Танцующая с бурей Кристофф Джей

28. Хрупкий, как стекло

Пот жег глаза.

Арашитора помотал головой и снова увильнул от полосы препятствий, вырвав поводья из рук Юкико. Она в который раз пыталась заставить его бежать по кругу, в центре которого возвышался железный кол; вдоль тренировочного маршрута были навалены упаковочные ящики, тюки грязной желтой соломы и разрушающиеся статуи согбенных сморщенных людей. Расслабив бедра, Юкико соскользнула с шеи грозового тигра и кулем свалилась на землю, больно приземлившись на пятую точку.

– Тупой идиот! – выкрикнула она. – Ты что, не понимаешь, где лево, а где право?

Зверь зарычал на нее и снова помотал головой, раздирая когтями выкованную из стали узду вокруг клюва. Когти скрежетали по металлическим звеньям, высекая крошечные искры.

– Если ты сломаешь еще одну, останешься без ужина, – предупредила она.

В ответ раздался вызывающий рык.

– Может, хватит на сегодня, – рискнул высказаться Хиро.

Железный самурай в одиночестве сидел на скамье, ряды которых кругами поднимались вверх над их головами. Он был не единственным зрителем разворачивающейся комедии под названием «тренировка арашиторы». Здесь и там на разных ярусах и вдоль стен сидело несколько бусименов, посмеивающихся над непослушанием Буруу. Мягко говоря, зверь практически не поддавался дрессировке.

– Может, он просто слишком глуп, – сказал один. – Неудивительно, что эти чертовы существа вымерли.

ПЯТЬ МИНУТ НАЕДИНЕ. ТОГДА УВИДИМ, КТО ГЛУП, НАСЕКОМОЕ.

Спокойно, брат. У тебя отлично получается.

Юкико медленно поднялась, морщась и потирая место ушиба. Она осторожно потянулась вниз, коснулась пальцев ног и изобразила боль в пояснице, чувствуя, как шарят по ее телу глаза бусименов, и от их голодных взглядов у нее сохло во рту.

Аиша была права. Мужчины – ничего не подозревающие глупцы.

ЭТОТ ЦИРК СТАНОВИТСЯ УТОМИТЕЛЬНЫМ.

Мы еще посмеемся, когда окажемся подальше отсюда. А до тех пор нам придется терпеть все это. Ради моего отца и ради нас самих.

УПРЯЖЬ НАТЕРЛА.

На второй день, когда Буруу уже в пятый раз сбросил ее крыльями с шеи, Юкико придумала, как их укротить. Она набросала эскиз и попросила Хиро отнести его сёгуну.

Мастера-политехники гильдии не слишком торопились выполнять заказ Йоритомо и доставили упряжь только через пять дней. Толстые ремни из мягкой резины и гибкая металлическая сеть теперь прижимали крылья Буруу к бокам. Эта упряжь якобы мешала попыткам Буруу взлетать и снова и снова сбрасывать Юкико, которая и так уже была вся в синяках. На деле же она скрывала новые перья, отрастающие по краям крыльев Буруу, и удерживала старые выпадавшие перья.

Когда упряжь доставили, Юкико обнаружила среди ремней небольшую коробку, на которой четким красивым иероглифом было написано ее имя. Внутри находился маленький механический арашитора, изготовленный из бумаги и латуни, размером не больше ладони. Она закрутила крошечную пружинку и поставила игрушку на пол – кылья арашиторы расправились, и он со стрекотом стал двигаться вперед быстрыми прыжками, отрываясь от земли на краткие мгновения.

На дне коробки лежала записка.

«Лежу в Кигене, пока не заживут ожоги. Слышал о твоем отце и Ямагате – мне очень жаль. Скучаю. Кин».

Она прочитала и спрятала записку в оби. Той же ночью она разорвала ее на мелкие кусочки и развеяла по ветру. Выбросить крошечного арашитору у нее не хватило духа. Среди суеты и событий последних нескольких дней она почти забыла о Кине и была удивлена, почувствовав облегчение от известия, что он все еще жив и дышит. Неделя, проведенная под пристальными взглядами бусименов и лорда Хиро, расшатала ее нервы.

У МЕНЯ ВЫПАЛО ЕЩЕ ОДНО ПЕРО. ЧЕТВЕРТОЕ МАХОВОЕ. НА ЛЕВОМ КРЫЛЕ. И УЖЕ РАСТУТ ПЕРВЫЕ МАХОВЫЕ.

Когда ты сможешь полететь?

ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ. МОЖЕТ, ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ.

Тогда нам надо приступать к освобождению отца.

ПРЕДЛАГАЙ. ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?

Не нам.

ТОГДА КАК…

Это сделают Кагэ.

ТЫ МУДРО ПОСТУПИЛА, ОСТАВИВ В ЖИВЫХ ДАИЧИ. ТЫ ПОДОЗРЕВАЛА, ЧТО КАОРИ ЗНАЛА АИШУ?

О боги, конечно, нет. Они говорили, что у них есть люди в ближайшем окружении Йоритомо – он и представить такого не может! Но я и понятия не имела, что это его собственная сестра.

НАВЕРНОЕ, ТЫ ДУМАЛА, ЧТО ЭТО БУДЕТ КТО-ТО ДРУГОЙ?

Не понимаю, о чем ты.

НУ, КОНЕЧНО.

В любом случае, сейчас это не имеет значения. Я поступила так не из расчета. Я пощадила его, потому что это было правильно. Если бы я обвинила его в том, что он повиновался приказу Йоритомо, тогда и ты был бы вправе ненавидеть моего отца за то, что он изуродовал твои крылья. Но это неправильно.

ПЕРЬЯ ОТРАСТАЮТ. А МАТЬ НЕ ВЕРНЕШЬ. И ДА – Я НЕНАВИЖУ ЕГО.

Даичи не виноват в том, что убил мою маму. И в том, что тебя тут приковали, виноват не мой отец. Мы оба знаем это. Когда-нибудь тебе придется простить его, Буруу.

Буруу не ответил.

– Думаю, нам следует отдохнуть, – вздохнула Юкико, снова потерев кобчик.

Она прошла через арену к выходу. Закрыв за собой ворота двумя железными болтами, поднялась по каменной лестнице на поверхность.

– Уверена, что лорду Хиро очень жаль, что тренировка на сегодня закончена, – произнесла Мичи, подавая ей кувшин с водой и полотенце.

Девушка строго посмотрела на сидевшего на скамье Железного самурая. Хиро сделал вид, что не слышит, разглядывая свои перчатки. Вытирая пот с глаз, Юкико широко улыбнулась девушке.

После чайной церемонии Аиша приказала Мичи прислуживать Юкико. Девушка должна была научить Юкико манерам придворной дамы, но заодно она втайне передавала сообщения между заговорщиками. У Мичи было мрачное чувство юмора и заразительный смех, а придворные делишки она знала лучше всех. Вопреки здравому смыслу девушка нравилась Юкико.

– Спросите, пожалуйста, принцессу Аишу, будет ли у нее чаепитие сегодня вечером?

– Будет, – Мичи опустилась на колени. – Я приготовлю подушку для вашей тени, чтобы ему было удобно стоять на коленях в коридоре.

Бросив сердитый взгляд в сторону самурая, она на цыпочках подошла к ожидавшему снаружи моторикше. Юкико подождала, пока она уедет, затем поднялась по лестнице и села на скамью, где сидел Хиро, в отдалении от него. Она сняла защитные очки и косынку, вытерла пот с шеи и жадно отпила воды из кувшина.

– Обучение занимает больше времени, чем я думала, – вздохнула она.

– У вас впереди еще несколько месяцев, пока он не начнет летать. – Хиро взглянул на нее, стараясь не пялиться слишком долго. – И у вас неплохо получается. Йоритомо-но-мия пока доволен нашими сообщениями.

– Вы докладываете ему обо мне?

– Это приказ сёгуна, – Хиро пожал плечами, шипя поршнями.

– Надеюсь, вы ему говорите, что все хорошо? – она посмотрела на него сбоку, рискнув улыбнуться дразнящей улыбкой.

– Мне бы и в голову не пришло сказать что-то другое.

– Даже о такой простолюдинке, как я?

– Вы не простолюдинка, дочь лис, – и он снова взглянул на нее, словно обидевшись на такое предположение. И в этот раз он не отвел взгляд. – Или я должен называть вас Араши-но-ко?

Она повернулась к нему, и они смотрели друг на друга целую вечность, а отравленный ветер носил по арене жалобные слова, которые она почти понимала. Даже на расстоянии Юкико видела свое отражение в его зрачках – изломанное, раздробленное – на фоне зеленого поля. Его гладкая кожа статуи отливала медью в свете задыхающегося солнца, губы слегка приоткрылись для вдоха. Время замедлило свой ход, и крошечные зерна в песочных часах плавно скользили вниз, падая на землю под действием силы тяжести, которая медленно тащила ее вперед, заставляя кровь шумно пульсировать в ушах.

Она хотела бы оказаться с ним где-нибудь в другом месте. Вдвоем. Далеко-далеко отсюда.

– Пойдем, – наконец вздохнула она. – Нам пора возвращаться.

– Он не пытался поцеловать вас?

– Нет.

– А вы его?

– Конечно, нет, Мичи!

Юкико нахмурилась, глядя на служанку в зеркало и стараясь согнать с щек румянец. Девушка сооружала замысловатую прическу на голове Юкико, и ее руки укладывали пряди и завитки волос, закрепляя их в изысканной золотой диадеме, усыпанной кисточками и шпильками и крошечными крадущимися тиграми. Мичи подняла бровь и пожала плечами.

– Вопрос времени. Бедолага совсем позеленел от душевных мук.

– Перестаньте, пожалуйста.

– Он, наверное, сейчас сидит в коридоре и сочиняет скверные стишки.

Мичи прокашлялась, и ее голос зазвучал напряженно и ритмично:

– Думаете, мне больше нечем заняться, кроме как переживать о лорде Хиро? – прошипела Юкико, оборвав смех Мичи. – Не кажется ли вам, что мне следует избегать ненужного внимания?

– Вы уже привлекли слишком много ненужного внимания, – Мичи стерла улыбку с губ и снова пожала плечами. – Это неизбежно, поэтому используйте его в своих интересах. На проступки своей любовницы мужчина с большей готовностью закроет глаза, чем на проступки своей пленницы.

– А вы бы так поступили? – Юкико моргнула. – Стали бы спать с мужчиной, чтобы добиться своего?

Мичи посмотрела на Юкико, как будто она спросила ее про цвет неба.

– Да я бы все что угодно сделала, чтобы освободить эту землю от ига сёгуната.

– Почему? – Юкико смотрела на отражение Мичи в зеркале. – Что они сделали вам?

– Почему вы думаете, что они мне что-то сделали?

Она вернулась к укладке волос Юкико, ее ловкие пальцы скользили меж блестящими прядями, отливающими черным.

– Потому что не бывает так, чтобы человек однажды проснулся и решил… – Юкико мысленно одернула себя и понизила голос… – сделать то, что мы собираемся сделать.

– И что же?

– У меня нет настроения для игр. Что они сделали вам, Мичи?

Девушка помолчала, встретившись взглядом с Юкико в зеркале. Ее беззаботность испарилась, и казалось, что в глазах мелькнули тени. Когда она снова заговорила, стремительная живая молодая девушка, с которой Юкико провела последние несколько дней, исчезла, и на долю секунды она увидела ярость, которая скрывалась под этой красивой маской.

– Дайякава, – сказала Мичи.

– Вы оттуда?

– Я родилась там. Мне было шесть лет, когда произошел бунт. Префект. Тот, которого вынудили совершить сэппуку…

– Вы знали его?

Кивок.

– Это был мой дядя.

– Значит, дети, которых они убили…

– Мои кузены, – она тяжело сглотнула. – Прямо у меня на глазах.

– О боги…

– Вся моя семья отдала свои жизни борьбе против сёгуната Казумицу. – Ее глаза загорелись черным огнем, оттенив мертвенно-бледную кожу. – Поэтому да, свое тело я бы отдала. До последней капли крови. До последнего вздоха – лишь бы увидеть освобождение своей страны.

– А Аиша? – Юкико наклонила голову, немного прищурившись.

– А что она?

– Какая ей выгода из всего этого? Почему ее это волнует? Не может быть, чтобы из-за Каори.

– Вы оскорбляете ее, Юкико-чан, – в голосе Мичи зазвучала сталь. – Она намного сильнее вас и сильнее меня.

– Неужели? Ведь если Йоритомо умрет, она сядет на трон, не так ли?

– Вы не знаете, о чем говорите.

– Так расскажите мне. Чем именно она рискует?

Пауза затянулась, и девушки пристально смотрели друг на друга в зеркале. Только скрип вентиляторов на потолке да городской шум вдали, за высокими стеклянными стенами, прерывали тишину. Юкико подумала, что она слишком многого потребовала от Мичи, но та наконец заговорила.

– Подумайте вот о чем, – Мичи снова начала укладывать волосы Юкико, но ее руки уже не были такими нежными. – Ваша мать. Мой дядя. Сёгун и Гильдия пролили нашу кровь. Наша решимость подкреплена шрамами. Легко бороться против несправедливости, когда власти дали вам повод ненавидеть. А что они дали Аише?

Юкико пожала плечами, ничего не сказав.

– Все, чего бы она ни пожелала, – продолжила Мичи. – Все, о чем могла мечтать. Если бы она захотела, она бы всю свою жизнь прожила в этих стенах, никогда не соприкасаясь с гнилью, растущей снаружи. Но она решилась открыть глаза. Она решилась отказаться от всего этого, рискнуть всем, что они дали ей, всем, что у нее есть сейчас, и всем, что когда-либо могло быть. Ни династия, ни Гильдия никогда и ничего у нее не забирали. И все же она хочет их уничтожить. Почему?

– Не знаю.

Юкико долго и пристально смотрела на отражение девушки, как будто видела ее впервые. Она поняла, что Мичи, которую она знала, была просто маской – ей приходится играть роль, безжалостно и беспринципно. Погружаясь в ее глаза, как в черные мутные воды, в глубине души у нее появилось странное отчетливое чувство, и она инстинктивно, на расстоянии, протянула руки к теплу Буруу. Теперь она начинала понимать масштаб происходящего – она дала затянуть себя в игру, о которой ничего не знала. Она действительно ничего не знала о союзниках, с которыми ей пришлось столкнуться.

Буруу. Ее отец. Ее собственная жизнь.

Полагаться на всех этих чужаков слишком рискованно.

Мичи внимательно наблюдала за ней, словно читая ее мысли.

– Однажды я спросила у Аиши об этом. Почему она рискует всем и где она берет для этого силы. Она ответила, что со стороны ее выбор кажется огромной странной жертвой. Как могут выбрать борьбу те, у кого нет шрамов? Они смотрят по сторонам, видят довольные лица людей, равных себе по положению, и с готовностью делают шаг за пределы этого удобного для жизни, но довольного маленького круга. Она сказала, что сначала каждая клеточка ее тела восставала против этого. Потому что все мы склонны подчиняться импульсам толпы, Юкико-чан. Испытывать комфорт, плывя в одном потоке со своими собратьями. Это затягивает.

Она, не отрываясь, смотрела на отражение Юкико, но по глазам было видно, что сейчас она где-то далеко-далеко в зазеркалье.

– Но с приближением заката все, что нужно, – это смотреть вперед, следить, куда нас несет этот поток. Осознать, что мы плывем по течению в пропасть. Мы все знаем это. Знаем точно так же, как знаем звук нашего голоса. Мы видим это, когда смотрим в зеркало. Мы слышим это, когда просыпаемся среди долгой тихой ночи. Это голос. Который говорит нам, что с этим миром, который мы сами и создали, происходит что-то ужасное, что-то глубоко неправильное. – Голос Мичи опустился до шепота. – Аиша сказала, что после этого все стало просто. Так же просто, как говорить. Как будто оттачиваешь свое умение произносить всего одно крошечное слово.

– Какое слово? – почему-то прошептала Юкико.

И Мичи выдохнула один лишь краткий слог – хрупкий, как стекло.

– Нет.

– Говорят, обучение идет хорошо, – сказала Аиша, делая глоток чая.

Солнце уже скользнуло за горизонт, сменившись прохладными сумерками. Над удушающей вонью залива Киген тихо веял легкий морской бриз, изгоняя палящую жару и даря благословенную прохладу. Самая жаркая часть лета закончилась. Уже скоро наступит осень, расстелит ковер из сухой желтой листвы. Юкико гадала, вернется ли она к тому времени в Йиши, чтобы посмотреть, как деревья сбрасывают свои зеленые наряды. Последний раз она видела, как мир меняет свои цвета на желтый, оранжевый и красный, когда была маленькой девочкой.

– Хай, госпожа, – ответила Юкико. Она сидела на шелковой подушке перед низким полированным столом. Служанки Аиши снова играли на сямисэнах – бледные пальцы ловко порхали по туго натянутым струнам, извлекая из инструментов достаточно громкие звуки, чтобы уши любопытных людей, проходящих мимо двери из рисовой бумаги, могли слышать только навязчивую мелодию сямисэна.

– А вам нравится, какое внимание оказывает вам лорд Хиро?

Юкико глотнула чаю и ничего не ответила.

– Он такой красавец. Верный до безобразия.

– Госпожа, простите меня. Но я пришла сюда не для того, чтобы поболтать о лорде Хиро.

– Вас смущают разговоры о любовнике?

– Что? – Юкико чуть не подавилась чаем, бросив укоряющий взгляд на Мичи. – Он не… Я бы никогда…

Аиша рассмеялась громким переливчатым смехом – прекрасные зубы, рубиновые губы. Юкико почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Она опустила глаза и уставилась на свои колени и пальцы, подрагивающие под вышитым шелком.

– Вас так легко прочитать, Юкико, – все чувства написаны у вас на лице, а на рукав вы вывесили сердце – зачем? Берегите его. Иначе его могут вырвать. Люди в нашем дворце любят забирать то, что другим дороже всего.

– Я не люблю лорда Хиро.

– Ну, может, вам следует его полюбить, – Аиша приподняла бровь. – Порадуйте себя, пока можно. Боги знают, как мало радостей в этом мире.

– Мичи сказала, что у вас есть новости о моих друзьях? – сменила Юкико тему. – Акихито и Касуми?

Аиша долго смотрела на нее, все еще улыбаясь, затем наконец кивнула.

– Акихито-сан в безопасности. С моими друзьями, в доме в Доктауне.

– Слава Аматэрасу, – вздохнула Юкико. – А Касуми?

– Она здесь.

– В Кигене?

– Во дворце. Я привезла ее контрабандой сегодня утром. Она хочет поговорить с вами.

Юкико не могла в это поверить.

– Почему вы мне не сказали?

– Только что сказала, Юкико-чан.

Юкико подавила гнев, пытаясь спрятать его за маской, как Аиша учила ее. В тот самый момент, когда она подумала, что уже понимает, кто такая Аиша и что она собой представляет, эта женщина тут же показала ей, как мало она на самом деле знает. Сестра Йоритомо была полной загадкой, головоломкой с недостающими компонентами. Все, что говорила Мичи, было теперь совсем неважно. Юкико поняла, что она не имеет ни малейшего представления о том, что происходит в душе этого человека, под маской гладкого лица с черными, как у гадюки, глазами, какие тайны скрываются в темноте под пластиковым алебастрово-белым фасадом. Все, что она знала об Аише, было рассказано ей другими, и она просто приняла все на веру. На самом деле, ей было неизвестно, действительно ли она подруга Каори? Действительно ли хочет освободить страну от ига Гильдии и сёгуната? Или просто разыгрывает свою пьесу, чтобы занять трон? Несмотря на заверения Мичи, на все ее разговоры о борьбе, может ли Юкико доверять этой женщине?

Аиша может легко откреститься от Юкико, если дела пойдут плохо. И даже если все пойдет по плану, то в финале она легко сможет превратить Юкико в козла отпущения.

Стараясь скрыть дрожь в голосе, она сказала:

– Можно ли мне ее увидеть? Пожалуйста.

Аиша хлопнула в ладоши, и в северной стене сдвинулась панель из рисовой бумаги. За стеной стояла Касуми в кимоно служанки – тело ее было напряжено, в глазах читалось волнение. Но когда она увидела Юкико, лицо ее озарилось радостью. Она бросилась в комнату, и крепко обняла Юкико, боясь отпустить от себя. Юкико закрыла глаза, чувствуя, как текут по щекам слезы.

– Я думала, ты погибла, – выдохнула Касуми в волосы. – Боги, я думала, мы потеряли тебя.

Они смеялись, крепко обнимая друг друга и покачиваясь в такт песне сямисэна, пока слезы не остановились. Наконец они опустились на колени перед столом, и принцесса Аиша молча передала Касуми чашку чая. Дрожащими руками женщина приняла чашку и поднесла дымящийся напиток к плотно сжатым бескровным губам. Она попросила Юкико рассказать ей обо всем, что произошло после бури на судне. Глаза Аиши сверкали в мерцающем янтарном свете, когда Юкико заговорила, начав с пожара и закончив ареной и грязной камерой в тюрьме сёгуна, где томился Масару.

– Значит, он в тюрьме, – произнесла Касуми. – По крайней мере он жив.

– Капитана Ямагату не пощадили, – пробормотала Юкико.

– Я не хотела покидать Масару, Юкико, – загорелись глаза Касуми. – Сказала ему, что никуда не пойду. Если бы он захотел умереть, я бы умерла вместе с ним. Акихито тоже отказался, пригрозил вырубить Масару, если тот отдаст такой приказ. А за три дня до нашего приезда в Киген он опоил нас черносном. Когда мы проснулись на следующее утро, они с Ямагатой ушли. Капитан – молить, чтобы сохранили жизни его экипажу. И Масару – чтобы молить о наших жизнях.

– Акихито угрожал вырубить его? – Юкико не смогла сдержать улыбку.

– Акихито любит Масару. – Касуми протянула руку, чтобы коснуться руки Юкико. – Я тоже люблю его. Очень сильно.

Юкико долго смотрела на Касуми, не произнося ни слова. Эта женщина предала ее мать, делила постель с ее отцом. И хотя Масару был неверен, Юкико считала Касуми хищницей, хитрой и ядовитой. Хоть она и была с ней вежлива, но никогда не уважала ее. Никогда не любила.

Сейчас Юкико взглянула на нее по-другому. Правда состояла в том, что Касуми, вероятно, знала Масару лучше, чем ее мать. Она всегда была с ним рядом, долгими ночами в пустыне, в походах через болота и джунгли, она вместе с ним проливала кровь и вместе проводила ночи под звездами.

Имела ли Юкико право злиться? Да. Но понимала ли она, что человек может сделать ради любви? Могла ли она сочувствовать?

– Я знаю, – прошептала она.

– Мы должны вытащить его оттуда.

– И мы это сделаем, – кивнула Юкико.

– Неужели? – спросила Аиша. – У тебя есть план?

– Нет, – она повернулась к принцессе с холодным взглядом, крепко сжав руки в кулаки. – Но я уверена, что вы сможете придумать. Ведь вы – самая могущественная женщина в Шиме.

– Масару-сана можно будет освободить, когда разберемся с Йоритомо, – Аиша махнула бледной рукой с накрашенными ногтями. – Я не хочу никого обидеть, но сейчас ставки на кону намного выше, чем жизнь твоего отца. Через две недели начнется празднование двухсотлетия династии. Весь двор Йоритомо будет суетиться, занимаясь подготовкой. И это идеальное время для наших темных игр. Зачем я сейчас буду спасать Черного Лиса и рисковать всем, когда на кону стоит судьба целой страны?

– Потому что это моя цена, – нахмурилась Юкико. – Мне нужен знак добрых намерений.

– Добрых намерений? – Аиша наклонила голову. – Ты не доверяешь мне, Юкико-чан?

– Вы только что советовали мне убрать сердце с рукава. Я рискую своей жизнью и жизнью своих друзей. Однако, как я вижу, все получают выгоду от этой сделки – все, кроме меня. Кагэ – революцию. Вы – виновника в убийстве Йоритомо, а может быть, даже трон. А что получу я, кроме клейма смерти?

– Ты отомстишь. За свою мать.

– Если бы я хотела отомстить, я бы убила Даичи. Мне не нужна месть. Я хочу сохранить в живых свою семью. Я хочу, чтобы моего отца освободили до конца этой недели. Я хочу, чтобы он, Акихито и Касуми отправились на неболёте в Йаму. А вот когда они улетят подальше от этого вонючего города, тогда я подставлю вам шею. Вы получите то, что хотите, когда они окажутся в безопасности. А до тех пор вы ни черта не получите.

Аиша улыбнулась такой широкой многообещающей улыбкой, что у Юкико похолодело в животе. Казалось, сам мир затаил дыхание. Наступала ночь, и на город опускалась тихая тьма, на небе всходила бледная луна, чтобы начать свой путь к часу измены. Где-то в темноте воробей порхнул обрезанными крыльями и зачирикал.

– Вот эта сила духа, Юкико-чан, – Аиша в восхищении хлопнула в ладоши. – Ну, а женщину мы из тебя еще слепим.

Его звали Тора Сэйдзи-но Такео.

Он был строен и умен, горд и осторожен и умел ухаживать за торами – великими тиграми островов Шима. Он унаследовал это ремесло от своего отца, Такео-но Неру, умершего от черной чумы около десяти лет назад.

Сейдзи был Смотрителем тигров Йоритомо – из них в живых на острове оставалось лишь трое. Поэтому у него было много свободного времени, чтобы заниматься другими делами. Он и занимался – приставал к девушкам-служанкам, писал простенькие стишки или слушал пиратское радио, когда курил со своим другом Масааки, Главным конюхом (последняя лошадь Шимы сдохла восемнадцать лет назад, и Масааки посвятил все свое свободное время, которого у него было в избытке, развитию поистине впечатляющей зависимости от лотоса).

Три несчастных тигра, бродившие по садам Йоритомо, на самом деле были рождены и выращены в неволе. Любой идиот мог их накормить. Любой дурак, у которого есть пара рук, мог убрать за ними дерьмо, если Наоки, самый вредный из троицы, решал навалить кучу у дверей кухни. Но сёгун Йоритомо настоял на том, чтобы сохранить за Сейдзи его работу, несмотря на преклонный возраст. Платил ему зарплату, как и Главному охотнику, и Главному ястребятнику, и Смотрителю журавлей. Жизнь была неплохая. Просто скучная.

Вернее, она была скучной до прошлой недели.

И вот он здесь, в маске из косынки и с широченной лопатой, пришел убрать дерьмо грозового тигра.

Зверь храпел в центре арены, бока его высоко вздымались, поднимая вверх соломинки с каждым вдохом могучих легких. Сейдзи вошел в чашу (железные ворота скрипнули – надо запомнить и потом взять смазку у лотосменов). Тигр открыл глаза, но сразу же снова закрыл, бросив презрительный взгляд на смотрителя.

В воздухе стоял гул от жужжания лотосовых мух, и Сейдзи крался на цыпочках и вздрагивал всякий раз, когда лопата издавала металлический звук, ударяясь о камень. Он знал, что цепь, на которой сидел зверь, слишком коротка, чтобы он мог дотянуться до края чаши, если бы Сейдзи пришлось спасаться бегством. Но все равно ему было страшно до дрожи в руках, и этот холодный страх расползался по всему телу. Это был легендарный зверь – один из великих серых ёкаев, дитя Райдзина, Бога Грома. Он походил на торов, как тигр на домашнюю кошку.

Но Сейдзи был преданным человеком, присягнувшим верно служить сёгуну, и он был благодарен Йоритомо-но-мие за то, что тот оставил его при дворе, и сохранил зарплату, и избавил от житейских трудностей и переполненных канав Даунсайда. Поэтому, когда ему приказали ухаживать за арашиторой, он поклонился и пробормотал благодарности своему великому господину – Девятому Сёгуну из династии Казумицу, следующему Танцующему с бурей в Шиме, и принялся за поиски большой лопаты.

Вытирая лоб, Сейдзи еще раз взглянул на арашитору. Великолепное, величественное животное – чудище из детских сказок и пыльных легенд неожиданно появилось в реальности. По городу уже ползли слухи о странной (и, Сейджи пришлось признать, хорошенькой) девушке, приехавшей с ним. Ее тут же прозвали «Араши-но-ко». «Девушка Бури». Бусимены шептались, что она дрессирует зверя и будет тренировать его до тех пор, пока не начнется линька, не вырастут новые перья, чтобы…

Подождите-ка.

Сейджи прищурился во мраке, держа в руках лопату.

А это что такое?

Смотритель тигров прокрался вперед, ступая темными мягкими тапочками по камням. Вытянув шею и прищурившись, он разглядывал белый предмет, торчавший среди соломы, в нескольких футах от задней лапы арашиторы. Зверь фыркнул и заурчал во сне, и Сейдзи застыл, как танцовщицы кабуки, когда затихает музыка. Несколько мучительных минут он боялся шевельнуться, и мухи щекотали его кожу.

Снова почувствовав себя в безопасности, он опустился на колени, схватил свою находку и торопливо, на цыпочках, вернулся к своей тележке, пытаясь разглядеть странный предмет в тусклом свете фонаря с чи. У него перехватило дыхание, когда он понял. Широкое, как его бедро, белое, как снег, с аккуратным срезом, сделанным, должно быть, очень острым лезвием.