Нефритовая война Ли Фонда
Когда Вун шутил, то сохранял невозмутимое выражение лица, так что Шаэ не знала, стоит ли смеяться.
На следующий день она вернулась на Корабельную улицу, чувствуя себя физически окрепшей, после того как проспала в собственной постели четырнадцать часов. При ее появлении в здании резко установилась тишина. Пока Шаэ шла от лифта к кабинету, стихали все разговоры, люди отрывались от работы. Чутье Шаэ ослабло из-за потери нефрита и ран, но она ощутила волну трепета, распространившуюся по коридору.
Мужчина слева поднял ко лбу сомкнутые ладони и поклонился в приветствии.
– Коул-цзен. С возвращением.
Женщина за соседним столом последовала его примеру, а за ней еще одна, а потом все Барышники поблизости встали и подошли к дверям кабинетов, приветствуя Шаэ, когда она проходила мимо. Шаэ видела улыбки на лицах, и утешающие, и радостные от ее возвращения одновременно. В дуэли она потеряла большую часть нефрита, но защитила себя и клан от наветов. Она боролась изо всех сил, все видели, что она готова умереть ради репутации семьи. И в самой критической ситуации она показала, что способна быть лидером Зеленых костей.
Секретарша Шаэ подскочила со стула и последовала за ней в кабинет.
– Коул-цзен, в вестибюле ожидают член Совета Кови и два Фонарщика, они приходили уже дважды. Хотите их принять или мне отослать их?
– Я их приму, – сказала Шаэ.
Остальные сотрудники как ни в чем не бывало вернулись к привычной работе.
Кови и два Фонарщика вошли в кабинет. Предлогом для встречи стало то, что они собирались ввести Шаэ в курс дел в Королевском совете, в особенности относительно государственного бюджета и позиции Кекона по поводу беженцев из Оортоко, где уже почти год шла война. Но Шаэ понимала истинную причину визита. Они рискнули пойти к Хило и просили снять ее с поста Шелеста. Теперь, когда стало ясно, что у них ничего не вышло и Шаэ останется в своем кабинете, они боялись впасть в немилость.
– Коул-цзен, – сказал член Совета Кови, низко и нервно поклонившись. – От имени всех нас скажу, как мы рады видеть вас здоровой.
Два его спутника энергично закивали. Шаэ приняла их пожелания и двадцать минут развлекала болтовней о делах Королевского совета. Наконец, Кови откашлялся.
– Коул-цзен, отношения моей семьи с Равнинными длятся несколько поколений, так что моя преданность клану непоколебима, и я надеюсь работать с вами многие годы.
В разговор вступил Фонарщик, господин Эо:
– В наши дни новости распространяются как никогда быстро, их печатают в газетах или сообщают по радио, прежде чем подтвердится их правдивость. Стыдно признаться, но я сделал определенные выводы на основе негативных слухов, хотя никогда не терял веру в клан и Шелеста.
– Я готов публично выразить сожаления Колоссу за недопонимание, – пылко произнес господин Орн, хотя написанная на лице боль предполагала, что это далось ему непросто. Отсутствующее ухо не прибавит очков человеку, баллотирующемуся на политический пост.
Шаэ молчала достаточно долго, чтобы Почуять, как в посетителях нарастает беспокойство. С непроницаемым выражением лица она переводила взгляд с одного на другого, и ни один из гостей не мог выдержать этот взгляд дольше нескольких секунд. Шаэ закинула ногу на ногу и положила руки на колено.
– В этом нет необходимости, – сказала она. – Дед учил меня, что если друг просит прощения, нужно его дать.
Посетители заметно расслабились и опустили плечи, на лицах начали появляться улыбки.
Но прежде чем кто-либо успел заговорить, Шаэ добавила:
– Он также учил меня, что если придется прощать во второй раз, это уже не друзья. – Она неспешно поднялась, показывая, что встреча окончена. – Я знаю, что могу рассчитывать на вашу дружбу и преданность.
Несколько дней Шаэ наверстывала упущенное. В пятницу утром она вызвала в кабинет Хами Тумашона.
– Хами-цзен, – без предисловий начала она, – пора поговорить о вашем будущем в офисе Шелеста и в Равнинном клане.
Лицо Хами окаменело, а нефритовая аура ощерилась.
– Мы нечасто встречались с глазу на глаз, с тех пор как я стала Шелестом. Временами вы оспаривали мои решения или давали понять, что я действую неправильно, по вашему мнению.
– Я высказываюсь, когда считаю это необходимым, – резко ответил Хами. – В точности так же я поступал, и когда Шелестом был Юн Дорупон. Он был человеком со слишком местечковыми взглядами, но правда в том, что клану было с ним удобней, ведь он человек из былых времен, товарищ Факела. Вы не можете похвастаться такой роскошью. Даже если я согласен с направлением, в котором вы ведете клан, не могу не указать, когда вы действуете необдуманно или ваши решения могут стоить вам и Равнинным уважения.
– И правильно поступаете. Хотя ваша честность порой задевала мою гордость, должна признать, что вы единственный человек среди Равнинных, кто действительно знает все стороны клана. Вы обладаете внешностью и хладнокровием Кулака, но разумом и опытом хорошего Барышника. Вы понимаете, что мы должны идти в ногу со временем, но при этом оставаться настоящими Зелеными костями. Потому я вас и вызвала. Я хочу, чтобы вы поехали в Эспению и возглавили отделение офиса Шелеста в Порт-Масси.
Хами явно не ожидал от этой встречи ничего подобного. Поначалу от изумления он не нашелся с ответом, и тогда Шаэ продолжила:
– Несмотря на текущие пристрастия публики, реальность такова, что экономически мы зависим от Эспении. Эспенцы покупают наш нефрит, построили на нашей земле военную базу, а наши деловые интересы в этой стране все расширяются. Мы не можем управлять всем из Жанлуна. Нужен представитель там. Преданный клану человек, способный принять новые методы, но ведущий дела как настоящий кеконец.
Хами явно еще пытался переварить эту мысль.
– И какую поддержку я буду получать из Жанлуна? – осторожно спросил он, желая разобраться, серьезно ли Шаэ настроена на расширение деятельности или это просто способ сплавить его за границу в своего рода изгнание.
– Всю, какую я сумею дать. Вы сможете выбрать несколько Барышников, чтобы помогли в обустройстве отделения. У нас есть связи в Порт-Масси, эти люди помогут вам нанять дополнительный персонал на месте. Вы будете отвечать непосредственно передо мной, как и всегда. Клан оплатит переезд семьи и расходы на жизнь. У вас ведь двое детей, Хами-цзен?
Хами кивнул.
– Одному четыре, а другому шесть.
– Если вы согласны, я попрошу вас занять этот пост как минимум на три года. Ваши дети пойдут в школу в Порт-Масси и будут свободно говорить по-эспенски, но, когда вы вернетесь в Жанлун, еще успеют поступить в Академию Коула Ду.
Она видела, что Хами взвешивает предложение. Должность Главного Барышника – венец его карьеры, вариантов двигаться дальше почти не осталось. Несомненно, он ожидал, что останется в этой должности на Корабельной улице еще лет десять и больше. Но он еще довольно молод, всего сорок один, и мысль о том, чтобы жить за границей и создать новое подразделение клана, да еще за неплохие деньги, явно выглядела привлекательно.
– Нас с женой посещала мысль провести некоторое время за границей, – признался он.
– Вам следует подумать и еще кое о чем, – сказала Шаэ, понимая, что это может его разубедить, но все же не могла не упомянуть. – Теперь ношение нефрита в Эспении нелегально для всех, кроме военных. Вам придется снять нефрит. Вы можете хранить его в Жанлуне, или мы найдем способ тайно переправить его в Порт-Масси, но вы не сможете носить его в Эспении. Если бы вы приехали туда на короткий срок, мы могли бы получить разрешение как для иностранца, но вы там поселитесь. Нефрит подвергнет вас и бизнес клана слишком большому риску.
Хами поморщился. Он давно уже покинул боевую часть клана, и Шаэ сомневалась, что все эти годы он поддерживает нефритовые способности на должном уровне, но сама мысль о потере нефрита вызывает у большинства Зеленых костей ужас. Пусть даже это будет временно и по его собственной воле, а не постоянно и по воле врага, Шаэ понимала, что он задается вопросом, сумеет ли жить в том месте, где не сможет носить нефрит, как бы хорошо ему ни платили, как бы привлекательно это ни выглядело с профессиональной стороны и для будущего семьи.
Хами посмотрел на нее.
– Вы ведь уже когда-то снимали нефрит. И насколько это серьезно?
Шаэ задумалась над вопросом, прежде чем честно ответить. Недавние симптомы уже отступали, но воспоминания были еще свежи.
– Нефритовая ломка не слишком приятна, но не так ужасна, как многие думают, – сказала она. – Вы пройдете через нее дома, под присмотром врача, так что она закончится через пару недель. В Эспении без нефрита вы будете чувствовать себя по-другому, не как на Кеконе. Я бы никогда не попросила о таком Зеленую кость на Кеконе, но там через какое-то время вы перестанете скучать по нефриту.
– Это как быть глухим в стране глухих. – Главный Барышник с минуту размышлял над этой мыслью. – Я не могу принять такое важное решение немедленно. Мне нужно поговорить с семьей.
Шаэ кивнула.
– Дайте мне ответ к следующей пятнице.
Шаэ вышла из офиса через час после обеда и за полчаса доехала на метро до Жанлунского королевского университета, чтобы встретиться с Маро. Она взяла книгу, чтобы почитать в пути, но не могла сосредоточиться на словах. Ей ужасно хотелось увидеться с Маро, но Шаэ страшил предстоящий разговор. Когда она в конце концов собралась с духом, чтобы ему позвонить, то в глубине души надеялась, что Маро повесит трубку, как только услышит ее голос, тем самым облегчив ей задачу. Но в этом ей не повезло – после нескольких секунд тишины на другом конце линии Маро сказал лишенным эмоций голосом:
– Можем встретиться сегодня после лекций.
– Я приеду в университет, – предложила Шаэ, словно эта маленькая уступка с ее стороны могла компенсировать несколько недель молчания.
В разгар лета в метро было душно и пованивало, но на территории университета зелень давала щедрую тень. Шаэ увидела Маро – он сидел за уличным столом в кафетерии позади факультета международных отношений. Спиной к ней. Перед ним на столе лежала открытая книга, но он не читал, не переворачивал страницы. Шаэ охватило сильное желание подойти и положить руки ему на плечи, сделать вид, будто ничего не случилось, что все по-прежнему. Но она тут же поняла, что это невозможно, неловко, неподобающе, все равно что обнять незнакомца. Та легкость, которую она чувствовала рядом с Маро, олицетворяющим, как она сейчас поняла, побег от клана и проблем, – это чувство пропало. Шаэ поняла это еще издалека.
Она обогнула столик и села напротив Маро. На Маро она произвела явно неверное впечатление – все в том же деловом костюме, уродливые новые шрамы скрыты, только шея на месте ожерелья пуста. На его лице появилась странное выражение – смесь смущения и обиды, любви, злости и облегчения. От этих чувств лицо как будто дергалось в нерешительности, пока Маро не выдавил осторожную нейтральную улыбку. С такой улыбкой в попытке вести себя цивилизованно подходят к человеку, который только что врезался в твою машину.
– Я рад, что ты поправилась, – медленно произнес он. – И рад, что пришла на встречу.
– Прости, – сказала Шаэ. Похоже, это был единственный способ начать разговор.
– Почему? – Единственное слово с напряженной интонацией, но оно могло означать столько всего, что Шаэ не знала, как ответить. Маро понизил голос: – Почему ты не отвечала на мои звонки? Ни до, ни после?
На мгновение Шаэ запуталась – он имеет в виду аборт или дуэль? Но он не знал об аборте, значит, речь о дуэли.
– Почему вынудила меня узнавать обо всем из новостей? Почему даже не поговорила?
– Прости, – сказала Шаэ. – Слишком много всего навалилось и слишком быстро. Я знала, что если поговорю с тобой, то могу потерять самообладание и не сумею поступить правильно.
– Поступить правильно? – переспросил Маро с явным скепсисом. – Добровольно пойти на публичную смерть, устроив из нее спектакль?
– Мне пришлось, Маро. Горные использовали меня, чтобы ослабить Равнинный клан. – Шаэ обещала себе, что не будет защищаться, но почувствовала в голосе оборонительные нотки. – Я должна была это остановить. Ты сам сказал мне по телефону, что я заслуживаю свой пост. Велел не сдаваться.
Маро покачал головой.
– Я не имел в виду дуэль! Тебя могли убить!
– Да, но не убили. Я все еще здесь. И по-прежнему Шелест.
– Но если бы тебя убили… А тебя чуть не убили… И ты даже не поговорила со мной накануне. Это… – Его лицо исказилось от потрясения и гнева. – Люди, которые дороги друг другу, так себя не ведут. Как ты могла даже не сказать мне об этом?
– А что бы ты ответил? Поддержал бы мое решение? Или попросил бы не рисковать жизнью? Избежать дуэли и просто на нее не явиться?
Она тут же пожалела о своих словах. Глаза Маро округлились, а потом он поморщился.
– Да, – сказал он, – именно это я бы и посоветовал. Я бы сказал, что ты выше этого, тебе не нужно насилие, чтобы показать себя. Что бы ни говорили люди, я бы напомнил о твоих же словах – смелость в том, чтобы быть собой.
– Это и есть я, – тихо сказала Шаэ.
Маро протянул руку, но так и не дотронулся до нее.
– Со мной ты не такая. – Шаэ отвела взгляд, и Маро печально кивнул. – Но я на самом деле тебя не знаю, да? Все время, пока мы были вместе, я видел то, что хотел видеть, что ты хотела мне показать. Но у тебя есть и другая сторона, зеленая, и этого человека я совсем не знаю.
Шаэ почувствовала, как вспыхнули щеки, будто Маро ее ударил.
– Я никогда не хотела тебе врать или о чем-то умалчивать. Я пыталась тебя предупредить, что кое с чем в клане и во мне ты не согласишься.
– Соглашусь я или нет, ты не должна была держать меня в неведении! – Маро повысил голос, но потом сделал над собой усилие, чтобы говорить спокойнее. – Ты права, может, я никогда не смирился бы кое с чем в твоей жизни и жизни твоей семьи. Я думал об этом, конечно же, думал. Гадал, придется ли мне присоединиться к клану, чтобы жениться на тебе, как мы будем воспитывать детей, когда ты на посту Шелеста, сможет ли когда-нибудь моя шотарская родня встретиться с твоей… Я знал, что нам о многом нужно поговорить, но всегда предполагал, что всему свое время. Думал, что мы доверяем друг другу и пройдем через все трудности вместе. – Он посмотрел на Шаэ с болью в глазах. – Мне нужны только такие отношения с тобой – абсолютно честные. Знаю, ты не можешь рассказать мне обо всем, чем занимаешься как Шелест. Я способен это пережить, но если что-то затрагивает твою безопасность, нашу жизнь… Неужели я не заслуживаю хотя бы этого? Ты можешь пообещать, что не будешь скрывать от меня важного?
У Шаэ пересохло в горле. Она уж точно не могла рассказать Маро об аборте, только не сейчас, когда он и без того задет. А о каких еще будущих поступках она не сможет рассказать?
– В последние несколько лет я занималась тем, на что не считала себя способной, – хрипло призналась она. – Не уверена, что могу дать такое обещание.
Бесконечную минуту Маро не отвечал. Шаэ показалось, что он отодвигается от нее, съеживается в конце туннеля. Маро отдернул руку и отвернулся, уставился на зеленую лужайку, его скулы под бородой напряглись.
– Тогда не знаю, кем мы в таком случае будем друг другу.
– Хотя бы друзьями, – выдавила Шаэ. – Это я по-прежнему могу тебе предложить.
Маро закрыл лежащую на столе книгу, заложив страницу пальцем, и встал. Его губы сложились в слабую улыбку, но совершенно не радостную.
– Конечно. Кто же на Кеконе поступит настолько недальновидно, отказавшись от дружбы Равнинного клана?
Глава 33. Небезопасное место
На второй год жизни в Порт-Масси Анден устроился на неполный день в хозяйственный магазин – заполнял полки, стоял за кассой, помогал клиентам с выбором. Он по-прежнему занимался на курсах, но хотел подзаработать. Так он мог внести небольшую долю в ежемесячные расходы Хианов, скопить немного денег на будущее и кое-что потратить уже сейчас. Всю жизнь он финансово зависел от Коулов, теперь же надежда на карьеру в клане была совсем призрачной, и Анден считал, что нужно проторить собственный путь в жизни.
А кроме того, ему хотелось заняться чем-то помимо учебы. Работа в «Инструментах Старра» улучшит его эспенский, так что можно считать ее частью обучения. Теперь Анден умел ориентироваться в общественном транспорте, читать вывески и разговаривать с незнакомцами. Приятно чувствовать себя независимым. Анден никогда не мог понять, почему несколько лет назад Шаэ уехала за границу и покинула клан, сейчас он начал прозревать.
Всю зиму и промозглую весну он продолжал встречаться с Кори Дауком и приятелями по рельболу в зале для поединков. Когда Анден впервые рассказал Хианам о том, куда ходит по пятницам, он с удивлением обнаружил, что они этого не одобряют. Он-то думал, они обрадуются, что он проводит больше времени с друзьями по кварталу. Вместо этого господин Хиан заявил тоном, в котором явно звучало неодобрение:
– Анден-се, это место плохо влияет на молодежь. Слишком много насилия. Из-за этого у людей складывается о нас плохое впечатление.
– Я уважаю Дауков, – вставила госпожа Хиан, бросив на Андена по-матерински озабоченный взгляд, – но зал для поединков… Я бы туда не пошла. Петушиные бои, азартные игры и дуэли – все это противозаконно. А если в здание ворвется полиция и тебя схватят за незаконную деятельность? Тогда твою студенческую визу аннулируют.
Андену пришло в голову, что если это случится, его немедленно депортируют на Кекон, и Хило придется его принять. Анден не стал озвучивать эту извращенно оптимистичную мысль перед Хианами. Он пообещал, что никогда не будет играть или участвовать в дуэлях.
– Но там всегда полно Зеленых костей, – сказала госпожа Хиан, продолжая упорствовать. – Это небезопасно.
В Жанлуне все знали, что самые безопасные места – это те, в которые часто захаживают Зеленые кости. Не считая необычных обстоятельств типа клановой войны, трудно было найти место более спокойное, чем ресторан «Двойная удача» или мужской клуб «Божественная сирень». И потому Анден счел беспокойство госпожи Хиан бессмысленным, пока не вспомнил, что Даук Лосун упоминал о готовящемся в Национальной Ассамблее законе, согласно которому и сам нефрит станет в Эспении нелегальным.
Анден часто упускал это из виду. Он мог смириться с тем, что многое в Эспении отличается от принятых на Кеконе традиций, но запрет нефрита было слишком трудно вообразить, это все равно что запретить машины или деньги. Конечно, не всем нужно разрешать ими пользоваться, они слишком опасны в неумелых руках, но пытаться полностью от них избавиться – совершенно смехотворно. Как будет функционировать общество?
Анден напомнил себе, что реагирует как узколобый кеконец. Весь остальной мир тысячелетиями обходился без нефрита, а его доступность в нынешние времена нанесла много вреда. Недавний запрет обычным гражданам носить и продавать нефрит ничего не изменит, никто из его знакомых Зеленых костей не носил нефрит открыто. Новый закон лишь выставит кеконцев в негативном свете.
Но господин Хиан имел в виду другие угрозы.
– Бригады давно не трогали наш квартал, но Боссы видят, что здесь устраивают азартные игры и дают деньги в долг, а они это не контролируют. А еще нефрит. – Господин Хиан нахмурился. – Даук-цзен сказал, что уже очень скоро они нарушат договоренность. Не хватало еще очутиться в самом центре заварушки между Зелеными костями и Бригадой Босса Кромнера.
Этот аргумент Анден посчитал более доходчивым. Простым людям всегда лучше держаться подальше от конфликтов, которые их не касаются. Он сидел на кухне Хианов и молча размышлял. Ему не хотелось волновать Хианов, но перестать ходить в зал для поединков и встречаться с Кори он тоже не мог.
Видя его состояние, Хианы смягчились.
– Ты наш гость, и мы несем ответственность за твою безопасность, как за собственного сына, но не нам указывать тебе, что делать, ты уже взрослый человек и способен сам принимать решения, – вздохнула госпожа Хиан. – Ты вырос с Зелеными костями и, вполне естественно, хочешь к ним вернуться. Кто мы такие, чтобы тебе запрещать? Просто будь осторожен.
Анден с благодарностью пообещал, что будет осторожен и им нет нужды волноваться.
Хотя, по правде говоря, ему вовсе не хотелось вернуться к Зеленым костям, как предположила госпожа Хиан. Хотя ему нравились угощения, и напитки, и демонстрация нефритовых способностей, и живая атмосфера в зале для поединков (время от время прерываемая подлинными и серьезными конфликтами), Анден с первого раза понял, что зал совсем не похож на Кекон.
В лучшем случае это нечто совершенно иное, а в худшем – карикатурная копия таверны для кеконских работяг. И это как ничто другое вызывало у Андена еще большую тоску по родине. Он ходил в зал для поединков лишь потому, что потом Кори предлагал отвезти Андена к Хианам, но вместо этого они ехали в квартиру Кори.
Квартира с одной спальней в десяти минутах от дома родителей не была в собственности Кори. Дауки вложили в нее деньги и планировали отремонтировать и выставить на продажу, как только осенью Кори уедет учиться в юридическую школу. Там постоянно сквозило, котел шумел, а водонагреватель нуждался в замене, но все это – лишь мелкие неудобства. Андену со смущением пришлось признаться самому себе, что он последовал бы за Кори куда угодно, стоило тому позвать.
После той первой поездки в машине Анден всю неделю думал о Кори, о его бледной коже в освещении уличных фонарей, о дразнящей искорке в глазах и улыбке, о точеных руках и изящной линии губ. В следующую пятницу погода так и не улучшилась, Кори позвонил Хианам и спросил, не хочет ли Анден снова пойти с ним в зал для поединков, и Анден согласился. А потом согласился поехать к Кори домой. И согласился на все, что предлагал Кори, в тот вечер и во все последующие.
В любви Кори был таким же, как и во всем остальном – вдохновенным, щедрым, готовым доставить удовольствие и получить его. И Анден был благодарен ему за это, потому что себя считал полной противоположностью, он разрывался между мощным нарождающимся желанием и осознанием собственной неопытности и неловкости. Кори ни к чему не относился слишком серьезно. Он включал в спальне музыку и танцевал в одном нижнем белье, давал Андену слегка насмешливые советы о том, как вести себя в постели, признавался в том, что с мужчинами предпочитает занимать подчиненное положение, но не настаивал, предлагая быть открытыми, и пытался понять, что нравится Андену.
Когда они были вместе, Анден чувствовал нефрит Кори почти так же явственно, как если бы носил его сам, все чувства обострялись до предела. Аура Кори была ясной и солнечной, ему под стать, словно взбитые сливки и весенний свет, сладкой и влекущей, настолько возбуждающей и осязаемой, как пот на коже или запах волос. Иногда Анден гадал, что действует на него больше – сам Кори или его аура, но все вместе просто опьяняло.
Они виделись каждую неделю, а иногда и чаще, если могли ускользнуть от дел. Анден никогда в жизни не пропускал занятий и не опаздывал на работу, а тут вдруг стал пренебрегать своими обязанностями. Когда мозг не был занят ничем другим, Анден думал о Кори, мысленно переносился к эротическим воспоминаниям и предвкушал новую встречу, которую всегда приходилось ждать слишком долго, даже если она была завтра или через час.
Может, это любовь?
Весной они снова начали играть в рельбол. Они потеряли несколько игроков, но появились новые, Анден же стал теперь частью постоянного состава, все хотели взять его в свою команду, здоровались, проходя мимо в квартале, интересовались им и задавали вопросы о курсах, или о работе, или о жизни в Жанлуне.
Пришло лето, и Кори готовился к давно ожидаемой поездке по главным городам побережья залива Виттинг, с рюкзаком по впечатляющим пустынным ландшафтам северо-востока Эспении и обратно в центр страны, в Адамонт, где он будет учиться в юридической школе при Вотерсгардском университете.
– Поехали со мной, – предложил он Андену.
– Я не могу.
Андену хотелось поехать. Мысль о том, чтобы провести полтора месяца наедине с Кори, ужасно притягивала. Но на лето Анден уже записался на продолжение курса «Эффективный эспенский для иностранцев», не мог уйти с работы, да и денег у него не было, а злоупотреблять щедростью Хианов или своих кузенов и просить в долг он не хотел. К тому же Дауки могли бы заподозрить причину, по которой он вдруг решил пренебречь обязательствами и уехать в путешествие с их сыном.
– А что подумают твои родители, если узнают о нас? – спросил Анден.
Кори скривился.
– Какая разница, что думают мои родители?
На Кеконе гомосексуальность считалась естественной, просто неприятным состоянием, поражающим невезучие семьи, не то что каменноглазые или дети с родовыми травмами. Кори объяснил, что в Эспении это считают признаком слабоволия, как наркоманию или неспособность расплатиться с долгами, состоянием, к которому предрасположены некоторые люди, если не будут осторожными, но они могут от него излечиться.
«Неудачу можно отвести» – таково было отношение эспенцев кеконского происхождения, по мнению Кори.
– Слушай, чувак, – объяснил он Андену, – я знаю своего отца. Он традиционалист с острова, прямо как ты. Главная его забота – чтобы сын носил нефрит. Все остальное он спустит мне с рук, лишь бы я носил нефрит, как положено кеконцу. Подозреваю, мама через какое-то время начнет бухтеть про то, что мне пора жениться и завести детей, но мне всего двадцать четыре! Об этом будет еще время подумать.
Летние дни были длинными, жаркими и пахли испарениями из доков и мочой. В небе кружили чайки, испражняясь на газоны. Общественный транспорт заполонили туристы. На улицах стало больше машин и продавцов, мелких преступлений и дорожных работ. Порт-Масси был огромным интернациональным городом, даже рангом выше преуспевающего мегаполиса вроде Жанлуна. Несмотря на то что Анден прожил там почти полтора года, он еще не полностью свыкся с городом. Временами из-за огромных размеров Порт-Масси Андену казалось, что его жизнь словно съежилась, ему хотелось спрятаться в рутине, среди людей, которых он знал и кому доверя.
В пятницу вечером, накануне отъезда Кори, они, как обычно, играли в рельбол на школьном стадионе. Анден постоянно осознавал присутствие друга, чувствовал себя маленькой планетой, захваченной гравитацией звезды и беспомощно кружащейся в ее сиянии. Он смотрел, как Кори прыгает и передает мяч, смеется и шутит, откидывает волосы с глаз и танцует, дурачась, когда проводит мяч между столбами ворот. Анден завозился со следующим пассом, и мяч влетел в сетку. Анден беззвучно выругался.
Когда они пошли в зал для поединков, привратник Сано хлопнул Кори по спине и сказал:
– Теперь мы долго тебя не увидим, да? Доброго пути, и не забывай о жителях Южного капкана, когда станешь адвокатом и большой шишкой.
Внизу друзья Кори составили вместе несколько столов. Мать Дерека испекла пирог с пряными вишнями, и все записывали в тетрадь пожелания для Кори. Анден понятия не имел, что написать, и когда настала его очередь, черканул на аккуратном эспенском: «Спасибо за дружбу. С тобой я почувствовал себя в Порт-Масси как дома. Удачи в юридической школе!» А потом ему показалось, что все не так. Он обернулся на Кори и увидел, что тот обнял Дерека за плечи и громогласно смеется над какой-то шуткой Сэмми. Ревность вонзилась в Андена, как нож в живот. В Вотерсгарде Кори обрастет новым опытом и новыми друзьями, уверенными в себе молодыми эспенцами. Анден отвернулся и взял кусок пирога.
Этим вечером в зале для поединков не было дуэлей, только обычные развлечения. Даук Лосун и Даук Сана отсутствовали, возможно, чтобы Кори мог провести последний вечер в Порт-Масси без родительского присмотра, но Рон Торо сидел в одиночестве за столиком у двери, тихо прихлебывал выпивку и кивал проходящим мимо людям, которые молча приветствовали его прикосновением ко лбу.
– Слыхали про Тима Цзоро? – сказал человек неподалеку двум приятелям. – Умер от внезапного сердечного приступа. Всего-то пятьдесят четыре года. Хотя он пил и вечно был не в ладах с законом, так что я не удивлен.
– А как его бедняжка жена?
– Переехала обратно к родителям.
Разговор продолжился уже полушепотом. Анден снова взглянул на Рона. Время от времени кто-нибудь садился на пустой стул рядом с ним, наклонялся и что-то тихо говорил. Выражение лица Рона почти не менялось, он кивал или задавал вопрос, но сохранял невозмутимый вид отдыхающего зверя, остающегося настороже даже в собственной берлоге. Подходящие к нему люди не задерживались и не болтали о всякой чепухе, а уступали место следующим. Что-то в подчеркнутой серьезности этих мимолетных встреч навеяло Андену мысли о доме, как на территории Равнинных он всегда чувствовал себя в безопасности и воспринимал это как должное.
Сзади подошел Кори и сгреб его в медвежьи объятья.
– Эй, чувак, сегодня здесь классно, правда? – сказал Кори и выпустил его. – Все путем? Ты попробовал пирог? Хочешь еще выпить?
Анден обернулся и заставил себя улыбнуться.
– Нет, спасибо. Отличная вечеринка. – Его голос дрогнул. – Рад за тебя. Просто мне… жаль, что Адамонт так далеко.
– Я же говорил, всего три часа на автобусе, чувак, – воскликнул Кори. – Я с легкостью буду навещать родной город. – Андена это не особо утешило, но Кори добавил: – Давай, повеселись с остальными. – Он потащил Андена обратно в кружок игроков в рельбол и радостно провозгласил: – Эй, а вы знаете, что Анден стал дядей?
Смутившись от внимания, но все равно полный гордости, Анден вытащил фотографии, которые прислала Шаэ. На одной Нико сидел на полу кухни дома Коулов, в зеленой футболке и синих шортах, в правой руке он держал игрушечный пластмассовый нож, а в левой надкусанный крекер. Крекер он протягивал фотографу, вероятно, Вен. Его явно застали врасплох – Нико смотрел немного ошеломленно, на подбородке остались крошки, один глаз был слегка прищурен, и это придавало мальчику такое сходство с Ланом, что Андену было больно смотреть на фотографию.
Новость о существовании Нико его потрясла. Каждый раз при мысли о мальчике, с которым он никогда не встречался, на него накатывал прилив нежности. Нико тоже был сиротой, его воспитывали в доме Коулов после трагедии (мать и отчим погибли в ужасном пожаре, как объяснила Шаэ). Несомненно, он чувствует себя таким же одиноким и потерянным, как когда-то Анден. Если бы он только мог подбодрить Нико, сказать, чтобы не волновался, ведь, в отличие от Андена, он Коул и по фамилии, и по крови.
На второй фотографии был малыш Рю в двухмесячном возрасте, хотя сейчас ему уже почти восемь месяцев. В последнем письме Анден попросил прислать свежие фотографии, но их еще нужно сделать, а ему не хотелось беспокоить Шелеста по пустякам. Рю напоминал ангелочка с копной темных волос, он держал пухлый кулачок под подбородком, а другой вытянул, как будто дерется. Это вызывало у Андена улыбку. Друзья в зале для поединков одобрительно поохали над фотографиями и вернули их.
– Такие милые! – воскликнула Тами, вечно флиртующая девушка, которая училась в колледже Порт-Масси на зубного техника.
– Тод, а своими новостями ты собираешься поделиться? – спросил Дерек.
Тод оглядел кружок собравшихся и расправил плечи.
– Вчера я записался в армию.
После этого объявления последовала короткая пауза.
– Молодец, Тод, – сказал Кори.
– Обалдеть! – сказал Сэмми.
– А что об этом думают твои родители? – спросила Эми, подружка Тами.
– Мама волнуется, что меня отправят в Оортоко, но поддерживает. А папа против, говорит, это предательство – драться на стороне шотарцев после того, что они сделали с Кеконом и нашей семьей.
Большинство кеконцев в Эспении были выходцами из семей, сбежавших от шотарской оккупации еще во времена их отцов и дедов. У многих были дальние родственники из Людей Горы, которых пытали или казнили.
– А мне так не кажется, – с легкой злостью заявил Тод. – Оккупация была тридцать лет назад, да и вообще, я буду сражаться не за шотарцев, а за Эспению, чтобы югутанцы не воображали, будто могут править миром. Рекрутер сказал, что им нужны кеспи вроде нас.
– Я тоже об этом подумываю, – признался Сэмми.
– Теперь это единственный законный способ носить нефрит, – напомнил Тод. – А если в записях из бюро иммиграции записано, что хоть один из родителей приехал с Кекона, тебя направят в спецподразделение. Если получится, для тебя сделают исключение по медицинским показателям – низкую дозу СН-1 или вообще без него, и никакого ограничения в три года. И не станут наказывать за то, что до службы носил нефрит.
– Но свой нефрит все равно носить не получится, – уточнил Кори. – Я слышал, там каждый начинает с нуля. Даже если ты уже занимался традиционными дисциплинами, в армии все сделают по-своему.
Тод сунул руки в карманы и сказал:
– Думаю, оно того стоит. Мне нравится, что люди считают нас патриотами, понимаешь? Они поймут, что нефрит можно использовать во благо, поставить его на службу Эспении.
Анден мог бы возразить, что это не одно и то же, но сдержался и промолчал. С тех пор как он поселился в Порт-Масси, это был самый странный разговор, поставивший Андена в тупик. Зеленая кость на службе у правительства, запретившего ему носить нефрит? Добровольно покинуть родной дом, чтобы воевать в далекой стране за людей, которым ничего не должен, убивать гражданских и нарушать айшо? Совершенно не по-кеконски.
После обсуждений за обеденным столом у Хианов и из кеконоязычной газеты, которую они выписывали, Анден знал, что на кеконском острове Эуман сейчас больше сотни тысяч эспенских солдат. Кекон оказывает экономическую и транспортную поддержку в войне, но эспенское правительство давит на Королевский совет, требуя большего. Понятно, что кеконцев это злит. Шаэ обвинили во всех грехах из-за ее былых связей с Эспенией и вынудили защищать репутацию в дуэли на чистых клинках с Айт Мадой, чуть не окончившейся смертью. Анден с трудом мог такое вообразить, от одной мысли ему становилось нехорошо. Иностранцы и их война доставляли кузенам Андена из Равнинного клана одни неприятности.
Анден с горечью понял, что перестал уважать Тода.
Но Кори явно думал по-другому.
– Какой же ты молодец, Тод. Надеюсь, что…
Он не закончил фразу, потому что его внимание привлекла какая-то суета. Рон Торо вскочил на ноги и застыл с расфокусированным взглядом. Анден знал – это выражение на лице Зеленой кости означает, что Рон напрягает Чутье. Послышались приглушенные хлопки, как будто на улице запустили с десяток фейерверков. Стрельба.
Рон стремглав бросился вверх по лестнице. По тесному залу для поединков прокатилась волна смятения, тревоги, а потом страха. Несколько человек стали подниматься к выходу, но Кори поступил в точности так же, как в случае с женой Тима Цзоро, выбежавшей на оживленную дорогу.
– Не поднимайтесь! – выкрикнул он повелительным тоном, которого Анден никогда прежде не слышал. – Всем оставаться здесь. – Кори посмотрел на Тода и Сэмми. – Зеленые кости идут первыми. Не выходите, пока один из нас не скажет, что это безопасно.
Трое мужчин и одна женщина – Анден уже видел их в зале для поединков, но не запомнил имена – поднялись и побежали вслед за Кори, Тодом и Сэмми к лестнице. Остальные отошли в сторону, освобождая им проход, но несколько человек все-таки попытались выбежать перед ними. Раздались возмущенные голоса. У подножия лестницы Тод развернулся и выпустил широкую и плоскую волну Отражения, прокатившуюся по залу, сбивая шляпы и переворачивая бокалы.
– Мы сказали – оставайтесь здесь!
Зеленые кости бросились вверх по лестнице.
Анден на секунду словно прирос к месту. А потом побежал за ними. Он не понимал, почему так поступил, он ведь не Зеленая кость и не вооружен, не считая небольшого ножа. Но он об этом не думал. В его голове свербила единственная мысль – что Кори скрылся, оставив его внизу.
– Эй, кеконец, а ты куда? Сказали же оставаться внизу! – прокричал ему вслед Дерек, но никто и пальцем не пошевельнул, чтобы его остановить.
Наверху Анден увидел госпожу Цзоэк и других продавцов съестного – те в страхе скрючились под столами. Рона Торо нигде не было видно. Анден догнал Кори, и тот обернулся с округлившимися от удивления и тревоги глазами.
– Что ты делаешь? – шикнул Кори. – Спускайся вниз к остальным!
Из-за металлических дверей донесся приглушенный и полный боли стон.
– Сано, – сказал Тод.
Он бросился к выходу и распахнул дверь. Здоровяк-привратник привалился к кирпичной стене, из пулевых отверстий в его теле с бульканьем хлестала кровь. Тод опустился рядом с ним.
– Ох ты ж…
Еще один мужчина подбежал к Тоду, чтобы помочь втащить Сано внутрь. За ними по бетонному полу тянулась красная река.
– Если бы здесь была мама, она бы ему помогла… – Голос Кори дрожал. – Кто-нибудь еще владеет медицинской Концентрацией?
Все покачали головами, на их лицах была написала паника. Анден в бессилии сжал кулаки. В Академии он обучался азам Концентрации для первой помощи, но сейчас от него все равно никакого прока. Тод попытался, но Анден видел, что уже поздно, Сано потерял слишком много крови, его глаза потухли. Госпожа Цзоэк выползла из-под стола, заглушая рыдания сгибом локтя.
– Нет, оставайтесь там! – велел ей Кори.
– Давайте проверим фасад, – предложил Сэмми хриплым шепотом. – Где Рон, чтоб его?
Они побежали к двойным внутренним дверям без вывески, ведущим к передней части здания, культурному центру. Анден последовал за ними, хотя Кори снова крикнул через плечо, чтобы он остался. В культурном центре было темно, столы, стулья и полки проступали смутными силуэтами. Окна фасада были разбиты стрельбой, осколки стекла блестели на ковре, а уличные фонари подсвечивали пулевые отверстия в двери и стенах. Перед зданием, спиной к нему, стоял человек в обрамлении зубчатого края разбитого окна. Воздух из вентиляционной решетки неподалеку раздувал полы пальто Рона, во всем остальном же он был неподвижен, как фонарный столб.
– Рон-цзен, – сказал Кори, когда они осторожно подошли к нему сзади, осматривая повреждения.
Рон предупреждающе поднял руку в черной перчатке.
– Они возвращаются на новый заход.
За углом взревели машины. Секундой спустя застрекотала автоматная очередь.
Кори прыгнул на Андена и утянул его на пол, а Рон, Тод, Сэмми и другие Зеленые кости выбросили пересекающиеся волны Отражения, так что пули отскочили к мебели, стенам и потолку, разбив лампы и усыпав ковер осколками. Анден врезался в пол плечом. Кто-то крикнул, не то от ярости, не то от боли.
– Не поднимайся! – приказал Кори, а потом спрыгнул с него, чтобы помочь остальным.
Через разбитые окна влетели несколько предметов и покатились по ковру. Еще лежащий Анден прищурился от красной вспышки пламени. Это была подожженная тряпка в горлышке наполненной жидкостью бутылки. Анден понял, что за несколько секунд пламя доберется до бензина и примитивная бомба взорвется и подожжет все здание.
Анден рывком пополз вперед и схватил бутылку, порезав колено об осколок стекла. Он вскочил на ноги и побежал к разбитому окну. Поднял бомбу и швырнул ее обратно на улицу. Горящая тряпка обожгла ладонь, и Анден вскрикнул от боли. Бросок оказался слишком слабым, лишь до тротуара.
Рука в перчатке молниеносно перехватила бутылку прямо в воздухе, как будто это пасс в рельболе. С Силой и Легкостью Рон Торо прыгнул в сторону черных машин, уже удаляющихся по улице, сверкая габаритными огнями. Рон бросил горящую бутылку, она, как реактивный снаряд, врезалась в последнюю машину и проломила капот. На ветровое стекло брызнула стена огня. Машина вильнула, правое переднее колесо уткнулось в бордюр тротуара. С металлическим лязгом радиатор врезался в пожарный гидрант. Передняя дверь машины распахнулась, и из нее вышли, пошатываясь, двое мужчин.
Рон шагнул к ним, на ходу вытаскивая из внутреннего кармана пиджака револьвер, и всадил в грудь водителю две пули. Другой бандит взмахнул автоматом Фуллертона, из которого изрешетил здание. Рон оттолкнул его выпущенным левой рукой Отражением, бандита отбросило к открытой дверце черного автомобиля, и Рон выстрелил ему в голову. Мужчина осел на асфальт, и Рон вогнал еще одну пулю в лицо. Потом Рон посмотрел в ту сторону, куда скрылись две другие машины.
Анден развернулся, пытаясь разглядеть что-либо сквозь красные вспышки и грязь на очках. Кори схватил другую бомбу и выдернул тряпку. Руками с Броней он притушил пламя ладонями, морщась от боли и напряжения.
Еще один из Зеленых костей обезвредил другую бутылку, но остальные безуспешно боролись с огнем. Одна бомба разлетелась на части, врезавшись в бетонную стену снаружи, и выгорела, но другая разбилась о стол внутри, и пламя выплеснулось на ковер. Еще одна закатилась в комнату с дейтистским святилищем и взорвалась там; пламя бушевало перед копией фрески, уже занялись подушки для молитв.
Анден схватил первое, что попалось под руку – синий шерстяной ковер из детского сада, – и набросил его на огонь в святилище, притаптывая ботинками. Вбежала женщина с кухонным огнетушителем и, повозившись с ним пару секунд, выпустила струю пены на оставшееся пламя. Она побежала обратно, помочь Тоду и Сэмми, заливающим пожар водой. Через несколько минут в культурном центре снова стало темно. Анден двинулся обратно в главный зал. Лица Зеленых костей были покрыты потом, у некоторых шла кровь из порезов, на руках ожоги, волосы и одежда в подпалинах.
– Ох, – выдохнул Тод, склонившись и оперевшись ладонями о колени, – это были люди Кромнера из Бригады. Вот подонки.
Рон Торо шагнул внутрь через разбитое окно. Вдалеке завывали сирены.
– Все, кто носит нефрит, уходите до появления полиции, – сказал Рон. – Разделитесь и залягте на дно до поры. Не разговаривайте с копами, вы ничего не знаете о том, что здесь случилось. Когда все утихнет, я позвоню и оставлю сообщение.
– Нужно вывести всех, кто еще остался внизу, в зале для поединков, – сказал Кори.
– Я этим займусь, – отозвался Рон и повернулся к Андену. – Ты останешься и поможешь.
Анден тупо кивнул, хотя понятия не имел, почему Рон решил, что он может быть полезен.
– Не втягивайте в это Андена, – возразил Кори, – его вообще здесь не должно быть.
– Но он здесь, – ответил Рон. – Потом я отвезу его к Хианам.
Сирены завывали уже близко, но Кори колебался.
– Если тебя сейчас сцапают, – рявкнул Рон, – ты не поедешь ни в какой Вотерсгард.
Кори, похоже, все же хотел возразить, но закрыл рот.
– Кори, ты должен уйти, – поторопил его Анден.
Сын Колосса в смятении посмотрел на Андена, а потом на остальных.
Читать бесплатно другие книги:
