Погибель королей Лайонс Дженн
Я услышал шум борьбы, чье-то рычание, лязг металла. А затем раздался звук, который невозможно забыть или с чем-то спутать: бульканье крови, вытекающей из перерезанного горла.
– Глупец, – пробурчал Тераэт.
- Тогда прекрасная дама подошла
- К тому месту резни, устроенной из-за кровавых страхов,
- Красный, желтый, фиолетовый и голубой,
- Она сказала: «Никого из вас я не возьму в мужья!
- Вы предали мою любовь!»
- Красный, желтый, фиолетовый и голубой…
Дракон закричал на другой ноте. Я почувствовал, как его песня касается моей кожи, эхом отзывается в моих барабанных перепонках, вибрирует в моих костях. Это был физический шок, осязаемое наслаждение.
Он пел.
Дракон пел вместе со мной.
- Затем она взлетела на небо
- И остается там до сих пор.
- Красный, желтый, фиолетовый и голубой…
За моей спиной кто-то снова завопил. Кракен разбросал людей по палубе, пытаясь вскрыть трюм. Раздался оглушительный треск, словно какой-то великан ломал деревья на растопку.
- И в ясную ночь можно увидеть,
- Как раздуваются ее паруса…
– Таэна! – завопил Тераэт и сбил меня с ног. На то место, где я только что стоял, упала мачта.
Я так и не научился петь, когда из меня вышибают дух, и поэтому умолк.
И дракону это совсем не понравилось.
Он взмыл в воздух и издал яростный вопль, от которого раскалывались уши. Его огромные крылья заслонили собой солнце. Это огромное существо добралось до корабля менее чем за три секунды. Я недооценил его размеры. Возможно, он уместился бы на Великой арене в столице Куура, но только если бы свернулся клубочком, словно кошка.
Старик пролетел над нами, и его тень укутала корабль, словно шелковый плащ. От дракона пахло серой и пеплом, горячей вонью печи и плавящегося железа. Пролетая, он лениво вытянул лапу и схватил кракена – вместе с досками палубы, за которые он цеплялся. Дракон подбросил дочь Лааки в воздух, словно клубок шерсти, и дохнул на нее раскаленным докрасна пеплом[48].
Наверняка вы слышали истории про огнедышащих драконов, но, поверьте, на самом деле все было гораздо хуже. Дракон извергал из себя не тот огонь, который можно увидеть на кухне или в кузнице, и не тот, что появляется при трении двух палочек друг о друга, и это было даже не магическое пламя, которое создают колдуны. Это был пепел тысячи печей, нагретый до такой степени, что он мог бы плавить металл, нагретый до белого каления. И летел он со скоростью тайфуна. Жар плавил, пепел все разъедал, и огненное облако выжигало весь воздух, так что дышать было нечем.
У кракена не было шансов.
Дракон заглотил обугленную, искореженную массу плоти, не дав ей упасть обратно в море.
Затем он развернулся, чтобы разобраться с нами.
Тераэт встал, и я тоже. Корабль начал крениться, и, хуже того, на палубу вышли Хамезра и Тьенцо. Раз две волшебницы здесь, значит положение дел совсем уж безнадежное и разобраться с драконом сейчас важнее, чем поддерживать корабль на плаву.
– О боги, Релос Вар… – прошептал я. – Сейчас сюда явится Релос Вар.
– Остров уже близко. Там мы будем в безопасности. Он посвящен Таэне, Релос Вар не посмеет показаться в одном из центров ее силы.
– А если я спою, это поможет?
– Скорее всего, нет. Будем надеяться, что ты уже привел Старика в хорошее настроение.
– А что будет, если он в хорошем настроении?
– Он улетит.
– А если он в плохом настроении?
– Тогда он испепелит всех нас за то, что мы посмели его разбудить.
Я посмотрел по сторонам.
– Если он собирается нас уничтожить, пусть поторапливается. Корабль ведь тонет. – Когда дракон оторвал кракена от корабля, в корпусе появились пробоины и в трюм хлынула вода.
Тераэт отвел взгляд от приближающегося дракона и посмотрел на тонущее судно.
– Проклятье.
– Он мне нужен.
Голос дракона был громкий и гулкий, не похожий на те звуки, которые издают животные. Я ожидал, что он будет шипеть, словно рептилия, но у него был скрежещущий шум стихий, подражающий речи.
– Отдай его мне, и я спасу твой корабль.
– Да, но обещаешь ли ты кормить меня каждый день и заботиться обо мне? – пробурчал я.
– Ты ему нравишься. Это хорошо, – сказал Тераэт.
– Да, я чувствую эту мощную любовь. – Я посмотрел в сторону кормы. – Клянусь Таджей, надеюсь, что эти люди умеют плавать. – Я отклонился назад, чтобы сохранить равновесие.
Тело Джувала медленно скользило по палубе. Тьенцо тоже начала соскальзывать, но Тераэт схватил ее за руку. Она странно на него посмотрела, но возражать не стала.
– Ты его не получишь. Он важен для меня, – ответила Хамезра. Я перевел взгляд с нее на дракона. Ее голос…
– Я не причиню ему вреда, матушка.
– Я сказала «нет».
– «Матушка»? – одними губами спросил я, глядя на Тераэта.
Уголок рта убийцы дернулся.
– Ее все так называют, – ответил Тераэт.
Я покачал головой. Нет, это было не просто вежливое обращение. Я никогда не слышал такого голоса, как у Хамезры, – ровно до тех пор, пока не заговорил дракон.
– Отдай его мне, или я…
Но их торговля слишком затянулась. «Страдание» потерпел слишком большой урон во время нашего бегства; снова раздался треск, гораздо громче первого, и корабль разломился пополам. Нижняя часть ушла на дно, а верхняя шлепнулась о воду. Палуба ушла у меня из-под ног, и на секунду я почувствовал себя в невесомости.
Вода накрыла меня с головой. Звук исчез, потом вернулся в виде приглушенного рева. Пока корабль тонул, мощное течение потянуло меня вниз, и я оказался в ловушке, из которой не мог выбраться. Я пытался плыть вверх, но свет над моей головой тускнел и удалялся все больше.
Вода показалась мне более теплой, чем я ожидал, но, возможно, все дело было в пышущем жаром камне, который висел у меня на шее.
Огромная лапа взрезала океан и выхватила меня из воды. Я оказался в клетке из гигантских когтей. Последнее, что я запомнил, – это острые запахи молнии и морской воды и глядящий на меня глаз огромного черного дракона. С чешуи дракона свисали водоросли. Наиболее четко я помню, что глаз был не желтый и не сверкающий, как у Старика, а синий. А может, зеленый.
А может, у него вообще не было цвета и он просто отражал то, что находилось вокруг.
18: Что узнал Джарит
(Рассказ Коготь)
Прочные кованые ворота поместья Миллигрестов украшал вычурный меч из красного металла. За оградой раскинулась широкая, идеально подстриженная лужайка, к которой примыкали площадки для фехтования и верховой езды, а также конюшня. Цветы здесь росли на невысоких грядках, о которые не споткнутся стражники и за которыми не спрячется чужак. По обеим сторонам главной дорожки, словно солдаты, стоящие по стойке «смирно», росли пальмы. Сам особняк оказался на удивление скромным: невзрачное трехэтажное здание, покрытое оранжевой штукатуркой, с зубчатым верхом и четырьмя башнями по углам. Он больше напоминал крепость, чем дворец: ни одного окна и только одна тяжелая входная дверь. В стенах даже были бойницы.
Эскорт передал Кирина на попечение другой группе солдат, которая привела его к главным воротам и отдала третьей. Солдаты провели его через дом во внутренний дворик, где били фонтаны и цвели апельсиновые деревья.
Солдаты приказали Кирину подождать и ушли.
Дворик был сердцем дома: на него выходили балконы на втором и третьем этажах, а на первом виднелись широкие арки. В центре дворика стояли плетенные из тростника стулья и стол, создавая место для дружеских встреч. Стена, располагавшаяся ближе всего к входной двери, была плоской и глухой, но кто-то давным-давно нарисовал на ней большую фреску со множеством деталей.
Кирин вытер потные ладони о разноцветные штаны и взглянул на фреску. На этой эпической картине были изображены куурские солдаты в доспехах; они сражались с ванэ из Манола, которые стреляли в них из луков и применяли против них магию. Кирин удивленно заморгал, вдруг сообразив, что куурцы на картине терпят поражение, – и это еще мягко сказано.
Скорее, ванэ устроили куурцам резню.
– «Погибель Кандора»[49], – сказал молодой женский голос. – Шедевр великой художницы Фелиции Насинте, созданный по заказу Лариса Миллигреста Четвертого. Прекрасная картина, не правда ли?
Кирин оглянулся, затем посмотрел наверх. На балконе второго этажа стояла девочка его возраста.
Она была одета в костюм конюха: грязные желто-коричневые штаны-«кеф» и короткий, туго зашнурованный жилет, который, возможно, когда-то был из белой парусины – пока она не повалялась в нем в грязи. Свои длинные черные волосы она заплела в две косы и увила их темно-золотыми лентами, которые были чуть светлее, чем ее карие глаза. Даже грязные разводы на лице и расцветающий на щеке синяк не умаляли ее очарования. Кирин, начинающий знаток женской красоты, предполагал, что она станет еще красивее, когда повзрослеет. Пройдет еще несколько лет, и любой мужчина будет счастлив носить ей поноску или переворачиваться брюхом кверху, а она будет командовать им так же легко, как сейчас достает из ножен висевший у нее на поясе меч с кривым лезвием.
– Впечатляет, – согласился Кирин, – если, конечно, тебе нравятся сцены сражений.
– Они лучше всего. Кроме того, это не просто битва, а самое важное событие в истории моей семьи. Ты знал, что мы происходим от императора Атрина Кандора?
Кирин снова посмотрел на картину. Кандор на ней в самом деле присутствовал – по крайней мере, там был человек в доспехах и с короной на голове. Кто-то всадил ему прямо в грудь черную стрелу, и из его руки падал большой сияющий меч. Уртанриэль, Погибель королей.
– Нет, не знал. – Кирин повернулся к ней. – Это ведь он уничтожил почти всех жителей Хорвеша?
– Это было давно. – Девочка перегнулась через перила. – А твой отец знает, что ты одет, словно уличный музыкант?
– Да, знает. А твоя мать знает, что не надо так заплетать косы? Люди подумают, что ты девочка.
Девочка рассмеялась.
– Ты смелее, чем я ожидала. Я думала, что ты больше похож на девицу, которая вечно готова упасть в обморок. Приходи на площадку для фехтования, тогда узнаешь, какая я девочка. Всыплю тебе как следует. Если будем биться об заклад, то ты без штанов останешься.
Кирин не был настроен флиртовать, но такую возможность он упустить не мог.
– Не шути с такими вещами. Кто знает, вдруг мне понравится?
Девочка покраснела – но это был не настоящий стыд, и из ее прекрасных глаз не исчезла смешинка.
– Если тебе не понравится, значит, мы делали все не так, – наконец ответила она – немного смущенно, словно она еще только учится флирту и еще не совсем твердо знает свои реплики. Затем она вздохнула: – Отцу бы мои слова не понравились. Он бы сказал, что я веду себя неприлично.
– Почему-то я сомневаюсь, что ты занимаешься только тем, что прилично – в таком-то костюме.
– Эледора, разве ты не должна тренироваться? – спросил капитан Джарит, выходя на двор через боковую дверь.
Девочка скорчила гримасу и тихо, жалобно вздохнула, словно прирожденная великомученица.
– Я просто…
– Живо, Дори.
– Да, Джарит, – пробурчала она и скрылась в одном из боковых коридоров, но перед этим успела подмигнуть Кирину.
Джарит покачал головой.
– Хорошо, что я тебя спас. Задержись я минут на пятнадцать, она утащила бы тебя на одну из площадок и стала бы фехтовать с тобой на раздевание.
– Большинство мужчин поддались бы ей, – ухмыльнулся Кирин.
– Да, но вряд ли главнокомандующий обрадуется, узнав о том, что его гордость и отрада играет в подобные игры с сыном музыканта из Нижнего круга. Это было бы более опасно для твоего здоровья, чем встреча с принцем демонов.
Во рту у Кирина пересохло.
– Она – дочь главнокомандующего?
– Да, так что выбрось из головы все недостойные мысли. Лично мне еще не приходится отбиваться от невест, но я уже вижу, что скоро этот день настанет. Пожалуй, женюсь на простолюдинке – хотя бы для того, чтобы послушать яростные вопли матерей из королевских домов, которые пытаются поймать меня в свои сети.
Внезапно Кирин почувствовал себя полным тупицей.
– Ты – тоже Миллигрест?
– А как, по-твоему, я так быстро дослужился до капитана? В великой столице нашего государства все построено на протекции, – с неожиданной горечью сказал Джарит.
– Проклятье. – Кирин поморщился. – Я сильно увяз, да?
– Так глубоко, что пора лопату нести. – Джарит улыбнулся. – Но да, она действительно одета, словно мальчик с конюшни. Пожалуй, это комплимент ей – то, что ты разглядел ее красоту за слоем грязи на лице. Обычно мужчины ухаживают за Эледорой, рассчитывая воспользоваться связями ее отца. – Капитан Джарит обвел рукой особняк. – Моя семья находится в странной ситуации. Мы – не королевский дом, но столько моих родственников занимали высокие должности – были Голосами Совета, генералами и так далее, – что мы практически равны монархам. Те, кто мечтает о власти, угождают нам, хотя мы – хорвешцы и обычаи у нас жуткие.
Кирин неловко переступил с ноги на ногу.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
Джарит минуту подумал, прикусив губу.
– Ты смело действовал в бою с демоном и снова показал себя храбрецом, попросив меня найти ту рабыню. Наверное, я не хочу, чтобы у тебя сложилось дурное мнение о нас.
– С чего бы это? – Кирин умолк. – Сестра Мореи? Ты что-то выяснил про Талею?
– Мне очень жаль, – ответил Джарит.
Кирин заскрежетал зубами и отвернулся.
– Она умерла?
– Можно считать, что да. Ее продали человеку, который считает пытки одним из своих любимых развлечений. Судьба его рабов незавидна.
– Я мог бы ее выкупить.
– У тебя не хватит денег.
– Откуда ты знаешь?
Джарит вздохнул.
– Я знаю. Неважно, сколько у тебя денег. Их все равно слишком мало. Будь ты даже принцем, это все равно ничего не изменило бы. Дарзин де Мон пригласит тебя к себе в гости и предложит отдать девушку, а затем запытает ее до смерти, просто чтобы увидеть твое лицо. Он обожает ломать людей. Мне стыдно думать о том, что мы с ним одной крови.
– Ты о чем?
– Он – мой двоюродный брат. – Джарит Миллигрест покачал головой. – Мы – гордый род, и наша история… – Он указал на фреску. – Мы жили и умирали, служа Империи. Он – пятно на репутации нашей семьи, но, по крайней мере, он носит другое имя. К сожалению, рабыню он приобрел по закону. И если он захочет ее убить, мы никак не сможем ему помешать.
– Это неправильно. Он может просто убить ее, а ты будешь сидеть сложа руки?
– По закону она – не человек, и поэтому это не будет считаться убийством. – Джарит покачал головой. – Прости. Если бы ее купил кто-то другой, я бы мог надавить на него, использовать влияние своего отца. Но если за нее попрошу я, то тем самым подпишу ей смертный приговор. Мой двоюродный брат любит меня не больше, чем я его, и он убьет эту девушку хотя бы для того, чтобы досадить мне.
Кирин закрыл глаза и стиснул кулаки. Во рту у него был вкус желчи и ненависти. Он посмотрел на фреску – на мертвых, искалеченных солдат Куура. Воины умирали. Они были пешками в игре, которую они не понимали. Скорее всего, они не хотели в ней участвовать, но это их не спасло.
Джарит хлопнул его по плечу.
– Идем. У нас хорошая библиотека и крепкий имбирный бренди, который после такого дня пойдет тебе на пользу. Подождешь там, пока отец не будет готов поговорить с тобой.
Кирин кивнул и пошел в дом вслед за Джаритом.
19: Сон о богине
(Рассказ Кирина)
Я очнулся в одиночестве, лежа на циновке из тростника. Пещеру, в которой я находился, наполнял сырой звук воды, капающей с камня…
Нет, подожди.
Я забегаю вперед. Сначала нужно рассказать тебе про сон. Хотя, наверное, это был не сон. С формальной точки зрения, я больше не вижу снов – с тех пор, как сделали мой гаэш. Мои ночи – черные, в них нет ничего – с той секунды, как я закрываю глаза, и до тех пор, когда я открываю их утром.
Поэтому это не мог быть сон.
Однако в промежутке между утоплением и новым пробуждением я испытал нечто, похожее на сон.
И это точно была не галлюцинация.
В моих ушах раздавался рев, ритмичный звук, который наступал и отступал под натиском моего пульса. На мгновение мне показалось, что этот шум и есть биение моего сердца. Я улыбнулся – ведь этот звук доказывал, что мое сердце бьется. Я еще жив.
Поверь, осознание того, что ты еще жив, когда должен быть мертв, – наслаждение, которое никогда не надоедает.
Затем я вспомнил про дракона. Я открыл глаза, выплюнул песок изо рта и огляделся. Я лежал ничком на песке, и волны с грохотом ударялись о скалы и берег вокруг меня.
Песок под пальцами был странный – мелкий, черный и блестящий, словно измельченный оникс. Я увидел скалы и плотный белый туман вдали, в море, и яркую зелень джунглей чуть дальше от берега. Джунгли возвышались вдали, ползли по бокам горы, вершину которой закрывали густые облака.
Сначала мне показалось, что берег пуст, но затем я изменил свое мнение: сквозь белую пену прибоя, нагибаясь и разглядывая камни, брела девочка.
Ей было лет шесть, не больше. Ее плотные и густые ярко-серебристые локоны поблескивали на солнце. За девочкой по воде тянулся подол маракорской рубашки.
– Привет? – Я попытался встать и с удовольствием выяснил, что могу это сделать.
На корабле никого, похожего на нее, я не видел. Она была похожа на человека – ну, то есть в общих чертах. Металлический цвет волос намекал на ее принадлежность к другому народу.
Пока я шел к ней, то кое-что заметил. Волны бежали назад, но там, где вода должна была остановиться и снова хлынуть на берег, она продолжала отступление. Весь океан решил, что он хочет оказаться как можно дальше от острова. Увидев лежащие на песке раковины моллюсков и подпрыгивающую, сбитую с толку рыбу, девочка заверещала.
– Нет, тут что-то не так, – пробурчал я. Что здесь не так?
Истории об океане. Истории, которые Сурдье рассказывал, когда я был еще маленьким, истории о смертельно опасных волнах…
– Уходи оттуда!
– Рыбки! – девочка указала вниз.
– НЕТ! Отойди от воды! – Я побежал к ней. Мы были близко, слишком близко к океану.
Когда я подхватил ее на руки, вода начала строить стену. Эта стена росла все выше и выше, а я мог лишь смотреть на нее, понимая, что опоздал. Я не успею добежать до безопасного места до того, как на нас обрушится волна.
Волна была огромная, черная. Она состояла из самых темных глубинных вод океанической бездны. Волна поднялась так высоко, что закрыла собой свет. Я закрыл глаза и отвернулся.
Я стоял у берега – и, что примечательно, меня не смыло волной и я не умер.
Только не думай, что я не был благодарен. Нет, просто меня это удивило.
Я оглянулся и посмотрел на волну. Вода застыла в воздухе, она стала абсолютно неподвижной. Она не росла и не уменьшалась; она нависла над землей, словно рок, который в последнюю минуту передумал и еще не вполне решил, кого он хочет уничтожить.
Девочка показала волне язык и издала неприличный звук.
– Ты не ранена? – Я посмотрел на девочку, затем снова на волну. – Почему она не падает?
Девочка обхватила меня руками и слюняво поцеловала в щеку. От нее пахло сладкими ванильными кексами, которые плавают во взбитых сливках.
– Глупыш, она падает. Но слишком медленно, вот ты и не замечаешь. Она уже давно-о-о падает. – Девочка извивалась у меня в руках, словно кошка, которая хочет, чтобы ее отпустили. Я поставил ее на землю, и она ускакала обратно к мокрому песку и принялась ахать над морскими звездами.
– Я не… – Я покачал головой. – Я не понимаю.
– Это ничего. Для тебя прошло уже много времени, и поэтому ты уже не помнишь. Сложно увидеть что-то настолько большое или старое. Большинство людей вообще ее не видят, и не увидят, пока она не обрушится. А это произойдет быстро. Очень быстро. И тогда… – Она разбросала вокруг себя песок. – Тогда она смоет все.
– Когда это произойдет?
– Ждать осталось недолго. – Девочка наклонилась и подобрала раковину. – Морская спираль. Красивая. На свете нет двух одинаковых. Их форма зависит от случая. От волн, песка, солнца, ветра.
– Напомни, кто ты?
Девочка ухмыльнулась.
– Ты уже знаешь.
Я сглотнул и огляделся по сторонам. День был прекрасный, солнечный, и слой тумана у берега смягчал жару. Воздух обладал свежей соленой сладостью, которая всегда исчезает в таких крупных портах, как Столица или Кишна-Фаррига. Над головой кричали чайки, сходя с ума от радости от внезапно обнаружившейся рыбы. Все вокруг казалось настоящим, если забыть о нависшей над головой волне.
Я стиснул зубы и перевел взгляд на девочку.
– Почему? – Если она – та, о ком я думаю, уточнять вопрос мне не придется. Моя богиня все поймет и так.
– Разве не смешно, что у коротких вопросов длинные ответы?
– Все равно, дай мне короткий ответ.
– Идет война. Она очень старая и очень плохая, и мы должны любой ценой одержать победу.
– Война? С кем? – Если бы Куур давно с кем-то воевал, я бы об этом знал. – Ты про ванэ, да?
– Нет, я про демонов.
– Про демонов? Но… – Я заморгал. – Ведь боги победили в той войне. Мы победили в той войне. Именно поэтому демоны должны нам подчиняться, когда мы их призываем. – Было так странно говорить об этом так, словно это произошло всего несколько лет назад, не больше пары десятков лет назад. Если когда-то и была война с демонами, то она закончилась так давно, что уже превратилась в легенду.
Но я вспомнил Ксалтората. Я подумал про императора – он ведь в основном был нужен именно для того, чтобы изгонять демонов или появляться там, где какому-то демону удавалось собрать вместе достаточно себе подобных и устроить Адский марш. Жители Маракора и Джората, скорее всего, искренне верили в то, что мы все еще воюем с демонами.
Девочка сочувственно взглянула на меня.
– Нет, мы не победили. В этой войне проиграли все. Она не закончилась, просто возникло затишье, перемирие. Противники отступили в свои убежища залечивать раны – столь жуткие, что на выздоровление у нас ушли тысячи лет. – Она вздохнула. – А теперь мы готовы начать все это снова, только на этот раз отступать нам некуда.
Я скрестил руки на груди и уставился на море.
– И какая роль во всем этом уготована мне?
– Большие волны начинаются с маленькой ряби. Лавины начинаются с одного камешка.
У меня сдавило горло.
– Я… Я – твой камешек?
– Да. Кроме того, ты сам вызвался.
Я застыл. Неужели я действительно вызвался добровольцем?
– Ничего такого не помню, – сказал я наконец.
– Ну разумеется. Ведь ты тогда еще не родился.
– Не родился… – Я взял в себя в руки, чтобы не закричать. – А если я не хочу быть твоим камешком? Ты – богиня удачи. Разве у тебя нет слуг, которые приносят тебе обед или убивают твоих врагов? Я не хочу быть героем. Подобные истории плохо заканчиваются. Славный мальчик из деревни убивает чудовище, получает в жены принцессу и лишь тогда обнаруживает, что ему досталась высокомерная, капризная девица, которая считает себя во всем лучше него. Или он так упивается собственным величием, что начинает повышать налоги и возводить золотые статуи в свою честь, пока его народ умирает от голода. А избранные – такие, как император Кандор, в конце концов остаются гнить в джунглях Манола, утыканные стрелами ванэ. Нет уж, спасибо.
Девочка бросила ракушку через плечо, и та разбилась о камни.
– Тогда уходи. – Ее голос был не особенно похож на детский, но, с другой стороны, он уже давно изменился.
Я повернулся вокруг своей оси и раскинул руки, обводя берег, остров, море.
– А у меня есть выбор?
– Есть. Они приведут корабль, и ты сможешь отсюда выскользнуть. – Девочка улыбнулась, но глаза ее были печальны. – Неужели тебе кажется, что я не оставлю тебе выбора?
– Пока что ты мне его не давала.
– Значит, твоими решениями управляю я? Я заставила тебя освободить рабов на борту «Страдания»? Любопытно. Кто бы мог подумать, что у меня такая власть над тобой. – Она наклонилась, чтобы подобрать еще одну раковину. – Можешь не верить мне, если хочешь, но у тебя есть возможность уйти. Купи ту таверну, пей эль, заигрывай со служанками, а всех этих людей оставь в прошлом. Может, сумеешь спрятаться среди врагов, раз уж ты бросил друзей.
– Проклятье, ты ведешь нечестную игру! – воскликнул я, в ярости пиная камни.
– Правду часто неприятно слушать. – Девочка подошла ко мне. Ее большие фиалковые глаза пристально глядели на меня. – Я выбрала тебя из-за сентиментальности, из-за ностальгии, но не потому, что ты незаменим. Я могла выбрать другого. Уходи, если хочешь. То, что я даю тебе, истории Сурдье называют даром, а ты – проклятьем. Я открою тебе тайну, которую не знают тысячи людей, мечтающих стать героями: это и дар, и проклятье. Так было, и так будет всегда. Это удача и неудача, радость и боль. Они всегда будут вместе. Если ты пойдешь за мной, тебе не станет лучше. Герой, с которым не случается ничего плохого, – не герой, а просто избалованный неженка.
– Значит, испытание на стойкость?
– А что тогда, по-твоему, жизнь? Каждому достается своя боль, и не важно, почитает он меня или нет.
– Да неужели? Ведь именно после того, как я отвернулся от тебя, в моей жизни стало так много дерьма.
– Нет. – Она покачала головой. – Это в твоем характере стало много дерьма. Посмотри по сторонам. Ты раб-наложник с гаэшем какого-то слюнтяя торговца? Музыкант-кастрат какого-нибудь аристократа из Кишна-Фарриги? Может, ты принадлежал, хотя бы недолго, старому доброму Релосу Вару? То, что ты стал рабом, спасло тебе жизнь. Ты был убежден, что на тебе лежит проклятие, и поэтому, кроме него, ты ничего не видел. Ты отказался от удачи, от всех счастливых случаев, которые тебе подворачивались.
– А как же Мия?
– Ее спасать не надо. – Девочка взяла меня за руку. Ее ладонь была маленькая и теплая. – Что бы ни случилось, какие бы цепи ты ни носил, свободен ли ты, решаешь ты сам, и больше никто.
– Прости, но мой гаэш свидетельствует об обратном.
Девочка закатила глаза.
– Твой гаэш – ничто. Ты всегда будешь свободен, всегда сможешь решать, как отвечать на то, что с тобой происходит. Если ты всегда обладаешь свободой воли, пусть даже она состоит в том, чтобы не подчиниться гаэшу и умереть, тогда ты свободен. У тебя может быть мало возможностей для выбора, но выбор по-прежнему остается за тобой.
– Что ты хочешь сказать? Что я должен перестать ныть?
Она ухмыльнулась.
– Да.
– А, ну тогда ладно. – Я наклонился, посмотрел на ракушки и на темную волну. – Я в самом деле могу обо всем этом забыть и начать жизнь сначала?
Она стиснула мои пальцы.
– Нет.
– Но ты только что сказала…
– Ты можешь уйти. Я не солгала – этот выбор у тебя есть, но он почти всегда связан с разными ловушками и хитросплетениями. Даже если ты перестанешь бежать, не думай, что твои враги прекратят погоню или поверят, что ты не опасен.
– А откуда у меня вообще враги? Мне же всего шестнадцать! Я нажил себе только одного врага – Хариса. По какому праву другие люди хотят меня убить?
Она почти улыбнулась. Почти.
– Еще немного, и ты заявишь о том, что это несправедливо.