Осколки магии Сноу Роуз
Фыркнув, Блейк обеими руками потер глаза.
– Я никогда не был героем, Джун, – его слова были пропитаны горечью, той самой, которая, вероятно, имела отношение к Райли.
– И почему тогда у меня такое чувство, что ты всегда хочешь всех защитить?
Несколько секунд он ничего не отвечал, задумчиво уставившись на темный деревянный пол. Тишину нарушали только потрескивание огня и разбушевавшаяся за окном буря. Мне казалось, что она царит не только снаружи, но и внутри Блейка, как будто его в разные стороны тянут неведомые силы, разрывающие его изнутри.
Он посмотрел вверх на меня. Раны на его лбу и щеке были очевидны, однако раны, которые оставила ему жизнь, было не так легко увидеть. Он глубоко вздохнул.
– Это совсем не так.
– Ах не так?
– Нет, – решительно сказал он.
– И почему же тогда мне стоит держаться подальше от лорда Масгрейва? – Мое сердце забилось быстрее.
– Потому что он может быть опасен.
Я рассмеялась.
– Значит, ты все-таки пытаешься защитить меня, даже если не хочешь в этом признаться. Но я не могу держаться подальше, я не такая, Блейк. Проклятие и все остальное – это твоя история, я понимаю, но теперь уже и моя.
Ему снова потребовалось несколько мгновений, чтобы найти ответ. Я задавалась вопросом, закончится ли снова наш разговор ссорой, и почувствовала, как мой пульс ускоряется.
– Теперь я это понимаю, – это прозвучало как уступка, на которую он не хотел идти.
– Значит, ты со мной согласен? – осторожно спросила я.
– Неужели у меня есть другой выбор? – разочарованно ответил Блейк.
Я робко улыбнулась.
– Вряд ли. – Он медленно кивнул. – Значит, между нами своего рода перемирие? – заключила я.
Некоторое время он ничего не говорил.
– Похоже на то, – сказал он наконец. Хотя для меня его слова должны были ощущаться как триумф, это было не так. Инстинктивно я чувствовала, что все это время у Блейка были хорошие намерения по отношению ко мне, но я не хотела, чтобы меня защищали. Взгляд Блейка метнулся к камину, и странное выражение скользнуло по его лицу. О чем он сейчас думал? О Райли? Или его мысли занимала его биологическая мать?
– Ты голоден? Разморозить пирожки Бетти? – спросила я, потому что не могла задавать другие вопросы. Может, и хорошо было просто взять паузу.
Он покачал головой и снова вернулся в настоящее.
– Нет, спасибо. Ты можешь принести мне кое-что из моей комнаты?
– Конечно.
– И не будешь копаться в моих вещах? – Лицо Блейка было серьезным.
– Я не… – начала я, но сразу поняла, что от этого никуда не деться. – Хорошо, я попытаюсь сдерживаться. Что нужно принести?
– Под моей кроватью стоит серая коробка. И не могла бы ты принести мой телефон? Должно быть, он где-то в прихожей.
Я была уже на пути к двери, когда обернулась еще раз.
– Но это же не дешевый трюк, чтобы ускользнуть от меня?
Взгляд Блейка скользнул к его ноге, которая так же лежала на маленьком табурете.
– Думаешь, что тем временем я убегу от тебя, Джун?
– Даже более сумасшедшие вещи уже случались.
– Неужели ты думаешь, что мне так нужно сбежать от тебя? Что я боюсь остаться на твоем попечении на все выходные? – его голос звучал грубо, и он подчеркнул слова таким образом, что заставил меня нервничать.
– Конечно, нет, – ответила я и быстро вышла из гостиной, чтобы не продолжать разговор, в то время как слова просачивались в мою голову, как капли воды. «Неужели ты думаешь, что мне так нужно сбежать от тебя? Что я боюсь остаться на твоем попечении на все выходные?»
Хотя раньше эта мысль занимала меня, теперь мне стало неловко.
Мы с Блейком впервые заключили перемирие. И мы одни.
Таковы факты.
Мы одни в Грин-Манор, где нет больше ни одной человеческой души. Только мы двое и буря, которая заставила нас остаться здесь.
Обнаружив в прихожей телефон Блейка, я направилась в его комнату. Как он и говорил, под его кроватью находилась серая коробка, с которой я как можно скорее вернулась в гостиную и поставила ее на диван. Он не должен думать, что я задержалась в его комнате дольше необходимого.
– Ты заглянула внутрь? – спросил меня Блейк.
– Нет, я этого не делала. Твоя паранойя начинает меня по-настоящему нервировать.
Вместо того чтобы ответить мне что-нибудь, он только улыбнулся. Это была улыбка обезоруживающего сорта, которой нечего было противопоставить. Улыбка, которая одним щелчком пальцев разрушала все защитные барьеры, и о которой стоит предупреждать маленьких девочек уже в книгах сказок. Быстро усевшись обратно в удобное кресло, я продолжила чтение своей книги. Может быть, теперь мне удастся немного больше вникнуть в содержание.
Но потом я все же покосилась на путеводители, которые Блейк вытащил из коробки и которые, по-видимому, описывали Аляску, Южную Америку и Новую Зеландию.
– Ты хотел отправиться в кругосветное путешествие, не так ли? – спросила я, чувствуя, что Блейк потихоньку оттаивает. Подбородком я указала на серую коробку. – Это была твоя коробка для подготовки?
Он кивнул и поднял вверх два путеводителя.
– В маршруте я еще не был полностью уверен. Знал только, что мне очень хочется в Новую Зеландию, Южную Америку и на Аляску.
Я вспомнила, что Блейк и Престон планировали совместное кругосветное путешествие. С тем, как вели себя браться сейчас, такое было сложно представить.
– И что именно ты задумал? Хотел исследовать мир с рюкзаком за плечами и просто спать в палатке?
– Что-то вроде того. Но в некоторых местах, вероятно, не так удобно разбивать лагерь.
– Ты имеешь в виду, например, на Аляске? С… – я помедлила.
Блейк выжидающе посмотрел на меня.
– С медведями? – завершил он мою фразу.
– С муравьями, – поправила я его.
– Очень смешно, Джун. Каждая шутка имеет свой срок годности.
– Однако я по-прежнему нахожу это очень забавным. – Блейк ничего не ответил, но я могла прочесть по его лицу, что ему не так уж и не смешно, как он притворялся.
Он бегло просмотрел один листок и отложил его в сторону. При этом один из путеводителей соскользнул с дивана, и Блейк попытался его поднять, о чем тут же горько пожалел. Измученное выражение на его лице говорило о многом.
– Таблетки. Ты должен принять свои таблетки, мистер Бофорт, – сказала я.
Он решительно покачал головой.
– Они мне не нужны, мисс Мэнсфилд.
– Ты чертовски упрямый, – пробормотала я, снова подумав о нашем дедушке.
– Кто бы говорил, Джун.
Мне нравилось, как Блейк произносил мое имя. Из его уст оно звучало как-будто лучше. Я подтянула ноги к себе, предпочитая поскорее сменить тему. Обсуждать свое упрямство мне сейчас совершенно не хотелось, как и говорить о нашем дедушке.
– Ты когда-нибудь был в Германии?
– Да, с Престоном и моими родителями. Прошло уже несколько лет с тех пор.
– Почему же вы не навестили нас?
– Потому что отношения между твоим отцом и моей матерью были не особенно хорошими. Ты знаешь, они действительно не были особо близки.
– Потому что отец ей не поверил. – В пещере контрабандистов я рассказала ему и Престону о письме, которое нашла в библиотеке. Письмо, которое тетя Катарина так и не отправила моему отцу. Спустя несколько лет она умерла. Меня все еще занимала мысль о том, имела ли ее смерть какое-то отношение к ее способностям, но непонятное чувство удержало меня от того, чтобы поговорить об этом с Блейком, как и о том человеке, которого она любила до дяди Эдгара.
– Так ты рассказала отцу о своих способностях? – спросил в этот момент Блейк.
Меня удивило, что он хочет обсудить это со мной, но я решила не размышлять слишком много об этом.
– Нет, я не хочу, чтобы он еще и меня считал сумасшедшей.
– Но ты рассказала Лили.
– Это другое.
Блейк провел рукой по темным волосам.
– Ясно.
Его голос звучал холодно, и я внутренне согласилась с ним, что обсуждать это дальше действительно нехорошо. Скорее всего, Блейк будет вечно упрекать меня из-за ситуации с Лили. Я знала, что могу доверять другим, но для Блейка это было чертовски тяжело. Всегда ли так было? В детстве Блейк не казался мне таким замкнутым.
– Мне жаль, что мой отец не хотел общаться с твоей матерью, – сказала я наконец. Может быть, у моего отца были проблемы с тем, что тетя Катарина была любимым ребенком моего деда и к тому же еще обладала особым даром? – До определенного момента я могу его понять. В конце концов, все это довольно странно. Но все равно ему не следовало сжигать за собой все мосты.
– Не следовало, – заметил Блейк, не глядя на меня. Снаружи снова загрохотал гром, и свет несколько раз моргнул, прежде чем снова стабилизироваться. – Нам повезло, что свет не отключился.
– Пока да, – сказала я, не имея ни малейшего желания представлять себе, каково быть в Грин-Манор совсем без электричества. – Почему же мой отец так поступал? Почему он должен был сжечь мосты?
Блейк повернул ко мне свое лицо.
– Ты здесь, Джун.
Я пожала плечами, подумав о дискуссиях, которые вели мы с отцом.
– Потому что он не мог этому помешать.
– Ты действительно в это веришь? Если бы он не хотел, чтобы ты приезжала, то нашел бы средства и способы, не так ли?
Некоторое время я молчала. Я никогда не рассматривала это под таким углом. Конечно, папа мог позвонить дяде Эдгару и попросить его не принимать меня.
– Не знаю, – призналась я и внезапно спросила себя, каково это было для моего отца навсегда отвернуться от Англии. – После того как папа уехал в Германию, он посетил Корнуолл всего два раза, каждый раз из-за похорон. Иначе он, по-видимому, никогда бы не вернулся сюда. Должно быть, странно покидать свою родину навсегда.
– Пожалуй, можно сменить место, но проблема останется с тобой, – задумчиво сказал Блейк.
Я улыбнулась, потому что в этой фразе было столько правды. Джаспер мысленно преследовал меня до самого Корнуолла, и даже если бы я сейчас вернулась во Франкфурт, проклятие и все открытые вопросы, связанные с ним, не исчезли бы, а все равно сидели бы у меня в голове.
– Несмотря на это, смена мест иногда полезна, – сказала я, потянувшись, перед тем как встать. – Именно поэтому я сейчас пойду на кухню и разморожу пирожки Бетти, – усмехнулась я. – Может быть, даже подмешаю туда твои лекарства.
Блейк фыркнул, и глаза его весело сверкнули.
– Вы бы зашли так далеко, мисс Мэнсфилд?
– Конечно. И гораздо дальше, мистер Бофорт.
Глава 12
– Но это не пирожки Бетти, – заметил Блейк, когда я поставила на журнальный столик перед ним две тарелки.
– Верно подмечено. Это тирольская лапша, – пояснила я и подала ему вилку. – Это была моя любимая еда, когда мы отдыхали в Австрии. Почему-то мне захотелось приготовить самой. – Я положила салфетки на журнальный столик рядом со стаканами сока. Уголком глаза я видела, как Блейк смотрит на меня. – Что случилось? Разве девушка никогда не готовила для тебя?
– Нет. Ты первая, – он произносил слова подчеркнуто медленно, словно придавал им особое значение. Наши взгляды встретились, и вдруг в моем животе словно вспыхнул маленький фейерверк, который достал своими искрами до самого сердца.
Я моргнула, и по его лицу поползла улыбка. Видимо, он вполне осознавал свое воздействие на меня, в результате чего у меня на лице вспыхнул румянец.
– Нам лучше есть сейчас, пока не остыло.
– Но прежде я должен задать тебе еще один вопрос, – сказал он, и его серьезный тон смутил меня еще больше.
– Ладно. Что ты хочешь знать? – Сам собой, мой взгляд скользнул к губам Блейка. Даже не прикасаясь к ним, я знала, насколько они мягкие на ощупь, потому что до сих пор точно помнила, каково это – целоваться с Блейком. Все было совсем не так, как с Джаспером или любым другим парнем. Несмотря на то, что Блейк воздвиг вокруг себя высокие стены и доводил меня до белого каления своим хладнокровным видом, он не мог скрыть своей страсти, по крайней мере, в своих поцелуях. Они были настолько яркими, что искра их огня все еще светилась во мне.
Блейк наклонился ко мне, и я надеялась, что он преодолеет оставшееся расстояние между нами.
– Это очень важный вопрос, и ты должна пообещать мне честно ответить на него.
Я молча кивнула. Мои чувства были сосредоточены только на Блейке, кроме него, я больше ничего не воспринимала. Буря, бушующая снаружи, отошла на второй план так же, как и дымящаяся лапша, которая стояла перед нами на столе.
Глаза Блейка сузились.
– Могу я есть твою лапшу, – то, как он произнес это слово, звучало немного забавно, – действительно без опасений? Или ты все-таки что-то подмешала? Таблетки или другие лекарства?
На меня обрушилась волна разочарования, которая, как холодный душ, избавила меня от моих спутавшихся романтических мыслей. Мой разум снова работал и мог только мягко улыбаться моим нелепым фантазиям.
Блейк целовал меня дважды: один раз в старой пещере контрабандистов и один раз за занавеской, перед тем, как появился лорд Масгрейв. Однако в обоих случаях он, по правде говоря, преследовал другие цели: в первый раз он хотел защитить меня от холода, а во второй – скрыть от своего своеобразного дяди.
«Ты такая наивная, Джун, если думаешь, что он хочет от тебя большего», – раздался голос в моей голове. – «С Грейс он встречался у нее дома, а с тобой сейчас сидит здесь только потому, что больше никуда не может пойти. Чтобы Блейк проводил время с тобой, он должен вывихнуть хотя бы одну ногу, пойми, наконец».
Я выпрямила спину и заметила, что огонь в камине уже погас. Об этом я позабочусь позже.
– Можешь спокойно есть лапшу, – сказала я.
Блейк выглядел несколько скептически, но мне было все равно. Я просто хотела вести себя нормально в его присутствии, а не предаваться каким-то нелепым фантазиям. Мы оба попробовали лапшу. После того как Блейк проглотил, его лицо посветлело.
– Она великолепна на вкус.
Я очень обрадовалась его комплименту, хотя кухня теперь выглядела как поле боя. Поскольку мне не сразу удалось найти все необходимое, то пришлось импровизировать, что привело к тому, что я перевернула кастрюлю с лапшой. Кроме того, во время короткой борьбы с плитой у меня пригорела первая кастрюля, а с белых навесных шкафов с эмалированными ручками стекало несколько капель жира.
– Теперь я тем более жалею, что твой отец не общался с нами, – пробормотал Блейк, убирая пустую тарелку.
– Ты общался с нашим дедом? – спросила я, пытаясь получше узнать старого патриарха.
– Я не так много встречался с ним. Из-за своей болезни он большую часть времени проводил в своей комнате, командуя людьми оттуда. Тогда я пытался обходить его стороной, потому что он был громким и вспыльчивым. – Блейк откинулся на спинку дивана, и я забрала у него тарелку, чтобы поставить ее на журнальный столик. – Альцгеймер – не самая прекрасная болезнь, а потом у него был инсульт.
– Мой отец считал, что дед страдал не болезнью Альцгеймера, а шизофренией.
Блейк задумчиво кивнул.
– Вполне возможно. Иногда он ругал Престона и меня. Маме это всегда было неприятно.
Мой взгляд скользнул к бюсту тети Катарины, и мне подумалось о шахматной партии с дядей Эдгаром, в которой я использовала свой дар. Две версии тети Катарины, которые я видела, были невероятно разными. Было ли ее поведение связано со смертью ее первой большой любви?
– Часто ли твоя мать грустила? – спросила я.
Лицо Блейка снова стало замкнутым.
– Почему ты спрашиваешь? – его недружелюбный тон чуть не заставил меня отступить.
– Я… прости, я не хотела спрашивать что-то личное. – Я поставила свою тарелку на маленький журнальный столик перед нами и почувствовала себя бесконечно глупо, что все-таки спросила Блейка о его погибшей матери.
Он покачал головой.
– Прости. Я не хотел тебя… – он искал нужные слова. – Моя мама была доброй, но иногда… иногда над ней нависала тень.
– Почему? Что с ней было? – осторожно спросила я.
– У нее была депрессия. Не все время, но иногда. – Блейк сглотнул. – Обычно моя мама была довольно откровенна, но, когда наступала депрессия, она замыкалась в себе и становилась самым одиноким человеком в мире.
– Мне жаль, – сказала я. Несмотря на то, что меня интересовали обстоятельства смерти тети Катарины, я не хотела причинять Блейку боль своими расспросами.
– Мне тоже, – с легкой улыбкой сказал он.
Вдруг передо мной сидел уже не тот крепкий парень, который спас меня из воды и бросил вызов стихии, а маленький мальчик, который скучал по своей матери. У которого жизнь уже отняла двух женщин, так много значащих для него.
Повинуясь импульсу, я коснулась руки Блейка, желая как-то облегчить его горе.
– Джун, не делай этого, – тихо вздохнул он и посмотрел на меня, прежде чем поднести мою руку к своим губам. От простого прикосновения по всему моему телу пронеслось покалывающее электричество. Хотя мой разум кричал мне ничего себе не воображать, я не слушала его, а смотрела на Блейка, в глубоких синих глазах которого хотелось утонуть.
В этот момент лампы несколько раз мигнули, пока с шипением полностью не погасли, и глубокая темнота опустилась на гостиную.
– Проклятье, – проворчал Блейк.
Я подождала мгновение, но свет не включился. Было темно, и я почти ничего не могла разглядеть.
– Черт, я не должна была давать камину погаснуть. – Я пожалела, что совершенно забыла про огонь во время приготовления пищи.
– Это не твоя вина, – сказал Блейк. Мне было ясно, что он просто хочет меня успокоить.
– И что нам теперь делать? – с благодарностью я заметила, что Блейк все еще держит мою руку в своей и, по-видимому, не намерен ее отпускать. – Здесь уже отключался когда-нибудь свет?
– Здесь, в Грин-Манор, это случается очень редко, раз в несколько лет, но когда это происходит, обычно это занимает немного больше времени.
– У вас где-нибудь есть свечи?
– Да, в зимнем саду.
– Хорошо, тогда я принесу их, – сказала я, но не решалась оторваться от Блейка. Что-то во мне не хотело его отпускать. И Блейк, похоже, тоже не возражал, потому что мягко усилил давление вокруг моих пальцев. Одновременно я заметила, что он сдвинулся немного в сторону, и поняла, что он нащупывает свой телефон. Он включил фонарик и направил конус света по гостиной. Хорошая идея. Я подумала о том, где лежит мой мобильный.
– Я пойду с тобой.
– Что, прости?
– Я пойду с тобой, – повторил он.
– Но почему?
– Потому что я, конечно, не позволю тебе разгуливать по Грин-Манор в полной темноте.
– Я же быстро вернусь, – сказала я, хотя и испытала некоторое облегчение от того, что Блейк не послал меня одну.
– Не обсуждается, – недвусмысленно уточнил он, пытаясь неловко встать на ноги. Неохотно я освободила руку из его хватки и помогла ему встать.
Несколько секунд он стоял, покачиваясь на левой ноге, стараясь сохранить равновесие. Для стабилизации я обвила рукой его за талию, стараясь дышать как можно спокойнее. Потому что все это меня смущало. Поскольку мы ничего не могли видеть за пределами света мобильного телефона, наше прикосновение казалось странно интимным, и у меня было чувство, что я очень отчетливо воспринимаю тело Блейка. Под тканью футболки я вполне могла чувствовать его боковые мышцы пресса, отчего мое сердце быстро заби– лось.
– Все в порядке? – спросил Блейк.
– Да, все хорошо, – отозвалась я, радуясь, когда мы наконец, прихрамывая, пошли вперед, и я смогла сосредоточиться на чем-то другом. Прошло немного времени, и мои глаза начали медленно привыкать к мраку, так же, как и мои чувства – к тревожной близости Блейка в этой темноте.
– Ты боишься? – спросил Блейк, когда мы достигли коридора.
– Чего? Того, что ты упадешь и похоронишь меня под собой?
Блейк немного помедлил, прежде чем ответить, и мгновение растянулось на целую вечность. Вечность, в течение которой самые разнообразные фантазии о теле Блейка танцевали у меня в голове.
– Вполне может случиться, – его голос прозвучал слишком грубо. – Тебя это пугает, Джун?
– Нет. – Я предпочла сменить тему. – Скажи, мы ведь проходим мимо туалета у зимнего сада, не так ли?
– А, ты хочешь сказать, что если кто-то и должен бояться, то это я?
– Я просто считаю, что ты можешь закрыть мой пробел в знаниях, если покажешь мне картину Деборы Уинтерли.
Он сделал вид, что ненадолго задумался.
– Хорошо, если это цена, чтобы убедить тебя в моей храбрости.
Блейк направил меня к гостевому туалету, который я до сих пор не замечала. Он находился справа от зимнего сада, и к нему вела невзрачная дверь, которая по своей простоте не соответствовала остальному дому.
Боком друг за другом мы с Блейком вошли в уборную, по размерам она примерно соответствовала ванной комнате рядом с моей спальней. Затем Блейк прислонился к облупившейся стене и поднял телефон, чтобы посветить на картину, находившуюся напротив умывальника.
Она была мрачной, и я могла понять, почему Блейк избегал ее в детстве. Дебора Уинтерли была красивой женщиной с тонкими чертами лица. У нее был узкий нос и длинные темные волосы, которые волнами ниспадали ей на плечи. Учитывая ее внешность, неудивительно, что, согласно книге, которую я однажды нашла в библиотеке, мужчины были без ума от нее. На картине она была одета в высокое темно-зеленое платье, которое идеально гармонировало с оттенком ее глаз. И именно это было самым тревожным в картине: ее глаза.
Казалось, от них исходил какой-то мягкий, приглушенный свет. Они смотрели прямо в глубину моей души.
– Куда бы ты ни пошел, она смотрит на тебя, – заметил Блейк, пока я пыталась освободиться от чар картины. Художник отказался от жестких контуров и с легкой нечеткостью сделал свое произведение каким-то живым.
– Она действительно жуткая, – вынуждена была признать я и не могла сказать, улыбается мне Дебора Уинтерли или смеется надо мной. Дождь хлестал по округлому окну туалета, а раскаты грома усиливали впечатление от портрета.
– Художник, похоже, применил в своей работе технику, аналогичную той, что у Леонардо да Винчи в «Моне Лизе». Про нее тоже думают, что она преследует тебя через всю комнату, – объяснил Блейк.
Я постаралась стряхнуть с себя гнетущее настроение картины.
– Ты когда-нибудь видел ее вживую в Лувре?
– Да. Но в то время, как Мона Лиза источает нечто безмятежное, нельзя то же самое сказать о твоей прародительнице.
Я фыркнула.
– Великолепно. Теперь это моя прародительница.
В свете телефона Блейка я могла видеть, как он поднял брови.
– Только ты здесь настоящая Мэнсфилд.
В тот же миг раздался оглушительный раскат грома, заставивший вибрировать весь дом, за которым последовала яркая вспышка, осветившая комнату. Я вздрогнула, когда картина Деборы Уинтерли оторвалась от стены и с грохотом рухнула на мраморный пол.
Глава 13
Какое-то мгновение мы с Блейком неподвижно стояли, уставившись на картину. Мурашки поползли по всему моему телу, а сердце забилось в груди.
– Как это произошло? – спросила я, тяжело дыша.
– Крепление, похоже, ослабло из-за бури, – сказал Блейк и освободил меня из своей жесткой хватки. Он посветил мобильником на картину, лежавшую перед ним на черно-белом кафельном полу. Затем осторожно нагнулся и слегка приподнял ее. При этом было видно, что удар повредил портрет Деборы Уинтерли. Золотая рама была сломана с одной стороны, и картина, на которой теперь было несколько царапин внизу, отошла от рамы.
– Мы уничтожили Дебору Уинтерли, – сказала я, и мне пришлось сглотнуть. Если проклятие до сих пор не настигло нас, то теперь оно нам гарантиро– вано.
– Это была буря, Джун.
Чтобы точно определить ущерб, я осторожно провела кончиками пальцев по боковым краям картины и остановилась, когда обнаружила под ней еще один холст.
– Здесь еще одна картина.
– Художники часто рисовали картины поверх других, чтобы сэкономить на стоимости нового холста.
– Я не это имею в виду, – сказала я, пытаясь показать Блейку свою находку. – Под ним еще один холст. Она не перекрашена, это две картины.
– А что на второй картине? – Блейк подал мне свой телефон, и я повернула его, чтобы посветить между двумя холстами.
– Кажется, какой-то сад, – сказала я, когда узнала некоторые цветы и забор. – Я вижу что-то вроде кустов сирени или роз. Но трудно сказать точно, слишком темно. Постой. – Мое сердце забилось быстрее. – Ты можешь посветить сюда телефоном?
– Конечно. – Блейк снова взял телефон и направил луч света на то место, которое я показала ему. Одной рукой я придерживала поврежденную раму, а другой очень медленно просунула кончики пальцев между двумя полотнами и вытащила пожелтевшее письмо.
– Видимо, картина использовалась как тайник, – пробормотала я, рассматривая нераспечатанный конверт. Нервное возбуждение охватило меня.
Сколько лет было письму? Кто его написал?
Блейк глубоко вдохнул.
– Просто положи письмо обратно.
Изумленная, я посмотрела на него.
– Ты это серьезно?
– Кто бы его ни спрятал, он что-то задумал, Джун.
– Но это же не причина, чтобы не читать его.
Блейк, по-прежнему прислонившись спиной к облупившейся стене, направил свет своего мобильного телефона на меня.
– Для тебя это невозможно, не так ли?
Я моргнула.
