуть не заплакал. Она обняла его за шею, и больше ему ничего не хотелось – только держать ее в своих руках, чувствовать запах ее пота, чувствовать ее волосы у себя на лице. В этот момент он был готов отдать всю свою жизнь только за то, чтобы хоть на минуту прижаться к ней своим телом. И он сделал бы это с улыбкой на лице.
Она отстранилась, и ему пришлось отпустить ее, пришлось сдержать свое желание крепко обнять ее, слившись с ней в одно целое.
– Сколько времени потребуется?
Он моргнул и покачал головой. Мехабак на его груди зажужжал и защелкал, в голове зазвучали голоса, закрутились колесики и шестеренки, рассчитывая цифры и просчитывая вероятности. Мысленно он уже представлял себе, как будет выглядеть этот аппарат, чувствовал, как металл меняет форму в его руках, в мигающем свете резака среди запаха дымящегося припоя. Ему очень хотелось создать эту конструкцию – ведь она предназначалась не для разрушения. Не для военной машины. Это не двигатель для корабля, перевозящего рабов, или для чейн-катаны. Это подарок. Подарок для той, кого любил он, и для того, кого любила она.
Он не будет спать, пока не закончит.
– Неделя, – наконец ответил он. – Сейчас я работаю над седлом Йоритомо. Это идеальная отговорка. Я могу приходить сюда и уходить, когда потребуется. Я сказал им, что сегодня вечером буду снимать мерки.
Она не могла видеть, как он улыбается под маской. Сердце заныло.
– Неделя, – повторила она, улыбнувшись со слезами на глазах.
– А сможете ли вы сбежать? Разве они не следят за вами?
– У меня друзья во дворце. И потом даже охранники иногда должны спать, – она пожала плечами. – И Кицунэ приглядывает за своими.
– Что ж, давайте надеяться, что он присмотрит и за мной.
– Я понимаю, что вы рискуете, помогая нам. Спасибо вам, Кин-сан.
– Поблагодарите меня позже. Когда мы будем далеко отсюда.
– Мы?
– Мы, – кивнул он, уронив отрубленное перо на камень. – Я уйду вместе с вами.
32. Нож в сердце
Дни ожидания тянулись невыносимо медленно. Но ночи были не так уж и плохи.
Хиро убрали из ее охраны, и за дверью комнаты Юкико на стражу встали два новых железных самурая, не сказавшие ей ни слова. Они отходили в сторону, чтобы пропустить слуг, которые приносили еду, меняли белье и наполняли купальню. В ответ на все попытки заговорить она слышала только металлическое молчание. Ее единственным настоящим собеседником была Мичи. Когда вставало солнце, девушки коротали время за игрой в карты или слушали звукобокс, тихо перешептываясь о тех механизмах, которые уже были приведены в действие во всем городе.
Мичи принесла с собой маленькие, свернутые в рулоны схемы дворца с отмеченными на них входами, которыми пользовались слуги, чтобы перейти из одного крыла в другое или выйти наружу. Она показала Юкико, как ей надо встать на комод, чтобы отодвинуть панели в потолке и протиснуться в пространство между балкой и черепицей, чтобы не ходить по соловьиным полам. Рассказала ей о согнутом клене в юго-восточном углу сада, которым девочки-служанки пользовались, чтобы перебраться через стену и сбежать в город для встречи с любовниками. Поведала о том, что дворец уже не та неприступная крепость, какой сёгун ее считает, и что в нем появились щели и течи, проделанные людьми, которых он даже не замечает.
День двухсотлетия династии Казумицу приближался довольно быстро, и двор гудел от волнения. Планировались пышные празднества, и Йоритомо намеревался появиться перед народом, что случалось крайне редко. Поскольку арена была занята, для празднования выбрали доки для неболётов. Бесплатная еда и выпивка для всех жителей Кигена, затем помпезное шествие двора под предводительством сёгуна по Дворцовому пути в Доктаун. За несколько часов до наступления часа лиса начнется третье столетие правления Казумицу над островами Шима. После заката торжество завершится грандиозным салютом, какого жители города еще никогда не видели.
– Как только солнце взойдет над заливом Кигена, – сказала Мичи, – оно взойдет в последний раз при императоре Йоритомо.
– А как же мой отец? – Синяк на щеке Юкико отливал грязно-желтым цветом по краям. – Касуми и Акихито?
– Неболёт, на котором они сбегут, завтра будет в доке. Документы для поездки назад в Йаму уже готовы. Власти ничего не заподозрят, да и времени для тщательной проверки у них не будет из-за всей этой суеты с торжествами. Корабль полетит под флагом Феникса, но капитан – наш друг. В доках у нас тоже есть друзья, готовые помочь.
– Откуда эти «друзья»? Можно ли им доверять?
Услышав вопросы, Мичи склонила голову набок.
– Вы – не единственная, кого обидел сёгунат Шимы, Юкико-чан. Аиша и Даичи-сама годами налаживали связи, готовили людей, ожидая возможности нанести удар. В такой жестокой системе всегда найдутся люди, которые протиснутся сквозь щели. Эта железная махина раздавила бессчетное количество человеческих жизней. – Она пожала плечами. – Затяжной дождь иногда превращается в наводнение. Капля за каплей – и вот уже поток.
– Во время празднования повсюду вокруг причалов будут торчать бусимены. Да и железные самураи, если Йоритомо решит появиться на публике. Разве нет более безопасного способа вывезти их? Может, на поезде?
– На торжестве будет столько шума и саке, что никто и не заметит три лишние тени в толпе. Кроме того, бусименам и самураям будет чем заняться, если вы выполните свою задачу.
– За это не переживайте.
– Уверены, что готовы?
Юкико посмотрела на нее стальным взглядом, не говоря ни слова. Сжатые в кулаки руки на коленях, стиснутые челюсти, неподвижная, спокойная, как полночь. Мичи молча встретила ее взгляд, и слабая мрачная улыбка изогнула края ее губ.
– Вижу, что готовы, – кивнула она.
На третью ночь, когда она готовилась выскользнуть через тайный ход под крышей, Юкико услышала взволнованные приглушенные голоса за дверью своей спальни. Подкравшись поближе, среди лязга и шипения о-ёрой она смогла различить три мужских голоса. Два первых принадлежали ее новым охранникам, их тон был жестким, вызывающим. Когда она узнала третий голос, сердце ее замерло.
Дверь распахнулась, и на пороге появился он: кимоно из темно-красного шелка, расшитого золотом, за поясом оби – чейн-дайсё, длинные волосы стянуты в обычный хвост на затылке, в прекрасных глазах цвета морской волны отражается мерцающий свет круглых ламп.
– Хиро, – выдохнула она.
Он оглянулся через плечо, прикрыл кулак ладонью и поклонился своим собратьям из Элиты. В глазах самураев впервые за три дня мелькнуло нечто, похожее на сочувствие, и мужчины, не говоря ни слова, отвернулись и закрыли за ним дверь.
Она пересекла комнату и бросилась в его объятия, прежде чем он успел что-то сказать, крепко прижалась к груди, обхватив руками так сильно, что испугалась, как бы не сломать ему ребра. И когда их губы встретились, когда его руки коснулись ее тела, на короткое опьяняющее мгновение все мысли о тайных ходах под крышей, о соловьиных полах и кленах вылетели из ее головы. Остался только свежий запах его пота, слабый вкус саке на его губах, и сладкая дрожь внутри от его прикосновения. Под его руками шелк, скрывавший ее тело, тихой волной скользнул на пол. Когда их тела слились воедино, она закрыла глаза, страстно выдохнула его имя и забыла, как звучит ее собственное.
Утолив страсть, она положила голову ему на грудь в душной темноте и вспомнила все. Чувство вины тут же подняло голову – невидимый яд тонкой струйкой проник в прохладный горный ручей, превратив его в черный поток, как реки, текущие через сердце Кигена. Она подумала об отце и Буруу, которые страдают в заточении. О Кине, который без сна и отдыха трудится за верстаком. И даже о Хиро, который лежит рядом с ней, не подозревая о заговоре, сеть которого плетется у него под носом. И тогда, уютно устроившись в тепле его рук, она вдруг почувствовала себя в полном одиночестве.
– Поскорей бы убраться отсюда, – прошептала она.
– Неужели я такой ужасный? – приподнял бровь Хиро.
– Нет, конечно, – она улыбнулась, целуя его. – Но все остальное… всё вокруг кажется мне… грязным, запутанным. Здесь так много хитросплетений и ложь на лжи, – она покачала головой. – Я чувствую, как это все липнет ко мне. Меняет меня, превращая в нечто, чем я не хочу быть. Все здесь пропитано ядом.
– Ты побудешь здесь какое-то время. Постарайся с пользой провести это время. Как только сёгун успокоится, я попрошу у него разрешения ухаживать за тобой. Я отправил письмо своему отцу…
– Ухаживать за мной? Зачем, черт возьми?
– Чтобы я мог быть с тобой, – он нахмурился и привстал, опираясь на локоть.
– Хиро, ты и так со мной, прямо сейчас, – засмеялась она, снова целуя его.
– Чтобы я мог встречаться с тобой на людях, – он посмотрел ей в глаза. – Придя сюда без разрешения, я рисковал жизнью, Юкико. И ладно, если бы только своей. Ею я рисковал бы снова и снова, чтобы держать тебя в объятьях. Но мои товарищи, которые охраняют тебя. Слуги, которые сделали вид, что не заметили меня? Мы подвергаем опасности и их жизни, встречаясь тайно. – Он взял ее за руку и провел большим пальцем по костяшкам пальцев. – И, кроме того, я хочу, чтобы люди знали, что ты – моя. Я не хочу скрываться, прятаться по углам, как вор. Это позорит нас обоих.
– Боже, кого это волнует, что думают другие? Все, что имеет значение, – это мы с тобой.
– Это неправда. Мы должны думать о наших семьях. Наших званиях. Я присягнул верно служить Йоритомо-но-мие.
– Я знаю, Хиро.
– Тогда ты должна знать, что прежде всего я – его слуга. Я живу и умру согласно Кодексу Бусидо. Я должен держать свою клятву.
– Клятва лжецу – вовсе не клятва, – пробормотала она.
– Что ты сказала?
Вздохнув, она села, накинула тонкое кимоно на плечи и выскользнула из кровати. Шлепая босыми ногами по полированным доскам, она подошла к крошечному окну и остановилась, глядя в темную ночь Кигена. В конце лета краски потускнели. Скоро наступит осень, а потом мир погрузится в холодную зимнюю глубь. Поймет ли он ее, стоя у этого окна в одиночестве? Надо ли ей говорить, что она ускользнет задолго до первых снегопадов?
Она оглянулась на него, обхватив себя руками.
– Ты хороший человек, – сказала она. – Но ты не знаешь ничего о своем хозяине. Если бы знал, возможно, не стал бы ему подчиняться.
– Без клятвы, без господина самурай – ничто. Честь и честность, уважение и верность – это кодекс воина. В первую очередь я – самурай, Юкико. Я должен умело орудовать мечами, длинным и коротким, и должен быть готов умереть. Вот моя цель.
– Мне однажды сказали: «Служение может быть благородным делом, но только если твой хозяин благороден».
– Твой отец?
– Друг, – тихо вздохнула она. – Мне бы хотелось вас познакомить.
Она смотрела в темноту, слышала, как шепчется ветер с чахлой садовой листвой.
Танто снова был в ее руке, и по груди Даичи текла тонкая струйка крови. Она услышала, как нож со стуком упал на пол, услышала, как Даичи спрашивает ее: «Почему?»
Той ночью она как будто заново родилась. Стала другой. Стала лучше.
– Почему ты так говоришь? – в голосе Хиро зазвучал гнев, в глазах мелькнуло недоумение. – Ты словно хочешь, чтобы я усомнился в своем господине. Но без клятвы я – ничто. Бусидо – моя цель, мое сердце. Это – Путь. Йоритомо-но-мия – владыка этой империи. Все его люди обязаны хранить ему верность. В том числе и ты, Юкико.
Она видела, как поблескивали в темноте его глаза – прекрасные глаза цвета морской волны. Они снились девушке, заблудившейся в Йиши. Казалось, что все это было очень-очень давно – они и Кагэ, бесконечный волнующийся океан омытого дождем мрака. Девушка, которая бродила по лесу и мечтала об этих глазах, теперь казалась незнакомкой.
Юкико снова вздохнула и отвернулась от окна, освещенная ядовитым приглушенным светом луны за спиной. Она скинула кимоно с плеч и, обнаженная, скользнула в кровать и снова прильнула к нему. Закрыв глаза, она притворилась, что ей хватит следующих нескольких дней. Притворилась, что не лжет ему с каждым вздохом.
«Верный до безобразия», – сказала Аиша.
Она лежала в темноте с широко раскрытыми глазами, слушая, как бьется его сердце.
Я не могу ему сказать.
Хидео смотрел на грязный луч зари, пробивающийся сквозь мутное морское стекло, тени от которого тянулись по полу к постели. В руках он держал трубку с длинным мундштуком и чашей, вырезанной в виде головы тигра, из открытого рта медленно струился дымок. С утренней порцией лотоса было почти покончено; еще пара затяжек и все. Потом у него во рту появится сухость, потом заскребет в горле, и желание затянуться снова начнет расти. Это зелье – словно обезьяна, которая сидит у него на спине, без умолку болтает, втыкает пальцы ему в позвоночник. Словно демон, что знает все его секреты.
Старый ты дурак. Министр императорского двора. Имеющий глаза в каждом кабаке, уши на каждом углу. Ни человек, ни мышь не ускользнут от твоего взора на этой земле. А ты никак не можешь избавиться от пагубного пристрастия к этому жалкому сорняку.
Погрузившись в очередной документ, он обмакнул кисть для каллиграфии в чернила каракатицы. Сделал три коротких точных мазка, разрешая Союзу докеров остановить работу и присутствовать на праздновании двухсотлетия, которое состоится в выходные дни. Это мог бы быть заказ на покупку сотни новых рабов, которые умрут от изнуряющего труда на землях сёгуна. Приказ об аресте очередного недовольца, который исчезнет однажды ночью и больше никогда не заговорит. Приказ о смертной казни.
Вдохни. Закрой глаза. Почувствуй, как дракон скользит вниз по горлу, разворачивает свои кольца, проникая сквозь плоть и кровь. Задержи дыхание. Слушай. Услышь пустоту внутри головы. Покорись ей. Стань ничем. Забудь все, что знал. Что ты – ничто. Что легким необходим воздух, что телу необходима пища, энергия. Все это – иллюзия. Выдохни. Открой глаза и посмотри, как танцует дым в приглушенном свете.
Он моргнул и уставился на кисть для каллиграфии, представив, что у него в руках лезвие. Оружие, уничтожившее больше народу, чем любой бусимен или железный самурай.
Я – консорт Богини Идзанами, Матери Смерти. А эти чернила – кровь моих жертв.
Йоритомо зевнул и сел в кровати, моргая, оглядел спальню как будто растерянным взглядом. Провел рукой по ирэдзуми, потер ладонью кожу и наконец увидел своего министра, сидящего на коленях в гостиной.
– Я приказал даме ждать в своих комнатах, великий господин, равный небесам. – Хидео показалось, что его язык распух и не помещается во рту. – Если вы захотите, она вернется, когда мы закончим.
Йоритомо глотнул воды из стакана у постели и сморщился от химического привкуса.
– Нет, – покачал он головой. – Отправь ее обратно к отцу с железом для приданого. Она мне больше не нужна. Женщины Рю оставляют неприятное послевкусие, если наслаждаться ими слишком долго.
– Как скажете, великий господин. Эту даму вернут в семью, как только исчезнут следы вашей… э-э… симпатии.
– Есть что-нибудь важное на сегодняшнее утро? – Йоритомо махнул рукой в сторону пачки документов на столе Хидео. Дым из пасти тигра клубился и плавал по страницам. Министр поднес трубку к губам.
– Лорд Хиро снова просит вас принять его, чтобы лично попросить у вас прощения, сэйи-тайсёгун. Кажется, он искренне раскаивается и постарается загладить вину перед своим верховным повелителем и хозяином.
– Хиро, – буркнул Йоритомо. – Мне следовало велеть ему совершить сэппуку после его провала.
– Моя сестра и ее муж просили меня передать вам их бесконечную благодарность за то, что вы пощадили их единственного сына, великий господин. Хиро – самое дорогое, что у них есть.
– Он слишком молод, чтобы носить о-ёрой и золотую дзин-хаори. Он слишком молод для Элиты Казумицу. Ты балуешь его, Хидео.
– Мои сыновья мертвы, великий господин, – старик грустно улыбнулся, глаза покраснели от дыма лотоса. – Пали под флагом Империи в славной войне, совсем молодыми – срубленные зеленые саженцы. Простите меня за снисходительность к моему единственному племяннику и найдите, пожалуйста, время выслушать его извинения.
Йоритомо вздохнул и кивнул.
– Ладно, пусть приходит.
– Ваше великодушие безгранично, сэйи-тайсёгун. Благодарю от всего сердца.
– Что-нибудь еще? – Йоритомо махнул рукой на стол.
– Подготовка к торжествам идет полным ходом. Наконец-то определились с порядком шествия придворных во время парада. – Хидео говорил и махал рукой с трубкой. – Первыми, естественно, идут Тора. Затем последует свита Рю, за ними Фушичо, и замыкающими будут Кицунэ. После некоторых возникших было трудностей, нам удалось пригладить взъерошенные перья посланцев Феникса.
– Что ты им пообещал?
– Что вы внимательно рассмотрите кандидатуру военачальника Фушичо, когда будете менять генерала Тору Ходзацу на посту командарма перед вторжением к гайдзинам.
Йоритомо фыркнул.
– Если Фушичо хотят возглавить целую армию, пусть сначала добудут мне победу в тех схватках, которые им уже были поручены.
– Я обещал им только, что вы рассмотрите этот вопрос. Ничего больше, – устало улыбнулся Хидео. – Эти мелочи мы утрясли, и теперь подготовка торжеств идет по плану. Прибыли фейерверки из Йамы, Фушичо Киругуме написал пьесу в вашу честь. Я слышал, говорят, что сопровождающий его оркестр будет в пятьдесят раз больше обычного. Весь двор гудит от волнения.
– Очень хорошо. – Сёгун подошел к коралловой чашке, ополоснул прохладной водой лицо. – Мы закончили?
– Еще один вопрос, великий господин, – лоб Хидео наморщился. – Последние дни вокруг арашиторы наблюдается чрезмерная суета. В неурочное время приходят и уходят мастера-политехники, делают какие-то замеры, везде лезут, все вынюхивают. Слишком уж много хлопот из-за одного седла.
Йоритомо улыбнулся.
– Не беспокойся, Хидео. Моя сестра готовит мне подарок.
– Леди Аиша…
– Именно. И она хочет, чтобы это был сюрприз. Не волнуйтесь.
Глаза Хидео сощурились, и он наконец-то пыхнул трубкой в последний раз. Дым был приторным, теплым, проникал в горло, за которым открывался путь к легким. Из гортани в бронхи, из альвеол в кровоток и оттуда – в благословенное забытье. Дракон расправляет свои кольца внутри, будит подозрительность, которая, волнуясь, перерастает в паранойю. Блестит чешуя. Слышно холодное тихое шипение внутри.
– Сюрприз, великий господин? – улыбнулся старик, выдыхая дым изо рта. – Понятно. Да, мы все любим сюрпризы.
– Еще два дня.
Юкико произнесла это тихо, одними губами, осматривая арену и прислушиваясь к шагам бусименов. Как только зашло солнце, она выскользнула из своей спальни, проползла под крышей и прокралась по садовой стене. Из ближайшего лаза она наблюдала, как патрулируют край арены солдаты: одна пара шла по часовой стрелке, а вторая – против. Они по очереди проходили под арками и проверяли внутренние стены. Каждый круг занимал у них почти десять минут. Ей оставалось чуть меньше семи, чтобы ускользнуть обратно в тень. На широком открытом пространстве арены она нервничала, пригибалась к передним лапам Буруу, держась одной рукой за его грудь. Ей нужно было вернуться во дворец до того, как заметят ее отсутствие.
Политехник наклонился над крылом Буруу, проверяя металлические манжеты вокруг придаточного крыла и кроющих перьев, измеряя длину и ширину небольшой щелкающей рулеткой. Мехабак на его груди издавал постоянный лязг и гул, рассчитывая формулы мятежа.
– Два дня, – ответил Кин, заменяя одну манжету другой. – Все будет готово.
– Должно быть готово, Кин-сан. Весь город будет на праздновании двухсотлетия. Почти все бусимены дворца будут участвовать в параде. Железные самураи тоже. Стражи в тюрьме почти не останется. Все будут пялиться в небо. У нас есть только один шанс.
– Я сделаю все возможное.
ТЫ ДОВЕРЯЕШЬ ЕМУ?
У меня есть выбор?
ОН ВРАЛ ТЕБЕ С САМОЙ ПЕРВОЙ ВСТРЕЧИ. ПРЯЧЕТ ЛИЦО ПОД МАСКОЙ И ДУМАЕТ, ЧТО МИР НЕ ЗАМЕЧАЕТ ЕГО ЯДА.
Он не такой, как другие.
ВСЕ ОНИ ОДИНАКОВЫ.
Она потянулась к шее Буруу, провела пальцами по гладкими перьям, почесала под подбородком. Буруу замурлыкал, и этот звук крошечным землетрясением отозвался в ее груди.
– Я хочу поблагодарить вас, Кин-сан, – сказала Юкико, вглядываясь в безликую латунную маску. – Вы так сильно рискуете ради нас. Я не понимаю почему.
– Не понимаете? – отрывисто проскрипел он из-под шлема. – Даже не догадываетесь?
Она облизнула губы и уставилась в пол.
ОН ХОЧЕТ ТЕБЯ. ПОЭТОМУ И ПОМОГАЕТ НАМ. ДРУГИХ ПРИЧИН НЕТ.
– Кин, я…
Он поднял руку – толстая кожа, тяжелая латунь, циферблаты и вращающиеся устройства. Юкико видела свое отражение в единственном кровавом глазу, видела – лгунью, в которую она превратилась. Она знала, что Кин в нее влюблен. Но боялась, что, если она расскажет ему о своих чувствах, вернее об их отсутствии, он уйдет и оставит Буруу умирать здесь. А ей нужна была его помощь.
Можно ли простить себе такую ложь? Ложь ради великого блага? Обманывать этого мальчика, чтобы освободить лучшего друга от мучений, вызволить из тюрьмы отца? Разбить его сердце, чтобы спасти две жизни? Справедлива ли такая цена?
– Ничего не говорите сейчас, – покачал головой Кин. – Когда мы будем далеко отсюда, когда будем смотреть на горизонт и видеть только яркую зелень и чистые струи, тогда мы сможем поговорить. Скажем друг другу все, что хотели сказать. – Он сунул металлические манжеты в отсек на поясе и бросил последний оценивающий взгляд на крыло Буруу. – Все будет готово, Юкико-чан. Через два дня. Я даю вам слово.
Он прикоснулся двумя пальцами ко лбу, кивнул Буруу и вылетел из ямы в темноту, оставив позади слабый запах дыма чи. Юкико встала и обеими руками обняла Буруу за шею, прижалась лицом к его перьям, вдыхая его запах. Он был теплым и мягким, как одеяла, в которые она заворачивалась, лежа у очага, когда она была маленькой девочкой. Ей хотелось только одного – унестись далеко-далеко отсюда, где прохладный ветер будет играть в ее волосах, где чистые капли дождя будут падать на ее лицо. Жить и дышать.
Это не я. Я ненавижу это.
СКОРО ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ДЛЯ НАС. КАГЭ ПОЛУЧАТ РЕВОЛЮЦИЮ. ЛОТОС СГОРИТ.
Читать бесплатно другие книги:
