Ванька-взводный Найтов Комбат

Глава 19

18-й гвардейский стрелковый корпус и его командир

Докладываться Жукову пришлось гораздо раньше 20 июля. Корпус был «свежесформированным». Его слепили из трех воздушно-десантных дивизий, две из которых были основательно потрепаны в районе Рамушевского коридора. Третья воздушно-десантная дивизия, правда, была выведена из боев первого марта и с того времени находилась на переформировке, остальные в резерве Ставки были менее месяца, поэтому свежее пополнение программу ПДС не закончило (по нормативам требовалось 4 месяца подготовки). К тому же имущество службы ПДС корпус не получал. Предписание имелось, а фактически ПДС усиливало службы снабжения полков, дивизий и корпуса, но спецоборудования на учете не имело. Десантным корпус был только по названию и пайку, за исключением 3-й ВДД. Комкор Афонин до принятия корпуса был порученцем у Жукова и никакого отношения к ВДВ не имел. В Касторном, где формировался корпус, он бывал редко, формировал все по телефону из Старого Оскола. Боевого опыта не имел, отирался по штабам. «Паркетчик», но с гонором. Обо всем этом Иван доложил не только Жукову, но и в Москву, в штаб ВДВ, командующим которыми стал к этому времени генерал Капитохин. Все дивизии находились во втором эшелоне 13-й армии. Москва дала команду отвести их к месту формирования в Касторную, но вечером 7 июля 2-я ВДД была введена в бой за станцию Поныри. Иван в это время находился именно в этой дивизии, проводил командно-штабные учения в 7-м парашютно-десантном полку, который, увы, никогда участия в десантах не принимал. К тому же полученные в июне гранатометы в руки бойцов еще не попали. Целый день пришлось обучать командный состав пользоваться самим и учить подчиненных использовать новое оружие в бою. 348-й пехотный полк противника, поддержанный тридцатью «тиграми» и 42 «штугами», проломил оборону 8-й стрелковой дивизии и захватили главенствующую высоту 257,6. Танки появились на окраине Первых Понырей, у Широкого болота. Между Малоархангельском и Понырями всего 8 километров. Бой пришлось принимать у мельницы, на западной окраине Первых Понырей, благо что позиции для этого были подготовлены. Однако немцы перенесли огонь, занятие высоты 257,6 давало им возможность корректировать его. Так как именно Иван «выдернул» комсостав полка на занятия, то пришлось и ему, подхватив два гранатомета и четыре укладки с выстрелами, бежать к своей машине, куда набросали еще выстрелов и гранатометов, затем нестись на ней к мельнице. Сразу за мостом через Снову загонять машину в кусты, и бежать четырехсотметровку, с шестью командирами 7-го полка. Рядом с Иваном, не отставая от него, бежал майор Кошмяк, командир полка, косвенный виновник этой пробежки. Он выполнил приказ командира корпуса и не стал тратить время на изучение только что поступившего вооружения. Полк находился в тот момент на марше, выдвигаясь пешим порядком от Касторного к Понырям. А это 213 километров, и только в ночное время. Они спрыгнули в траншею, скорость передвижения упала, но нарваться на осколок было опаснее. Позицию второй батальон выбрал неплохую: небольшая рощица прикрывала батальон от наблюдателей с воздуха. Именно наличие «рамы» над Понырями и вынудило оставить «виллис» в кустах у реки.

– КП батальона на правом фланге, – подсказал Георгий Данилович, – давненько так не бегал!

Танки уже спускались с высоты 248,2, где еще несколько минут назад находился командный пункт дивизионной артиллерии. Теперь она ослепла. И хотя «тигры» подставили свои борта под огонь противотанкистов, находившихся северо-восточнее, на выстрелы «сорокапяток» они внимания не обращали. Лишь один из танков повернул башню в ту сторону и дал несколько выстрелов с ходу, без короткой остановки. Танки шли медленно, и к тому самому мосту через реку Снову. За ним – железнодорожный переезд. Малая скорость танков дала возможность проскочить в рощу еще двум машинам с боеприпасами и гранатометами. Но времени показать красноармейцам, как использовать их в бою, не было. Иван сунул сумку с выстрелами какому-то десантнику и приказал ему быть вторым номером. Они двинулись по траншее влево, ближе к дороге, к тому месту, куда устремились танки. От Дружковецкого, на левом фланге, ударили орудия, видимо более крупного калибра, чем 45, потому что «штуг» загорелся, и башни «тигров» развернулись влево. Справа, короткими перебежками, стали выдвигаться пары гранатометчиков, стараясь занять более выгодные позиции, ведь дальность прямого выстрела у этих гранат всего 250 метров. Это комсостав успел узнать от Ивана. Пока немцев отвлекли, десантники сближались с противником. Иван показал второму номеру, как готовить гранату к выстрелу, и зарядил свой гранатомет. Батальон огня не открывал: кроме группы минеров, танки пехотного прикрытия не имели. Его отсекли ранее. Но танкисты опасались минных полей, видимо, их уже научили этого бояться на первой линии обороны. Головной танк развернул влево башню и ударил по появившимся танкам и самоходками Су-85, которые неосторожно вылезли из кустов у Ржавца. Немецкие саперы залегли, танки прибавили ход, и их выстрелы зазвучали чаще. Слева горели уже четыре наших танка и одна самоходка. Иван смотрел на поле боя через небольшой немецкий перископ, чтобы лишний раз не показывать голову над окопом. Противник прошел мимо отметки, которую Иван по карте определил как 400 метров. Он самый левофланговый, ему придется подпускать «тигр» на сто метров, чтобы дать возможность отстреляться всем. Второй номер начал немного мандражировать, и Иван похлопал его по плечу.

– Что, страшно?

– Какие они огромные! И ревут сильно! А эта штука их достанет, тащ полковник?

– Сейчас увидишь. Не высовывайся. Нас здесь нет.

– Нету-то нету, но все равно страшно.

– Когда встану, рот открой и будь только сбоку. Куда! Брысь отсюда! – прикрикнул он на двух десантников с ручными гранатами, которые хотели расположиться сзади.

Вновь ударили «сорокапятки», теперь с толком, по каткам, головной танк развернулся на них и остановил движение. Съезжать с дороги он не хотел. Чуть далековато, метров триста, но делать нечего, он сейчас выбьет батарею. Иван выжал планку прицела и перевел ее на 350 метров, быстро встал и произвел выстрел, тут же сел и поднял перископ. Не попал, но придется менять позицию.

– Бегом!

Они побежали по траншее еще левее, там, у пулеметной ячейки, «максим» был убран вниз, остановились, и Иван произвел еще один выстрел.

– Назад!

И тут громыхнуло так, что небо показалось с овчинку! Одновременно над ними прозвучал разрыв осколочно-фугасного снаряда, чуть в стороне, и башня у «тигра» отделилась от корпуса. Взорвался боезапас. Раздались еще глухие, шипящие выстрелы справа от их позиции, кто-то открыл огонь из гранатометов. Иван еще раз огляделся: три «тигра» горели, один стоял без башни. Остальные отползали задним ходом. Показав второму номеру, где он должен занять позицию, Иван тщательно прицелился и послал осколочную гранату в сторону «пионеров», залегших у дороги и пытавшихся уничтожить из пулемета группу гранатометчиков. Навес полностью удался: сработал самоуничтожитель, граната взорвалась в воздухе, уничтожив группу пехоты. Еще один навесной выстрел он произвел по ближайшему от него танку, у которого вспыхнул моторный отсек. Немцы прекратили отход задом, развернулись и по своим следам двинулись к высоте 248,2, но появившиеся самолеты высыпали на их колонну целый дождь небольших бомбочек. Вся колонна осталась между Понырями и высотой. Затем раздались крики «ура», какая-то пехотная часть выбила немцев с той высоты. Вновь заговорила дивизионная и корпусная артиллерия, затем солнце окончательно село и над полем боя повисла луна.

– Тащ полковник! – раздался голос из траншеи. – Лейтенант Васильев, майор Кошмяк просил вас найти и проводить вас к машине.

– Хорошо, иду! Саша, держи трубу, вот тебе моя сумка. Все видел?

– Да, тащ полковник. То есть так точно, видел. Так и буду действовать. Спасибо.

– За что?

– За науку, тащ полковник, и за то, что не выгнали меня, когда труса праздновать начал. А «тигра»-то этого потрогать можно?

– Они уже не кусаются, только разрешение уже не у меня спрашивай. Воюй, десантник!

Кошмяк похвастался дырами на галифе, их ему немецкий пулеметчик наделал, но у него не было ни царапины. Его замполит настрочил большущее политдонесение, которое потом рассматривал Военный Совет Центрального фронта. Полк мог понести значительные потери, а во всем 18-м корпусе сложилось именно такая ситуация: оружие к ним поступило, но обучить бойцов им пользоваться – не обучили. Последовали оргвыводы, а Рокоссовский был крут! Афонина сняли с должности, ненадолго, правда, но три месяца в Резерве просидел. Сам корпус для последовавших позже десантных операций не использовали, только 3-ю ВДД перевели в 60-ю армию, в которую включили все десантные дивизии, прибывшие с Калининского, Второго Прибалтийского, фронта. Иван, подтянув сюда к 20 июля транспортную авиацию, провел восемь локальных десантов, как только немцы упирались, он вовсю пользовался этим средством охвата противника. Главное, не зарываться и не действовать уж слишком на большом удалении. 25–35 километров было вполне достаточно для того, чтобы поставить противника в неудобное положение, разорвать его коммуникации и не дать ему времени раздавить парашютно-десантные полки, легкую пехоту, по своему назначению и вооружению. Войска накапливали опыт, больших потерь у них, как под Демянском, не было, а все на поле боя решает опытный боец.

Правда, несколько иное мнение по этому поводу имел Верховный. Эти частные операции он считал тренировкой перед решающей схваткой. Ее время пришло в августе 1943 года. Перед этим, 29 июля, Ивана и Капитохина вызвали в Москву. Войска всех фронтов, задействованных в операции «Кутузов», заканчивали оборонительную фазу и кое-где уже переходили в контрнаступление, прощупывая слабые места в обороне противника, вынуждая его маневрировать резервами. Впереди был Днепр, которому отводилась роль своеобразного рубежа, как нами, так и противником. Ивану сказали об этом еще зимой. Именно тогда ему приказали обратить внимание на этот водный рубеж.

Вызвал их маршал Василевский.

– Вам обоим была поставлена задача подготовить воздушно-десантные войска к проведению крупной операции, которая, по замыслу, должна очистить территорию Советского Союза от немецко-фашистских захватчиков. Генеральный штаб СССР всячески поощрял проведение локальных операций под вашим руководством. Вы готовы сказать, где и какими силами, мы сможем выполнить эту установку Верховного главнокомандующего?

Как старшему по званию, первым пришлось отвечать на поставленный вопрос командующему ВДВ.

– Товарищ маршал, в таком составе мы никогда не обсуждали эту операцию. Необходимо привлечь коллектив работников штаба войск. Задачу мне ставили более узко: найти место для использования воздушно-десантных войск при форсировании Днепра. Такое место нами найдено, это район Великого Букрина. Там работала разведгруппа 2-й гвардейской дивизии наших войск.

– А вы, товарищ Артемьев? Тоже придерживаетесь такого же мнения?

– Как уже сказал Александр Григорьевич, мы никогда не обсуждали вместе этот вопрос.

– А, кстати, почему?

– Мне эту задачу поставили несколько ранее и в другом ведомстве, в феврале 1943 года. Нижнее течение Днепра не слишком годится для десантных операций: мало мест, где можно высадить танки. В частности, район Великого Букрина имеет высокие обрывистые берега высотой до 216 метров. Мыс Букрин сложен из песчаника и имеет многочисленные разломы, крутые урочища и овраги. Железнодорожные пути по левому берегу находятся в Липляве, куда скрытно подтянуть войска будет сложно, местность открытая. Наиболее перспективным местом для такой операции, как вы упомянули, Александр Михайлович, самой природой определен город Овруч. Куда мы сможем подтянуть все партизанские соединения Украины и Белоруссии. А оттуда – куда угодно, и Киев недалеко, и железная дорога, ведущая в Третий рейх, проходит там рядом. Плюс пятая армия очень неплохо держала там оборону в 1941-м. Надо не дать немцам сообразить, что за этот уголок требуется держаться зубами.

Маршал тут же прикинул расстояния, рельеф местности, на отдельной контурной карте рассмотрел прилегающие дороги, причем на обоих берегах Днепра. Подошел к одному из шкафов, вытащил физическую карту. Разложил все по разным столам в кабинете, сложил руки на груди и минут двадцать не говорил ни одного слова.

– Подождите меня в приемной.

Ждать пришлось довольно долго, несколько часов. Затем маршал вышел из кабинета.

– Товарищ генерал, ваша задача найти более подходящее место на юге от Киева, срок до конца месяца. А вы, подполковник, зайдите ко мне в кабинет.

Как только дверь за Иваном закрыл адъютант, так маршал перешел к конкретике:

– Детали операции прорабатывали?

– Так точно, товарищ маршал, и обновил их, пока сидел в приемной. – Иван передал Василевскому свой блокнот, раскрыв его в необходимом месте.

– С вашего разрешения, я познакомлюсь с ним более плотно. Присаживайтесь. – По хмурому лицу маршала было сложно понять: доволен он или нет результатами собственных расчетов.

– Где взяли вот эти данные? – Александр Михайлович показал лист блокнота, и Иван достал аэрофотоснимки из своей полевой сумки.

– Пожалуйста, вот расшифровка.

– Вы утверждаете, что этот участок не изменился с момента вашего рейда вдоль Днепра.

– Именно так, сравнил вот эти три снимка. Этот – крайний, 27 июля.

– Местность, вообще-то, позволяет легко скрыть следы фортификационных работ.

– Вполне может быть, но новых дорог там не появилось.

– Это – верное наблюдение. Итак, с этим понятно, но как достичь этих мест?

– Вот здесь вот нами обнаружен очень слабый участок фронта, в районе Белой Березы. По планам – это участок 60-й армии. А вот в районах Рыльска и Севска – там все очень плотно. Немцы считают, не без основания, что наступление начнется там. Надо дать им надежду, что именно там и будем ломиться. Начать, давить, а ударить в стык второй и девятой. Вот, смотрите.

– Откуда это у вас?

– Я, вообще-то, прикомандирован к особой группе маршала Жукова и имею право на привлечение воздушной разведки. Данные я передавал и в Старый Оскол, не только Рокоссовскому.

– То есть он – в курсе, Жуков – в курсе, а я – нет. Я вам придам пару самолетов, чтобы вы отправляли мне ваши данные. С прикрытием.

– Есть, будем и вам делать копию.

– А мы с вами ранее встречались?

– Один раз, в феврале этого года, после моего возвращения из-под Бреста.

– Точно! Сейчас припоминаю, тогда у вас борода была и выглядели вы совершенно по-другому.

– Зимой без нее холодно.

– Так, места сосредоточения, и сколько войск планируете перебросить в район Овруча. Там требуется не менее… – маршал чуть задумался.

– Нам более шести дивизий не набрать и не перебросить, тащ маршал.

– Да, скорее всего так. – Он снял трубку телефона, и через несколько минут разговаривал с Фербенксом. – Еще на две дивизии транспортников можете рассчитывать. Топливо, топливо и еще раз топливо. С учетом пополнения запасов 60-й армии. Соляр не забудьте.

Он вновь схватился за телефон и назвал уже знакомый позывной штаба Центрального фронта. Затем еще два позывных.

– Товарища Молодого… Да-да, я. Посылаю к вам товарища Архипова, из группы Юрьева, с интересным предложением. Займитесь этим плотно.

Позывной командующего 60-й армии был знаком Ивану, но плотно они еще не общались.

– Так, товарищ подполковник, с сегодняшнего дня, вот ваш позывной по ВЧ, доклад мне или дежурному в 21.30 ежедневно. Я доложу о вашем предложении товарищу Сталину сегодня. Конечно, какое он примет решение, мне неизвестно, но его интерес к этому вопросу и вызвал ваше появление здесь. Мне было приказано отобрать лучший вариант из шести. Пока мой выбор пал на вашу операцию. Остальные заметно мельчат или наоборот страдают «маниловщиной». Действуйте!

Через четверо суток маршал прислал с очередным самолетом несколько бумажек, на одной из которых синим карандашом расписался сам Верховный. План операции был утвержден им, и Ивана от нее не отодвинули. Это радовало!

Глава 20

На «собственном» направлении

Воспользовавшись появлением в Москве, к тому же обладая здесь машиной и пропуском «куда-хочешь», грех было не заглянуть к Евгению, тем более что его полностью и целиком перевели на «новую тему»: вместо авто и бронемашин он теперь занимался гранатометами. А так как Иван побывал в настоящих боях с использованием этого оружия, то решил «немного исправить» получившийся гранатомет, точнее, его гранату. Сам гранатомет в «исправлении» не нуждался: у него имелась камора, в которой и происходило горение вышибного заряда, благодаря чему удалось поднять скорость вылета гранаты и достичь отметки в 250 метров для прямого выстрела, но этого было недостаточно, чтобы обезопасить расчет. Плюс хотелось избавиться от облака бурого цвета, которое действительно сильно демаскировало стрелка. Женя находился на окраине Москвы, неподалеку от того самого Измайловского полигона, где и испытывали это оружие. Некогда это место носило название «Мастяжарт», мастерская тяжелой артиллерии, теперь рядом с ним работало СКБ-47. Там на стол Евгения он молча положил записку: «требуется поговорить» и приложил палец к губам. Женя кивнул, понимая, что в условиях того, что рядом находилось достаточно много людей, незнакомых Ивану, он разговаривать не будет. Он встал и вышел за Иваном.

– Я из-под Курска, у станции Поныри опробовал гранатомет по реальной цели. У него явно недостаточная дальность и мала скорость вылета. Дымный порох слишком демаскирует позицию, и оставлять ее требуется мгновенно, особенно в безветренную погоду.

– Мы пробовали несколько вариантов с активной гранатой, но результаты отрицательные. Стрелок попадает под действие струи газов.

– Возьми. – Иван передал ему наброски выстрела и отдельно сопловой насадки. – Мне кажется, что вот такое решение будет оптимальным, запуск двигателя должен происходить до момента полного выхода из ствола, но на некотором расстоянии, равном примерно длине двигателя. Сопла до выстрела – герметически закрыты.

– Ну что ж, это идея. Попробуем. Вы надолго?

Иван взглянул на часы.

– Нет, Женя, больше времени у меня нет. Действуй! – Иван протянул руку, повернулся и пошел из курилки вниз по лестнице.

– Чего он хотел от тебя? – спросил Евгения его коллега, выбивавший об руку мелкие табачинки из мундштука папиросы.

– Хочет увеличить скорость полета гранаты.

– Вот пусть сам и попробует ее увеличить. – Коллега затянулся папироской, манерно отставил руку. – Так ведь нам прикажет.

– Вообще-то он – главный конструктор, а мы так, покурить вышли. Он уже приказал, это его гранатомет, вот только делать его ему некогда. Он из-под Курска, он их испытывает на немцах.

– Он – главный? А чего ж ты не сказал! – Бросив папиросу, инженер бросился вниз по лестнице, но выскочив из дверей НИИ, он увидел только заднее колесо джипа, уже завернувшего налево. Вернувшись в курилку, он решил пройти мимо Жени.

– Постойте, что вы хотели сказать Артемьеву?

– Что неверно проточки сделаны, им отрицательный угол задавать требуется, чтобы нагар пороховой снимали.

– Считайте, что сказали, эти вопросы, как ведущий инженер, могу решить и я. Следующий раз, если появилась какая-то идея, не нужно ждать главного, он здесь будет появляться не часто. А решать проблему придется нам.

Но, видимо, молодому человеку требовалось показать именно «большому начальнику», что он не просто штаны протирает в КБ, а подслеповатый лейтенант ему таким начальником не казался.

А самолет Ивана, до которого он добрался через двадцать минут после разговора, сразу по его прибытию начал прогревать двигатели. Этот вопрос в Генштабе и в особом отряде был отработан как никакой. Три буквы в начале и в конце бодограммы устанавливали приоритеты для всех. Бодо вывел его «заказы» на самый верх запросов, так как эти три буковки означали: «на контроле Ставкой». И тут исполнителя запросов не спасет ни одна отговорка, слова «не предусмотрели» там было «не предусмотрено». Иван впервые попал в этот круговорот, и ему самому требовалось приспособиться к такому темпу, так как командир экипажа с ходу показал Ивану на часы. Он «опоздал» на несколько минут к плановому вылету. В некоторых случаях это могло привести к большим проблемам.

– Наверстаем в воздухе, – ответил командир корабля после того, как подполковник извинился за опоздание.

Кстати, «свою» машину он просто оставил у стоянки. «Ключей» у нее не было, все включалось черной кнопочкой слева от руля, там замыкалась «масса» аккумулятора. Никаких противоугонных средств не существовало. Выезд с территорий организовывался через КПП. Машину уберет и перегонит на стоянку механик или моторист самолета. Некоторое время машина постоит там, затем ее перегонят в автопарки наркомата обороны. Их шесть и все они в центре города. Обратно ее подадут по запросу, с водителем. Если человек, ею пользующийся, вернется раньше на тот же Центральный аэродром, то найдет ее на стоянке, выжмет эту самую кнопку, затем ногой педаль стартера, одновременно пяткой нажимая на «газ», и левой ногой выжав сцепление, включит передачу и рванет к КПП, выполняя свою функцию в сложнейшем механизме управления войсками.

Пересев в Старом Осколе в другой «виллис», теперь с водителем и адъютантом, Иван выехал в Щигры, где передал Рокоссовскому пакеты из Москвы и уведомил его, что получил «собственное» направление.

– Жаль, откровенно жаль, Иван Иванович. Я планировал ваше участие на вскрытии линии «Хаген». И куда? На Харьков? – он достаточно ревниво следил за успехами и неудачами соседей.

– Нет-нет, Константин Константинович, остаюсь в вашей полосе, но приказано подготовить и провести операцию, не связанную с ближайшими задачами фронта.

– Грабить будете?

– Скорее всего, нет. Вот приказ на размещение дополнительного топлива на складах фронта.

– А вот это уже радует. Зайдете к Михал Сергеичу и к Науменко, доложите о нуждах, сформируем для вас отдельную группу при штабе. Соответствующие поручения я дам.

– Мне выделено здание в Курске.

– Это к Науменко, его епархия.

Определившись с ответственными, в тот же день разработали внутренние коды и через фельдпочту передали это все в Москву. Овруч стал «пятёрочкой», Чернигов – «четверочкой», все города по пути операции получили свои «наименования». Воспользовались и связями в НКГБ, отряд Медведева обеспечил присутствие наших наблюдателей в пяти важнейших местах. Много хлопот доставили бодания с командующим ВВС Степного фронта Горюновым. От него требовалось восстановление эскадрильи «Юнкерсов-52», захваченных во время Сталинградской битвы на аэродроме Гумрак. Сергей Кондратьевич всеми фибрами души отбрыкивался от этого вопроса, но Саратовская разведшкола подготовила «кадры» для этой эскадрильи: людей со знанием лексикона транспортной авиации немцев. Они, правда, не были летчиками, они станут их «голосами». Так как подготовка операции была под покровом секретности высшего уровня, то Горюнову никто не сообщал: для чего требуется восстановить «тетушек Ю», тогда как Америка прислала много транспортных самолетов, в том числе четырехмоторных, но упрямому Артемьеву требовались устаревшие, подгнившие, разобранные на сувениры, «металлоломные» «дрова». И снабдил он свою просьбу таким количеством всяких разных подписей, что мама не горюй! По всей линии фронта искали запчасти для этого хлама. Задействовали и военнопленных: механиков и летчиков для подготовки этих машин. По «официальной версии» для перевозки «народно-хозяйственных грузов».

Третьего августа правое крыло Центрального фронта начало наступление в направлении города Кромы, где немцами был построен оборонительный рубеж «Хаген». Завязались упорнейшие бои с 9-й армией группы «Центр». Девятая была самой многочисленной из армий немцев: 4 танковых и 14 пехотных дивизий, и отступать Вальтер Модель совершенно не собирался. Шестого августа перешла в наступление 60-я армия и был выброшен тактический десант под Дубовичами. Удар пришелся точно в стык двух немецких армий, и вечером 6 августа войска Черняховского ворвались в Глухов и Березу, перерезав Киевское шоссе. Иван, силами двух полков, взял ночью Хомутовку, а правее, в направлении Орла Рокоссовский ввел в бой 3-ю гвардейскую танковую армию, чем блокировал возможность переброски войск Моделя к Глухову. А Черняховскому понадобились всего сутки, чтобы разбить подходившую к Кролевцу немецкую 444-ю охранную дивизию, брошенную закрыть там прорыв. Рокоссовский, заглянув в Курске в штаб операции, оценил задуманное, снял 2-ю танковую армию из-под Севска и направил ее в прорыв. Направление стало основным для Центрального фронта. И замелькали названия освобожденных городов! Части 68-й армии продвигались во втором эшелоне за 60-й армией. Стрелковые соединения расширяли прорыв, а десантное ядро в бой не вводили. С ходу по неуничтоженным мостам была форсирована Десна, за которую, кстати, были обещаны звания Героев, но обошлось без кровавой каши на ее берегах. Через 15 дней, разбив последовательно шесть вражеских дивизий, 60-я армия взяла Новгород-Северский. Здесь произошла ротация сил, Рокоссовский выдвинул вперед пополненную 13-ю армию, следом шла 68-я, а 60-ю начали ускоренно пополнять.

21 августа 13-я армия освободила Чернигов, и Иван, наконец, приступил к исполнению основного сценария. Он перелетел в «Певцы» и перенес свой штаб на этот аэродром, хотя основными аэродромами сосредоточения оставались курский «Халино», конотопская Поповка, сумская Стрелка и более двадцати полевых площадок. Сюда же, в Певцы, перелетела из Воронежа многострадальная эскадрилья «юнкерсов», которую расставили так, чтобы она выглядела как брошенная немцами при отступлении. Но основную часть эскадрильи, двенадцать единиц, укрыли в ангарах на восточной стороне аэродрома. Все 14 дивизий, принимавших участие в операции «Пятерочка», доложились о готовности. В Чернигов прибыла колонна бензовозов. Иван доложился в Москву и получил разрешение провести захват аэродрома в Овруче. Современная авиабаза находится совершенно в другом месте. В те годы аэродром находился на восточной окраине города, прямо напротив станции, в 1200 метрах от нее. Там базировалось несколько штаффелей истребителей, пикировщиков и транспортников. База была неплохо прикрыта артиллерией. Ближайший лес находился почти в трех километрах от нее. Так что она была ключом к обороне города. Вот и понадобилась та самая «эскадрилья» Ивану. Напрямую она не пошла. Фронт пересекли у Лоева, углубились на территорию противника. Прошли мимо Мозыря, над пинскими болотами повернули на юг, затем на юго-восток, и через «группу Артемьева» в Овруч была отправлена шифровка о вылете к ним из Бяла-Подляски 3.III/TG.3 для дозаправки и дальнейшего полета в Крым. Самолеты люфтваффе продолжали снабжать армию в Крыму, делая остановки в Овруче и в Токмаке. Занималась этим именно 3-я транспортная дивизия. Постоянно отслеживая в течение почти месяца полеты этой дивизии, разведгруппа из Саратова неплохо подготовилась к полету. На борту эскадрильи находилось 180 десантников и бойцов ОсНаз, по 16 человек в каждой машине и вместо еще двух десантников – боеприпасы. Как только эскадрилья установила связь с Овруч-Ост, Иван подал команду на погрузку первой волны десанта. Одновременно подан сигнал группе Гауптмана Зиберта доложить о происходящем в Овруче. «Дай-дай-закурить» ими было повторено трижды. Тревоги в Овруче не объявили. Самолеты спокойно выполнили «коробочку» и пошли на посадку.

В первых трех машинах все находились в немецкой форме и поголовно были «специалистами» из Кратово. Посадку эскадрилья отрабатывала в Воронеже и не один раз! Имелись и аэрофотоснимки базы. Три первых машины подрулили к стартовому КП и непосредственно к казармам зенитчиков. Экипажи кораблей укомплектованы из состава транспортных полков НКВД, и тоже совать им палец в рот не рекомендовалось никому.

Едва двенадцатый борт коснулся земли и затормозил, операция началась. В ход были пущены гранатометы с новой осколочной гранатой, с дальностью до 300 метров. Подсветили цели сами немцы, а в воздухе уже находилось более трех полков транспортников, которым туда лететь оставалось всего двадцать минут. Через 16 минут в небе над Овручем стало тесно от куполов парашютов. Первая разведрота 18-го полка уже вела бой за станцию, когда на захваченный аэродром тяжело плюхнулся первый C-54G, с пятьюдесятью десантниками на борту, тридцать шесть штук которых буквально выбил Василевский из американцев. Именно эти самолеты были в первой волне десанта. За один вылет они могли доставить почти десантный полк. В тот же день стало известно, что войска Центрального фронта создали 8 плацдармов на правом берегу Днепра, десантники 68-й армии захватили два моста через Припять и Днепр, и 2-я танковая армия переправила по ним два танковых полка.

Наращивание сил шло планово, созданы еще посадочные площадки и подключилось большое количество партизанских отрядов. Из-за повышенного расхода боеприпасов было принято решение большую часть транспортных самолетов переключить на их доставку, уменьшив скорость переброски войск. Через всего неделю десантная операция была прекращена, так как войска фронта и десантники соединились на реке Илья. Расширив безопасную зону до 16 километров в обе стороны железной дороги, фронт повернул на юг, а десантники устремились к Коростеню. Иван сдал командование генерал-лейтенанту Журавлеву, командующему 68-й армии, и получил приказание следовать в Москву для отчета.

Василевский принял его в своем кабинете.

– Ругают нас, товарищ Артемьев, и не кто-нибудь, а ГПУ! Недостаточно активно задействовали воздушно-десантные войска, могли, дескать, и Киев взять шестью дивизиями, и немцев накрошить поболее.

– Ну, им всегда виднее, после драки. Хитростью взяли Овруч, сорвись что, например, взрыв моста через Жерев, у немцев в Белокоровичах под парами стояла танковая дивизия, было бы нам на орехи.

– Вот и я так же считаю. Отчет привезли?

– Так точно. – Иван протянул папочку начальнику Генштаба.

– Адъютант вас поселит, сегодня отдыхайте, рассмотрим ваш отчет, а там решим, что и как. У самого замечания к операции есть?

– Вагон и маленькая тележка, товарищ маршал. Все на грани фола, но гораздо лучше, чем под Вязьмой.

– Отдыхайте.

Получив вот такое неоднозначное приказание и выйдя из помещения Генерального штаба, а располагалось оно не в здании, а довольно глубоко под землей, теперь там станция метро сделана, Иван почувствовал себя «витязем на распутье», стоя возле автостоянки, где находилось довольно большое количество автомобилей, в том числе с водителями, ожидавших «лампасоносцев», спрятавшихся под землей. Сам он «своего» водителя отпустил, так как было неизвестно, когда его изволят принять и отпустить. Единственное, на что он никак не рассчитывал, что, выйдя из штаба, он будет ломать голову: что делать дальше? Нет, его машина стояла где-то здесь, правда, он не помнил точное место, куда ее поставил ушедший в казарму водитель, но найти не так сложно, по номеру его пропуска. КПП на въезде фиксировало всех, водитель, оставляя автомашину, записывал номер борта и номер вызова, но ехать было Ивану некуда. Впервые с момента выпуска из училища и отпуска по ранению он никуда не спешил и никуда не направлялся. Психологически это даже несколько давило. Быть предоставленным самому себе он отвык. Посмотрев на часы, он отметил для себя время: 12.38, он повернулся, вошел обратно в вестибюль к эскалаторам и спросил дежурного офицера:

– Мне предоставили свободное время, но у меня с собой есть кое-какие документы…

– Секретный отдел – вот по этому коридору, шестой-седьмой кабинет, там разберетесь.

– Спасибо!

Бумаги не слишком рвались брать, дескать, «вас же поселили, там и сдавайте на хранение», но удалось убедить «толстокожего архивариуса», что, кроме Генштаба, подполковник другие ведомства посещать не намерен, дежурный «фельд» заполнил бумагу и опечатал при Иване пакет, передал подписанную и снабженную печатями бумажку владельцу-секретоносителю. Положив в карман, вместе с удостоверением личности, Иван окончательно почувствовал себя свободным. По старой курсантской привычке направился в бассейн «Москва». Там тоже нововведение: появилась оружейная комната, куда можно было сдать пистолет, затем сполоснуться под душем и с наслаждением окунуться в голубоватую воду. Четыреста метров вольным стилем некоторое время назад были любимой дистанцией. И, боже мой, какая встреча! Заинька-Зоинька, Мария Захарова, Танечка, Валечка и Софья Самуиловна, в полном составе и даже с прибавлением. Все, как до войны! Ну, только пара детишек добавилась.

Они все здесь и познакомились, в теперь уже далеком 1939-м. Зоинька расплылась после родов, с ней Иван только поздоровался. Разговор взяли на себя «тетя Маша» и Валечка.

– Матвея Васильевича и Витю видел недавно в Старом Осколе. Один был у Конева, второй у Жукова. Матвей Васильевич уже генерал-лейтенант. Витя – старшего лейтенанта получил. Больше из наших никого не встречал.

– Я знаю про 26 человек, из вашей роты, у кого посмертные награды, – ответила Валечка, она и теперь, наверное, служит в строевом отделе.

– А ты по-прежнему в строевом отделе?

– Нет, после гибели Васи я перевелась в Кратово. У нас сегодня посиделки, у нас выпуск.

– В Кратово? В управлении?

– В десятой роте.

«Радистка», подумал Иван и тряхнул головой.

– Где «посиделки»? Если не возражаешь, я приду проводить. Я – из первого выпуска, первая бригада ОсНаз. Вначале Рязань, потом Кратово, дважды. – Он был в плавках и купальной шапочке.

– Да ты, Ванечка, уже на них присутствуешь! – смеясь, за Валю ответила «тетя Маша». – И никуда мы тебя не отпустим.

Когда он вышел из раздевалки на площадь, то вызвал маленький фурор: подполковник и орденоносец. Зои, правда, уже не было, поэтому все поместились в «виллис» Ивана.

– Обещала прийти, позже, Машеньку надо куда-то деть, – за нее ответила Мария. Проживала она по-прежнему в Доме на набережной, но фамилию сменила. С генералом Захаровым они развелись более полутора лет назад, но осталась «душой компании».

Удалось поговорить с Валентиной, он попытался настроить ее не предаваться «мести», это плохо заканчивается, особенно в тылу врага. Улетала она ночью, из Внуково, судя по всему, в отряд Медведева. В 18 часов за ней пришла машина. Случайно подслушал разговор хозяйки с Зоей по телефону. Та хотела прийти, но Маша ее достаточно жестко остановила. Свой выбор хозяйка дома уже сделала. Иван возражать не стал. Зоя вышла замуж за майора-комбата, ее муж погиб под Москвой, в составе «Кремлевского полка» на Истринском направлении. Возвращаться к пройденному Иван не хотел. Но сообщил в гостиницу номер телефона, где остановился.

Глава 21

Самый молодой генерал РККА стал командующим ВДВ

В два часа ночи раздался звонок, и через пятнадцать минут он был на той же стоянке, что и утром. Спустился на эскалаторе вниз, там ему выдали пропуск, и адъютант маршала выделил водителя.

– Он доведет вашу машину и подождет вас на месте. А нам сюда, и поторопитесь.

Поезд метро, в который они сели с майором-адъютантом, не останавливался на станциях, ехали всего минут шесть-семь. Отдельный эскалатор, отгороженный от всех гнутой фанерой, затем около 500 метров дворами, КПП, на котором Иван сдал оружие, и небольшой двухэтажный особняк, с ионическим фасадом, с колоннами. Вошли сбоку, через флигель. Еще один пост, двойные двери и что-то вроде ресторана, с накрытыми столами, на которых еще только расставляют посуду и раскладывают столовые приборы. Белые скатерти, белые куртки. Кто-то у противоположных дверей машет майору: «Быстрее-быстрее!» Они подошли, полковник, с погонами госбезопасности, сказал:

– Молодцы, успели. Но вами уже интересовались, не Сам, но интересовались. Проходите и подождите, вас вызовут. Громко не докладываться!

За дверью оказалась приемная. Два человека в полувоенной форме, без погон. Более молодой поинтересовался:

– Товарищ Артемьев? Присаживайтесь.

Но сесть Иван не успел, более пожилой секретарь сказал:

– Входите.

Иван впервые увидел Сталина в военном мундире, с маршальскими звездами на погонах, впрочем, два раза он его видел на параде, на трибуне Мавзолея, и один раз на полигоне, в сером плаще.

– Товарищ Верховный главнокомандующий, оперуполномоченный при НКО подполковник Артемьев прибыл по вашему приказанию.

Шесть человек сидело за «Т»-образным столом, пятеро из которых имели такие же погоны, как и Сталин, один Молотов сидел в костюме. Кроме того, в кабинете находилось еще человек восемь, среди которых было еще три маршала родов войск, в общем, окружили бедного подполковника со всех сторон звездами да лаврами. Оказаться в такой компании Иван совершенно не ожидал, особенно после дневного разговора с Василевским: Щербаков и Мехлис тоже присутствовали. Сталин встал из-за стола, но остальным показал рукой, что вставать не нужно. Подошел к Ивану, он заметно ниже, но придуриваться и замерять рост Сталин не стал, подал руку, поздоровались.

– Товарищи члены Ставки, товарищи маршалы и генералы. Генеральный штаб РККА ходатайствует о присвоении звания Героя Советского Союза и внеочередного звания подполковнику Артемьеву за его вклад в разгром противника на Курском выступе, освобождение городов Глухов, Овруч, Коростень и Киев. В период оборонительных боев на Курской дуге отлично проявили себя гранатометы РПГ-27, разработанные им для нужд войск особого назначения НКГБ, и которые массово применялись в боях против немецких танков на обоих направлениях, как на Воронежском, так и на Центральном фронте. В завершающей фазе сражения подполковник Артемьев разработал и осуществил Чернигово-Коростеньскую операцию Центрального фронта, руководил десантной операцией под Овручем, в которой приняли участие 14 дивизий РККА и ВВС, и в результате были освобождены четыре области Украинской ССР, на обоих берегах Днепра, включая ее столицу: город Киев. Ходатайство поддержал и командующий Центральным фронтом генерал армии Рокоссовский. В мае этого года капитан госбезопасности Артемьев провел ряд десантных операций на Калининском фронте, в результате которых было освобождено 19 тысяч квадратных километров нашей территории в Ленинградской области и на северо-востоке Белорусской ССР.

До этого принимал участие в десанте под Вязьмой, в качестве ведущего специалиста по разведке и обеспечению десантной операции, определил направление контрудара немцев под Юхновым и, силами одной бригады, сорвал его, захватив город Юхнов и уничтожив топливо для 4-й танковой группы немцев. Собственно говоря, почему такое вступление приходится делать: дело в возрасте награждаемого. За десять дней до войны он закончил пехотное училище имени Верховного Совета РСФСР. Принял командование взводом в отдельной разведроте 6-й дивизии РККА в Бресте, а вчера 7-я воздушно-десантная дивизия вошла в город Коростень и получила почетное наименование «Овруч-Коростеньская». Так что по возрасту он – «Ванька-взводный», а по делам – командующий ВДВ. Вам решать, товарищи маршалы, судьбу самого молодого генерала РККА.

Закончив фразу, Сталин прошел и сел на свое место. Молчание военачальников прервал маршал артиллерии Воронов.

– Я бы несколько более осторожно оценил роль пока еще сырого нового вооружения пехоты, хотя следует отметить, что устойчивость стрелковых соединений, несомненно, повысилась. И в наступательных боях, особенно в населенных пунктах, противнику не удавалось сдержать нашу пехоту своими танковыми соединениями.

– Это несколько расходится с вашими словами, товарищ Воронов, сказанными недавно в ЦПКиО, при показе нам трофейной техники. Не той, которая побывала на ваших полигонах, на которой живого места не осталось, а прибывшей из-под Курска и Белгорода. Число подбитых пехотой танков там было заметным. Но не отрицаю, что значительное количество танков было повреждено ударами с воздуха новыми противотанковыми бомбами, – парировал сказанное не кто-нибудь, а Молотов, единственный гражданский в этом кабинете. – Вы, подполковник, что можете сказать по этому поводу?

– Принятие гранатомета на вооружение произошло совсем недавно, товарищ Молотов. Военным Советом Центрального фронта обсуждались случаи несвоевременного обучения личного состава приемам использования данного оружия в войсках. В настоящее время выстрел к гранатомету проходит модернизацию. Пришлось отказаться от использования более дешевого дымного пороха в стартовом заряде. Первые выстрелы нового типа уже начали поступать в войска и использовались нами при захвате аэродрома в Овруче. Правда, все они были сделаны для войск особого назначения НКГБ. Серийных новых выстрелов я еще не видел.

– Они еще не прошли полных Государственных испытаний, – ответил Воронов. – Имеются отдельные недостатки, в частности, увеличение дальности стрельбы требует более совершенных прицелов, для учета влияния ветра. Работы ведутся, и основные недостатки, отмеченные мной в ходе предыдущих испытаний, как особого мнения, исправляются. Особенно заметно увеличение настильности огня.

– Мне кажется, что обсуждение ушло несколько в сторону, товарищи, – хмуро заметил маршал Жуков.

– Что вы хотите этим сказать? У вас имеются возражения? Насколько я в курсе, подполковник Артемьев прикомандирован именно к вашей особой группе, по вашей просьбе, – спросил Сталин.

– Да, это так, товарищ Сталин. Но есть у него одна черта, на которую я бы хотел обратить внимание членов Ставки и постоянных ее представителей. Все-таки речь идет не о гранатомете, а о будущем генерал-майоре, вероятном командующем ВДВ. Он практически никогда ни с кем не советуется. Самостоятельно принимает решение и добивается его исполнения. Не всегда докладывает о предпринимаемых им действиях. В частности, несмотря на то что числился он в моей группе, основную часть работы он выполнил на правом фланге, в составе Центрального фронта. Хотя, при постановке ему задачи, я ему указывал, что кроме форсирования Днепра, возможно применение 18-го гвардейского корпуса на Харьковском направлении. Он же мне такой возможности не предоставил: добился отстранения командира корпуса, перевода одной из дивизий в состав другой армии, а затем полностью забрал под свое начало 68-ю армию, точнее, шесть дивизий из нее.

– Что можете сказать в свое оправдание? – спросил маршал Ворошилов.

– Я, действительно, получил приказание в срок до 20 июля подготовить 18-й гвардейский корпус к возможным десантным операциям в районе Курской дуги, но при проверке корпуса выяснилось, что только одна дивизия полностью прошла курс боевой подготовки как дивизия ВДВ. Две другие не только не прошли курса парашютно-десантной подготовки, но и не имели штатного десантного оборудования. К тому же на третий день немецкого наступления эти две дивизии уже были втянуты противником в бои. Третью ВД дивизию, по согласованию со Ставкой и Генштабом, оставили в составе 60-й армии, находившейся на относительно спокойном участке фронта в третьем эшелоне, а 2-я и 4-я дивизии остались в 18-м стрелковом корпусе и действовали в составе 3-й армии. Принимать участие в десантных операциях они не могли. Подошедшие пять дивизий ВДВ были включены Ставкой в резерв Центрального фронта, и третья дивизия чуть позднее была передана в 68-ю, все дивизии которой принимали участие в десантных операциях Калининского фронта. В том числе и «моя» официальная 7-я ВДД, в которой я числился начальником разведки с февраля по июнь 43-го года. Восемь полковых воздушных десантов в интересах Центрального фронта мы провели, и все разведроты были задействованы мною для поисков стыка между 9-й и 2-й армиями немцев. Прорвала фронт 60-я армия, третьяя ВДД участвовала в вертикальном охвате позиций немцев в районе Дубовичей, чем обеспечила необходимую глубину прорыва. Затем туда вошли танки 2-й танковой. Начиная с конца июля мне выделили собственное направление, и более я с особой группой товарища Жукова не контактировал. Приказом Ставки все воздушно-десантные дивизии фронта были подчинены мне, как руководителю операции по захвату района Овруча. Всего было задействовано шесть десантных и восемь авиадивизий. Операция находилась на контроле Ставкой, докладывался я только в Москву и не имел права никому сообщать о деталях операции. Насколько я в курсе, первоначально существовало шесть подобных планов, один из которых и был осуществлен.

– Вы не ответили на вопрос: почему вы ни с кем не советуетесь? – напомнил Ивану Ворошилов.

– В четыре утра 22 июня сорок первого у меня было десять минут на то, чтобы вывести роту из расположения и принять бой за Северный городок в Бресте. Я эти десять минут убил на то, чтобы получить какие-нибудь указания от какого-нибудь начальника. Рота погибла почти в полном составе. Это были мои первые подчиненные. Командир обязан принимать решения сам и быстро, организовать бой, а потом советоваться.

– Товарищ Жуков, Ставка рассматривала и ваше предложение о высадке 18-го корпуса под Харьковом, но нами было принято решение высаживаться в Овруче. Предложение подполковника Артемьева было максимально продумано, снабжено полной разведывательной информацией и прекрасно исполнено. Так же быстро, решительно и осмотрительно, как он действовал под Великими Луками. Увы, из-за точной информации о подготовленной немцами операции «Цитадель», его предложение: взять Режицу, осталось неисполненным, – тихим голосом, чуть растягивая слова, сказал Сталин. Желающих выступить более не нашлось.

– Вы свободны, товарищ подполковник, Вас уведомят о решении Совета, – сказал маршал Сталин.

Иван взял под козырек, повернулся и вышел из этого странного собрания. Его тайного смысла он так и не понял. «Интересно: они голосовать будут руками или каким-то тайным образом?» – подумал Иван, но его не выпустили из усадьбы, сказав, что необходимо дождаться окончания Совета Ставки, хотя было ясно, что ходатайство не удовлетворят. Кроме Сталина и Молотова, никто его не поддержал, разумеется, исключая Василевского. Прошло почти сорок минут, прежде чем из кабинета начали выходить военачальники. Первым на этот раз вышел Василевский и рукой сделал подзывающий жест Ивану.

– Встаньте здесь, – тихо сказал он.

Иван принял положение «смирно», но долго стоять в такой позе не пришлось: маршалы Шапошников и Буденный направились к ним.

– Ну что, поздравляем вас обоих! Так и надо, Александр Михайлович, раз подали ходатайство, значит держите марку. А вы, генерал, завтра к восьми тридцати зайдите ко мне в Академию, с материалами по обеим операциям: и по прорыву к Днепру, и по десанту, – сказал Борис Шапошников.

Буденный просто протянул руку для рукопожатия, и только после этого поинтересовался:

– Из казаков?

– Только по матери.

– Ну, служи, Иван Артемьев! Мы за тебя поручились.

Кроме этих двух маршалов, подошли все авиаторы: маршалы авиации Голованов, Новиков, Ворожейкин. «Официально» ВДВ относились к ВВС, не случайно их постоянно «переформировывали» в стрелковые части, чтобы вывести из-под командования «летунов». Именно поэтому они проголосовали за Ивана. А так получалось следующее: формируют и обучают дивизии они, затем приходит цидуля, чтобы соединения передать сухопутчикам, и требуется начинать заново их создавать. А так как части все гвардейские и «резервные», то «посидеть» в них у части офицерского состава почиталось за халяву. Все трое желали бы видеть Ивана в штабе ВВС, чтобы «перетереть» дальнейшие действия, раз уж «сам» прочит его в командующие.

– Сегодня, ближе к вечеру, часам к шести, загляните на огонек, Иван Иванович. Есть что обсудить, так как все части сейчас меняются, сдают позиции 3-й армии.

То есть штаб ВВС, который в этом году особенно напряженно работал и провел целых четыре успешных операции, хочет полного взаимодействия с частями ВДВ. Это радовало. Чуть позже стало известно, что Иван проскочил с перевесом в один голос. Вопрос о звании Героя не решался, этими вопросами Совет Ставки не занимался, речь шла только о звании генерал-майор и о должности командующего ВДВ. «Сухопутчики» это назначение не сильно поддержали. Для них он оставался «Ванькой-взводным» и «калифом на час».

Всех оставили на небольшие посиделки, то ли на поздний ужин, то ли на ранний завтрак. Приказов и назначений немедленно Иван так и не получил. Возвращаться в Дом на набережной он не стал, приехал в гостиницу и дал себе возможность выспаться за все эти месяцы. У него начался новый «московский» период жизни, заполненный бумажками, совещаниями и проверками боеготовности частей и подразделений, тем более что Сталин и Голованов (он встречался с обоими в Кремле через двое суток) загрузили его своим видением проблемы по самое «не хочу». Но деваться было некуда, ибо незаменимых у нас нет. Организационно он – заместитель командующего авиации дальнего действия, по ВДВ. Один из. Замов было шесть человек, он стал седьмым «апостолом». Поспать совершенно не оставалось времени: штаб замирал днем, «дальники» работали ночами, а у Ивана такой возможности не было: десять дивизий на переформировании, плюс Красная армия вовсе не остановилась, и еще четыре дивизии наступали на Правобережной Украине, где в конце осени начались очень серьезные бои южнее Киева и под Ровно. Но это – ожидалось.

Глава 22

«Времени у вас – сорок суток, максимально»

Штаб воздушно-десантных войск располагался в штабе АДД и находился в помещениях Военно-воздушной академии имени Жуковского на Ленинградском шоссе, поблизости от Московского Центрального аэродрома, отдельно от главного штаба ВВС. Тот располагался на Большой Пироговской улице в домах 21 и 23. Здание под номером 23 – новое, построено было для совершенно других целей перед самой войной, но быстро растущие численно соединения ВВС буквально потребовали для себя новые отделы и службы, которые уже не могли вместиться в левое крыло Петровского дорожного дворца, тем более что там же размещалась и военно-воздушная академия имени Жуковского. Перед самой войной бывший Наркомстрой и соседний жилой дом были переданы авиаторам. В то время АДД еще не существовало, оно называлось Пятым управлением ВВС. Увы, к февралю 1942 года в Пятом управлении ВВС не осталось боеспособных подразделений. Авиационные группы особого назначения прекратили свое существование, что явилось существенной ошибкой командования ВВС, поэтому Верховным было принято решение о создании авиации Ставки Верховного Главнокомандования. 5 марта 1942 года вышло Постановление ГКО о создании Авиации дальнего действия, руководить которой был назначен полковник Голованов. В общем, это были совершенно разные структуры, но носящие одинаковые петлицы, а затем погоны. Было и еще одно интересное отличие: в Главном штабе ВВС и окружающих его структурах служило огромное количество женщин на различных должностях и специальностях. А штаб в Петровском дворце был фактически «мужским монастырем». Чего не сказать было о штабе ВДВ, который до этого находился в Монино. Несмотря на полное отсутствие женщин в составе войск, трое предыдущих командующих свой штаб комплектовали по примеру штаба ВВС. Поэтому в новое здание поехали «не только лишь все». Все «женские» части были оставлены в Монино. Об этом попросил сам Голованов, заметив, что ему только разбираться с «дамскими» жалобами не хватало. Судя по всему, он еще присматривался к новому заму и не хотел менять стиль и методы работы своего штаба. Тем более что одним из отклоненных вариантов, в ходе наступления на юге, был подготовленный Головановым посадочный десант в районе Перекопа, в пользу войск Южного фронта. Срочная подготовка еще одного десанта, в районе Режицы, немного сблизила Ивана с командующим, но в дело вмешалась погода: все что не вылилось с неба за лето 1943 года, пролилось начиная с середины сентября. Десант не состоялся.