Практикующий. Клятва ворона Воронцова Валерия

– Целители предпочитают мир живых, разбираться с болячками, пропавшими без вести людьми, порчами, чисткой энергетики… Могут залезть и к мертвым, но это скорее как… – ведьмак запнулся, подыскивая слово. – Темные там как коренные жители, а светлые – проезжающие мимо туристы. Исключение – медиумы.

– Понятно.

– Правда?

– Я стараюсь, – взмахнула я руками. – И меня саму раздражает, что я бесконечно сыплю вопросами!

– Это нормально, – хмыкнул Яблонев. – Лучше спросить и получить ответ, чем строить догадки. Даже Миркова первые полгода одолевала Прахову игрой «Сто один вопрос».

– Она действительно настолько хороша? Идеальный фамильяр и все такое…

– Идеальных не бывает. Интерес к идеалу вызывает только его недостижимость. Куда любопытней соотношение достоинств и недостатков.

И мой практикующий снова попадает в яблочко со ста метров.

– Ты сбежал от ответа.

– Только потому, что вопрос лишен нормальной формулировки. – Влад кивнул какому-то мужчине, обошедшему нас слева. – Что значит «настолько хороша»? Ответ будет меняться в зависимости от того, кому адресован вопрос. Спросишь Варвару, она и раздумывать не станет, скажет, что Саша самая-самая.

– Я спросила тебя, – покосилась я на темного.

– Что ж, в таком случае «настолько хороша» для меня можешь оказаться только ты, и то после обучения и приобретения опыта. Для каждого практикующего всегда в приоритете собственный фамильяр, – улыбнулся краешком рта Яблонев.

К дому, где жила Захарова, мы подошли в более приподнятом настроении, чем покинули мой. Разговор больше не заводился, но и молчание не тяготило. Вышагивая в ногу с ведьмаком (что получалось само собой) в быстром темпе вниз по проспекту, я раздумывала о приобретении тетради, в которую записывала бы все, что говорил Влад о мире практикующих. Уже узнанного хватило бы на десяток листов мелким почерком.

Духи, сущности, ипостаси каждого человека, энергетика, некроволны, специализации практикующих… Я словно на мистическом факультативе, и пока Яблонев пичкает теорией, но практика точно не за горами. Не хочется даже прикидывать, каков окажется экзамен.

Зайдя в подъезд под пиканье домофона (вопрос «кто там?» не прозвучал), мы с Владом, переглянувшись, двинулись к лестнице, игнорируя лифт. Закрытое пространство, тесная душная клетка – точно не про нас. Поднявшись на четвертый этаж и, к счастью, не встретив по пути ни одной кошки, я с ходу определила, какая дверь вела в квартиру Захаровой.

– Это же оно? – кивнула я на белоснежную железную дверь, впервые видя подобное. Что удивительно, она была совершенно чистая: без надписей, грязных брызг и еще каких-либо деталей, портящих вид. Магия, не иначе.

– Твоя сообразительность выше всяких похвал, – бросил через плечо Влад, прежде чем потянуть дверь на себя. Ну да, если Настя нажала на кнопку домофона, то и дверь открыла заранее, точно.

Оказавшись в просторной полукруглой прихожей с разрисованными стенами, изображающими четыре времени года, я залипла на переходы осенней листвы в снежинки. Вот уж действительно с ходу ясно, что квартира принадлежит художнику. Не удивлюсь, если Захарова это сама рисовала.

– Так и есть, – кивнул Влад, подмигнув, когда его настиг мой очередной укоряющий взгляд. – Подожди, увидишь зал-кухню.

– А где она сама? – шепотом спросила я, когда мы повесили верхнюю одежду на винтажную напольную вешалку и разулись. Ни шкафов, ни обувных полок, ни ряда из тапочек для гостей, ни зеркал здесь не было.

– Перед тобой, – вышла девушка из арки, над которой как раз переплетались осень и зима, особо привлекшие мое внимание. Возможно, из-за этого я и не заметила входа в комнату.

Выглядела Анастасия не менее эффектно, чем в нашу первую встречу. Белый комбинезон в косую черную полоску с рукавами, правая балетка – черная, левая – белая, черная помада, белые тени, белоснежные волосы собраны в хвост черной резинкой. Все продумано детально, но схватить образ сразу все равно не получается, только черно-белое пятно. Уверена, она делает это специально.

– Я поставила чайник, – практикующая кивнула нам следовать за ней и снова исчезла в комнате.

Едва в ней оказавшись, я сразу же поняла, о чем говорил Влад. Кухня, совмещенная с залом, – уже само по себе оригинально и современно, но цветовое решение и выбранный стиль просто выбивали дух. Тему задавала дальняя стена, сделанная в виде картины, изображающей северное сияние, снежные поля и полярную лису, гордо стоящую в центре своих владений. То, что они принадлежали ей, не ставилось под сомнение. Приглядевшись, я заметила разноцветные глаза, те же оттенки, что и у хозяйки квартиры.

Пустое пространство у стены зрительно увеличивало комнату, и казалось, что в той стороне действительно находится кусочек ночного севера.

– Потрясающе, – выдала я, подходя по белому, словно меховому ковру ближе, мимо белого дивана с фиолетовыми и серыми подушками. Весь интерьер перекликался с цветами северного сияния, что было особенно заметно благодаря мелким деталям вроде ваз, сиденьям и спинкам стульев за круглым обеденным столом и кухонному фартуку. Наверняка все это стоит целое состояние…

– Благодарю. Я работала над этим несколько лет, – подошла ко мне Анастасия. – Лисица особенно не хотела поддаваться. Впрочем, лисы вообще создания строптивые, правда, Влад?

– Истинно так, – чуть помедлил Яблонев. Обернувшись, я застала ведьмака за разливанием кипятка по пяти кружкам. Значит, Ира и Леша уже на подходе.

– Поздравляю вас с заключением связи, – снова заговоривала Захарова, когда мы устроились с чаем и вазочками с разными вкусностями за столом. Несмотря на то что он был круглый, у меня все равно сложилось впечатление, что Настя сидела во главе. – Рада, что ты посчитала его достойным твоего доверия.

– Спасибо, – не нашлась я, что еще сказать.

– Не нужно благодарности за факт, тем более когда на самом деле ее не существует, – приподняла белесую бровь Захарова, и я завозилась на стуле, переполненная неловкостью и смущением. – Ты еще не объяснял ценность слов?

– Нет, – качнул головой Влад. – С удовольствием уступлю это тебе.

– Представь, что каждое слово – это единица. – Анастасия сжала в ладонях бока чашки, посмотрев на меня из-под ресниц. – Единицы ставятся тогда, когда слово произнесено правдиво, с соответствующей ему эмоцией. Если слово есть, а эмоции нет – это ноль. А если произнесена ложь, то это минус единица. Истина или ложь, подкрепленные эмоцией, влияют на энергетику человека и окружающее его пространство самым разным образом. Вплоть до кардинальных перемен в его мироощущении и месте в жизни. С рождения у каждого ведется подсчет, и по итогу лучше оказаться в плюсе.

– Тогда все вруны в глубоком минусе, – вставила я, заинтересованная такой гипотезой. Становится понятно, откуда растут ноги у принципа честности Влада.

– Как правило, да.

– Но все время говорить правду тоже невозможно. Иногда соврать необходимо.

Чего далеко ходить, мне через час звонить маме и рассказывать про то, что у «Ирки кое-что случилось, могу ли я сегодня у нее переночевать, ну, пожалуйста, это очень-очень-очень важно». Лучше это, чем выдать всю подноготную с сущностями, перегорающей лампочкой и необходимостью чуть ли не ритуал экзорцизма провести.

– И это верно, – согласилась Захарова, поднимаясь. – Без минусов не существует плюсов, они обесцениваются.

Прозвучала трель домофона, Настя вышла из-за стола, чтобы открыть дверь Березину с Ругаловой. Занимательная арифметика слов мигом вылетела у меня из головы, я беспомощно посмотрела на Яблонева, так и не придя к окончательному решению, как себя вести.

– Все будет в порядке, – серьезно ответил темный, взяв меня за руку. – Посмотри мне в глаза. – Я сделала, как он велел, встречаясь со спокойствием свинцовых туч, плывущих по серому небу. – Ты знаешь, чего хочешь. Уже знаешь. Все остальное лишь попытка угодить самой себе в соответствии с категорией «правильно». Только вот «правильно» вещь весьма индивидуальная и субъективная. Где-то собак считают за членов семьи, а где-то едят.

Поморщившись, услышав гадкий пример, я уставилась в стол, в целом понимая, на что указывал Влад. Просто старалась обмануть саму себя. Самообман вообще предмет занятный.

Я хотела, чтобы Ирка получила за свое отношение к Владу и слова, которые мне наговорила. Почему проблему создала она, а от представления различных ее последствий пухнет моя голова? К черту «правильно», сократим все до основ: виновата, вот пусть и отвечает.

В зал вернулась Захарова, неся в руках деревянную лакированную шкатулку. Сомневаюсь, что там еще одни конфеты к чаю. Поставив ее в центр стола, практикующая снова взялась за чашку, присаживаясь.

Слыша возню светлых в прихожей, я сильнее сжала руку Влада, и он опустил наши переплетенные пальцы под стол, не дав мне отстраниться.

– Добрый вечер, – поздоровался Леша, кивнув нам с Яблоневым, прежде чем занять место напротив моего практикующего. Следом за целителем за стол опустилась Ругалова, избегая моего взгляда. Это было особенно трудно, учитывая, что находилась я прямо перед ней.

Действо походило на суд, и, по сути, это он и был. Захарова – судья, Влад – обвинитель, Леша – адвокат, я – потерпевшая сторона, а Ирка – ответчик. Сумасшедший дом.

– Итак. Кто-нибудь хочет что-нибудь сказать, прежде чем я начну? – поинтересовалась Настя, обводя изучающим взглядом всех присутствующих.

– По идее, перед клятвой должны прозвучать извинения, – напомнил Влад.

– Я не собираюсь извиняться за свое личное мнение, – отрезала Ругалова, и все мое сочувствие испарилось под жаром обиды.

– Личное мнение остается личным до тех пор, пока у него не появляются слушатели, – вставила Захарова, и над столом повисла неловкая тишина. Похоже, заставить окружающих чувствовать себя не в своей тарелке – ее специализация.

– Я хочу поговорить с Агатой наедине, – выпалила Ирка, резко выпрямившись.

– Да черта с два, – хлестнул Яблонев. – Ты уже поговорила утром.

– Боишься того, что я могу сказать? – ядовито поинтересовалась Ругалова.

Ее тон и интонации всколыхнули во мне все самое плохое. Будь я собакой, вздыбила бы шерсть. Как она смела после всего, что наговорила утром мне, продолжать так же разговаривать с Владом сейчас, когда мы все собрались в доме Захаровой из-за того, что начала она?

Глубокий вздох не помог, только привлек внимание Яблонева вместе с сильным сжатием его руки. Ирка продолжала прожигать ведьмака взглядом из серии «кишка тонка?», и странная смесь превосходства и подначивания на ее лице стала последней каплей в рюмке моего терпения.

– Прекрати! – рявкнула я, скрипнув зубами. – Плевать мне, что ты про него скажешь, неужели не ясно? Ау, мы заключили связь! – Я подняла над столом наши переплетенные руки, не встретив со стороны Влада никакого сопротивления. – Лошадка, прием! Я, конечно, новичок во всем этом, мне пока неизвестны точные формулировки и описания происходящего на всех планах, но в одном я уверена на сто процентов, – к концу фразы я перестала узнавать свой голос, слыша в нем слишком много рычащих нот. Горло вибрировало, десны чесались, и, готова поклясться, нос улавливал потную конину. Фу. – Если ты еще раз скажешь о моем практикующем что-то, что я посчитаю за оскорбление, все закончится плохо. Гарантирую.

Не знаю, откуда пришли эти слова, но вот в их правильности я была абсолютно уверена. Понимаю Алену, напавшую на Иру за то, что та толкнула ее практикующего в сугроб. От представления Влада на месте чужака где-то в груди заклокотала ярость. Стало трудно дышать, я сжала свободной рукой край стола, стараясь думать о чем-то некровожадном, чем-то приятном и расслабляющем, лишь бы не открыть рот и не выстрелить еще парой-тройкой угроз.

– Агата…

– Не говори сейчас с ней, ты что, не видишь, что она на пределе? – тихо попросил Влад, в то время как Березин отодвинул потянувшуюся ко мне Ругалову подальше. – Агата, пойдем со мной.

За ручку, как маленького ребенка, Яблонев вывел меня из зала и провел через прихожую. Под ногами появились черные кованые ступеньки, и я послушно зашагала следом за ведьмаком наверх, с каждой секундой чувствуя, как в голове проясняется и исчезает удушливый алый туман гнева. Парень дернул ручку ближайшей двери, за которой оказалась ванная. Разумеется, стильная, серо-коричневая, с душевой кабиной вместо ванны, полами с подогревом и встроенными светильниками.

– Тш, – Влад прижал меня к себе, обняв обеими руками. – Все хорошо. Дыши со мной.

Он глубоко вздохнул, и я втянула носом воздух, потираясь щекой о его восхитительно мягкий свитер. Пальцы темного оказались в моих волосах, как и почти весь день до этого, и я прикрыла глаза, пытаясь затеряться в накатывающих волнах умиротворения и спокойствия.

– Я вышла из себя, – пробормотала я.

– Нет. Выйди ты из себя, нам пришлось бы оттаскивать тебя от Иры. По секрету, я бы не спешил.

– Что случилось? – кое-как подавила я улыбку.

– Ты разозлилась. Агрессия вытащила на первый план инстинкты, те выцепили сущность фамильяра, после чего на короткое мгновение появилось слияние с той самой силой, обращаться с которой мне предстоит тебя научить.

– Я и раньше злилась, но при этом рычание не раздирало мне глотку.

– Это было до того, как мы заключили связь. Рядом друг с другом мы сильнее.

– Я все испортила, – покачала я головой, не спеша отстраняться от ведьмака.

– Наоборот.

– В смысле?

– Ты все расставила на свои места. Если до этого до Иры, несмотря на все наши попытки, не доходило, что ты – мой фамильяр, то теперь она это поняла.

– Хочешь сказать, мне нужно было сразу пригрозить ей?

– Не скрою, мне понравился этот момент, – улыбнулся Влад. – Пожалуй, впервые в жизни за меня заступилась девушка. Двоякое ощущение.

– Не мог бы ты вернуться к объяснениям? – заворчала я.

– Хочу сказать, что она отказывалась разграничивать тебя-подругу и тебя-фамильяра другого практикующего, а теперь эти границы появились сами. Тебе легче?

– Вроде бы да, – прислушалась я к себе. – Только есть хочется.

– Потерпи. У меня в холодильнике тебя дожидается кусок свинины, способный стать отличной отбивной.

– На косточке?

– На косточке.

– Красота, – сглотнула я слюну.

Вернувшись в зал, мы обнаружили остальных на тех же местах, где и оставили. Захарова рассматривала дно своей кружки, не обратив на нас никакого внимания. Березин особо внимательно посмотрел на меня, а Ира выпрямилась на стуле так резко, словно кто-то ее в спину уколол.

– Если на сегодня истерики и прочие эмоциональные выступления закончены, то предпочту приступить к делу. Вы меня утомляете, – заговорила Настя, едва мы с Владом снова опустились за стол. Ленца, с которой она это произнесла, больше указывала на констатацию факта, чем на издевку, и мне подумалось, что своими разборками мы и впрямь «наследили» в ее квартире.

– Практикующий обвиненного фамильяра желает высказаться в его защиту? – посмотрела Настя на Лешу.

Ну, точно суд.

– Я согласен с претензией Яблонева и предложенным им решением, – спокойно ответил Березин, глядя перед собой. Понятное дело, его не устраивало собственное согласие не меньше, чем меня – нападки Ирки.

– Прекрасно.

Скользнув взглядом по мне и Владу, Анастасия придвинула к себе шкатулку и откинула ее крышку. Я не видела, что внутри, но Захарова достала маленький пузырек с прозрачной жидкостью, плоский белый камушек и тонкую иглу. Просто-таки набор «Кровавая дань». Следом на свет показалась тонкая желтая свечка, Настя чиркнула длинной спичкой, похожей на ту, что я видела ранее у Влада, и над столом запахло горящим воском и пряностью, от которой чесалось в носу.

– Протяни левую руку, – указала Анастасия Ире, и та несмело, под кивок Березина, выполнила требование хозяйки квартиры.

Не знаю как, но моя рука вновь переплелась с рукой Влада под столом. Оставаясь внешне невозмутимым, Князь погладил большим пальцем мои костяшки успокаивающим движением. Настя откупорила пузырек, опустила в жидкость иглу, схватила Иру за указательный и посмотрела Ругаловой в глаза. Не знаю, что это был за взгляд, и пусть направлен он был не на меня, но все равно стало не по себе.

– Повтори за мной с соответствующей эмоцией и верой в произносимые слова: «Кровью и родом клянусь больше никогда не предпринимать попыток повлиять на связь фамильяра и практикующего, заключенную между Владом Яблоневым и Агатой Вольской, каким-либо способом».

И вроде бы слова простые, но почему-то моя тревога-медведь вернулась, нервно топчась в животе. Ира повторила сказанное Захаровой слово в слово, чуть запинаясь и теряясь на окончаниях, но это было искренне. На личном опыте я заметила, что неуверенность – это тень честности. Если нет тени – предмета не существует, он лишь иллюзия. В голосе Ругаловой мой чуткий слух уловил и дрожь, и скомканность, и даже намеки на заикание.

Одним быстрым движением Захарова уколола палец Иры иглой, надавила посильнее и, когда алая капля упала на белый камень, сказала:

– Запоминаю, принимаю и храню. Будет клятва нарушена – накажу.

В ушах застучали барабаны, на голове зашевелились волосы, руки покрыла гусиная кожа. Каждое слово Анастасии словно падало в пустой колодец, создавая эхо, и я внезапно поняла, что в квартире похолодало. Сквозняку неоткуда было взяться, и все же лепестки цветов в вазах от чего-то трепетали.

Иру била крупная дрожь, я раскрыла рот, но Влад дернул меня за руку. Взгляд ведьмака, цепкий, серьезный и опасный, велел сидеть тихо, смирно и не влезать в то, чего я не понимаю. Хороший совет, которому я последовала, вжавшись в спинку стула.

Все оборвалось сразу, как Анастасия положила камень в шкатулку, закрыла крышку и задула свечу. Ирка оказалась под рукой Березина так быстро, что я даже не поняла, как это произошло.

– Теперь, – Захарова сложила руки на столе, как примерная первоклашка, – девочки на выход, мне есть что сказать мальчикам наедине. Говоря «на выход», я имею в виду «на улицу».

Я неуверенно посмотрела на Влада, столкнувшись сразу с несколькими проблемами. Во-первых, не хотелось так скоро оставаться один на один с Ругаловой, а во-вторых, терять из поля зрения ведьмака. Оставлять Князя одного в компании других практикующих при таких странных обстоятельствах чувствовалось мне в корне неправильным. Судя по тому, как замялась Ирка, не мне одной так казалось.

– Я тихо говорю? – Голубой глаз Захаровой посмотрел точно на меня, и весь ее черно-белый образ растаял, как дымка, обнажив настоящего хищника, не привыкшего повторять дважды. Начинаю понимать, почему остальные отзываются о ней так осторожно.

– Агат, все в порядке, – кивнул Влад, отпустив мою руку, и одобрение в его глазах вряд ли мне почудилось.

Настороженно покосившись на Захарову, вновь уделившую все свое внимание кружке с чаинками, я выбралась из-за стола и вышла в прихожую следом за Ирой. Не говоря ни слова, мы принялись обуваться, стараясь не задевать друг друга. Более неловкой ситуации в моей жизни еще не случалось. Разве что сказанная в седьмом классе про классную руководительницу гадость, в то время как она стояла за спиной.

Выйдя на лестничную площадку с сумками, мы, не сговариваясь, рванули в разные стороны. Ира метнулась к лифту, а я к лестнице. Небольшая отсрочка в минуту ничего не решила, и мы снова столкнулись на улице у подъезда.

– Сумка для ночевок? – заговорила Ирка первой, резко повернувшись ко мне лицом.

– Ага.

– Ты серьезно собираешься на ночевку к нему?

Вот чего она опять начинает?

– У тебя серьезно отключился инстинкт самосохранения? Я, конечно, не эксперт, но, по-моему, осуждение в твоем голосе подходит под категорию «влияние», – сухо указала я, поначалу вовсе не собираясь что-то говорить.

– Я интересуюсь как друг, – вздернула нос Ругалова.

– То есть мы все еще друзья?

– А ты считаешь, что нет? Хорошо-хорошо, прости за «блохастую», я перегнула, сама знаю, – подняла руки вверх Ира. – И вообще отреагировала слишком бурно, – закатила она глаза, давая понять, что это не ее слова, а, скорее, Березина.

– Что-то еще?

– Ну… Я не хотела замечать того, что ты показала там. – Она кивнула наверх. – Не хотела признавать в тебе фамильяра, не подумала… Может, мы остановимся на том, что я просто не подумала?

– Удивительное дело: мы всегда останавливаемся на том, что ты «просто не подумала»! – не выдержала я.

– Ну, вот такая я!

– Что за детский сад! «Ну вот такая я, смирись» – аргумент для бойфренда, а не для ЛПНВ!

– ЛПНВ?

– Лучшая подруга на века, – расшифровала я. – В книге вычитала.

– В бульварном чтиве, которое ты глотаешь пачками?

– Не переводи тему!

– Это я-то перевожу тему? Ты собиралась мне там голову откусить, а теперь еще и строишь из себя несчастную! До этого я не видела в тебе того, что видят все они! Я думала, что ты не чувствуешь себя фамильяром и просто ведешься на то, что тебе льют в уши.

– А сейчас ты что думаешь? – Я скрестила руки на груди.

Ругалова глубоко вздохнула и отвернулась, уставившись на двор. Не первый день ее зная, я была уверена, что она пытается перебороть себя и по-настоящему извиниться. У нас обеих были с этим проблемы, чаще, через пару дней после ссоры, мы виновато переглядывались, кивали и начинали общаться как ни в чем не бывало. Но не в этот раз, и Ирка тоже это понимала.

– Я ошиблась, и мне жаль, что все так вышло. Я с самого утра была в плохом настроении и когда узнала, что ты согласилась на его предложение, вышла из себя. Прости. Мое отношение и подозрительность, когда дело касается темных практикующих, не должны… ну… влиять на мое отношение к тебе. Ты мой друг, и неважно, кого еще ты считаешь близким себе. Я в состоянии с этим смириться. Правда. Постепенно.

Мне удалось дослушать до конца, не уронив челюсть на обледеневший и местами посыпанный реагентом асфальт. Все слова Ирки точно были под знаком плюс, я чувствовала их искренность, а заодно осторожность, с какой она обходила возможные заступы на клятву, данную Захаровой.

– Честно говоря, я тоже маху дала. Знала же, что ты не в восторге, и позволила себе вспылить… Колготки тебе эти припомнила…

– Я их выкинула, – перебила Ирка, и я прыснула. – Они все равно напоминали бы мне о позоре, так что…

– Обнимашки, – закончила я, заключая подругу в крепкие объятия, особо неудобные из-за толщины верхней одежды и навязчивого запаха ее кожаной куртки.

– Обнимашки, – подтвердила Ирка, стиснув меня не хуже медведя. Интересно, каков захват у Потапова и можно ли из него выбраться?

– Так что с сумкой для ночевок? – осторожно напомнила Ругалова, когда мы отлепились друг от друга.

– Что-то вроде вынужденной меры, – скривилась я. – Помнишь, у меня в подъезде лампочка все время перегорала? Влад почувствовал что-то, сущность…

– О боже, – раскрыла Ирка рот, и ее и так большие карие глаза стали на пол-лица. – Она прилепилась к тебе?

– Не знаю, Влад сказал, что разберется с этим завтра, а пока мне лучше переночевать у него.

– Понятно, Леша рассказывал мне, что для мира мертвых энергетика фамильяров все равно что свет маяка в бурю, – забормотала Ругалова. – Тогда, конечно, Яблонев…

– Заботится обо мне, – подвела я черту. – А я о нем.

Вместо ответа Ирка сделала вид, будто застегивает рот на замок, а ключ выбрасывает за спину. К тому времени как из подъезда вышли наши практикующие, мы болтали о парах, отсидеть на которых нам предстояло послезавтра. Выражение их лиц, одинаково скептичных и передающих что-то в духе «я так и знал», были воистину бесценны, не говоря уже о красноречивом переглядывании. Впрочем, как и полагается хорошим девочкам, мы с Ирой сделали вид, что ничего не заметили.

Направляясь к машине Березина, великодушно предложившего подвезти нас до дома Влада, я поймала себя на мысли, что в последнее время «делать вид» входит у меня в привычку. Что-то подсказывало, что она относится к дурным.