Муссон Смит Уилбур

В середине семьдесят третьего утра после их выхода из Плимута Дориан показал старшему брату на облако, неподвижно замершее впереди над горизонтом, в то время как другие облака небесной когорты клубились, двигаясь по ветру.

Братья какое-то время всматривались в него. И вдруг оно шелохнулось, развернулось, и они увидели под ним плотную синюю линию, прямую, как сабельный разрез.

– Земля! – прошептал Том.

– Неужели? – с восторженным недоверием спросил Дориан.

– Да! Да! – Голос Тома сразу окреп. – Это земля!

Он вскочил на ноги в шатком гнезде и показал вперед дрожащим пальцем.

– Земля! – завопил он. – Земля прямо по курсу!

Палуба под ним моментально ожила, вахтенные полезли на реи. И вскоре все ванты и реи оказались забиты матросами, повисшими на них, словно гроздья зрелых фруктов; все кричали и хохотали от возбуждения.

Хэл Кортни выбежал из своей каюты в одной рубашке, выхватил из-под мышки подзорную трубу и тоже полез на мачту, туда, где сидели в гнезде его сыновья. Поднимался он быстро и уверенно, ни на мгновение не остановившись, пока не очутился на самом верху. Том с гордостью отметил, что, несмотря на трудный подъем, дыхание отца ничуть не сбилось.

Хэл поднял к глазам подзорную трубу и сквозь ее линзы всмотрелся в синие очертания, отмечая для себя размытые вершины и складки неровных скал.

– Да, мастер Томас, ты первым заметил землю.

Он протянул трубу Тому:

– Что ты там видишь?

Стиснутый между двумя юношами, Хэл обнял их обоих за плечи.

– Это какая-то гора! – воскликнул Том. – Огромная гора с плоской вершиной!

– Верно, Столовая гора, – согласился Хэл.

Том еще не до конца понимал, какое искусство навигации требуется для того, что совершил «Серафим». Более семидесяти дней они находились в открытом море, не видя никакой суши, но его отец привел корабль точно на тридцать четвертый градус южной широты.

– Смотрите хорошенько на то, что прямо перед вами, – сказал им Хэл. Его вдруг охватило странное чувство некоего предвидения, как будто перед ним поднялся занавес, приоткрыв на мгновение будущее. – Потому что именно там вас ждет ваша судьба.

– И моя тоже, отец? – пискнул Дориан.

– Вас обоих. Судьба привела вас именно сюда.

Оба мальчика замолкли, впервые услышав в голосе отца такую страстность; на несколько мгновений они даже утратили дар речи.

Они втроем оставались на мачте, пока солнце не добралось до зенита.

– Сегодня нам незачем делать замеры, – усмехнулся Хэл. – Предоставим это Неду Тайлеру и Элу Уилсону. Мы ведь и так уже знаем, где находимся, верно?

Солнце начало неторопливый спуск по небу; «Серафим» весело вспахивал волны, медленно одолевая юго-восточный ветер, отвоевывая морские мили одну за другой. Гора с плоской вершиной с торжественной величественностью поднималась из моря, пока не заполнила, казалось, все небо перед ними, и они уже могли даже рассмотреть белые точки человеческих жилищ у подножия крутых утесов.

– Мы помогали строить тот форт. – Хэл показал на крепость. – Эболи, Дэниел, Нед Тайлер и я.

– Расскажи нам эту историю! – попросил Дориан.

– Ты ее сто раз слышал! – возразил Хэл.

Том заявил:

– Это не важно, отец! Мы хотим еще раз ее послушать!

И вот, пока они сидели вместе среди такелажа, Хэл снова стал рассказывать о событиях войны, случившейся двадцать пять лет назад, о том, как вся команда корабля их деда попала в плен к голландцам, как их привезли в цепях на мыс Доброй Надежды. Сэра Фрэнсиса Кортни пытали, чтобы он открыл местонахождение сокровищ, добытых им на голландских галеонах. А когда он выдержал все мучения, даже самые ужасные и жестокие, голландцы публично казнили его на парадном плаце.

А Хэлу и всей команде пришлось тяжело трудиться на стенах голландского форта, и они страдали так три долгих года, прежде чем им удалось сбежать.

– Значит, именно на этой горе похоронен дедушка Фрэнсис? – спросил Том. – А ты знаешь, где его могила, отец?

– Эболи знает. Это он ночью украл тело с виселицы. И унес в горы, в некое тайное место.

Том какое-то время молчал, думая о пустом саркофаге в церкви на холме за Хай-Уилдом, – на каменной гробнице было начертано имя его деда. Он догадывался, что задумал его отец, но сейчас было не время расспрашивать. Лучше подождать.

«Серафим» подошел к небольшому каменистому островку, охранявшему вход в залив под горой.

Целый лес бурых водорослей наполнял воду, и огромные стаи блестящих тюленей собрались на голом берегу острова Робин – так называли тюленей голландцы.

– Теперь пора спускаться, нужно провести корабль к месту стоянки, – сказал сыновьям Хэл.

– Кто первым спустится! – воскликнул Дориан, спрыгивая на рею.

Том дал ему фору, потом пустился вслед.

Их босые ноги ловко перепрыгивали с каната на канат. Том вскоре сократил расстояние между ними, а потом, когда они почти сравнялись, чуть притормозил и позволил Дориану первым спрыгнуть на палубу.

– Я выиграл! Я выиграл! – восторженно кричал Дориан.

Том встрепал его блестящие медные кудри.

– Не очень-то хвастайся! – сказал он и подтолкнул брата.

Потом оглянулся на небольшую компанию, стоявшую на носу «Серафима». Это были мистер и миссис Битти и все их дочери, и с ними Гай. Все они, оживленные и взволнованные, показывали друг другу на очертания прославленного мыса рядом с мысом Агульяс: это ведь была самая южная точка Африканского континента.

– То белое облако, что висит над вершиной горы, здесь называют скатертью, – объяснял всем Гай. – А та небольшая гора к югу от поселения называется Львиной Головой. Вы сами видите, действительно похоже.

Гай, как обычно, изучил как следует навигационные книги и знал все подробности.

– Гай, а почему ты не полез на мачту? – беззлобно крикнул ему Том. – Оттуда гораздо лучше все видно.

Гай одарил его холодным взглядом:

– Спасибо, но я доволен своим местом.

Он чуть придвинулся к Кэролайн и хотел уже отвернуться.

– Там совершенно нечего бояться! – заверил его Том. – Никакой опасности!

Гай опять повернулся к нему лицом:

– Ты называешь меня трусом?

Его лицо налилось кровью, голос слегка охрип от негодования.

– Я ничего такого не говорил! – Том засмеялся и, развернувшись на пятках, направился к штурвалу. – Впрочем, понимай как хочешь, – бросил он через плечо.

Гай яростно уставился на брата, волна жгучей обиды захлестнула его.

Том недооценивал его храбрость, он небрежно унизил его на глазах семьи Битти и Кэролайн. Что-то щелкнуло в голове Гая, и, прежде чем он сам понял, что делает, он спрыгнул на палубу и побежал вслед за Томом.

– Том, оглянись! – закричал Дориан, но было уже поздно.

Том обернулся, но Гай налетел на него всем своим весом, и как раз в тот момент, когда Том оказался стоящим на одной ноге. От этого Том отлетел к фальшборту с такой силой, что у него весь воздух вышибло из легких. Гай прыгнул ему на спину и обхватил руками его шею. Мальчики регулярно учились борьбе под руководством Большого Дэниела, и хотя Гай был довольно неуклюж, он знал все захваты и броски и теперь с убийственной силой стиснул брата. Он уперся коленом в спину Тома и захватил его руку, пережав горло Тома и выгнув его так, что в любой момент могли треснуть позвонки. Том покатился по палубе, отрывая от себя руки Гая, но постепенно слабея. Его рот открылся в попытках схватить воздух.

Команда мгновенно сбежалась, чтобы посмотреть на представление: матросы громко гикали, криками поддерживая каждый своего фаворита. Потом сквозь весь этот шум прорвался медвежий рев:

– Обратный бросок, Клебе!

Том отреагировал мгновенно.

Вместо того чтобы сопротивляться захвату, выгибавшему его назад, он сменил направление и весь свой вес и все силы бросил на обратное сальто. Гай вдруг понял, что летит спиной вперед, и был просто вынужден разжать руки, чтобы предупредить падение, иначе все его ребра провалились бы в грудную клетку.

Том извернулся в воздухе, как кошка, и оказался на близнеце еще до того, как тот ударился о палубу. Они вместе рухнули на доски, и Том вдавил локти и колени в грудь и живот Гая.

Гай завизжал, как девчонка, и попытался согнуться и схватиться за ушибленный живот, но Том сидел на нем верхом, прижимая к палубе. И он тут же как следует размахнулся, чтобы ударить Гая кулаком в лицо.

– Том, нет!

Это был голос отца, и Том замер. Бешеный гнев в его глазах медленно растаял. Он опустил руку и поднялся на ноги.

И презрительно посмотрел на Гая сверху вниз.

– В следующий раз, – предупредил он, – ты не отделаешься так легко!

Он отвернулся. Гай за его спиной тоже встал, держась за живот, и прислонился к одной из пушек.

Зрители разошлись, разочарованные таким быстрым окончанием представления.

– Том! – окликнул брата Гай, и Том оглянулся. – Мне жаль… Давай пожмем руки. Давай будем друзьями.

Он с трудом шагнул к брату, протягивая правую руку с жалким видом раскаяния.

Том тут же усмехнулся и вернулся к Гаю. И схватил протянутую ему руку.

– Я вообще не понимаю, почему мы сцепились, – сказал он.

– А я знаю, – ответил Гай, и жалостное выражение на его лице мгновенно сменилось черной ненавистью.

С гадючьей скоростью он выхватил из ножен у пояса свой кинжал.

Длина клинка составляла шесть дюймов, блестящая сталь имела острый, как игла, конец. Гай держал его на уровне пупка Тома – и ударил изо всех сил, одновременно правой рукой дернув Тома на себя, чтобы брат сам напоролся на кинжал.

– Я тебя ненавижу! – заорал он, брызгая слюной. – Я тебя убью за то, что ты сделал!

Глаза Тома расширились от испуга, он стремительно дернулся в сторону. Острие кинжала задело его бок и, распоров рубашку, оставило неглубокий разрез. Из него мгновенно хлынула кровь, намочив хлопковую ткань, и полилась на ноги Тома.

Кэролайн пронзительно закричала:

– Ты его убил!

Команда, мгновенно вернувшаяся к месту событий, взревела.

Гай знал, что промахнулся, и отчаянно размахивал кинжалом, метя в лицо и грудь Тома. Но Том отскакивал и уклонялся, как вдруг, совершенно неожиданно и непредсказуемо, прыгнул вперед и ударил левой рукой Гая под подбородок. Голова его близнеца резко откинулась назад, и он отпустил правую руку Тома.

Гай отлетел назад, на фальшборт, из угла его рта сочилась кровь – он прикусил язык. Но он все еще держал кинжал и, направляя его к лицу Тома, рычал:

– Я убью тебя! – Его зубы покраснели от его же собственной крови. – Я тебя убью, грязная свинья!

Том одной рукой потер пострадавшее горло, но другая рука уже выхватила из ножен кинжал.

– Ты отлично высказываешься, брат, – мрачно бросил он. – Прекрасный язык! А теперь давай посмотрим, сделаешь ли ты то, чем хвастаешь.

Он на цыпочках двинулся к Гаю, выставив вперед правую ногу; кинжал покачивался в его руке, как поднявшаяся кобра, глаза Тома не отрывались от лица брата. Гай попятился.

Хэл быстро шагнул в их сторону и уже открыл рот, чтобы приказать братьям остановиться, но не успел ничего сказать. Рядом с ним очутился Эболи и схватил его за локоть:

– Нет, Гандвана!

Он произнес это тихо, но настойчиво, и за общим шумом его никто не услышал, кроме Хэла.

– Никогда не разгоняй сцепившихся псов. Ты лишь дашь преимущество одному из них.

– Бога ради, Эболи, это же мои сыновья!

– Они уже не дети, Гандвана. Они мужчины. И обращайся с ними как с мужчинами.

Тем временем Том прыгнул вперед, низко держа кинжал, и сделал ложный выпад, целясь в живот Гая. Гай отскочил назад, чуть не споткнувшись о собственные ноги. Том обошел его справа, и Гай снова попятился, на этот раз в сторону носа корабля.

Моряки тут же расступились, давая братьям место для драки, и Хэл понял, что именно делает Том: он загонял брата на нос, как пастушеский пес загоняет какую-нибудь овцу.

Лицо Тома было холодным и напряженным, но глаза сверкали, когда он смотрел на близнеца.

Хэл много раз сражался с разными противниками и знал, что только самые опасные бойцы обладают таким холодным взглядом, когда готовы убить. И еще он понял, что Том больше не видит перед собой брата, а видит лишь врага, которого необходимо уничтожить. Он стал убийцей, и Хэл испугался так, как никогда не боялся за самого себя. Он боялся за Гая, но знал, что Эболи прав. Он ничего не мог сейчас сделать, не мог их остановить. И он не мог отозвать Тома, это было бы сродни тому, чтобы остановить вышедшего на охоту леопарда.

Том продолжал истекать кровью из раны на боку.

Разрез на его рубашке разошелся, и стали видны светлая кожа под ней и рана, похожая на улыбающийся рот, из которого струился красный ручей. Кровь капала на палубу и на сапоги Тома, которые начали хлюпать при каждом шаге. Но Том ничего не замечал: он видел только человека, который его ранил.

Гай прижался к фальшборту. Левой рукой он схватился за него у себя за спиной, ощупывая крепкую дубовую древесину. Осознание того, что он в ловушке, медленно проникло в мозг Гая, и безумная ярость исчезла из его глаз, мгновенно сменившись страхом. Он быстро огляделся, ища возможности бежать.

Но тут его пальцы коснулись древка одной из пик, что находились на стойке на носу корабля, у фальшборта; такое запасное оружие располагалось вдоль всех бортов.

Безумная радость тут же осветила его лицо; он уронил кинжал и выхватил из стойки пику.

Увидев тяжелое копье с зазубренным металлическим наконечником, Том отскочил назад. Гай ухмыльнулся, и его рот превратился в кровавую яму.

– Ну да, теперь посмотрим! – злорадно выкрикнул он.

Схватив пику наперевес, он бросился в атаку.

Том прыгнул в сторону, и Гай развернулся следом за ним, тыча в брата длинной пикой; он держал оружие на таком расстоянии, что кинжал Тома просто не мог его достать. Собравшись с силами, Гай снова кинулся вперед. Том уронил кинжал и метнулся вбок, чтобы уйти от блестящего железного острия, но сразу сделал обратный прыжок, пока Гай не успел еще повернуть вслед за ним, и схватился за дубовое древко.

Они метались взад-вперед по палубе, держа с двух сторон пику, дергая и толкая, хрипя и заливаясь кровью, выкрикивая неразборчивые ругательства и ужасные оскорбления…

Постепенно Том снова оттеснил Гая к краю палубы, и они теперь стояли друг против друга, лицом к лицу, грудь к груди, разделенные только древком пики.

Том начал медленно поднимать пику вверх, пока она не оказалась на уровне горла брата, а потом налег на нее всем весом и всеми силами.

Спина Гая выгнулась над поручнями, и дубовое древко прижалось к его подбородку.

В его глазах снова вспыхнул страх: он слышал, как под ним вдоль борта корабля бежит вода, а его ноги уже оторвались от палубы…

Он должен был вот-вот упасть, а плавать он не умел, вода пугала его.

Том уверенно стоял на палубе, но в луже собственной крови, скользкой, как масло. И ноги ушли из-под него, он тяжело упал на палубу. Гай освободился и, пошатываясь, отошел к вантам фок-мачты, хватая ртом воздух и обливаясь потом. Он схватился за ванты, чтобы не упасть, и через плечо оглянулся на брата.

Том уже вскочил; нагнувшись, чтобы поднять кинжал, он бросился за Гаем, как догнавший жертву леопард.

– Остановите его! – в ужасе закричал Гай. – Да остановите же его!

Но зрители оглушительно шумели, крича от возбуждения все громче и громче: Том с безумными глазами и с кинжалом в руке приближался к брату.

Гай повернулся и под воздействием паники, придавшей ему сил, подпрыгнул и, ухватившись за канаты, полез наверх.

Внизу Том остановился ненадолго, чтобы зажать кинжал в зубах, и полез следом за Гаем.

Зрители на палубе запрокинули головы.

Никто еще ни разу не видел Гая на мачте, и даже Хэл изумился тому, как быстро двигается Гай. Том лишь постепенно догонял его.

Гай добрался до реи и вскарабкался на нее. Он посмотрел вниз, и у него на мгновение отчаянно закружилась голова.

Потом он увидел под собой приближавшееся лицо Тома. Увидел безжалостно сжатые губы и кровь, замаравшую лицо и пропитавшую рубашку. В отчаянии Гай посмотрел вверх, на мачту, но тут же дрогнул при виде ее высоты и понял, что чем выше он поднимется, тем больше преимуществ даст Тому. Ему оставался лишь один путь, и он пополз по рее.

Он слышал, что Том догоняет его, и эти звуки гнали его вперед.

Гай просто не мог смотреть вниз, на бурлящую зеленую воду. Всхлипывая от ужаса, он продолжал ползти вперед, пока не добрался до конца реи. И только тогда оглянулся.

Том находился в каком-то шаге за его спиной. Гай оказался в ловушке, в беспомощном положении. А Том уселся на качавшейся рее и вынул изо рта кинжал. Зрелище было жутким: кровь, белое лицо, перекошенное яростью, сверкающее оружие в руке…

– Том, пожалуйста, – проскулил Гай. – Я не хотел тебя ранить…

Он вскинул обе руки, чтобы закрыть лицо, и потерял равновесие. Он сильно покачнулся, размахивая руками, потом наклонился сильнее, еще сильнее… и наконец с диким воплем сорвался и полетел вниз, колотя ногами в воздухе, и вот уже ударился о воду и ушел в глубину.

Том сидел неподвижно, и туман ярости постепенно улетучился из его головы. Он в ужасе посмотрел вниз, поняв, чему стал причиной.

Гай упал, и его не было видно под зеленой поверхностью воды; за кораблем тоже не показалась прыгающая на волнах голова…

Он же не умеет плавать! Эта чудовищная мысль с такой силой ударила Тома, что он тоже пошатнулся на рее. «Это я натворил… Я убил собственного брата…» Библейский ужас содеянного пронзил его. Том вскочил, выпрямившись на высокой рее, и всмотрелся в воду за кораблем.

И тут он увидел, как Гай выскочил на поверхность, шлепая руками и издавая крики, слабые и жалобные, как голос раненой чайки.

Том услышал, как внизу на палубе отец отдает приказы рулевому:

– Малый ход! Спустить лодку! Человек за бортом!

Но прежде чем корабль успел откликнуться на поворот штурвала и развернуться носом к ветру, Том сгруппировался и прыгнул с реи. Он летел головой вперед, вытянув руки и выпрямив ноги, по плавной дуге. Чисто войдя в воду, он погрузился так глубоко, что темная вода сомкнулась над ним, чуть не раздавив грудь.

Затем Том развернулся и устремился к поверхности. Он выскочил из воды до пояса, шумно, с хрипом дыша. Корабль проходил мимо него, уже разворачиваясь.

Том посмотрел назад, на кильватерную волну, но ничего не увидел. Однако все равно поплыл в ту сторону, сильно работая руками, взбивая пену за собой и почти не чувствуя, как соленая вода обожгла длинную рану на боку. Он прикинул примерно, где он видел голову Гая, и приостановился, оглядываясь вокруг. Но нигде не заметил брата.

«Ох, боже, если он утонет, я никогда…»

Закончить мысль Том не смог, он просто вздохнул поглубже, согнулся пополам и нырнул вертикально вниз.

Широко открытыми глазами он видел только зеленую воду, пронзенную полосами солнечного света, но уходил на глубину, пока хватало дыхания. Уже следовало срочно вынырнуть, чтобы отдышаться.

И тут он наконец увидел под собой размытое бело-синее пятно, рубашку и куртку Гая…

Легкие Тома уже разрывались, когда он доплыл под водой до брата. Схватив его за воротник куртки, Том рванулся наверх. Хотя он изо всех сил работал ногами, тяжелое тело замедляло движение. Секунды тянулись, причиняя бесконечную боль.

В груди у Тома горело, нужда в воздухе поглотила его.

Он почувствовал, как силы покидают его ноги. И пальцы, державшие воротник Гая, тоже слабели: Том чувствовал, как брат ускользает из его рук. В глазах потемнело, в безмолвной темноте вспыхнули звезды…

«Будь сильным!» – мысленно прикрикнул он на себя и заставил свои пальцы крепче сжаться на куртке Гая, а ноги – толкать воду энергичнее.

Свет вокруг стал ярче, тьма отступила, и внезапно голова Тома выскочила на воздух и солнце. Он глубоко вздохнул, наполняя грудь воздухом до боли, потом еще раз втянул в себя сладкий, словно мед, воздух, чувствуя, как он насыщает тело и возвращаются силы. Он потянулся к Гаю, схватил его за густые мокрые волосы и выдернул брата на поверхность.

Гай утонул. В нем не было признаков жизни. Открытые глаза его ничего не видели. А лицо стало восковым.

– Дыши! Бога ради, дыши! – закричал Том в это белое неподвижное лицо.

Обхватив грудь брата обеими руками, он с силой ее сжал. Эболи когда-то показал ему этот прием, и он помог. Из горла Гая вырвался мертвый застоявшийся воздух, смешанный с рвотой и стеблями водорослей.

Все это полетело в лицо Тому, и он ослабил хватку. Грудь Гая рефлекторно расширилась, втягивая воздух через открытый рот. Том еще дважды стискивал его, выгоняя воду, стараясь держать лицо брата над водой.

С третьим вздохом Гай закашлялся и задохнулся, потом судорожно задышал, теперь уже самостоятельно. Он моргнул, ничего еще не видя, потом его взгляд медленно сфокусировался. Да, он уже дышал, но с трудом, каждые несколько секунд его одолевал приступ кашля, но постепенно его взгляд стал осмысленным.

– Я тебя ненавижу… – прошептал он в лицо Тому. – Я все равно тебя ненавижу. Я всегда буду тебя ненавидеть…

– Но почему, Гай, почему?

– Не надо было меня вытаскивать, потому что когда-нибудь я тебя убью.

– Почему? – повторил Том.

– Ты знаешь почему!

Ни один из близнецов не слышал, как к ним подошла лодка, но теперь до них донесся голос Хэла Кортни, прозвучавший совсем рядом:

– Держитесь, ребята! Я уже здесь!

Команда баркаса бешено работала веслами, а Хэл повернул лодку к сыновьям. По его приказу лодка замерла, сильные руки схватили обоих юношей и вытащили из воды.

Доктор Рейнольдс ждал у поручней, когда Гая поднимали на борт «Серафима». Том стоял на палубе рядом с отцом и со странным горестным чувством наблюдал, как помощники хирурга уносят его брата вниз по трапу.

– Он меня ненавидит, отец, – прошептал он.

– Давай-ка посмотрим твой порез, парень, – проворчал Хэл.

Том безо всякого интереса посмотрел на свою рану. Морская вода почти остановила кровотечение.

– Это ерунда, – сказал он. – Царапина.

И снова посмотрел на отца.

– Он ненавидит меня. Это первое, что он сказал, когда я вытащил его на поверхность. Что я такого сделал?

– Гай с этим справится. – Хэл разорвал на Томе рубашку, чтобы увидеть рану полностью. – Он забудет и простит.

– Нет, ни за что, – покачал головой Том. – Он сказал, что всегда будет меня ненавидеть. А ведь он мой брат! Помоги мне, отец. Что мне делать?

Хэл не мог дать ему ответ. Он слишком хорошо понимал юношеские упрямство и настойчивость: некогда они являлись и его силой, и его слабостью. И знал, что Том прав. Гай никогда его не простит.

Это был самый прекрасный берег, какие только видел Хэл, а их ему попадалось немало во всех океанах, где он когда-либо плавал.

Гигантская гора стеной возносилась в небо, и слетавший с ее вершины ветер вскипал, как молоко, образуя мягкое пульсирующее облако, слегка отливавшее перламутром и розовым жемчугом, – эти краски облако позаимствовало у спускавшегося солнца. Склоны этой горы под скалистыми валами покрывали зеленые леса, а сияющие белизной пляжи внизу обрамляла пена прибоя.

Такая красота привела бы Хэла в восторг, если бы на него не нахлынули воспоминания, полные боли и ужаса. Зубчатые стены крепостного замка уже различались отчетливо, и с них таращились пушки, затаив в бойницах темные пустые глаза стволов. В подземной темнице под этими стенами Хэл провел три суровые зимы; даже теперь он содрогался, помня о том, как промерзал до костей. А на стенах форта Хэл трудился так, что обдирал ладони до крови и шатался от усталости.

На строительных лесах на стенах форта он видел, как умирало множество хороших людей, и именно здесь ему пришлось пройти трудный переход от юности к зрелости.

Хэл поднес к глазам подзорную трубу, чтобы осмотреть другие корабли, стоявшие на якорях в заливе. Его изумляло их количество. Он насчитал двадцать три паруса, и все они представляли собой большие торговые суда, в основном голландские.

Среди них Хэл заметил лишь одного англичанина, судя по виду – тоже корабль Ост-Индской компании, но это был не «Йоркширец». Его товарищ по плаванию здесь отсутствовал.

Опустив подзорную трубу, Хэл посмотрел на воды залива и на берег за ними. Его взгляд остановился на большом парадном плаце перед стенами замка, и тут же снова перед его мысленным взором возникла невыносимая картина казни его отца. Хэлу пришлось приложить немалое усилие, чтобы прогнать ее и сосредоточиться на том, чтобы подвести «Серафим» к стоянке и бросить якорь.

– Мы встанем вне досягаемости орудий форта, мистер Тайлер.

Он отдал приказ, и уточнять что-либо необходимости не возникло. Нед прекрасно его понимал, его лицо тоже выглядело мрачнее некуда. Возможно, и он вспоминал те жуткие дни, когда встал к штурвалу и приказал спускать паруса.

Якорь упал в воду с громким всплеском, вода брызнула на бак. Якорный канат задымился от скорости, с какой он скользил через клюз. «Серафим» резко остановился, а потом грациозно развернулся носом к ветру и успокоился, превратившись из живого, напряженного морского существа в нечто спокойное и безмятежное, как дремлющий на воде лебедь.

Команда выстроилась на опустевших реях «Серафима», повисла на вантах, во все глаза глядя на землю, обмениваясь громкими замечаниями и вопросами и наблюдая за большими грузовыми лодками, двинувшимися навстречу кораблю. Моряки называли этот далекий мыс Таверной Всех Морей. Он был колонизован больше пятидесяти лет назад, чтобы служить базой снабжения для флота Голландской Ост-Индской компании, и лодки были наполнены всем тем, чего жаждала команда в течение долгих трех месяцев, проведенных в море.

Хэл подозвал к себе офицеров.

– Следите, чтобы на корабль не попало крепкое спиртное, – предупредил он Эла Уилсона. – Если эти бродячие торговцы попытаются продать алкоголь, сразу выливайте все в воду. Если проморгать, половина команды к ночи будет валяться пьяной.

– Да, капитан. – Четвертый офицер отсалютовал.

Сам Уилсон был трезвенником, так что такое задание ему вполне подходило.

– Эболи, поставь у поручней людей с саблями и пистолетами. Нам ни к чему здесь всякие вороватые бродяги или шлюхи, готовые продаться на орудийной палубе. Иначе тут вполне могут засверкать кинжалы…

Он чуть не сказал «снова», но успел остановиться.

Хэл не желал напоминать о конфликте между его сыновьями.

– Мистер Фишер, ты поторгуешься с этими лодочниками, тебе это хорошо удается.

На Большого Дэниела Хэл вполне мог в этом положиться, зная, что тот и шиллинга лишнего никому не отдаст, да еще и проверит как следует все фрукты и овощи, которые попадут на борт.

– Мастер Уэлш тебе поможет и будет рассчитываться с торговцами.

Уэлш имел массу обязанностей – от школьного учителя до писаря и казначея.

Офицеры разошлись, чтобы приняться за дело, а Хэл отошел к поручням. Он посмотрел вниз, на лодки, подходившие к борту корабля. Их доверху наполняли свежие продукты: картофель с прилипшими к нему комочками еще влажной земли, зеленая капуста и яблоки, тыквы, красные бараньи бока и ощипанные куры. Команде предстояло попировать этим вечером. Во рту Хэла собралась слюна, когда он смотрел вниз, на все это изобилие. Все моряки к концу долгих переходов ощущали чудовищную тоску по свежей пище. И кое-кто из матросов уже наклонился через борт и торговался с лодочниками. А те называли безумные цены, вроде полупенни за одну-единственную свежую картофелину.

Но матросы просто сходили с ума: они отирали землю с картофельных клубней о собственные рубахи и штаны и пожирали картошку прямо сырой, как яблоки, хрустя, заливаясь соком и откровенно наслаждаясь.

К Хэлу подошел доктор Рейнольдс.

– Да, сэр, весьма приятно снова очутиться в порту. На борту уже двадцать шесть случаев цинги, но они излечатся до того, как мы снова выйдем в море. Это безусловно чудо и загадка, но воздух с суши исцеляет даже самых тяжелых больных, которые уже потеряли все зубы и настолько ослабели, что не могут стоять… – Он протянул Хэлу зрелое яблоко. – Я взял это из покупок мастера Уэлша.

Хэл впился зубами в яблоко и даже зажмурился от восторга.

– Пища богов! – сказал он, когда сок наполнил его рот и скользнул, как сладкое масло, вниз по горлу. – Мой отец всегда говорил, что эта болезнь происходит от недостатка свежей пищи, – сообщил он хирургу.

И откусил еще один здоровенный кусок.

Доктор Рейнольдс сочувственно улыбнулся: