Напряжение растет Ильин Владимир

Сейчас тема была. Настолько непростая, что хотелось бы добавить — к сожалению.

Уместившись в мягком кресле, завезенном в помещение неделей раньше вместе с круглым столиком, коврами, картинами, рабочими шкафами, документами, техникой и всем прочим, что способно преобразить даже гардеробную в место, достойное приема высоких гостей, князь обаятельно улыбнулся и, приглашающе кивнув, поднял свой бокал.

С другой стороны стола на улыбку не отреагировали.

Бледный мужчина удерживал взгляд черных как ночь очей чуть выше переносицы князя. Неприятное ощущение, будто сверло, приставленное к кости.

В глаза не заглянуть. Приходилось контролировать себя, чтобы внимание не перешло на нарисованные черным на голой коже усы и брови, на шапочку из темно-красного бархата, опоясанную снизу двумя рядами крупных жемчужин, или на синий кафтан с узорной вышивкой. И уж точно — нельзя отводить взгляд. Признаки слабости всегда являлись приглашением вцепиться в глотку.

Из-за стола показалась изрядно дрожащая рука. Она только обозначила движение к бокалу и тут же спряталась под столешницу.

— Ты специально так устроил, — прозвучало тяжким обвинением.

Где-то там, за небесным горизонтом, выстроились вестники войны, поднимая горны над головой и с шумом вбирая воздух в легкие.

— Кое за чем мы не уследили, — поставив бокал на столешницу, вздохнул Сергей Михайлович. — Но злого умысла в том не было. Позволишь объясниться? — примирительным тоном завершил он.

Несмотря на отвратительный характер, Долгорукий знал, когда стоит убрать свой гонор и спрятать от греха подальше старческие чудачества, представ истинным дипломатом, спокойным и доброжелательным.

Все потому, что князь Вид был еще до его рождения. И до рождения его отца Михаила. И даже до рождения деда. С учетом немалых шансов, что будет он и во времена правнуков, ссориться с таким — крайне вредное занятие. А еще они заплатили ему миллиард антиквариатом, и, если сейчас он уйдет, это станет просто катастрофой.

Особый человек, на личности которого замыкались неизменные уже третью сотню лет границы обширных владений на севере Румынии; их малоэтажная застройка, запряженные в телеги лошади на главных улицах Бая-Маре и неспешный образ жизни, как-то сосуществовавшие со всеми благами технического прогресса.

Попыток захвата его земли за эти три сотни лет насчитывалось около двух десятков. Без огонька — кроме территорий с живописной архитектурой и титула «князь», особо там брать нечего. Но многих соблазняло и это.

Воевать против человека, которому не нужно спать, да еще в его родных лесах и горах, всякий раз оказывалось крайне бесперспективно и разорительно. А когда узнавали, что припасы сожжены, добычи в бедных селах нет, жители попрятались в чащобах, и приходило время отступать — то и очень больно.

Вопреки традициям князь Вид отвечал на нападение не ответными пожарами, разграблением чужих городов и сел, а хорошей фантазией в пыточной и всякий раз отпускал сломанных и запуганных противников за выкуп. Достаточно отметить, что после его «гостеприимства» львиная доля теряла дар, а родовая ветвь пресекалась — никто не желал связывать судьбу с сумасшедшими. Страшная кара отрезвляла даже самые горячие умы, предостерег от ошибок.

Хотя пару раз подобное обращение с благородными производило обратный эффект — вместо страха и почтительного ужаса появлялось желание отомстить и объявлялся большой поход на «садиста и убийцу». Даже монархи из числа крупных неофициально поддерживали возмущенных (добрым напутствием или деньгами), с великим удовольствием за малую плату избавляясь от излишне глупых или неудобных при дворе.

Потому что убить князя Вида, конечно, можно. Но толку от этого никакого.

Никто из Долгоруких, к счастью, не сталкивался с этим лично. Но родовые хроники, хранившие копии с иных записей — украденных, взятых как трофеи или купленных, — рассказывали: яды, огонь, удушение, погребение в земле заживо, погружение в воду, отрубание головы и конечностей очень сильно портили князю Виду характер. И крайне негативно влияли на времяпрепровождение пленных в его пыточной.

Разумеется, если вести дело всерьез и методично, то наверняка можно было сжечь тело дотла, обратить мелкозернистой пылью, привалить чем-нибудь тяжелым и отправить на самое дно Марианской впадины. Выкинуть в космос, наконец. Но приз за такие хлопоты не настолько велик, чтобы ставить под угрозу своих «виртуозов», которые для того потребуются, — а значит, и безопасность родных земель, куда более лакомых для окружающих, чем застрявшее в прошлом веке княжество.

Да и за гарантированный результат, если честно, сам Долгорукий ручаться не стал бы. Хотя бы потому, что князь Вид мог запросто покинуть свои земли на время такой облавы и вернуться чуть позже, заглянув перед этим к семьям каждого врага персонально. Возраст редко добавляет обладателю добродушия, развивая здоровую злопамятность, а уж конкретно в данном запущенном случае — тем более.

Разобраться в причинах уникальной живучести пытались многие. Но ответ пока был только у самого князя Вида. Судьбу же персонажа, поинтересовавшегося однажды: «А почему у тебя такие большие зубы?» — помнили все.

Как у каждого уважающего себя рода, у Долгоруких тоже имелась своя версия.

В мире Силы много того, о чем говорить не принято. Например, никто из физиков не возьмется всерьез изучать переходы энергии «воля» — «огонь», создаваемые одаренными. Или биохимики — те старательно игнорируют Целительство, не желая обсуждать, как мышечная ткань и кости возникают на месте поражения буквально из воздуха, а гарантированного мертвеца вытягивают из небытия без приборов и операции.

Молчат и про хвостатых обитателей подвалов, мертвых физически, но полагающих себя живыми, продолжающих свое существование в канализациях, остерегающихся людей, воюющих за пищу и пытающихся обзавестись потомством. Иногда эти создания натыкались на котов и одерживали победу. Иногда матерые коты, придя в возмущение от такого хамства, становились немертвыми и разрывали немертвую мышь. И только потом погибали сами — потому что уже их разума вполне достаточно, чтобы отдавать себе отчет о смертельном ранении и невозможности выжить. Благодаря этому проблема не выходила из подвалов на улицу.

Самая простая и разумная версия существования князя Вида состояла в том, что князь Вид считает себя живым. Не важно, что будет происходить с его телом: воля не даст ему уйти за грань.

Довольно частое явление для «виртуоза», но в ограниченной форме: часто после смертельной схватки победитель ради долга и чести заставляет себя дожить до получения медицинской помощи. Позволяет Целителю восстановить свое тело из воздуха… Или восстанавливает сам, веря в Силу Целителя? Сколько в самом Долгоруком этой пустоты?

Не те мысли, не тот градус напитка, чтобы о них размышлять. Главное, старый князь знал точно — он-то жив, и порукой тому наследники. Потому что мертвый не может дать новую жизнь. Но мертвый, что сидел перед ним, мог легко ее забрать.

— Попробуй, — промолвил после долгой паузы князь Вид.

— Нам потребуется видеозапись. — Пряча вздох облегчения, Сергей Михайлович дважды звонко хлопнул в ладоши.

Дверь тут же распахнулась, впуская тележку с широченным экраном и двух слуг, бережно вкатывающих ее по драгоценному ворсу ковра прямо к столику их сиятельств — так, чтобы экран оказался по левую руку от гостя. Хозяину с поклоном положили под правую руку механическую указку, вытягивающуюся в длину. После очередного поклона слуги покинули кабинет пятясь — спинами вперед.

Внутри рода не одобрялось показное чинопочитание и битье лбами об пол после каждого слова, но без всего этого мог бы оскорбиться уже гость.

Сжав тоненькую указку в необъятной пятерне, Долгорукий ловко щелкнул одной из крохотных клавиш на поверхности, включив изображение на экране.

— Перед нами запись выступления с восьми ракурсов. — Обозначив круговое движение, Сергей Михайлович показал на расчерченную три на три плоскость экрана. — Девятое изображение идет с камеры, направленной в зал, в том числе на судейский балкон. Разумеется, внутри вашего помещения и помещений уважаемых арбитров камер нет. Но нам будет достаточно внешних. Синхронный хронометраж — в правом нижнем углу.

По щелчку кнопки на указке масштаб изображений сменился — теперь крупными были только два, остальные семь съежились до мелких прямоугольников по нижнему краю.

В комнате зашумело от приветственных аплодисментов, сцена с участниками поднималась из подземного уровня.

— Выключи звук, — сквозь сжатые зубы произнес Вид.

— Дело не в нем. — Предварительно поставив запись на паузу, Сергей Михайлович все же сумел поймать взгляд черных глаз и постарался голосом и телом передать уверенность в своих словах. — Гарантирую. Смотрим?

Князь Вид с силой выдохнул и коротко кивнул.

Показ записи продолжился со звуком.

— Стало быть, это момент падения щитов, — вновь щелкнул сигнал паузы.

Кадры на правом экране несколько раз показали, как парень в очках накладывает смычок на струны и издает первый звук. На левом экране отразился вид на зал сверху, тут же приблизивший полукруг старых на вид плиток, опоясывающих сцену. Плитки в одно мгновение раскалились до ярко-белого и синхронно дыхнули плотным белым дымом. Затем Долгорукий еще раз показал те же кадры — справа движение скрипача, слева выгорание плиток.

— Двести сорок миллионов за одну плитку, — стоном зубной боли вырвалось у князя.

А еще — сцена, выжженная электроника, экран, бронестекло судейской комнаты и издержки с этой чертовой эвакуацией! Каждому пожать руку и поблагодарить за участие во внезапной учебной проверке.

Куда уж внезапней! В миг падения щитов старый князь впервые за долгие годы вспомнил о возрасте — сердечко зашлось так, что хоть пить бросай. Страшная перспектива.

— Долгорукие — богатый род, — со скрытой иронией хмыкнул Вид, слегка успокаиваясь.

Потратить такие деньги и не попытаться убить его сразу — в этой логике есть весомое доказательство. Если, конечно, видео не смонтировали позже. Он проверит.

— Выжгло все, синхронно. Я так не умею. Никто так не умеет. Тем более эти пацаны, — категорично заявил Сергей Михайлович. — Стало быть… Тьфу, прицепилось… Скрипка. Артефакт.

— Забрали? — как о само собой разумеющемся поинтересовался Вид.

Хотел было положить руки на стол, но вновь с неудовольствием отметил — дрожат, и сложил на груди.

— Нет.

— Тогда я заберу.

— Ты мне друг. — Вновь приостановив видео, Сергей Михайлович отложил указку, поставил локти на стол и сцепил пальцы.

Вид иронично приподнял нарисованную бровь. У него друзей не было.

— Не был бы другом, я сейчас просто промолчал бы. Мол, хочешь брать — бери, — всплеснул князь руками. — Но этот скрипач — Шуйский Артем. Наследник.

— Откуда команда, я слышал. Название школы слышал. Почему не слышал его фамилии? — вновь нахмурился румын.

— Инкогнито, — провел Долгорукий рукой по благородной седине. — Плюс не капитан команды. Им заявлен наследник Зубовых.

— Не знаю такой род.

— В зале, наверное, никто не знает, — пожал Сергей Михайлович плечами. — Как таких объявлять перед отпрысками княжеской крови?

— Боишься его отца? — изобразил удивление гость.

— Нет, — изобразил пренебрежение старик. — Но так нельзя! Чтобы какой-то Зубов стоял впереди Шуйских! Это бардак! — возмутился он.

— Значит, скрипка, — задумался князь Вид.

— Именно. Но дело не в ней. Вернее, не совсем в ней. Падение барьеров сделал возможным следующий элемент, — вновь щелкнула указка, возвращая запись чуть вперед и приближая самого юного участника команды. — Самойлов Федор. Смотри за движением его инструмента.

На этот раз соседнее изображение сконцентрировалось на последнем блоке судейской трибуны — пока еще темном. Одно движение маракасов в руках мальчишки, и стекло одиннадцатого блока в тот же миг сотряс дикий удар изнутри.

— Достаточно! — слишком громко произнес князь Вид.

Долгорукий тут же выключил изображение.

— Как видишь, не в звуке дело, — примирительно повел он руками.

Вид хотел было возразить, рассказать, как в голову через уши будто заливали раскаленное олово, стирая разум дикой болью, оставляя только животный инстинкт — добраться до источника страданий и уничтожить голыми руками. Но… Долгорукий не упомянул про другой элемент ужаса.

Мелькания холодного света, жгущего глаза до крупных слез, за которыми ничего не видно. Холод в груди, страшный холод внутри мертвого человека, вытягивающий к сцене саму душу — туда, в каскад несущихся в круге огней…

Но только сумасшедший станет рассказывать о собственных слабостях. Особенно людям, которые зовут себя твоими друзьями.

— Кто дал ему это? Шуйские?

В напряженном голосе сквозила ненависть, а дрожащие под столом руки вспоминали приятную тяжесть пыточных инструментов.

— Это интересный момент расследования, — хмыкнул Долгорукий. — Мы изъяли и изучили маракасы. Мальчик оставил их на хранение, что, согласись, крайне странно, если предполагать злой умысел. Так вот, это абсолютный новодел. Ему меньше недели.

— Кто? — раздраженно спросил гость.

— Да сам мальчик и сделал. Полагаю, случайно, сам не зная, что сотворил, — с видимым удовольствием глянул на собеседника хозяин кабинета. — Он из тех Самойловых, что потерялись полгода назад, после Багиево. Оказывается, осели у Шуйских. Вещица, которую он сделал, из класса «тень мастера». В чужих руках не работает.

— Ты посмел проверить это на мне? — Глаза напротив сузились.

— В опытах, проведенных нами за стенами изолированного хранилища, не зафиксировано статичное фоновое выделение Силы при использовании чужими, — сухо отметил Долгорукий.

Князь Вид прикрыл глаза, разрывая противостояние взглядов. Руки расслабились и легли ладонями на колени. Слишком сильно воспоминания били по разуму.

— Приношу извинения.

Долгорукий обозначил наклон головы, принимая извинения гостя.

— Что же по поводу глобального заговора, — старик показал пальцами кавычки в последней фразе. — Предлагаю познакомиться с записью из зала подготовки.

— Ты еще за репетициями конкурсантов следишь?

— Разумеется, — недоуменно посмотрел на него Сергей Михайлович и развернулся к экрану, щелкнув кнопкой на указке.

Изображение заняло полный экран.

— Ну и сарай, — презрительно скривился Вид.

— Нас интересует диалог, — преувеличенно бодро произнес князь, вжав плечи, словно после удара.

— Теперь понимаю, что ты его отца не боишься. Я бы даже сказал, ни во что не ставишь.

— …из которого можно понять… кхм… — нервно кашлянул Долгорукий.

— У меня даже у лошади стойло лучше, — уже осуждающе покачал головой Вид.

— …что ребята вынудили Шуйского использовать эту скрипку, а не другую, — покраснев, продолжил Сергей Михайлович, изображая деятельную заинтересованность происходящим на экране, и суетливо нажал кнопку старта. Указка отчетливо хрустнула.

Князь Вид хотел было кольнуть очередной едкой фразой, но, услышав последнее предложение, ошарашенно покачал головой. Однако озвучивать свое мнение не стал. Хотя очень хотелось. Но в голове не было ни одного приличного слова.

— Так как до того… одну секунду… — Долгорукий отмотал запись чуть назад. — Вот этот фрагмент. Их номер был под угрозой из-за того, что Шуйский указал неверные ранги и ребята остались без подобающего инвентаря.

— Что он указал? — с невольным любопытством поинтересовался Вид.

— Мм, давайте послушаем, — клацнул кнопкой Сергей Михайлович.

— Что?! «Новик»? «Воин»? «Без ранга»?! — расхохотался князь, как от хорошей шутки, откидываясь на спинку кресла.

— Родители, бывает, медлят с экзаменом, — нейтрально пожал плечами старик, игнорируя смех.

А бывает, что родителям просто страшно говорить о рангах детей. Потому что умные люди легко сопоставят достижения с возрастом и постараются убрать будущего «мастера» в детстве.

— Мы провели расследование. Они действительно репетировали с этим металлическим кольцом.

— Как будто ты запретил бы им выступить так, как они выступили, — потерев край глаза, будто смахивая слезу, успокоился румын.

— Единственная команда с одиннадцатью баллами за первый день, — намекнул на неожиданную оценку князь и легонько подначил: — Кто-то говорил, что видел в этом мире все.

— Видел, — спокойно подтвердил князь Вид. — А ты разве удивлен оценке? Твой Игорь всех судей обегал, команду расхваливал.

— Что? — вытянулось лицо Долгорукого.

— Говорит, смотри внимательно, сами играть будут, — неправдоподобно передразнил Вид и сжал кулаки. — Посмотрел. Все посмотрели. Всем понравилось.

Накативший на него приступ ужаса почувствовали все соседи по судейской трибуне. И ставили оценки за удовольствие, которое принесла им команда. За удовольствие от того, как бессмертного князя корежит от страха. И человек, сидящий перед ним, прекрасно это понимал.

Темная волна прокатилась по комнате, выводя из строя монитор, высекая из поверхности стола и паркета крошечные волны праха, потом она достигла Долгорукого, чтобы тут же разбиться о нерушимый монолит воли.

Да, князь Вид тоже отдал им свой голос. Потому что заставившие его испытать страх не смеют называться посредственностями. Не смеют быть как все. Они должны быть лучшими, чтобы воспоминания обернулись уважением к сильному сопернику, для встречи с которым следует подготовиться и стать еще лучше. И не вызывали стыда вместе с желанием выжечь этот день огнем из памяти мира. Если они проиграют турнир, он будет крайне разочарован.

— Но и номер был весьма неплох. — Осторожно, выражая тоном радушие, Сергей Михайлович постарался сбавить напряжение.

Несмотря на то что Долгорукий наблюдал за танцем через призму нескольких выжженных миллиардов, удовольствие от увиденного все равно было больше, чем желание придушить. А это — очень лестная оценка!

— В общем, ты хочешь сказать, что все это случайность, — выдохнул князь Вид, взяв эмоции под контроль. Собственная слабость ощущалась слишком болезненно.

— Так оно и есть. Все слишком нелепо и спонтанно, чтобы считать это нападением. И извини, но никакой возможности продолжения, которое могло бы зафиксировать результат или помочь извлечь выгоду, я в этой ситуации не вижу. А так не бывает.

— Вот так просто? Одна ошибка с оформлением, чувство вины и творится неведомо что?

— Дети, — пожал Долгорукий плечами и добродушно добавил: — Ты бы знал, как мои внучата чудят.

Он этого Игоря поймает и выпорет.

— Отдашь мне эту колотушку, — выдохнув, принял решение князь. — Я посмотрю, что с ней не так.

Вестники войны вновь отступили за горизонт.

— Инструменты принадлежат Самойловым. Мой сын ручался за сохранность.

— Так верни им их, и пусть они потом их потеряют, — лениво произнес Вид, выуживая из внутреннего кармана подкладки сложенный вчетверо листок с гербовым узором и снимая с уже не дрожащего пальца перстень с печаткой.

Знание причины страха — лучший путь к его обузданию. Но истинное выздоровление наступает, когда убираешь первопричину болезни, ее источник.

Выведя несколько строк на желтоватом листке и скрепив текст снизу печатью, князь Вид протянул его Долгорукому.

— Отдашь этому Самойлову.

— Отцу? — с некоторой опаской принимая лист, поинтересовался тот.

Все-таки его сын гарантировал безопасность всех детей… Но что будет, если гость потребует жизнь мальчишки? Пожертвует ли ею сын ради того, чтобы соревнования продолжались? Пообещает ли голову по завершении турнира и снятии всех клятв? Легкое головокружение поселилось в голове Сергея Михайловича, не давая вчитаться в коротенький текст из двух предложений на развернутом листе — специально, чтобы Долгорукие знали его содержание и сделали выводы.

— Федору.

— «Больше так не делай. Учись хорошо»?! — с изумлением прочитал текст старик, запамятовав, что хотел всего лишь мельком зацепить его взглядом и демонстративно сложить лист.

— Приложишь несколько рецептов его ремесла. Старых, хороших, — удовлетворенно кивнул князь Вид. — Я знаю, у тебя есть. Три, нет — четыре. Это будет твоя вира за то, что не уследил.

— А он? — возмутился Долгорукий, на секунду позабыв, что в общем-то пытался разделить вину со второклассником.

Но столь кошмарный грабеж! Рецепт, попавший в чужие руки, теряет уникальность! Конкуренция, снижение цен, дефицит бюджета. Что дальше — разорение и дешевый алкоголь?!

— Еще маленький, чтобы с него спрашивать, — откровенно развлекался за его счет князь Вид. — Не станет повторять эти… маракасы, значит, вырастет умным и талантливым. Тогда спрошу. За хорошую плату спрошу.

— А если его заставят?

— Значит, не вырастет, — потерял всякую веселость трехсотлетний «виртуоз».

Но он верил в иное.

Тот, у которого было все на земле, кроме счастья воспитать детей, относился к ним по-особенному. Это не означало безграничного милосердия или желания уберечь беспризорных, не вытягивало из казны деньги на помощь лишенным крова. Возраст подарил ему иную странность.

С его долгой жизнью глупо было брать детей из приюта. Неправильно, когда сын умирает раньше отца. Поэтому он назначал себе воспитанников из чужих семей. То, что у тех уже есть родители, его мало интересовало. Но вот наблюдать за успехами гения, отмеченного даром уже в юном возрасте, доставляло истинное удовольствие.

Его нового сына звали Федор. А надо ли ждать беды от сына?

— Я рад, что недоразумение разрешилось, — после короткой паузы ответил Долгорукий церемониальным наклоном головы. — Теперь мы можем вернуться к турниру.

— Много дел? — повернувшись на кресле вполоборота к окну, глянул на него гость.

— Мероприятие такого масштаба обязывает.

— Тогда иди, — лениво повел тот рукой. — Я тут посижу. Вид у тебя из окна красивый.

Сергей Михайлович даже растерялся — оставить Вида тут, среди документов? Но и мягко выгнать никак не получится — раз сам не вышел, упрется как… Сделать вид, что решил остаться и поработать ради гостя, — так этот паразит будет скалиться и ухмыляться до самого вечера…

— Я распоряжусь, чтобы принесли напитки, — доброжелательно улыбнулся Долгорукий и с невозмутимым видом покинул кабинет.

Не станет же он рыться по ящикам?! Хотя этот может… Триста лет не добавляют ни ума, ни просветления, ни таинственной мудрости. Триста лет — это немного опыта и целый океан отвратительного характера.

— Черт с ним, — хлопнул он раздраженно третьей по счету дверью. Первые две гость мог услышать.

Впереди торопливо разбегались подчиненные, прячась по темным углам. Дед опять был не в духе.

— ИГО-О-ОРЬ!!!

«Значит, на этот раз скрипка, — пробежала ленивая мысль у князя Вида, расслабленно откинувшегося на кресле. — Но это же неудобно».

Глава 24

Под белыми тучами неспешно несла свои серые воды река. Иногда поверхность покрывалась рябью от резкого ветра, налетавшего с севера. В лицо бил холод, пытался забраться в складки одежды или вырвать из рук удочку, но злости на него не было. Даже легкой грусти не приходило. Внутри мерно горел огонь новой влюбленности, волнами проходя по телу, согревая вместе с ним душу.

Оказывается, так бывает — потеря того, что казалось пиком совершенства, эталоном, бережно хранимым в сердце в надежде на новую встречу, обернулась не трагедией, а осознанием сокровища, что, оказывается, находилось совсем рядом. Иногда даже потрясение может стать великим чудом, способным раскрыть новые чувства. И там, где совсем недавно была холодная пустота потери, появляется новый образ, сотканный из ее аромата, ее облика, ее вкуса. Воспоминание о ней позволяло улыбнуться холодному ветру, рассмотреть яркое солнце за пеленой облаков, а знание того, что она ждет дома, наполняло уверенностью и желанием жить.

Кто знает, если бы Игорь не сожрал все вареники в первый день, приготовили ли бы мне эту замечательную шарлотку?

А я ведь чуть его не прибил, и, если бы не обещание бабушки сделать что-то особенное, Артем и Пашка меня вряд ли удержали бы. Теперь, наверное, следует сказать Игорю спасибо.

Рядом плеснул небольшой карась, тут же ловко подсеченный Димкой и с важным видом, полным превосходства, помещенный в ведро с водой, к остальному улову.

Старый знакомец щеголял новыми кедами с модной зеленой полоской и свежим фингалом — у среднего брата оказался такой же размер ноги. Но, судя по тому, что у конкурента фингалов было два, а кеды остались у Димы, этот раунд выиграл младший брат. Еще на нем была безразмерная серая фуфайка и столь же теплые и габаритные штаны. Такой же набор, кроме обуви, был и на мне — Димка сдал в аренду за смешные деньги вместе с рыбацкими сапогами. Он вроде как мог достать решительно все из числа того, что было в деревне.

А еще у Димы появилась новая мечта, пришедшая взамен исполнившейся — об обретенных кедах, — пока тайная, как и положено мечте. Но стоимостью вряд ли ниже обуви, потому после школы он почти безотлучно находился рядом с нами. Без особой наглости, просто занимался своими делами у нас на виду, ожидая, когда нам что-то может понадобиться. Оказалось очень удобно. А когда попросили не верить Игорю и не давать в кредит, то и выгодно.

— Может быть, мотыль, белый хлеб? — нейтрально поинтересовался Димка, демонстрируя спичечные коробки. — Всего пять рублей.

— Нет, спасибо.

Димка безо всякого расстройства кивнул, переснарядил крючок и продолжил сосредоточенно наблюдать за поплавком.

Я же потянулся к телефону во внутреннем кармане, сверился с часами и положил его обратно. Осталось минут десять до обеда, и можно возвращаться домой. Она ждет.

Воспоминания вновь накрыли разум, играя на струнах души музыку волнующего предвкушения. Смел ли я подумать, что такое чудо можно создать из теста и яблок? Какие еще тайны хранит мир?

— Там ваш друг идет, — вежливым шепотом вывел из грез Дима. — С футляром от скрипки. Кажется, Артем.

— Он, — утвердительно качнул я головой, не оборачиваясь.

Внутри гигантской куртки было слишком удобно, чтобы портить установившийся баланс мягкости и тепла лишним движением.

— А хотите, — подмигнул он заговорщицки, оглянувшись назад и чуть пододвигая ко мне свое ведерко, — готовый улов, недорого? Ваш друг обзавидуется!

С иронией покосился в его сторону, и Димка понятливо притих.

— Привет всем, — известил о своем прибытии Артем. — Как успехи?

Я потянул за удилище и вытащил из воды полуторалитровую пластиковую бутылку.

— Компот почти остыл, — оценил температуру ладонью и погрузил емкость обратно в речную воду.

Рядом возмущенно выдохнул Димка.

— Вы сказали бы, я б ее в свой холодильник засунул, — буркнул он, с поникшими плечами собирая снасти.

— От горячего техника портится, — отрицательно качнул я головой. — Нельзя.

— Можно еще в подпол поставить.

— Так быстрее. Проточная вода.

— О, отличный улов, — отчего-то заинтересовался Артем его ведерком. — Продаешь?

— Шесть отличных карасей. Могу сразу почистить. Сорок рублей за все, — протараторил Димка на одном дыхании.

— Беру, только домой к нам сразу отнеси. Там и почистишь.

За спиной шелестнули бумажки, и парень с энтузиазмом отправился покорять холм с уловом и удочкой наперевес.

Рядом на корточки присел Артем и некоторое время молча смотрел на гладь реки.

Одет он был в зеленоватый охотничий костюм с желто-серыми полосками, голову прикрывала черная вязаная шапка, ноги грели такие же, как у меня, рыбацкие сапоги — удобно в них передвигаться по местной слякоти, особенно после дождя. С учетом очков и футляра от скрипки вид был своеобразный.

— Там почта пришла, — произнес он, продолжая смотреть вперед. — Письма, газеты.

— Мне есть что-нибудь? — заинтересовался я.

— Даже Федору есть конверт, — утвердительно кивнул Артем.

— А от этих… — завершил я неопределенно, но друг понял.

— А тебе как раз только от них и есть. Пятнадцать писем, между прочим. Все ответили. Сейчас отдать?

— Можешь кратко, про что там?

— Это все-таки твои письма, — с укоризной возразил он.

Были бы от кого из близких, тогда да… Но эти вряд ли стоят времени, которое нужно потратить на их прочтение. Тем более скоро обед, а Артем умеет ужимать содержание листа бумаги до пары фраз.

— Так прочтешь? — повернул я к нему голову.

— Ладно, — улыбнулся друг, доставая пачку писем из внутреннего кармана.

Звучно хрустнул сургуч на первом конверте.

— Тебя ненавидят, но благодарят за торт, — хмыкнул Артем и взял следующий. — Тебя ненавидят за то, что торт всего один. Тебя ненавидят, но готовы простить за рецепт торта. Тебя и твой торт обвиняют в срыве выступлений. Так, тут то же самое.

— Однотипные можно пропускать.

— Ладно. — Глянув в мою сторону, Артем некоторое время молча перебирал конверты. — Хм. А нет, тоже ненавидят, — с разочарованием глянул он на конверт. — Просто тут по-французски. Вот! Благодарят за торт. Звездочка чувствует себя хорошо. Зовут в гости. — Друг с удивлением поднял взгляд. — Графиня Елена Белевская.

— Надо будет съездить, — вздохнул я, принимая протянутый конверт и пряча в карман куртки.

— Еще двум девушкам ты разрушил жизнь и диету. Больше ничего интересного, — просмотрев письма, подытожил Артем. — Только на одном стоит ремарка СБ Долгоруких о санации.

— Это зачем? — заинтересовался я.

— Яд подсыпали, может быть, — невозмутимо пожал Артем плечами. — Там в тексте тебя тоже не сильно любят.

— Зря только торты потратил, — вздохнул я с грустью.

— Никто из них не получил больше трех баллов за конкурс. А мы получили максимум. Этого достаточно, чтобы ненавидеть.

— Странные люди.

— А еще это слишком вкусный торт, и ты можешь его есть каждый день, а они нет.

— Надо было сразу об этом подумать, — повинился я.

Отправил бы лучше вместе с другими в крепость. Кроме одного.

Страницы: «« « ... 1718192021222324 » ... »»