Люби меня вечно Линдсей Джоанна

Глава 25

Кимберли отодвинула тяжелую штору, чтобы выглянуть в окно. Невероятно! Негромкие звуки: жизнерадостное посвистывание, стук, звон колокольчика, прозвучавшее вдали приветствие — свидетельствовали о том, что в самом доме и за его стенами наступил новый день, а она все еще находилась в комнате Лахлана. Сколько часов она здесь провела? Слишком много.

Она посмотрела в его сторону — он крепко спал в своей постели. Но к великой досаде, она уже убедилась в том, что его беспробудный сон весьма обманчив. Сейчас ей впервые удалось отойти от постели: прежде он каждый раз заставлял ее вернуться.

Кимберли со вздохом покачала головой. Надо было проявить твердость: она еще пожалеет о том, что согласилась ему помочь. Но что она могла поделать? По крайней мере она старалась вести себя неприветливо, так что если Лахлан что-то и вспомнит, то будет считать, что помогала она ему неохотно.

Однако все-таки помогала — даже сняла с него сюртук и сапоги после того, как уложила в постель, чтобы ему было удобнее. Он заснул, едва коснувшись подушки.

Но, как она убедилась, ненадолго. Когда она пыталась уйти, делая шаг от его кровати, он начинал стонать, как умирающий. Ни разу не открыв глаз, он каким-то образом чувствовал, что она уходит. Каждый раз ей казалось, что он крепко уснул и она может сама уйти спать.

Это не было уловкой, как она решила поначалу. Несмотря на все разговоры и угрозы, которые она слышала, когда пришла, он действительно был в ужасном состоянии. Она обтирала его холодной водой, когда он потел, поддерживала голову и подставляла тазик, когда его рвало. После этого он стал спокойнее, но когда она отходила, издавал какой-нибудь звук, возвращавший ее обратно.

Сейчас глаза у нее закрывались сами собой. Она проспала ночью всего какой-нибудь час, а потом Лахлан ее разбудил, и больше она не заснула. Но как бы он теперь ни стонал, она уйдет к себе, пока Мэри не пришла ее будить. Сплетнице-горничной не доведется узнать, где Кимберли провела ночь.

Она прошла через комнату и в последний раз остановилась у кровати Лахлана. Теперь он, кажется, действительно спал и выглядел невинно. Кимберли невольно улыбнулась. Но, надо полагать, во сне даже дьявол кажется невинным. Этот человек заставляет ее испытывать такое, что никак не вяжется с невинностью. Даже сейчас ей нестерпимо хотелось пригладить непослушную прядь волос, упавшую ему на лоб, — как она делала несколько раз ночью. Она поспешила убраться из спальни, пока желание не стало непреодолимым.

Вскоре Кимберли внезапно проснулась — и не от ласкового голоска Мэри, на который она не стала бы обращать внимания, а от стука в стену. Она села на постели, моргая и пытаясь открыть глаза так, чтобы они тут же не закрылись снова.

Шум раздался снова: на этот раз не стук, а явный звук падения. Кто-то или что-то определенно оказалось на полу, и она вспомнила о состоянии Лахлана и обо всем, что происходило ночью. Этот дурень уже встал и пытается передвигаться, а ведь голова у него наверняка раскалывается! Вот почему он на все натыкается и производит этот несусветный шум.

Она медленно повернула голову и гневно посмотрела на стену между их комнатами, прекрасно понимая, что не заснет. Однако она не бросилась на шум, как ночью, и даже не разозлилась. Слишком велика была ее усталость, чтобы злиться. Не спеша надев пеньюар и тапочки, она бросила взгляд в зеркало на туалетном столике — и ужаснулась.

Вид у нее был измученный, под стать ее самочувствию: веки отказывались подниматься, волосы растрепались. Именно такой неприбранный вид Лахлан находил необычайно привлекательным, а Кимберли считала неподобающим для настоящей леди и совершенно неприличным.

Быстро плеснув водой на лицо и проведя щеткой по волосам, она привела себя в относительный порядок — на лучшее рассчитывать не приходилось: ведь больше всего ей хотелось бы заползти обратно в теплую постель. Через несколько секунд за стеной снова раздались звуки падения, хрипы, стоны и тому подобное. Она недоумевала — Лахлан специально падает с постели? В стену снова застучали, а ведь кровать Лахлана стояла далеко от нее.

Кимберли вздохнула, пытаясь понять, какого дьявола она стала нянькой этому шотландцу. Но делать нечего — рано утром больше никто ему на помощь не придет. И куда делись те два горца из его клана, которые приехали вместе с ним в Шерринг-Кросс? Отсыпаются после такой же попойки в своих постелях? Они должны бы помогать своему лэрду, а не она!

Кимберли поспешила выйти из своей комнаты, пока еще не слишком распалилась. Но ее недовольство мгновенно испарилось: она обнаружила, что дверь в комнату Лахлана распахнута настежь, и у входа стоит герцогиня Ротстон, заламывающая руки, кусающая губы и вообще являющая собой воплощение отчаяния.

Кимберли тут же присоединилась к Меган, заглянула в комнату — и не поверила своим глазам. Герцог Ротстон зверски избивал Лахлана. А упрямый шотландец не хотел лежать на полу, чтобы избиение закончилось. Хотя оно вряд ли бы закончилось: герцог был в ярости. Однако это предположение оставалось чисто абстрактным, поскольку Лахлан поднимался всякий раз, как герцог сбивал его с ног. И сколько раз это уже произошло? Судя по его виду, уже слишком много: из носа текла кровь, на щеках остались следы от кулаков герцога. Получив удар в живот, он захрипел: подобный звук Кимберли уже слышала через стену. Следующий удар в подбородок снова уложил его на пол, причем рука его ударилась о столик, который упал вместе с ним.

Кимберли содрогнулась, представив, как ему больно, наверняка голова у него раскалывалась. Лахлан еще держался удивительно хорошо для своего состояния, но защищаться не мог. Казалось, он настолько ошеломлен, что не в состоянии понять происходящего. Кимберли не могла просто стоять и наблюдать за происходящим, как это делала Меган.

Теперь она уже окончательно проснулась и возмущенно спросила:

— Что тут происходит, позвольте узнать? Меган испуганно подскочила — она не заметила Кимберли — и, прищелкнув языком, ответила:

— Знаете, мне даже начал нравиться этот шотландец, когда перестал мне надоедать. Какая обида, что он взялся за старое и решил заняться воровством! Я искренне разочарована, да-да!

Кимберли, опешив, только недоуменно моргала, потом ахнула:

— Воровством?! Вы хотите сказать, что он украл что-то в Шерринг-Кроссе? Меган кивнула:

— И не просто «что-то», а одного из наших лучших жеребцов и двух племенных кобыл. Совершенно очевидно, что он хотел начать свой собственный завод — видимо, чтобы выйти из финансовых затруднений. Напрасно — ему достаточно было только жениться, чтобы его трудности закончились!

Кимберли собралась подтвердить, что это действительно было не нужно, зачем Лахлану идти на такой риск? Но ее отвлекло новое падение. Лахлан отлетел к стене рядом с окном. Штора была отдернута — должно быть, Девлин отдернул ее, чтобы лучше видеть, куда бить шотландца. Отлети Лахлан всего на фут левее, он попал бы в окно и сильно порезался.

Кимберли вышла из себя.

— Прекратите сию же секунду! — крикнула она в комнату, обращаясь, правда, к одному герцогу. — Разве вы не видите, в каком он состоянии? Вчера ночью он так упился, что теперь несколько дней не протрезвеет!

Герцог не отвечал, тогда Меган присоединила и свой встревоженный голос:

— Девлин, она права. Перестань. Разве ты не заметил, что Макгрегор не защищается?

Повернувшись к Кимберли, она шепотом спросила:

— Откуда вы об этом узнали?

Кимберли покраснела, но быстро нашлась с ответом:

— Он несколько раз меня будил: то его рвало, то он падал, то стонал. Я была уверена, что он умирает, такие ужасные звуки до меня доносились… А вы же сами вчера говорили, что он пошел напиться, так что я и решила…

— Вывод правильный и совершенно логичный. Девлин, прекрати, слышишь?! Ты вот-вот убьешь этого беднягу.

— А разве я… забыл упомянуть… что именно таковы… мои намерения? — пропыхтел герцог, продолжая наносить шотландцу удары.

Меган снова прищелкнула языком и шепотом призналась Кимберли:

— Кажется, Девлин хочет узнать, что Макгрегор сделал с животными. Иначе он отправит его в тюрьму. Если он получит лошадей обратно, может, и успокоится немного. Но вряд ли. Если принять во внимание, как он относится к этому человеку…

Меган не договорила, но смысл ее слов был очевиден. Положение Лахлана оптимизма не внушало.

— А он хоть попытался спросить, куда увели лошадей? — задала вопрос Кимберли.

— Конечно. Но шотландец отрицал, что знает о краже.

— Но у вас, конечно, есть доказательства обратного?

— Ну… да, наверное. — Меган нахмурилась. — Молодой человек, обнаруживший кражу, один из конюхов, утверждает, будто слышал шотландский говор — и тут его кто-то ударил по голове. А зная, что Лахлан был разбойником — он ведь этого не скрывает, — мой муж решил, что других доказательств не нужно.

Это звучало неубедительно, но у Кимберли не было никаких оснований защищать Макгрегора, несмотря на странное желание это делать. Всего-навсего говор? В поместье находились и другие шотландцы, включая слуг. Если бы герцог и герцогиня мыслили логически, они поняли бы, что, вероятнее всего, вор проник в поместье со стороны и теперь уже давным-давно исчез.

Конечно, оставалось еще и то, что Лахлан недолюбливал герцога, потому что тот женился на его любимой, так что скорее всего он не остановился бы перед тем, чтобы его обокрасть. Да и на сюртуке у него была солома… Хотя, конечно, он мог побывать в любой конюшне и в любое время вечера или ночи до своего возвращения в комнату.

Однако по тому немногому, что Кимберли знала о Лахлане, она была уверена, что честь не позволила бы ему обокрасть человека, пригласившего его в свой дом, как бы он к нему ни относился. У Макгрегора было множество недостатков, но она готова была биться об заклад, что непорядочности и подлости в их числе не было.

Воровское прошлое Лахлана еще не свидетельствовало о его виновности, особенно если принять во внимание, что ему не было необходимости так рисковать. А если учесть его полубессознательное состояние ночью… Кроме того, никто не видел, чтобы он действительно уводил лошадей… Его состояние…

— И когда, как считается, произошла кража? — спросила Кимберли.

— Примерно за час до рассвета. Кимберли даже пошатнулась от сильнейшего облегчения.

— Но он же был…

Она моментально замолчала, ужаснувшись тому, что чуть было не сказала «со мной». Признаваться в этом нельзя — ее репутация погибнет окончательно. Теперь, когда она точно знает, что Лахлан невиновен, наверняка найдется другой способ доказать это, не вынося приговора себе.

Она закашлялась, чтобы скрыть заминку, и добавила:

— ..в ужасном состоянии, судя по тому, что я слышала. Я совершенно уверена, что его стоны разбудили меня еще до рассвета. По правде говоря, в первый раз я услышала, как он тут бродит, вскоре после полуночи. Вы точно знаете время?

Ей ответил герцог. Похоже, его последний удар отключил Лахлана окончательно.

— Мой слуга сказал, что посмотрел на часы, когда выходил из своей комнаты, чтобы проверить, что за шум он слышит. Это было за час до рассвета. Вы уверены, леди Кимберли, что слышали именно Макгрегора? Ведь с тем же успехом это мог быть один из его лакеев, который специально производил шум, чтобы вы проснулись и решили, будто на самом деле слышите этого негодяя.

Кимберли охватило смятение. На этот вопрос она тоже не могла ответить правдиво, но ведь Лахлан лежал здесь на полу без сознания, избитый, и он был невиновен!

Она осуждающе проговорила:

— Я уверена в одном. На вас следов от ударов не видно, ваша светлость, из чего можно только заключить, что шотландец вообще не отвечал на удары. Он не защищался либо потому, что вы — хозяин дома, в котором он гостит, либо потому, что вы — герцог Ротстон, либо, возможно; потому, что выпил спиртного больше, чем может выдержать любой человек, и все еще был слишком пьян, чтобы понять, в чем вы его обвиняете. И в этом случае — а он представляется наиболее вероятным — он не был в состоянии совершить преступление.

— Или он мог так напиться, что решил, будто ему все сойдет с рук.

Девлин Сент-Джеймс явно не собирался внимать голосу рассудка. Он уже решил, что Лахлан виновен, и менять своего мнения не собирался.

— Я бы сказала, что надо произвести более тщательное расследование, — предложила Кимберли. — Полагаю, я высказала сомнения, которые нельзя игнорировать. Как минимум дело надо отложить до того момента, когда лорд Макгрегор окончательно протрезвеет и сможет с ясной головой ответить на ваши обвинения.

— Наверное, она права. Дев, — вмешалась Меган. — Действительно, когда ты его разбудил, он казался немного странным.

Герцог гневно посмотрел на дам. Он был не в настроении что-либо откладывать.

Наконец он отрывисто кивнул и нехотя согласился:

— Хорошо, я пока не буду вызывать судью. Однако у его двери выставлю стражу. На этот раз, клянусь Богом, он не уйдет, не ответив за свои делишки!

Кимберли облегченно вздохнула. По крайней мере ей удалось получить для Лахлана отсрочку. Теперь, надо надеяться, он, ко всеобщему удовлетворению, защитит себя сам, когда придет в сознание и протрезвеет. Если, конечно, сможет разговаривать. С этим могут возникнуть трудности: губы его распухли и кровоточили.

Дьявол, ей опять придется его нянчить!

Глава 26

В дверь отрывисто стукнули и открыли, не дожидаясь ответа. Лахлан не хотел никого впускать, но громко говорить не мог, чтобы не разбудить Кимберли, которая уснула в его объятиях. Он вполголоса чертыхнулся, а потом еще раз, когда увидел, что к нему бесцеремонно вломился Джиллеонан.

Лахлан кинул на него хмурый взгляд, призывая молчать, и тут же поморщился от боли: на избитом лице хмурость сейчас изобразить было трудно. Да к тому же его родич был настолько изумлен, что все равно ничего не заметил бы. Он не отрываясь смотрел на Кимберли, не видя ничего вокруг.

— Что она тут делает и… — Джиллеонан нагнулся, чтобы получше разглядеть лицо Кимберли, которая уткнулась Лахлану в плечо. — ..спящая? Ты знаешь, что она тут у тебя заснула?

От Лахлана этот факт укрыться не мог: он сидел и держал ее уже больше часа, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить. Они сидели на краю кровати: после того, как Кимберли привела его в чувство с помощью холодных компрессов, она наклонилась к нему, промокая рассеченную губу, — и вдруг заснула.

Он успел подхватить ее, когда она покачнулась и чуть не упала на пол. Она прижалась к нему, уронила руку ему на колени, опустила голову на его плечо и, тихонько вздохнув, затихла.

Но Лахлан не собирался объяснять все это своему родичу.

— Говори потише, — прошептал он.

— Что?

— Ш-ш!

Джиллеонан изумленно захлопал глазами, но потом до него дошло.

— Ага, — ответил он, перейдя на шепот, — но что она все-таки тут делает? И что делают два здоровяка-англичанишки, которые стоят у твоей двери, словно ее охраняют?

— Может, охраняют?

Услышав сухой ответ, Джиллеонан хмыкнул и наконец посмотрел на Лахлана. Тут он присвистнул и удивленно спросил:

— Господи, кто это так обработал твою физиономию? Лахлан поморщился — на этот раз специально.

— Я настолько худо выгляжу, да?

— Да, неважно, парень. Это она?..

Лахлан снова попытался нахмуриться. У него опять ничего не вышло, так что пришлось ограничиться возмущением:

— Не говори глупостей! Это наш вспыльчивый хозяин дома. По крайней мере так мне кажется.

— Кажется? Как же ты можешь не знать, кто задал тебе самую сильную трепку за всю твою жизнь? Поверь, Лахлан, хуже ты никогда не выглядел.

Лахлан прошипел в ответ:

— Потому что я толком не проснулся, когда он начал. И если уж на то пошло, то до конца не протрезвел. В глазах двоилось, троилось…

Джиллеонан широко раскрыл глаза:

— Так, значит, ты и правда напился? Я так и подумал, когда увидел, как ты вчера утром разозлился. Ударил беднягу виконта — я даже не понял, с чего ты на него взъелся. Я знал, что ты пожалеешь…

— Пожалуйста, не будем это обсуждать. Я тоже не могу понять, что на меня нашло. Но каким я был ночью, вообще невозможно описать, — с отвращением сказал Лахлан. — Если хочешь знать, я не помню и половины.

— Не помнишь?

Джиллеонан захихикал, но Лахлану удалось все-таки нахмуриться, несмотря на то что это доставляло ему страдания. Его родич быстро посерьезнел, немного покашлял, а потом спросил:

— Так почему он тебя бил?.. Только не говори, что ты все-таки переспал с его герцогиней, а он узнал…

— Ничего подобного! — возмущенно сказал Лахлан.

— Тогда почему?

— Смутно припоминаю… Он решил, будто я украл несколько его красоток-лошадей.

— А, украл, значит?

Выразить негодование шепотом нелегко, но Лахлану все-таки удалось:

— Я тебя за это прикончу, Джилл!

— Да с каких это пор ты шуток не понимаешь? — обиделся Джиллеонан.

Обычно это было любимой фразой Ранальда, а не Джиллеонана, и Лахлан ухмыльнулся бы, если бы не было так больно.

— Я во всем этом не слишком уверен, Джилл, но если у моей двери стоит охрана, то наверняка я все очень скоро узнаю.

— А эта девушка?

Лахлан взглянул на темно-золотую головку, доверчиво прижавшуюся к его груди; взгляд его смягчился.

— Леди Кимберли, ангел, пыталась меня залатать. Но мне сдается, что ночью я не давал ей заснуть, поэтому она не смогла закончить свое дело.

— Она не сказала тебе, что происходит? — продолжал спрашивать Джиллеонан.

— Не успел я ее спросить, как она взяла и заснула. Это была не правда. Лахлан несколько раз спрашивал ее, что ей известно о визите герцога, но каждый раз она уходила от ответа и только говорила: «Молчите», «Ш-ш» или «Как я могу привести вас в порядок, если вы рта не закрываете?» И он перестал ее расспрашивать, решив, что и так скоро все узнает. А она заснула. Удовольствие от того, что она спит в его объятиях, намного превосходило любопытство, так что ему и в голову не пришло разбудить ее, чтобы снова расспрашивать.

Но Джиллеонану об этом знать было не обязательно. Лахлан предложил:

— Раз ты, похоже, вне подозрений — по крайней мере пока, — попробуй сам что-нибудь узнать.

— Угу, прихвачу Ранальда, и мы покрутимся у конюшен, все разведаем. Скорее всего просто в темноте кто-нибудь из гостей ушел не с той лошадью и до сих пор этого не заметил.

— Ага, несомненно.

Но Лахлан на самом деле так не думал. Сент-Джеймс из-за подобного не обезумел бы. Он нашел какие-то доказательства, но Лахлан ума не мог приложить, какие.

Джиллеонан направился было к двери, но остановился и посоветовал:

— Надо бы отнести девушку к ней в комнату, чтобы ты и сам мог отдохнуть.

— Я не в состоянии.

— Я мог бы…

— Нет, — слишком быстро оборвал его Лахлан. — Она мне не мешает.

Тут Джиллеонан приподнял бровь, но когда Лахлан больше ничего не добавил, пожал плечами и ушел. Дверь за ним закрылась; Лахлан облегченно вздохнул.

Конечно, Кимберли ему не мешала, но, чувствуя ее мягкое тело, прильнувшее к нему, он не мог оставаться спокойным. Удивительно, что, будучи в таком гадком состоянии, когда все его тело ныло и болело, он все равно ее хотел — и очень сильно. А ведь он совершенно ничего не мог предпринять, даже если бы она не спала и была в соответствующем расположении.

Надо было позволить Джиллеонану унести ее из комнаты или хотя бы разбудить, чтобы она ушла сама. Но ему не хотелось ее отпускать — даже для того, чтобы избавиться от возбуждения, которое она в нем вызвала. В конце концов, что значит еще одно неприятное ощущение, когда их и без того хватает? Ему нравилось, что она спит здесь, рядом с ним.

Лахлан постарался сосредоточиться на других мыслях — главным образом на герцоге Ротстоне и трепке, которую тот ему задал.

У Сент-Джеймса должна была быть уверенность, — пусть и ошибочная — что он прав, иначе он не прибег бы к таким крайним мерам. То, что Лахлан не протрезвел и не мог защищаться, было не важно.

По правде говоря, один удачный удар в самом начале, направленный в глаз, но попавший, когда Лахлан попытался увернуться, прямо в лоб, практически решил дело. Лахлан был уже оглушен и не сознавал, что его колотят. Но он готов был поспорить на что угодно, что трепка не была бы настолько сильной, если бы Сент-Джеймс не хотел сквитаться с ним и за прошлые неприятности.

Надо будет подождать и послушать, что скажет герцог. С одной стороны, Лахлан считал, что Сент-Джеймс имеет полное право на несколько крепких затрещин, пусть даже он об этом и не знает, — но не за прошлые недоразумения и не из-за недавнего происшествия, а из-за Меган. Любить чужую жену не возбраняется, пока вы делаете это издали и об этом больше никто не знает. А открытое ухаживание недопустимо. Он немного потерял голову, когда снова нашел свою красотку Меган. Он попытался отбить у человека жену — и сейчас стыдился этого.

С другой стороны, за прошлые обиды его уже поколотили, и он не был готов к новой трепке. Не собирался он терпеть побои и обвинения в том, чего не делал. Чтобы он украл нескольких чистокровных лошадей, которые без труда могут быть опознаны просто потому, что других подобных не существует? Да он же не полный идиот!

Но он не хотел ничего предпринимать, пока не узнает все факты. Так что оставалось только ждать, когда Сент-Джеймс соизволит объясниться.

Глава 27

— Ну что, послушаем, что нам скажет этот негодяй? — бросил Девлин.

Сидевшая рядом Меган нахмурилась — не в первый раз за этот день.

— По-моему, ты до сих пор не остыл. Отложим до утра — утро вечера мудренее, — тогда и поговорим с шотландцем.

Девлин решительно покачал головой:

— Ты меня сдерживала целый день и даже заставила сидеть за обедом. Леди Кимберли все время испепеляла меня взглядом, хотя я не вижу, почему она считает меня в чем-то виноватым.

Меган едва сдержала желание презрительно фыркнуть и только сказала:

— Может, потому, что находит несправедливым то, как ты до сих пор обходился с шотландцем? Он ведь на самом деле был утром не в том состоянии, чтобы разбираться с ним. Ты был настолько зол, что, даже будь он в полном здравии, я считаю, ему это мало помогло бы, но, возможно, Кимберли придерживается другого мнения.

Он возмущенно взглянул на нее и повторил:

— Я не стану откладывать больше ни на минуту. Не оставив жене возможности снова начать возражения, герцог открыл дверь и вошел в комнату шотландца. За ним по пятам последовали Меган и трое крепких слуг, которые должны были отвезти Макгрегора к мировому судье после того, как Девлин с ним разберется. Конечно, для такого сильного мужчины, как Лахлан, и троих было бы мало, если бы его не избили.

В комнате было темно и довольно холодно. Огонь, который в начале дня разожгли в камине, давно потух, а стоявшие у дверей охранники, видимо, спугнули горничных. В слабом свете, проникавшем из коридора, можно было разглядеть Лахлана на кровати — он опять спал.

Меган прищелкнула языком: состояние шотландца подтверждало ее намерения отложить допрос до утра. Но Девлин уже отдавал слугам распоряжение затопить камин и зажечь лампы в комнате. Видя, что он явно не в духе, они поспешно повиновались. Поэтому Меган не стала его снова уговаривать перенести разговор. Если Девлин еще больше разозлится, это только осложнит положение шотландца. Впрочем, она не стремилась облегчить его положение.

Леди Кимберли рискнула высказать утром некоторые сомнения, но Меган все еще склонна была соглашаться с мужем. Она просто… ну немного жалела Лахлана в данных обстоятельствах. Ей страшно было подумать, как она станет рассказывать Маргарет об этом пренеприятном происшествии. Пока дело удалось сохранить в тайне, но скоро все станут о нем говорить. Маргарет ужасно расстроится и не только расстроится — наверняка будет считать себя ответственной за происшедшее, потому что она пригласила его сюда, стремясь помочь родственнику мужа.

— Света достаточно, — говорил тем временем Девлин. — Подайте сюда вон тот тазик с водой. Я хочу точно знать, что он проснулся…

— А, Бога ради! — прервала его Меган, и направилась к кровати, громко приказывая:

— Вставайте, Макгрегор, и плесните себе в лицо водой — пока вам… не помогли…

Голос ее зазвучал менее уверенно, она ошеломленно остановилась, когда хорошенько разглядела лицо лежавшего в постели. Тот открыл глаза и даже пытался сесть — хоть и с трудом. Щеки у него были в синяках, левая часть лица отекла, губы распухли и запеклись от крови, а на лбу красовалась огромная шишка, которую не могла скрыть упавшая на нее прядь волос.

Единственным неповрежденным участком лица оказались глаза. Девлин ни разу в них не попал. Лахлан перед тем, как заснуть, снял рубашку — или кто-то ему помог, — и теперь, когда одеяло спустилось до пояса, стали видны следы ударов на груди и животе — темные синяки покрывали все тело. Хорошо еще, что у него не сломаны ребра.

— Если тебе неприятно на него смотреть, дорогая, можешь уйти, — раздался у нее за спиной голос Девлина. — Нет нужды здесь оставаться…

— Ничуть, — оборвала его Меган и с трудом продолжила:

— Вы окончательно проснулись, чтобы отвечать на обвинения, которые против вас выдвинуты, Макгрегор?

— Нет, я приложусь к холодной воде, если вы предоставите мне минутку…

— Вы… еще… не начали… — Кимберли еле переводила дыхание, стоя в дверях.

Она ужасно запыхалась. Как только она заметила, что герцог с герцогиней исчезли из гостиной, она со всех ног бросилась наверх. Сделав глубокий вдох, она добавила:

— Предполагалось, что вы сообщите мне, когда будете готовы его допрашивать, ваша светлость. Кажется, я говорила вам, что желаю при этом присутствовать.

Девлин вздохнул.

— Леди Кимберли, нет никакой причины присутствовать…

— И тем не менее я вынуждена настаивать. После того случая, свидетельницей которого я была утром, здесь должен присутствовать незаинтересованный человек.

— Вашу защиту едва ли можно счесть действиями человека незаинтересованного, — ответил Девлин. Кимберли ахнула:

— Я его не защищаю. Я просто обращаю ваше внимание…

— Довольно!!!

Прервал их Лахлан, и так громко, что даже сам поморщился от своего тона. Он стоял у кровати и выглядел совершенно разъяренным — и ярость была обращена на герцога Ротстона.

— О Господи! — вырвалось у Кимберли.

— Вы уже два раза будите меня, — продолжил он чуть тише, хотя и не менее гневно. — Вы избили меня до потери сознания и заперли в комнате на целый день, без еды и питья. Так что это вы будете отвечать на мои вопросы, Сент-Джеймс, и начнете с того, в чем, черт подери, вы меня обвиняете.

— Это уже было… — начал Девлин.

— Повтори, — снова прервал его Лахлан; в зеленых глазах появился стальной блеск. — Я не стал бы спрашивать, если бы помнил, правильно?

Девлин несколько секунд хмурился, но потом кивнул, хоть и неохотно.

— Хорошо. У меня исчезли три очень дорогие лошади, и конюх утверждает, что слышал в конюшне ваш голос, прежде чем потерял сознание от удара.

— Мой голос?

— Минутку! — вмешалась Кимберли. — Герцогиня сказала, что слышали просто шотландский говор, а это едва ли…

— Леди Кимберли, я ценю ваше стремление к справедливости, — сказал Лахлан, — но не будете ли вы любезны позволить мне задавать вопросы?

На такую мягкую просьбу невозможно было ответить отказом. Она кивнула, стараясь не встретиться с ним взглядом. По правде говоря, ей все еще было ужасно стыдно за свое утреннее поведение. Чтобы так заснуть — буквально упав на него…

Лахлан заметил, что у нее покраснели щеки, и угадал, почему. Когда Кимберли наконец проснулась в его объятиях, она настолько смутилась, что пулей вылетела из комнаты, невнятно пробормотав какие-то извинения, которых он не разобрал. Он всерьез подумывал, не пойти ли за ней, — пока не вспомнил об охране у двери. Так что он сам улегся спать — и, похоже, спал весь день напролет.

Но сейчас он наконец добьется, чтобы это странное происшествие полностью прояснилось. Он снова обратился к герцогу с вопросом:

— То, что сказала эта леди, — правда?

— Таков был рассказ молодого человека, когда он только пришел в себя и еще не очень хорошо соображал после полученного удара, — и этого свидетельства мне было достаточно, — ответил Девлин. — Однако с тех пор его снова подробно расспросили о происшедшем, и он назвал имя человека, чей голос слышал: ваше, Макгрегор.

— Да я никогда не был знаком с этим парнем, — сказал Лахлан. — А он так хорошо меня знает, что может узнать по голосу, — так вы говорите?

— Он не утверждает, будто знаком с вами, Макгрегор, но знает вас в лицо. Вас чертовски трудно не заметить. Он слышал, как вы разговаривали.

— А вот это интересно, — возразил Лахлан, — поскольку у меня нет привычки болтать с конюхами. По крайней мере с вашими, английскими: я едва могу разобрать их местный диалект.

Похоже, только одна Кимберли нашла эти слова забавными, приняв во внимание шотландский акцент Лахлана. Ей стоило немалых усилий сохранить серьезный вид под стать остальным присутствующим.

Но Лахлан еще не закончил.

— Скажите, правильно ли я вас понял, Сент-Джеймс. Вы обвиняете меня в том, что я пришиб вашего конюха и увел трех ваших чистокровок?

— Вот именно.

— Полагаю, я припрятал их где-то поблизости, поскольку я тут, а они — нет? Или, может, отправил их в Шотландию, где никто не заметит их на дороге, — ведь они ничего особенного из себя не представляют?

— Ваш сарказм неуместен, — сказал Девлин. — Существует немало способов, с помощью которых вы могли заранее подготовить их перевозку, включая крытый фургон, где их можно спрятать.

— Ах, так теперь это уже заранее обдуманное преступление? Не просто импульсивный поступок, на который подвигнул меня мой пьяный ум? И тем не менее я решил его осуществить, когда был настолько пьян, что еле стоял на ногах?

— А вы действительно были пьяны, Макгрегор, или только притворялись?

— Ну, думаю, в ближайшей таверне вам на этот вопрос ответят — и подробно, не сомневаюсь. Я смутно припоминаю, что они меня оттуда вышибли. Это было днем… или, может, уже ночью? Я толком не знаю. Мне пришлось немного проспаться, чтобы меня снова впустили, — у них в конюшне… кажется. В этом я тоже не очень уверен. Только когда я туда вернулся, они не слишком-то радовались.

— Это, конечно, будет проверено, хотя не имеет особого значения. Вас слышали в конюшне за несколько секунд до того, как на конюха напали. — И с кем же я разговаривал, когда ваш конюх меня услышал? Дело в том, что оба моих кузена вчера в моих глупостях не участвовали. Я говорю о выпивке, заметьте, а не о моей якобы краже. А поскольку я моих кузенов знаю, то каждый — прошу прощения, леди, — вчера провел ночь в обществе прекрасной девицы, что легко проверить, поговорив с ними. К тому же… когда я совершил это преступление? Днем, когда меня мог увидеть кто угодно? Или поздно ночью?

Девлин фыркнул:

— За час до рассвета. Можно подумать, вы не знаете. Лахлан прищурил глаза.

— В то время я был в постели.