Храните вашу безмятежность Коростышевская Татьяна
— Однако это не помешало вам разделить ложе с синьориной.
— Да не этого, Филомена, то есть дона догаресса. Я не желал принимать участие в авантюре, затеянной моим отцом.
И он принялся рассказывать мне то, что я и без того знала. Знакомство, ухаживание, притворство.
Зевок удалось подавить. Чикко пыхтела у уха. Как она здорово выстрелила свинцовой пулей! Может, предложить ей снова закусить дробью? Если мы поработаем над прицельностью, из крошки-мадженты может получиться смертельное и компактное оружие. Бесценная моя девочка. И я еще собиралась подарить ее этому синьору, что рыдает сейчас?
Он не знал, он не хотел, его заставили, принудили, обманули. Но он вовсе не такой болван, как многие воображают. У него, знаете ли, есть уши, чтобы слышать, и пальцы, чтобы сложить два и два. Изолла-ди-кристалло — вот ключ ко всему.
— Ключ? — заинтересовалась я. — К чему именно?
— К Аквадорате! — ответил Эдуардо с хвастливой торжественностью.
Я попросила уточнить. Он не смог, твердил лишь, что тот, кто владеет атоллом, владеет государством.
Вздохнув, я посмотрела на Лукрецио, он пожал плечами. Странно пожал, неправильно. Князь, кажется, понял больше меня, или у него изначально было то, к чему прибавляют два.
— Благодарю, дон да Риальто. — Изображать дружелюбие было нисколько не трудно. — Вы прощены.
Покрасневшими глазами Эдуардо наблюдал, как я поднимаюсь.
— Пойдемте, — предложила я, — догаресса безмятежной Аквадораты отведет вас к алтарю.
Ненависти к бывшему своему возлюбленному я не испытывала. Ненавидеть можно равных или тех, кто сильнее тебя. У меня даже злиться на него не получалось. Вся вина за нелепое ухаживание лежала на мне. Я сама вообразила любовь, сама поверила, сама стремилась в объятия пригожего синьора. Я была глупа. Прощу ли я себя? Уже простила.
В часовне нас ожидали. Невеста была прелестна, как и положено по статусу. Рядом с ней возвышался успевший переодеться в черный камзол тишайший Муэрто. Кажется, он только закончил скандалить. Не кажется, абсолютно точно. Горящие гневом глаза, трепещущие ноздри, глумливая усмешка. Бедняжка кардинал Мазератти. Он тоже блистал очами, высокомерно скрестив руки поверх церемониального облачения. Но дрожащие губы указывали на то, что в споре с дожем он проиграл.
Еще в часовне оказались Карла Маламоко, синьора Муэрто, тяжело опирающаяся на трость, ее наперсница Раффаэле, заплаканная дона да Риальто, бросившаяся на грудь сыну при нашем появлении, еще какие-то синьоры и дамы. Командор бракосочетание сына решил не посещать.
Чезаре исполнял роль посаженого отца синьорины Дуриарти. Он подвел невесту к алтарю. Ах, значит, вот о чем был спор. Кардинал не желал венчать Блю без согласия родителя, и дожу пришлось применить свой дар убеждения.
Оказалось, бывают обряды еще короче того, что был у меня с тишайшим Муэрто на палубе Бучинторо. Вездесущий Артуро, вынырнув откуда-то из-за кафедры, отдал кольца новобрачным. Два вопроса, два ответа, поцелуй. Его серенити вытер сухие глаза, будто не в силах сдержать сантименты. Монсеньор кардинал удалился, полы алой мантии недовольно трепетали. Я стояла рядом с князем, ощущая себя здесь лишней. Чувство усилилось, когда веселая Блю подбежала к нам, повисла на груди «дядюшки Лукрецио», благодаря за все подряд.
«Хорошенькая, — подумала я. — Какое счастье, что она теперь одета».
— Папенька Джузеппе будет с нами счастлив, — заверяла новоиспеченная синьора да Риальто и приглашала экселленсе в гости.
— Маменька, — подбежала она к своей свекрови, — не плачьте, маменька. Эдуардо будет с нами счастлив.
— Так себе зрелище, — решила уже моя свекровь. — Паола, милая, попроси его серенити проводить нас в мои покои. Разумеется, если дона Филомена не будет возражать.
Я возражала, еще как. То есть пусть бы Чезаре отправлялся с матроной куда угодно, хоть к Трапанскому архипелагу, хоть на Караибы, только без синьорины Раффаэле в нагрузку. Пока я размышляла, как облечь свои возражения в слова, не привлекая к этому экспрессивные обороты, подслушанные у супруга, последний все решил за меня.
— Никаких покоев, матушка, не на острове Риальто. Светает, мы возвращаемся во дворец. Артуро, распорядись.
Губернатора островов Треугольника из часовни выводил гвардейский караул в черно-золотых мундирах. Выглядело солидно и надежно. Синьору Блю сопровождала группка мужчин в одинаковых темных плащах с капюшонами, из-под них время от времени выглядывали острые деревяшки носов.
Все будут счастливы.
Дону да Риальто я догнала в галерее первого этажа. Матрона сперва удивилась, но, услышав мой вопрос, грустно улыбнулась. Мауру мне не отдадут. Командор не дозволяет дочери продолжить службу при дворе. Школа? Наверное, Панеттоне придется оставить и ее. Я сообщила синьоре да Риальто, что образование считается немалой добродетелью для современной благородной девицы и что четверо моих пока холостых братьев ценят эту добродетель превыше прочих. Матушка Мауры выслушала меня со всем вниманием и пообещала уговорить грозного супруга. Потом она спросила меня, отчего со мной нет нашей третьей подруги, Карлы. Я сказала, что синьорина Маламоко именно сейчас возносит молитвы за здоровье четы да Риальто. И мы вполне мило попрощались. То, что наши мужчины враждуют, не должно мешать женской дружбе.
Сколько же я за сегодня успела! В голове не укладывается. Две свадьбы, неудачное покушение, почти отравление. Маура будет в порядке, мать ее в обиду не даст. Карла? Маламоко взрослый мальчик, как-нибудь разберется.
Я выбежала на террасу, улыбаясь восходящему солнцу.
— Лукрецио!
— Серениссима!
Князь пытался закрепить на лице плотную черную маску, его руки уже были в перчатках, я ему помогла.
— Отвезете меня во дворец?
— У вас не получится долго избегать беседы с супругом.
— Посмотрим. Отвезете?
— Чтобы его серенити устремился в погоню? Простите, дона догаресса, я слишком стар для гребли наперегонки. Но вы так мило выпячиваете губки, когда изображаете обиду, что я подарю вам отсрочку.
— Вся внимание. — Я перестала дуться.
— Начните разговор сами, взывайте к рыцарским качествам его безмятежности. Лишившись статуса замужней синьоры, вы подвергнетесь опасности. Командор да Риальто постарается вывести вас из игры. Холостых сыновей у него не осталось, дальним родственникам он не доверяет.
— Значит?..
— Командор не остановится ни перед чем, даже перед убийством.
— Это некоторое преувеличение.
— Не важно. Чезаре хочет вас защитить. Пусть щитом послужит его фамилия. Кстати, можете также рассказать супругу о подземной перестрелке на саламандрах с синьором Ньяга.
Широким жестом экселленсе указал на шестерку закутанных в плащи Ночных господ, выносящих через ворота массивный деревянный ящик. То есть несли его всего двое, придерживая за края кончиками затянутых в перчатки пальцев.
— Лукрецио, — ахнула я. — Вы все-таки поймали преступника?
— Передайте Чезаре, что он сможет побеседовать с ним в палаццо Мадичи.
— А саламандра была все-таки одна.
Экселленсе поклонился.
— Я обожаю вас, Филомена.
Последнюю фразу я решила супругу не передавать. Присела в ответном реверансе и смотрела вослед чудовищному князю. Он подарил мне отсрочку.
Чезаре оттолкнулся от парапета. Зрелище флиртующей с Лукрецио догарессы раздражало его чрезвычайно.
— Что там, Артуро?
— Она пришла. — Секретарь посторонился, пропуская вперед Карлу Маламоко. — И теперь я вас оставлю, мне нужно распоряжаться на пристани. Гвардейцы проследят, чтоб никто не мешал.
Дож кивнул, глядя на приближающуюся к нему высокую фигуру в черном костюме Ньяга.
— Предатель.
Карло остановился в шаге от его серенити.
— Маленький ублюдочный предатель. Маску долой!
Молодой человек был бледен, под воспаленными глазами лежали тени.
— Не буду просить прощения. Я поступил так, как поступил, и ни в чем не раскаиваюсь.
— Если бы не моя клятва Фаусто Маламоко…
— Я уберег тебя от ошибки.
— Пустая бравада.
— Нисколько. Подумай сам, Чезаре, что мог предпринять командор да Риальто, лиши ты его последней надежды на обладание Изолла-ди-кристалло.
— Ничего. Он был бы загнан в угол как крыса.
— Крысы в таком положении становятся чрезвычайно опасными.
Чезаре отвернулся и опять посмотрел вниз. Филомена на ступенях террасы прощалась с князем Мадичи.
— Не отпускай ее от себя, — попросил Карло.
— Только советов предателя мне сейчас не хватает.
— Тебе не хватает любых советов. Если бы в твоем окружении был хотя бы один человек твоего образа мыслей, ты действовал бы осторожнее.
— Пустые слова! Убирайся, Карло. Из дворца, из Аквадораты, из моей жизни. Я не буду вредить тебе. В честь клятв, связывающих меня с твоим батюшкой, я даже позволю синьорине Маламоко закончить эту нелепую школу благородных девиц, диплом которой так необходим тебе для карьеры, но видеть тебя более не хочу.
— Филомену попытаются убить, уже пытались.
— Прочь.
— Защити ее.
Чезаре выругался и без замаха толкнул Карло в грудь.
— Мальчишка! Глупый влюбленный мальчишка. Ты предал меня ради глаз прекрасной синьорины.
Карло не отбивался. Покачнувшись от удара, он стоял, опустив руки.
— Каждый мужчина стремится защищать свою любовь.
— Она не твоя, эта Маура да Риальто, и никогда не будет. Ты шпион, Ньяга, бесполое существо на службе Совета десяти.
— Я мужчина, я люблю и я отдам жизнь за то, чтоб Маура да Риальто была счастлива.
— И что же ты сможешь для этого сделать?
— Например, не дать ее опозорить, чтоб она со временем встретила достойного синьора, влюбилась в него, вышла замуж и нарожала кучу белокурых детишек.
Муэрто поднял лицо к небесам.
— Какой болван!
— Чезаре. — Карло шагнул к нему и схватил за плечи. — Я уйду, но услышь меня напоследок. Защитить Филомену может только твое обручальное кольцо на пальце.
Маламоко разжал руки, отшатнулся и ушел прочь, быстро надев свою кошачью маску.
— Какой болван, — прошептал дож Муэрто. — Влюбленный, благородный и тысячу раз правый болван.
Глава 5
Возвращение в школу благородных девиц
Маура да Риальто узницей себя нисколько не ощущала, веревок из простыней не плела, подкоп столовой ложкой совершить не пыталась, не рыдала и не пыталась подкупить слуг. Служанка при ней была лишь одна — бабуля Попета, старенькая ее нянюшка.
— Динитто совсем себя не бережет, — ворчала она, расчесывая волосы Мауры, — дождется, что его удар хватит, полоумного.
Так бабуля называла командора, Дино да Риальто, Динитто. Пятьдесят лет назад она меняла ему пеленки и вытирала сопливый нос, поэтому считала себя вправе использовать уменьшительное имя.
— Злится, орет, рожа красная, жилы на лбу с палец толщиной. Я ему говорю, отдохни, деточка, успокойся, отваров попей…
Маура не слушала. Отец гневался. Что ж, повод у него был. Интрига тишайшего Муэрто оказалась гораздо хитроумнее его. По крайней мере, половина интриги.
Попета рассказала девушке о ночном скандале, о синеволосой синьорине Блю, ставшей еще до рассвета супругой Эдуардо. Маура вздыхала. Ее личному скандалу свершиться так и не удалось. А она, между прочим, планировала, готовилась, мечтала. Противный Карло Маламоко, он даже не попытался ее соблазнить. Хотя, может, будь у них хоть немного времени, дело пошло бы на лад? Тогда на балу Маура даже не поняла, что произошло. Вот она танцует с каким-то корсаром, и уже в следующий миг ее тащат в глубь палаццо слуги да Риальто, а матушка рыдает, семеня следом: «Доченька, как же так, доченька… какой стыд… какое непотребство…», и на все расспросы отвечает уклончиво.
После, уже в спальне, нянюшка Попета объяснила Мауре, что командору кто-то донес о планах дожа на будущность его наследницы, и отец приказал ее, от греха, запереть.
Это было в ночь с субботы на воскресенье, и теперь, утром понедельника, синьорина да Риальто сидела в своей спальне у туалетного столика, терпела причесывание — артритные пальцы старой служанки ловкостью не отличались — и любовалась собой в настольном зеркальце. Хороша, на диво хороша. Вот что происходит с лицом, если спать дольше сорока часов, прерываясь лишь на завтрак, обед и ужин. Личико гладкое и свежее, глазки блестят, губы расслабленно улыбаются. Надо бы сообщить чудодейственный рецепт Аквадоратской львице, может, тогда свекровь перестанет попрекать ее болезненным видом. Хотелось увидеть Филомену и посплетничать. Как там Карло? Дож винит его в срыве планов или хитроумный Такколо вышел сухим из воды? А отец? Что он решил? Отправит Мауру в монастырь или оставит в палаццо Риальто встречать старость?
— Одевайся, деточка, — сказала Попета, откладывая волосяную щетку, — подружка ждет тебя в гостиной.
— Филомена? — Девушка вспорхнула с места и подбежала к шкафу. — Дона догаресса?
— Нет, черненькая, синьорина Маламоко.
— Карла? Разве она не сопровождала тишайшую чету во дворец?
— Дона Маламоко осталась на острове. — Бабуля помогала Мауре затянуть на спине шнуровку розового с серым дневного платья. — Бойкая девушка, нисколько Динитто не боится. Я, говорит, командор да Риальто, Мауре почти что сестра и подле нее буду.
— Неужели? — хихикнула Панеттоне. — И что же ответил на это грозный патриций?
— Что синьорине Маламоко всецело доверяет, но ежели она вздумает на противную сторону переметнуться, мокрого места от нее не оставит.
«Серые туфельки тонкой кожи или атласные башмачки? Сложный выбор. Пусть будет атлас».
Маура обулась, покрутилась, присела в реверансе.
— Доверяет? Тебе не кажется это странным?
— Нисколько, — ответила нянька. — Это ведь она тебя от позора спасла, синьорина Маламоко.
— Ты уверена?
— Скажем так, сама при этом не присутствовала, но от стражников слыхала, что подошла чернявая на балу к нашему хозяину и шепнула, что-де дож против да Риальто интригу замыслил и, если планы его успехом увенчаются, станет наша голубка синьорой Копальди.
— Не называй меня так.
— Синьорой Копальди?
— Голубкой. Это противные птицы.
— Хорошо, дитятко, — согласилась Попета. — Узнав обо всем, тишайший Муэрто на твою подругу озлился, должности при дворе ее лишил и от себя прогнал.
«Вот, значит, как? — думала Маура, спускаясь в гостиную. — Стронцо Карло! Противный предатель! Вместо того чтобы постараться меня соблазнить, ослушался приказа его серенити, подлизался к отцу, остался в палаццо Риальто. Сестренка? Подруга? Сейчас я тебе подробно все про дружбу объясню».
Дона Маламоко поднялась из кресла при появлении доны да Риальто. Она была в черном строгом платье и треугольной шляпке.
— Панеттоне!
Маура замерла на пороге.
«Скандалить или подождать? Какое встревоженное у него лицо. Предатель! Любимый! Мой! Мой любимый предатель».
Девушка взвизгнула и бросилась в объятия своей Галки.
— Таккола! Как я рада тебя видеть! — Они поцеловались по-девчоночьи легонько. — Ты спасла меня от позора, пожертвовав всем, вызвав гнев его серенити. Карла, дорогая…
Маламоко отстранилась.
— Ты уже обо всем знаешь?
— Да. И буду благодарна тебе до последнего вздоха. — Врать Маура умела и теперь изображала радостное возбуждение безо всяких усилий. — Отныне мы будем с тобой всю жизнь и примем нашу судьбу вместе. Будь что будет. Изгнание так изгнание, монастырь так монастырь.
Черные глаза на мгновение подернулись дымкой грусти, но Карла улыбалась:
— Пока, Панеттоне, наша судьба ведет нас в «Нобиле-колледже-рагацце». Командор желает, чтоб ты продолжила обучение. Так что вместе мы будем еще несколько недель.
— А потом? — растерялась Маура.
— Я покину Аквадорату, как и планировалось. Тишайший Муэрто не будет мне в этом мешать.
— А я? Карла, что будет со мной?
Маламоко вздохнула:
— Милая, дай мне еще немного времени.
Синьорина да Риальто заплакала и спрятала личико на груди подруги. Подлое сердце предателя билось как сумасшедшее. Теперь, зная, существу какого пола оно принадлежало, Маура догадывалась, какие именно чувства заставляют его так безумствовать.
«Немного времени? Да, стронцо Карло, оно необходимо и мне. А еще мне нужен совет нашей Филомены».
— Дона догаресса, — вдруг вспомнила девушка, — она осталась без фрейлин. С одной лишь Бьянкой против старухи Муэрто и подлой Голубки.
— Одна, наша Аквадоратская львица сражается в одиночестве. Маркизета Сальваторе, то есть синьора Саламандер-Арденте, сейчас уже на полпути к родовому гнезду своего супруга.
Маура всплеснула руками.
— Про это мне не рассказали. Бедняжка Филомена.
— Мы увидимся с ней в школе.
— Думаешь?
— Отказаться от звания первой ученицы? — Карла вполне похоже передала праведное возмущение, с которым этот вопрос задала бы их подруга.
— Ты права, это невозможно. Наша матерь саламандр наверняка довела тишайшего супруга до белого каления, и он лично усадит ее в гондолу.
Командор да Риальто беседой дочь так и не удостоил. Матушка вышла попрощаться, на пристань ее сопровождала парочка святых сестер.
— Что-то мне это не нравится, — шепнула Маура Карле, наблюдая погрузку багажа. — Неужели она готовится удалиться в монастырь?
— Твоя родительница, кажется, и раньше отличалась набожностью. Разумеется, после всех свалившихся на нее событий она ищет утешения в молитве.
Десятивесельная галера да Риальто доставила их в столицу еще до начала школьных занятий. Из окна колледже бывшие фрейлины наблюдали прибытие догарессы. Филомена выглядела как обычно, то есть блистательно. Лиловое с серебряным позументом платье, высокая прическа, полумаска, расшитая драгоценными камнями. С ней была Раффаэле, одетая не в пример скромнее. Голубка выбиралась из гондолы, нагруженная холщовой сумкой. Тихоня Годинелли, тоже опирающаяся на подоконник, прокомментировала:
— Дона догаресса ее не щадит.
— Или Раффаэле отказалась от помощи гвардейцев, желая выглядеть жертвой, — фыркнула Маура.
Она никого не убедила. В бормотании прочих учениц слышалось осуждение Филомены и сочувствие беспомощной Паоле.
Колокол призвал синьорин в классную комнату, где они приветствовали дону догарессу, вошедшую последней. То есть предпоследней. За ней, едва переставляя ноги, появилась фрейлина. Филомена кивнула ей, и Паола взгромоздила сумку на столешницу.
Начались занятия. На подруг догаресса не смотрела. Маура собиралась уже обидеться, но синьора Ванессо, проводящая опрос, вызвала ее, и девушке стало не до обид.
После урока Филомена выскользнула из класса первой.
— Любопытно, — протянула Маура Карле, — что находится в сумке?
— И мне.
— Посмотрим?
Они подождали, пока комната опустеет.
— Мне нужно отлучиться. — Панеттоне прижала ладони к животу. — Расскажешь мне потом.
Каблучки атласных башмаков отбили на паркете звонкую дробь. Маура пробежала по коридору, поднялась к дортуарам и толкнула дверь своей спальни. Филомена спрыгнула с подоконника.
— Наконец-то, — она обняла подругу, — я уже думала, ты не догадаешься. Он знает, что мы знаем?
— Нет! — Панеттоне закатила глаза. — У нас мало времени.
— Тебе сильно досталось?
— Разве что самолюбию. Голубку приставили следить за тобой?
— Эту обязанность она придумала себе самостоятельно. Чезаре…
— Так-так… — Карла вошла в спальню бесшумным кошачьим шагом. — У рагацце появились от меня секреты?
Аквамариновые глаза хитро прищурились:
— Великая аквадоратская шпионка раскрыла наш заговор. Рада тебя видеть. Кстати, Чезаре запретил мне приближаться к тебе ближе чем на десять шагов. Поэтому иди сюда, предательница, дай мне себя обнять.
Маура ревниво следила, чтоб объятия оставались лишь дружескими.
— Садитесь, — кивнула догаресса на бывшую свою кровать. — Давайте по порядку. Мы, рагацце, оказались втянуты в сложносочиненную интригу. На кону — ключ от владения Аквадоратой. Карла, не перебивай. Я всего лишь передаю тебе прощальные слова губернатора островов Треугольника синьора да Риальто. Маура, ты чувствуешь обиду на его серенити за скоропалительный брак своего брата?
Панеттоне покачала головой:
— Слуги в палаццо сплетничали, что невестка моя прелестна и пришлась по душе матушке.
— Чудесно. — Филомена выдвинула в центр комнаты стул и села напротив подруг. — Это дело закрываем. Туда же, в архив, отправляется дело о предательстве дожа доной Маламоко.
— Что ты об этом знаешь? — быстро спросила Карла.
— То, дорогая Таккола, что, когда мы с дражайшим супругом прогуливались в парке палаццо Риальто, ожидая развития событий, к нам явилась синьорина Раффаэле с печальным известием. Голубка подслушала, как во время танца ты раскрываешь командору тайные планы дожа на брак нашей Панеттоне с нашим же Артуро.
— Какая жалость, — хихикнула Маура. — Не обладай эта притвора столь острым слухом, я уже безнадзорно любовалась бы ямочками синьора Копальди. У него ведь она, наверное, не только на подбородке?
Филомена ей подмигнула. Синьорина Маламоко видеть этого не могла, она как раз сверлила взглядом угол шкафа и поигрывала желваками на скулах.
Панеттоне восхитилась своей догарессой. Она нарочно затеяла этот разговор, чтоб озвучить ей, Мауре, основную канву событий. То, что она должна была бы, по мнению Карло, знать.
— Про ямочки придется забыть, — притворно вздохнула Филомена, — командор скорее откусит твою руку, чем отдаст ее кому-нибудь не носящему фамилию Саламандер-Арденте.
— Ваш волшебный остров?
— Именно, рагацце. Великолепный атолл, право на который получит первый наследник в третьем поколении. Но это сейчас не важно. В конце концов, Изолло-ди-кристалло кому-нибудь достанется.
— А что тогда важно? — спросила Карла. — Кому из твоих рыжих братьев достанется Панеттоне?
— Тому, кого она выберет сама. И этот синьор вовсе не обязательно должен носить мою девичью фамилию. Я за свободу воли и против того, чтоб мои подруги становились пешками в чужих интригах. Пока мы выиграли немного времени и должны провести его с пользой. И я вовсе не сказала, что остров не важен. Ключевое слово было — «сейчас». Рыжие мои братцы пока вне досягаемости любых матримониальных поползновений. Они появятся в столице не раньше нашего выпуска. Это дело можно отложить. Не в архив, а, предположим, в верхний ящик письменного стола.
Карла бросила взгляд за окно, где на боковой башенке противоположного дома виднелись часы.
— Излагай свое дело побыстрее, Аквадоратская львица, перерыв скоро закончится.
— Мое дело в холщовой сумке на столе классной комнаты.
— Стопка книг с малоприличными названиями? — хмыкнула Таккола.
— Бесценные фолианты. — Филомена слегка покраснела. — Во дворце дожей за мной постоянно наблюдают, я едва улучила время, чтоб пробраться в библиотеку. Разумеется, об этом доложили тишайшему супругу. Во время семейного обеда, между первой и второй переменой блюд. Свекровь чуть спаржей не подавилась. Пришлось врать, что книги интересуют мою драгоценную дону да Риальто.
— Да ну?
— Ну да!
Мауре стало очень любопытно.
— А Чезаре?
— Рассмеялся и сказал, что, развращая наследницу да Риальто, я подкладываю командору жирную свинью.
— Развращая?
— Эти книги, — протянула Карла, — по искусству любви.
Догаресса молитвенно сложила руки.
— Панеттоне, прости, у меня правда не получилось состряпать ложь поприличнее. А потом я вспомнила, что ты лучший секретарь из всех ныне живущих, а твои экстракты деловых документов приводят в восторг даже его серенити, и подумала, что попрошу тебя составить конспект.
Маура растерянно кивнула, соглашаясь.
— И велела этой путтана Раффаэле тащить фолианты в своих натренированных руках, — продолжила Филомена.
— Потому что именно эта путтана наябедничала про библиотеку, — закончила Панеттоне.
Догаресса смущенно улыбнулась. Карла встала.
— Прежде чем начнется урок, нужно принести сюда ваше вместилище мудрости.
— Я могу велеть, чтоб этим занялась Голубка, — мстительно предложила догаресса.
— В мою спальню она не войдет.
Таккола двигалась бесшумно, поэтому Маура через некоторое время приоткрыла дверь и, выглянув в коридор, обернулась к подруге:
— Ты заботишься о себе или обо мне?
Читать бесплатно другие книги:
