Комната смерти Дивер Джеффри

Глава 74

Нэнсиэнн Оливия Лорел сидела в своей квартире в Бруклин-Хайтс на кушетке, покрытой коричневым чехлом поверх голубой обивки, истершейся за многие годы при участии ее родных и их друзей.

Здесь хватало подержанных вещей. Лорел вдруг вспомнила, как ее отец тайком шарил в закутках кушетки в поисках выпавших из карманов гостей монет. Ей было тогда лет восемь, и, когда она неожиданно входила в комнату, отец обращал все в шутку.

Но только то была не игра, и Нэнс об этом знала. Даже дети могут стыдиться родителей.

Все еще ощущая во рту дымный вкус скотча, она окинула взглядом жилье, принадлежавшее только ей одной. Несмотря на обветшавшую, подержанную обстановку, а может, именно поэтому, в квартире чувствовался уют, даже в столь печальный день, как сегодня. Она приложила немало труда, чтобы создать это ощущение. Стены, покрытые десятками слоев краски еще со времен Тедди Рузвельта, были кремового оттенка. Украшениями служили композиция из искусственных цветов с ремесленной ярмарки в Челси, осенний венок с фермерского рынка на Юнион-сквер, а также произведения искусства. У нее были картины и наброски, некоторые оригинальные, некоторые в виде репродукций, изображавшие созвучные ее характеру сцены: лошади, фермы, каменистые ручьи, натюрморты. Она понятия не имела, чем они ее привлекают, но мгновенно это чувствовала и покупала их на сэкономленные деньги. На стене висели разноцветные прямоугольники из шерсти альпаки — Лорел несколько лет назад занялась вязанием, но так и не сумела найти время или желание закончить шарфы для племянниц подруг.

«Что дальше?» — подумала она.

Что дальше…

Только теперь она услышала пронзительный свист чайника. Войдя в маленькую кухню, опустила пакетик чая с шиповником в кружку — синюю снаружи и белую внутри, в цвет ее костюма. Надо бы переодеться.

Потом.

С минуту Лорел смотрела на чайник. Она выключила газ, но не стала наливать кипяток и вернулась на кушетку.

Что дальше?

Итог оказался худшим из всех возможных. Если бы ей удалось выиграть процесс по обвинению Мецгера и Барри Шейлса, это полностью изменило бы ее мир. Изменило бы ее жизнь. Важность, которую представляло для нее это дело, не поддавалась описанию. Она вспомнила времена учебы на юридическом факультете, когда ее завораживали истории великих юристов Америки — адвокатов, прокуроров и судей. Кларенс Дэрроу, Уильям О. Дуглас, Феликс Франкфуртер, Бенджамин Кардозо, Эрл Уоррен… и многие, многие другие.

Ей часто вспоминались слова Луиса Д. Брандейса: «Федеральная Конституция, возможно, величайший из экспериментов человечества…»

Не существовало ничего чудеснее, чем машина правосудия, и Лорел очень хотелось стать ее частью, внести вклад в американский закон.

Момент наивысшей гордости она испытала в день выпуска. Она вспомнила, как высматривала среди присутствующих своих родителей. Отец пришел один — мать выступала в высшем апелляционном суде штата в Олбани, пытаясь добиться отмены приговора бездомному по обвинению в убийстве.

Лорел считала великой честью для себя, что ее матери в этот день не было на выпускной церемонии.

Дело Морено должно было стать для нее обоснованием подобных жертв. Ну и заодно возможностью сделать себе имя. Амелия была права, когда намекала на ее политическую карьеру. Хотя имя так и не попало в бюллетень, амбиции никуда не делись.

Но даже проигрыш в суде по делу Мецгера стал бы для нее в каком-то смысле успехом. О существовании в НРОС «комнаты смерти» стало бы известно всем, чего могло бы вполне хватить, чтобы программа по ликвидации людей прекратилась навсегда. Голодная до сенсаций пресса и еще более изголодавшиеся конгрессмены слетелись бы на НРОС, словно мухи.

Лорел бы пришлось принести в жертву свою карьеру, но, по крайней мере, она могла бы быть уверена, что правда о преступлениях Мецгера станет явной.

Но теперь? Когда ее босс прекратил дело? Нет, ничем хорошим это закончиться не могло.

Она полагала, что информатор бесследно исчез и никто никогда не узнает о других стоящих в очереди жертвах. Простите, мистер Рашид.

Какое ее ждало будущее? Мысль об этом не вызвала у Лорел ничего, кроме смеха. Вернувшись в кухню, она на этот раз действительно заварила чашку чая и добавила два кусочка сахара, решив, что шиповник достаточно терпкий. Да уж, будущее — сперва ей наверняка предстояло провести какое-то время без работы, пересматривая старые выпуски сериала «Сайнфелд» и съедая за ужином одну, а может, и две порции замороженной еды. Лишний бокал вина «Кендалл-Джексон». Компьютерные шахматы. Потом собеседование. А затем работа в какой-нибудь крупной фирме на Уолл-стрит.

Она совсем упала духом.

И вдруг подумала о Дэвиде, как это часто бывало.

«Слушай, Нэнс, ты вынуждаешь меня ответить. Ладно, я скажу. Ты вроде старомодной училки. Понимаешь, о чем я? Я так жить не смогу. Ты хочешь, чтобы все было идеально. Постоянно поправляешь, цепляешься к мелочам. Так что извини — я не хотел говорить, но ты меня заставила».

Забудь о нем.

Нужно думать о карьере.

Вот только ее больше нет.

На полке — юридические справочники вперемежку с романами и одна поваренная книга — стояла фотография их с Дэвидом. Оба улыбались.

Ниже лежала коробка с шахматами — деревянная, не пластиковая.

«Выброси, — подумала Лорел и тут же решила: — Нет, пока не стоит».

Ладно, хватит. Она уже насмотрелась жалости к себе у самых отъявленных сексуальных извращенцев и убийц и вовсе не желала, чтобы нечто подобное проникло к ней в душу.

В конце концов, другие дела у нее пока никто не отбирал. Следовало вернуться к работе, и…

В коридоре послышался шум.

Стук, щелчок, едва слышный глухой удар.

И тишина.

Может, миссис Парсонс уронила сумку с покупками. Или мистер Лефковиц пытается справиться с карликовым пуделем и тростью.

Лорел взглянула на телевизор, на микроволновку, на дверь в спальню.

«Давай, доставай то краткое резюме по делу Гонсалеса и начинай его править».

Внезапно она вздрогнула, услышав звонок.

— Кто там? — спросила, подойдя к двери.

— Детектив Флаэрти, Управление полиции Нью-Йорка.

Лорел никогда о нем не слышала, но копов на Манхэттене были тысячи. Она посмотрела в глазок. За дверью стоял белый мужчина лет тридцати с небольшим, худощавый, в костюме. Он держал в руке раскрытое удостоверение, хотя разглядеть что-либо, кроме отблеска от жетона, было невозможно.

— Как вы вошли в дом? — поинтересовалась она сквозь дверь.

— Кто-то выходил. Я позвонил в домофон, но никто не ответил. Уже собирался оставить записку, но решил все же попробовать.

Наверное, домофон опять сломался.

— Ладно, сейчас.

Сняв цепочку и открыв щеколду, она распахнула дверь.

Лишь когда мужчина шагнул в квартиру, Нэнс Лорел подумала, что, вероятно, все же стоило попросить его подсунуть удостоверение под дверь, чтобы она могла прочитать, что там написано.

«Впрочем, к чему беспокоиться? — решила она. — Дело закрыто. Я больше никому не угрожаю».

Глава 75

Барри Шейлс не отличался крупным телосложением.

Свою фигуру он часто описывал как «компактную».

У него была сидячая работа — перед экранами мониторов, джойстиками БПЛА и компьютерной клавиатурой.

Но он тренировался с гантелями и штангой — потому что ему это нравилось.

И бегал трусцой — по той же самой причине.

Бывший капитан ВВС придерживался мнения: чем больше нравятся тренировки, тем лучше реагируют мышцы.

И потому, когда он ворвался мимо встревоженной Рут, сторожевой суки в облике секретарши, в кабинет Шрива Мецгера, а затем с размаху врезал боссу, тот пошатнулся и рухнул на пол.

Глава НРОС поднялся на одно колено, размахивая руками. Со стола, за который он пытался схватиться, соскользнули документы.

Шейлс шагнул вперед, снова занося руку, но поколебался. Одного удара вполне хватило, чтобы разрядить злость, нараставшую с тех пор, как он стал свидетелем импровизированного футбольного поединка между человеком, которого ему было приказано распылить на молекулы, и мальчишкой-подростком во дворе дома в грязном мексиканском пригороде.

Опустив кулак, Шейлс отступил на шаг, не собираясь, однако, помогать Мецгеру встать. Скрестив руки, он холодно смотрел, как потрясенный директор прижимает ладонь к щеке и неуклюже поднимается с пола, собирая упавшие бумаги. Шейлс заметил на нескольких папках гриф секретности, с которым он не был знаком, несмотря на свой невероятно высокий уровень допуска. Он также отметил, что безопасность секретных документов заботит Мецгера куда больше, чем то, насколько пострадал он сам.

— Барри… Барри…

Уставившись куда-то за спину Шейлса, он покачал головой. Там, подобно дрону, зависла потрясенная Рут. Улыбнувшись, Мецгер показал ей на выход. Поколебавшись, она вышла, закрыв дверь за собой.

Улыбка исчезла с его лица.

Шейлс подошел к окну, тяжело дыша. Он взглянул на стоявший на парковке НРОС поддельный грузовой контейнер. При виде станции наземного контроля, находясь в которой он всего несколько минут назад едва не убил по крайней мере троих невинных гражданских, злость его вспыхнула с новой силой.

Он снова повернулся к Мецгеру, но директор не съеживался от страха и не просил о пощаде — вообще никак не реагировал, лишь снова дотронулся до щеки и посмотрел на красные пятна на большом и указательном пальцах.

— Ты знал? — спросил Шейлс.

— О сопутствующих потерях в Рейносе? Нет.

Как глава НРОС, он должен был отслеживать атаку в реальном времени.

— Я выпустил ракету, Шрив. «Хеллфайр» был уже в воздухе! Как тебе такое? Еще десять секунд — и мы убили бы мальчика, девочку и женщину, вероятно их мать. И кто еще был внутри?

— Ты видел сопроводительные документы к ордеру. За Рашидом велось тщательное наблюдение. Управление по борьбе с наркотиками и мексиканская федеральная служба не спускали с него глаз круглые сутки. Никто не входил в дом и не покидал его в течение недели. Кто станет прятаться на целую неделю, Барри? Ты когда-нибудь слышал о таком? Я — нет. — Мецгер сел. — Барри, мы не Господь Бог. Мы делаем то, что можем. Я, знаешь ли, тоже подставляюсь. Если бы погиб кто-то еще, моей карьере пришел бы конец. И НРОС, вероятно, тоже.

Шейлс растянул губы в холодной усмешке, отчего его худые щеки ввалились еще больше.

— Сходишь с ума от злости, Шрив?

Глава НРОС, судя по реакции, воспринял эти слова в буквальном смысле.

— Схожу с ума?

— Из-за того, что я не последовал за машиной Рашида. И продолжал вести ракету, направляя ее в землю.

Мецгер помедлил.

— У нас не было полномочий на уничтожение автомобиля Рашида.

— К черту полномочия. Ты ведь сейчас думаешь, что мне следовало бросить «хеллфайр» на произвол судьбы, навестись на цель и выпустить второй заряд по машине?

Судя по взгляду Мецгера, именно этого ему и хотелось.

— Барри, мы занимаемся грязным делом. Бывают сопутствующие потери, бывает огонь по своим, бывают самоубийства и просто долбаные ошибки. Люди погибают из-за того, что мы вводим в программу адрес: «Западная улица, дом сто», а объект на самом деле находится в доме номер сто по Восточной.

— Интересное слово ты выбрал для обозначения живого человека. «Объект».

— Да брось! Легко шутить над правительственным жаргоном. Вот только именно правительство защищает нас от таких, как Рашид.

— Превосходная фраза для слушаний в конгрессе. — Шейлс больше не мог сдерживать охватившую его ярость. — Ты, Шрив, уже напортачил с доказательствами для ордера по Морено, чтобы убрать какого-то придурка, который тебе просто не понравился! Который оказался для тебя недостаточным патриотом.

— Все было совсем не так! — почти завопил Мецгер, брызгая слюной.

Шейлс уставился на босса, застигнутый врасплох его внезапным срывом, затем полез в карман и бросил на стол тесемку с идентификатором.

— Дети, Шрив. Сегодня я едва не взорвал двоих детишек. С меня хватит. Я ухожу.

— Нет. — Мецгер наклонился вперед. — Ты не можешь.

— Почему?

Шейлс ожидал, что босс заведет разговор о контрактах, секретности и так далее, но тот сказал:

— Потому что ты самый лучший, Барри. Никто не умеет управлять дроном так, как ты. Никто не умеет стрелять так, как ты. Я знал, что ты самый подходящий человек для программы ордеров на особые задания еще тогда, когда только ее замышлял.

Шейлс вспомнил улыбающегося продавца автомобилей, который постоянно обращался к нему по имени, поскольку, видимо, его учили в школе улыбающихся продавцов автомобилей, что это обезоруживает потенциального покупателя, делая его более податливым.

В тот день Шейлс ушел без автомобиля, хотя очень о нем мечтал.

— Суть проекта состояла в том, чтобы исключить сопутствующие потери! — заорал он.

— Мы не предусмотрели сценарий стрельбы через панорамные окна! Хотя следовало. Просто это никому не пришло в голову. А тебе пришло? Да, мы ошиблись. Чего ты еще от меня хочешь? Приношу свои извинения.

— Кому? Мне? Может, тебе стоит извиниться перед женой и детьми Роберта Морено, или семьей репортера де ла Руа, или его телохранителя? Тебе не кажется, что они нуждаются в извинениях куда больше, чем я, Шрив?

Мецгер подтолкнул идентификатор обратно к Шейлсу.

— Тебе нелегко пришлось. Возьми несколько дней отпуска.

Не притрагиваясь к карточке, Шейлс повернулся и, открыв дверь, вышел из кабинета.

— Прости, Рут, если я тебя огорчил.

Она молча уставилась на него.

Пять минут спустя Шейлс был уже за воротами НРОС — шагал по переулку в сторону главной улицы, ведшей с севера на юг. Оказавшись на тротуаре, он вдруг ощутил необычную легкость и переполнявшее его тщеславное удовлетворение.

Он решил, что сегодня вечером вызовет няню и сводит Маргарет поужинать. И сообщит ей новость, что он теперь безработный. Может быть…

Рядом с ним затормозил темный седан. Распахнулись дверцы, и из машины вышли двое.

На мгновение у него возникла мысль, что Шрив Мецгер вызвал специалистов, подготовив ордер на спецзадание, в котором в качестве объекта для ликвидации указан Барри Шейлс — как представляющий угрозу для его драгоценной программы убийств.

Шедшие к нему двое не стали доставать «беретты» или «зиг-зауэры» с глушителями. В их руках действительно блеснул металл, но это были золотистые жетоны Управления полиции Нью-Йорка.

— Барри Шейлс? — спросил тот, что постарше.

— Я… да, я Шейлс.

— Я детектив Бриккард. А это детектив Сэмюэлс. Вы арестованы, сэр.

Жетоны и удостоверения исчезли.

Шейлс издал короткий удивленный смешок. Что за недоразумение! Скорее всего, до них не дошла информация, что расследование прекращено.

— Нет… это какая-то ошибка.

— Прошу повернуться и заложить руки за спину.

— Но в чем меня обвиняют?

— В убийстве.

— Но… дело Морено… оно же закрыто.

Детективы переглянулись.

— Ничего не знаю ни о каком Морено, сэр, — сказал Бриккард. — Пожалуйста, руки.

Глава 76

— Возможно, убедить в этом присяжных будет нелегко, — сказал Линкольн Райм, имея в виду версию, на которую опиралось новое дело против Мецгера и Шейлса.

Это была версия Амелии Сакс, а не его собственная. Версия, от которой он был в полном восторге и гордился тем, что Амелия ее сформулировала. Райму втайне нравилось, когда кто-то — во всяком случае, некоторые — оказывался умнее его.

— Сообщение, — сказала Сакс, взяв зажужжавший телефон.

— От Нэнс?

— Нет. — Она обвела взглядом вопросительно смотревших на нее Мэла Купера, Рона Пуласки и Райма. — Барри Шейлс арестован. Сопротивления не оказал.

Итак, теперь они действовали в соответствии с версией, которая возникла у Сакс при осмыслении простой записи на доске с доказательствами.

• Жертва 2: Эдуардо де ла Руа.

Причина смерти: потеря крови. Порезы от осколков стекла после выстрела, шириной 3–4 мм и длиной 2–3 см.

Дополнительная информация: журналист, бравший интервью у Морено. Родился в Пуэрто-Рико, резидент Аргентины.

Камера, диктофон, ручка с золотым пером, блокноты пропали.

На обуви обнаружены волокна, совпадающие с ковром в коридоре отеля, грязь с дорожки перед входом в отель. На одежде следы завтрака — острый перечный соус.

Ход ее мыслей оказался до гениального прост: родившиеся в Пуэрто-Рико являются гражданами Соединенных Штатов. Соответственно, Барри Шейлс девятого мая в «Саут-Коув инн» все же убил американца.

Начальник Нэнс, окружной прокурор, принял решение прекратить дело лишь потому, что Морено не являлся американским гражданином. Но таковым был де ла Руа. Даже неумышленное причинение смерти при некоторых обстоятельствах может стать поводом для обвинения в убийстве.

— Но, по крайней мере, — продолжала Сакс, — думаю, речь может идти об убийстве по неосторожности. Шейлс неумышленно убил де ла Руа, совершая намеренное убийство Морено. Стреляя, он должен был осознавать, что кто-то еще в помещении может быть смертельно ранен.

— Неплохой анализ, Амелия, — послышался женский голос. — Никогда не думали пойти учиться на юриста?

Повернувшись, Райм увидел, как в гостиную входит Нэнс Лорел, вновь таща в руках дипломат и сумку с документами. Позади нее шел детектив, которого они попросили ее забрать, — друг Сакс, Билл Флаэрти. Райм решил, что с точки зрения безопасности сопровождающий ей не помешает. Ему все еще было не по себе при мысли, что Неизвестный пять дробь шестнадцать гуляет на свободе, особенно после того, как появился шанс возродить дело Морено.

Лорел поблагодарила детектива, он кивнул и, улыбнувшись Сакс и Райму, вышел.

— Ну так как там с нашим делом? — спросил Райм зампрокурора. — Что думаете? С юридической точки зрения?

— Что ж, — ответила Лорел, садясь за свой стол и снова доставая документы, — вероятно, мы можем предъявить Барри Шейлсу обвинение в убийстве второй степени. Уголовный кодекс на нашей стороне. Причинение смерти третьему лицу вследствие намерений совершить убийство карается как убийство второй степени, — процитировала она по памяти. — Но Амелия права: убийство по неосторожности проходит однозначно. Мы обвиним его в преступлении меньшей тяжести, хотя я уверена, что сумела бы добиться и большего.

— Спасибо, что вернулись, — сказала Сакс.

— Нет, это вам всем спасибо, что спасли наше дело, — возразила Лорел, окидывая взглядом комнату.

«Наше дело…»

— Эта идея пришла в голову Амелии, — заметил Лон Селитто.

— Я полностью упустил такой вариант, — добавил Райм.

Селитто также сообщил, что связался с капитаном Майерсом, и тот с некоторой неохотой разрешил им продолжать с учетом новых обвинений. Предварительное согласие дал и прокурор штата.

— Теперь нам нужно решить, как действовать дальше, — сказала Лорел, к удивлению Райма не только расстегнув пиджак, но и сняв его.

Она умела улыбаться, умела пить виски, умела расслабляться.

— Первым делом хотелось бы знать: кем был этот репортер? — заявила она.

Рон Пуласки уже собрал нужные сведения.

— Эдуардо де ла Руа, пятьдесят шесть лет. Женат. Независимый журналист и блогер. Родился в Пуэрто-Рико, паспорт гражданина США, но последние десять лет жил в Буэнос-Айресе. В прошлом году получил «Премио а ла экселенсия эн эль периодисмо». То есть «Премию за выдающиеся успехи в журналистике».

— Ты и испанский знаешь, новичок? — прервал его Райм. — Воистину, не перестаешь удивлять. И акцент у тебя неплохой.

— Nada[10].

— Ха! — усмехнулся Селитто.

— В последнее время де ла Руа писал в «Диарио семиналь негосио де Аргентина», — продолжил молодой полицейский.

— «Аргентинский еженедельник»? — рискнул Райм.

— Почти. «Аргентинский деловой еженедельник».

— Ну да, верно.

— Он писал серию статей об американских компаниях и банках, открывающих филиалы в Латинской Америке. Он месяцами преследовал Морено, чтобы взять у него интервью — альтернативный взгляд на то, почему не следует поощрять американские компании к открытию там своих представительств. Наконец Морено согласился, и де ла Руа прилетел в Нассау. Что случилось дальше, мы знаем.

— Шейлс арестован, — сказала Сакс Лорел.

— Хорошо, — кивнула зампрокурора. — Что у нас с доказательствами?

— Ах, доказательства… — задумчиво пробормотал Райм. — Доказательства… Все, что нам нужно доказать, — что пуля стала причиной разлета осколков стекла и что осколки стали причиной смерти репортера. Мы крайне к этому близки. У нас есть следы частиц стекла на пуле и на одежде де ла Руа. Мне всего лишь хотелось бы получить хотя бы несколько осколков, реально вызвавших порезы и кровотечение. — Он взглянул на Лорел. — Присяжные ведь обожают оружие?

— Это точно, Линкольн.

— Морг на Багамах? — спросила Сакс. — Как думаешь, у коронера еще остались те осколки?

— Будем надеяться. Может, кто-то и своровал «Ролекс» и «Окли», но, пожалуй, битое стекло вряд ли прилипло к чьим-то пальцам. Позвоню Михалу и выясню, что он сумеет найти. Он может прислать часть их сюда вместе с нотариально заверенным подтверждением, что они извлечены из тела и являются причиной смерти. Или он сумеет явиться и сам, чтобы дать показания.

— Отличная идея, — сказал Том. — Сможет немного пожить у нас, развлечься.

— Ну да, конечно, — раздраженно вздохнул Райм. — У нас прямо-таки полно времени на развлечения. Я мог бы устроить ему экскурсию по Большому яблоку. Я ведь не был у статуи Свободы уже… вообще никогда. И пусть оно так и остается.

Том рассмеялся, вызвав еще большее раздражение у Райма.

Криминалист вывел на экран фотографии вскрытия и просмотрел их.

— Лучше всего подойдет осколок из шейной, сонной или бедренной артерии, — пробормотал он. — Именно они наверняка оказались смертельными.

Однако быстрый просмотр не показал никаких явно торчащих из бледного трупа Эдуардо де ла Руа осколков.

— Позвоню Михалу утром, — сказал Райм. — Сейчас уже поздно. Не хочу мешать его подработке.

Конечно, он мог позвонить и сейчас, но ему хотелось поговорить с капралом наедине. И тот факт, что он в самом деле подумывал пригласить Пуатье в ближайшем будущем в Нью-Йорк, служил неплохим оправданием.

И да, с некоторой иронией подумал Райм, он в самом деле намеревался показать Пуатье город. Статуя Свободы, однако, в маршрут экскурсии не входила.

Глава 77

Джейкоб Свонн не мог понять, что произошло.

Его планы насчет Нэнс Лорел оказались разрушены появлением перед ее квартирой в Бруклине полицейского автомобиля без опознавательных знаков — как раз в тот момент, когда Свонн уже собирался встать и нанести визит заместительнице окружного прокурора, разыграв свой сценарий мести.

Детектив в штатском увез ее настолько быстро, что стало ясно: случилось нечто весьма важное. Было ли это как-то связано с делом Морено, которое предположительно таковым уже не являлось? Или с чем-то еще?

Сейчас он напралялся домой за рулем «ниссана». Ответ на загадку пришел в виде сообщения из штаб-квартиры. Проклятье! По сведениям Шрива Мецгера, делу вновь дали ход, но в нем кое-что странным образом изменилось. Барри Шейлса арестовали за убийство — но не Роберта Морено, а Эдуардо де ла Руа, репортера, бравшего у деятеля интервью в тот момент, когда пуля разнесла окно в отеле на миллионы мелких осколков.

А поскольку де ла Руа был гражданином США — ола, Пуэрто-Рико! — мисс Нэнс Лорел была восстановлена в правах и продолжала участвовать в деле.

Мецгеру никаких обвинений пока не предъявлялось, но в ближайшее время его вполне могли привлечь как минимум из-за двух преступлений. Естественно, цель ареста Шейлса заключалась в том, чтобы вынудить пилота дрона выдать босса.

«Насколько просто убить кого-то, сидящего за решеткой?» — подумал Свонн.

Он подозревал, что не слишком — по крайней мере, без некоей помощи изнутри, что могло обойтись весьма дорого.

Свонну сообщили, что от него потребуются дополнительные услуги, и велели ждать указаний. Завтрашний день обещал быть нелегким, но, поскольку время было позднее, он сомневался, что сегодня вечером снова придется выходить из дома.

И к лучшему.

Маленький мясник проголодался, ему хотелось выпить вина. Манили бокал или два испанского альбариньо и оставшаяся со вчерашнего вечера «вероника», тщательно упакованная и убранная в холодильник. В мире не существовало поваров — даже в заведениях с тремя мишленовскими звездами, — которые не ценили бы остатки еды, несмотря на все свои публичные заявления.