Напряжение сходится Ильин Владимир

Глава 8

Время собиралось из вязких секунд чужих решений и выводов, сокрытых за этажами княжеской высотки. Ощущение одиночества в прохладе кондиционированного зала не могло ввести в заблуждение. Нас видели, нас слышали, нас пытались просчитать еще до встречи, но аттракцион с перстнями обязан был внести коррективы в их замыслы и планы.

Значит, совсем скоро кто-нибудь возьмет на себя ответственность и примет решение. И из того, что он может сотворить на данный момент, самое ужасное для меня и правильное для них – это вежливо отменить мне встречу.

Как шулер, обнаруживший честную колоду вместо крапленой – так и здесь сошлются на срочные дела и внеплановое совещание, чтобы вывести лишнего игрока из здания и перераздать чуть позже на двоих.

Еще немного, и у них найдутся верные слова для Колобова. Еще чуть-чуть, и появится осознание, что просто деньги Фоминских – не так и плохо. Лучше, чем ничего.

Я замер возле стола секретаря и прикрыл левую ладонь телом и высокой столешницей. Гроздь ярко сияющих звездочек стекла с пальцев вниз, охотно прилипая к кабелям связи и питания, скрываясь под пластиком и резиной изоляции.

Дрогнул и замерцал свет люстр над головой, неслышно погаснув. С щелчком отключился факс на столе и выдохнул вентиляторами принтер. Жалобно пиликнул звуковой сигнал источника бесперебойного питания за столом секретаря и тут же замолчал.

Даже если решение уже принято, пусть оно немного запоздает – на количество ступеней в лестничных маршах, что нас отделяет. На длину коридоров и огромных залов. В мире без электричества и связи, даже самой острой мысли предстоит пробежаться вниз или вверх по огромному зданию.

Мне же в общем-то не нужно много времени – сразу за местом секретаря уходил круто вправо коридор к княжескому кабинету. Мне, как говорят в таких случаях, всего лишь документы передать да уточнить пару моментов.

Например, зачем Самойлов из мещан понадобился им в одном зале с упрямым Колобовым? Понадобился срочно, без типичных для таких аудиенций проверок и предварительного собеседования с чиновниками рангом ниже.

Обычному человеку этого не узнать – как не знает свою судьбу пешка, стоящая перед ладьей. И не узнает, пока не дойдет до последней клетки на шахматной доске.

Нам же такой долгий путь преодолевать не надо – вот она в конце пути, дверь из массива светлого дерева ценной породы, отчего-то подпертая бруском, чтобы не закрывалась. Странная деталь для обстановки кабинета одного из могущественнейших людей по эту сторону Уральских гор. По ту сторону гор, впрочем, у персон такого уровня тоже полно странностей. Это ж надо – отваживать от меня невест… Или пытаться меня сожрать… В общем, копеечный брусок и створка из цельного массива дерева-исполина – это еще вполне нормально.

Я прошел по коридору с мозаикой из мрамора на полу и окрашенными под известняк стенами. Ближе к середине справа находился проем персонального лифта, с погасшим по причине отсутствия электричества индикатором этажа. Проходя мимо, покосился на циферблат подаренных часов – можно. И здание заполошно вздохнуло подключенной энергией резервного источника питания – зашелестели кондиционеры, загудел лифт, отрабатывая противопожарный маневр и отправляясь на этаж подземной парковки. Перезагружались АТС, равнодушно относясь к проклятьям нервничающих людей, набирающих княжеский номер. Совсем скоро они дозвонятся, но до этого…

Я тихонько зашел внутрь кабинета. Просторное помещение пятнадцать на двадцать метров украшалось самым дорогим, что есть в этом городе, – видами на центр Москвы из двух панорамных окон, образующих угол стен справа и передо мной. Слева темное дерево облицовки закрывали карты шести континентов, выполненные в масштабе достаточном, чтобы Антарктика касалась паркета, а Арктика подпирала выбеленный потолок в шести метрах над головой. Где-то на карте даже красовались разноцветные флажки, отражая области интересов и клановую собственность, а по углам стен кантом шли гербы подчиненных городов, коих было около двух десятков. Стена же справа и слева от двери в кабинет закрывалась рядом крупных телевизоров, призванных отражать презентации и отчеты для высшего руководства. Сверху все это освещалось десятком ламп дневного света.

Обычное в общем-то рабочее пространство для приема людей со стороны и собственных подчиненных. Ничего общего с личным кабинетом, вход в который наверняка располагается здесь же, под участком фальшстены, но куда точно не приведут случайного человека с улицы. Вот там будут и стеллажи с документами и книгами, на форзацы которых любопытно взглянуть; найдется место для фотографий семьи и предков, памятных предметов и деталей, характеризующих хозяина. Тут же все было достаточно стерильно в плане влияния личности на обстановку. Обычный деловой кабинет под стандартные нужды. Должен был быть.

Но сейчас вся мебель – все эти кресла за длинным столом для совещаний, вместе с ним самим, были сдвинуты вплотную к стене с картой. В ту же сторону был скатан мягкий ковер, а пол вместо него покрывала уложенная внахлест черная пленка – точно такая, как в пакетах для мусора. Единственное, что оставалось на своем месте в кабинете по логике вещей, – это отдельный стол руководителя возле панорамного окна напротив. Только вместо документов, которые все равно накапливаются так или иначе, на нем был разложен хирургический набор из медицинской нержавейки – приборов на тридцать, закрепленных каждый в персональном кармашке специально предназначенного для такого черного чемоданчика.

Интересно.

За тем же столом обнаружился и сам хозяин кабинета, он же князь Панкратов – нестарый на вид мужчина с высоким лбом, седым ершиком волос и волевым подбородком. На нем армейская рубашка в камуфляже песочной расцветки, с нашивкой в виде княжеского герба над сердцем.

Михаил Викентьевич был занят тем, что пытался навязать свою княжескую волю компьютеру, который не хотел нормально работать, несмотря на титулы и высокий боевой ранг хозяина.

– Да включайся ты, железка! – чертыхался он, пытаясь легкими постукиваниями по корпусу и нажатиями на кнопку включения призвать электронику к благоразумию.

Электроника уходила в бесконечную перезагрузку.

– Час дня, – сверившись по часам, озвучил я информацию, стоя у самого порога и не наступая на черный полиэтилен.

– Ну надо же, заработало, – удовлетворенно хмыкнул князь, не отводя взгляда от экрана. – Час уже? Заводите этого.

– Этот уже здесь, – мягко ответил я.

– Сам явился… – Цепко посмотрел он на меня – вернее, в пространство за приоткрытой дверью. – Григорий Андреевич где?

– Снаружи, – ответил я правду, откинул брусок дерева в сторону носком ботинка и плотно закрыл дверь, – отговорился делами клана.

– Дверь не нужно было закрывать, молодой человек, – попенял мне князь, выражая тоном угрозу и недовольство, от которых невольно потянуло вернуть все как было. – Не следует распоряжаться в чужом доме.

– Прошу простить, – произнес я без особой искренности, не тронув дверь, и сделал несколько шагов в сторону княжеского стола. – Смею думать, позже вы одобрите мое самоуправство.

Под ногами хрустнула складка пластика.

– Быть может, – поднявшись из-за стола, он встал от него сбоку и задумчиво тронул пальцами длинный хирургический ланцет. – Все может быть. Вряд ли вас порадует мое одобрение… Итак, Самойлов Максим, верно? – заглянул он в листочек на своем столе.

– Абсолютно. Изволите ознакомиться с бумагами? – взял я папку обеими ладонями и обозначил движение в его сторону.

– Вы знаете, Максим, – не отреагировал он, вновь переключившись на созерцание хирургического инструмента, – по своей первой профессии я – военный врач. Полевой хирург. Спас, смею думать, сотни и сотни жизней. И еще столько же непременно спасу, – остро посмотрел Панкратов на меня. – Вы знаете, что самое неприятное в этой профессии? Даже не гибель пациента, Максим. Самое неприятное, когда тебя отвлекают по пустякам.

Если и были ранее тени вариантов, то сейчас судьба пешки проявилась четко и без альтернатив. Я же медленно зашагал в сторону князя.

– Смотря что считать пустяком, – мягко возразил я. – Является ли им жизнь человека?

– Человека, который считает свою жизнь потерянной из-за финансовых споров? – с гневом фыркнул Михаил Викентьевич. – Я дам вам сравнить ваши эмоции – сейчас и позже: с отрезанной рукой и потерянным глазом, с оторванной ногой и кишками, вываленными из живота! У нас, молодой человек, идет война. Из-за вас, из-за потерянного на вас времени умрут десятки моих людей. Я хочу, чтобы вы ответили за их смерть. – Он достал из крепления нехороший на вид нож.

Резко зазвенел телефон на столе. Легкое движение ножа – и провод телефона, расположенный в полуметре от его руки, распался надвое.

– Думаю, для вас жизнь этого человека не пустяк, – был я по-прежнему доброжелателен и сделал еще пару шагов ему навстречу. – Предлагаю посмотреть на бумаги.

– Я видел ваши бумаги, Максим. Но вы продолжайте подходить.

– Вы видели повод для аудиенции, – не согласился я. – Некоторые вещи лучше передавать лично. Я бы не доверил их даже бумаге, но словам вы бы вряд ли поверили.

– Ваши жалкие попытки выгадать себе пару секунд жизни… – с неодобрением покачал Михаил Викентьевич головой. – Чего вы хотите? Выпрыгнуть в окно? Так они бронированы, и я вас успею перехватить еще раньше.

Тело вдруг жестко обняли незримые путы, особенно сильно сжавшись вокруг шеи.

Я потянулся Силой к пуговице на детали нижнего белья, менять которую тут не посчитали нужным, и удушье моментально прекратилось, как и чужое воздействие. Все-таки правильно посчитали сестры – этот предмет одежды я точно не потеряю и не забуду, хотя сказать кому – смешно…

– Интересно, – хмыкнул князь Панкратов, опуская руку с ножом.

И на защиту навалилось нечто во сто крат более мощное, чем раньше – даже воздух пошел радужными разводами в местах соприкосновения Сил. Но дышать, продолжать двигаться и говорить я мог.

– Я бы хотел, чтобы вы заглянули в документы, – был я по-прежнему спокоен. – Раз вы все контролируете, то что изменится от секунды вашего внимания?

– Я могу посмотреть их после вашей смерти, – радужная расцветка обняла практически все пространство вокруг меня.

– Верно. Но тогда кто ответит на ваши вопросы? – протянул я ему папку, находясь в метре от стола.

– Хорошо. – Поразмыслив, Михаил Викентьевич отменил сковывающую технику и перехватил документы.

Было ли тому причиной мое упорство, или наличие артефактов, или же проблеск рассудка, который обязан был подсказать стоимость вещей, способных на время удержать «виртуоза», но князь убрал нож в сторону, облокотился на стол, дернул за тканевую завязку и распахнул картонную папку. Пробежался глазами. Резко остановился и начал читать с самого начала – на этот раз медленно и очень внимательно. Взгляд его на секунду метнулся к углу листа сверху – туда, где к первой странице была прицеплена фотография.

– Откуда это у вас? – спросил он жестко, сверля меня глазами.

– Из архива ИСБ, – не стал я увиливать. – Некоторое количество бумаг отправилось за пределы их территории вместе с мусорщиками.

И пусть понимает это как хочет.

– Вы хоть сознаете, что у меня под рукой все нужное, чтобы вытащить из вас всю информацию? – демонстративно повел он взглядом на хирургический набор.

– Вся информация и без того есть в бумагах. Город и адрес, карта, фото, – скупо ответил я.

Зазвонил личный сотовый князя, лежащий на столе. Михаил Викентьевич не глядя потянулся к нему, чтобы выключить. Затем обогнул стол и сел за него, чуть подрагивающей рукой перелистнув страницу.

А в облике жестокого господина, готового резать незнакомого ему человека, чтобы запугать несговорчивого банкира, впервые мелькнула человечность.

– Что вы за это хотите? – прикрыв глаза, коротко выдохнул он.

– Ничего, – качнул я плечом.

– Если вы посмеете этим шантажировать, – посмотрел он вновь жестко, – ваша смерть будет даже хуже той, что я планировал сегодня. Я даже поблагодарю вас за закрытую дверь, потому что крики боли, которые вы будете издавать…

– Ни у кого нет копии. Никому не будет разослано, если я не выйду из здания.

Не представляло ни малейшей сложности спокойно смотреть ему в глаза. И оттого чувство глубокого недоумения, мелькнувшее на жестоком лице, заметить было вовсе не трудно.

– Так не бывает, – выразил он честно свои эмоции.

– Понимаете, я пристально следил за тем турниром, в котором участвовал ваш сын. Это как раз тот период времени.

А о том, что участвовал, лучше умолчать. Турнир, как известно, не состоялся, а значит, победителей в нем не было, как и чествования в газетах и на телевидении.

– Что с того? – буркнул Панкратов, открывая новую страницу – на этот раз не черно-белую, а полную цветных фотографий.

Фотографий мальчишки, очень похожего на его сына.

– Он хороший парень. Удалось посмотреть на него вблизи. И команда – очень хорошая. Я думаю, ваш сын очень хотел победить на том турнире, чтобы на радостях победы сказать вам о своей возлюбленной.

Возлюбленной, которой не было в евгенической программе клана. У которой от него должен был родиться сын – что вряд ли удержало бы влиятельного главу клана от гнева. Потому что девушка эта – пусть из не бедной, но не аристократической семьи, и ставить ее первой женой означает оскорбить семьи тех высокородных, с кем давно подписаны брачные договоры.

На турнире были высоковозрастные ребята – собственно, большинство из них перешли в одиннадцатый класс и по всем стандартам считались взрослыми. А иные и сами считали себя взрослыми до конца, полагая вправе любить и быть любимыми без оглядки на родителей. И Вячеслав Михайлович Панкратов был одним из них.

– Это домыслы, – буркнул он. – Интрижка с продолжением. Алкоголь, ошибка молодости, охотница на высокородную кровь.

Но голос – он подрагивает накатывающими эмоциями. Нет у Панкратова наследников первой линии. Несмотря на возможность завести новую жену взамен некогда сгоревшей в войне – с этим он не торопился. Есть такие люди, которым второй брак – как измена погибшей супруге. Слишком сильны чувства. А без любви дети рождаются слабыми – о чем, собственно, и прослеживается тревога в голосе князя.

– Страница четыре, сведения об открытых счетах, – подсказал я. – Первые два года девушка с ребенком брала деньги из фонда, открытого вашим сыном. Потом деньги кончились. Страница пять, там фотографии в хронологическом порядке.

Последовательность жизни девушки Ольги, которую выгнали из собственной семьи. Родила в семнадцать. Не захотела брать фиктивного мужа, чтобы избежать позора. Не пожелала назвать отца малыша. Не пожелала сдать сына в детдом и уйти в монастырь – для семьи градоначальника немаленького подмосковного города, зубами держащегося за должность, вывод простой – за порог, и пусть одумается, когда есть станет нечего. А до той поры – нет и не было такого горя в его идеально чистой и незапятнанной семье и карьере, вырезано из соборных книг и никогда не рождалось. Знакомым и родне привиделось, а если станут шептать – так чин городского головы позволит быстро придушить болтунов.

Девушка переехала в другой регион, сняла квартиру и воспитывала сына на те деньги, которые у нее были. Потом на то, что смогла продать из вещей – пусть и дешевле реальной цены. На пятый год, купив для сына место в детском садике, стала работать там, где принимали людей с неоконченным средним образованием. Кассиры, посудомойки, уборщицы, официантки – и на некогда молодом и прекрасном лице начали появляться морщинки в уголках глаз и темные следы вокруг век, а улыбалась она только с малышом на руках.

– Откуда у них такие качественные фотографии? – строго спросил князь.

– Социальные сети. Открытые источники, – пожал я плечами. – Поддерживает отношения со старой подругой. Та иногда подкидывает немного денег взаймы. Плюс знакомства на работе, женский коллектив.

– Пять лет одна? – не поверил Михаил Викентьевич. – Не пыталась найти отца ребенку?

– По объективным данным, это так. Кроме того, на страницах одиннадцать-двенадцать есть распечатка попытки сотрудника ИСБ с ней познакомиться. Тоже социальные сети, встроенный чат.

– Они посмели лезть к нашей крови? – зашипел князь.

– Сотрудник настаивал, что влюблен, – деловито продолжил я, наблюдая, как Панкратов в ярости пролистывает распечатки. – Напирал на то, что ребенку нужен отец, и он готов. Там есть ответ, в самом низу…

«Ты не достоин быть его отцом. Никто не достоин», – прочитал он вслух и прикусил нижнюю губу.

– Интерес ИСБ понятен, мальчик – сильный одаренный, – легкомысленным тоном, словно говоря о пустяках, завершил я.

А князь дернулся на месте, заставив дрогнуть стол и монитор.

– В четыре года нельзя определить мощь Дара, – смотрел он пристально и с явным недоверием.

Нельзя, пока не произойдет что-то особенное. Я вон в розетку пальцами залез, и ничего – пережил тех, кто подначил меня это сделать. Но речь не обо мне.

– Там дальше есть протокол геодезических изысканий. Дом, что напротив их квартиры, просел и пошел трещинами. Жителей расселили.

– И что? – с недоверием поднял он бровь, не смотря на бумаги.

– Куратор от ИСБ сообщает, что одна семья из того дома насмехалась над Ольгой, кидала в нее камнями на виду у ребенка.

У тех хватило ума вычесть из возраста матери возраст сына, а иным идиотам нет лучше повода, чем заклеймить других пороком.

И ребенок не выдержал, обратив в хлам и труху свайное поле под их домом. Целил, правда, в обидчиков, но и так неплохо вышло. Те в общем-то даже не поняли – испугались землетрясения, и не более.

– Эти скоты посмели приставить к моему внуку куратора?.. – зашипел Панкратов, приподнимаясь с места.

А защита моего артефакта экстренно вывела пологи сдерживания на максимум – шарахнуло от князя мощно и во все стороны. Компьютер, что характерно, опять сдох, но это уже не я виноват.

Про обидчиков девушки он даже не упомянул. Но тут уже понятно, что они мертвы – все мертвы, абсолютно все: от тех, кто посмел бросить кривой взгляд на Ольгу, до влиятельной родни, выбросившей ее из дома (у тех наверняка будет ДТП и примирение Ольги с оставшимися в живых – стандартная практика, не надо травмировать ребенка массовыми похоронами). Потому что сказано главное слово – «внук».

Потенциал; малый возраст, пригодный для обучения; неоспоримое внешнее сходство – внук похож на деда даже больше, чем на отца. Верность его матери почившему супругу, которая наверняка резонировала в унисон с характером самого князя.

– Наверное, у них были на вашего внука какие-то планы, – нейтрально озвучил я очевидную мысль.

За которой виделись такие неочевидные последствия, что кое-кому могло стать очень нехорошо. Например, всему клану, если бы Михаил Викентьевич скоропостижно скончался, и тут на горизонте обнаружился наследник первой линии, любящий государство и ИСБ персонально куда сильнее, чем плевавшую на него все это время родню. Воспитать ненависть – не так и сложно, особенно когда мальчик с юных лет знаком с голодом и нуждой.