Ванька-взводный Найтов Комбат

Глава 7

В тылу противника на Нарофоминском направлении

Через сорок минут борт сел в Чкаловском, однако в ожидавшей его машине был совершенно другой приказ куда ему ехать. Вместо фронта его направили в Стаханов, в Кратово, где начала подготовку еще одна бригада ОсНаз, на этот раз лыжная. Увы, проще было продлить отпуск. На первой же тренировке вновь разорвал рану на выходном отверстии и две недели работал инструктором по огневой подготовке, так как его от лыж отстранили. В общем, торопливость нужна при ловле блох. А тут еще и письма зачастили от Наташи, дня не проходило, чтобы ему не приносили их, хотя первые письма шли на другую полевую почту, но относящуюся к тому же ведомству. Он начал отвечать на них, на каждое ответить было невозможно, а затем замолчал: 24 ноября успешно сдал лыжную подготовку и «убыл на задание», перейдя в ночь на 29-е линию фронта на реке Нара в районе деревни Дютьково. Это под Кубинкой. Обильный снегопад и метель дали возможность пройти по льду Нарского пруда и уйти в леса, найдя разрыв в линии фронта. На этом везение кончилось: местность оказалась забитой немецкими войсками, вся техника была украшена коричневым кругом. Этот кружок Ивану был хорошо знаком по боям в Белоруссии. Так обозначала себя 292-я пехотная дивизия. Это они повесили Зою Космодемьянскую. Произошло это в 15 километрах от того места, где взвод Артемьева просочился за линию фронта. По заданию требовалось переместиться южнее, под Наро-Фоминск, где была сосредоточена еще одна пехотная дивизия немцев под номером 258. Передвижение возможно только ночью.

Плохая погода и сильная метель позволили преодолеть 32 километра по сплошному лесу и выйти к окраинам села Субботино, где они обнаружили танковую роту противника, выдвигающуюся из Вереи в сторону фронта. Отдали РДО в три адреса, получили две квитанции. Немцы прошли Назарьево и повернули влево. Разведка дошла до Семидворья, но дальше было не пройти. Вернулись назад к Назарьево и там сделали «волокушу»: соединили между собой несколько ТМ-39, с тем чтобы иметь возможность быстро вытащить их на дорогу. И легли на днёвку, закопавшись в глубоком снегу.

Под вечер увидели небольшую колонну машин, загруженных бочками, на которых была морда оленя, как и на танках, которые проскочили утром. Водитель первой машины увидел, что из придорожного сугроба «что-то выдвигается», и нажал на тормоза, но снег и ледок под ним не дали возможности остановить машину. Два взрыва разнесли ее, воспламенили бочки с бензином, выбросив их из кузова. Еще одна волокуша разорвалась под предпоследней машиной. А дальше заговорили многочисленные пулеметы группы. Три-четыре минуты, бой закончен и группа начала отход, хотя из Назарьево ударило не менее десятка пулеметов, но обе части взвода прикрывал лесной язык, который пересекала эта дорога. Выскочивших из Назарьево мотоциклистов срезали снайперы. Лыжных отрядов у немцев здесь не было, но противник мог попытаться прихватить группу на отходе. Над лесом через час появился «Шторьх». Пришлось петлять, а затем затаиться. Дождались темноты, благо что наступила она довольно быстро. Но темнотой воспользовались не только разведчики, но и немцы в Крюково: до полка пехоты двинулось в сторону Литвиново. Отдали сообщение и об этом, и севернее Берюлево, забросав гранатами опорный пункт немцев, вышли к своим, везя на санках-волокушах шестерых своих раненых и трех «языков». Утром немцы должны были прорвать линию фронта в полосе соседней 33-й армии. Иван знал об этом случае, поэтому и выбрал стык между 5-й и 33-й армиями для проведения рейда. Атака утром состоялась, но направлена она была на Акулово, танки противник в бой не вводил. Так как прорыв немцам не удался, то попало за все только Ивану, что требовалось пропустить бензовозы и продолжать вести наблюдение за дорогой. До начала наступления оставалось совсем чуть-чуть, и командование хотело иметь в тылу у противника как можно больше своих групп. Да вот только попробовали бы они сами полежать в снегу, когда температура 30-го числа опустилась до минус 25 °C, впрочем, через трое суток стало еще холоднее. Небо очистилось, снег прекратился, теперь просто так линию фронта стало не перейти.

Впрочем, уже через пять суток части пятой армии генерал-лейтенанта артиллерии Говорова, который за ночь перебросил все имеющиеся пушки на один участок под Звенигородом, прорвали фронт в районе небольшого плацдарма на левом берегу Москва-реки и освободили небольшую деревушку Грязь. Там появилась возможность пересечь линию фронта, чем лыжный батальон ОсНаз воспользовался и ушел в леса Замоскворечья. В лесах разбился на роты и взвода. Ивану предстояло со своими бойцами перейти вновь на правый берег и действовать в интересах левого фланга 5-й армии, снова в районе Кубинки. Назвать это «глубоким тылом немецких войск» язык не поворачивался: действовали в непосредственной близости от линии фронта, на удалении пять-десять километров. Но основательно потрепанная в боях соседняя армия генерала Ефремова еще не была пополнена и испытывала острый недостаток боеприпасов. Те, кто думает, что 5 декабря, обозначенное в Интернете как начало наступления под Москвой, было каким-то особенным днем в череде боев – глубоко ошибаются. Две небольшие «частные» операции частей 5-й и 16-й армий на Истринском направлении, у Крюково на Истру и от Звенигорода на Грязь, в общем направлении на Рузу.

Поначалу немцы даже не обеспокоились, и свалили все на «дедушку Мороза», которого вскоре произвели в «генералы». Морозы, действительно, стояли жестокие: антициклон опустил столбики термометров до минус 35 градусов. Но если вы думаете, что мерзли только немцы, то глубочайшим образом заблуждаетесь. Мерзли все, в том числе и бригада ОсНаз. Но части 40-го мехкорпуса немцев в то утро не смогли запустить двигатели своих танков и автомашин: замерз синтетический бензин, на котором они ездили. Замерзло масло в трансмиссиях, смазка в пулеметах. А бойцы взвода лейтенанта Артемьева еще в Жуковском, в Кратово, переоделись в присланные из Тувы и Монголии малость вонючие полушубки, под них нацепили собранные по всему Советскому Союзу вязаные свитера, шерстяные носки и двойные перчатки. Надели валенки, вместо сапог, чуть перенастроив крепления лыж, и двинулись вперед. Ночью вторично форсировали Москву-реку у Любвино и железную дорогу на Смоленск. Теперь там дачные места, а тогда там были леса. Дневку устроили в песчаном карьере уже на другой стороне железной дороги.

В этот раз состав взвода абсолютно новый, его так «наказали». Все спортсмены-лыжники, большинство валенки приторочило к вещмешкам, бегут в «своем» оборудовании. Чтобы не отстать и Ивану пришлось переобуваться в середине дня, так как «холодно не было». Темп задавали три мастера спорта. Впрочем, все красноармейцы имеют не один выход на счету, набирали их из действующих частей. Пока кадрового голода Красная армия не испытывает, несмотря на потери на первом этапе войны. Людей моложе 1918 года рождения в составе взвода нет. Старший сержант Кругляков расставил посты и протиснулся в наспех расширенную небольшую пещерку, где горел немецкий сухой спирт и подогревался чайник.

– Тащ лейтенант, посты расставлены, противник не наблюдается, но дорога наезжена, зачем – непонятно. Возле нее оставил усиленный пост: пятерых с Коломийцевым во главе. Руки уже отваливаются! – закончил он доклад и, скинув меховые трехпалые рукавицы, почти прислонил пальцы к горячему чайнику.

Оказалось, что карьер используется для железнодорожной станции. Через час подъехала машина, наша полуторка, с одним полицейским и тремя местными жителями. Они долбили и грузили песок пару часов, уехали, затем вернулись после выгрузки. И так повторилось четыре раза за день. Большой опасности они не представляли, но полицай мог что-нибудь заметить, и поэтому пришлось лежать тихонько, а смены на постах производить в зависимости от присутствия посторонних в карьере. Но обошлось, и, как только начало темнеть, взвод покинул место дневки и углубился в соседний лес, в котором, по данным наблюдения, немцев не было. Из-за мороза они все забились в оставшиеся деревушки и избы. Их было полно в детской колонии (усадьба Любвино), в соседнем Мухино и на кирпичном заводе. Взвод обошел кирпичный завод и двинулся к селу Ляхово. Сейчас в этом месте моста нет. А тогда в каждом вещмешке всех 32 человек лежал тол для этого мостика. Следующий мостик на Минском шоссе находился в 36 километрах через реку Мжут. А этот был в 5500 метрах от линии фронта. Мост через реку Капанку можно было не считать, чтобы его разрушить, требовалось полтонны взрывчатки.

Из-за мороза немцы сняли наружные посты, поэтому минирование прошло быстро и без стрельбы. Раздавили химический взрыватель и ушли в лес, где-то под утро мостик и караулка немного подпрыгнут, но это будет позже. Сейчас им шум не нужен. И группа вернулась в те места, где Иван уже был шесть суток назад. Но теперь они выдвигались к деревне Горки, а не к Субботино. Горки – должны были брать завтра, если, конечно, все сложится так, как запланировал генерал Говоров.

Пятнадцать километров разведчики преодолели за два часа и обнаружили незанятый дзот на окраине леса. Дзот наш, амбразуры смотрят на поле и деревню Слепушкино, поэтому немцев он не интересовал. Какое-никакое, а укрытие от мороза и ветра. В самих Горках – штаб немецкого 29-го пехотного полка 3-й моторизованной дивизии. Так что немцы грелись, а разведка мерзла. Закончился сначала сухой спирт, затем подошло к концу продовольствие. Заняли дзот они в ночь на седьмое декабря и целую неделю ждали, когда придет их черед. Вели наблюдение, докладывали по радио о передвижении немцев. Слегка отогревались только ночами, когда можно было разложить небольшой костер прямо внутри дзота. А большую часть времени проводили в дозорах, и копали землянку в лесу, чтобы перебраться туда, использовав в качестве основы воронку от авиабомбы. 12 декабря, через пять суток, появилось новое жилье. Большая часть людей уже имели обморожения, а долгожданное наступление так и не начиналось. Хорошо еще у радистов был с собой «солдат-генератор»: что-то вроде велосипедной рамы с двумя звездочками, рукоятками и генератором на 27 вольт. Шесть часов непрерывного вращения – и аккумуляторы радиостанции становились как новенькие. Кстати, право сесть за него разыгрывали, так как это была единственная возможность хоть немного согреться. Потом и это дело несколько забросили, так как с питанием стало совсем плохо. Продукты вышли полностью. Лес рядом, но кроме ворон, там никакой живности не было.

На севере активно грохотало, пятая армия взяла 12 декабря Локотню и обеспечила ввод второго гвардейского конного корпуса генерала Доватора в немецкие тылы, но это все происходило на другой стороне Минского шоссе и железной дороги на Смоленск. 13-го числа заработала артиллерия на востоке, в районе Наро-Фоминска. Это в 17 километрах от того места, где находился взвод Артемьева. Так как голод не тетка, то начали обследовать окрестности и выяснили, что деревни Киселево просто нет, одни трубы остались. Иван Зарудный нашел в одном из домов погреб с картошкой, так что с 14 декабря голодуха закончилась. А 18 декабря загрохотало и в непосредственной близости от них, но… Погрохотало и затихло! Три армии пошли в лоб на немецкие позиции, а артиллерии у них было – кот наплакал! Немцы парировали удар, но видимо, понесли большие потери, потому что ближе к вечеру охранный батальон, расквартированный в Горках, в пешем порядке вышел из села в сторону Пашкове. Не теперешнего дачного поселка, а «старого» Пашково. Как только отдали РДО в два адреса, то вместо квитанции из штаба 5-й армии пришел запрос перейти на голосовую связь на другой волне. Настроились, дали позывные.

– Здесь «Аптекарь». – Командующие армиями обычно на связь сами не выходят. Позывные у них только по ВЧ, и командиры взводов их, естественно, не имели. Но в штабе армии Иван бывал, и задачу выйти в тыл противника именно в этом месте дважды ставил именно командарм, поэтому он знал его «подпольную кличку». За глаза его все старшие командиры так называли.

– Нам изменили задачу, и ты снова находишься в нашей полосе. Сможешь 11-10-29? – кодом это означало атаковать штаб 29-го полка

– Плюс шесть, – ответил Иван и добавил: – Потребуется 333, коротко, но интенсивно.

– Принято, действуй, на этом канале.

Ему предоставили запрошенное им время на подготовку и обещали нанести артналет на Горки по запросу. Бойцы взвода на картошке малость оклемались после голодухи, да и сидеть сиднем всем надоело хуже горькой редки, поэтому выслушали приказ с довольными лицами. Распределив бойцов и каждому поставив задачу, командир дал команду командирам отделений выводить людей на позиции. Связисты были в каждом отделении.

Немцы грамотно расположились именно в Горках: до ближайшего леса у них 450-1800 метров абсолютно ровного поля без единого кустика. В сторону трех мест, где это расстояние минимально, смотрело шесть дзотов. Противнику требовалось иметь всего 18 человек, чтобы накрепко держать оборону в этом месте. Кроме дзотов, у противника имелось несколько противотанковых орудий и два танка. Орудия, правда, частично убыли вместе с батальоном. Все равно: взводом такой орешек не раскусить, особенно если действовать в лоб и нахрапом. Но как взять недоступную «Горку», уже три недели обсуждали во взводе. Такая возможность сейчас появилась.

Все три отделения заняли свои места. Из лыж сделали санки, скрепив их как лыжными палками, так и заранее заготовленными распорками. Бойцы легли на них и, загребая руками, двинулись в сторону противника в тех местах, где дзотов не было, там расстояние было довольно большим, до двух километров. Различить на снегу их белые фигуры во тьме было нереально. Плюс сильный мороз не давал противнику возможности тщательно наблюдать. Штаб противника находился в местной школе, одноэтажном здании рядом с садом. Там же стояла автомашина с радиостанцией. Сейчас дорога проходит за селом, а тогда она проходила через село, деля его на две части вдоль. Второе отделение добралось до сада быстрее остальных, и занялось двумя дзотами, расположив у них с тыла засады. Ивану и первому отделению удалось подобраться непосредственно к школе и радиостанции. Третье отделение еще не доложило о выходе на исходные. Пятнадцать минут ждали условного сигнала. И в момент, когда этот сигнал поступил, неожиданно открылась дверь кунга, и там появился немецкий офицер-лейтенант. Такой момент упускать было грех, из-за машины ему в ноги бросился Курочкин, борец-самбист, а Иван и Кругляков, с помощью четырех наганов с Бра-Митами, быстро ликвидировали радистов и их радиостанцию. Немца упаковали. Бойцы первого отделения сняли часового у штаба и ворвались вовнутрь. Каждый из бойцов был вооружен, помимо штатного автомата или пулемета, двумя наганами с глушителями. В самом штабе было только три человека: дежурный офицер и два связиста. Вскрыв сейф, изъяли из него карты, и Иван дал команду отходить. Через двести метров он дал распоряжение радисту вызвать артиллерию и откорректировал ее огонь. Одновременно заговорили пушки, и в семи километрах от этого места: у Любанова и Литвинова, начался ночной бой. Взвод двинулся лесом навстречу со своими. В ту ночь частями 5-й армии был прорван фронт у Литвинове и утром была перерезана дорога на Наро-Фоминск. У немцев в руках оставалась дорога на Обнинск, но южнее к Малоярославцу рвались части 5-го воздушно-десантного корпуса и 43-й армии. И генерал-майор Кирхнер дал приказ оставить Наро-Фоминск из-за угрозы окружения.

Выход был очень тяжелый, и сразу после доклада их всех направили на медосмотр в медсанбат, который располагался в санатории «Усадьба Шлиппе», в подвалах этого здания. 29 человек так и остались в подвалах, а трое поднялись на чердак, где долгое время находился наблюдательный пункт. Усадьба была «фронтовая». От нее до Нары всего двести метров. Джакубай, небольшого росточка плотный казах из Акмолинска, несколько раз бывал на этом чердаке.

– Там теплее всего, тащ командир. Окошко одно, щитом закрыто, а железо кровельное – асбестом и досками. Мужики там еще четыре буржуйки приспособили и диванов натаскали снизу.

Несмотря на «южное» происхождение, бывший степной охотник с холодами и ветрами был знаком хорошо, к тому же снайперскую школу закончил еще до Финской войны и воевал составе 8-й армии под Кандалакшей. Для открытых участков тела он использовал бараний жир, вот и не обморозился. Третьим был сибиряк сержант Троегубов, командир первого отделения. Жир, правда, остававшийся у Джакубая, 12 декабря разделили на всех и съели.

Фронт немного отодвинулся от Нары, Артемьев получил приказание отдыхать и комплектовать взвод по мере выздоровления бойцов. Вот они и встали здесь на довольствие и отдых. А сейчас занимались тем, что наводили порядок на бывшем наблюдательном пункте. Весело потрескивали дровишки в трех оставшихся буржуйках. Две печные трубы были теплыми. Через час, еще до рассвета, все трое спали, но только до рассвета! В 08.30 немцы начали артподготовку, и находиться на крыше стало небезопасно. Они спустились вниз и перебежали в опустевшие доты, сделанные в 50 метрах от дома и в 25 метрах от реки Нара. Там был укреплен берег каменной кладкой почти метровой толщины и были сделаны несколько амбразур. Доты между собой соединялись под землей и почти три месяца были опорным пунктом первого батальона 521-го полка 133-й стрелковой дивизии, сформированной в Новосибирске в первые дни войны. Сама дивизия воевала на Калининском фронте, а 521-й полк «приютила» 5-я армия, которой тогда командовал Лелюшенко. Через пятнадцать минут в дотах были все бойцы взвода и все легкораненые из госпиталя. Некоторую «напряженность» с боеприпасами решил зам по тылу медсанбата. У него имелись даже противотанковые орудия и снаряды к ним. Немецкая 292-я дивизия решила подрезать ударом справа «клешню» нашего наступления, имевшего цель окружить немцев под Наро-Фоминском. По Наре, прямо поверх льда, хлынула вода из Нарского пруда. Так защищалась здесь 5-я армия. Как только немцы пытались атаковать наших, так открывались шлюзы и пускалась вода из пруда. Нара – приток Оки, а не Москва-реки. Их разделяет Московская возвышенность, как раз у Кубинки. Сильного удара у немцев не получилось, но нервы потрепали изрядно: полки армии двинулись вперед, а резервов у армии практически не было. Вот и пришлось взводу и другим выздоравливающим до самого Нового года сидеть в дотах и временами постреливать по атакующим немцам. Наступали наши очень и очень медленно: средний темп наступления был один километр в сутки.

Глава 8

Десантная операция, о которой никто не знал

Лишь второго января раненых и бойцов взвода ОсНаз сменил подошедший свежий батальон и сразу началось наступление на Можайск, до которого было всего 36 километров. Наступали с двух сторон: как по левому берегу Москва-реки, так и по обеим сторонам Минского шоссе. Командовал этим делом лично будущий четырежды Герой Советского Союза и будущий маршал Жуков. Пока он в основном занимался тем, что писал «закладные» на всех командующих армиями. А ситуация с «армиями» была следующей: 5-я армия имела в своем составе одну 32-ю стрелковую дивизию, усиленную одним полком 133-й дивизии и четырьмя танковыми бригадами: 18-й, 19-й, 20-й и 22-й. В конце сентября 1941 года они были «свежими»: бригады имели по 1982 военнослужащих, семь тысяч человек вкупе, и следующую боевую и материальную часть каждая: танков Т-34 – 29, ВТ или Т-26 – 31; тракторов СТ-2 – 8; бронеавтомобилей – 7; автомобилей: ЗиС (5 и 6) – 128, ГАЗ (АА и ААА) – 100, М-1 – 8; мотоциклов с коляской – 27, мотоциклов без коляски – 22; 57-мм пушек ПТО – 8; 37-мм зенитных пушек – 8. Чуть позже была сформирована 20-я бригада: управление бригады – 54 чел., рота управления – 175 чел., разведывательная рота – 107 чел., 20-й танковый полк – 422 чел., 1-й танковый батальон, 2-й танковый батальон, мотострелково-пулемётный батальон – 422 чел., зенитный дивизион, ремонтно-восстановительная рота – 91 чел., автотранспортная рота – 62 чел., медико-санитарный взвод – 28 чел. Иван, когда удавалось забраться на чердак и поспать в тепле, взял за правило хотя бы час «почитать» сводки. Читал и «охреневал» от прочитанного! 22-я отдельная танковая бригада, оказывается, значилась за 5-й армией! А ничего, что она ушла в рейд с группой генерала Доватора еще 5 декабря? И где она сейчас? Где те самые 116 средних танков? Их давно уже не было! Два-три танка, максимум шесть, иногда придавались идущим в наступление бойцам, и только на острие атаки. Фланги танки не прикрывали. И все! Комфронта распоряжался техникой и бригадами как хотел! И совершенно не увязывал это дело с поставленными перед командующими задачами. Три! Три дивизии направлялось Ставкой в адрес армии Говорова, и ни одна не дошла! А Ставка строила свои планы по тем цифрам, которые у нее имелись. Завершив великое сидение под Литвиново, взвод, в почти полном составе: 28 человек, двое погибли еще до Нового года, а двое убыли в госпитали с тяжелыми ранениями, наконец-то был отведен в тыл, и прибыл в Кратово, где находился штаб их бригады. Там вовсю готовились к проведению «большой десантной операции». «А мужики-то не знают!» За время «сидения» Иван несколько раз встречался с «большим начальством»: ни командующий фронтом, ни командующие 5-й и 33-й армиями не были посвящены в тайные планы командующего ВДВ, 2-го и 4-го управлений НКГБ. О том, что у них в тылу готовится к выброске 4-й воздушно-десантный корпус, они даже не догадывались! Вот это «взаимодействие»! Разговора с новым командованием бригады (старый состав полностью ушел за линию фронта, но свято место пусто не бывает, и кабинеты заняли совершенно другие люди, у которых уже была новая бригада под старым названием, хотя где-то за линией фронта находились ее бойцы и командиры, но их в списках бригады уже не было) и со старшим майором госбезопасности Судоплатовым не получилось. Одни отнекались, а руководитель Управления сказал, что существует «1-я “А”» бригада, но их перевели в «единичку», чтобы укрепить кадры. И всем своим видом показывал, что не мешай, лейтенант. Доводить до скандала Иван не стал и позвонил по телефону в штаб 5-й армии начальнику разведотдела майору Ефимову. Говорить, даже по ВЧ, об этом возможности не было. Между делом вставил кодовое слово о личной встрече и стал ожидать этой возможности. Вызвали в штаб армии сдать отчет и получить награду. Из Кратово с трудом, но отпустили. Шестого января он «поделился» новостями с майором, который тут же на награждении шепнул об этом генерал-лейтенанту Говорову. Через двадцать минут Ефимов подошел к Ивану сзади и позвал его с собой. Награждение было организовано в Мосгорсовете на Горького, они с майором поднялись на третий этаж и несколько минут кого-то ждали. При этом Дмитрий Иванович расспрашивал Ивана о деталях предстоящей операции. В самый разгар обсуждений в кабинете появились Говоров и генерал-майор Филатов, начштаба. Пришлось все повторять с самого начала. Александр Алексеевич Филатов достал бумажку из своей командирской сумки и показал ее Говорову, ткнув куда-то пальцем.

– А ты, лейтенант, собственно, чего этим озаботился? – нарочито небрежно спросил он у Ивана.

Лейтенант повернул голову на майора Ефимова. Тот без слов его понял и протянул тому отчет о проведении рейда по захвату деревни Горки. Официально Ивана вызвали для этого. Командующий был немного, в общих чертах, в курсе событий, но без подробностей, а начштаба даже краем уха об этом не слышал.

– Если бы ребята не нашли картошку в Киселеве, мы бы оказать помощь 32-й дивизии не смогли. А так первый день наступления был самый удачным. Войска армии продвинулись на 14 километров, серьезно озаботив командование 20-го армейского корпуса. И потом, вместо отдыха и лечения, взвод парировал попытки 292-й дивизии подрезать части 33-й армии, и частично 5-й, пытаясь ударом вдоль Нары соединиться с 258-й. Любаново и Литвиново мы удержали, а по другим местам немцы танки пустить не могли.

– Ну, действовали вы «совместно» с 521-м полком… – тут же вставил генерал-майор, – но твои опасения вполне могут реализоваться. Леонид Александрович, нас ведь точно погонят соединяться с десантом, невзирая ни на что.

Командующий армией только кивнул в знак согласия. Так оно и будет.

– Место приблизительно знаешь? – продолжил разговор начштаба.

– Знаю не приблизительно, знаю точно, но высадку вновь отложили. Мы – в первой волне. Но вам до нас два-три месяца наступать, судя по темпам наступления. А так как действуете исключительно в лоб и по открытой местности, то до нас вы никогда не доберетесь, при нашей жизни.

– Это вы, лейтенант, правильную оговорку сделали! – заметил Говоров и мотнул головой.

Посмотрел на начальника разведки, но тот развел руками:

– Тащ генерал, вы же сами послали мой батальон брать Дорохове, задача оказалась нам не по силам. Разведбата у нас больше нет, а в Дорохово – по-прежнему немцы. Кабы мне таких орлов, как у него… – майор Ефимов многозначительно замолчал.

– Я тоже об этом подумал, – ответил начштаба. – Есть у меня возможность довести эти сведения до комфронта, но в этом случае лейтенанта могут и привлечь за разглашение, кто его знает, как там среагируют на это дело. Леонид Александрович, вся надежда на вас: позвоните Всеволоду Николаевичу. Они же по его ведомству проходят. Если его нам придадут, тогда я смогу проинформировать кого следует.

– А что я ему скажу?

– Так тут же все написано! – начштаба вновь взял со стола отчет Ивана о проведенном рейде.

– Ладно, выходите все, подождите в коридоре. – Разговаривать при всех командующий не стал.

Кто такой Всеволод Николаевич, Иван тогда не знал. Он познакомился с ним через сутки, причем его «доставили» для знакомства. Ночью в Кратово его подняли с кровати и приказали следовать за собой два командира ГБ. Усадили его в «черный воронок», перекрашенный известкой в белый с разводами, и привезли на Лубянку. Посадили в кабинет на втором этаже, где кроме второй двери никого и ничего не было. Несколько стульев и пепельница на ножках. О причине никто ничего не сказал. Началось томительное ожидание неизвестности.

Он, в принципе, разгласил совершенно секретные данные, за такое по голове могут погладить, в районе затылка, помазав его зеленкой. Но для этого в здание НКГБ не привозят: максимум в землянку под охраной, местную гауптвахту, затем трибунал, приговор и приведение его в исполнение. Чаще всего сейчас это дело возлагали на немцев: у каждого фронта существовала и воевала дисциплинарная рота. Операция еще не началась, поэтому непосредственного вреда ей он не причинил. Через сорок минут в комнату вошел старший майор Судоплатов, но не ругался, а протянул руку для рукопожатия. Второй рукой показал лейтенанту на другую дверь. Они оказались в «классической» приемной: с телефонами, двумя адъютантами и несколькими посетителями с папочками в руках. Судоплатов взглянул на одного из адъютантов, и тот кивнул головой. Прошли через двойную дверь с тамбуром, в котором существовала и третья дверь, ведущая неизвестно куда, и оказались в просторном кабинете, который занимал комиссар госбезопасности второго ранга, первый заместитель наркома внутренних дел и народный комиссар государственной безопасности СССР.

– Прибыли, Всеволод Николаевич, – совсем не по-армейски доложил Судоплатов.

Небольшого роста комиссар встал из-за стола и подошел к лейтенанту. Приподнял руку и замерил его рост.

– Вот это вымахал!

– Отобран мной из состава 13-й армии, из корпусной разведки 45-го корпуса, уходившего под расформирование. Воюет с самого начала, от Бреста в разведке. У нас провел три успешных операции. Награжден тремя боевыми орденами, двумя за первую, нами и командованием 13-й армии, и еще одной «Красной Звездой» за крайнюю. Имеет ранение. Второго января отозван в расположение после выхода из-за линии фронта в районе Литвинове. Вот его личное дело. Мое ходатайство о повышении его в звании отклонено Политуправлением из-за самостоятельно принятого решения на прорыв через «нитку» во время второго задания.

– В чем дело было? – спросил нарком.

– Ручной генератор вышел из строя, замкнул, и в рацию попала пуля, лишились связи, был ранен единственный радист на отходе от деревни Назарьево. Группа была недостаточно экипирована, а начались морозы. И было три «языка».

– Когда вышли?

– В ночь на первое декабря.

– Кто экипировал группу?

– Капитан Корейченко, товарищ Артемьев был отстранен по медицинским показаниям, рана открылась на тренировке, принял взвод уже на линии фронта, – за Ивана ответил Судоплатов.

– Тут на него представление пришло, с просьбой направить его взвод в распоряжение начальника разведки пятой армии для формирования разведбата армии на его основе. Звонили очень уважаемые люди, просили в просьбе не отказать. Два крайних выхода он у них на направлении действовал. Видимо, понравился сильно.

– Зажмут, товарищ нарком.

– Я тоже так считаю, поэтому подписываю ваше ходатайство, товарищ старший майор. Пусть он навсегда за нами числится. Получено распоряжение «самого» об усилении активности на Вяземском направлении. Пробуксовывает там наступление. Будем считать это нашей помощью РККА, в полном соответствии с указаниями Ставки. – Нарком вернулся к столу, черкнул трижды свою подпись, взял один из листков и подошел к Ивану.

– Поздравляю вас с присвоением специального звания лейтенант государственной безопасности, товарищ лейтенант. Желаю успешно развернуть отдельный разведывательный батальон в пятой армии, и примите мою благодарность за выполненные задания.

– Служу Советскому Союзу! – И взял у наркома бумагу.

– Свободны, действуйте. А вас, Павел Анатольевич, я прошу немного задержаться.

Глава 9

Формирование разведбата 5-й армии

Ожидать Судоплатова Иван не решился: судя по всему, его в курс дела не ввели перед этой встречей с наркомом, просто потребовали предоставить личное дело. Чтобы не получать дополнительных ограничений по неразглашению, Иван тут же отправился на метро до «трех вокзалов», если ночных налетов не было, то оно работало круглосуточно. А сейчас немцам было не до бомбежек Москвы. А с Казанского вокзала до Кратово на «кукушке», которые тоже ходили круглосуточно, и билетов у военнослужащих никто не спрашивал. Сел и поехал. НКПС был одной из армий, причем самой крупной. К трем ночи добрался до расположения, предписание и командировочное он получил у адъютанта наркома. Заверил его у дежурного по части, начштаба бригады отсутствовал, позвонил в автопарк и поднял взвод по команде «Сбор», чтобы всю роту не будить. Через полчаса после его прибытия в бригаду они выехали в Петелино, где находился штаб 5-й армии.

Теперь вы этих мест не узнаете: на этом месте возник большой дачный поселок вокруг бывшей воинской части, которая была возведена на месте бывшего штаба армии. Связисты туда натягали столько проводов, что даже после войны было жалко все это бросить. Сейчас бросили, нам ведь никто не угрожает. А тогда, в январе 1942 года, здесь был лес, в котором вырыли еще осенью несколько больших землянок и бомбоубежище. Наставили вокруг 37-мм зениток, и по земле протащили туда много проводов. Из-за частых налетов на штабы издали приказ располагать их не в деревнях и поселках, а в стороне от них, радиостанции оттаскивали на несколько километров от штаба. И еще одно «нововведение» конца сорок первого: командармам запрещалось размещать штаб дальше чем в 20–30 километрах от линии фронта, чтобы они своей задницей чувствовали нажим немцев на их войска. Сделано это было из-за маршала Кулика, который 23 дня в сентябре 1941 командовал 54-й армией с удаления 350 километров от линии фронта, за эти дни фронт сумел приблизиться к штабу армии на 150 километров. Зато штаб армии не бомбили. А зачем, если штаб армией не управляет? Смысла тратить на него бомбы у немцев просто не было. Но перегиб с местом дислокации штабов армий действовал в течение двух лет. С другой стороны, войска связи, и вообще связисты, обеспечить ее саму не могли даже на таком расстоянии от линии фронта. Да и связаться с командованием фронтом было достаточно напряженно. Это в кино командарм снимает трубку, говорит один позывной: «Товарища Иванова», и через секунду докладывает лично товарищу Сталину о том, что немцы взяли деревню Кукуевку, поэтому он срочно собирает манатки и меняет расположение штаба. Чтобы дозвониться до Кремля, требовалось знать всю цепочку позывных и иметь право их использовать. Таким правом обладали очень и очень немногие. Так же, как и связаться с Меркуловым было возможно только из здания Мосгорсовета, если бы командарм Говоров решил переговорить с ним из своего штаба, то, скорее всего, этого звонка бы не состоялось. На каком-нибудь коммутаторе отсутствовал бы позывной генерала. И всё, стоп! Впрочем, сейчас связь сработала, и майор Ефимов встретил автомашины с бойцами взвода и перенаправил их в Подосинки, на Алабинский полигон в восьми километрах от штаба. Лично сопроводил их туда и проследил, чтобы их расположили в летних казармах 1-й Пролетарской дивизии. Объявил санитарный день, несмотря на то что на календаре была пятница, 9 января 1942 года. Ивану же предложил проехаться вместе с ним по частям и соединениям армии и отобрать там будущих командиров и бойцов в формируемый батальон. Оно всегда так и было поставлено: армейское командование выдергивало к себе лучших из подчиненных подразделений, а окончательно «добивало» формируемую часть из пополнения. В данном случае задействовали и связи Ивана с несколькими центрами подготовки разведчиков, с которыми ему приходилось сталкиваться. Разведподразделения, по штатному расписанию, существовали в каждом стрелковом батальоне. У танкистов с этим вопросом было сложнее устроено: по одной роте в каждой бригаде, но как таковых бригад в армии оставалось только три, и они были изрядно потрепаны. Поэтому визит начальника разведки в штабы бригад был воспринят как очередной грабеж с большой дороги. Делиться последним никто не желал. Плюс существовала немаловажная деталь: толк от армейской разведки для единственной дивизии и трех бригад был минимальный. Их результаты сюда не докладывались, они шли этажом или несколькими этажами выше, и реально повлиять на картину боя не могли. Вот это и требовалось «сломать». Сам майор Ефимов, может быть, это и понимал, да «инструмент» свой потерял под Дорохове. В «его» батальоне осталось шестеро бойцов, да еще и не самого лучшего качества. «Сливки», от слова «сливать». Со всей армии удалось собрать только еще один взвод проверенных бойцов. Все остальное добирали из пополнения и различного рода школ. В первую очередь, это были радисты, саперы, снайперы, пулеметчики и разведчики после окончания курсов, школ и после госпиталей. Все бойцы взвода стали «инструкторами» и занятия велись круглосуточно, по той же программе «системы ОсНаз». Но даже того самого месяца на подготовку у этих ребят не было. Уже в понедельник в Подосинках затормозили четыре «легковушки» ГАЗ-61, два БА и два грузовика с охраной.

– Здравия желаю, тащ комфронта. Лейтенант ГБ Артемьев, первая бригада ОсНаз НКГБ, занимаюсь формированием и обучением 502-го отдельного разведывательного батальона пятой армии.

– Ты-то мне и нужен. Место поговорить есть?

– Прошу, товарищ генерал армии.

Они вдвоем, комфронта рукой показал остальным оставаться на месте, вошли в штаб батальона и прошли в кабинет, который занимал Иван.

– Мне тут конфиденциально сообщили, что кто-то там, за моей спиной, готовит крупную операцию в тылу у немцев.

– Да, тащ комфронта. Одну минуту! – Иван подошел к сейфу и достал оттуда карту, на которую он перенес все, что сумел посмотреть по Вяземской воздушно-десантной операции. Но перенес он туда только расположение войск противника и места высадки первой волны десанта. И обозначил полосы наступления 33-й и 5-й армий на Можайском направлении, с отметками на сегодняшнее утро. На карту положил курвиметр, циркуль и линейку.

– Молодой, а грамотный! Давно служишь?

– От Бреста сюда пешком пришел, через Брянск и Фатеж, с частями 4-й и 13-й армий. Затем уже с первой бригадой ОсНаз.

– Тогда уже давно. Где и кто готовит?

– Мне известно только одно имя: генерал-майор Глазунов, командующий ВДВ. Первая бригада ОсНаз готовится присоединиться к десанту на первом этапе и захватить или создать аэродром для высадки посадочным методом. Моему взводу, он пока единственный, вернувшийся из первого состава, так называемой «1-й “А”» бригады, было поручено на двух самолетах высадиться в районе Озеречны и подготовить площадку приземления для переброски 250-го стрелкового полка. Вот на этом озере. Если считать от Дорохово, которое берут с конца ноября, сегодня вроде как зацепились за южные окраины, то это на расстоянии 175 километров по прямой. Скорость наступления в настоящий момент времени у 33-й и 5-й армий – один километр в сутки. Сказывается, что в пятой армии практически полностью отсутствует пехота и в трех бригадах всего 6-10 танков. Боеспособных.

– У меня другие сведения. В армии четыре танковых бригады, а еще и кавалерийский корпус.

– Они – фронтового подчинения, корпус Доватора и 22-я танковая бригада действуют в полосе наступления 20-й армии и согласовывают свои действия только со штабом фронта. – имея звание ГБ можно было не волноваться за то, откуда он это знает. Не спросят.

– Один полк, говоришь?

– Готовы к переброске два полка: первый и второй батальоны 201-й авиабригады и 250-й стрелковый полк. Они уже под Калугой.

– Кто будет выбрасывать?

– Какой-то ОГОН, что это такое – я не знаю, кодовые таблицы и каналы связи у них не совпадают ни с нашими, ни с армейскими. Бардак начнется – жуткое дело. Там толковый штабист требуется и хороший связист фронтового уровня. И не замахиваться уж слишком далеко, а в несколько приемов, аккуратными шажками, и следом к ним пустить толкового конника, чтобы расширял прорыв. А выброска-высадка только ночью, благо они длинные.

– Много по тылам ходил?

– Да всё это время, за исключением месяца учебы под Рязанью, да восемнадцати суток по ранению. Ну и сейчас вот загораю на солнышке и морозе уже неделю.

– Сколько времени тебе потребуется сформировать батальон?

– Да нет никого, едва-едва роту набираем, нас практически не снабжают пополнением, а стрелки из боев уже третий месяц не выходят. А с маршевого батальона от силы двадцать-тридцать человек годятся в разведку по нашей методике.

– Это какой?

– ОсНаз.

– Зачем ОсНаз армии?

Иван передал Жукову свой отчет.

– Кто такое придумал?

– Красноармеец Солнцев, они так зимой с горок катались. Только они решетки для них делали, а мы их из подручных средств и лыжных палок соорудили. Я, кстати, обратил внимание, что в четвертом воздушно-десантном охотничьи лыжи применяют, с подбивкой из камуса лосиного, чтобы палки с собой не брать. А у нас в основном спортсмены, с высокими разрядами, лыжники и биатлонисты.

– А сам?

– Нет, у меня разряда нет, рост большой, вот и успеваю за своими орлами. Что касается самой задумки операции, то идея замечательная, но требуется все распланировать до мелочей, а единого штаба операции нет, поэтому велика вероятность того, что все это рухнет в одночасье, – говоря это, Иван складывал карту.

– Остановись! Меня предупредили, что раскрывать источник не следует, но есть у меня человек, который все это скопирует, своей рукой, и ни под каким соусом никому об этом не скажет. Закрывай! Ключик от кабинета мне, сейчас все, кроме двух человек, поедем смотреть твои тренировки. Знаков там не сильно много, за полчаса управятся. Давай вперед! – генерал армии решительно направился на выход.

Оставив здесь одну из машин с охраной и двух старших командиров, вся кавалькада устремилась на полигон, где в поте лица будущие разведчики его топтали. Звучали выстрелы, хлопала пиротехника. Обучение шло максимально приближенное к боевым условиям. Официально получалось, что комфронта приехал смотреть, чему такому особенному учат энкавэдэшники армейскую разведку. Начальство увлеклось, само попробовало проходить усовершенствованную полосу препятствий. Вернулись только через час. Ключ, как положено, уже висел на доске у дежурного по части. Иван забрал его, и его карта полетела в горящую печку. Была, конечно, вероятность того, что ее сфотографировали, но чему быть, того не миновать. Могла Красная армия добиться результата и срезать Ржевский выступ, но ошибок допустили все слишком много. Вот и пришлось доставать левой рукой правое ухо.

Разговор бесследно не прошел: через день стало известно, что в состав 5-й армии дополнительно включили три дивизии из резерва фронта. Одна следует из состава Приморской армии, дальневосточная, еще одна – с переформировки под Москвой, а третья – 160-я стрелковая дивизия, бывшая шестая ДНО, командовал которой бывший командарм второго ранга Орлов, 63-летний участник четырех войн, начиная с русско-японской. Дивизия шла маршем в 33-ю армию, а оказалась в пятой. Тришкин кафтан!

Глава 10

Еще одна проверка перед десантом

За неделю укомплектовав две роты из трех возможных, Иван получил приказание Говорова первую роту выдвинуть к Рузе, к деревне Орешки. Местность здесь «своеобразная»: холмы да болота. И леса такие, что танки не пустить. Требовалось просочиться в тыл немцев и обеспечить взятие высоты 219,5 у деревни Коковино. Собственно, деревушка в 15 домов и была тем самым «узлом обороны». Она и есть: высота 219,5, и с нее свободно простреливаются Орешки. Немцы где-то выставили наблюдателей, а орудия установили за обратным скатом, за деревней. Ее требовалось обойти, что-то сделать со 105-мм батареей и выбить немцев из теплых домов. А они на мороз совсем не рвутся! Слава богу, не пёхом, роту культурно довезли вечером 15 января до недавно отбитых у немцев трех деревень: Панове, Моденове и Голосово. Там выгрузились, дальше шоссе ведет в довольно большую деревню Воронцово, там есть школа, довольно много домов. В десяти километрах от нее – Руза, райцентр в Московской области. Этой деревни на современных картах больше нет. Она «исчезла» с карт еще 1951 году. Это я, собственно, к чему: там был опорный пункт 9-й немецкой армии, поэтому рота туда не пошла, прошли лесом, обойдя Юховские торфоразработки, где немцев тоже хватало: оттуда вела прямая, как стрела, дорога на Рузу, вот они ее и прикрывали. А чтобы их не выбили – держали в Коковино сильный гарнизон и батарею пушек-гаубиц. Рота пересекла еще две дороги и зашла с северо-запада к Коковино. Там довольно крутая горка в Калпеновском урочище, благо что шестерых спортсменов и альпинистские веревки Иван с собой прихватил. Организовали верхнюю страховку, и рота поднялась на гребень высотки 219,5, зайдя немцам во фланг почти с севера.

Попотеть разведчикам пришлось изрядно, несмотря на почти 40-градусный мороз. Организовали наблюдение, затем выдвинули снайперов и пулеметчиков почти вплотную к батарее и к опорному пункту. В пять утра вернулись саперы, заминировавшие ящики со снарядами. Дожидаться, когда противник обнаружит провода, не стали: завели GZA-26, трофейную подрывную машинку. Она ключом заводится, затем раскручивается маховик, срабатывает муфта, соединяя его с генератором, заряжаются конденсаторы и замыкаются их контакты. Действует на несколько километров, если провода много, и он цел, и не промок. Из-за плохого обмундирования немцы несли службу ночью совершенно отвратительно. Очень мощный взрыв, и небольшая серия из четырех взрывов потише. Большую часть огневой мощи гарнизона они вывели из строя. Наши пустили от Орешек танки с волокушами, на которых был десант 17-го стрелкового полка. Немцы выскочили из домов и раскрыли свои позиции, где у них стояли противотанковые орудия. Но легких танков среди атакующих не было. А тут еще отличились снайпера, уничтожившие трех из четырех наводчиков орудий. Заняв «упрямую» деревню и оставив немного людей для ее полной зачистки, танкисты и пехотинцы атаковали сверху поселок управления торфоразработок и через полчаса завязали бой в городе. Вот тогда и запылали деревни восточнее Рузы. Немцы начали отход в сторону Можайска. Очень много техники было брошено вдоль дорог из-за того, что она не завелась на таком морозе. Днем офицерам еще удавалось удержать солдат на позициях, ночью они начинали бежать из траншей в лес, но далеко от дороги не отходили. Тащить вручную орудия никто из них не стал. Так и бросили на позициях. У противотанковых пушек немцев зарывались в грунт и примерзали сошники, так что выдрать их из земли можно было только ломом за несколько часов. Уловив момент, что ее вот-вот окружат, 292-я дивизия рванула от Кубинки в Можайск. Отход немцев был довольно организованным: их объединили в «группу Сигер», в которую влились остатки трех пехотных дивизий: 292-й, 183-й и 255-й.

И, тем не менее, как только зацепились за окраины Рузы, так поступила радиограмма, отзывающая Ивана и шестерых «инструкторов» назад в Орешки. Причем для этого им уже подают «транспорт»! И действительно, подъехал совершенно незнакомый бронеавтомобиль, и штабной автобус на трехосном шасси. Иван никогда в РККА таких машин не видел. Расселись, как белые люди, в скрипучем и воющем на подъемах коробкой автобусе, с одной дверью и металлическими гусеницами на обоих задних мостах. Худенький, с длинной тонкой шейкой, младший лейтенант-инженер испуганно глядел на них из-за толстых очков с огромным числом диоптрий. Еще бы! Возле каждого из разведчиков лежал авиационный MG-34A, с двойными ребристыми барабанами из оцинкованной жести. В войсках в основном были крашеные магазины и «кексы» для лент. И только у низенького Джакубая была немецкая винтовка, украшенная довольно длинной спиралевидной насадкой, и оптический прицел. Через шею у всех был переброшен моток толстой веревки. Так как поползать им сегодня пришлось много, то чистотой они не блистали. Маскировочные костюмы у пятерых были забрызганы кровью. Как выяснилось: чужой, и лейтенантик неожиданно побледнел, и пришлось останавливаться и оттирать его снегом.

Ехали больше двух часов, с этой остановкой, но привезли их не на полигон и не в штаб, а на полевой аэродром в Кубинке, на автодроме. Иван тогда не знал, что этот самый Женя станет членом группы, как и еще один человек, капитан, с эмблемами связиста. Группу расположили рядышком с аэродромом в здании штаба войсковой части 68054. Даже покормили, хотя у всех еще были с собой сухпайки. Иван дозвонился до батальона и им подвезли боеприпасы, так как было непонятно, что будет дальше. Никаких команд не поступало: отдыхайте.

Обед был испорчен прибывшим фельдъегерем. Тот привез пакет, внутри которого лежал утвержденный командующим фронтом приказ на высадку 4-го и 5-го воздушно-десантных корпусов, обрезанный до безобразия, одно заглавие и подпись Жукова, и отдельное задание для Ивана, к которому была прикреплена записка Жукова: «А ты думал: прокукарекал, и хоть не рассветай?» Иван и с ним еще двое десантируются первыми. Их задача – подготовить площадку для приема всего взвода, а тот уже создает ледовой аэродром на том самом озере Стоячем. Запасные места – озеро Костря и полевой аэродром сельскохозяйственной авиации северо-восточнее деревни Березки. Еще через полчаса прибыл молчаливый капитан-связист и сержант Юрьев, в качестве радиста. Юрьев был седьмым человеком из его взвода.

Теперь о том способе, которым их решили туда доставить: вылетают они отсюда на трех По-2С. Иван, Джакубай и Сергей Юрьев отобраны в первую волну. По докладу партизан, немцы в Озеречье не квартируют. Полицаев – шесть человек, вооружены только винтовками. Задача группы: обеспечить подсветку для посадки трех машин и ликвидацию полицейского участка. Через час десять – на связь, сядут остальные члены группы. У них будет на все 2 часа 15 минут. Если все пойдет как надо, то начнется высадка 250-го стрелкового полка. Если нет, то состоится выброска второго батальона 8-й ВД-бригады им в помощь. Был приложен план села, обозначены места проживания полицаев и две линии связи, подходящие к селу. Интересно! Ради чего немцы телефонизируют такую глушь? И с лесами там некоторая напряженка! Березки в этом отношении Ивану нравились больше, но приказ уже получен. Сергей уже двое суток изучал коды и таблицы. До выброски оставалось совсем немного времени. Иван черканул несколько слов Наталье, свернул треугольник письма и отнес его почтальонам. На подходе к комнате, где они отдыхали, встретил майора Ефимова.

– Давайте людей разгрузить машину. «Подарки» вам привез, приказано всех переодеть. Знакомьтесь: капитан Ефимовых, отвечает за организацию связи на этапе выгрузки и за радиопривод. И младший лейтенант Аграновский, технический бог, как мне его отрекомендовали, специалист по аэросаням и вездеходной технике. Работал здесь на 22-м полигоне, где вся эта техника и родилась. Утвержден заместителем по технической части.

– Т-к-хем! – саркастически хрюкнул Иван. – Да в нем душа-то еле держится, а вы его в десант!

– Это не я, это решено выше. Давайте людей, там обмундирование.

Разгрузили, затащили все в комнату, начали прибарахляться, попытавшись выставить за дверь пожилую кастеляншу. Куда там!

– Я что, мужиков голых не видела. Со стыда не помру, а расписаться за получение всем придется!

Где и какой склад они разворошили, было неизвестно, но у кастелянши под полушубком оказался голубой «гюйс», заглаженный там, где нужно, который она извлекла из внутреннего кармана полушубка и прицепила на место. Так их еще никогда не обмундировывали! Шерстяное, бежевого цвета, нижнее белье из тончайшей верблюжьей шерсти, плюс плотные, тоже из верблюда, штаны, к которым снизу были приделаны носки (я бы их назвал колготками, но точно знаю, что это костюм для работы в скафандре для водолазов). Водолазный свитер, гимнастерки из чистой шерсти для старшего комсостава. Ватные штаны, их пока никто не надевал, и ватник. Их сразу уложили в парашютные мешки. Десантные комбинезоны, как и все нижнее белье, имели сзади отстегивающиеся клапана, вызвавшие у многих смех, поначалу. Потом уже все поняли, насколько это удобно! Новенькие полушубки, уже не из Монголии и Тувы, а заводские, которые запаха практически не имели. Это важно, собак для розыска еще никто не смог отменить, и столкнуться с ними придется. И «буденновские» рюкзаки, вместительные и удобные. Плюс четыре комплекта маскировочных комбинезонов.

– И что? Это только нас так экипируют? – задали вопрос разведчики-сержанты.

– Вы уже из остатков одеваетесь, целый корпус так одеваем, – гордо ответила старшина береговой службы.

– Немцы спецом за нами гоняться будут, чтобы это все захапать! – рассмеялись разведчики.

Удивительное дело, но выдали даже шерстяные спальные мешки для каждого, тоже с верблюжьей шерстью. Но тут был «прикол»! Часть из них были чисто пуховыми и с плотной внутренней подкладкой, изготовлены были до войны для Арктического института и СевМорПути, а вторая часть имела и ость и пух в своем составе, и довольно тонкую бязь. Вот в них спать было невозможно! Ужасно кололись, а потом было не очистить себя от шерсти.

Закончив переодевание, направились на ужин, здесь все несколько разделились, столовых было две: для комсостава и остальных. За ужином Иван узнал, что рейд находился под контролем командования фронтом и Ставки. Ему было приказано Ивану об этом заранее не объявлять. Так что это был «контрольный выход». И он проверку прошел.

Глава 11

Вяземский десант, начало

Едва стемнело, поступила команда приготовится к выезду на аэродром первой тройке. Там на аэродроме выяснилось, что Иван с парашютом в выделенную машину поместиться не сможет. Летуны похохотали, убрали перегородку, решив положить его вместо раненого. Как же! Не поместился! А крыльевая санитарная кассета в воздухе не раскрывается, такой приспособы у нее нет. Пришлось им менять машину на транспортный У-2СП со сдвижным фонарем, их применяли для доставки горючего в танковые войска. Бочки и помпу из нее вытащили, приспособили какое-то сиденье, и как только он сказал, что поместился, сразу захлопнули фонарь и запустили двигатель. Еле-еле успели к вылету по расписанию. Взлетали в сторону Москвы, набрали высоту в тылу, развернулись и пошли по маршруту. Линию фронта пересекли на планировании. Весь полет шел под самыми облаками, чтобы в случае чего нырнуть туда, но ночных истребителей под Москвой у немцев практически не было. В тыл противника эти ребята летали часто: там действовали конники Доватора и 22-я танковая бригада. Это не был прямой полет, командир эскадрильи старший лейтенант Безуглов обходил все населенные пункты стороной, придерживаясь лесов. Часто менял направление полета, чтобы «слухачи» не могли навести на него «ночников». Наконец оказались над каким-то совершенно ровным заснеженным полем, и командир показал большой палец в перчатке, последовал поворот вправо, командир убавился по самого малого и перешел на планирование.

– Это – Осьма, за ней южнее – партизаны, я тебе этого не говорил. Вон там Становище. Там полицейский батальон.

– Осьму вижу, батальон у меня отмечен.

Через некоторое время он вновь помахал рукой, привлекая внимание Ивана.

– Справа – Бессоново, что там – неизвестно. Накрою крылом, вылезай на левое крыло. На троса не наступи!

Они подлетали, Иван открыл сдвижной фонарь, опустил на глаза очки, посмотрел направо, проверил шлем под горлом и поднялся в кабине. Ухватился за переднюю раму фонаря, сел на борт, как учили, нащупал ногами фанеру центроплана и резиновую «дорожку», дотянулся рукой до расчалки и наклонился, чтобы перенести парашют через борт.

– Готов! – и он чуть ударил пальцами левой руки по раме, за которую держался.

– Доверну, выровняюсь и пошел! Стукну! Пошел!

Иван резко развернулся, чуть подпрыгнул вверх и развел руки и ноги в унтах. Потока не было, скорость около восьмидесяти, он поджал руки, чуть опустилась голова, и он ударил по кольцу. Чуть выше него прошел еще один «утенок», и от него также отделилась фигура в белом. Затем еще один. Звуков не было, все происходило, как в немом кино. Самолеты отворачивали на восток, и звуков их моторов слышно не было. Ветер дул западный, Иван перекрестил руки и развернулся на снос. Удар, кувырок, и нижние стропы на себя. Быстро подобрав купол, он бегом направился к северо-восточному берегу озера. А парашютов в воздухе было на два больше. Это сброшены ППДМ. Летчики, все трое, произвели абсолютно точный сброс. Никто на деревьях не повис, грузовые парашюты от мешков отделились сами. Один из мешков подцепил и тащит Сергей, второй – Джакубай. В деревне – десять домов, школа и шестеро полицаев. Но трое из них живут в самой деревне, в двух домах, а трое на выселках по дороге к Каленькову. Все это они разбирали еще «дома». Оставив радиста в лесу, вдвоем перебрались через Романовку, и вдоль огородов по берегу озера на лыжах направились к выселкам. Там три постройки, стоящих буквой «Г». В записке, которую писали партизаны, эти трое наиболее опасны. Они – не местные. По пути перебросили через телефонные провода, немецкие, армейские, в изоляции, и со стальной проволокой внутри, веревку с грузиком и резаком. Щелк-щелк, была связь – нету связи. Срезали метров сто пятьдесят провода, кусочки забрали себе. Затем немного понаблюдали за двумя сараями и времянкой. Все следы уходили в нее. Но Иван обратил внимание на то, что из трубы на крыше сарая то ли пар, то ли горячий воздух выходит. Вполне возможно, что там кто-то есть. Недолго думая, он поставил растяжку с противопехотной миной. Затем подошел к окошку времянки. В доме тишина. Он посмотрел на часы, времени оставалось двадцать пять минут. Вернулся к Джакубаю.

– Остаешься здесь, дальше провода не идут. Я к школе и к остальным полицаям.

Пароль для связника он знал. Пришлось потревожить сон учительницы и направиться с ней вначале в дом, где проживал один полицай, и там тоже появилась мина на выходе, а затем к полицейскому семейству. Поддев ножом вертушку с той стороны калитки, они вошли во двор, и Иван быстро прикрутил подставку и подвесил к окну немецкую «шпрингмину», которую снабдил «удочкой», а вторую поставил у двери. Обе взорвутся, как только дверь откроется. «Лягушка» сама запрыгнет в окно и сработает внутри.

Так как в деревне ничего не происходило, то Сергей вот-вот выйдет на связь. В последний момент удалось «уговорить» летунов и не зажигать костры. Мотоциклетный аккумулятор и фара, плюс работа на ключе, даст более надежный ориентир для Безуглова и его ребят. Вот как вы думаете: сколько человек с оружием может перевезти У-2, имеющий двигатель всего 110–115 лошадиных сил? Открою маленький секрет: шесть человек, включая одного летчика! Под крылья, у стоек шасси, ему подвешивали гондолы из фанеры, куда сидя, без парашютов, грузилось по два человека с оружием. И маленький тряпочно-фанерный самолетик взлетал и садился. Но в этот раз три самолета доставили семь человек и один ППДМ. Сели они на планировании, а вот перед вылетом им требуется запустить довольно громко работающие двигатели. Без них эта фанерка с тряпочками взлетать не может, поэтому летчики спешились и ждали «своего часа». Ведь, как только они сели, так Сергей отдал РДО об этом. И в Калуге началась посадка в самолеты второй волны десанта. Лететь им всего тридцать восемь минут. Взлетать они будут парами, садиться тоже. В случае чего и покружиться над площадкой тоже могут. Грузится не только 250-й полк, но и второй батальон 8-й бригады, который готов к выброске. Тут, очень вовремя, сработала мина на выселках, и, хотя это был еле слышный хлопок, да, видимо, сон у предателей чуткий! Через несколько минут грохнуло два взрыва и чуть позже еще один, а восемь человек уже оседлали дорогу от Игнатково с семью пулеметами и снайперской винтовкой. Тот самый Женя Аграновский тут же завел трактор, который не заводился с осени, усадил за него какого-то мальчишку и прикатал снег вдоль дороги к выселкам, а там 890 метров. Вдвое против озера! На свежеукатанную полосу плюхнулся ТБ-3 с подвешенной под брюхом бронемашиной, той самой, которая за ними в Рузу приезжала. ТБ тут же развернулся и улетел обратно, успев выполнить за ночь четыре рейса с техникой. Летало четыре ТБ-3 и двадцать шесть Ли-2. ТБ все садились, а «лидки», как выбрасывали парашютистов, так и садились на обе площадки. К трем ночи решился вопрос с Игнатково: деревню занял партизанский отряд «Бороды». Капитан Ефимовых, получив одним из первых свой «груз», обеспечил работу привода и сигнальных огней для управления взлетом и посадкой. Здесь же в Озеречне собирались и устанавливались стационарно скорострельные зенитные установки. Кроме того, отвлекающий десант высаживался еще в одном месте: у деревни Желание, это в том месте, где самолеты, следующие от Калуги, меняли курс, чтобы идти на Озеречню. И там, помимо десантников, действовал партизанский отряд. Так же, как и «на площадке Артемьева», там была развернута приводная радиостанция, поэтому высадка не прекратилась с рассветом, только транспортные машины теперь шли под сопровождением истребителей. Кроме самолетов «АГОН», днем были задействованы машины двух полков авиации НКВД, работавшие из Остафьево и Внуково. Это уже было результатом взаимодействия всех сил, заинтересованных в успехе операции. Днем интенсивность работы воздушного моста возросла втрое. Так как самый «неудобный» 250-й полк был уже высажен, и чтобы не раскрывать основной аэродром, то производили выброску десанта и грузов с парашютами.

Огромную помощь в сборе грузов и людей оказали водители 30 автомашин, дислоцированные немцами в Игнатково, шесть машин ЗиС-6 и 12 аэросаней, вооруженных пулеметами, доставленных тяжелыми бомбардировщиками. Десяток автомашин с десантом и тем самым броневичком двинулись еще ночью в Издешково. Это небольшая узловая станция: узловая она только потому, что с севера к ней подходит узкоколейка, по которой на местную мебельную фабрику поставляется лес: дуб, ясень и береза. Больше двух эшелонов там стоять не может. И на улице мороз под сороковник! Глубочайший тыл, где, кроме немцев – никто не ездит. Да и те редко! Чтобы завести двигатели «Блицам», пришлось Жене авиационный бензин в их баки добавлять. А в автомашинах были бойцы первого батальона ОсНаз, заранее подготовленные к этой операции. В результате поезд с авиационными боеприпасами, шедший в сторону Вязьмы, перешел на другой путь и двинулся в сторону Смоленска. Въехал на мост через Днепр, а паровоз от него отцепился, толкнул вагоны и встал на повороте перед мостом. Дальше шесть вагонов с авиабомбами поехали сами. А когда въехали на первый пролет, то радист нажал на ключ, и грохнуло так, что чертям тошно стало. Трое диверсантов сошли с паровоза за Митино, предварительно установив ему рукоятку на полный ход, и «машинист» покинул машину, тем более что тот побежал задом навстречу поездам, спешащим в сторону Берлина. На кого бог пошлет! А сами осназовцы вернулись лесами обратно на место высадки. Движение по железной дороге было полностью парализовано в первую же ночь. У 4-й и 9-й армий вермахта возникли некоторые проблемы, тем более что не менее успешную диверсию провели и на реке Угра, там одна колея, и прямо из леса ты попадаешь прямо на станцию, а в Занозной свои люди работают, и подсказали, когда нужный груз будет стоять на станции. ОсНаз – не десантники, они – чистые диверсанты. Что неминуемо отразилось на ходе операции!

Еще в 03.30 Иван сдал «свой пост» «понаехавшим», благо начальства теперь было с избытком, и капитанской шпалой тут мало кого удивишь: одних только генералов – четыре штуки. Причем все должности распределены заранее. Поэтому, собрав полностью свой взвод и прикомандированного с его командой, приступили ко «второму акту марлезонского балета»: двинулись создавать площадки приземления восточнее, ближе к Вязьме. Дело было в том, что на участке между Издешково и Вязьмой до реки Вязьма нет ни одного крупного моста. На самой Вязьме их целых два. Мост в Издешково будет заминирован и там выставят пост. Этот вопрос решен. А с востока позиция десантников очень уязвима: немцы умеют разгружать танки в любом месте железной дороги. Им не требуется станция и разгрузочные площадки. Находят на карте местность, где нет высокой насыпи или переезд, и разгружаются там, прямо на пути, не повреждая их. Иван это не раз видел: поезд останавливается, с последней платформы они выгружают краном аппарель, крепят ее за пути, на которые укладывают место для разворота танков. И за 10–15 минут после этого все танки оказываются на земле. Эшелон в Издешково максимум один, и он будет «истрачен» на западное направление. Восток останется неприкрытым крупной аварией. Плюс на северо-западе активно продвигается Калининский фронт, который усилили двумя Ударными армиями. Четвертая ударная уже находится в 60 километрах от места высадки и рвется к тому же самому мосту на Днепре. А на востоке находятся несколько дивизий 4-й танковой группы. 20-я дивизия отходит от Наро-Фоминска, она хоть и потрепана, но у десанта туго с противотанковым оружием. Некоторое число 45-мм пушек, да немного ПТР. Все, что есть. Требуется: либо взорвать мосты под Вязьмой, что практически невозможно будет сделать уже утром, либо заблокировать наиболее опасные места выгрузки: 286-й километр, если немцы там выгрузятся, то попадают на дорогу, которая ведет прямо на аэродром; два переезда у Зеленино и Плешково; достаточно «подозрительный» переезд у Реброво; станция Семлево, наиболее вероятное второе место выгрузки; дальше идет Гредякино. Ну и шоссе Вязьма – Дорогобуж, Староваршавская дорога, по ней немцам всего чуть больше 70 километров. Но там есть одно интересное место у деревни Преображенское, так что испортить много техники там может получиться.

С этими мыслями Иван и его команда оказались у деревни со странным названием Боровая. Им требовалось направо, там находилось озеро Костря, намеченное как вторая площадка, и те самые Березки, которые по карте понравились ему. Взвод был разбит на две группы, и следовал на лыжах с обеих сторон грунтовой дороги, имея два разведдозора. Чтобы ускорить создание площадки, за ними следовали без огней два автомобиля: ЗиС-6 и немецкий «Блиц», на которых ехали капитан Ефимовых и его люди. От правого БРД поступил сигнал: впереди противник, остановиться, командиру вперед. На выходе из леса, в 50 метрах от опушки, был деревянный мостик, шлагбаум и пост. Два человека, горит костерок, но три дымка. Один от костра, еще один из будки, сооруженной рядом с постом, а третий – из какого-то сооружения за постом. Скорее всего, это ячейка из мешков с песком, и это – не полицаи, хотя обе фигуры одеты «по-русски»: в длинные тулупы. В одном из ракурсов Иван сумел рассмотреть на шее у одного из них МР. Полицаям их немцы не дают. Несмотря на жестокий мороз, эти службу несли. Не совсем понятно: зачем? В Лукино и Белях постов не было, но здесь рядом небольшой разъезд Алферове и одиннадцать деревень вокруг станции. И, скорее всего, эти немцы уже в курсе, что там где-то шумят моторы, ведь скрыть рев на взлете четырех М-17 или такого-же количества еще более громких AM-34 невозможно. Было решено брать «языка», но снайперов беспокоила «цель 3», которую видно не было. Ефимовых предложил выдвинуть вперед «Блиц» и осветить цель.

– Есть у меня человек, который готов играть за немца. Миш! Переодевайся, – сказал он кому-то в темноту.

– У вас-же там передатчик, – напомнил ему Иван.

Семен Михайлович даже улыбнулся:

– А мужики-то не знали, барин! С фронта его прикрывают 24 мм дюраля с магнием, а за ним 4-мм броневой лист.

– Маловато будет, капитан. Там может быть MG.

– Я в курсе, испытывали, держит. Ну, а в кузов ты своих бойцов дашь, пост не освещен, а я вижу, что у всех наганы с глушителями.

Иван пошел вместе с ними к машинам и высадил из кабины водителя. Сел сам за руль, а Ефимовых от участия в стычке отстранил. Рядом с ним уселся «немецкий лейтенант», одетый по «зимней моде 41/42»: поверх фуражки у него были надеты наушники, дополнительно «усиленные» черным шерстяным офицерским шарфом. На колени он положил чей-то наган с БраМитом, такой же уложил на сиденье рядом с собой.