Напряжение на высоте Ильин Владимир

Не было обычных приветствий и заверений в благорасположении – но было признание другом. Хлестнуло по нервам недопустимое слово, уместное только в разговорах с подчиненными, но вполне допустимое в нотациях от старших. Изнуряющая беседа, в которой, по замыслу хозяев, князя Юсупова будут возить мордой по полу, а тому останется лишь улыбаться, только что началась.

Князь застыл, выпрямившись на своем месте, и поймал взгляд старшего по возрасту, но никак не по происхождению и силе воли. Этот вечер обойдется без улыбок.

– Я желаю поговорить о воспитании, – акцентировал каждое свое слово император постукиванием указательного пальца по подлокотнику, – о главной добродетели, способной сохранить и приумножить достояние семьи.

Юсупов внутренне подобрался и бросил взгляд на дочь. Как и любой политик, он прекрасно знал, что в фундаменте любой благообразной речи кроются убедительные мотивы для абсолютно любых поступков. А самую главную цель притязаний не стоило и искать – Рюриковичи наверняка хотели бы получить часть влияния на пророка, его Ксению. Да хотя бы знакомством с принцессой, общество которой, безусловно, пойдет любому воспитанию только на пользу. Сейчас непременно припомнят оскорбление дяди императора, подводя речь под главные аргументы.

– Разве не родители должны объяснять детям, как следует себя вести? Не они ли обязаны прививать чадам уважение к людям, укладу жизни и законам?

Князь слегка расслабился, услышав положительный ответ своим предположениям. Ну, тут утрутся – еще не хватало отправлять свою дочь в этот вертеп, называемый высшим светом…

– Истинно так. – Оттаяв, Юсупов обозначил внимание к беседе коротким наклоном головы.

– Так какого демона твой сын творит?! – рявкнул монарх вовсе аполитичным вопросом, заставив в испуге задрожать оконные стекла.

– Что? – поднялись княжеские брови, а недоумение заставило дернуть локтем. – Какой сын?

Юсупов моментально вспомнил местоположение всех трех своих сыновей, припомнил все их прегрешения и нашел таковые умеренными. Не в той мере, чтобы вызвать гнев монаршей персоны.

– Максим, – поиграл желваками император.

– Признаюсь, уже не в первый раз слышу это имя. Равно как то, что его называют моим сыном. – Князь собрался с эмоциями, стараясь выглядеть безмятежным.

Хотя обвинения в этом месте от такого человека в адрес давно списанного со счетов ребенка его всерьез обескуражили. Безусловно, он знал о существовании Максима – технического ребенка, рожденного только для одной цели. Воспитание пророка поиском потерянного родственника – таковой оказалась цена будущего благополучия клана много лет назад. Князь пошел на этот шаг с тяжелой душой. Но ровно с теми же эмоциями отправлял на смертный бой и других своих родичей, надеясь, что тем удастся выжить.

Максим выжил, вырос, был усыновлен, и этого было более чем достаточно, чтобы успокоить совесть. Статус бастарда как защита от враждебного влияния Шуйских, подобравших мальца под свою руку, чтобы не смогли навредить через него клану. Проникновенная беседа о важности крови в исполнении Амира. И полная свобода действий для чужого в общем-то человека, которого не довелось видеть лично, не говоря уж о любви и гордости…

Ах да, пророка они все-таки воспитали, а значит, все было не зря.

– Тебе что, было жалко подарить ему город? – чуть подался вперед император. – Ты чем думал, когда бросил его без внимания?!

– Это внутренние дела клана.

– Черта с два!! Внутренние дела завершились, когда он снес башню Черниговских! – Подлокотнику кресла достался удар раскрытой ладонью. – У моего порога! Перепугав всех свитских!

Как ни держал лицо князь, но изумление все же взяло верх. Он конечно же читал сводку происшествий, но никак не связал этого Самойлова с другим, которому полагалось тихонечко стареть в отдаленном княжестве.

– У него похитили невесту, – тихонько, тонким девичьим голоском вплелись слова в отзвук монаршего гнева.

Изумление скакнуло еще раз, потому как произнесла это принцесса Елизавета.

– Мы не имеем претензий по разрушенной башне, – тут же скороговоркой произнес цесаревич, словно пытаясь успеть до нового раската отповеди от отца.

Князь Юсупов недоуменно перевел взгляд с одного на другого.

– Ладно… – выдохнул император, в самом деле погасив новую вспышку гнева. – Мы не имеем претензий по башне, – проворчал он. – Раз мой сын просит за твоего… Но за Екатеринбург мне кто ответит?!

– А Екатеринбург же на месте… – чуть обескураженно повернулся Юсупов к дочери.

Они только недавно пролетали над городом.

– Восславим же великокняжеское воспитание, – едко отозвался император. – Мне сожгли только пригород.

– Это воспитание приемной семьи, – открестился князь.

– Это твое небрежение, – будто похолодел воздух от слов. – Только твое легкомыслие. Мастеровой будет объяснять ему уклад в стране? Твоя кровь станет его слушать?

– Шуйские, – привел князь контрдовод, с легкостью сваливая всю ответственность на старых врагов. – Нелегко признавать потерю ценного ресурса, но бастард целиком ушел под их влияние. Горько осознавать, чем все это кончилось.

– Тем, что твой сын вытащил из Серебряного бора одного человека и выкинул его из самолета, – сменился тон на доброжелательный.

– Насмерть? – мигом выпалил Юсупов, затаив дыхание от надежды и волнения.

А рана на плече заныла застарелой болью.

– Насмерть. А затем откачал и притащил в Москву. Ты представляешь, как сильно эти деяния бьют по молодой голове? У него все получается, он творит все, что захочет. Его защищает передо мной мой сын. Что, по-твоему, станет его следующим шагом? – вкрадчиво произнес император.

– Мне неведом образ мыслей чужого мне человека, – нахмурился князь.

Хотя, если признаться честно, поставить фамилию иного своего сына под эти поступки было бы приятно. Украсть невесту – Черниговский совсем с ума сошел! Произошло бы такое с его старшим – сметенная в пыль башня была бы идеальным ответом, достойным, крайне убедительным, но, увы, несбыточным. Твердыни охраняются так, что… Князь осекся, пытаясь представить, как это вообще удалось сделать. И чуть не пропустил следующие слова императора, зацепив их в последний момент, оттого осознавал содержание некоторое время.

– Он вскрыл хранилище Борецких. Тут, в Москве, – смотрели на него холодные глаза.

И в них не было ни понимания, ни прощения.

– Механизм мертв, – отозвался князь, произнеся очевидное.

– Механизм запущен, – надавили на него тоном и волей. – Твой сын вскрыл хранилище и демонстративно оставил его в таком виде, чтобы мы это увидели.

– Он… – почувствовал себя весьма неуютно Юсупов.

– По твоему счастью, Механизм включили девятнадцать лет назад, – жестко произнесли ему в лицо.

Потому что включи его даже бастард – никакие оправдания не нашли бы места. Им бы это не простили. Никому бы не простили.

– То есть он пожелал предупредить нас об этом?

Император разжал правую ладонь и продемонстрировал неровно оторванный клочок бумаги с кратким текстом на нем. Поднял с ним руку, чего было вполне достаточно, чтобы цесаревич аккуратно подхватил листок и направился с ним к князю. На ходу, впрочем, тоже ознакомившись с содержимым и, судя по взгляду, оставшись от увиденного весьма обескураженным.

Юсупов получил бумажку, посмотрел на императора, на принцессу. Мельком глянул на мило улыбающуюся дочку.

«Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет», – было написано аккуратным почерком.

Князь перечитал строку заново и перевернул бумажку в поиске продолжения – того самого, что было и в «Повести временных лет». «Идите княжить и владеть нами» – такими словами должны были завершиться слова разобщенных племен Руси, вызвавших более тысячи и ста пятидесяти лет тому назад первых Рюриковичей из-за моря на княжение. Но этих слов не было.

– Что говорят Борецкие? – С силой сжав листок, Юсупов постарался увести разговор в сторону.

Но сердце все равно ныло о неизбежности беседы – о том, что Рюриковичи, по мнению одного молодого человека, либо не справляются, раз призваны, а в стране все равно бардак… либо, что крамольнее, вовсе не нужны.

– Княжна Борецкая знает о Механизме. Но не знает, как его отключить.

– И она молчала?!

– Вы не спешили защитить ее семью, – недовольно фыркнул император.

Значит, виновным за Механизм назначат всех князей, а не того, кто раскрыл деяния Борецких и надоумил начать войну. Впрочем, узнали бы сами – и действовали бы в точности так же.

– Демоновы солнцепоклонники! – прорычал Юсупов. – Я был за то, чтобы вырезать их под корень. Вместе с этой безумной бабой! И я был прав!

– Прошу проявлять вежливость, когда вы говорите о сестре моей матери, – неожиданно строго подал голос цесаревич.

– Приношу извинения, – отмахнулся от него князь без особого почтения, куда больше пытаясь обуздать гнев на Борецких.

Сумасшедшие, пытавшиеся призвать свое божество на землю, дабы в числе первопророков овладеть силой солнца и безудержной энергией термоядерного распада. Запрещенные знания каленым железом выжигались из каждой разоблаченной секты солнцепоклонников, но последователи таились, а для соблазна молодых и амбициозных ученых не нужно было много ресурсов. Подозревать в этом крещеных Борецких сначала было попросту глупо, а потом – поздно.

Не было информации, насколько далеко они продвинулись, но аналитики единодушно признали, что раз нет попыток изменения мироустройства, то им далеко до завершения. Войну поддержали практически все, большей частью поддакивая жадными гиенами малых родов в ожидании своей доли от раздирания на части богатейшего княжества. Но им первым достались токсичные подарки от Борецких – «виртуозов» водной стихии, каждый из которых был способен лишить питьевой воды целую область, заставляя ее жителей болеть и умирать от жажды и кислотной воды с небес, подменившей привычные дожди. Затем последовали наводнения, цунами и диверсии на водохранилищах…

Словом, когда гиены рыдали о перемирии, а крупные кланы додавливали еретическую мерзость, появились сведения о Механизме. Борецкие отказались от власти над солнцем, но за годы войны смогли придумать, как его призвать во всем величии, наплевав на то, что планета такого не выдержит. Впрочем, Борецких в те дни оставалось не более пары десятков, и огненный саван размером во всю Землю был для них красивым исходом, вычеркивающим из войны победителей и не оставляя побежденных. Императора тогда смогли убедить стать посредником, примирившим враждующие силы. Ведь все очень хотели жить – и Борецкие, и другие великие кланы. И император – тоже.

– Я смотрю на тебя и даже начинаю верить, что ты не был в курсе всего этого, – проронил монарх фразу в адрес Юсупова.

– Девятнадцать лет назад… – приподнял Юсупов бровь, намекая на давность запуска.

– А годом позже родился исполнитель, который к тебе практически не причастен. Даже живет на землях Шуйских. Только кровь все равно твоя. Ты решил себе власть забрать? Равным среди равных быть надоело? Пророка создал, пряча в его тени истинный замысел?!

Князь Юсупов даже опешил на мгновение от абсурдности обвинений. Но та извращенная логика, что оплетала чужие мысли, и в самом деле имела право существовать. Ведь перед лицом всеобщей смерти способно измениться очень многое – люди будут искать того, кто поведет их к спасению. И если предположить, что все устроено Юсуповыми, то именно они и будут способны все завершить. Для подстраховки, разумеется, спасителем станет Самойлов – тот самый, что Юсуповым враг, живет на земле врагов, но Юсупов кровь от крови. А там всплывет и запись на бумажке… Бред, но человек пред ним был страшен в своем заблуждении.

– Он просто боится, – легкомысленно и вовсе не таясь произнесла Ксения.

– Не стоит вмешиваться в разговоры старших, – мигом попеняла ей Елизавета.

– Иначе что? – смешинкой отреагировала та.

– Не поможет и прорицание, – зло ответили ей. – Что там, впереди, мм?..

И князь – да и император наверняка – решил повременить с гневным окликом. Потому что обоим было одинаково интересно до грядущего.

– О-о, я вижу мир в огне… – легко рассмеялась Ксения, – залитый жаром и лишенный воздуха. Без подданных, но с золотом, которое нельзя есть.

– Не смей мне угрожать, девчонка! – не выдержал император. – Не забывайся. Ты властна над будущим, но не над прошлым.

В закрытом помещении резко потянуло холодным ветром и Силой, пробрав до ужаса предчувствием близкой беды и неизбежности. Всколыхнули воздух, распахиваясь, артефактные щиты вокруг Юсуповых, прикрывая слой личной защиты.

А в полумраке вечернего зала стали проявляться полупрозрачные силуэты людей – статных, высоких и широкоплечих, в мундирах различных эпох на плечах. Чем старее была эпоха, тем ветшалее одежда и прозрачнее облик. Но даже в пятом явившемся на зов Силы Крови легко угадывались лица с портретов, украшавших стены Большого Кремлевского дворца. Пять последних из ушедших императоров Рюриковичей явились на зов потомка – и ощущение силы пятерых «виртуозов», готовых призвать стихию во всю мощь, проявилось даже в реальности, расползаясь паутинкой трещин в паркете и стенах трехсотлетнего здания.

С громовым ревом десятка разом ударивших молний нечто огромное обрушилось на крышу над Александровским залом – с жалостью проскрипели перекрытия, куски расписной известки и лепнины с потолка бессильно обрушились вниз. А наискосок через все шесть окон зала медленно прошел свитый из молний монструозный драконий хвост, шипя обращаемым в пар валившим снегом.

Эти две Силы Крови еще никогда не сталкивались в открытом бою. Но нрав довольно мерзкой твари, прозванной Драконом Юсуповых, был знаком всякой старой семье, равно как и то, что электрическое разумное чудище не угомонится даже после гибели хозяина, а значит, и центр Москвы непременно обернется огненным пепелищем.

Но сопутствующие потери мало волновали закутанных в щиты и изготовившихся к смертоубийству одаренных. Казалось, всего мгновение – и, быть может, взгляд, жест, случайное движение, слово или слишком громкое дыхание способны начать битву, по исходе которой у сторон не останется сомнений и подозрений относительно проигравших: потому что трупам можно простить все.

В миг пикового напряжения, когда любая мелочь могла сорвать все в кровавую бойню, а упертые друг в друга взгляды уже не ведали пощады… В миг, когда все, кто хоть кое-как мог чувствовать движения Силы, со всех ног бежали из дворца либо же подтягивали подкрепление к дверям…

Именно этот миг избрала откормленная жирная мышь, чтобы вальяжно пробежаться по прямой из угла в угол зала.

Первым глаз дернулся у императора. С этой скотиной, заведшейся пять лет назад, он был знаком, как и с выводком ее потомков. Не помогало ничего. Какой диверсант пронес ее во дворец, успешно вызнала разведка. Равно как и то, что на эту мышь, прозванную Лучинкой, было выписано именное приглашение, а значит, впустил он ее сам. Убить живое существо, приглашенное самолично, он не мог. Равно как не могли это сделать его слуги, на которых распространялось обязательство по обслуживанию гостей, а вовсе не по их убийству. Юридический казус, по счастью, не вышел за стены дворца. Надежда оставалась на котов и законы природы – они не регламентировались приглашениями. Хотя в случае смерти мыши кота пришлось бы выставить за порог, как полагается возмущенному хозяину, на гостя которого напали. Шуйские вообще прислали отписку, что никакой мыши не забывали и все их мыши находятся в их дворце. На гербовом бланке. Официальная позиция княжества. Какой-то бред…

– Прогнило где-то, – проводив мышь взглядом, спокойно вымолвил Юсупов.

И не поймешь – про дыры ли он в паркете…

– Елизавета, угомонись, – отдал короткое приказание император.

И тени вызванных предков – всех, до кого смогла дотянуться внучка, – исчезли. Сильна, что говорить… Пять – неплохо…

Вместе с ушедшими императорами пропало давящее ощущение Силы.

Разве что драконий хвост за окном продолжал движение маятником.

– Ксения, прекрати, – произнес князь.

И его дочка отпустила призыв, исчезнувший в ночной тишине, будто и не было.

А уважительный взгляд в адрес его кровинки от самого императора пришелся медом на сердце. Сильна…

– Не следует угрожать той, чей брат способен уничтожить мир, – не удержалась Ксения от завершающей фразы, вызвав чуть ли не мигрень у отца, – и чей брат способен его спасти. – Мигрень тут же сменилась заинтересованностью. – Единственный, кто вообще способен сделать это за оставшиеся месяцы.

Оглашение срока наждачкой прошлось по княжеским нервам. А Рюриковичи, по всей видимости, были уже в курсе.

– И как? – уперся в девушку взгляд императора.

– Если ему не будут мешать. И если он захочет.

– Вздор! Он что, не хочет жить? – недовольно произнес хозяин палат, отклоняясь на кресло.

– Борецкие тоже хотели жить, – дипломатично отозвалась Ксения. – Он знает, что одно желание не помогает.

– Мои гарантии его устроят, – постановил без малейшего сомнения император.

– Потребуются гарантии получше слов.

– Например? – приподнял тот бровь.

– Отдайте за него Елизавету, – улыбаясь ангельски, указала на нее девушка. – Ваши ресурсы ускорят решение проблемы, а родство сгладит иные конфликты.

– Дополнительный контроль… – задумчиво качнул головой император, а затем охнул, извиняясь перед внучкой: – Прости, родная!.. Разумеется, это неуместно. За безродного незнакомца…

– Я признаю своего сына, – осознав ценность статуса спасителя мира и возможные прибыли от контроля над Механизмом, выдал князь Юсупов.

– Вы только гляньте… – изобразил удивление и иронию Рюрикович.

– Думаю, следует замкнуть решение текущих вопросов на нас с тобой. Я сам обеспечу контроль над Максимом.

– Мне как-то привычнее работать с твоим отцом, – одной ироничной фразой вбили князя в пол.

Потому что, будь ты хоть сотню раз главой клана, вопросы выживания станут решать с истинным патриархом рода.

– Тем более что дедушка хорошо знаком с Максимом – он его учил некоторое время, – вмешалась Ксения с развернутым ответом, отчего-то встав на чужую сторону.

Предательница!.. Что значит «учил»?!

– Учил? – эхом произнес весьма недобрым тоном император. – Поня-ятно… – Затем упер взгляд в князя и продолжил изобличающим, жестким тоном: – Город! Подарил бы Максиму паршивый город! С проблемами, искушениями, взятками и красивой жизнью!..

– Тогда мы не узнали бы о том, что конец мира близко, – по неприятной, но, видимо, уже традиции прервала императора его внучка.

– Замуж пойдешь! – рыком выказал он ей неудовольствие.

– А я и не против, – потупила та взгляд. – Юноша приличный, из хорошей семьи. Я с ним знакома… заочно… Он мне как-то розу подарил… – Взгляд принцессы приобрел оттенок мечтательности. – Как вы, дедушка, скажете, так и будет, – тут же приосанилась она примерной девочкой.

– Осталось договориться с Максимом, – указала на важное Ксения.

– С его дедом договорюсь, – отмахнулся император.

– Я не о свадьбе, – мягко поправила она его, – а об условиях.

– Елизавета, решишь, – постановил император, поднимаясь с кресла.

Аудиенция завершалась, а снегопад и не думал униматься.

Во всяком случае, даже недолгое движение к машинам князя и принцессы Юсуповых все равно привело к тому, что пришлось отряхивать руками шубы от снега, чтобы не нанести его в салон.

Зато сейчас на руины, оставшиеся от башни Черниговских и ныне огороженные красно-белой строительной лентой, князь смотрел совсем иначе. С гордостью.

– Не следовало отдавать брата в пасть Рюриковичам, – попенял князь дочери, стоило им оказаться в родных хоромах дворца в Большом Харитоньевском переулке, – даже если это поможет спасению мира.

Потому что клан всегда будет важнее даже всего мира целиком.

– Это не поможет, – пожала та плечами. – Скорее навредит.

– Прости?.. – с удивлением посмотрел на девушку отец.

– Принцесса Елизавета Максиму не нужна. Он любит другую. Ему, кроме той невесты, вообще никто не нужен, – ответила дочь честно.

– И зачем ты тогда настаивала на этом? – не понимал князь, внутренне раздражаясь.

– Но как же иначе, отец? – искренне взглянула на него снизу вверх Ксения. – Она смела нам угрожать. Пусть теперь брат ее за это наказывает, – ожесточилось лицо девушки красивой внутренней яростью, свойственной ее матери.

Отец аж залюбовался.

– Смотри, чтобы брат про это не прознал, – фыркнул он, – иначе сам тебя выпорет.

– Я – пророк, – отмахнулась она с превосходством. – Мне ведомо будущее.

После чего горделиво пошла вперед, приподняв голову и чуть прикрыв глаза.

Затем ойкнула, схватилась руками за попу, поалев щеками, и в панике обернулась к отцу:

– Б-будущее изменилось…

Глава 9

Работа переводчика устной речи – в донесении смысла сказанного без искажений, максимально соответствуя содержанию произнесенных фраз. Словно в фильме, озвученном на один голос, где внимание зрителя все равно обращено на главных персонажей, легко перекрывающих своими эмоциями и мимикой бесцветный фоновый перевод – в той степени, что закадровый звук через какое-то время перестают замечать.

Тот, кто стоял за левым плечом руководителей клана Аймара последние три дня, искренне старался выполнить возложенную на него миссию и переводить так, как привык это делать: от него – слова, от нанимателей – эмоции.

Так вот, это не работало.

Люди не хотели смотреть на Аймара. Вернее, они боялись на них смотреть.

Но как иначе они поймут емкие фразы, сказанные с застывшей маской лица? Как передать им глубину смысла брошенной фразы от главы великого клана, глаза которого полны холода и пренебрежения? Где в легком движении брови – великая милость, а дернувшийся уголок губ отражает такую степень раздражения, что человеку уж точно стоит это видеть, а не отводить вгляд, упирать его в пол или цепляться взором за детали богатого одеяния. Хотя бы из чувства самосохранения.

Собеседники в основном смотрели на него, переводчика из соседней и союзной страны, простого и понятного, разумно полагая его гораздо более безопасным, чем те, за кого он говорил. Частенько бросали легкомысленные фразы вроде: «Объясни им, что у нас так не принято», – просто не понимая, что недавнее «нет» или «да», переведенное на русский, придавило бы их бетонной плитой, ежели бы те просто рискнули поднять взгляд на патриарха Аймара.

Перевод выходил неполным. А юноша из герцогства Беларусь считал себя хорошим специалистом.

Поэтому ему пришлось пропускать всю полноту смыслов через себя, забирая от Аймара не только слова, но и их внутреннее содержание, передавая всю энергетику и неотвратимость, стоя в центре мощной ауры заокеанских гостей.

И эти фразы меняли его, перестраивали душу, ломали его-прежнего – слегка легкомысленного, доброго и немного наивного, выстраивая на месте легкой и воздушной конструкции души мощный фундамент угрюмой твердыни.

Он боролся с этим, стараясь вынырнуть из образа в те редкие моменты, когда с Аймара сталкивались равные, нуждавшиеся лишь в тихом голосе, переводившем с одного языка на другой. Например, в Кремле. Но стоило сделать хотя бы шаг в сторону из коридоров с красными дорожками – и люди вновь желали видеть в необычных гостях примитивных туземцев, пусть и жутковатых на вид. Оттого даже чиновники уровня замминистра позволяли себе бросить: «Передай этим…»

В таких случаях переводчик спрашивал: «Что?» тоном Аймара, и люди переставали смотреть на него тоже, потея и отводя взгляд. А в душе юноши вечная весна молодости окончательно сменялась мрачным багрянцем поздней осени. Потом случились содержимое пакета в машине, бессонная ночь… и осенний лес сгорел дотла.

В холл гостиницы на Большой Якиманке он входил один, удерживая в левой руке среднего размера холщовый мешок, а правой двигая от себя распашную створку стеклянной двери. Замер и пожелал было отойти в сторону, заприметив через стекло выходящего гостя – осанистого, представительного господина на четвертом десятке лет с начинающейся сединой, но тот зеркально отразил его движение. Через мгновение пришло понимание, что этот незнакомый человек в длинном темном пальто, с проглядывающей белой рубашкой и галстуком – он сам. Просто постаревший за пару дней столь сильно, что не оставалось ни слов, ни эмоций. Восприятие себя-нового затянулось на десяток секунд, за которые на заснеженную улицу, под идущий валом снег из гостиничного тепла успел выскочить швейцар и предупредительно распахнуть перед ним дверь.

Переводчик равнодушно зашел внутрь, нашел взглядом ресепшен и зашагал к ней по богатым коврам, пущенным по полу внахлест, оставляя за собой снежные отпечатки подошв. Вежливый вопрос про возможный багаж остался за спиной без ответа.

Прохладное дерево высокой стойки, молодая красавица в белоснежной блузке с коротко собранной прической темных волос.

Путешествует он один или со спутниками?

Легкая усмешка появилась на его лице после любезного вопроса девушки. Спутники остались на улице, в трех черных внедорожниках, хотя они весьма хотели зайти вместе.

Но после того, что переводчик услышал в эту ночь, у него осталась одна просьба к главе клана Аймара. И она нашла понимание. Только поэтому он здесь сейчас один.

«Я бы хотел, чтобы моя гибель не была несчастным случаем», – именно это он просил, узнав слишком многое для случайного человека.

А в ответ на бесстрастный взгляд, в котором он все-таки научился различать легкий интерес, добавил столь же рассудительно и спокойно, без истерик и лишних эмоций:

«Если погибну на служебном задании, родители получат пенсию. За несчастный случай – ничего не положено. Скверно получится».

Хотя конечно же кто другой попытался бы жить самообманом, веря, что раз его направил сам герцог, то заморским гостям придется отвечать за его жизнь перед главой государства. Но там, наверху, определенно договорятся. Быть может, кто-то другой возжелал бы сбежать и выгадать себе пару дней жизни по темным подвалам, скуля от жалости к себе, от злости на жестокий рок и чужие тайны, до которых ему никакого дела, и был бы пойман и казнен. Или, обезумев от страха, постарался бы продать тайны кому-либо еще, выторговывая себе жизнь и свободу – в чужом городе, в чужой стране, где чужаку скорее заплатят его легкой смертью, а товаром будет быстрое признание. Альтернативой же – пытки.

Иногда все варианты настолько скверны, что, выбирая из них, в первую очередь хочется оставаться достойным человеком.

– У меня посылка для его сиятельства князя Черниговского, – переводчик поставил сумку с нетяжелым содержимым на стойку, – лично в руки.

– К сожалению, его сиятельство в отъезде, – изобразила печаль девушка на ресепшене.

– Мне стоит его дождаться? – посмотрел мужчина на настенные часы.

– Боюсь, его сиятельство вряд ли сегодня появится. Изволите оставить сообщение для его секретаря?

Странные эмоции поднялись в душе – от сожаления до приятного облегчения отсрочкой. Но были тут же изгнаны.

– До какого числа он будет в отеле?

– К сожалению, информация о гостях закрыта. – Еще одна очаровательная грусть и фальшивое сопереживание на лице.

– Хорошо. Я бы желал занять самый лучший номер и ожидать его сиятельство.

– Отличное решение! Мы готовы предложить вам одноместный номер категории «делюкс»…

Переводчик поймал взгляд девушки и добавил тоном, уже ставшим привычным:

– Самый лучший.

– Также свободны два номера категории «люкс», – замялась та, пытаясь отвести взгляд, нервно теребя карандаш.

– Самый.

– Он занят, но… – и вовсе сбилась девушка, ухватив пальцами карандаш до побелевших костяшек.

– Когда освободится?

– Утром в субботу…

– Благодарю. – Он развернулся, подхватил мешок и направился на выход.

– Постойте, а номер… – донеслось робкое за его спиной.

Мужчина остановился, перехватил свою сумку правой рукой и обозначил вежливую улыбку:

– Номер навещу в пятницу.

Погода на улице не стала за пару минут лучше – неожиданная зима, накрывшая город в октябре, не желала униматься. В чем-то она была весьма кстати: белоснежный покров скрывал слякоть и серо-коричные оттенки городской осени. И пусть городские службы все еще пытались вернуть серый оттенок обратно, насыпая песок по улицам и тротуарам, но снег прятал и его. На передний план выходили празднично-красивые фасады зданий, проглядывающие через снегопад. «Было бы интересно побывать в этом городе летом…» – мелькнула, да так сразу и пропала мысль.

Замерев на пару секунд у выхода, переводчик направился к ожидавшим у отеля машинам клана Аймара. А заметив рядом еще с десяток тускло-темных машин с гербами империи вместо номеров, да еще своих временных нанимателей на улице самолично, в сопровождении еще пары знакомых ему людей, изрядно прибавил шаг. После чего и вовсе побежал, узнав в стоящем подле Аймара Катари самого Романа Глебовича, да еще и в форменном мундире возглавляемого им морского ведомства, с накинутым на плечи пальто. Высокие стороны молчали, стоя друг против друга, и были явно недовольны. Вернее, недовольство виделось исключительно на челе дяди императора – он хотел говорить, но его английский не хотели понимать. Во всяком случае, отреагировал Рюрикович на появление спешащего переводчика весьма положительно.

Он просто еще не знал, что Аймара не нуждаются в переводе – в том смысле, что им не нужны его слова, на каком бы языке те ни были сказаны. Равно как неинтересен сам его визит.

– Передайте многоуважаемому Аймара Катари, что у нас есть ряд договоренностей о поведении в столице, – жестко произнес Роман Глебович подошедшему переводчику.

– О каких именно правилах идет речь? – вслед за ответившим перевел тот.

– О тех, что нарушаются, когда на улицах моего города отрубают головы.

– Клан Аймара обещал, что не тронет живых врагов без суда и вины, – спокойно перевели ему, – мертвец не входит в договоренности.

– Добрый гость не станет красть голову мертвеца посреди бела дня!

– Кому принадлежит голова мертвеца? – бесцветно сопровождались слова переводом.

А двое сиятельных смотрели только друг на друга.

– Это софистика! Вы понимаете, о чем я говорю. Нарушение порядка. Люди напуганы!

– Если никто не заявит на эту голову права, то кражи нет.

– Я. Я заявляю, – нахмурился Роман Глебович.

– В таком случае мы готовы ее вернуть, – протянул переводчик сумку вперед.

Да так и остался с ней стоять, ловя на себе сначала недоуменный, а потом опасливый взгляд дяди императора.

– Но раз она вам не нужна, то к чему слова? – перевел юноша и опустил руку с особенным грузом.

– Послушайте, мы же договаривались решать все вопросы через нас, – примирительно произнес Рюрикович. – Зачем эти жесты?

– Вопросы не решаются.

– Мы работаем. Мы ищем, – вложил он в эти слова всю убедительность.

– Ваш князь назначил встречу на это утро и сбежал.

– Вы отрубили голову его советнику! Мне понятна его немилость.

– Разве он пожелал договариваться об этом через вас?

Пространство между говорившими, и без того очищенное охраной от посторонних, пустело с каждой секундой. И даже самому переводчику, насколько бы он ни был равнодушен к своей судьбе, становилось не по себе.

Нечто невысказанное, спрятанное между слов, уплотнялось и поднимало напряжение беседы.

– Князь свободен в своих действиях. Вам стоило проявить уважение.

– Где его уважение было вчера? Где его гостеприимство?

– Мое гостеприимство тоже не безгранично, – поджал губы Рюрикович.

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Ниро Вулф, страстный коллекционер орхидей, большой гурман, любитель пива и великий сыщик, практическ...
Представьте мир, в котором не существует преступности и бедности, мир, где людям платят деньги за их...
В последнее время все больше молодых людей начинают подходить к планированию семьи вдумчиво. Это неу...
Известный врач-психотерапевт Г. В. Старшенбаум долгое время изучает вопросы, связанные с психосомати...
Никола Тесла – изобретатель, инженер и ученый – одна из самых великих и загадочных личностей XX века...
Ниро Вулф, страстный коллекционер орхидей, большой гурман, любитель пива и великий сыщик, практическ...