Ванька-взводный Найтов Комбат
– Форвертц, херр хауптманн, – тихо произнес он. Выговор у него был отличный.
Двое снайперов уже сидели в кузове под тентом, а под машиной находились волокуши с двумя «специалистами по упаковке». Этот термин существует в бизнесе с 1939 года, но в данном случае эти двое имели очень широкий профиль: они были и «behavioral analytics», и «packagingengineers», и «compliance managers» в одной упаковке, а в качестве «изюминки» смеси туда был добавлен значок мастера спорта по самбо у одного и по вольной борьбе у другого, плюс полные трехмесячные курсы в Кратово по этой специальности. Иван включил вторую скорость и плавно тронулся вперед. Огни он зажег, немцы по тылам ездили только со светом, но фары закрашивали черной краской, оставляя узенькие полоски. Часто пользовались поисковыми фарами справа и слева от кабины. Левой, а потом правой рукой Иван открутил две накидные гайки крепления переднего стекла и проверил его на легкость хода.
Открыл и заднее стекло кабины, чтобы стрелкам сзади были слышны его команды. Достал из нагрудных карманов оба револьвера и положил их, один рядом справа, а второй между ног.
– Я чуть разверну машину при торможении, – сказал он после того, как на какой-то небольшой кочке в свете фар появилось пулеметное гнездо, сложенное из мешков с песком.
Пост был неплохо подготовлен к обороне. «Гнездышко» приютило тяжелый MG на треноге. Голов пулеметчиков он не увидел. Со слухом у немцев оказалось все в порядке: то, что к ним подъезжает «Блиц», они определили. Это стало очевидным, когда свободно расхаживающий перед постом часовой с автоматом подошел к крыльцу поста, скинул с себя доху и повесил ее на гвоздик, оставшись в шинели, и на его груди блеснул «банан» фельджандарма. Второй часовой как стоял у шлагбаума, так и остался. Винтовка у него продолжала висеть на плече, а вот у цели № 3 появились две каски-цели. Ага! В правой руке жандарма загорелись огоньки стоп-сигнала: красный круг и белое кольцо. Руку с рукояти автомата он снял. Это замечательно, но палочка у них крепится на темляке, так что он может успеть ухватиться за рукоять, смотря какие у него перчатки. Иван на торможении чуть послал машину в занос и включил боковую фару. Немцы обычно так поступали, чтобы не напороться на ложный пост. Жандарм отпустил жезл и прикрыл лицо правой рукой. Свет его слегка ослепил. Свет фары скользнул по нему и уперся в «гнездышко», ослепив пулеметчиков.
– Scheinwerfer erlschen! – послышалась команда фельджандарма через открытое Михаилом окно, но Иван уже увидел, что головы пулеметчиков дернулись, а часовой у шлагбаума начал оседать. Продолжая идти к машине, жандарм повернул голову на звук падения винтовки часового, и не заметил, как из-под машины вылетела индейская бола: веревка с грузиком, обернувшаяся у него вокруг обеих ног.
– Scheie! – успел сказать жандарм, но через долю секунды он оказался с кляпом во рту и его быстро «паковали» два крутых специалиста.
Оставался домик блокпоста, и тут группе не повезло: дверь не была закрыта, Иван присел и резко ее открыл, два спеца уже лежали перед дверью с наганами наизготовку. Еще четыре выстрела по второй смене, которая почувствовала неладное и готовилась к бою. Кто-то из них упал на печку с кофейником и опрокинул ее. Раздался звук битого стекла – и все вспыхнуло! Ну вот сколько раз повторять: «Держите огнеопасные предметы в стороне от нагревательных приборов»! Деревянная конструкция воспламенилась мгновенно. А там не только тела усопших, но и оружие (!), которое сейчас начнет бабахать. Трижды крутнули фонарем всем: «Идем на прорыв!» Большая часть людей уселась и уцепилась за ЗиС, а кто не успевал, для тех существовала точка сбора.
Обе машины успели повернуть направо уже в селе, когда сзади раздался взрыв гранат в горящем посту. В домах было электричество, и начали зажигаться окна. Проскочить они проскочили, еще раз повернули направо, но уже не на ту дорогу, которая вела к будущей площадке, а через лес к Александровке, у Воровайки сходилось несколько проселков, поэтому здесь и стоял взвод жандармов. Дождались отставших снайперов в точке сбора, тряся обер-ефрейтора, как грушу. Немцы уже доложили о шумах авиадвигателей в районе Милютино. Это немного дальше, и слышали они только три самолета. Естественно, ТБ-3.
Возвращаться пришлось через Телятково и Комово. Там уже были десантники, поэтому решили вернуться к Воровайке, и после получасового боя занимать семь населенных пунктов у станции Алферове. После 13 часов запуржило и повалил сильный снег, десант прекратили выбрасывать из-за погоды, но самолеты садились, хотя и реже, выгружались и летели обратно. В отличие от Ли-2, экипажи тяжелых бомбардировщиков имели опыт полетов в облаках и по приводам. И вообще были гораздо лучше подготовлены, чем транспортники. Там, к сожалению, далеко не все экипажи умели летать в сложных метеоусловиях, только те самые «агоновцы». Темп высадки упал, но десантура добралась до Реброво и создала там приличный завал на железной дороге, и заминировала мост над сплавным каналом, который пересекал железную дорогу, тремя крупнокалиберными бомбами на неизвлекаемость, которые сумели туда доставить аэросанями, и с контрольным постом управления.
Канал начинался у Вязьмы, реки, и вел к реке Осьма. Осьма, как и Вязьма, впадает в Днепр, но у Дорогобужа, а Вязьма – выше по течению, на несудоходном участке. Так в старые времена проходил торговый путь, волок, из Вязьмы в Дорогобуж. Пока пуржило, Ивану удалось немного поспать, но через шесть часов снегопад и ветер стихли, облачность поднялась, и они добрались-таки до Березок. Но располагать аэродром там не стали: канал довольно сильно зарос по берегам, и на его очистку ушло бы много времени. Тем более что фельджандарм дал приличную наводку на аэродром подскока одной из бригад тяжелых бомбардировщиков у Какушкино, который и стал впоследствии основным аэродромом снабжения. Там были обнаружены три ТБ-3-17, которые чуть позже присоединились к снабжению войск в этом районе (они по конструкции полностью разборные,им сумели подвезти недостающие части фюзеляжа, и восстановили машины). А 17-го числа, еще до ухудшения погоды, наша авиация попыталась разбомбить мосты на Вязьме «летающей торпедой» на основе ТБ-3. Прикрываемые истребителями, два самолета: «торпеда» и «управляющий» ею ДБ-ЗФ, успешно преодолели противодействие авиации противника, вышли на боевой, оператор попытался направить ТБ-3 в пикирование, но тот продолжил горизонтальный полет и больше не реагировал на попытки управлять им. Сами же летчики на «управленце» по мосту промахнулись, но сумели возвратиться на аэродром во Внуково.
Вечером 17 января доложились в Москву, в штаб десантной операции о готовности к приему самолетов на площадке у Какушкино, а в ответ получили грозное предупреждение о том, что комфронта не понимает задержки с передачей данных для площадки № 3, которая должна сократить расстояние между вспомогательным местом десантирования и ими. Лейтенанту ГБ Артемьеву (назывался его позывной) ставилось на вид, что у командования до сих пор нет маршрута движения! И давалось 24 часа на исправление положения. Так что стало совершенно не до отдыха. Получил дополнительно роту второго батальона 8-й бригады, трое аэросаней для связи, и вперед! Добрались до Шилова, теперь этой большой деревни нет, войну она не пережила, там базировался партизанский отряд Гришина, переброшенный сюда из-под Дорогобужа. В его составе было более ста человек, при трех орудиях и двадцати пулеметах. Командир – младший лейтенант-танкист Сергей Гришин, 1917 года рождения. На год младше самого Артемьева, и младшего лейтенанта он получил почти одновременно с Иваном, но заканчивал курсы средних командиров при 4-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса в Белостоке. В бою под Зельвой его танк был подбит, и дальше танкист отходил лесами и пешком. Дошел до своей деревни Фомино под Дорогобужем, там остановился и в ноябре приступил к формированию отряда «Тринадцать». Сам командир сказал, что первоначально от Зельвы с ним отходило 13 человек из их 4-й танковой. Все погибли при отходе. В память о них он и назвал свой отряд.
– Да и, вообще, число «тринадцать» несчастье врагу приносит, – слегка ухмыльнувшись, сказал будущий Герой Советского Союза. Сам он об этом не знал, а Иван был в курсе того, что 15 февраля три отряда партизан освободили город Дорогобуж и удерживали его в своих руках до середины июня 1942 года. Среди этих отрядов был и отряд «Тринадцать», который уже насчитывал более полутора тысяч человек, в основном из Издешковского района Смоленской области. С помощью этих людей десантники и осназовцы освободили два населенных пункта: Большую Калпиту и Сапроново, и создали еще одну площадку приземления на берегу реки Бечиши. Двадцатого января там произвел посадку первый самолет из Москвы. Расположенная в труднодоступном районе, в 32 километрах от станции Угра, эта площадка сыграла решающую роль как в продвижении первого гвардейского кавкорпуса Белова, так и в обороне села Знаменка. На этом аэродроме базировалось две эскадрильи самолетов И-16, осуществлявших непосредственное прикрытие действий как корпуса генерала Белова, так и частей двух воздушно-десантных корпусов, объединенных в группу войск генерала Белова.
Немцы, лишенные подвоза боеприпасов и продовольствия, очень обеспокоенные тем, что к ним в тыл прорвался конный корпус, естественно, пожелали тут же отрезать Белова от снабжения. От Вязьмы до Знаменки всего 43 километра, а от Знаменки до Юхнова – 50. Еще 18-го числа Иван отправил РДО, что прорыв корпуса Белова от Трушково напрямую на Сапроново и Озеречье возможен, но важнейший участок находится в Знаменке, где необходимо озадачиться круговой обороной, так как противник может перебросить войска с двух направлений, а в составе десанта там только 1011 бойцов, 308 винтовок, 492 ППШ, 40 ручных и 31 станковый пулемет, 6 ПТР, 24 миномета, 2 – 45-мм орудия и 12 радиостанций, что не позволяет удержать посадочную площадку без помощи частей кавкорпуса. С некоторой неохотой генерал Белов, нацеленный на Вязьму, перебросил несколько эскадронов второго гвардейского кавалерийского полка и три противотанковых батареи по шесть орудий в каждой. Откровенно говоря, у него самого с противотанковым вооружением было «не очень». Эту проблему удалось немного закрыть.
Глава 12
Судьба десанта висит на волоске
После двадцатого января выдались «свободные дни», которые Иван потратил на то, чтобы добыть «языка», и не из Вязьмы, что там происходит – совершенно понятно, а из-под Юхнова. Двое суток три большие, по десять человек, разведгруппы, дважды перейдя Угру, шарились по тылам в поисках «офицера». Двадцать третьего числа, ранним утром у села Новоуспенское лейтенант уже собирался снимать наблюдение и отходить за реку, когда из соседнего села Корцево-Приселье выскочил легковой «опель». До соседних Щелоков там семь с половиной километров достаточно хорошего, укатанного, снежного шоссе, большая часть которого шла через лес. Можете не искать Щелоки на карте. Увы, немцы их сожгли в тот же день, когда их штаб-офицер не доехал до очередного КПП. Здесь у Новоуспенского жандармы его даже не останавливали, но отзвонились куда-то. Иван это видел, но две его группы находились в засаде на этой дороге. Быстро передав условный знак, они тихонько снялись через пять минут, отметив, что другого транспорта со стороны Юхнова больше не было. На повороте неожиданно машину занесло, так как через нее была переброшена качественная шиповка. Снег хоть и смягчил удар машины, но все равно был достаточно жестким, чтобы водитель и один из пассажиров отправились познакомиться с ситуацией присутствия или отсутствия бога на небе, а немецкий майор только лоб разбил и зубы выбил при ударе о переднее сиденье. Его портфельчик перекочевал в руки старшины Круглякова, и обе группы срочно снялись с места засады. Третий взвод вышел на лыжню последним, и время от времени расставлял растяжки, так как погоня будет! Это – сто процентов.
Иван встретился со своими через восемь километров, их еще и ждать немного пришлось. Мельком пробежав бумаги в портфеле немца, он понял, что их требуется немедленно доставить в штаб фронта. То, что он искал, находилось у него в руках. И немец, чтобы дать показания. Вот только группа движется в обратном направлении.
– Следы танков на дороге видели?
– Видели, трехдневной давности.
– Связь, срочно!
– Уходить бы надо.
– Надо, надо. Серега, связь быстрее. Заодно проверь вот эту частоту.
– Так это ж…
– Помолчи. Настраивай.
Сергей заработал ключом, но в это время суток их вряд ли кто услышит. Их сеанс уже прошел.
– Отвечают. – Иван закончил шифровку, всего одиннадцать групп цифр: «Имею сведения „воздух“ языка прошу разрешения отход „нитку", с адресом получателя и своими позывными». Ответ пришел быстро: «будет доведено ожидайте ответа времени». Он передал еще раз: «воздух настоятельно воздух». Ответ был ожидаемый: «конец связи». Командующий спит, тревожить его никто не будет.
– Давай на вторую, третью группу замени вот на это, а последнюю сам знаешь.
Где-то вдалеке, откуда пришли группы захвата, грохнул взрыв мины. А ответа пока нет.
– Дали квитанцию.
Иван посмотрел на часы. Минут двадцать есть, пока немцы возятся с минами. Впрочем, раздалось еще два взрыва, но там же разминируют с помощью «кошки». Значит не двадцать, а пятнадцать минут осталось.
– Есть, принимаю! – начальник разведки армии решение принял быстро. «Действуйте обстановке решение вами».
– Уходим! Первое отделение туда, вам в Знаменку или в Желанье, передать о раненом важном «языке», второе со мной, третье, прикрыть обе группы. Побежали! Ходу, мужики, ходу!
Немцы тоже привезли из Австрии лыжников, и начался этап кубка мира по биатлону с боевой стрельбой. Майор-немец лежал на высоких, сантиметров десять, санках из лыж. Они не слишком устойчивы, и, если прицепятся егеря, майора придется оставить им, но безголосого. А он очень нужен там: за линией фронта. Двигаться в сторону Желанья, где есть аэродром, значит потерять немца: до аэродрома больше 60 километров по лесам. Если бы группа сразу двинулась в нужном направлении, то полпути бы уже отмотали. А сейчас они делают крюк и выходят на контркурс. Основной момент: проскочить мимо Извольска. Выскочили к шоссе и форсировали его с ходу. На всех спусках ставили растяжку, хотя немцы не дураки и больше по их лыжне не пойдут. Но ребята ставят «длинные удочки», рискуя при этом жизнью. Прошел час, взрывов за спиной не было. Впрочем, ветерок восточный, звук мог и не долететь. Все отчетливее слышна артиллерийская стрельба, линия фронта приближалась и сейчас требуется «затеряться». Речка Сохна, за ней дорога, пробежались по ней метров двести, неся майора вчетвером, и ушли в плотный сухой лес. Повернули на север и начали отдаляться от Юхнова, до этого бежали почти параллельно той дороге, на которой взяли немца. Чуть перевели дыхание, пошли более ровно и не торопясь, выставили вперед разведдозор. По времени: уже 11 часов, еще через 15 километров у Калиновки обнаружили своих. Понаблюдав пару минут, Иван отправил туда троих разведчиков из третьего отделения. Вот знал бы, что так обойдется, весь взвод бы с собой забрал! От крайней избы отделился Игнатьев, поднял автомат буковкой «Т». Поднял его правильно, разрешая подход. Если бы ствол смотрел в другую сторону, то требовалось бы срочно уходить. А так – вышли к своим. Группами по три человека взводный направил туда половину людей, потом пошел сам с двумя разведчиками, таща на санках немца.
– В медсанбат срочно, автомашину, сопровождающих и связь с дивизией или армией.
Пожилой капитан-артиллерист показал два кукиша.
– Могу еще раз показать, ничего из того, что ты просишь, нет. Можешь позвонить по телефону в полк. Пойдем, дорогой, а немца туда, в овин, пусть погреется.
Втроем, с Сергеем и Володей Кругляковым, вошли в штаб батальона, артиллерист, хоть и приданный, принял командование над ним. Командир 510-го стрелкового категорически отказался подавать сюда машину.
– Вы там с ума посходили? Какая машина в это время? – говорил он громко, Иван отвернул ворот свитера и показал капитану свои петлицы.
– Здесь… – он назвал свой фронтовой позывной. – Майор, если немец умрет, а мы ему уже дважды искусственное дыхание делали, то 13102, знаешь такой позывной, долго разбираться не будет, почему у тебя машин для этого дела не оказалось, и почему твоя «эмка» не заводится. Немедленно сообщите мои позывные в разведотделы дивизии, армии и фронта. И сообщите, куда и с чем я вышел. Я на связи. – И он положил трубку. Тут же звонок, но Иван трубку не взял. В нее тихонько забубнил капитан. Слышно было только его, собеседник говорил тихо. Повесил трубку.
– Свалились вы на мою голову.
Прошло еще минут пять, опять звонок.
– Вас понял! – радостно ответил капитан и повесил трубку. – Вас покормить? Машины за вами вышли.
– Да нет, спасибо. Я схожу посмотрю, что там с немцем.
Ребята сидели на завалинке возле того самого сарая с немцем. Немец дышал, был в сознании. Он, видимо, травму головы серьезную получил, и его рвало пару раз, вот он чуть и не захлебнулся. Но доставать ему кляп Иван не стал. Рядом с немцем сидел Сапелкин, самый бабник из взвода, и соблазнял санитарку. Погрозив ему пальцем, он вышел из сарая и разрешил всем перекусить. Ему требовалась связь, но даже заикаться об этом не стоило. Не расспрашивал он и о том, в расположение какой армии он попал. Ребята предложили бутерброд с французской копченой салакой и «по глоточку». Ждать пришлось около часа, прежде чем подъехали три автомашины: две грузовых и «эмка». Вышедшие из машины представились начальником разведки 154-й стрелковой дивизии и начальником особого отдела этой же дивизии. Иван на ухо особисту назвал свой личный номер и номер приказа, по которому вышел.
– В группе все из первой бригады ОсНаз. Всего пятнадцать человек.
– Приказ совпадает, уведомление пришло два часа назад. Майора сейчас отвезем в…
– Нет, он поедет с нами в Износки. Сведения касаются вас тоже, но… В общем, готовьтесь. Кстати, если хотите посмотреть на Юхнов, то могу дорогу показать, но смотреть требуется на Извольск и Захарово.
– Там?
– Там.
– Скоро?
– Сегодня узнаете.
К овину подъехала одна из грузовых машин, туда положили немца и сели семь человек, во вторую – восемь, Ивану предложили место в «эмке», и хотя этого не сильно хотелось, он передал сумку майора замкомвзвода и сел в нее, рядом с капитаном-разведчиком. Особист поехал на переднем сиденье. «Эмка» неудобна тем, что за воздухом наблюдать неудобно, но их предупредили гудками, когда потребовалось резко свернуть в лес и пропустить «охотников».
– Сегодня тихо, – заметил водитель машины.
Иван отвечать не стал, и так было понятно, что привлекать нашу авиацию в этот квадрат немцы не рвутся. Командный пункт армии располагался на территории бывшей МТС, моторо-тракторной станции района. Здесь, в присутствии трех начальников разведки и трех особистов, передал начальнику штаба документы немецкого майора, снабженца 13-го армейского корпуса.
– Снимите копию, оригинал пойдет комфронта. По бумагам видно, что 13-й армейский корпус получил много топлива, гораздо больше, чем требовалось бы для него и для 12-го корпуса. Какие-то танки проследовали из Юхнова в Извольск. По характеру действий 9-й и 4-й армий немцев отчетливо видно, что у них наблюдается большой недостаток топлива.
– В чем это проявляется? – спросил высокий незнакомый генерал-лейтенант, только что вошедший на совещание. Все присутствующие встали, приветствуя его.
– С 17 января, после диверсии, проведенной ротой нашей бригады на мосту через Днепр, немцы дважды пытались пробиться к месту диверсии по железной дороге, но ни разу не воспользовались автотранспортом, хотя туда ведут две шоссейные дороги, одна из которых – с твердым покрытием. Более того, наши позиции, в том числе два основных аэродрома, уязвимы с востока, но противник не перебрасывает по Староваршавской дороге ни технику, ни людей.
– Может быть, не считают вас опасностью? – генерал растянул в улыбке и без того тоненькие манерные усы.
– Возможно, но рано или поздно боеприпасы и топливо у них закончатся. И единственный на сегодняшний день путь получения топлива и боезапаса у них один: соединить между собой Захарово и Тёмкино, которое 5-я армия никак взять не может. А резать им особо нечего: между ними всего пятнадцать километров. Да там еще и Васильево, так что всего десяток получается. Но никого это не интересует: 33-я прорвалась между Васильево и Угрой и подходит к Вязьме, совершенно не беспокоясь за фланги. Господин Модель радостно потирает руки: генерал Ефремов сам лезет в котел, не досидел, не доварился. – На Ивана зашикали. Высокий генерал и был Ефремовым.
– Это пятая армия не может взять Темкино, – раздельно произнес генерал, подчеркнув слово «пятая».
– Это ваш сосед справа. – Иван, которого никто так и не посадил, подошел к карте, начертил основание прорыва, соединил красным карандашом отмеченное место базирования передовых частей 1290-го полка, подошедшего к южным окраинам Вязьмы, образовал остроугольный треугольник и сбоку от него нарисовал кривую стрелу по тылам Васильевского узла обороны к станции Засецкой, отрезая тем самым Тёмкино от Вязьмы.
– Здесь всего десять километров, как только возьмете Шубкино, так немцы начнут отход от Тёмкино. А дело спасения утопающих – дело рук самих утопающих. Майор Ефимов, из пятой, дал мне возможность довезти «языка», и первым его допрашивает ваш разведотдел. Вам и принимать решение. А что будет делать фронт – пока это никому не известно.
– Тащ генерал, полковник Уколов, разведотдел фронта, разрешите пройти на ВЧ, мне приказано немедленно доложить о результатах.
– Идите, полковник, – мрачно ответил генерал-лейтенант. – А вы, кстати, кто вы по званию?
– Лейтенант госбезопасности Артемьев.
– Раз карты умеете размалевывать, то покажите, что, по-вашему, готовят нам немцы.
– Вот здесь вот, на этом повороте мы взяли немца. Это Щелоки, теперь уже «были Щелоки», на отходе видели, что немцы их сожгли, они всегда жгут села, поддерживающие партизан. Мы, правда, не партизаны, и в контакт с местными не вступали, но тем не менее. Следовательно, в Щелоках сейчас чисто, но танки туда прошли. Значит, Паново, там скотные дворы большие, танки спрятали от морозов туда. Линия фронта проходит, здесь у вас обозначено, между деревнями Крапивки, Телелюй и Науменками. Танковый удар немцы могут нанести с трех направлений: от Красного, через Крапивки, и основной от Извольска. У вас готовы противотанковые рубежи в Захарово?
– Там, кроме инжбата, никого.
– Инжбат тоже сила, если им мины срочно подбросить.
– А у меня вопрос к товарищу лейтенанту от энкавэдэ, – спросило «лицо кавказской национальности», он не представлялся, но явно был из особого отдела. – А что вы делали у Щелоков?
– Искал ответ на вопрос: что предпримет 13-й армейский корпус против нас. У нас на Угре недостаточно сил и средств, и даже тех десяти километров основания, как у 33-й армии, у нас там нет. Дыру, через которую прошел 1-й кавкорпус, немцы успешно заделали, отрезав артиллерию корпуса от передовых частей. Мой взвод обнаружил в Белях склад артвооружений и боеприпасов, более ста орудий и большое количество снарядов к ним, брошенных при отступлении в сентябре нашими войсками. Принято решение и перебрасываются артиллеристы корпуса по воздуху, чинят орудия и принимают их как материальную часть. Но это время, вот и задались вопросом: что там на юге?
– И кто же поручил вам это?
– Генерал армии Жуков. Имею непосредственный приказ от него.
– Ираклий, успокойся! Товарищ Жуков лично знает лейтенанта, и все важнейшие задания по разведке и организации мест посадок дает именно ему. Могу подтвердить. И насчет выхода, ты же уже спрашивал, отдавал лейтенант запрос на выход, да связисты побоялись разбудить командующего. У меня есть его ответ, который передали бы ночью. Но он уже вышел, получив разрешение от пятой армии, – сказал комиссар третьего ранга, самый старший из присутствующих «особистов».
– Мне доложили об этом в 8.47, ответили им в 8.52. Я дал добро на выход, понимал, что сведения слишком важные, если он запрашивает добро у меня. Он с конца ноября работал в секторе наступления нашей армии, – сказал подполковник Ефимов.
Вернулся полковник Уколов:
– Тащ лейтенант, вас к телефону.
Пришлось еще раз докладывать, теперь уже Жукову.
– Понял, – мрачно ответил командующий и повесил трубку.
Это был его прокол! И он «догадывался» об этом. Он гнал армию Ефремова вперед, рассчитывая на то, что у немцев «не хватит» нервов. У «старого» командующего хватило бы ума отойти к Днепру, но армию принял Модель, откровенный фашист, а группой армий стал командовать фон Клюге, который от Модели недалеко ушел. Поэтому и сама Группа армий, и все армии внутри будущего мешка и вокруг него, бросились яростно выполнять приказ Гитлера: держаться за захваченное до последней возможности. Выброска десанта произошла еще при фон Боке, вот и возникла небольшая пауза, благодаря которой десантники смогли кое-что предпринять для защиты собственных коммуникаций. Сейчас ситуация медленно, но поворачивается в сторону более организованных немцев, а у наших – «шапки набекрень, щаз мы немчуре вломим по первое число!» Лихой генерал-лейтенант в казачьей папахе тому пример. А все резервы он сунул вперед: взять пока неприступную Вязьму, а на левом фланге у него создается ударный кулак, для которого пройти десять километров по тылам его армии – как два пальца об… «асфальт».
Еще минут пятнадцать поговорили о том и о сем, принесли протокол допроса немца: сводный танково-самоходный полк, 32 единицы бронетехники плюс 125 бронетранспортеров. Четыре автополка для доставки авиатоплива и модифицированного бензина для танковых частей 4-й танковой группы. Бензин уже не мерзнет на морозе. Начало наступления намечено на второе февраля ударом с трех сторон по селу Захарово, и, не останавливаясь в нем, восстановить автомобильное сообщение со станцией Тёмкино. Вот такое кино в темном зале. «Кина не надо! Свет гаси!» Генерал-лейтенант подошел к столу, перебросил половинку карты, на которой рисовал значки Иван, сложил ее вчетверо и сунул в руки начальника оперативного отдела:
– Степан Ильич, – обратился он к бритому полному полковнику с густыми бровями, – вы тут, с Гладченко, покумекайте, что мы можем за оставшееся время предпринять, и доложить к 16 часам. – Проходя мимо начштаба армии, генерал-лейтенант поморщился и выдал: – Еще раз увижу на совещании в таком виде, пойдете под трибунал! – Громко хлопнув дверью, командарм вышел. Начштаба что-то залепетал, что фронтовые принял перед обедом, положено, да и мороз на улице, за что? Ведь ничего такого? Начальник Особого отдела фронта Цанава хлопнул его по плечу, от чего начштаба сильно побледнел.
– Капитан Камбург, если командарм сделает замечание еще раз, дайте мне знать!
Ефимов забрал Ивана и его воинство с собой, по дороге поговорили, Артемьев беспокоился, как дошла вторая группа до Знаменки. Из штаба пятой запросили кавалеристов и десантников там. Группа еще не появилась. Им 56 километров по лесу, без лыжни, почему Иван и пошел другим путем. Четырнадцать человек из шестнадцати вышли к своим к трем ночи. Не было сержантов Курочкина, командира первого отделения, и Джакубая. На переходе через Угру они единственные пересекли реку прямо, а сама группа ушла по льду без следов влево. Курочкин – бывший чемпион Московского округа по гонкам лыжных патрулей (биатлону), а Джакубай тренирует всех снайперов во взводе. Почему они задерживаются, не понятно. Зато стало ясно, зачем Джакубай сорвал несколько пуговиц с шинели немца, и почему немцы за группой Артемьева не пошли. В нескольких десятках метров от места, где взвод разделился, Джакубай оставил одну из пуговиц и, расковыряв себе нос, оставил на снегу капли крови. Действовал, как охотник, уведя за собой немецкую погоню. Они пришли на место сбора через двое суток, дополнительно покрыв засечками приклады своих винтовок. А вот Говоров отдохнуть группе дал только до вечера.
– Приказа о прекращении вашей командировки в наше распоряжение не поступало, лейтенант. А если серьезно, то у Томашевского не все получается с выходами, опыта не хватает. Батальон несет потери. Вот в этом месте мы уперлись в подготовленный узел сопротивления немцев, южнее Тёмкино. Здесь распадок, пересечь который армии не удается уже восемь суток. Съездите, посмотрите свежим взглядом, что там можно предпринять.
– Есть!
И полувзвод, с приданной ротой 502-го разведбата, выстроился для получения задания от самого командарма. Однако не судьба! Говоров вышел на крылечко, натягивая на руки перчатки, а Иван скомандовал: «Смирно! Равнение на… средину!» Четко подойдя к генералу, он был еще в сапогах, а не в валенках, так ворота МТС распахнулись, как в сказке, и из облака выхлопных газов, выпущенных передовым БА-11, волшебным образом появились автомашины комфронта и его охраны. Здрасьте, приехали! Пришлось Говорову кричать команду: «Смирно! Для встречи слева!» и докладываться большому начальству.
– А здесь что происходит? – спросил генерал армии, надевая снова перчатку после рукопожатия.
– Решил лейтенанта ГБ Артемьева направить к Васильево, присмотреться, что можно предпринять.
– Мудрое решение, но несвоевременное. Его взвод в расположение, роту – куда хотите, у лейтенанта и его людей будет другое задание, согласованное со Ставкой. «Сам», лично, приказал докладывать ему обо всем. Место нам найдется? И пожевать чего-нибудь. Взвод тоже накормить и обеспечить всем необходимым на трое-четверо суток.
Взвод уже поел и был обеспечен, но перечить комфронта, проявившего невиданную заботу о наименьшем подразделении фронта, было бы преступлением. Все ответили «Есть» и побежали насильно кормить красноармейцев. А комфронта, командарм и Иван прошли в комнату, где было два стола: обеденный, на четырех человек, и «тактический», место для карт. Там ординарец командующего разложил крупномасштабную карту N-36 «Б» Смоленской, Калужской и Брянской областей.
– Показывай, как шел, – приказал Жуков.
– Вот так, затем обошел эти две деревеньки, вот здесь перешел Сохну. В Подборье – полно немцев. В Мокрово несколько противотанковых батарей, у мостов – доты. Но любоваться долго не пришлось. И вот над этим лесом не было ни одного дымка.
– То есть?
– Считаю, что там пусто. Но на противоположном берегу – наблюдательный пункт и узел связи. Здесь брод и лед там, скорее всего, слабый.
– Тропы в лесу есть?
– Не везде, встречаются, но мы по ним не ходим, немцы мин не жалеют.
– А эти три дороги – действующие?
– Эти две – да, эта – нет. В чем дело – не знаю.
– М-да! Запустить бы тебя туда, на пару дней, да времени в обрез. Василий, позови Курышева.
Вошел подтянутый полковник, без следов пьянки на лице, вошел и негромко доложился о прибытии. Подобострастия на его лице не было, лишь некоторая напряженность во взгляде.
– Вот, товарищ полковник, это и есть наш главный специалист по хождению по тылам. Зовут его Иваном, действует в тылу врага с самого начала войны. Он и проведет вашу бригаду вот в эту точку. Полностью бригада по этим местам не пройдет, дорог там нет, и даже с тропками напряженно. Так что все четыре батальона, роту связи и зенитчиков возьмешь с собой.
– Минометы, тащ комфронта, без них ничего не получится, только не 50 мм, а 82 и 120, и ПТР, орудия не пройдут, а это можно и донести, – вставил Иван.
– Слышал?
– В батальонах только два 82 мм, остальные – 50 мм.
– А расчетов сколько набрать можешь?
– Восемнадцать, – быстро и четко ответил полковник.
– Василий, Иноземцева сюда. Десять, отставить, шесть 82-мм БМ-37, лошадей к ним и тройной боезапас плюс четыре ПМ-38, с таким же боезапасом и лошадьми срочно поставить в 9-ю воздушно-десантную. Она на левом фланге выдвигается в Семеновское. Должен быть в курсе. Что еще требуется, лейтенант? Ваша задача уничтожить те самые автомашины, о которых немец говорил.
– Тол, дымшашки и ампулометы. Они ими стреляют. И сухой спирт, по норме, на три дня.
– А жидкий не лучше? – пошутил Жуков.
– Нет, хуже, это – бездымное топливо, а от спирта есть шанс не подняться, замерзнуть, – без малейшей улыбки ответил Иван.
– Понял, полковник? – Иноземцев кивнул. – Исполнять!
– Есть.
Еще решили несколько вопросов, рассмотрели предложенный план, и… «По машинам!»
В 23.10 бригада тремя колоннами по одному вошла в лес. Впереди шестеро разведчиков-осназовцев бьют три лыжни, сзади разведрота бригады их заметает и маскирует. Начальство, в лице комфронта, приняло решение, а отдуваются за него вот эти парни в белых маскхалатах.
Марш проходил очень и очень тяжело. Там, где разведка пробежала за три часа двадцать минут, там бригада двигалась полтора суток. Очень много времени потратили на форсирование первой дороги: шесть часов, и потом разведрота еще два часа скрывала следы на трех проходах. Второе шоссе далось уже легче, но три часа, хоть убейся. Достаточно часто устраивали привалы, так как несли все с собой, а лошадей было выделено с гулькин нос, только под минометы и командование бригадой, да разведка пересела с мотоциклов на лошадей организованно. Их у нее сразу забрали и завьючили боеприпасами. Под инженерию (мины, дымшашки и ампулометы и, частично, тол) лошадей тоже выделили, но их требовалось в два-три раза больше, чтобы хоть немного ускорить продвижение. Заодно приходилось бороться с вредными привычками. Десантники были то, что называется «не пальцем сделанные», да и сформированы они были перед самой войной, из такой же недавно сформированной дивизии Уральского военного округа, формировались и комплектовались в Латвийской ССР, в городе Режица, в русскоязычной части Латвии. С 22 июня занимались созданием оборонительных укреплений в левобережной части Двинска, в Гриве, но 27 июня бригада начала штурм правого берега, самого Двинска, сданного без боя латышскими частями РККА. Они первыми ворвались в Двинск и завязали уличные бои с немцами. В ночь на 28-е пятым ВД-корпусом был очищен от немцев весь город, но удержать его не получилось, корпус был вынужден отступить от города на пять-восемь километров. До пятого июля корпус с боями, не теряя связи с командованием, отходит от Двинска к Острову. Там части корпуса переводят в резерв Ставки и отправляют в Иваново на переформирование. Если вспомнить судьбу армий Прибалтийского особого военного округа, то на их фоне действия ВД-корпуса были организованными и напоминали действия настоящего войскового соединения. Командовал корпусом тогда генерал Иван Безуглый, а непосредственный командир бригады вместе со штабом «потерял управление», но десантура, она и есть десантура. «Остался один? Все равно гадь противнику до последнего, в ВДВ и один в поле воин!» Так что ребята были вполне самостоятельные, с опытом, хотя и сидели в Резерве Ставки с августа 1941-го по вчерашний день, но необстрелянных среди этих бойцов было не слишком много. В резерв Ставки выводились оставшиеся в живых десантники из первого состава всех ВД-корпусов. Иван Игнатьевич Курышев большого военного опыта не имел, был в составе советских советников в Республиканской Испании, за что получил свой единственный орден в 1937 году. Ну, а так как бригада пять месяцев сидела на тыловом пайке, то недобор веса был почти у всех, а тут их нагрузили, «как лошадей». Да еще каким-то армейским способом, у большинства фляжки оказались заполненными не водой или подсоленным чаем, а спиртом. При форсировании первого проселка им пришлось долго лежать в снегу, вот они и «грелись». Удалившись от шоссе на пять километров и убедившись, что преследования нет, пришлось собрать командиров и устроить им выволочку.
– Спирт весь слить в емкости, впоследствии пригодится для раненых. Увижу еще кого пьяным или с запашком, на первом же суку повешу, как предателя. Последние пять километров бригада шла полтора часа!
Неведомыми путями все в бригаде уже «знали», что «Жуков предлагал цистерну спирта, а он отказался и какой-то сухой заказал. Пробовали: «такая гадость!», поэтому бригада насупилась, решила, что попала в руки борца с «зеленым змием». Устроили привал на целый час, затем приступили к форсированию второй дороги, которое прошло легче и быстрее. Удалившись в лес, легли на «дневку», хотя густой вековой лес позволял идти и днем, но люди вымотались окончательно. Теперь приходилось бороться с «топорами, ножами и руками». В тылу десантники с ходу начинали рубить деревья и разжигать костры. Представляете, какой столб дыма поднимется, если 2482 человека разожгут в лесу почти 500 костров. Инструктаж по использованию спирта и специальных подставок для него осназовцы отцам-командирам провели еще в Семеновском, да толку-то что: времени на подготовку было выделено очень мало, вот и пришлось ОсНазу носиться между колоннами и, грозя немедленными карами, гасить эти чертовы костры. Хорошо еще, что светает поздно, дымы противник заметить не успел. Но бойцы «спиртовочки» оценили! Маленькие и легкие, позволяют разогреть консервы, вскипятить чай, погреть руки и даже просушить портянки. Ну, а на ОсНаз, с их спальниками и пятью белыми палатками, все смотрели как на чудо. Отдыхали пять часов, в середине дня двинулись дальше, к вечеру дойдя до той точки, которую указал на карте Курышеву Жуков. А бригаде предстояло самое сложное: форсирование шоссе Юхнов-Вязьма и реки Угра. Иван, конечно, понимал, что даже если бригада выполнит задание, шансов отойти у нее нет. В городе находятся штабы двух корпусов, куча зенитной артиллерии и прочая, прочая, прочая. Ближайшая линия фронта на том берегу в 15 километрах от города. Войти в город они войдут, но срок их пребывания там равняется часам, оставшимся до рассвета. Не таких действий он ожидал от командования.
– Ну что, пришли? – спросил Иван Игнатьевич, после того как их колонна остановилась.
– Да, точка. Только у вас впереди две дороги. И есть вероятность того, что вы их не пройдете.
– Мне предоставили еще один план действий: взять и удерживать Кувшиново и Подборье, если переправа через Юхнов будет невозможна. Обеспечить их удержание в течение трех суток. «Он» перебрасывал одновременно с нами части 1-й Гвардейской и 194-й дивизий на этот участок.
– До Мятлево 29 километров, – вздохнул Иван, он эту карту будет помнить всю оставшуюся жизнь! – Эти две дороги перейти возможно только в одном месте, но с дымами. Вот здесь она просматривается насквозь. Вот Козловка, в ней всего три дома. От этого перекрестка до поста – четыре с половиной километра. А с этого поста выход на дорогу не просматривается. Переход возможен только здесь и после двух часов ночи. Здесь такое расписание. Собираем бригаду здесь, мои пойдут в Козловку. В трех домах много людей не соберешь. Постараемся сработать чисто. Если завяжется бой, то выдвигаете сюда засаду. А сами бьете по Кувшиново. Если пройдем чисто, то бегом к дороге. Вот сюда. Здесь форсируем, здесь собираемся и вот по этой старой просеке уходим в район сосредоточения. Сейчас у вас три часа отдыха, до темноты, затем тихо переходите вот в этот «язычок», напротив Козловки. А дальше только бегом. Времени на все минут тридцать, больше нам не дадут, у них здесь патрули на «ганомагах» каждые сорок минут мотаются по ломаному графику.
– Вы чего, с нами собрались?
– Ну, с ребятами я еще не говорил, а сам – собираюсь. Не думал я, что «он» так это дело повернет. Проще было бы укрепить оборону там, где я говорил, и массово заминировать дороги в том направлении.
– Мне приказано отпустить тебя в этой точке.
– А дальше мы действуем самостоятельно, товарищ полковник. У каждого своя задача. Я пока никаких ценных указаний на этот счет не получал. Сверим часы! С прибытием в точку сосредоточения, товарищ полковник!
Через пятнадцать минут полувзвод двинулся вправо, по жуткой неудобице, спустился к реке и проселку и взял под наблюдение Козловку. «Ганомаг» с двумя пулеметами, большой грузовик с тремя осями, три дома и скотный двор, довольно большой, два здания. Занялись подсчетом, бухгалтерией войны. Два отделения, офицеров нет. Шесть человек и двое гражданских занимаются скотным двором. Ни детей, ни женщин не видно. Полевая кухня, еще одна дымит на скотном дворе. Обнаружили еще одну постройку слева. Подход к переправе – заминирован, поэтому верхней дорогой никто не пользуется. Дело немного осложняется, но это касается только брода и небольшой площадки возле него, там стоят указатели. На всякий случай Иван послал «пятерку» к тому месту, где прошлый раз форсировали реку, и поместил их в непосредственной близости к двум домам. Затем еще трое пошли в обход деревни, чтобы без следов подобраться к дому на отшибе, но там никого не оказалось, и дорожка была заметена снегом.
К 22 часам пошел снег, деревенька замерла, и только посты в трех местах каждый час менялись. Ужасно неудобная деревенька! Но пришло время действовать. Самым неудобным был третий дом, в котором размещался караул. Там же стояла техника. Но тыл есть тыл, и в туалет немцы бегали по одному. Трое разведчиков от крайнего слева дома перебрались ближе к туалету караула, там сняли немца, и в его шинели Курочкин аккуратно снял часового, который из-за мороза бегал от крыльца к углу дома. Сразу после его разворота на 180° Курочкин его и надел на нож, затем в четыре ствола разобрались с караулом. «Чисто» сработали! С остальными было проще, несмотря на запертые двери. Не было в те годы замков на дверях, максимум щеколды. Но четырех немцев недосчитались. Они спали на конюшне. На скотном дворе стояло в стойлах сорок немецких лошадей. В этой деревне располагались немецкие «обозники». Здесь, после доставки грузов, меняли лошадей. Но когда подойдет следующий обоз, было неизвестно, а бойцы «свидетелей» не оставили. Бригада накопилась в лесу за деревней, напротив точки перехода, «прихватизировав» немецких коников, затем, начиная с 22.40, в условиях усилившегося снегопада перешла полностью в Ступинский лес и начала развертывание для атаки на Юхнов.
Иван уже переговорил с остальными разведчиками. Теперь их осталось с ним 12 человек, трое побежали обратно в Семеновское, доложить об исполнении и, если понадобится, проводить еще полки и бригады по найденному пути. Каждый из них шел в разных колоннах, ведя сюда бригаду. Разведка бригады захватила на том берегу первое здание: монастырский кирпичный завод между Барановкой и монастырем. Их там было два, богато монахи жили! Плотный снег и снятие постов дали возможность без боя перебросить почти половину бригады на правый берег Угры. Затем десантники и ОсНаз с тыла очистили побережье реки из монастырской рощи. Потом проникли в сам монастырь. И начался бой. Иван со своими штурмовал монастырские «казармы», так как ребята были готовы к такой «работе». Им помогали разведчики из бригады, а кроме связистов, там «никого» не было. От этого монастыря остались только хозяйственные постройки, так как весь кирпич был пущен на восстановление города, очень сильно пострадавшего от обстрелов и бомбежек, а колокольня длительное время, до марта, использовалась как корректировочный и наблюдательный пункт, поэтому досталось ей страшно, она упала в Реальной Истории. Второй батальон бригады быстро выдвинулся на расстояние в 2,5 километра и приступил к выполнению основной задачи: уничтожал на стоянках автомашины немцев с бочками на трех площадках. Имея корректировочный пост на колокольне, организовали и минометный обстрел этих мест. Плюс бензин текуч, и пожар быстро распространился на всю округу. Четвертая площадка находилась у Колыхманово, поэтому ее достать могли только 120-мм минометы, там ущерб был меньшим, но он был и там. Ночь, мороз! Пока машину заведешь – время, а тут мины сыплются! Третий батальон навел порядок в двух штабах двух корпусов на улице Ленина и в Городском бору. Захватил, с потерями, 88-миллиметровую батарею и три батареи счетверенных «эрликонов». Во взаимодействии с четвертым батальоном и зенитчиками атаковали немецкий аэродром. Успеха они добились, но и потери были большими. Там взвод Ивана потерял пять человек: трое сгорели в танке, захваченном еще в монастыре, двое погибли в подбитом бронетранспортере. На трех площадках у немцев была напихана куча зениток, стреляли они точнее и быстрее десантников, которые пушками владеть не сильно умели. Оба батальона отошли за Кунову, аэродром остался в руках у немцев. Подсчитав потери, остаток боеприпасов, стало понятно, что противник утром их выбьет или уничтожит. Иван запросил непосредственно штаб операции. Еще не рассвело и была возможность установить дымзавесу, и отойти, задание было выполнено. Составил, как ему казалось, «умную» радиограмму, в которой упомянул документацию (большой объем) штабов двух корпусов. Последовала команда на отход с документацией, но только его группе и тех людей, которые ее понесут. Девятой бригаде приказано удерживать западную часть города до подхода основных сил. Кстати, все без обмана: в 6.30 бойцы бригады получили первые ППДМ с восьми У-2, до рассвета еще восемь тонн боеприпасов были доставлены, в первую очередь мины к минометам. А Иван попрощался со штабом бригады. Забрав всего троих из разведроты, все были с ранениями, перешел на левый берег, передал минометчикам приказ перебираться к монастырю, у них отказала радиостанция, и в конце боя за аэродром больше 20 минут их огонь не корректировался. Потом группа долго кружилась в поисках прохода к своим, но выходить пришлось к Знаменке. Оттуда на третьи сутки смогли отправить документы в штаб фронта. Когда подходили к своим, СовИнформ-Бюро передало сообщение об освобождении Юхнова. Понятно стало, что все то, что они выносили столько времени, превратилось просто в историческую макулатуру.
Глава 13
«Молод ты еще для фронтовой разведки!»
Отправив бумаги из-под Мурашевки в Москву, Иван попытался расспросить местного коменданта о «своих», но получил неожиданный отпор, дескать, много вас тут шляется, немецких шпионов, все вынюхиваете, выспрашиваете. Документов у Ивана, само собой, не было, и риск нарваться на неприятности небольшой, но был. Послав куда подальше тупого коменданта и увидев надпись «хозяйство Левашова», прошел по стрелочке к десантникам, и там узнал, что ребят из его взвода перевезли обратно в Озеречню, черт его дернул зайти в штаб 214-й бригады, где получил уже старое, трехдневной давности, предписание. Какой-то радист «пошутил», направив вместо двух «шестерок», кода отхода в распоряжение направившего: и отправил их три. Получилось «666». Так как направлял его сюда лично будущий «маршал Победы», то это означало, что лететь придется во Власиху. Бывать там никто из разведчиков не любил. Получить по шапке было просто, а решить какой-нибудь вопрос, даже очень простой, сложно. Совершенно того не желая, Иван из корпусной разведки переместился во фронтовую. Вы когда-нибудь что-нибудь слышали о героических действиях фронтовой разведки? На моей памяти, как автора, я знал только одного живого фронтового разведчика, подполковника Мосолова, командира моей бригады, который, в бытность комгруппы, совершил три выхода в Восточную Пруссию и вернулся три раза, действуя во фронтовой разведке. Лейтенантом получил полководческий орден Суворова 2-й степени. Но это был 44-й год, ордена тогда давали достаточно легко. Здесь капитан-десантник, они тогда парашютик на петлицах не носили, петлицы и эмблемы были авиационными, передавая ему шифровку, сам ткнул пальцем повторяющиеся «шестерки», коды в десанте и разведке были совмещены значительно, чтобы не создавать путаницы. Личный код и кодовая книга у Ивана имелись, но отзыв пришел циркуляром, чтобы любой начальник мог «подсказать» ему, что делать. А «три шестерки», скорее всего, говорили о том, что начальство «сердится», вот радист таким образом и передавал ему о настроении командования.
– Слева за штабом у нас готовится обоз с ранеными. Три машины сюда вылетели и сели.
– Видел.
– Давайте туда, держите «посадочный», и счастливого пути!
– Да уж…
– Ничем помочь не могу. Что-то не так?
– В Юхнове задержался. Из-за этого, наверное. Да покрутиться по округе пришлось, там весь район на ушах стоит. Немцы, похоже, отходить собрались.
– Давно пора! Удачи!
– К черту.
Тот самый комендант, с которым только что гавкнулись, и проводил его на первый вылетающий борт. С трудом пробравшись мимо носилок и медсестричек, затягивающих раненых ремнями, чтобы не выпали в полете, Иван занял откидное место возле перегородки кабины слева. Только уселся и сразу уснул. Спал он три дня назад последний раз, и то пару часов. Веки у него были красными от недосыпа, но перелет в Калугу был коротким, его разбудили тогда, когда выгрузили последние носилки. В Калуге бортов на Власиху не было. Его отправили в Черные Грязи, так тогда назывался аэродром на месте будущего Шереметьево. Оттуда удалось перехватить машину до Одинцова. А там пешком, и не стенать! В штабе легкий переполох: части 33-й и 5-й армии зацепились за южные и восточные окраины Вязьмы, но Модель решил выполнить приказ фюрера и сдаваться не собирается. Он получил в свое распоряжение все три армии. Четвертая танковая группа закопалась и отбивается, вручную вращая башни танков. Кровищи прольется! Третья ударная и 29-я армии Калининского фронта рвутся к западным окраинам Вязьмы. А тут под горячую руку комфронта влез Иван.
– Ты где пропадал? Что за самодеятельность? Я ждал тебя четверо суток назад! Кто тебе сказал залезать в Юхнов? Твое дело было довести 9-ю бригаду до вот этого шоссе и вернуться.
– Тащ генерал армии. Вот приказ, там ни о каком возвращении нет ни одного слова. Зато вами красным карандашом подчеркнуто: уничтожить автомобили с топливом. Пересечь шоссе в одиночку 9-я бригада без шума не могла. Мы взяли Козловку, сорок коней у немцев, перевьючились, и десантники смогли перейти шоссе без выстрелов.
– Где это? Почему не доложил?
– Вот Козловка, вот место перехода. Переправились здесь, атаковали отсюда, сразу взяв те бумаги, о которых доложились. Поставленную задачу к моменту нашего выхода на связь бригада выполнила. Взять аэродром с тремя площадками и кучей зениток двумя батальонами и ротой зенитчиков было невозможно. Боеприпасы к минометам закончились, и связь прервалась с батареей 120 в самый неподходящий момент. Немцы, похоже, оставляют выступ на Угре.
– Ты вот что, зубы мне не заговаривай, лейтенант. Ты мне нужен был здесь, под Васильево. Из-за тебя сутки потеряли. Молод ты еще для фронтовой разведки! Не умеешь вовремя оказаться под рукой! В общем, учиться тебе надо, как действует настоящая разведка. Так что катись в свое логово, в Кратово, и чтоб глаза мои тебя больше не видели. Выговор я тебе объявил. Вот приказ. Свободен!
Получив новое предписание и временный пропуск через Москву, Кратово находится с другой ее стороны, Иван, который к своей отставке с роли помощника командующего фронтом по разведке отнесся философски, направился обратно в Одинцово по той же тропинке, что и пришел сюда. В штабе фронта его даже не покормили, порекомендовав обратиться в 51-ю стрелковую бригаду, стоявшую в Дубках и Акулово. «Ходют тут, дескать, разные…» В Одинцово заглянул в буфет, там на железной дороге кормили всех, у кого имелись талоны или просто продаттестат, но просто покушать не получилось:
– О! Тащ Артемьев! К нашему столу! – раздалось с краю от окна с видом на перрон.
Два полковника и подполковник стояли у высокого столика с мраморной столешницей и делали вид, что пьют пиво. У всех троих в карманах шинелей было по бутылке «белоголовой». Двоих из них Иван видел в разведотделе фронта, с одним – недавно виделся в Износках, в штабе 33-й армии. Уколов его фамилия, будущий генерал-лейтенант. Пришлось ставить свои тарелки и кружку пива к ним на столик, затем пожимать всем руки.
– Толик Москвин, будем знакомы. Последнее время много о вас слышал. Мы с вами коллеги, – представился незнакомый подполковник.
– Какими судьбами в этом богом забытом углу? – спросил слегка подвыпивший полковник Уколов.
– Предписание получил, учиться отправили.
– Учиться? Куда и чему? В Академию, что ли?
– Да какая Академия, я же взводный по должности[3], и училище в прошлом году заканчивал.
– Зеленый совсем! – ухмыльнулись отцы-командиры. – Так куда направили?
– В спецшколу, к нам, по линии ГБ.
– Что я тебе говорил, Миша! Он избавляется от всех, кто в курсе событий. А ты, как попугай, повышение, повышение! Хрен тебе, а не повышение! Еременко тебя, по просьбе друга, с говном сожрет. Мы тут Мишу на Юго-Западный провожаем, начальником разведотдела. Генеральская должность, говорит.
– Да я, в общем-то, не рвался в армейскую и во фронтовую. С самого начала в дивизионной и в корпусной был, да тут узнал о том, что некоторые горячие головы десант под Вязьмой задумали…
– Да знаем мы, знаем. Мы твою карту и копировали, – улыбнулись два полковника. – Значит, и мне предстоит менять Власиху на Ростов какой-нибудь. Вот за это и выпьем! – сказал Саша Быстров, самый старший из этой троицы. Войну он не пережил, погиб на плацдарме на Миус-фронте через три месяца. Иван чуть позже это узнал. Но это было в другом времени, тогда весь разведотдел фронта разогнали из-за пропущенного удара под Захарово. Сейчас происходило все то же самое, хотя успех Западного фронта обеспечила именно разведка. Не любят генералы делиться успехами, ну, а у поражений всегда находится «козел отпущения».
Подошла «кукушка», Уколов и Иван перебрались во второй вагон. Михаил продолжал общаться с «белоголовой», чуть позже он сказал, что знал причину своего перевода, просто делал хорошую мину при плохой игре.
– Самое противное в нашей работе это то, что никогда не знаешь, за что тебя выпорют. Могут за прокол наградить, а могут за успех расстрелять.
– Не стоит так мрачно, Миша…
– Вот и я говорю сам себе: большая должность, самостоятельная работа, правда, Еременко пасет всех и самостоятельно работать не дает. Выкрутимся. Вот тебе моя полевая почта, будут сложности, черкани пару строк, к себе возьму без проблем, хоть ты и по другой линии проходишь.
Они расстались на Белорусском вокзале: Ивану требовалось на Казанский, а Михаилу на Кольцевую. Можно было ехать и вместе с ним, но Иван не слишком хотел «продолжения банкета». У него тоже на душе скребли кошки. Второй раз он пользовался информацией, полученной из «браслета», и вторично получил по заднице. Он тогда еще не понимал, что попытка переделать историю – наказуема!
Прибыв в Кратово, он был приятно удивлен тем, что командовал теперь там полковник Медведев, а кроме того, в школе находились лейтенанты Архипов и Беглов, и старшина Тимофеев. 75-я ОРР пока еще существует! А вот программа обучения сильно изменилась! Во главу угла вылез большой и страшный призрак: индивидуальный террор. Их натаскивали именно для этого. «Необходимо создать такие условия на временно оккупированных территориях Советского Союза, чтобы земля горела под ногами оккупантов» – это был приказ Ставки, в ход могло быть пущено любое оружие: мина в торте, яд в бутылке вина, расстрел на улице, виселица, все что угодно! Вплоть до ледоруба. Вот этим не самым приятным манерам их и учили. Опять стало не до сна и не до отдыха. Программа была крайне насыщена. Лишь на 23 февраля «курсанты» получили увольнительные в Москву. Там, у гостиницы «Националь», Ивана неожиданно окликнули хором мужские голоса. Он обернулся, ему махали руками человек двести, не меньше. Не совсем понимая происходящее, он пошел им навстречу. Обступили со всех сторон, улыбаются, хотя лица незнакомые. И тут он увидел Ивана Игнатьевича Курышева, подполковника Демидова, майора Зеленцова, сержанта Клюева и двух красноармейцев Жорова и Краснова, раненых разведчиков, которые отходили с ним из 9-й бригады. У них – двойной праздник: они только что вышли из Кремля, где восьмерым из них были вручены звезды Героев Советского Союза, а остальные выжившие получили ордена Красного Знамени. Здесь их было 238 человек. Еще 26 находятся в госпиталях, они получат свои награды там. После банкета в Кремле направляются в «Националь» обмывать награды.
– А мне обмывать нечего, – сказал Иван Курышеву на ухо.
– Как так? Я собственноручно заполнил и на тебя представление.
– Не объявляли.
– Не может быть! При мне Жуков подписал!
– В этом случае я бы был в Кремле, вместе с вами.
– Блин! Праздник портить не будем, но я разберусь! – сказал генерал-майор, его повысили в звании.
Просидели в ресторане допоздна, Иван чуть не опоздал из увольнения, первоначальная «обида» у него прошла там, в ресторане, когда узнал, что 89 процентов бригады осталось в Юхнове на местном кладбище. Он-то оттуда ушел, с этими дурацкими, никому не нужными бумажками на немецком. А эти прошли через этот ад и выжили. Носить такую звезду он бы не стал. Да, он хотел вывести бригаду из города, но не сумел добиться разрешения на это. Потери были бы меньше, но и судьба Юхнова была бы другой. В той истории его взяли только через месяц и пять дней.
Глава 14
В составе отряда «Победители»
Прошло еще два с половиной месяца, и Иван наконец-то, получил новое задание. Его новый взвод разбит на две группы, так как в один самолет все поместиться не могут. Шестнадцать человек в одном самолете, а еще шестнадцать сидят на траве возле второй машины. На спине и груди у них парашюты. Сбоку приторочены автоматы ППШ. Под парашютами – рюкзаки. Солнце уже коснулось горизонта, когда подали команду «Встать! Приступить к проверке парашютов!».
Иван и начальник ПДС бригады быстро осмотрели первую группу. Дмитрий Иванович пожал руку всем. Подъехали командир бригады и замполит. Напутственных слов не говорили, чтоб не сглазить. Пожали руки всем и дали команду на посадку. Через пару минут воздух влетел в цилиндры М-82Т, они пахнули серым дымом из выхлопов, затем снопами-факелами несгоревшего бензина. Трава заструилась за крыльями Ли-2, которые после прогрева неуклюже побежали на край летного поля. Там развернулись, прибавили до полного и оторвались от земли. Предстоял довольно длительный ночной полет в неизвестность. Их целью являются Сарненские леса, но выброска состоится в стороне от них: у деревни Данилевичи, Лельчитского района Пинской области. Это не так далеко от тех мест, где Иван начал эту войну. Они – квартирьеры 1-й «А» бригады, первый батальон которой будет действовать неподалеку от «столицы» Украины. Немцы перенесли ее в город Ровно. Взвод подготовит площадку, туда будет переброшен батальон, затем предстоит стокилометровый рейд в район расположения. Попытка высадиться непосредственно в Сарненском лесу закончилась потерей группы две недели назад. Если и у Ивана ничего не получится, значит будет задействован еще один маршрут, который никому во взводе не известен, даже самому Ивану. В перспективе вся бригада развернется в течение лета в этих местах и возьмет под наблюдение железную дорогу от Варшавы на Киев. Командованию наконец-то стало известно направление, в котором будет действовать летом 1942 года немецкая армия. Сейчас именно эта дорога – наиглавнейшая в этой войне.
Увы, неприятности начались сразу, как только пересекли линию фронта, так попали под сильный обстрел из зениток. Был убит штурман, ранения получили шесть человек из группы. Командир решил возвращаться обратно, но Иван сел в кресло штурмана, однако второй самолет за это время куда-то «исчез». Старший лейтенант-летчик, по недоброму взгляду командира группы, отчетливо понял свою ошибку и вернулся на курс. Обстреляли их за Юхновым. У Зайцевой Горы Иван восстановил ориентировку по Милятинскому озеру. Затем несколько раз подавал команды командиру корабля, потому что он пер напрямую на железнодорожные станции, которые немцы всегда охраняли. Через час двадцать оказались над Днепром, но их снесло влево, к устью Березины. И на их пути оказался крупный аэродром немцев в Бобровичах. Отвернули, затем легли на тот же курс, но с учетом сноса. На Припять вышли точно, там начали снижение. На подлете к Данилевичам Иван издали разглядел небольшую прогалинку.
– Бросать будем здесь, ветер запад-северо-запад, иди влево, приведешь площадку к ветру – довернешь на нее, там сбросим ППДМ, сделаешь круг, и мы выйдем. Понял?
– Понял, – ответил летчик, но без руководства он быстренько потерял место приземления, и пришлось выходить, как только что-то подходящее появилось под дверью самолета.
Отсчитав до восьми, Иван оттолкнулся от двери и вышел первым. Остальные, в том числе и двое раненых, вышли за ним, бортмеханик и стрелок выбросили шесть ППДМ. Позже стало известно, что самолет обратно на базу не прибыл. Признаков, что где-то тут выбросили вторую группу, с воздуха обнаружить не удалось. Она вышла на связь через двое суток из Минской области, это ЗА Припятью! Почти в 150 километрах от точки. Вывалили их на открытой местности, и они двое суток отрывались от противника, прежде чем ушли в леса у Калиновки, но потерь не имеют, их ведет лейтенант Архипов, так что есть вероятность того, что они в ближайшее время подойдут. Опыта бывшему старшине не занимать!
Через четверо суток, в течение которых было принято восемь бортов по 22 человека, какой-никакой опыт создания посадочных площадок Иван уже накопил, большая часть первого батальона оказалась в Данилевичах. Для посадок он использовал улицу в селе Сологубове, контролируемой местными партизанами. Здесь Советскую власть никто не отменял, это был настоящий партизанский край. Функционировал колхоз «Труд», а партизанский отряд, численностью в 520 человек, одновременно числился и отрядом полиции, размером в 12 полицейских. В декабре 1942 года две дивизии вермахта окружат этот район и сожгут все села в округе. Потом здесь появится памятник сожженным живьём в местной церкви 6 января 1943 года 261 жителю села Тонеж.
Но шел май 1942 года, до трагедии было еще далеко, партизаны, с помощью бригады ОсНаз и транспортных полков НКВД, получили дополнительно оружие и боеприпасы. Одна из баз отряда будет находиться здесь. Может быть, у жителей этих деревень будет иная судьба? Кто его знает? Все может быть. Погостив у гостеприимных людей и дождавшись группу Архипова, отряд разбился на три колонны по 68 человек и двинулся по своему маршруту в сторону города Сарны. Первую группу повел сам полковник Медведев, вторую – замполит отряда старший лейтенант госбезопасности Стехов, третью доверили вести Ивану, которому 16 апреля тоже присвоили звание старшего лейтенанта госбезопасности. На выговор Жукова в НКГБ практически не отреагировали. Этим Ивана не попрекали и по-своему оценивали его роль в Вяземской операции. Гусей решили не дразнить, хотя Меркулов и Берия поддержали генерала Курышева, который добился с ними встречи, чтобы решить судьбу награды Ивану. Но Иван сказал, что такой награды он не заслужил, что Курышев и остальные командиры и красноармейцы, удостоенные высших наград СССР, получили их за стойкость и героизм, проявленные при удержании западной части Юхнова. Он же только принимал участие в захвате северной части города, а затем получил другое задание и из города ушел. Лично он город в течение двух суток не удерживал, в отличие от бойцов 9-й бригады. Учитывая его мнение, Ивана наградили орденом Ленина и присвоили досрочно новое звание, но его так и оставили командиром группы.
В те дни как раз поменяли название его должности в частях ОсНаз. Да оно и точнее, взвод есть взвод: три отделения, замковзвода и командир. В «его» группе сейчас было 67 человек, хотя костяк ее составляли бойцы того самого взвода, которым он командовал в течение уже длительного времени. Их, как и его, вывели из-под Вязьмы и Дорогобужа, так как основная часть десантной операции была закончена. Теперь эти районы считались «освобожденными». Триумфальной «победы» не произошло, как только морозы спали и техника у гитлеровцев зашевелилась, так они пробили узкие коридоры из-под Демянска и вдоль нового Минского шоссе, и большей частью ушли, бросив тяжелое вооружение или потеряв его по дороге. Прорывы они создали в полосе Северо-Западного фронта, хотя это больше «отмазка» Жукова, чем реальное положение дел. Демянский котел был, конечно, чисто «калининским», а Ржевско-Вяземский был совместным, и именно слабое взаимодействие фронтов позволило уйти Моделю. Впрочем, сам Модель из котла вылетел на самолете, и именно в полосе Западного фронта. Тем не менее фронт отдалился от Москвы не на сто километров, а на двести-триста. Плюс снята блокада Ленинграда, так как немцам пришлось перебрасывать войска оттуда под Смоленск и Великие Луки. Блокада снята пока весьма условно: появился наземный коридор с двумя ветками железных дорог, но противник находится в непосредственной близости от города в районе Стрельны и Петергофа. Существует Ораниенбаумский пятачок и прочие прелести, включая систематические артобстрелы города.
Вот только о том, что могло быть все намного хуже, знает только Иван. Остальным это неведомо. Кстати, о «приборе»: если человек не знает «пин-кода», то есть в его мозгу нет сочетания этих цифр, то прибор с ним не реагирует, как его ни крути на руке. Иван закрасил зеленой краской «золото» браслета, чтобы не блестело, приспособил туда немецкие часы, которые обычно носит циферблатом наверх, а развернув их на 180°, стеклом вниз, получает контакт с прибором. Но сеанс возможен только лежа, так как в первые минуты сильное головокружение и самопроизвольно закрываются глаза. В общем, не слишком удобная вещица, впрочем, большинство людей в наше время не отрываются от маленького экранчика, ничего не видят, в ушах «бананы», а следуют куда-нибудь на «автопилоте», иногда падая даже в бассейны или фонтаны или стукаются о стеклянные двери, в общем, ведут себя, как во сне.
Маршруты движения у каждой группы свои, существует и временной разрыв между ними: уходили они в разное время. Дороги здесь совершенно «кривые», партизанские. Порой приходится какие круголя выписывать, чтобы добраться до нужного места, что «мама не горюй». Противник – он, конечно, не дремлет, а просто спит, что несколько расслабляет. Фронт очень и очень далеко, и местная «вооруженная публика» совершенно не напоминает фронтовых немцев. Одно слово, «тыловики». Жуткие зазнайки и очень любят грозить оружием, считая его панацеей в любом споре. О том, что существует «невидимое» оружие, – они просто не догадываются, тем более что живых немцев за собой группа не оставляла.
Да, шли не слишком быстро, с крупными гарнизонами старались не связываться, но на малейшую угрозу с их стороны реагировали мгновенно. Как-то разведдозор заглянул в какое-то лесничество, а основная группа изображала «полицаев», конвоирующих группу заложников, среди 67 человек было 8 женщин и семеро подростков. Разведдозор пошел дальше, а основная группа перехватила лесничего, который скакал на лошади в Копище, доложить о том, что видел партизан. Он сам остановился возле колонны и спросил «пана хорунжего», его направили к Ивану. Вот и появилась вакансия на пост «смотрящего за лесом», им стал наш человек. Следует отметить, что чем ближе к дорогам, тем больше встречалось «переметчиков». Немцы держали все население в информационном вакууме: радио не работало, только на немецком, затем, но уже после поражения под Москвой, появились «белорусское» и «украинское» радио, вещавшие только по проводам, где они были. Так вот там: «Москва пала», «Ленинград был захвачен», «Красная армия разгромлена», но «бои идут на Волге с „монголами", которых пригнали на фронт сбежавший из столицы Сталин и его еврейские комиссары». Да, немцы были в верховьях Волги, у Калинина, но откатились почти до Великих Лук. Но здесь об этом почти никто не знал. Радиоприемники были сданы по требованию как советских, так и немецких властей. Одной из главнейших задач, поставленных руководством в Москве, было информирование населения оккупированных территорий о реальном положении дел. Поэтому все три группы несли с собой в разобранном виде армейские типографии, которые предстояло развернуть в местах базирования.
Еще в одном месте состоялось еще одно боестолкновение с фельджандармерией у Томашгорода, где тоже не обошлось без «помощников-хиви». Места там болотистые, через них идет полузаброшенная «железка». Где-то разведка пропустила каких-то наблюдателей, немцам стало известно, что в районе села Томашгруд появилась неизвестная вооруженная группа. Количество наблюдателей значительно возросло, поэтому Иван увел всех в сторону от дорог, которых там немало, и они взяли «языка», который рассказал, что на станции Томашгруд стоят три вагона с немцами, ждут сообщений об обнаружении их группы. Иван ждать не стал и направил «ударную группу» на станцию. Неподалеку от станции находилась лесопилка, где и стояли каратели на небольшом разъезде. Но полицай сказал, что, по докладам, идет группа 7-10 человек в военной форме. То есть немцы считали, что будут иметь дело с малочисленной разведгруппой, а местность такая, что особо никуда не сунешься: речушка там течет, Львова называется. Топей кругом!
Ночью Иван и его разведчики забросали немцев в вагонах гранатами, а остатки добили из пулеметов. Подорвали выходную стрелку, и отряд беспрепятственно ушел в Ровенский заказник, в урочище Кут, огражденное самой природой ото всех. Единственное «но»: комаров там – тьма-тьмущая! Со всех сторон болота, три узких прохода между ними, а с юга все это подпирает река Березница, с единственным бродом среди топких берегов. Брод танки и автомобили не держит. После проведения некоторых «усовершенствований» из этого пятачка выросла вполне настоящая крепость, взять которую немцам не удастся без больших потерь и проблем. Площадь вполне позволяла авиации снабжать отряд всем необходимым, с одной маленькой оговоркой: кроме продовольствия. Центр не мог постоянно выделять самолеты для этого. Отряд находился на «самообеспечении», и требовалось установить контакты с местным населением, использовать трофеи и прочая, прочая, прочая. Да и что касается самой группы, то она как бы состояла из трех или четырех отдельных частей, каждая из которых имела собственное задание. Это не сильно нравилось Ивану, но… командование решило действовать так. В отряде имелось четыре радиостанции, семь радистов, не считая шести радиостанций группы самого Ивана, но это были УКВ-радиостанции, трофейные, голосовые. Коротковолновый «Северок» имелся, были «собственные часы» для радиосвязи, как командира отряда, но кроме Сергея, работало еще три станции на других каналах и с другими кодами. Повлиять на это можно было только при непосредственной угрозе базе со стороны противника. Но такого воздействия пока не было. Временно все жили в собственных трех-четырехместных палатках из перкаля. Шло строительство землянок и «угольных ям», заготовка и сушка леса, так как сырые дрова дают много дыма. Плюс «лесозаготовки» тоже нельзя было вести в одном месте, надо пеньки убирать, ветки и маскировать, маскировать и маскировать всё. Рано или поздно противник начнет искать место: откуда действуют партизаны, тем более что сам отряд был весьма неплохо подготовлен к боям, и, несмотря на строительство, постоянно совершались разведвыходы во все стороны, в ходе которых было проведено восемь диверсий и два боестолкновения с местной полицией. Отряд расчищал для себя зону безопасного обитания. Но это не Подмосковье, здесь приходилось оглядываться на «местную культуру», язык и тому подобное. Увы, только часть людей были подготовлены для этого, Иван считался «чистым боевиком» и на контакты с местными не ходил. Да тут еще некий Коля Грачев появился. Ради него, одного, пришлось ребят за 50 километров в сторону гонять, чтобы организовать его «прием». Увы, самолет так и не сумел приземлиться, «Коля» выбросился с парашютом, но повредил при приземлении ногу. Затем около часа искали сброшенный ППДМ, который этот самый Николай не дал раскрыть, чтобы разделить груз на всех, а сам он достаточно сильно хромал. Вернулись ребята жутко недовольные новым членом отряда, но тот ушел в «четверку», так неофициально называлась одна из подгрупп в отряде. Именно ее радист и передал Ивану задание Центра встретить самолет или парашютиста. Несколько дней Грачев, видимо, залечивал ногу, даже в столовой не появлялся. У Ивана никаких данных на него не было, он не знал: ни кто это такой, ни его задания. Прибыл и прибыл, посты расставлены, мимо них никому не пройти. А вокруг сплошные топи. Придет время, узнаем, кто такой. Настоящие имена и фамилии большинства людей группы Иван не знал, только у бывших подчиненных по разведвзводу. А тут еще, как назло, две остальные колонны еще не подошли, хотя вышли из Данилевичей раньше. Лишь в августе подошла группа во главе с командиром отряда, который с ходу раздолбал Ивана за все, что он сделал, точнее, не сделал: не установлена связь с местными, не организованы поставки продовольствия, и прочие «не», «не», «не».
– Иван Иванович! Это не разведывательный выход, с армейским и фронтовым обеспечением, а партизанский отряд «Победители». Вы это понимаете? Без поддержки населения мы здесь не продержимся.
– Почему не продержимся, Дмитрий Николаевич? Обозов много ходит по дорогам. С голоду не пухнем.
– Лейтенант, мы не грабители с большой дороги, частью добытого необходимо делиться с местным населением. Это ведь изъято у них! Сколько продовольствия вы раздали местному населению?
– В контакт с местными никто из группы не вступал. Мне таких приказаний никто не отдавал. Мне было приказано вами прибыть в эту точку примерно, была указана другая, в семи километрах южнее, совсем близко от деревни Рудня-Бобровская, но организация там базы крайне опасно, слишком многие будут знать об этом.
– Учили вас, учили, а как были армейским разведчиком, так им и остались.
– Товарищ полковник, эти места еще недавно были «Польшей», сам я недолго, но служил в Бресте, где нам категорически запрещалось общаться с местным населением, особенно сельским.
– Все верно, лейтенант. До войны такая установка была, но времена изменились, и население уже поняло, что «новый порядок» хуже, чем в панской Польше, и гораздо хуже, чем в СССР. И надеяться можно только на успехи РККА. Это наш основной козырь, а вы его не использовали. Сколько людей вы приняли в отряд?
– Четверых, и одного прислала Москва.
– А где он?
– Там, в «четверке», – вырвалось у Ивана.
И что тут началось!!! Разнос длился минут десять! Ему-то, полковнику, хорошо: он – фигура уже известная, в качестве партизана провел восемь месяцев в Брянской области. А это – опыт. Иван таким не обладал. Он занимался войсковой разведкой, за организацию которой его Медведев похвалил. И не только он, но и Центр прислал такую РДО, в том числе упоминался в адресе и сам Медведев, так что мнение Центра он знает. Дело было в том, что Коля Грачев появился здесь совершенно неслучайно, и с конкретным заданием. Невооруженная группа из трех человек, в состав которой входили два поляка и старшина Тимофеев, хорошо знающий белорусский и суржик, на станции Клевань двенадцатого июня видели Гитлера, который после недолгой беседы с ранеными немцами из санитарного поезда, направляющегося в сторону Германии, сел в другой поезд и двинулся в сторону Ровно. Разнос же учинен был за то, что командир колонны позволил своей группе развалиться на части, командуя только своими людьми и совершенно не интересуясь задачами остальных, то есть в отряд их не принял, к борьбе не подключил. Да еще и назвал группу, в которую входил Грачев, по номеру управления, в которой они проходили службу.