Жнец Шустерман Нил
Они шли через галереи старых мастеров в молчании, нарушаемом лишь звуком их шагов да замечаниями, которые жнец делал по поводу висящих по стенам шедевров:
– Взгляните, как Эль Греко использует искусство контраста для пробуждения страстного желания!
– Посмотрите, насколько более ярким становится изображенный сюжет у Рафаэля, когда он добавляет текучести движению.
– О! Это великий пророк Сёра! Изобрел пуантилизм за целый век до появления пикселя.
Роуэн первым задал главный вопрос:
– Какое отношение все это имеет к нам?
Жнец Фарадей вздохнул, не скрывая легкой раздраженности, хотя, вероятно, он ожидал этого.
– Я даю вам уроки, – сказал он, – которых вы точно не получите в школе.
– Что же, – проговорила Ситра, – получается, что вы вытащили нас сюда, чтобы преподать уроки истории живописи? Это же непозволительная трата вашего драгоценного времени.
Жнец рассмеялся, и Роуэн пожалел, что это не он развеселил Фарадея.
– И что вы успели усвоить? – спросил жнец.
Никто не ответил, и тогда Фарадей задал другой вопрос:
– По какому пути пошел бы наш разговор, если бы я привел вас в современную галерею, а не сюда, где собраны полотна Века Смертных?
Роуэн решил рискнуть:
– Наверное, мы говорили бы о том, насколько глазу легче воспринимать живопись бессмертных. Легче и… не так беспокойно.
– А как насчет вдохновения? Где его больше?
– Это вопрос выбора, – сказала Ситра.
– Возможно, – согласился жнец. – Важно то, что перед нами – искусство обреченных на смерть, и я хочу, чтобы вы прониклись их чувствами.
И он провел их в следующую галерею.
Хотя Роуэн и думал, что картины не произведут на него никакого впечатления, он ошибался.
В следующем зале картины закрывали стены от пола до потолка. Роуэну они не были знакомы, но это не имело значения. Во всех висящих здесь работах присутствовало нечто общее – и если они не были написаны одной рукой, то одна и единая душа, совершенно определенно, чувствовалась во всех полотнах. Некоторые картины были на религиозную тему, некоторые являлись портретами, на иных рука мастера запечатлела ускользающий свет ежедневного бытия с живостью, которой лишено было искусство Эпохи Бессмертных. Желание и воодушевление, горе и радость – все жило и играло на развешанных по стенам холстах, иногда сливаясь в единую эмоцию в рамках единого произведения. Иногда это тревожило, но было чрезвычайно убедительно.
– Мы можем побыть здесь подольше? – спросил Роуэн, вызвав своим вопросом улыбку на устах жнеца.
– Конечно.
Ко времени, когда они закончили осмотр, музей уже открылся, и по залам бродили посетители. Увидев жнеца в сопровождении юноши и девушки, они сторонились, и это напомнило Роуэну школу. Ситра по-прежнему не догадывалась, зачем Фарадей вытащил их в музей, но к Роуэну понемногу приходило понимание.
Жнец пригласил их в ресторан, где официантка немедленно принесла им меню и принялась обслуживать вне очереди, забыв про остальных посетителей. Еще одно преимущество. Роуэн заметил, что после того как они вошли, новых посетителей и не было. Вероятно, когда они соберутся уходить, ресторан совершенно опустеет.
– Если вы хотите, чтобы мы сообщали вам нечто об известных нам людях, – сказала Ситра, – то мне это неинтересно.
– Я сам собираю всю необходимую мне информацию, – покачал головой Фарадей. – И вы не нужны мне в качестве информаторов.
– Но для чего-то мы вам нужны, не так ли? – спросил Роуэн.
Жнец не ответил. Вместо этого он заговорил про население мира и возложенные на жнецов задачи – если не сокращать его, то по крайней мере поддерживать в разумных пропорциях.
– Соотношение количества людей и способности «Гипероблака» к производству всего необходимого для них требует регулярной «жатвы», – объяснил он. – Чтобы обеспечить это соотношение, нам нужно больше жнецов.
Затем из кармана, спрятанного в складках мантии, он извлек кольцо жнеца, подобное тому, которое носил сам. Камень сверкнул отраженным светом, преломил его в своих глубинах, оставив, тем не менее, непроницаемым ядро.
– Три раза в году мы, жнецы, собираемся на большую ассамблею, именуемую конклавом. Там мы обсуждаем ход «жатвы», решаем, требуются нам в том или ином округе дополнительные жнецы или нет.
Ситре захотелось исчезнуть в глубинах своего кресла. Она наконец поняла.
Хотя Роуэн уже подозревал нечто подобное, увидев кольцо, он тоже вжался в кресло.
– Камни на кольцах, которые мы носим, были сделаны первыми жнецами в самом начале Эпохи Бессмертных, – сказал Фарадей. – Именно тогда общество осознало, что естественную смерть придется заменить искусственной. Было сделано гораздо больше камней, чем требовалось в те годы, поскольку основатели сообщества жнецов были мудрыми людьми и предвидели потребность в новых жнецах. При возникновении необходимости камень вставляют в золотую оправу и передают новому кандидату.
Жнец повертел кольцо в руке, разглядывая камень и посылая преломленные в нем лучи света по углам комнаты. Потом посмотрел в глаза своим собеседникам – сначала Ситре, потом Роуэну.
– Я только что вернулся с зимнего конклава, где мне вручили кольцо, чтобы я мог взять себе ученика.
Ситра покачала гловой:
– Пусть это будет Роуэн. Мне неинтересно.
Роуэн повернулся к Ситре, жалея, что опоздал со своим высказыванием.
– Почему это ты думаешь, что учеником должен стать я?
– Я избрал вас обоих! – сказал Фарадей, повысив голос. – Вы оба овладеете искусством. Но в конце кольцо получит только один. Другой или другая вернется к обычной жизни.
– Почему же мы должны состязаться за то, чего ни один из нас не хочет? – спросила Ситра.
– В этом парадокс профессии, – ответил жнец. – Тот, кто желает этим заниматься, никогда не станет жнецом. Только тем, кому более всего претит лишать жизни, поручают эту работу.
Он убрал кольцо, и Роуэн, только сейчас осознав, что держал его в руках, перевел дыхание.
– Вы оба сотканы из моральной ткани высочайшего качества, – продолжал Фарадей. – И я надеюсь, что те высокие принципы, которые вы исповедуете, побудят вас стать моими учениками – не по принуждению, а по вашему собственному выбору.
Затем он встал и вышел, не платя по счету, – никто и никогда не предъявлял счет жнецу.
Ничего себе! Сначала решил поразить их высотами культуры, а потом попытался втянуть в свои делишки! Да никогда, ни при каких обстоятельствах Ситра не променяет свою жизнь на жизнь жнеца!
Вернувшись вечером домой, Ситра все рассказала родителям. Отец обнял ее, и Ситра расплакалась у него на плече – так ее потрясло сделанное ей предложение. А потом мать сказала то, что Ситра никак не ожидала услышать.
– Ты согласна?
Сам факт, что мать задала этот вопрос, потряс Ситру не меньше, чем предложенное ей утром кольцо жнеца.
– Что? – спросила она.
– Я знаю, – сказал отец, – это непростой выбор. Но мы поддержим тебя, что бы ты ни решила.
Ситра посмотрела на родителей так, словно видела их первый раз в жизни. Неужели они знают ее так плохо, что допускают, что она может стать ученицей жнеца? Ситра даже не знала, что и сказать на это.
– А вы хотите, чтобы я… чтобы я стала жнецом? – спросила она, заранее ужасаясь их ответу.
– Мы хотим того же, чего хочешь ты, моя милая, – ответила мать. – Но посмотри на это под другим углом: жнец ни в чем не нуждается, все твои желания и нужды будут удовлетворены, и ты никогда не станешь жертвой жнеца.
И вдруг новая мысль пришла Ситре в голову:
– Но и вам тогда не придется об этом беспокоиться… Семья жнеца пользуется иммунитетом до тех пор, пока жнец жив.
Отец покачал головой:
– Речь идет вовсе не о нашем иммунитете.
Ситра поняла, что он говорит правду.
– Но, если не о вашем, тогда… тогда об иммунитете для Бена, – сказала она.
На эти ее слова родители не сказали ничего. До сих пор их посещали черные воспоминания о неожиданном вторжении в их дом жнеца Фарадея. Они же не знали тогда, зачем к ним явился жнец. Вполне мог забрать Бена или Ситру. Но теперь, если Ситра станет жнецом, им не нужно будет бояться неожиданных посетителей.
– И вы хотите, чтобы я всю жизнь убивала людей?
Мать отвернулась.
– Прошу тебя, Ситра, подумай как следует, – сказала она. – Это ведь не убийство, а «жатва». Это важное дело. Необходимое. Конечно, никому оно не нравится, но все согласны с тем, что делать его нужно. И если кто-то этим должен заниматься, то почему не ты?
Ситра легла в постель раньше обычного, еще до ужина – ее аппетит был напрочь убит бурными переживаниями дня. Родители несколько раз подходили к комнате дочери, но она отсылала их.
До этого дня Ситра не задумывалась о том, какую дорогу в жизни она изберет. Собиралась поступить в колледж, получить какую-нибудь приятную во всех отношениях профессию, найти хорошее место, встретиться с каким-нибудь милым парнем, жить с ним уютной, но ничем особо не примечательной жизнью. Не то чтобы она стремилась к такому существованию, – просто ничего иного она не ожидала. Так жили все. Не имея особых, выходящих за рамки обыденности, желаний, все просто поддерживали свое существование. Времени для этого хватало – целая вечность.
Нашла бы она более значительный смысл жизни – в работе жнеца? Ответом все еще было решительное «Нет!».
Но если так, почему она никак не может заснуть?
Для Роуэна решение было не таким мучительным и сложным. Да, ему была ненавистна сама мысль о том, что он может стать жнецом. Но еще более претила ему идея, что жнецом может стать кто-нибудь другой, кого он знает. Нет, он не считал, что в моральном отношении превосходит кого-либо из окружающих; но в нем было развито острое чувство сопереживания. Он с глубокой симпатией относился к другим людям – более даже, чем к самому себе. Именно это чувство бросило его в кабинет директора, когда жнец увел туда Кола. Это же чувство приводило его к постели Тигра каждый раз, когда тот бросался из окна.
И Роуэн уже знал, что чувствует жнец – одинокий, оторванный от остального мира. Именно такой жизнью Роуэн и жил последнее время. Но сможет ли он жить так вечно? Хотя, вероятно, все будет иначе. Ведь жнецы собираются вместе. Три раза в году у них проходят конклавы, где они могут и подружиться друг с другом. И это, между прочим, самый элитный на земле клуб. Нет, он не хотел становиться его членом, но он был призван. Это могло бы лечь на его плечи тяжелым бременем. Но в этом – и честь, и почет профессии.
Родителям он ничего не сказал, чтобы они не повлияли на его решение. Иммунитет для всей семьи? Конечно же они станут настаивать, чтобы он принял предложение Фарадея. Роуэна любили, но без особого пыла, только как одного из всех. И если он пожертвует собой ради семьи, всем им станет лучше.
В конце концов последнее слово осталось за искусством. Утренние холсты великих мастеров заполняли сновидения Роуэна и не оставляли его всю ночь. Какой была жизнь в Век Смертных? Полной страстей – и добрых, и злых. Страх рождал веру. Отчаяние придавало смысл восторгу. Говорят, тогда и зима была холоднее, а лето – жарче.
Над жившим тогда человеком простиралось вечное, непознанное небо, внизу лежала черная, всепоглощающая земля, а впереди со всей трагической неизбежностью его ждала смерть. Именно поэтому, вероятно, жившие тогда люди испытывали особые, грандиозные ощущения, нашедшие столь великолепное воплощение в их живописи. С тех пор никто не создал ничего, равного по ценности искусству Века Смертных. Но если он, Роуэн, став жнецом, сможет вернуть в этот мир хоть намек на то, что было раньше, его жизнь будет растрачена не зря.
Найдет ли он в себе силы, чтобы уничтожить другое человеческое существо? И не одно, а много, день за днем, год за годом – до тех пор, пока его собственная жизнь не сольется с вечностью. Жнец Фарадей считает, что он на это способен.
На следующее утро, перед тем как уйти в школу, Роуэн сообщил матери, что жнец предложил ему пойти в ученики, а потому он больше не будет посещать школу. Мать сказала:
– Ну что ж, если тебе это кажется правильным…
Сегодня я проходила процедуру культуро-параметрического аудита. Его устраивают нам раз в году, и это всегда – стресс. В этом году аудиторы проанализировали каждый индекс культуры у тех, кого мы «собрали» за прошедшие двенадцать месяцев, и, слава богу, у меня вышло как раз то, что нужно:
20 % – европеоиды,
19 % – африканеры,
20 % – паназиаты,
19 % – мезолатины,
23 % – прочие
Иногда определить культурный индекс крайне сложно. Личный индекс – вещь интимная, а потому мы можем считывать его только по видимым признакам, которые сейчас не настолько очевидны, как это было у прошлых поколений. Когда показатели у жнеца отклоняются в ту или иную сторону, Высокое Лезвие накладывает на него или нее меры дисциплинарного воздействия и в течение следующего года самолично предписывает распорядок «жатвы» – то, чем обычно каждый жнец занимается в одиночку. Как правило, это воспринимается как позор.
Индекс призван поддерживать в мире культурное и генетическое равновесие, но разве при этом мы учитываем все дестабилизирующие факторы? Например: кем было решено, что приоритет следует отдавать европеоидам?
– Из журнала жнеца Кюри.
Глава 4
Убийство в учебных целях: разрешение
Забудь то, что ты раньше знала о жнецах. Оставь свои предрассудки в прошлом. Твое обучение начинается сегодня.
Ситра поверить не могла, что она действительно ввязалась в это. Какая тайная, разрушительная часть ее личности забрала волю над всей ее жизнью? Что вдруг овладело ей и заставило принять ученичество? Назад дороги нет. Вчера, на третий день Нового года, жнец Фарадей пришел к ним домой, наделил иммунитетом ее брата и отца, а также на несколько месяцев продлил срок иммунитета для матери – чтобы их сроки закончились одновременно. Конечно, если Ситра станет жнецом, их иммунитет примет постоянный статус.
Когда Ситра покидала дом, родители не сдерживали слез. Ситра не знала, были ли это слезы печали, радости или облегчения. Возможно, комбинация всех трех чувств одновременно.
– Мы всегда знали, что ты свершишь в этом мире нечто великое, – сказал отец. А Ситра подумала: неужели в том, чтобы лишить другого человека жизни, есть некое величие?
Не будьте самонадеянными, не считайте, что вам дана лицензия на «жатву». Лицензия принадлежит мне и только мне. У вас есть… скажем так: временное ученическое разрешение. Вместе с тем, вы обязаны присутствовать на всех этапах, когда я занимаюсь «жатвой». И если я попрошу вас ассистировать мне, вы не имеете права отказаться.
Ситра без особых церемоний ушла из школы и бегло попрощалась с друзьями. Последние разговоры были пропитаны чувством неловкости.
– Не то чтобы я совсем пропаду; просто не буду ходить в школу.
Но кого она обманывала? Принятие ученичества ставило ее по ту сторону непроницаемой стены. Жизнь теперь пойдет своим путем, она – своим. И это ощущение было, с одной стороны, удручающим, а с другой – взывало к новым силам. Ситра понимала: быть жнецом означало быть живым мертвецом. Быть в мире и одновременно существовать вне его. Жнец – свидетель прихода и исхода поколений.
Мы выше закона, но это не означает, что законом мы пренебрегаем. Наша работа требует моральных принципов, выходящих далеко за пределы правовых норм. Неподкупность и честность – норма нашей жизни, и мы обязаны ежедневно сверять с этой нормой все наши мотивы и поступки.
Хотя Ситра не носила кольца, ей вручили нарукавную повязку, чтобы было ясно: она – ученик жнеца. Такая же повязка была у Роуэна: ярко-зеленая ткань, на которой были изображены изогнутое лезвие фермерской косы и немигающее око – двойной символ жнеца. Этот символ будет переведен в татуировку на руке избранного жнецом ученика. Не каждый видит эту татуировку, поскольку на людях жнец никогда не появляется без мантии.
Ситра знала, что выход у нее есть. Она может не справиться с работой. Может быть плохим учеником. Может в конце концов провалить все задания, и тогда в конце года жнец Фарадей вернет ее родителям, а выберет жнецом Роуэна. Проблема, правда, состояла в том, что Ситра никогда не могла работать спустя рукава. Для нее гораздо сложнее было завалить дело, чем исполнить его на «отлично».
Я не допущу между вами никаких романтических отношений. Поэтому оставьте всякие мысли на этот счет.
Когда жнец произнес эти слова, Ситра глянула на Роуэна, который пожал плечами.
– Не проблема, – сказал он, и это разозлило Ситру. По меньшей мере он мог бы выказать разочарование.
– Согласна, – сказала Ситра. – Даже если бы не было запрета.
Роуэн усмехнулся, и этот смешок еще сильнее уколол Ситру.
Будем изучать историю, великих философов, различные науки. Перед тем как стать полноценными жнецами, вам предстоит постичь природу жизни и смысл человеческого существования. Вы также усвоите различные способы прерывания жизни и станете экспертами в этой области.
Роуэн, как и Ситра, чувствовал себя крайне неуютно оттого, что сразу же согласился подчиниться запрету на романтические отношения, но он не собирался это демонстрировать. Особенно при Ситре. Да, он выказал холодность по отношению к ней, но, по правде говоря, девушка его привлекала. Однако еще до того, как жнец сформулировал запрет, Роуэн знал, что такого рода отношения не приведут ни к чему хорошему. В конце концов, они были соперниками.
Как и Ситра, Роуэн стоял рядом со жнецом Фарадеем, когда тот наделял иммунитетом каждого из членов его семьи. Его родные братья и сестры, сводные братья и сестры, бабушка, ее слишком идеальный муж, который, как Роуэн подозревал, был ботом. Каждый из членов семьи почтительно становился на колени и целовал кольцо, передавая таким образом данные о своей ДНК во всемирную базу данных, располагавшуюся в отдельном облаке, которое контролировало сообщество жнецов и которое существовало отдельно от «Гипероблака».
Правило состояло в том, что иммунитет сроком на один год получали все члены семьи ученика, а таковых в разросшейся семье Роуэна было девятнадцать человек. Поэтому мать Роуэна воспринимала все происходящее со смешанными чувствами – по крайней мере целый год все эти родственники будут жить в ее доме, надеясь дождаться акта получения постоянного иммунитета – как только Роуэн получит кольцо жнеца. Если он получит кольцо жнеца.
Небольшая заминка возникла только тогда, когда кольцо тревожно завибрировало, отказав в иммунитете новому мужу бабушки, который действительно оказался ботом.
Вы будете жить так же, как и я. Скромно, питаясь тем, что будут давать другие. Брать будете не больше того, что необходимо. Люди будут пытаться купить вашу дружбу. Начнут осыпать вас плодами своей щедрости. Принимайте только то, что поможет вам удовлетворить свои базовые потребности.
Фарадей привел Ситру и Роуэна к себе домой. Здесь им предстоит начать новую жизнь. Жил жнец в маленьком бунгало в какой-то захолустной части города, о существовании которой Роуэн даже не подозревал.
– Люди играют в бедность, – объяснил Фарадей.
Бедных, строго говоря, больше не было. А некая суровость и даже скудость существования являлась результатом сознательного выбора тех людей, кто сторонился изобилия Эпохи Бессмертных.
Жилище Фарадея оказалось поистине спартанским. Почти никаких украшений. Невыразительная мебель. В комнате, которую жнец отвел Роуэну, была только кровать и небольшой платяной шкаф. У Ситры в комнате имелось по крайней мере окно, но оно смотрело на кирпичную стену.
Я запрещаю вам лишенные смысла развлечения, равно как и бессодержательное общение с друзьями детства. Приняв мои условия, вы должны оставить в прошлом все свои старые интересы и привычки. Когда через год я выберу одного из вас, другой или другая сможет достаточно легко вернуться к своей прежней жизни. Сейчас же вы оба обязаны считать свою тогдашнюю жизнь безвозвратным прошлым.
Как только Роуэн и Ситра устроились, Фарадей не дал им ни минуты, чтобы поразмышлять о своем новом положении. Едва они распаковали свои сумки, как жнец заявил, что они идут на рынок.
– «Жатва»? – спросил Роуэн, мрачнея.
– Нет, достать для вас еды, – сказал Фарадей. – Если, конечно, вы не захотите питаться моими объедками.
Услышав вопрос Роуэна, Ситра ухмыльнулась – словно ее саму не заботило то, что с ней происходит.
– Ты мне гораздо больше нравилась до того, как я узнал тебя получше, – сказал ей Роуэн.
– Ты меня еще не знаешь, – ответила она, и это было правдой.
Она вздохнула, и в первый раз после того вечера в опере высказалась более-менее откровенно.
– Мы вынуждены жить вместе и состязаться за более чем сомнительный приз. Я знаю, что это – не твоя вина, но в нынешней ситуации трудно говорить о дружеских отношениях.
– Я понимаю, – признал Роуэн. В конце концов не Ситра виновата в той напряженности, что возникла между ними.
– Но ведь это совсем не означает, что мы не можем поддерживать друг друга.
Ситра не ответила. А он и не ждал немедленного ответа. Роуэну просто захотелось заронить зерно. За последние два месяца он узнал, что, оказывается, не пользуется ничьей поддержкой. Друзья от него отдалились. В своей семье он был существом второстепенным. И только с одним человеком его связывало общее положение – это была Ситра. Если они не научатся доверять друг другу, что у них будет общего кроме ученического разрешения на убийство?
Главным достижением человечества стала победа над смертью. А это означало и конец всех правительств.
Еще в те дни, когда сеть цифровых коммуникаций именовалась «облаком», люди решили не давать слишком много власти искусственному интеллекту. Предостережения на этот счет изобиловали в кино, книгах, на телевидении, и во всех возможных видах и форматах. Машины всегда считались врагами. Но затем «облако» эволюционировало в «Гипероблако», искрящееся сознанием или по меньшей мере его полным подобием. И тут выяснилось, что оно не стремится к захвату власти. Одновременно люди поняли, что «Гипероблако» способно лучше любых политиков служить целям и нуждам человека.
В годы, предшествовавшие появлению «Гипероблака», закон и правительство были просто необходимы, чтобы справляться с человеческим высокомерием, эгоизмом, а также блокировать постоянные стычки, вызываемые мелочными интересами различных групп и индивидуумов. Система была неэффективной, несовершенной, подверженной различным формам коррупции.
Но подкупить «Гипероблако» было нельзя. Кроме этого, его алгоритм был построен на основе всех знаний человечества. Как только ему передали власть, как по волшебству изменилось все: люди перестали тратить деньги и время на достижение высоких политических постов, прекратились войны, тираны уже не могли подавлять вверенное им население. Конечно, политикам, диктаторам и разжигателям войн это не могло понравиться, но их голоса, когда-то громкие и устрашающие, теперь были едва слышны. Короли оказались не только голыми, но и немощными.
«Гипероблако» знало все: когда и где строить дороги, как избежать неоправданных потерь в процессе распределения пищи и соответственно – голода, как защитить окружающую среду от постоянно растущего населения. «Облако» создавало рабочие места, одевало неимущих, а потом сформировало Мировой Кодекс. Впервые в истории закон стал не просто тенью справедливости, но ее воплощением.
«Гипероблако» подарило нам совершенный мир. Утопия, о которой наши предки только мечтали, стала нашей действительностью.
И только над одним институтом «Гипероблако» не имело власти.
Это было сообщество жнецов.
Когда созрело решение, что люди должны умирать (только таким образом можно было противостоять бесконечному росту народонаселения), функцию прерывания жизни решили также возложить на людей. Ремонт мостов, планирование городов – с этим могло справиться и «Гипероблако». Но акт умерщвления требовал, чтобы его исполнитель обладал нравственным чувством. Такового у «Гипероблака» не имелось, в силу чего был учрежден институт жнецов.
Я нисколько не сожалею о принятии этого решения. Но может быть, «Гипероблако» справилось бы с этим делом лучше?
– Из журнала жнеца Кюри.
Глава 5
«Но мне ведь всего девяносто шесть!..»
В другой ситуации поход на рынок был бы обычным, даже скучноватым делом; но отправиться туда в компании жнеца – в этом содержалась изрядная доля безумия.
Как только двери крытого рынка отворились и они вошли, ужас, который овладел торговыми рядами, передался Ситре, и она едва не покрылась гусиной кожей. Ничего откровенно-вульгарного: никаких охов, криков или стонов – люди привыкли к тому, что жнецы время от времени пересекают их жизненный маршрут. Но над рынком повисло гробовое, всепроникающее молчание – словно жнец и его спутники неожиданно вышли на театральную сцену и нарушили ход пьесы.
Как заметила Ситра, здесь были представлены три типа людей.
Тип первый. Всеотрицающие. Эти притворялись, что никакого жнеца среди них нет. Не то чтобы они просто игнорировали того, кто несет смерть. Нет, всем своим поведением они отрицали факт его присутствия. Это напоминало Ситре поведение маленьких детей, которые, играя в прятки, закрывают глаза, думая: если они никого не видят, то и их не видит никто.
Тип второй. Искусные беглецы. Эти скрывались, притворяясь, будто их бегство вызвано естественными причинами. Они неожиданно вспоминали, что забыли купить яиц, или внезапно бросались в погоню за убежавшим ребенком, которого в общем-то и не было. Один покупатель даже оставил свою тележку, бормоча, что забыл дома кошелек, хотя наличие оного выдавал оттопыренный задний карман. Он помчался прочь и больше не возвращался.
Тип третий. Подлизы. Эти забывали про свои дела и подходили к жнецу, чтобы что-нибудь ему предложить, в тайной надежде (да ладно, какая уж тут тайна!), что он наградит их иммунитетом или по крайней мере заберет сегодня не их, а, допустим, соседа справа.
– Ваша честь, возьмите мою дыню. Она больше. Я просто настаиваю!
Знали ли эти люди, что такое лицемерное поведение может склонить жнеца остановить свой профессиональный выбор именно на них? Не то чтобы Ситра немедля назначала бы за подобное поведение смертную казнь, но если бы ей пришлось выбирать между льстецом и каким-нибудь обычным, застывшим на месте беднягой, она выбрала бы владельца дыни.
Был, правда, один покупатель, который не соответствовал ни одному из этих типов – женщина, которая действительно хотела быть им приятной.
– Доброе утро, жнец Фарадей, – сказала она, когда они проходили мимо отдела деликатесов. – Это ваши племянник и племянница?
– Вот еще! – произнес жнец, давая понять, что если родственники у него и есть, то особо он их не жалует. – Взял учеников.
Глаза у женщины слегка расширились.
– Вот как! – сказала она, и по ее интонации нельзя было понять, как она к этому относится. – И у них есть желание заниматься этой работой?
– Ни малейшего, – ответил жнец.
Женщина кивнула:
– Тогда все в порядке. Помните пословицу: «Повинуясь лишь чувствам, теряешь опору»?
Жнец улыбнулся:
– Надеюсь познакомить их как-нибудь с вашим струделем.
Женщина дружелюбно кивнула Роуэну и Ситре:
– Ну, буду только рада.
Когда женщина удалилась, Фарадей объяснил: эта женщина его давняя приятельница.
– Время от времени она для меня готовит. К тому же служит в офисе коронера, а иметь там своего человека при моей работе весьма полезно.
– Вы наделяете ее иммунитетом? – спросила Ситра.
Роуэн подумал, что вопрос выведет жнеца из себя, но тот ответил:
– Сообщество жнецов не одобряет фаворитов, но я обнаружил, что не вызову ничьего раздражения, если буду гарантировать ей годовой иммунитет раз в два года.
– А что, если какой-нибудь другой жнец лишит ее жизни в промежутке между этими периодами?
– Тогда я приду на ее похороны, и мне будет по-настоящему грустно.
Набирая еды в корзину, Ситра прихватила чипсы, на которые жнец взглянул с сомнением.
– Это так необходимо? – спросил он.
– А что вообще необходимо? – ответила Ситра вопросом на вопрос.
Роуэну показалось забавным то, как она парировала недовольство жнеца. Но это сработало, и тот позволил Ситре оставить лакомство.
Роуэн старался быть более практичным, а потому выбирал что посущественнее – яйца, муку, различные белковые продукты, а также то, что можно было бы подать на гарнир к основному блюду.
– Не бери куриное филе, – сказала Ситра, заглянув в его корзину. – Поверь мне. Моя мать – инженер по производству синтетической еды. То, что ты взял – не курица. Это выращивают в чашках Петри.
Роуэн взял еще один пакет замороженных белковых продуктов.
– А это? – спросил он.
– Морской стейк? Ну, если тебе нравится планктон, спрессованный как кусок мяса…
– А может быть, тебе тоже не мешало бы взять нормальной еды вместо сластей и чипсов? – спросил Роуэн.
– Ты всегда такой зануда?
– Разве жнец Фарадей не сказал нам, что мы должны жить так, как живет он? Сдается мне, бисквитный пломбир – не в его стиле.
Ситра состроила ироничную гримаску и тут же переключилась на ванильное мороженое.
Они продолжили движение по рынку, когда Ситра заметила двоих подозрительного вида тинейджеров, которые, похоже, следовали за ними по пятам, притормаживая, когда жнец и его спутники останавливались, и делая вид, что и сами занимаются покупками. Это, вероятно, были фрики – типы, получавшие удовольствие от всего, что граничило с нарушением закона. Иногда они действительно совершали незначительные правонарушения, хотя со временем теряли к этому интерес, потому что неизменно попадались «Гипероблаку» и получали внушение от полицейских. Поведение самых ярых нарушителей корректировали, вводя им в кровь вызывающие шок наночастицы, достаточно эффективные, чтобы помешать фрикам нарушать закон. А если не помогало и это, то фрик получал в сопровождающие персонального полицейского, который пребывал с ним ежедневно, двадцать четыре часа в сутки. У Ситры был такой дядя. К нему приставили женщину-полицейского, которую он называл своим ангелом-хранителем и на которой в конечном счете женился.
Ситра, пока Фарадей отвернулся, потянула Роуэна за рукав и обратила его внимание на фриков.
– Почему они за нами идут, как думаешь? – спросила она.
– Должно быть, рассчитывают, что скоро будет «жатва», и надеются посмотреть, – предположил он.
Правдоподобная версия, хотя, как потом оказалось, у этих двоих были совершенно иные мотивы.
Когда жнец и его спутники уже стояли в очереди к кассам, один из фриков схватил руку Фарадея и поцеловал его кольцо прежде, чем жнец успел его остановить. Камень на кольце заиграл красным, указывая на то, что хулиган получил иммунитет.
– Опля! – ликующе воскликнул фрик. – У меня иммунитет на целый год, и вам его не отменить! Я знаю правила!
Жнец Фарадей нисколько не выглядел взволнованным.
– Ну что ж, – сказал он. – Редкое везение. Ты получил триста шестьдесят пять дней иммунитета.
А потом, пристально посмотрев в глаза хулигана, тихо добавил:
– А на триста шестьдесят шестой день мы с тобой увидимся.
И сразу же самодовольное выражение сползло с физиономии этого парня – словно мускулы его лица сдулись. Он что-то забормотал, но приятель потянул его прочь, и они молниеносно покинули помещение рынка.
– Хорошо сыграно, – сказал стоящий в очереди человек.
Он предложил заплатить за покупки жнеца и его учеников, в чем не было необходимости, так как жнецы в любом случае пользовались всем бесплатно.
– А через год вы его действительно найдете? – спросил Роуэн.
Жнец взял с полки пачку мятных таблеток.
– Я слишком ценю свое время, – сказал он. – Кроме того, он уже наказан. Весь предстоящий год он будет думать о том, что я вскоре приду. И вот вам урок: жнец не всегда должен исполнять свои угрозы; от этого они не теряют своей эффективности.
Несколькими минутами позже, когда они загружали свои покупки в авто-такси, жнец кивнул в сторону парковки.
– Вот, посмотрите, – сказал он. – Видите ту женщину? Ту, что уронила свою сумочку?
– Вижу, – сказал Роуэн.
Читать бесплатно другие книги:
