Муссон Смит Уилбур
Клебе не отличался большим умением скрывать следы. Он гонялся за своей кобылкой, как юный жеребец, что скачет через изгороди. И казалось чудом, что Мбили так долго ничего не замечал.
– Да, я понимаю, Мбили, – сказал он. – Я тоже когда-то любил.
– И что мне делать? – с отчаянием спросил Гай.
– Как бы это ни было больно, это все равно тебя не убьет, и однажды, скорее, чем ты можешь поверить, ты забудешь эту боль.
– Я никогда ее не забуду! – с глубочайшим убеждением отозвался Гай. – И никогда не забуду мою любовь к ней!
Хэл Кортни услышал звон судового колокола в начале средней вахты.
– Полночь, – рассеянно пробормотал он.
Хэл уже много часов сидел за своим письменным столом и устал от неподвижности, глаза жгло. Встав, он подрезал фитиль лампы, усиливая падавший на документы свет, потом снова опустился в тяжелое дубовое кресло и вернулся к работе.
Перед ним лежали планы всех палуб «Серафима». Хэл какое-то время всматривался в план орудийной палубы, потом отложил его в сторону и, придвинув к себе схему корабля в вертикальном разрезе, сравнил два листа.
– Нам нужно скрыть орудия и придать кораблю вид невооруженного торговца, – тихо произнес он. – А значит, нужно убрать заслонки бойниц на нижней палубе…
Он умолк и нахмурился, услышав тихий шорох за дверью каюты.
– Кто там? – резко спросил он.
Погода стояла прекрасная, ветер дул ровно и не слишком сильно. Хэл не ожидал, что ему помешают.
Из-за двери никто не ответил, и через мгновение Хэл тихо хмыкнул. Должно быть, крыса шмыгнула или просто почудилось. Он снова вернулся к чертежам.
За дверью опять что-то заскреблось. На этот раз Хэл сердито отодвинул кресло и встал. Наклонившись под низким потолком, он быстро подошел к двери и распахнул ее.
Перед ним робко стояла худая фигура. Хэл не сразу узнал собственного сына.
– Гай? – Хэл всмотрелся в него. – Что ты здесь делаешь так поздно? Входи, мальчик.
Гай шагнул в каюту и закрыл за собой дверь. Потом стянул с головы шапку. Лицо у него было бледным, он отчаянно нервничал.
– Отец, я должен тебе сказать… – запинаясь и вертя в руках шапку, начал он.
– В чем дело? Говори, парень! – подбодрил его Хэл.
– Там, в трюме, в пороховом погребе, кое-кто есть, – выпалил Гай. – Дверь отперта, а внутри свет.
– Что? – Голос Хэла прозвучал резко от тревоги. – В пороховом складе? Свет?!
У него в голове разом вспыхнуло множество самых ужасных предположений.
– Да, сэр…
Резко развернувшись, Хэл подошел к своему столу. Рывком открыл верхний ящик и достал деревянный футляр с пистолетами. Открыв его, он взял один пистолет, двуствольный, быстро проверил запал и сунул пистолет за пояс. Потом взял второй и сжал его в правой руке.
– Разберемся, – мрачно бросил он, снимая с кронштейна лампу. – Идем со мной, Гай, только тихо. Незачем предупреждать негодяев, которые туда забрались, кем бы они ни были.
Он открыл дверь каюты, и Гай вышел следом за отцом в коридор.
– Закрой потише! – предупредил Хэл.
Он направился к трапу. Всмотревшись в нижнюю палубу, он не заметил никаких признаков света. И оглянулся на Гая.
– Ты уверен?
– Да, отец.
Хэл бесшумно спустился по трапу, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться и всмотреться. Дойдя до конца, он снова остановился. И только теперь заметил слабую полоску света по периметру двери порохового склада.
– Да! – шепнул он и взвел курок пистолета. – А теперь посмотрим, что они там затеяли.
Он направился к погребу, держа фонарь за спиной, чтобы прикрыть его свет. Гай не отставал.
Хэл дошел до двери и приложил ухо к ее тяжелой дубовой створке.
И сквозь шум корабля до него донеслись звуки, озадачившие его: негромкие вскрики и стоны, шорох и что-то еще, чего он не мог понять.
Хэл взялся за ручку двери, и та с готовностью повернулась под его пальцами. Он нажал на дверь плечом. Косяк тихо скрипнул, и дверь распахнулась. Хэл остановился в проеме и поднял фонарь над головой.
И какое-то время он просто не в силах был сдвинуться с места. Открывшаяся перед ним картина настолько не соответствовала его ожиданиям, что он просто не сразу понял смысл происходившего.
Прикрытый фонарь на кронштейнах на переборке бросал неяркий свет. На полу у ног Хэла валялась груда одежды, а на мешках с порохом перед ним распростерлись два тела. Хэл наконец-то сообразил, что оба они обнажены. Светлая кожа мягко выделялась в полутьме… Не веря своим глазам, Хэл уставился на них.
Женские кудри, сплетенные ноги и руки, открытый алый рот… маленькие ножки, поднятые в воздух, тонкие руки, вцепившиеся в волосы мужчины, и голова мужчины между жемчужными бедрами…
Парочка была настолько занята собой, что не замечала ничего вокруг.
Даже когда над ними вовсю вспыхнул фонарь, это их не встревожило, потому что глаза девушки были плотно зажмурены, а ее лицо настолько исказилось от страсти, что Хэлу она показалась незнакомкой.
Он стоял как вкопанный и ошеломленно таращился на них, очнувшись лишь тогда, когда Гай попытался протиснуться мимо него внутрь. Хэл шагнул вбок, чтобы закрыть от него картину.
– Назад, Гай! – велел он.
И его голос проник наконец сквозь завесу страсти, укрывшую парочку на мешках.
Глаза женщины вдруг распахнулись, потом медленно расширились, как постепенно раскрывшиеся лепестки некоего фиолетового цветка… она в ужасе и непонимании уставилась на Хэла. Ее губы изогнулись в безмолвном вопле отчаяния, она резко приподнялась на локте…
Обеими руками она дернула темные волосы головы, приютившейся между ее бедрами, но не смогла ее поднять.
– Том!
Хэл наконец обрел полный голос.
И увидел, как мышцы на широкой спине юноши дернулись, словно в них вонзили кинжал.
Том поднял голову и уставился на отца.
Казалось, они трое, замерев, целую вечность смотрели друг на друга.
Лицо Тома налилось кровью, как будто он промчался целую милю или только что вышел из серьезной схватки. Взгляд у него был рассеянным, как у пьяного.
– Бога ради, девица, прикройтесь! – прохрипел Хэл.
Он чуть не сгорел от стыда, когда осознал, что ему трудно оторвать взгляд от ее нагого распростертого тела.
При этих его словах она обеими ногами оттолкнула Тома, сбросив его с мешков на палубу. Схватив ночную сорочку, она обеими руками прижала ее к груди, пытаясь скрыть наготу, и съежилась, встав на колени, как какой-нибудь дикий зверек, попавший в западню. Хэл повернулся к ней спиной и увидел Гая, стоявшего вплотную к нему и тянувшего шею, чтобы увидеть происходящее внутри.
Хэл грубо вытолкнул его в коридор.
– Немедленно вернись в постель! – рявкнул он. – Тебя это не касается!
Гай попятился, ошеломленный злобностью отцовского голоса.
– И никому ни слова о том, что ты видел здесь, иначе я тебе всю кожу со спины сдеру!
Гай медленно, неохотно поднялся по трапу, а Хэл снова посмотрел в пороховой склад.
Кэролайн уже натянула ночную сорочку, и та теперь скрывала ее до самых лодыжек. Она стояла перед Хэлом, опустив голову. Густые локоны упали вперед, пряча ее лицо. Кэролайн выглядела как маленькая девочка, юная и невинная. Но, черт ей свидетель, она уж точно не такова, мрачно подумал Хэл и посмотрел на своего сына, который прыгал на одной ноге, натягивая бриджи.
Теперь в нем не осталось и следа петушиного задора и бравады.
Натянув наконец штаны до талии и застегнув ремень, он с жалким видом встал рядом с девушкой, и ни один из них не решался посмотреть Хэлу в глаза.
– Мистрис Кэролайн, – приказал Хэл, – немедленно вернитесь в свою каюту.
– Да, капитан… – прошептала она.
– Могу лишь сказать, что мне отвратительно ваше поведение. Я не ожидал ничего подобного от леди из хорошей семьи.
Хэл смутно ощутил глупость собственных слов. Как будто только представители низших классов могли развлекаться подобным образом, насмешливо подумал он и поискал какие-нибудь не столь заезженные слова.
– И что сделает ваш отец, когда я ему расскажу? – резко спросил он.
Девушка взглянула на него с откровенным ужасом, мгновенно уничтожившим всю ее красоту.
– Но вы же ему не расскажете?!
Внезапно, смутив Хэла, она упала перед ним на колени и обхватила его ноги.
– Пожалуйста, не рассказывайте ему, капитан! Я что угодно сделаю для вас, только не говорите ему!
– Встаньте немедленно!
Хэл поднял ее, и его гнев утих. Не сразу удалось заново разжечь это пламя.
– Отправляйтесь в свою каюту и не выходите, пока я за вами не пришлю.
– Но вы не скажете моему отцу? – продолжала молить она.
Теперь ее лицо заливали слезы.
– Не могу ничего обещать, – ответил Хэл. – Вы более чем заслужили хорошую порку, и я знаю, что он вам это устроит.
Он вывел девушку за дверь и подтолкнул в сторону палубы. Она убежала вверх по трапу, и Хэл услышал, как тихо открылась и закрылась дверь их каюты.
Он снова повернулся к Тому, пытаясь пригвоздить сына яростным взглядом, но почувствовал, что пламя гнева утихает. Вопреки собственной воле он умчался назад сквозь годы, к другим юноше и девушке в темной каюте в этих же южных морях. Он был тогда в возрасте Тома, а голландка на пять лет старше, когда провела его через порог мужской зрелости.
У нее были золотистые волосы и невинное лицо ангела, но тело распутницы, а натура настоящей дьяволицы. Хэл моргнул, отгоняя воспоминания, и обнаружил, что Том все еще стоит перед ним с видом раскаяния.
– Мисс Битти – пассажирка корабля, а потому находится на моем попечении, – сказал он. – Ты опозорил и себя, и меня.
– Мне очень жаль, отец.
– Не похоже на то. – Хэл всмотрелся в лицо Тома и понял, что сын борется с собой, желая быть честным.
– Я хотел сказать, мне жаль, что я тебя опозорил, – уточнил Том. – Но если никто об этом не узнает, то и стыда никакого не будет, сэр.
Хэл чуть не разинул рот от такого объяснения, но потом последовал хитроумной логике Тома.
– Ты просто варвар, сэр! – мрачно заявил он, но подумал: «Как и я был в твоем возрасте».
– Я постараюсь исправиться, – пообещал Том.
Хэл пристально посмотрел на него. Сам он никогда бы не осмелился вот так разговаривать со своим отцом. Он боялся отца. А этот юноша его совсем не боится; уважает его, возможно, даже восхищается им и, конечно, любит, но не испытывает страха, когда они вот так стоят лицом к лицу. «Неужели я плохо исполнял свой отцовский долг? – пытался понять Хэл. – Нужно ли было заставить его бояться меня? Нет, я рад тому, что есть. Я вырастил из него мужчину».
– Отец, я готов принять любое наказание, какое ты сочтешь нужным. Но если ты расскажешь обо всем семье Кэролайн, ты навлечешь на нее позор и погубишь ее жизнь. – В голосе Тома слышалась едва заметная дрожь. – А она такого не заслуживает.
– Согласен, – неохотно признал Хэл. – Могу я счесть, что ты больше никогда не станешь пытаться остаться с этой девушкой наедине, пока она находится на этом корабле?
– Обещаю! – Том вскинул правую руку. – Клянусь тебе в этом!
– Тогда не будем больше об этом говорить, и я ничего не скажу мистеру Битти.
– Спасибо, сэр!
Хэл почувствовал себя вознагражденным, когда увидел выражение глаз сына, и ему даже пришлось закашляться, чтобы расслабить сжавшееся горло. Он быстро бросил взгляд вокруг, ища, на что бы перевести разговор.
– Как ты попал в погреб?
– Позаимствовал ключ из твоего стола, – честно признался Том.
– Позаимствовал? – повторил Хэл.
– Да, сэр. Я собирался вернуть его потом…
– Больше он тебе не понадобится, заверяю, – мрачно произнес Хэл.
Том покорно подошел к двери, потянулся вверх и достал ключ из ниши над косяком.
– Запри дверь, – приказал Хэл и, когда Том сделал это, сказал: – Дай ключ сюда.
Том положил ключ в его ладонь.
– Полагаю, для одной ночи этого более чем достаточно, – решил Хэл. – Отправляйся спать.
– Спокойной ночи, отец, и… мне действительно жаль, что я вызвал твое недовольство.
Хэл проводил его взглядом и, когда Том исчез на трапе, грустно усмехнулся. «Наверное, мне следовало разобраться с этим мелким эпизодом так, чтобы добиться большего эффекта, – подумал он. – Но как? Черт его знает…»
Гай с надеждой и нетерпением ожидал бури, которая должна была последовать после обнаружения греховной парочки. Он полагал, что его отец жестоко выругает Кэролайн, а может быть, и высечет, как какую-нибудь служанку, пойманную на воровстве, и от нее откажутся мать и сестры, и она станет отверженной, и ей просто придется опереться на него в поисках утешения…
В его воображении Кэролайн прибегала к нему и молила о прощении за то, что предала его чистую, честную любовь. Она отдавалась на его милость и обещала, что, если он ее простит, она будет всю свою жизнь стараться стать лучше и искупить вину. И такие мысли согревали Гая, избавляли от ужасного страдания, терзавшего его с той самой ночи, когда он прокрался за Томом на нижнюю палубу и обнаружил ту грязь, в которой валялся брат.
Потом Гай стал надеяться, что отец накажет Тома на глазах у всей команды, хотя и понимал в глубине сердца, что это слишком несбыточная надежда. Но, по крайней мере, отец мог заставить Тома принести извинения мистеру и миссис Битти и запретить впредь даже разговаривать с Кэролайн или с кем-то из ее семьи.
Том мог бы стать отверженным на корабле… А отец, пожалуй, мог бы и прогнать его с «Серафима», когда они доберутся до мыса Доброй Надежды, или даже с позором отослать обратно в Англию, в Хай-Уилд, под тираническую власть Черного Билли.
Гай жадно ожидал, когда произойдет что-то из этих событий или даже все они сразу. Но дни шли, и досада Гая росла, потому что не происходило ничего грандиозного, как будто все его эмоциональные потрясения и страдания вовсе не имели никакого значения.
Правда, несколько дней после этих событий Кэролайн держалась тихо и замкнуто, вздрагивала, когда слышала шаги за дверью каюты, в которой они вместе трудились над учебниками, пугалась, услышав голос своего отца, гудящий на палубе наверху, и совершенно не смотрела в сторону Тома, уткнувшись в книги.
Гай с небольшим удовлетворением отметил, что, если Том выходил на палубу в то время, когда Кэролайн была там вместе с матерью и сестрами, она тут же находила какой-нибудь предлог, чтобы вернуться в их маленькую каюту, и сидела там в одиночестве часами.
Но это продолжалось меньше недели, а потом к Кэролайн быстро вернулись ее прежние уверенные и милые манеры. На ее щеках вновь расцвели розы, она смеялась и шутила с мастером Уэлшем, а на уроках музыки чудесно пела дуэтом с Дорианом. Какое-то время Гай отказывался принимать участие в этих вечерах, ссылаясь на дурное самочувствие, и с несчастным видом валялся на своем тюфяке на орудийной палубе, прислушиваясь к слабым звукам музыки и смеха, доносившимся с палубы внизу. Но наконец он позволил мастеру Уэлшу убедить себя вернуться к своей лютне, хотя играл на ней с трагическим лицом.
Что до Тома, то он совершенно не выказывал сожалений из-за своего предательства и обмана. По правде говоря, он какое-то время даже не делал попыток заговорить с Кэролайн, но в этом не содержалось ничего нового. Это просто служило еще одним свидетельством вероломства.
Потом во время одного из уроков Гай перехватил нечто произошедшее между этими двумя.
Кэролайн уронила на пол свой мелок, и, прежде чем Гай успел за ним потянуться, она сама нагнулась, чтобы поднять его из-под стола.
Корабль качнулся, и мелок покатился к Тому. Том подхватил его и с насмешливо-галантным поклоном протянул Кэролайн, в то же время воспользовавшись возможностью заглянуть в ее декольте. Кэролайн, сверкая глазами, повернулась так, чтобы мастер Уэлш не видел ее лица, и показала Тому язык. Но это был совсем не детский жест, наоборот – намекающий и манящий, полный сексуального подтекста.
Том в ответ хитро покосился на нее и подмигнул, отчего Кэролайн очаровательно порозовела, и это подействовало на Гая как удар кулаком в лицо.
Он размышлял над этим весь остаток дня, но нашел лишь один способ показать Кэролайн, какую боль она ему причинила, разбив его доверие и всю его жизнь. Он, не спросив разрешения, решил пересесть на время урока на другое место. На следующий день он, ничего не объясняя, оставил скамью рядом с Кэролайн и сел на низкий неудобный табурет как можно дальше от нее.
Такая тактика дала непредвиденный и нежеланный результат.
Мастер Уэлш окинул взглядом перемены в классной каюте, потом посмотрел на Гая:
– Почему ты пересел?
– Мне здесь удобнее, – с надутым видом ответил Гай, ни на кого не глядя.
– В таком случае, – решил Уэлш, посмотрев на Тома, – думаю, будет лучше, если рядом с мистрис Кэролайн сядет Том. Так я смогу его лучше видеть.
Том не стал ждать второго приглашения, и остаток этого утра Гай был вынужден наблюдать за игрой, происходившей между парочкой. Том, хмуро глядя на грифельную доску, под столом тайком придвинул свой здоровенный морской сапог вплотную к элегантной атласной туфельке.
Кэролайн улыбнулась себе под нос, как будто прочитала что-то забавное, и отодвигать ножку не стала.
Потом, немного позже, Том что-то написал на своей доске и, когда Уэлш проверял, как Дориан решил арифметическую задачу, повернул доску так, чтобы Кэролайн могла прочитать написанное. Кэролайн покосилась на доску и вспыхнула, даже встряхнула головой, как будто в раздражении, но ее глаза весело сверкали. Потом она написала что-то на своей доске и показала Тому. Тот ухмыльнулся, как самая настоящая деревенщина… а ведь он таким и является, подумал Гай.
Гай мучился ревнивой яростью, но чувствовал полную беспомощность. Ему пришлось и дальше наблюдать за их флиртом, как они поддразнивали друг друга, и его ненависть кипела все сильнее, пока наконец он оказался уже не в силах ее сдерживать. Его преследовали видения тех ужасных вещей, которыми эти двое занимались в пороховом погребе…
Отец своим телом загородил основную часть ужаса той ночью, да и свет был весьма скудным, но сияние белой кожи Кэролайн и дразнящие округлости и мягкие очертания ее тела снова и снова возникали перед Гаем, пока он наконец не возненавидел девушку. В то же время он болезненно желал ее. А потом он снова видел своего брата и тот неописуемый акт, который он совершал, оскверняя безупречную чистоту прекрасного тела…
Брат был подобен свинье, грязному борову, хрюкающему и роющемуся в корыте. Гай пытался найти самые мерзкие слова в своем лексиконе, чтобы описать всю глубину собственного отвращения, но все они казались слишком слабыми. «Я ненавижу его, – бешено думал Гай. И чуть позже ему пришла следующая мысль: – Я убью его!»
Его тут же укололо стыдом, но почти мгновенно чувство вины испарилось, сменившись дикарской радостью.
«Ну да. Я убью его».
Это казалось единственным, что оставалось Гаю.
Гай выжидал возможности. В полдень следующего дня он гулял по шканцам с мистером Битти, пока вахтенные офицеры, включая его отца и Тома, делали измерения, уточняя положение солнца и корабля.
Мистер Битти во всех подробностях объяснял Гаю, как именно ведутся дела компании на Востоке.
– У нас две фабрики на побережье Карнатаки. Вы знаете, где это, Кортни?
– Да, сэр.
Гай уже изучил ту огромную кипу книг и документов, которые велел ему прочитать мистер Битти.
– Штат Карнатака находится на юго-востоке Индии, между Восточными Гхатами и лесами Коромандела. Это одна из богатейших торговых областей на Востоке, – послушно ответил Гай.
Мистер Битти кивнул.
– Вижу, вы серьезно относитесь к своим обязанностям, – сказал он.
Гай старался сосредоточиться на разговоре, но его внимание отвлекала группа на юте. Он видел, как там совещались над траверз-доской, затем Том что-то написал на своей грифельной доске и показал результат отцу.
– Неплохо, парень! Я так и занесу на карту.
Голос отца донесся до Гая, несмотря на ветер. Эта похвала разозлила Гая и усилила его решимость привести в действие свой план.
Его отец завершил обход палубы, бросая внимательные взгляды на паруса, на курс, обозначенный на нактоузе. Хэл представлял собой впечатляющую фигуру, высокую, широкоплечую, с красивым лицом и густыми темными волосами, связанными на затылке. Гай струсил при мысли о том, чтобы противостоять ему.
Наконец Хэл переговорил о чем-то с вахтенным офицером и ушел вниз, в свою каюту.
– Сэр… – Гай повернулся к мистеру Битти. – Вы меня извините? Мне нужно безотлагательно обсудить кое-что с отцом.
– Разумеется! – Мистер Битти жестом отпустил его. – Но я буду здесь, когда вы вернетесь. И мы продолжим беседу. Мне она кажется весьма занимательной.
Гай постучал в дверь каюты на корме и открыл ее, когда изнутри донесся отцовский голос:
– Войдите!
Хэл оторвался от корабельного журнала, в который заносил данные о полуденном положении корабля, и его рука, державшая перо, замерла над страницей.
– Да, сын, в чем дело?
Гай глубоко вздохнул:
– Я хочу вызвать Тома на дуэль.
Хэл аккуратно вернул гусиное перо в чернильницу и машинально потер подбородок, прежде чем снова посмотрел на сына.
– По какому поводу?
– Ты знаешь, отец, ты же там был. Это так непристойно, что я не могу даже обсуждать это, но Том нанес глубочайшее оскорбление мистрис Кэролайн.
– Ох… – вздохнул Хэл. – Вот в чем дело…
Молча всматриваясь в лицо Гая, он думал: «Если то, что проделывала эта маленькая потаскушка в пороховом погребе, было оскорблением, то она это продемонстрировала самым удивительным образом».
Наконец он сказал:
– Но что она для тебя значит?
– Я люблю ее, отец, – ответил Гай с таким простым и трогательным достоинством, что застал Хэла врасплох.
Он сдержал улыбку, которая уже просилась на его губы.
– А этой леди известны твои чувства?
– Я не знаю, – признался Гай.
– Ты не говорил с ней об этом? Ты же не обручен? Ты не просил у мистера Битти руки его дочери?
Гай смутился:
– Нет, отец, пока что нет. Мне всего семнадцать, и…
– Тогда, боюсь, ты немного опоздал. – Хэл говорил мягким тоном, потому что прекрасно помнил мучительные страдания юной любви. – Что, учитывая данные обстоятельства, скорее всего, к лучшему.
– Я не совсем вас понимаю, сэр. – Гай напряженно выпрямился.
«А теперь мне придется изобразить резонера», – мысленно усмехаясь, подумал Хэл.
– Хорошо, давай просто рассмотрим все обстоятельства. Ты… ну, скажем, слишком пристрастен к мистрис Битти, но, возможно, тебе захочется пересмотреть свое отношение к ней? Достойна ли она такой благородной любви, какую ты к ней испытываешь? Разве твой брат не оказал тебе услугу, выявив ее истинную натуру, пусть даже таким своеобразным способом?
Хэл чуть было не добавил: «Ведь совершенно очевидно, что мистрис Кэролайн самая обычная девка», но сдержался, решив, что ему совсем не хочется оказаться вызванным на дуэль собственным сыном.
– Том вынудил ее к этому! – решительно заявил Гай. – Потому я и хочу драться на дуэли.
– Он насильно затащил ее в пороховой погреб?
– Может, и нет, но он ее обманул. Он ее соблазнил.
– Но если ты бросишь Тому вызов, разве тогда все на корабле не узнают, что произошло между ней и Томом? Ты хочешь, чтобы ее отец узнал о ее небольшой неосмотрительности? Хочешь, чтобы на нее обрушилась вся сила родительского недовольства?
Гай явно растерялся, и Хэл воспользовался этим:
– Единственная причина, по которой я не стал слишком сурово обходиться с твоим братом, – это желание пощадить репутацию молодой леди и ее будущее. Ты хочешь все это выставить на всеобщее обозрение?
– Я никому не скажу ни слова о причине, но я хочу с ним драться.
– Что ж… – Хэл встал. – Если ты стоишь на своем и я ничего больше не могу добавить, чтобы переубедить тебя, будете драться. Я организую борьбу…
– Нет, отец, – перебил его Гай. – Ты не понял. Я хочу вызвать его на дуэль на пистолетах.
Лицо Хэла мгновенно стало жестким.
– Что за чушь, Гай? Том – твой брат!
– Я ненавижу его, – сказал Гай, и его голос сорвался от страсти.
– А ты подумал о том, что если вызов бросишь ты, то оружие будет выбирать Том? А он наверняка выберет сабли. Ты хочешь встать против Тома с абордажной саблей в руке? Я бы не захотел. Эболи тренирует его постоянно и уже сделал бойца, почти равного себе самому. Ты и минуты не продержишься против него. Он унизит тебя, а может и убить, – прямо и грубо заявил Хэл.
– Мне все равно, я хочу сражения!
Хэл вышел из себя. Он хлопнул по столу ладонью с такой силой, что из чернильницы выпрыгнули чернила, забрызгав страницы судового журнала.
– Довольно! Я пытался тебя урезонить. А теперь просто запрещаю. На этом корабле не будет никаких дуэлей, тем более между моими собственными сыновьями. И если я услышу еще хоть слово об этом, я тебя запру в носовом трюме, а как только доберемся до мыса Доброй Надежды, посажу тебя на другой корабль и отправлю назад в Англию. Ты меня слышишь, юноша?
Гай отпрянул перед силой отцовского гнева. Ему нечасто приходилось наблюдать подобное.
Однако он попытался стоять на своем:
– Но, отец…
– Хватит! – рявкнул Хэл. – Я уже все сказал, и тема закрыта раз и навсегда. А теперь вернись к своим обязанностям у мистера Битти. Я больше не желаю слушать эту ерунду.
Море изменило цвет и настроение, встряхивая «Серафим» и подталкивая его на восток. Небольшие беспорядочные волны океана выстроились в огромные ряды, в армию гигантов, решительно идущих в битву в сторону земли, все еще скрытой за горизонтом.
– Валы мыса, – сообщил Нед Тайлер Тому и Дориану и показал вдаль, на затянутый туманом горизонт. – Холодные воды встречаются с теплым африканским воздухом, и кто-то называет это место мысом Доброй Надежды, но другие зовут морем Туманов, а то и мысом Штормов.
С каждым днем волнение на корабле нарастало – люди давно не видели суши. Им навстречу с далекого континента уже прилетали птицы: олуши мчались длинным строем, разрезая воздух крыльями; чайки со снежно-белыми грудками и черными крыльями неслись за ними с дикими криками; буревестники задевали поверхность воды перепончатыми лапами.
И вот уже моряки увидели первые темные комья бурых водорослей, оторванных штормами от скал и плывших по течению, – их длинные тяжи и плотные середины напоминали неких уродливых осьминогов. Огромные косяки мелких рыбок, похожих на сардины, кипели под поверхностью холодной зеленой воды, и множество скользких, блестящих морских тюленей резвились в их гуще, наслаждаясь обилием пищи. Когда в косяк рыбы врезался корабль, тюлени поднимали головы и смотрели на стоявших на палубе людей огромными влажными глазами, чуть пошевеливая жесткими, как у кошек, усами.
Теперь Хэл каждый вечер приказывал убавлять паруса, чтобы корабль лишь едва держался против бурного зеленого течения. При первых признаках рассвета он отправлял Тома и Дориана на мачту следить, чтобы какой-нибудь риф или каменистая отмель не вспороли брюхо корабля. Когда он убеждался, что впереди все чисто, паруса вновь поднимали.