Грязная работа Мур Кристофер
– Но кто-нибудь одна, и скрытно, – распорядился Оркус. – Это очень древний талант, хоть и в новом теле. Если его разовьют, другого раза у нас не будет еще тысячу лет. Дитя убейте и труп принесите мне. И не попадайтесь на глаза, пока не нанесете удар.
– А отца? Тоже убить?
– У вас на него сил не хватит. Но если проснется и обнаружит, что ребенка нет, возможно, горе его прикончит.
– Ты же сам не соображаешь, что делаешь, да? – поинтересовалась Немайн.
– Ты сегодня остаешься тут, – сказал Оркус.
– Ч-черт! – произнесла Немайн и брызнула курящимся ядом по переборке. – Ой, прошу прощенья, что усомнилась в высочайшем тебе. Эй, голова-то бычья, а что с другого конца выходит?
– Ха, – сказала Бабд. – Ха. Это смешно.
– А какие мозги отыщутся под перышками? – ответил Оркус.
– Ого, ты подставилась, Немайн. Подумай, как сильно ты подставилась, пока я буду ночью убивать ребенка.
– Я с тобой разговаривал, – сказал Оркус. – На задание пойдет Маха.
Она проникла через крышу, сорвав округлый световой люк над четвертым этажом, и оказалась в коридоре. По нему тенью неслышно скользнула к лестнице, затем вроде как снизошла – ее ноги едва касались ступенек. На втором этаже помедлила у двери и осмотрела замки. Помимо врезного главного дверь запиралась на два засова. Она подняла голову, оглядела фрамугу с витражом, закрытую на крохотную латунную задвижку. В щель споро скользнул коготь, и с одним поворотом запястья фиговина отскочила и звякнула на деревянных половицах. Маха втянулась наверх – через фрамугу, а затем распласталась по полу, выжидая лужей тени.
Дитя она чуяла, слышала нежное посапывание малютки через всю квартиру. Маха переместилась на середину большой комнаты, замерла. Новое Мясо тоже здесь – она его ощущала, спит в комнате напротив той, где ребенок. Если полезет, она оторвет ему башку и заберет с собой на корабль – доказать Орку, что не стоит ее, Маху, недооценивать. Ее все равно подмывало забрать и мужчину – но только после ребенка.
Ночник в детской комнате отбрасывал тусклую розовую полоску в гостиную. Маха взмахнула когтистой лапой, свет погас, и тварь самодовольно мурлыкнула. Бывали времена, когда она могла вот так погасить жизнь человеческую, – быть может, времена эти вскоре вернутся.
Она скользнула в детскую, остановилась. Лунный свет сочился в окно, и Маха видела ребенка: девочка лежала в кроватке, свернувшись на боку и обнимая плюшевого зайку. Однако в углы заглянуть не удавалось – тени слишком темные и текучие, их не пронзить даже взору ночной твари. Маха подступила к кроватке и нагнулась. Малютка спала, широко раскрыв рот. Маха решила одним ударом вогнать коготь через нёбо ей в мозг. Получится тихо, папа найдет потом море крови, а Маха так и понесет детский трупик – подцепив когтем, точно рыбу на рынок. Она медленно потянулась к девочке, для надежности оперлась о бортик. Лунный свет блеснул на трехдюймовом когте, и Маха отпрянула – ее на миг отвлекла такая красивая искорка, – и тут на ее руке сомкнулись челюсти.
– Ебанама… – завизжала она, когда ее развернули и со всего маху влепили в стену. Еще одна пара челюстей схватила ее за лодыжку. Маха изворачивалась полудюжиной поз, но ни одна ее не освободила – как тряпичную куклу, ее швырнуло о комод, о кроватку, снова о стену. Маха пыталась цапнуть нападавшего когтями, вроде бы нашла во что вцепиться, но почувствовала, что когти прямо с корнями выдирают у нее из пальцев. Пришлось разжать хватку. Она ничего не видела, только чуяла сначала дикую, дезориентирующую суету, затем – хрясь. Маха изо всех сил пнула то, что держало ее за лодыжку, и оно ее отпустило – однако державшее за руку размахнулось Махой и запулило ее прямо в окно, спиной вогнав в решетки за стеклом. Маха услышала звон осколков о мостовую внизу, поднатужилась и с неистовой скоростью метаморфировала – пока не поняла, что просочилась сквозь решетку и падает на улицу.
– Ай. Блядь! – Крик донесся с улицы. Женский. – Ай!
Чарли щелкнул выключателем. Софи сидела в кроватке, держась за своего зайку, и смеялась. Окно у нее за спиной выбили, повсюду валялись осколки. В комнате опрокинули всю мебель, кроме детской кроватки, а в штукатурке на двух стенах зияли дыры с баскетбольный мяч размером. Дранка под штукатуркой тоже обратилась в щепки. Весь пол усыпали черные перья, повсюду виднелись пятна, похожие на кровь, – но прямо на глазах у Чарли они испарялись.
– Папа, гава, – сказала Софи. – Гава. – И захихикала.
Остаток ночи Софи проспала в папиной постели, а сам папа сидел рядом на стуле, не сводя глазс запертой двери и не выпуская из рук трости со шпагой. У Чарли в комнате не было окна, поэтому единственным входом – как и выходом – оставалась дверь. Когда Софи на рассвете проснулась, Чарли поменял ее, помыл и переодел в дневное. Затем позвонил Джейн – чтобы она гото-вила завтрак, пока он уберет стекло и штукатурку в детской и сходит вниз за какой-нибудь фанерой.
Нехорошо только, что нельзя вызвать полицию, вообще никого нельзя вызвать, но если от единственного звонка одного Торговца Смертью другому наступает вот такое, рисковать не стоит. Да и что скажет ему полиция про черные перья и пятна крови, которые на глазах превращаются в дым?
– Ночью кто-то кинул кирпич в окно Софи, – объяснил он Джейн.
– Ух ты – и до второго этажа докинули? Когда ты ставил по всему дому решетки, я думала, ты рехнулся, а теперь думаю, что нет. Туда надо заправить такое стекло с проволокой на всякий случай.
– Заправлю, – сказал Чарли. На какой еще случай? Он понятия не имел, что произошло в комнате дочери, но посреди всего этого разгрома она осталась целехонька, и это пугало его до полусмерти. Окно-то он заменит, но отныне ребенок спит у него в комнате – до тридцати лет, пока не выйдет замуж за бычару с навыками ниндзя.
Вернувшись из подвала с листом фанеры, молотком и гвоздями, Чарли увидел Джейн на кухне – она сидела у стойки, затягиваясь сигаретой.
– Джейн, я думал, ты бросила.
– Я бросила. Месяц назад. А эту случайно в сумочке нашла.
– Почему ты куришь у меня в доме?
– Я зашла в комнату Софи – хотела принести ей – зайку.
– Ну? И где Софи? Там на полу еще, наверное, стекло, ты же не…
– Ага, она там. И это не смешно, Ашер. Твоя одержи-мость домашними зверюшками перешла все границы. Чтобы сбросить адреналин, мне теперь надо будет пережить тройной урок йоги, сделать массаж и выкурить косяк толщиной с термос. Они меня так напугали, что я немножко обсикалась.
– Джейн, что ты такое мелешь?
– Смешно, да. – Джейн криво усмехнулась. – Очень смешно. Я про гав, папа.
Чарли пожал плечами, словно желая осведомиться, нельзя ли излагать еще невнятнее или невразумительнее, – этот жест он освоил в совершенстве за тридцать два года жизни, – затем подскочил к комнате Софи и распахнул дверь.
Внутри, по обе стороны от его драгоценной дочурки, сидели два громаднейших чернейших пса, каких он только видел в жизни. Софи разлеглась на полу, опираясь на одного, а другого лупила плюшевым зайкой по морде. Чарли не успел сделать и шага к спасению дочери, как один пес перемахнул комнату прыжком, сшиб Чарли на пол и пригвоздил к месту. Второй немедленно разместился между отцом и ребенком.
– Софи, папа уже идет за тобой, ничего не бойся. – Чарли попытался выкрутиться из-под пса, но тот нагнул голову и зарычал, с места же не сдвинулся. Чарли прикинул, что одним цапом зверь может отхватить почти всю его ногу и толику тулова в придачу. Башка у него больше, чем у бенгальского тигра в зоопарке Сан-Франциско.
– Джейн, помоги мне. Сними с меня эту тварь.
Пес поднял голову, не снявши лап с плеч Чарли.
Джейн развернулась на кухонном табурете и поглубже затянулась.
– Это вряд ли, братец. Ты на меня их спустил, вот сам теперь и выпутывайся.
– Я не спускал. Я вообще такого не видел ни разу в жизни. Такого никто вообще на свете не видел.
– Знаешь, у нас, у кобёл, очень высокая толерантность к кобелям, но все равно это не дает тебе права. Ладно, разбирайся, – сказала Джейн, сгребая ключи со стойки в сумочку. – Приятных песиков. А я позвоню на работу и скажу, что у меня обострение глюков.
– Джейн, погоди.
Но она ушла. Чарли услышал, как хлопнула входная дверь.
Видимо, псу было неинтересно есть Чарли – интереснее просто держать его на полу. Едва Чарли шевелился, чтобы как-то выползти из-под твари, тварь рычала и наваливалась сильнее.
– Лежать. К ноге. Фу. – Чарли перебрал все команды, которые слышал от дрессировщиков по телевизору. – Апорт. От винта. Слазь с меня нахуй, зверина. – (Последнюю он сымпровизировал.)
Зверь гавкнул ему в левое ухо – так громко, что Чарли оглох, и теперь с той стороны только звенело. Другим ухом он услышал детское хихиканье из дальнего угла.
– Софи, солнышко, все хорошо.
– Папа, гава, – сказала его дочь. – Гава. – Она подковыляла к Чарли и заглянула ему в лицо. Огромный пес облизал ей мордашку, чуть не свалив ребенка на пол. (В полтора года Софи по большей части передвигалась как очень маленький пьянчуга.) – Гава, – повторила она. Затем схватила гигантского пса за ухо и стащила его с Чарли. Сказать точнее, зверина позволила ей отвести себя от Чарли. Тот вскочил и потянулся было к Софи, но второй пес прыгнул между ними и зарычал. Головой своей он доставал Чарли до груди, даже когда прочно стоял на полу всеми четырьмя лапами.
Чарли прикинул, что весу в каждой – фунтов четыреста-пятьсот. Как минимум вдвое больше самой большой собаки, что ему попадалась, – ньюфаундленда, который купался в Акватик-Парке рядом с Морским – музеем. У этой парочки шерсть была гладкая, как у доберманов, широкие плечи и грудь, как у ротвейлеров, но квадратная башка и уши торчком, как у догов. И они были такими черными, что будто бы всасывали свет, а Чарли видел только одно существо, которое так умело, – ворону из Преисподней. Ясно, что церберы эти, откуда бы ни взялись, явились отнюдь не с этого света. Но ясно было и другое: здесь они не для того, чтобы навредить Софи. Животному таких размеров ее не хватит даже заморить червячка, да и желай они ей зла, уже давно бы перекусили пополам.
Комнату Софи разгромить ночью могли и собаки, но нападали явно не они. Сюда явилось нечто злонамеренное, а собаки защитили его дочь – так же, как охраняли ее сейчас. Чарли плевать хотел, чего ради, – он просто был благодарен, что они на его стороне. Прятались они где-то в комнате или нет, когда он только сюда ворвался, услышав звон стекла, он не знал, но казалось, что теперь они уходить не собираются.
– Ладно, ладно, я не хочу ей ничего плохого, – сказал Чарли. Пес расслабился и отступил на пару шагов. – Ей надо на горшок. – Чарли чувствовал себя преглупо. К тому же он только сейчас заметил, что на псах – широкие серебряные ошейники, и это отчего-то встревожило его сильнее, чем собачьи габариты. После полуторагодовой разминки в его воображение бета-самца легко вмещались два гигантских пса, которые ни с того ни с сего объявились в спальне его дочери, но вот мысль о том, что кто-то надел на них ошейники, вырубала напрочь.
В квартиру постучали, и Чарли попятился к выходу.
– Солнышко, папа сейчас вернется.
14. Бешеной собаке семь миль не крюк
Чарли открыл дверь, и внутрь впорхнула Лили.
– Джейн сказала, что у тебя тут две здоровенные собаки. Я должна видеть.
– Лили, постой, – воззвал к ней Чарли, но остановить не успел – она уже миновала гостиную и входила в детскую. Оттуда послышалось низкое рычание, и спина Лили опять возникла в дверях.
– Ебать-колотить, чувак, – произнесла она, расплываясь в ухмылке. – Какие же они клевые. Где ты их достал?
– Нигде я их не доставал. Они там просто очутились.
Чарли тоже подошел к двери детской. Лили повернулась и схватила его за локоть.
– А они, что ли, у тебя инструмент торговли смертью?
– Лили, мне казалось, мы больше об этом не упоминаем.
Это была правда. Лили слово держала. С тех самых пор, как обнаружилось, что Чарли – Торговец Смертью, она этой темы вообще едва ли касалась. Кроме того, ей удалось закончить среднюю школу без судимости и – поступить в Кулинарный техникум. У последнего были свои преимущества: теперь девушка ходила на работу в белой поварской куртке, клетчатых штанах и резиновых мокроступах, что несколько смягчало боевую раскраску и цвет волос, но общая гамма Лили оставалась суровой, мрачной и несколько пугала.
Софи хихикнула и подкатилась под бок одному псу. Ее облизывали в два языка, и теперь всю малютку покрывали адские собачьи слюни. Волосики у нее слип-лись в десяток невероятных протуберанцев, отчего она немного походила на глазастую героиню анимэ.
Софи заметила в дверях Лили и помахала.
– Гава, Илли. Гава, – сказала она.
– Привет, Софи. Да, это хорошие гав-гав, хорошие, – ответила Лили и повернулась к Чарли: – Что будешь делать?
– Я не знаю, что тут делать. Они меня к ней не подпускают.
– Тогда хорошо. Защитники.
Чарли кивнул:
– Наверняка. Ночью тут что-то случилось. Ты же помнишь, что говорится в “Большущей-пребольшущей книге” о других? Мне кажется, кто-то из них за ней ночью приходил, – тут и появились эти ребята.
– Впечатляет. Я думала, ты больше охренеешь.
Чарли не стал ей объяснять, что от охренения устал днем раньше, когда его малютка словом “киска” прикончила на улице старика. Лили и так уже многое известно, однако и без того понятно: те, что под низом, – опасная публика.
– Наверное, стоило бы, но они ей ничего плохого не делали. Мне нужно съездить в Беркли, в библиотеку, проверить, не написано ли чего про них. Я должен забрать у них Софи.
Лили рассмеялась:
– Ага, как скажешь, так и будет. Слушай, сегодня у меня работа и учеба, а завтра я тебе все найду. Пока же тебе надо с ними подружиться.
– Не хочу я с ними дружиться.
Лили обвела взглядом псов – одного Софи мутузила кулаком, злорадно при этом хохоча, – затем пристально посмотрела на Чарли:
– Хочешь.
– М-да, похоже, хочу, – сказал Чарли. – Ты когда-нибудь видела собак таких размеров?
– Собак таких размеров не бывает.
– И как их тогда называть?
– Это не собаки, Ашер, это адские псы.
– Ты откуда знаешь?
– Потому что, перед тем как изучать специи, ужарку и прочую фигню, я все свободное время читала о темной стороне, и эти ребята мне там иногда попадались.
– Если мы это уже знаем, что же ты собираешься искать?
– Попробую выяснить, что их сюда прислало. – И Лили похлопала его по плечу. – Мне пора лавку открывать. А ты хорошо себя веди с гавами.
– Чем мне их кормить?
– “Пуриной Преисподним Планом”.
– А такой выпускают?
– А ты как думаешь?
– Ладно, – сказал Чарли.
Так прошла пара часов, но когда от Софи запахло подгузником-сюрпризом, один гигантский пес подтолкнул ее носом к Чарли, словно говоря: “Вымой ее и принеси обратно”. Чарли чувствовал на себе их взгляд, пока менял подгузник, и радовался, что для “памперсов” теперь не нужны булавки. Если б он нечаянно ткнул Софи, ему бы немедленно откусили голову, в этом он был уверен. Когда он перемещал малютку на кухню, за ним внимательно следили. Когда он кормил Софи завтраком, псы сидели по обе стороны ее высокого стульчика.
В порядке эксперимента он сделал лишний тост и кинул одному псу. В воздухе лязгнуло, и тост в полете исчез, а пес кратко облизнулся. Теперь глаза его не отлипали от Чарли и буханки хлеба, которую тот держал. Чарли поджарил еще четыре тоста, и псы по очереди на лету перехватили их так быстро, что Чарли засомневался, не пшикают ли их челюсти при сжатии каким-то паром от давления.
– Так вы, значит, адские твари из другого измерения – и любите тостики. Ладно.
Затем, начав жарить еще четыре тоста, он остановился, чувствуя себя очень глупо.
– Вам же на самом деле все равно, жарят их или нет, правда? – Он кинул ломоть ближайшему псу, и тот исполнительно совершил перехват. – Отлично, так дело пойдет быстрее. – Чарли скормил им остаток буханки. Несколько ломтей он намазал толстым слоем арахисового масла, что не произвело на песиков совершенно никакого действия, а еще полдюжины – лимонным гелем для мытья посуды, что никак не повредило тоже, лишь вызвало у собак отрыжку прикольными пузырьками аквамаринового цвета.
– Паём гуять, папа, – сказала Софи.
– Сегодня гулять мы не пойдем, солнышко. Я думаю, нам с тобой лучше посидеть дома и хорошенько познакомиться с нашими новыми друзьями.
Чарли вытащил Софи из стульчика, стер у нее с мордашки и волос желе и усадил с собой рядом на диван читать раздел частных объявлений “Кроникл”[52]: именно так сращивалась большая часть его бизнеса – не того, который сама Смерть, то есть. Но едва Чарли вошел в ритм, один адский пес подчапал к нему, взял его руку в пасть и потащил за собой в спальню, хотя Чарли протестовал, ругался и стучал псу по голове латунной настольной лампой. В спальне зверь наконец отпустил его и уставился на тумбочку с ежедневником, будто блокнот спрыснули говяжьим бульоном.
– Что? – спросил Чарли и тут увидел. В суете он не обратил внимания, что в ежедневнике новое имя. – Слушай, тут стоит число тридцать. У меня еще целый месяц в запасе. Оставь меня в покое. – Кроме того, мимоходом Чарли заметил на огромном серебряном ошейнике адского пса гравировку ЭЛВИН. – Элвин? А еще глупее тебя не могли назвать?
Чарли вернулся в гостиную, и пес отволок его в спальню еще раз – теперь за ногу. По дороге Чарли успел цапнуть трость со шпагой. Когда Элвин выронил его, Чарли вскочил на ноги и выхватил клинок. Огромный пес перевернулся на спину и заскулил. В проеме возник его сотоварищ – он пыхтел. (Этого адского пса, если судить по ошейнику, звали Мохаммедом.) Чарли рассмотрел наличные варианты. Шпагу в трости он всегда считал оружием внушительным – в конце концов, даже на сточных гарпий с нею ходил, – но тут ему пришло в голову, что вот эти звери, совершенно очевидно, теми другими тварями моют полы, а через пару часов им ничего не стоит сесть и сожрать буханку хлеба с мылом. Они хотят, чтобы он изъял сосуд, – ладно, он изымет сосуд. Но свою дорогую дочурку одну с ними не оставит.
– Все равно Элвин – дурацкое имя, – сказал он, суя шпагу в ножны.
Когда прибыла миссис Корьева, Чарли уложил Софи спать – и рядом с кроваткой спала гора адских псов, освежая воздух лимонным храпом. Вероятно, в Чарли стала пробуждаться негодяйская натура, потому что миссис Корьевой он позволил войти в спальню Софи, предупредив только, что у малютки пара новых домашних зверюшек. Ему удалось не хихикнуть, когда огромная казацкая матрона попятилась из комнаты, матерясь по-русски.
– Там великаны собаки.
– Да, они там.
– Но они же не нормально великаны собаки. Они как супервеликаны, как черные звери, они как…
– Как медведь? – подсказал Чарли.
– Нет, мистер Умник, я не собирала говорить “медведь”. Не как медведь. Как вольк, но больше, сильнее…
– Как медведь? – снова пришел на выручку Чарли.
– Маме за вас стыдно, Чарли Ашер, когда вы такой гад.
– Не как медведь? – уточнил Чарли.
– Не сутью важно. Я просто удивила. У Владлены слабое сердце, она старая женщина, вы пойдете смеять, а она поседеет с Софи и великанами собаками.
– Спасибо, миссис Корьева, их зовут Элвин и Мохаммед. Так на ошейниках написано.
– Кушать им есть?
– В морозилке стейки. Просто дайте каждому парочку и отойдите в сторонку.
– Они как полюбляют?
– Думаю, замороженные в самый раз. Они жрут, как…
Миссис Корьева упреждающе навела на старьевщика палец; он пришелся вровень с большой бородавкой у нее на носу, поэтому казалось, будто она целится из нагана.
– …кони. Они жрут как кони, – сказал Чарли.
Миссис Лин пережила знакомство с Элвином и Мохаммедом без самообладания своей русской соседки.
– Айййииииии! Большая шикса сри, сри! – кричала она, мчась по коридору за Чарли следом. – Вернись! Шикса сри!
И впрямь. Чарли вернулся в квартиру и обнаружил, что по всей гостиной дымятся огромные багеты собачьих каках. Элвин и Мохаммед стояли на страже у дверей в комнату Софи, как массивные китайские собако-львы фу у храмовых врат. Но выглядели не столько свирепыми, сколько виноватыми и пристыженными.
– Плохие собаки, – сказал Чарли. – Миссис Лин напугали. Плохие собаки. – Какой-то миг он раздумывал, не ткнуть ли их носами в правонарушение, но другого способа, кроме как пригнать экскаватор и приковать к нему псов, у него, пожалуй, не было. – Я не шучу, ребята, – добавил он особо строгим голосом. – Простите, миссис Лин, – сказал Чарли мелкой матроне. – Это Элвин и Мохаммед. Следовало уточнить, когда я сказал, что у Софи теперь новые зверюшки. – На самом деле он не развил ему намеренно, рассчитывая на уморительную реакцию. Не то чтобы ему хотелось пугать почтенную даму, просто бета-самцам нечасто удается напугать кого-нибудь по-настоящему, а если уж такой случай выпадает, им порой отказывает здравый смысл.
– Это ладно, – ответила миссис Лин, не сводя глаз с адских псов. Казалось, она чем-то озабочена, – главным образом потому, что озабочена она и была. Оправившись от первого потрясения, она мысленно занялась высшей математикой: с пулеметной скоростью у нее в голове трещали костяшки счетов, откладывая вес и объем каждой собаки размером с пони и деля их на отбивные, стейки, ребрышки и пакеты для рагу.
– Значит, справитесь? – спросил Чарли.
– Поздно не приходяй? – ответила миссис Лин. – Я “Сиэрз” хоти ходи, сегодня большой морозил смотряй. У тебя моторный пила занимай.
– Мотопилу? У меня нету, вам Рей может одолжить. Вернусь через пару часов, – сказал Чарли. – Только давайте я сначала тут уберу. – И он направился в подвал, надеясь отыскать лопату для угля, которую некогда держал там отец.
Расставаясь в тот день, и Чарли, и миссис Лин рассчитывали на высокую смертность домашних зверюшек Софи, чтобы решить проблемы, соответственно, с шавриком и шамовкой. Сбыться этому, однако, было не суждено.
Когда прошло несколько недель и с адскими псами ничего дурного не случилось, Чарли смирился: возможно, это и впрямь единственные зверюшки, способные пережить общение с Софи. Его подмывало, и не раз, позвонить Мятнику Свежу и попросить у него совета, но поскольку адские псы возникли именно после такого звонка, с соблазном Чарли боролся.
Исследовательские экспедиции Лили принесли еще меньше.
– О них говорят все время. – Лили звонила из библиотеки Беркли по мобильнику. – В основном, как они гоняются за блюзовыми певцами, и еще, судя по всему, существует футбольная команда немецких роботов с таким названием, но мне кажется, это не из той оперы. Снова и снова всплывает вот что, причем в десятках культур, – они охраняют переход от мира живого к мертвому.
– Ну, это сходится, – сказал Чарли. – Наверное. А там не говорится, где именно расположен этот переход? На какой станции метро?
– Нет, Ашер, не говорится. Но я нашла книжку одной монахини, которую в 1890-х отлучили от церкви, – клево, правда? Тут потрясная библиотека. У них, типа, девять миллионов книжек.
– Да, это здорово, Лили, так что сказала монахиня?
– Она разыскала все упоминания об адских псах, и везде, похоже, говорится одно: они служат непосредственно правителю Гадеса.
– Монахиня была католичкой и называла Преисподнюю Гадесом?
– Ну, ее вышвырнули из церкви за то, что написала эту книжку, но да – так она и говорила.
– А номер она не сообщила, куда звонить, если собачки вдруг потеряются?
– Ашер, я тут горбачусь в свой выходной, чтобы оказать тебе услугу. Ты еще будешь со мной умничать?
– Нет, извини меня, Лили. Продолжай.
– Всё. Тут нет пособия по уходу и кормлению. По большей части источники намекают, что держать адских псов дома – дурная примета.
– Как называется книжка? “Полный справочник по очевидной херомантии”?
– Ты мне за это заплатишь, ты в курсе? Командировочные и повременку.
– Извини. Да. Значит, мне стоит от них избавиться.
– Ашер, они едят людей. Ну и чьи очи сейчас не видят херомантию?
Тут Чарли и решил, что в избавлении от монстров семейства псовых ему придется занять более активную жизненную позицию.
Поскольку наверняка про адских псов сказать можно было только то, что они пойдут за Софи куда угодно, Чарли прихватил их на прогулку в Сан-Францисский – зоопарк и оставил в запертом фургоне; двигатель не выключил и сунул пластиковый шланг от выхлопа в вентиляционное отверстие. После необычайно успешной экскурсии по зоопарку, в ходе которой ни одно животное не двинуло кони под восторженным взглядом его дочери, Чарли вернулся к фургону и обнаружил внутри двух крайне обдолбанных, но иначе невредимых адских псов, которые отрыгивались чадом горелого пластика, потому что сожрали чехлы с сидений.
Различные эксперименты показали, что Элвин и Мохаммед не только обладают иммунитетом к большинству ядов, но и довольно неравнодушны ко вкусу инсектицидов из распылителя. После ежеквартального визита дезинсектора они слизали всю краску с обрызганных им плинтусов.
Время шло, и Чарли уже начал задумываться, что серьезнее – соседство огромных псов или травма, которую их кончина может нанести психике Софи, поскольку малютка явно к ним привязалась. Поэтому он переменил тактику – решил отказаться от более-менее лобовых атак и перестал швырять “собачьи колбаски” прямо перед городским экспрессом № 90. (Вообще-то решение принять было нетрудно: городские власти Сан-Франциско уже пригрозили Чарли судом, если его собаки искорежат еще хоть один автобус.)
На самом деле лобовые атаки Чарли проводить было сложно: единственное боевое искусство, доступное бета-самцам, полностью основано на братолюбии. Поэтому Чарли обратил на адских псов всю умопомрачительную силу бета-самцового кунг-фу пассивной агрессии.
Начал он скромно – взял их покататься в фургоне к Восточной бухте, заманил на Оклендские илистые берега целой вешалкой говяжьих ребер, а затем быстро уехал. Когда же вернулся домой, они его поджидали – покрыв всю гостиную слоем подсыхающего ила. После этого Чарли испробовал еще более косвенный подход – забил псов в ящик и отправил авиагрузом в Южную Корею, надеясь, что из них там получится отменная закусь. В лавку они вернулись быстрее, чем он успел вымести из квартиры собачью шерсть.
Затем Чарли подумал, что собак можно отогнать, используя их же природные инстинкты против них самих. В интернете он прочел, что иногда кусты и цветы у дома обрызгивают мочой пумы, чтобы на них не писали собаки. После изнурительных поисков по всему – телефонному справочнику он нашел где-то на юге Сан-Франциско магазин охотничьих припасов, у которого была лицензия на торговлю пумьими ссаками.
– Конечно, мы держим мочу пумы, – ответили ему. Голос был такой, точно мужик ходил в куртке из – оленьей кожи и носил окладистую бороду, но Чарли решил, что это он сам, наверное, проецирует.
– И это, говорят, отпугивает собак? – уточнил он.
– Как по волшебству. Собак, оленей и кроликов. Сколько вам надо?
– Ну, не знаю. Галлонов десять.
В трубке умолкли – Чарли буквально слышал, как мужик выколупывает из бороды ошметки лосятины.
– Мы торгуем пузырьками в одну, две и пять унций.
– Нет, мне это не подходит, – сказал Чарли. – Вы разве не можете продать мне тару экономичного размера, желательно от пумы, которую последние месяцы кормили только собаками? Я же правильно понимаю, что мочу берут у прирученных пум? То есть вы же не бродите по лесам и не собираете ее самостоятельно?
– Нет, сэр, по-моему, ее получают в зоопарках.
– Ну, дикорос-то, наверно, получше, а? – спросил Чарли. – Если достать, в смысле? То есть, конечно, не вы лично. Я вовсе не хотел сказать, что вы сами должны бродить по лесам за пумой с мензуркой. В смысле, наверняка профессионал это… алло? – Бородач в олень-ей, судя по голосу, куртке повесил трубку.
Поэтому Чарли отправил Рея на фургоне в зоопарк Сан-Франциско покупать всю мочу пумы, которую – только удастся надоить, но в итоге не добился ничего. Только весь второй этаж провонял кошачьим туалетом.
Когда стало окончательно ясно, что даже самые пассивно-агрессивные попытки не помогают, Чарли прибег к смертельнейшему из методов бета-самца: он стал терпеть присутствие Элвина и Мохаммеда, но адски презрительно. И при всякой возможности отпускал в их адрес язвительные замечания.
Кормить адских псов все равно что кидать уголь в две прожорливые паровые машины. Чтобы не отставать, Чарли стал заказывать доставку пятидесяти фунтов корма раз в два дня. Псы, в свою очередь, перерабатывали этот корм в массивные торпеды говен и разбрасывали их по улицам и переулкам вокруг “Ашеровского старья”, словно объявили кварталу собственный собачий блицкриг.
Но в их присутствии был плюс. Чарли месяцами не слышал ни единого писка из ливнестоков и не видел а стенах ни единой зловещей вороньей тени, когда изымал сосуды. И в этом смысле – торговли смертью – псы выполняли свою функцию: стоило в ежедневнике по-явиться новому имени, как они принимались по утрам таскать Чарли в спальню, пока он не уходил и не возвращался с душевным предметом, поэтому за два года ни одного не пропустил и ни разу не опоздал. Собачки к тому же сопровождали Чарли и Софи на прогулках – те возобновились, едва Чарли убедился, что Софи может контролировать свои “особые” речевые навыки. Разумеется, никто никогда не видал собак крупнее, но все же псы не были настолько крупны, чтобы казаться невероятными, и куда бы компания ни отправилась, у Чарли все спрашивали, что это за порода. Устав от попыток объяснить, он просто отвечал: “Это адские псы”, а когда спрашивали, где он их достал, говорил: “Однажды возникли у моей дочери в комнате и с тех пор не желают уходить”. После этого люди обычно считали его не только вралем, но и придурком. Поэтому свой ответ он отредактировал: “Это ирландские адские псы”. На такое почему-то все сразу покупались. (Кроме одного футбольного болельщика в ресторане на Северном пляже – мужик возьми да ляпни: “Это я ирландец, а эти – штуки ни фига, язви их в душу, не – ирландцы”. Чарли уточнил: “Черные ирландцы”. Болельщик кивнул, словно так и думал, и повернулся к – официантке: “А можно мне еще пинту, блить, тутошнего, девчоночка, пока я не просох и меня ветерком не унесло?”)
Чарли отчасти уже стала нравиться скандальная известность папаши-одиночки, у которого есть хорошенькая девочка и две гигантские собаки. Если приходится вести тайную жизнь, хочешь не хочешь, а захочешь какого-нибудь внимания общества. Так он и наслаждался, пока однажды в переулке на Русском холме их с Софи не остановил бородатый дядька в длинном хлопчатобумажном кафтане и вязаной шапочке. Софи к тому времени уже достаточно повзрослела и ходила самостоятельно, однако Чарли по-прежнему носил с собой слинг, чтобы таскать ее за спиной, когда дочка устанет (правда, чаще он просто держал ее за ручку, а она ехала верхом на Элвине или Мохаммеде).
Бородатый прошел как-то слишком близко, Мохаммед зарычал и быстро вклинился между мужчиной и ребенком.
– Мохаммед, на место, – сказал Чарли. Выяснилось, что адских псов все-таки можно дрессировать, особенно если приказывать им то, что они и так собирались сделать. (“Ешь, Элвин. Вот хороший мальчик. Теперь какай. Отлично”.)
– Почему ты зовешь собаку Мохаммед? – спросил бородатый.
– Потому что его так зовут.
– Не нужно было звать собаку Мохаммед.
– Не я ж ее так назвал, – ответил Чарли. – Когда он мне достался, его уже звали Мохаммед. Так на ошейнике написано.
– Это богохульство – звать собаку Мохаммед.
– Я пытался звать его иначе, но он не отзывается. Смотрите. Стив, откуси дяде ногу? Видите, никак. Тузик, откуси ему ногу. Ничего. Хоть на фарси ему долдонь. Понимаете?
– Ну так а я звал свою собаку Иисус. Нравится?
– Ох, простите, я не знал, что вы еще и собаку потеряли.
– Не терял я никакую собаку.
– Правда? Я видел, листовки по всему городу рас-клеены: “Вы Нашли Иисуса?” Должно быть, это его тезка потерялся. А награду назначили? Награда очень помогает, знаете? – Чарли в последнее время все чаще замечал, что ему трудно удержаться и не отыметь кого-нибудь в мозг, особенно если публика упорствует и ведет себя как полные дебилы.
– У меня нет собаки, ее не зовут Иисус, но тебе все равно все равно, потому что ты безбожный неверный.
– На самом деле нет, собаку нельзя звать как угодно, и мне при этом будет все равно. И да, я – безбожный неверный. По крайней мере, так я голосовал на последних выборах. – И Чарли ему ухмыльнулся.
– Смерть неверному! Смерть неверному! – заявил бородатый в ответ на неотразимое обаяние Чарли. После чего затанцевал вокруг, маша кулаком под носом у Торговца Смертью, и тут Софи испугалась так, что закрыла глаза руками и заплакала.
– Прекратите, вы пугаете мою дочь.
– Смерть неверному! Смерть неверному!
Мохаммеду и Элвину быстро наскучило смотреть – такие танцы, и они сели и стали ждать, когда кто-нибудь прикажет им сожрать этого парнягу в ночнушке.
– Я серьезно, – сказал Чарли. – Хватит, а? – Он огляделся – ему было неловко, – но в переулке больше никого не наблюдалось.
– Смерть неверному, смерть неверному, – тянул свое борода.
– Вы заметили, каких размеров у меня собачки, Мохаммед?
– Смерть… эй, а как ты знаешь, что меня зовут Мохаммед? Неважно. Ничего. Смерть неверному. Смерть не…
– Ух, вы и впрямь храбрый, – сказал Чарли. – Но моя дочь еще маленькая, вы ее пугаете, и лучше, если вы – немедленно прекратите.
– Смерть неверному! Смерть неверному!
Софи отняла ручки от глаз, показала на бородатого и сказала:
– Киска!
– Ох, солнышко, – вздохнул Чарли. – Я надеялся, что без этого можно будет обойтись.
Чарли закинул Софи на закорки и двинулся дальше, уводя адских псов от бородатого покойника, мирной кучкой лежавшего на тротуаре. Вязаную шапчонку Чарли засунул в карман. Она тускло светилась красным. Странное дело, но имя бороды возникнет у него в ежедневнике только на следующее утро.
– Видишь, как важно иметь чувство юмора, – сказал Чарли, через плечо скорчив дочери дурацкую рожу.
– Папуля глупый, – ответила Софи.
Потом Чарли стало неловко, что его дочь “киску” использовала как оружие, и ему показалось, что приличный родитель на его месте попробовал бы сделать из происшедшего какой-то вывод – преподать урок. Поэтому он усадил за крохотный сервиз с невидимым чаем и тарелкой воображаемого печенья Софи, двух плюшевых медведей и двух адских псов и завел свой первый серьезный воспитательный разговор по душам. Как отец с дочерью.
– Солнышко, ты понимаешь, зачем папа велел тебе никогда больше так не делать, правда? Почему людям не стоит знать, что ты так умеешь?
– Мы не такие, как все люди? – ответила Софи.