Грязная работа Мур Кристофер
– Значит, в книге, которую вы мне отправили, этого нет?
– Книга – лишь практическая инструкция. Там нет объяснений. Простая, как дважды два. В ней сказано, чтоб вы завели себе ежедневник и клали у кровати – так вам будут сообщаться имена. Не как искать этих людей, не каков сам предмет, а только то, что это надо найти. Купите ежедневник. Я вот пользуюсь.
– А число? Всякий раз, когда я находил имя на тумбочке, внизу обязательно было число.
Мятник кивнул и чуточку смущенно улыбнулся:
– Это сколько дней у вас на то, чтобы изъять сосуд.
– То есть сколько человек еще проживет? Я не хочу этого знать.
– Нет, это не когда человек умрет, а когда вам надо изъять сосуд – сколько дней осталось. Я долго к цифрам присматривался – никогда не бывает больше сорока девяти дней. Я решил, что тут кроется какой-то смысл, и стал искать это число в литературе о смерти и умирании. Оказалось, сорок девять – число дней бардо, в “Тибетской книге мертвых”[38] это переход между жизнью и смертью. И мы, Торговцы Смертью, неким образом выступаем посредниками при перемещении этих душ, только нам нужно успеть за сорок девять дней… Во всяком случае, такая у меня теория. Поэтому не удивляйтесь, когда вдруг окажется, что имя вы получили, а человек уже пару недель как умер. У вас все равно будет сколько-то дней бардо, чтобы изъять сосуд.
– А если не успею? – спросил Чарли.
Мятник Свеж угрюмо покачал головой:
– Тени, вороны, из Преисподней полезет темное говно – поди угадай. Но штука в том, что разбираться надо будет вам самому. И вы со временем разберетесь.
– Как, если там ни адреса, ни инструкций? Вроде “под ковриком у двери”.
– Иногда – и это чаще всего – сосуды сами к вам будут приходить. Так уж обстоятельства сложатся.
Чарли вспомнил рыжую красотку, что принесла ему серебряный портсигар.
– Иногда, говорите?
Свеж пожал плечами:
– Но придется и по-честному искать – найти человека, приехать к нему домой. Я как-то раз даже детектива нанял, чтобы кого-то мне нашел, но от этого начались голоса. А чем ближе к цели – тем для людей вы будете… м-м… незаметнее.
– Но мне же надо как-то жить. У меня ребенок…
– И это получится, Чарли. Деньги прилагаются. Вот увидите.
Чарли и впрямь увидел. Вернее, видел уже: наследие миссис Мэйнхарт – если оно ему достанется, он заработает десятки тысяч.
– А теперь вам пора, – сказал Мятник Свеж. Он протянул руку, и лицо его взрезала ухмылка – будто ночное небо распорол лунный серп. Чарли пожал дылде руку – ладонь старьевщика полностью исчезла в хватке музыкального Торговца Смертью.
– Я уверен, что у меня еще остались вопросы. Можно вам позвонить?
– Нет, – ответил Мятный.
– Тогда ладно, я пошел, – сказал Чарли, вообще-то не двигаясь. – Полностью брошен на милость сил Преисподней и прочая.
– Берегите себя, – сказал Мятник Свеж.
– Совсем без понятия, во что это я ввязался, – про-изнес Чарли, изображая пробные детские шажочки к двери. – На моих плечах бремя всего человечества.
– Ага. Делайте зарядку по утрам, – ответил дылда.
– Кстати, – произнес вдруг Чарли, выбившись из ритма своего нытья. – А вы голубой?
– Я, – ответил Мятник Свеж, – одинокий. Целиком и полностью.
– Ладно, – сказал Чарли. – Извините.
– Ничего. Простите, что огрел вас по голове.
Чарли кивнул, схватил из-за прилавка свою трость со шпагой и вышел из “Свежей музыки” в облачный день Сан-Франциско.
В общем, он, само собой, не вполне Смерть, но и не помощник Санты. Неважно, что никто ему не поверит, если даже он расскажет. “Торговец Смертью” – звучит – как-то слишком, но мысль про тайного агента ему понравилась. Агент КАРМЫ – Кармический Анализ, Распределение, Мучительство и Ахинея… Хорошо, над расшифровкой он еще подумает, но все равно – тайный агент.
На самом деле, хоть Чарли этого и не знал, к тайному агентированию он был приспособлен неплохо. Поскольку бета-самцов не засекают никакие радары, из бет получаются отличные шпионы. Не типа “Джеймз Бонд на «астон-мартине» с ракетными установками пежит красивую русскую атомную ученую на собольей простыне” – скорее типа “глубоко законспирированный бюрократ с плохо прикрытой лысиной выуживает раскисшие от кофе документы из мусорки”. Неприметность открывает ему такие двери, а также располагает к нему таких людей, что недоступны альфа-самцу, у которого тестостерон выступает на лбу. Вообще-то бета-самец бывает опасен – не столько, правда, в смысле “все тело Джета Ли[39] – его смертельное оружие”, сколько в смысле “бухой на газонокосилке идет в атаку на курятник, как Люк Скайуокер”.
Итак, направляясь к трамвайной остановке на Рыночной улице, Чарли мысленно примерял новую личину тайного агента. Ему это вполне себе нравилось, и тут, проходя мимо отверстия ливнестока, он услышал свистящий женский шепот:
– А малютку мы оттырим себе. Сам увидишь, свежее Мясо. Скоро-скоро.
Едва Чарли ворвался из переулка на склад, Лили кинулась ему навстречу.
– Легавый опять тут был. Тот дядька умер. Вы его – убили? – К этой пулеметной сводке она прибавила: – А, сэр? – После чего отдала ему честь, сделала реверанс и, сложив руки, поклонилась на японский манер.
От всего этого Чарли несколько смешался – когда пригрозили дочери, его и так охватила паника и он через весь город мчался домой как полоумный. Чарли понимал: такие знаки уважения не к добру, ими Лили зловеще прикрывает какой-то проступок, либо собирается просить об услуге, либо – как часто уже бывало – девчонка просто хочет его смерти. Поэтому Чарли сел на высокий деревянный табурет у стола и спросил:
– Легавый? Дядька? Яснее, пожалста. И я никого не убивал.
Лили вдохнула поглубже.
– Тут снова был тот легавый, он уже заходил на днях. Выяснилось, что дядька, к которому на прошлой неделе вы ездили на Тихоокеанские высоты… – Она глянула себе на предплечье, где что-то было записано – красными чернилами. – …Майкл Мэйнхарт, покончил с собой. И оставил вам записку. Где говорит, что вы должны забрать всю одежду, и его, и жены, и продать ее по рыночной цене. А потом он написал… – Тут она снова сверилась с вымазанной рукой. – “Чего именно в сочетании «Я просто хочу умереть» вы не поняли?” – Она подняла голову.
– Это он сказал после того, как я сделал ему искусственное дыхание, – пояснил Чарли.
– Так вы его убили? Или как вы это зовете? Мне можно сказать. – Она снова сделала реверанс, что встревожило Чарли более, чем несколько. Он давно уже – постановил, что его отношения с Лили строятся на крепкой основе приязненного презрения, а теперь эта основа шаталась.
– Нет, я его не убивал. Что это вообще за вопросы?
– Вы убили дядьку с портсигаром?
– Нет! Того я и в глаза не видел.
– Вы же понимаете, что я – ваш верный приспешник, – сказала Лили, на сей раз сопроводив заверение поклоном.
– Лили, да что с тобой такое?
– Ничего. Совершенно ничего со мной такого, мистер Ашер… э-э, Чарлз. Вы предпочитаете “Чарлз” или “Чарли”?
– Ты спрашиваешь только сейчас? Что еще сказал полицейский?
– Хотел с вами поговорить. По-моему, они обнаружили, что Мэйнхарт был в одежде покойной жены. И часа не прошло, как вернулся из больницы домой, услал сиделку, весь разоделся и проглотил пачку болеутолителей.
Чарли кивнул, вспоминая, как железно Мэйнхарту не хотелось держать в доме одежду супруги. Он стремился быть ближе к покойной жене – только еще ближе не получалось. И когда его не приблизила даже ее одежда, он последовал за женой единственным известным ему способом – слился с нею в смерти. Такое Чарли понимал. Если б не Софи, он бы тоже постарался объединиться с Рейчел.
– Изврат, а? – сказала Лили.
– Нет! – рявкнул Чарли. – Нет, Лили, это не изврат. Это вовсе никакой не изврат. Даже не думай. Мистер Мэйнхарт умер от горя. Может, и не похоже, но это так.
– Извините, – произнесла Лили. – Вы же специалист.
Чарли не отрывал взгляда от пола, пытаясь разглядеть на нем какой-то смысл. Значит ли это, что раз он потерял меховую шубку – сосуд души миссис Мэйнхарт, то пара никогда больше не будет вместе? Из-за него.
– А, и еще, – добавила Лили. – Тут сверху кричала миссис Лин, вся по-китайски и на нервах, – какая-то черная птица вроде как разбила окно…
Чарли слетел с табурета и кинулся вверх по лестнице через две ступеньки.
– Она у вас в квартире, – крикнула Лили ему вслед.
Когда Чарли ворвался к себе, аквариум покрывала оранжевая пленка телеадвокатов. Азиатские державы стояли посреди кухни: миссис Корьева прижимала Софи к груди, и малютка буквально барахталась, стараясь выбраться из гигантского зефирного каньона – защиты, пролегавшего меж массивных казацких кулей наслажденья. Чарли выхватил дочь, уже третий раз утопавшую в декольте, и больше не выпускал.
– Что случилось? – спросил он.
Ответом ему был залп китайского и русского, в котором изредка взрывались английские слова “птиц”, “окно”, “сломалывал”, “черный” и “на себя кака сделай”.
– Стоп! – Чарли вытянул свободную руку. – Миссис Лин, что произошло?
Та уже оправилась от птицы и безумной скачки вниз по лестнице, однако являла нехарактерную робость, опасаясь, что Чарли заметит влажное пятно на кармане ее халата, где оранжево покоился – новопреставленный Барнаби Джоунз[40], дожидаясь знакомства с вонтоном, зеленым лучком, щепотью пяти специй и суповой кастрюлькой. “Рыба рыба бывай”, – говорила себе миссис Лин, хомяча этого пройдоху. В аквариуме все равно еще пять дохлых адвокатов, кто же хватится одного?
– Ничего-ничего, – ответила миссис Лин. – Птица окно ломай, нас пугай. Сейчас не так плохой.
Чарли перевел взгляд на миссис Корьеву.
– Где?
– Наш этаж. Мы говорил на площадке. Что лучше для Софи, и тут – бум, птиц влепил окно, черный чернила по стенке потекал. Мы побегал сюда, двери запирал. – У обеих вдов были ключи от квартиры Чарли.
– Завтра починим, – сказал Чарли. – Но и только? Ничего… никто не влез?
– Третий этаж, Чарли. Никто не влазяй.
Чарли посмотрел на аквариум.
– А тут что произошло?
Глаза миссис Лин округлились.
– Мне надо уходяй. Вечер маджонг в храме играй.
– Мы заходил, двери запирал, – объяснила миссис Корьева. – Рыб красивый. Софи посадил в стульчик, как мы всегда делал, потом ходил на площадку, смотрел, какой чистый горизонт. Миссис Лин оглянул, а рыб уже умер.
– Не я! Это русска мерлый рыба смотряй, – сказала миссис Лин.
– Ладно, – ответил Чарли. – А вы видели в квартире каких-нибудь птиц, что-нибудь темное?
Женщины закачали головами.
– Только наверх давай, – сообщила миссис Лин.
– Что ж, поглядим. – Чарли переместил Софи на – бедро и взял трость со шпагой. Подвел обеих дам к маленькому лифту, оперативно произвел сравнительный анализ габаритов миссис Корьевой и кубического футажа кабины и двинулся по лестнице. Увидев разбитый эркер, он ощутил некоторую слабость в коленках. Само окно-то ладно, а вот на крыше напротив… Тысячу раз преломляясь в паутине треснувшего ударопрочного стекла, на дом через дорогу падала женская тень. Чарли вручил малютку миссис Корьевой, подошел к окну и пробил в нем дыру, чтобы лучше видеть. Но едва он это сделал, тень соскользнула по стене, пересекла тротуар и всосалась в ливнесток рядом с остановкой канатной дороги – там из вагона высаживалась дюжина туристов. Никто из них, похоже, ничего не заметил. Начало второго, и солнце отбрасывало тени почти отвесно. Чарли обернулся ко вдовам.
– Видели?
– Стекло разбилый? – уточнила миссис Лин, медленно подступая к окну и выглядывая в дыру, только что проделанную Чарли. – Ой нет.
– Что? Что?
Миссис Лин посмотрела на миссис Корьеву:
– Ты правый. Цветы поливай давай.
Чарли тоже выглянул в дыру и понял, что миссис Лин имеет в виду оконный ящик: все герани высохли и почернели.
– Решетки на все окна. Завтра же, – сказал Чарли.
Неподалеку – если мерить полетом вороны, – под авеню Колумба, по широкому перекрестку, куда втекали несколько ливнестоков, расхаживал Оркус – Древний, сутулый, как горбун, – и тяжелые шипы, торчавшие у него из-за плеч, царапали стены тоннеля, отбрасывая искры и смердя тлеющим торфом.
– Твоим шипам придет пиздец, если будешь так метаться, – сообщила Бабд.
Она скрючилась на корточках в устье боковой трубы поменьше, рядом с сестрами – Немайн и Махой. За исключением Немайн, у которой по всему телу проступало тиснение перьев цвета пушечной стали, прочие глубиной не отличались: только плоские отсутствия света, совершенно черные даже в том мраке, что сочился вниз сквозь решетки стоков, – тени, просто силуэты, темные предки современных девчонок на брызговиках дальнобойщиков. Тени – женственные, нежные и яростные.
– Сядь. Перекуси. Что хорошего в захвате Сверху, если в конце выглядишь херово?
Оркус зарычал и развернулся к Морриган – всем трем.
– Слишком долго без воздуха! Слишком. – Из лукошка на поясе он подцепил когтем человеческий череп, закинул себе в пасть и захрумкал.
Морриган рассмеялись – будто ветер завыл в трубах: им понравилось, что он заценил их дар. Почти весь день они провели под кладбищами Сан-Франциско – копали черепа (Оркусу они нравились обезгробленны-ми), оттирали с них грязь и налипшую пакость, покуда кость не начинала сиять фарфором.
– Мы летали, – сказала Немайн. Какой-то миг она помедлила, залюбовавшись иссиня-черными силуэтами перьев на собственной поверхности. – Сверху, – избыточно добавила она. – Они повсюду – вишенки, их можно украсть.
– Не красть, – ответил Оркус. – Ты мыслишь как – ворона. Они наши по праву.
– Так, да? Где ж ты сам был? А я вот что – принесла. – Тень одной рукой воздела зонтик Уильяма Крика, а другой – меховую шубку, отвоеванную у Чарли – Ашера. И зонтик, и шубка еще светились красным, но быстро теряли накал. – Из-за них я была Сверху. Летала. – Когда никто не отреагировал, Немайн добавила: – Сверху.
– Я тоже летала, – опасливо встряла Бабд. – Немножко. – Она чуточку робела от того, что на ней не проступили ни перья, ни третье измерение.
Оркус поник огромной главой. Морриган подвинулись ближе и принялись гладить его длинные шипы, некогда бывшие крыльями.
– Скоро мы все будем Сверху, – сказала Маха. – Этот новый не ведает, что творит. Он сам сделает все, и мы будем Сверху. Смотри, как далеко мы зашли, – и мы уже близко. Двое Сверху – и так быстро. Это Новое Мясо, этот невежда, – может, нам больше ничего и не надо.
Оркус поднял бычью голову и ухмыльнулся, обнажив целую лесопилку зубов:
– Они будут как фрукты – бери да собирай.
– Видишь, – сказала Немайн. – Что я говорила? Ты знал, что Сверху видно очень далеко? На много миль. И запахи чудесные. Я раньше и не задумывалась, как сыро и затхло внизу. Нам окно никак нельзя тут сделать?
– Заткнись! – рявкнул Оркус.
– Ёпть, ну откуси мне голову, чего ждешь?
– Не дразнись, – ответил быкоглавый Танат. Поднялся и повел остальные Смерти – Морриган – вниз по трубе к финансовому району. Там, в погребенном судне времен золотой лихорадки, они устроили себе гнездо.
Часть вторая. Подержанные души
Даг Хаммаршёльд[41]
- Смерть не ищите. Вас она сама найдет.
- Ищите путь, который смерть исполнит.
10. Смерть выходит на прогулку
По утрам Чарли гулял. В шесть, после раннего завтрака, он на весь рабочий день вверял Софи попеченью миссис Корьевой или миссис Лин (смотря чья была очередь) и ходил – вернее, прохаживался, меряя город шагами, – с тростью-шпагой, ставшей его повседневной регалией, в мягких туфлях из черной кожи и дорогом подержанном костюме, который перелицевали в любимой химчистке Китайского квартала. Хотя Чарли делал вид, что у прогулок его имелась цель, ходил он, просто чтобы подумать – прикинуть на себя размерчик Смерти, поглядеть на людей, что по утрам так деловито снуют туда-сюда. Интересно, вот эта девушка-цветочница, у которой он часто покупает гвоздику в петлицу, – у нее есть душа? А умрет девушка – отдаст ли эту душу ему? Он смотрел, как мужик на Северном пляже, сделав капучино, рисует на пене рожицы и листья папоротника, и спрашивал себя, как такой – человек может функционировать без души. Или душа его собирает пыль на складе у – Чарли? На многих людей нужно было ему посмотреть, много мыслей обдумать.
Выходя к городскому населению, когда оно только начинало шевелиться, приветствуя день, готовясь к этому дню, Чарли ощущал не только ответственность за новую роль, но и силу – и, в конце концов, свою особость. Пускай он понятия не имеет, что делает, пускай ему пришлось потерять любовь всей своей жизни, – он избран. И, осознав это однажды на улице Калифорнии по пути с холма Ноб в финансовый район, где ему неизменно мстилось, будто он неполноценен и выброшен из мира, когда вокруг вьют свои финты брокеры и банкиры, лаясь при этом по мобильникам с Гонконгом, Лондоном или Нью-Йорком и никогда не глядя никому в глаза, Чарли Ашер пустился не столько прогуливаться, сколько вышагивать. Он в тот день впервые с детства забрался в вагончик канатной дороги на улице Калифорнии и повис на поручне над улицей, воздев трость, как в атаке, а рядом неслись “хонды” и “мерседесы” – всего в нескольких дюймах у него под мышкой. В конце линии он слез, купил у автомата “Уолл-стрит джорнэл”, подошел к ближайшему ливнестоку, расстелил газету, чтобы не посадить на брюки масляных пятен, опустился на четвереньки и заорал в решетку:
– Я избран, так что не дождетесь!
Когда он поднялся, рядом стояло человек десять – ждали зеленого на переходе. И смотрели на Чарли.
– Так надо было, – сказал он. Не извиняясь, просто объяснив.
Банкиры и брокеры, исполнительные ассистенты и специалисты по кадровым ресурсам, даже одна женщина, которая направлялась в пекарню “Бодин” подавать похлебку с моллюсками, – все кивнули, не очень понимая зачем, но они работали в финансовом районе и знали, что означает, когда кто-то “дожидается”; кроме того, если не рассудком, то душой они осознавали: Чарли орет по нужному адресу. Он сложил газету, сунул под мышку, затем повернулся и, когда потух красный, перешел дорогу вместе со всеми.
Иногда на таких прогулках Чарли целыми кварталами думал только о Рейчел и так погружался в воспоминания о ее глазах, ее улыбке, ее прикосновении, что вписывался прямо в людей. А бывали разы, когда люди сталкивались с ним – и даже не умыкали бумажник и не говорили “прошу прощения”, как разумелось бы само собой в Нью-Йорке; в Сан-Франциско это значило, что Чарли близок к сосуду, который следует изъять. Один он нашел – бронзовую каминную кочергу, выставленную за дверь вместе с мусором где-то на Русском холме. В другой раз он заметил сияющую вазу в эркере викторианского особняка на Северном пляже. Чарли собрал в кулак все мужество и постучал в дверь, а когда ему открыла молодая женщина, и вышла на крыльцо поискать гостя, и остолбенела, никого не найдя, Чарли проскользнул мимо нее в дом, схватил вазу и выскочил через боковой выход, не успела хозяйка зайти обратно, – сердце у него колотилось барабаном войны, адреналин шипел в крови, как гормональная карусель с кувырками. Тем утром, возвращаясь к себе в лавку, Чарли – с немалой иронией – поймал себя на том, что никогда не чувствовал в себе столько жизни. Пока не стал Смертью.
Каждое утро Чарли разнообразил свои прогулки. По понедельникам на заре ему нравилось ходить в Китайский квартал, когда привозили товар: ящики с морковкой, салатом, брокколи, цветной капустой, дынями и кочанами десятка разновидностей. Все это выращивали в Центральной долине латиносы, а потребляли в Китайском квартале китайцы; в руках белых плоды земли задерживались ровно настолько, чтобы успели извлечься питательные дензнаки. По понедельникам свежий улов привозили рыбацкие компании – обычно крепкие итальянцы, чьи семейства занимались этим по пять поколений; они вручали добычу непроницаемым китайским торговцам, чьи предки и сто лет назад покупали у итальянцев рыбу с фургонов на конной тяге. По тротуару перемещалась всевозможная живая и недавно живая рыба: люциан, скумбрия и палтус, морской окунь, морской налим и желтохвост, тихоокеанский омар без клешней, дандженесский краб, жуткий морской черт из глубин океана, где никогда не светит солнце, – саблезубый и с одиноким шипом на голове, где мерцает приманка для добычи. Чарли завораживали твари из самых глубин: большеглазые кальмары, каракатицы, слепые акулы, засекающие добычу электромагнитными импульсами, – существа, никогда не видевшие света. Они наводили Чарли на мысли о тварях из Преисподней, с кем ему предстояло столкнуться. Ибо, даже привыкая к ритму появления имен на тумбочке у кровати, к сосудам души, возникающим где ни попадя, к налетам воронов и нисхождениям теней, он неизменно ощущал Преисподников под мостовой, когда миновал ливнесток. Иногда слышал, как они там перешептываются и быстро замолкают в те редкие мгновения, когда на улице становится тихо.
Прогулки по Китайскому кварталу на заре стали для Чарли неким опасным танцем: никаких задних дверей или переулков для выгрузки там не было, и весь товар передавался по тротуару. И хотя до сих пор Чарли особо не нравились ни опасности, ни танцы, он полюбил играть партнера тысяч крохотных китайских бабусь в черных тапочках или пластмассовых туфлях мармеладных оттенков; бабуси сновали от одного торговца к другому, жали, нюхали, колотили, искали свежайшее и лучшее для своих домашних, гнусаво блямкали приказами и вопросами на мандарине, и все время – в секунде или на волосок от гибели под тушами, огромными дыбами свежих уток или ручными тележками с пагодами ящиков, где возили живых черепах. Ни единого сосуда на своих китайских прогулках Чарли еще не изъял, но он был готов – сам вихрь времени и движения предсказывал, что однажды туманным утром чья-то бабуся поставит свои дурацкие, как мычание, тапки в угол.
Однажды утром, исключительно тренировки ради, Чарли схватил баклажан, к которому тянулась ошеломительно морщинистая гражданка, но та не стала вырывать овощ у него из рук неким таинственным приемом кунг-фу, как он рассчитывал, а посмотрела ему в глаза и качнула головой – дернула едва заметно, а может, и тик у нее, однако выглядело красноречивее не-куда. Чарли расшифровал так: “О, Белый Бес, ты не желаешь похищать у меня сей лиловый плод, ибо я лучше тебя на четыре тысячелетия предков и цивилизации; мои деды строили железные дороги и копали серебряные рудники, мои родители пережили землетрясение, пожар и общество, где сама китайская моя сущность была объявлена вне закона; я мать десятка детей, бабка сотни внуков и прабабка легиона; я рожала младенцев и обмывала покойников; я история, муки и мудрость; я Будда и дракон; так что убирай нахуй руку с моего баклажана, пока рука эта еще твоя”.
И Чарли отпустил.
И она ухмыльнулась – самую чуточку. Три зуба.
И Чарли себя спросил: если ему выпадет изымать сосуд у кого-нибудь из этих хрычовок Хроноса, справится ли он? И ухмыльнулся ей в ответ.
И попросил номер телефона, который потом отдал Рею.
– Вроде славная такая, – сказал он. – Зрелая.
Иногда прогулки заводили Чарли в Японский квартал, где он проходил мимо самой загадочной лавки в городе – “Ремонт обуви «Незримый башмак»”. Чарли все собирался как-нибудь зайти, но еще не вполне освоился с гигантскими воронами – своими противниками из Преисподней, – а также с тем, что он теперь Торговец Смертью, и не был уверен, что готов к незримым башмакам, тем паче если их нужно ремонтировать. Он частенько пытался заглянуть внутрь сквозь японские – иероглифы на витрине, только ничего не видел, что, само собой, ничего и не значило. Он просто не был готов. Но в Японском квартале располагался зоомагазин (“Дом приятных рыбок и хомячков”), где Чарли покупал рыбок для Софи и куда вернулся, чтобы заменить шестерых телеадвокатов на шестерых теледетективов, – и все они одновременно тяпнули Большую Пилюлю Снотворного неделю спустя. Чарли просто обезумел, когда обнаружил, что его малютка-дочь до опупения пускает слюни перед аквариумом, где плавает больше дохлых детективов, чем на кинофестивале нуара, тут же спустил всю шестерку в унитаз – после чего пришлось вантузом извлекать застрявших Магнума и Мэнникса[42] – и дал себе клятву в следующий раз подбирать для своей малышки более стойких зверушек. Однажды днем он выходил из “ДПРХ” с плексигласовым хабитатом и парочкой крепких морских свинок и столкнулся со своей работницей Лили, которая держала путь в кофейню на Ван-Несс, где планировала встретиться с подругой Эбби на предмет мрачных раздумий, пришпоренных порцией-другой латте.
– Эй, Лили, как дела? – Чарли пытался выглядеть вполне обыденно, но понимал: неловкость, коя воцарилась между ним и Лили в последние месяцы, ничуть не смягчается тем фактом, что она видит его посреди улицы с ящиком, набитым грызунами.
– Славные хомяки, – сказала Лили. На ней была школьная юбка из шотландки поверх черных трико и “докмартенсов”, а выше – бюстье из черного ПВХ, стискивавшее бледные перси Лили так, что они лезли через край, как бисквитное тесто из банки, случайно грохнутой о край прилавка. Фуксия – такой у нее сегодня был окрас дня, и вместе с фиолетовыми тенями на веках он очень шел к ее лиловым кружевным – перчаткам по локоть. Лили оглядела улицу и, не заметив никаких знакомых, зашагала в ногу с Чарли.
– Это морские свинки, а не хомяки, – сказал он.
– Ашер, что ты от меня скрываешь? – Лили чуть склонила голову набок, однако, задавая этот вопрос, на Чарли не смотрела – глаза ее были устремлены вперед и прочесывали поток людей, чтобы никто из знакомых не увидел ее рядом с Чарли, отчего ей на месте пришлось бы сделать сэппуку.
– Господи, Лили, это же для Софи! – сказал Чарли. – Рыбки у нее умерли, я несу ей новых друзей. А кроме того, вся эта чепуха про морских свинок – городская легенда…
– Я про то, что ты – Смерть, – ответила Лили.
Чарли чуть не выронил свинок.
– А?
– Это так неправильно… – продолжала Лили, не сбавляя шага, хотя Чарли замер, и теперь ему пришлось бежать за ней чуть ли не вприпрыжку. – Так неправильно, что избрали тебя. Это, я бы сказала, венец всех жизненных разочарований.
– Тебе шестнадцать лет, – ответил Чарли, по-прежнему несколько запинаясь от того, с какой обыденностью Лили завела разговор.
– Ну да, сыпь мне соль на раны, Ашер. Мне шестнадцать еще только два месяца, а потом что? Во мгновение ока моя красота станет лишь яством для червей, а я сама – забытым вздохом в море ничто.
– У тебя через два месяца день рождения? Так нам надо будет заказать тебе вкусный тортик, – сказал Чарли.
– Не меняй тему, Ашер. Я все знаю и про тебя, и про твою смертельную ипостась.
Чарли снова замер, повернулся и воззрился на Лили. На сей раз она тоже остановилась.
– Лили, я знаю – когда Рейчел умерла, я вел себя странновато, и мне жаль, что у тебя неприятности в школе из-за меня, но я просто пытаюсь со всем этим справиться – и малютка, и лавка. Напряжение такое…
– Это я взяла “Большущую-пребольшущую – книгу Смерти”, – сказала Лили. Она успела поймать – свинок Чарли, когда рука его разжалась. – Мне известно про сосуды души, про темные силы, которые восстанут, если ты облажаешься, я все знаю – все до конца. И, пожалуй, знаю дольше, чем ты.
Чарли не соображал, что ей на это сказать. Его одновременно охватили паника и облегчение: паника, оттого что Лили знает, но облегчение, оттого что знает хоть кто-то, – и не только знает, но и верит, и на самом деле видел книгу. Книга!
– Лили, книга еще у тебя?
– В лавке. Я спрятала ее в стеклянной горке, где ты держишь те сокровища, которые никто никогда не купит.
– В эту горку никто никогда и не заглядывает.
– Серьезно? Я подумала, если ты ее найдешь, я скажу, что она там всегда лежала.
– Мне пора. – Он повернулся и зашагал в другую сторону, но сообразил, что они и так двигались к его кварталу, и развернулся опять. – Ты куда идешь?
– Кофе пить.
– Я провожу.
– Не проводишь. – Лили снова огляделась, опасаясь, как бы их не засекли.
– Но, Лили, я же Смерть. Хоть от этого мне полагается некий уровень клевизны.
– Ага, это ты так думаешь. Только, похоже, ты всю клевость из Смерти высосал.
– Ух, это жестоко.
– Добро пожаловать в мой мир, Ашер.
– Ты знаешь, что нельзя про это никому рассказывать?
– Будто кому-то не все равно, что ты делаешь со своими хомяками.
– Свинками! Я не…
– Остынь, Ашер. – Лили хихикнула. – Я поняла, о чем ты. Я никому не собираюсь рассказывать – только Эбби уже знает, но ей по барабану. Говорит, познакомилась с парнем, он ее темный владыка. У нее сейчас эта фаза, когда она считает член какой-то волшебной палочкой.
Чарли неуклюже перебросил ящик со свинками из руки в руку.
– У девочек бывают такие фазы? – Почему он только сейчас об этом узнаёт? Видимо, даже свинкам – стало неловко.
Лили развернулась на каблуках и зашагала прочь по улице.
– Я с тобой не разговариваю.
Чарли остался на месте – смотреть ей вслед. Выкапывая из кармана мобильник, он пытался не уронить ни свинок, ни совершенно бесполезную трость со шпагой. Ему необходимо было взглянуть на книгу – причем не через час, когда он доберется, а раньше.
– Лили, постой! – крикнул он. – Я вызываю такси, могу тебя подвезти.
Лили отмахнулась, не сбавляя шага. Дожидаясь ответа от таксомоторной компании, Чарли услышал этот голос – и понял, что стоит прямо над ливнестоком. Последний раз он слышал голоса больше месяца назад, и ему стало казаться, что они больше не вернутся.
– И ее мы оттырим себе, Мясо. Она теперь наша.
У Чарли в горле желчью вздыбился ужас. Он захлопнул телефон и рванул за Лили, грохоча тростью и мотыляя свинок.
– Лили, постой! Подожди!
Та быстро развернулась, но ее парик цвета фуксии успел сделать лишь четверть оборота, а не половину, и когда Лили открыла рот, пол-лица у нее было под волосами:
– Такой торт-мороженое из “Тридцати одного вкуса”, ладно? А после – отчаянье и ничто.
– Так на нем и напишем, – сказал Чарли.
11. На юных дев порою смурь находит
Как выяснилось, “Большущая-пребольшущая книга Смерти” была не такая уж большая и определенно не очень много объясняла. Чарли перечитывал ее десятки раз, конспектировал, копировал, гонял поисковые системы, ища хотя бы что-нибудь из упомянутого в ней, но весь материал на двадцати восьми щедро иллюстрированных страницах сводился к следующему:
1. Поздравляем, теперь вы избраны исполнять обязанности – Смерти. Это грязная работа, но кто-то должен ее делать. Ваша задача – изымать у мертвых и умирающих сосуды души и провожать их до следующего тела. Если не справитесь, мир окутает Тьма и воцарится Хаос.
2. Некоторое время назад Люминатус, сиречь Великая Смерть, который допрежь поддерживал равновесие между светом и тьмой, прекратил быть. С тех пор Силы Тьмы пытаются восстать из-под низу. Вы – единственное, что стоит между ними и уничтожением коллективной души человечества. Постарайтесь не облажаться.
3. Дабы сдерживать Силы Тьмы, вам понадобится простой карандаш № 2 и ежедневник, предпочтительно – без картинок с котятами. Держите это под рукой, когда спите.
4. Вам будут поступать имена и цифры. Цифра – за столько дней вам следует изъять сосуд души. Не опаздывайте. Сосуды опознаются по алому сиянию.
5. Не рассказывайте никому о своей работе, не то Силы Тьмы и т. д. и т. п.
6. При выполнении вами обязанностей Смерти люди могут вас не видеть, поэтому будьте осторожны, переходя через дорогу. Вы не бессмертны.
7. Не ищите себе подобных. Не колеблитесь при исполнении своих обязанностей, не то Силы Тьмы уничтожат вас и все, что вам дорого.
8. Вы не причиняете смерть, вы не предотвращаете смерть, вы слуга Судьбы, а не ее агент. Держитесь скромнее.
9. Ни при каких обстоятельствах не упускайте сосуд души, не то он попадет в лапы тех, кто из-под низу, а это плохо.
Прошло несколько месяцев, и вот Чарли снова остался в лавке наедине с Лили. Она спросила:
– Ну, ты достал карандаш № 2?
– Нет, у меня № 1.
– Ах ты мерзавец! Ашер, ку-ку – Силы Тьмы…
– Если мир без этого Люминатуса в таком шатком равновесии, что купи я карандаш с грифелем – потверже – и мы все низвергнемся в бездну, может, нам самое время низвергнуться.
– Эй, эй, эй, эй, эй, – завела Лили, словно пыталась усмирить насмерть перепуганную лошадь. – Это я могу быть нигилистом, это я так утверждаю свой – модный – статус, и я соответствующе для этого экипирована. А у те-бя стояка на могилу быть не может – с этими твоими дурацкими костюмами с Сэвил-Роу[43].
Чарли был горд тем, что она узнала в его костюме дорогой подержанный “Сэвил-Роу”. Вопреки себе она училась ремеслу.
– Я устал бояться, – сказал он. – Я противодействую Силам Тьмы, или как их там, и знаешь – мы с ними один на один.
– Тебе надо мне это рассказывать? В смысле, в книге же говорится…
– Лили, мне кажется, я не тот, про кого там говорится. Книга утверждает, что я не причиняю смерть, но уже двое умерли более-менее от того, что я сделал.
– Повторяю – ты должен мне это рассказывать? Как ты сам отмечал неоднократно, я ребенок и я дико безответственна. Дико безответственна, да? Я никогда не слушаю внимательно.
– Ты одна знаешь, – сказал Чарли. – И тебе уже семнадцать, ты не ребенок – теперь ты юная женщина.
– Не еби мне мозг, Ашер. Если будешь так говорить, я сделаю себе еще пирсинг, нажрусь Е до полного обезвоживания и стану как мумия, договорюсь по мобильнику до того, что сядут батарейки, а потом найду какого-нибудь костлявого бледного задохлика и буду ему отсасывать, пока не заплачет.
– Значит, будет как по пятницам? – уточнил Чарли.
– Не твое дело, чем я занимаюсь в выходные.
– Да понятно.
– Вот и заткнись.
– Я устал бояться, Лили!
– Так перестань бояться, Чарли!
Читать бесплатно другие книги:
