Воображаемый друг Чбоски Стивен
– Совсем большой стал.
Отец хотел его обнять, но локоть был прихвачен бечевой. Кристофер помог ему высвободиться. Коснувшись бечевы, которую сжимал в пальцах отец, Кристофер удивился. Самая что ни на есть обыкновенная веревочка. Не стальная же цепь. И тут ему вспомнился один старый фильм, который они смотрели с мамой. Там циркового слоненка приковали к столбу цепью. Слоненок вырывался, дергал цепь, но разорвать стальные звенья не сумел. А дальше показали большого слона, которого привязали простой веревкой. Кристофер тогда спросил у мамы, как такое может быть. И мама объяснила: слонят держат на цепи, чтобы они притерпелись.
А взрослый слон привычно думает, что простая веревочка – все та же цепь.
Сейчас Кристофер призадумался. У него не было уверенности, что все получится, но, как-никак, попытка – не пытка.
– Папа, – сказал он, – думаю, веревка больше не понадобится, брось ее.
– А можно?
Кристофер бережно взял отца за руку. И почувствовал миг смерти. В последнюю секунду его отец передумал. Он хотел жить. И отдал бы все, чтобы не покидать родных. Но было уже слишком поздно. Но было еще не поздно. Слишком поздно не бывает никогда.
Отец Кристофера выпустил веревку из пальцев.
Немного постоял, ожидая, что небо вот-вот упадет на землю. Но этого не произошло. Выбравшись из ванны, он опустился на колени и обеими руками прижал к себе сына. От его рубашки пахло табаком. Кристофер тоже обнял отца и оглядел целый рой из сотен почтарей. Они все были связаны воедино. Город и тоннели. Все связаны невидимой веревкой. Почтарей никто не удерживал. Они удерживали себя сами. Человеки-почтари оказались не солдатами славного человека.
Они оказались рабами.
До Кристофера долетели стоны. Все человеки-почтари молили об избавлении. Наконец-то Кристофер разобрал, из чего состоят их крики. Из гнева. Из остервенения. Из слов «помоги мне» – только их он теперь и слышал. Он чувствовал, как некто все сильнее нагнетает жар. Лягушки, ничего не подозревая, оставались в кипящем котле; им было неведомо, что жар этот – у них под кожей. Они угодили в долину смертной тени, но долина простиралась не где-нибудь снаружи. Долина таилась у них внутри.
Долина эта – мы сами.
Кристофер подобрал отцовскую веревку и крепко сжал в руках. Затем поднес к губам, сделал глубокий вдох и пустил по ней слова. Так ребенок делает телефон из двух консервных жестянок.
– Теперь вы свободны.
Глава 128
У шерифа в висках застучала кровь. На больничной койке он увидел девочку с накрашенными ноготками – мертвую. И, как делал сотни раз, бросился в коридор, чтобы найти врача. Как белка в колесе, он пытался обогнать прошлое, которое всякий раз оказывалось впереди. Бежать не было нужды, но ему это даже в голову не приходило.
До этой самой минуты.
«Теперь ты свободен».
Голос доносился непонятно откуда. Прорастал где-то в голове, словно семечко в почве. Шериф остановился. Повернул обратно и обычным шагом вернулся в палату. Остановился над детским тельцем. Сердце застряло в горле. Он опустился на колени. И здоровенный, как медведь, вдруг сделался маленьким. Он закрыл глаза и обнял мертвую девочку, как родной отец. У него под веками плясал свет.
Когда шериф открыл глаза, он все еще смотрел на девочку с накрашенными ноготками. Только это была уже не девочка. А взрослая женщина. Лет, наверное, тридцати. С яркими глазами и теплой улыбкой. Ее наготу скрывала только белая больничная рубаха. На руках она держала младенца. Крошечный младенец спал.
– Где мы? – не понял шериф.
– В больнице Милосердия, – ответила она. – Ты стал дедушкой.
– Как это?
Она терпеливо улыбнулась. Шериф отметил, как засияли ее голубые глаза. Крапинки света проникали в ее личную вселенную.
– Неужели забыл? – спросила она. – Ты вернулся в палату, принес мне молоко и дочитал сказку. Потом отвез меня к себе домой на Рождество – самое первое настоящее Рождество в моей жизни. Увез меня из города, чтобы я была в безопасности. Выросла я в Милл-Гроув, в том небольшом домике. Ходила в настоящую школу. Играла в школьном театре. И как-то раз даже исполнила роль Энни[75], когда заболела Мэри Коско. Окончила школу. Поступила в Питтсбургский университет. На каждой выпускной церемонии ты плакал. Ты вел меня к алтарю. На свадьбе мы с тобой исполнили танец невесты с отцом. Теперь вспомнил?
Она взяла его под руку. Рука ее была теплой и мягкой. Как у ангела.
– Теперь да, – сказал он. – Теперь вспомнил все
– Значит, ты должен помнить и тот день, когда я сказала, что ты будешь дедушкой. И тот день, когда я сообщила, что родится мальчик. И что мы с мужем решили назвать его Бобби… в честь того, кто спас мне жизнь.
Шериф посмотрел на своего мирно спящего внука. Воспоминания нахлынули лавиной. О той судьбе, которая ожидала эту девочку. О той повседневности, которая проживалась ею день за днем и была уготована ей навек. Шериф смотрел на свою дочь, и та улыбалась ему. Она накрыла своей ладонью его руку. Медленно погладила то место, которое он расчесал до кости. В тот же миг зуд прошел.
– Бог не предает смерти, папочка, – сказала она.
Шериф покивал, и лицо его стало мокрым от слез. Он даже не понял, что уже давно плачет.
– Можно мне остаться с тобой здесь? – спросил он.
– Еще не время, папочка. Сначала нужно прожить свою жизнь, а уж потом проживать свои Небеса.
Шериф обнял ее, не сдержав рыданий.
– Нам требуется твоя помощь, папа. Идет война. И на сей раз хорошие парни должны победить. Поэтому сейчас ты должен проснуться. Ты должен ей помочь. Она рядом с тобой. Тебе придется открыть глаза.
– Они открыты.
– Нет, папа. Я у тебя под веками. А нужно открыть глаза.
Шериф медленно поднял руку и ощупал нитку, сомкнувшую ему веки. Ощупал и другую нитку, которой был прихвачен его рот. И зажатая в пальцах бечева.
– Брось шпагат, папочка. Она стоит прямо возле тебя. Спаси ее.
Шериф кивнул; его приемная дочь улыбнулась. Он бросил бечеву и вытащил нитку, доселе не позволявшую открыть глаза.
– Вот теперь ты свободен.
Шериф открыл глаза. Свои настоящие глаза. Осмотревшись в лесу, он увидел, что человеки-почтари тысячами растянулись до горизонта. Они стонали и корчились. Пытались освободиться. Он выпустил из рук бечеву и повернулся направо в надежде увидеть Кейт Риз.
Но вместо нее увидел маленькую девочку с зашитыми глазами и ртом. Он опустился перед ней на колени и осторожно разжал ей пальцы, державшие обрывок бечевки. А потом вынул стежки из ее губ и снял швы с глаз.
– Я офицер полиции, детка. Пришел тебе помочь.
Открыв глаза, девочка с плачем упала ему в объятия. Шериф прижал ее к груди. Эту девочку он бы узнал где угодно.
Звали ее Эмили Бертович.
Она его не отпускала, и тепло ее ладоней растекалось по его телу. В один миг перед ним развернулись все картины. Человек, который увел ее с подъездной дорожки у дома. Охвативший ее страх. Боль. Место, где было закопано ее тельце. И, наконец, покой.
– Расскажешь моим родителям? – спросила она.
Шериф кивнул, и глаза его увлажнились.
– Да, Эмили, – ответил он. – Теперь ты свободна.
Глава 129
Руки Эмброуза раскапывали могилу его младшего брата. А сам он будто бы затерялся в холодной сырой земле. Грязь забивала ему рот. Глаза. На теле извивались черви. Он хоронил себя заживо, но остановиться не мог. Он твердо вознамерился найти тело брата. На сей раз у него была возможность спасти Дэвида. Наконец-то появилась возможность его обнять.
«Теперь ты свободен».
Эмброуз не знал, откуда долетает этот голос. Спускается с макушек лесных деревьев? Или поднимается от земли? А может, рождается у него в уме? Так и не разобравшись, он не стал дальше ломать голову. Руки продолжали разгребать грязь. Он не мог позволить, чтобы брат умер заново. Он не мог позволить, чтобы…
«Теперь ты свободен».
На этот раз ошибки быть не могло. Голос звучал чисто и долетал откуда-то из ветвей. Детский голос. Мягкий, невинный. Вынуждающий его сделать то единственное, что он отказывался сделать за истекшие полвека.
Отпустить.
Эмброуз остановился. Он молча опустился на колени прямо в месиво, сжал грязными руками голову и зарыдал. Тело содрогалось от раскаяния и скорби, а воспоминания возвращались одно за другим. Как мама с новорожденным ребенком вернулась домой из больницы. «Его зовут Дэвид». Как брат начал ползать, потом ходить, потом бегать, потом спускаться из окна по веткам плюща. Как повадился пропадать в лесу, чтобы спасти мир, который в конечном счете от него отвернулся.
– Дэвид, прости, что я не сумел тебя спасти.
Старик выпрямился; с плеч падала грязь. Лицо показалось над поверхностью земли, и он наполнил легкие свежим воздухом. Посмотрел вокруг через круги в глазах и увидел, как нечто выходит из тени.
Свет.
Задержался перед Эмброузом и поплыл дальше подобно облаку, поймавшему в ловушку все молнии. Эмброуз поднес дрожащие пальцы к губам и потянул за кончик суровой нитки, застрявшей в углу рта. Губы свело от легкого покалывания. Но вскоре подбородок расслабился, и старик сообразил, что у него зашит рот. Тогда Эмброуз провел пальцами по векам. Зашитым той же богомерзкой суровой ниткой.
Подергав нитку так и этак, Эмброуз наконец освободил глаза. И увидел, где находится в действительности. Никакого сада поблизости не было. Никакого домика на дереве. Никакой могилы. Был только лес, а в нем толпа народу, навскидку – многотысячная. И все пытались освободиться от этих стежков. Огромное покрывало возвращалось к состоянию нитки. А свет, остановившийся перед ним, – то был вовсе не свет.
А Дэвид.
Все тот же маленький мальчик. Щуплый. Без двух передних зубов. Вот только язык сменился раздвоенным змеиным жалом. Эмброуз видел, как брат смущается, прикрывая рот ладонью. Как однополчане Эмброуза, которые выйдя из-под огня и шрапнели, не узнавали себя в зеркале. Покачав головой, Эмброуз отстранил руку брата от губ.
– Стыдиться нечего. Ты герой.
Дэвид улыбнулся. Эмброуз развел руки в стороны, и братишка растаял у него на груди. От него пахло бейсбольными перчатками. Он до сих пор сохранил необыкновенную шевелюру.
– Прости, Дэвид. Прости меня.
Дэвид отстранился и помотал головой. Не надо. Потом опустился на колени и провел пальцем по жирной земле. Эмброуз увидел три слова. Почерк брата он узнал бы где угодно.
ТЕПЕРЬ ТЫ СВОБОДЕН
Глава 130
Эти слова плыли по ветру. Пересекая облака и поляну, они тянулись из воображаемого мира в реальный.
Миссис Кайзер стояла посреди поляны. В тумане ей мерещился ее муж.
– Прошу тебя, – взмолилась она, – скажи, какая у меня была девичья фамилия? Я не могу жить, не зная своего подлинного имени.
– Ты твердо решила больше не зваться миссис КайЗер? – спросил голос.
– Да! – выкрикнула она.
Муж с улыбкой остановился и щелкнул пальцами.
– Ладно. Ты больше не миссиС КайЗер.
Он тотчас же забрал фамилию Кайзер и оставил жену бесфамильной. Она так и не вышла замуж. Не произвела на свет красавицу-дочку Кэти. Тело ее усохло. Пальцы скрючил артрит, бедро скособочилось от перелома. Казалось, она постарела на пятьдесят лет за какие-то пятьдесят секунд. Слух начал слабеть. И ум. И память. Миссис Кайзер стояла посреди поляны. В тумане ей мерещился ее муж.
– Прошу тебя, – взмолилась она, – скажи, какая у меня была девичья фамилия? Я не могу жить, не зная своего подлинного имени.
– Ты твердо решила больше не зваться миссиС КайЗер? – спросил голос.
Но в этот раз миссис Кайзер не услышала вопроса. Зато услышала кое-что другое. Слова на ветру. Или у себя в голове?
«Теперь ты свободна».
Миссис Кайзер остановилась. Уж очень знакомым был момент. По ее убеждению, она проделала то же самое буквально пять минут назад. Сказала «Да», и муж отобрал у нее фамилию Кайзер. Она так и не вышла замуж. Не произвела на свет красавицу-дочку Кэти.
– Ты твердо решила больше не зваться миссиС КайЗер? – повторил муж.
Миссис Кайзер обернулась. И посмотрела через поляну на свою доченьку, мерзнущую на заднем дворе.
– Да. Отныне я буду зваться именно миссис Кайзер, – заявила она. – Моя дочка мерзнет.
С этими словами она сошла с места и пошла назад, к своей Кэти.
– чтО? толькО попробуЙ впуститЬ еЕ в кухнЮ – я тебЕ шеЮ свернУ, линН, мерзавкА!
Миссис Кайзер не слушала мужа. Пусть сегодня лупит ее хоть целый день. Она его больше не боится. У нее дочка мерзнет на заднем дворе. Ее дочка никогда больше не будет мерзнуть.
– толькО попробуЙ впуститЬ еЕ в кухнЮ – тЫ у менЯ живО вылетишЬ иЗ этогО домА. хочешЬ житЬ каК тупаЯ подзаборнаЯ сучкА – я тебЕ этО устроЮ, линН…
– Уилкинсон, – громогласно объявила она. – Линн Уилкинсон – вот как меня звали.
Она отперла дверь и привела свою окоченевшую дочку в теплую кухню.
– Кэти, – сказала она ей. – Теперь ты свободна.
Миссис Коллинз оглянулась на мать. Она вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой. Вспомнила, как мама после ванны укутывала ее в полотенце. Пар от душа оседал на зеркале, как туман. Миссис Коллинз больше не мерзла. Но кто-то другой мерз. У нее на заднем дворе.
Обернувшись, она увидела своего сына Брэйди, который съежился в собачьей конуре, дрожа от холода. Она отперла дверь и привела своего окоченевшего сына в теплую кухню. Муж был с нею заодно. Они снова стали семьей.
– Прости меня, Брэйди, – сказала она. – Ты теперь свободен.
Эта весть разнеслась по всей поляне. Миссис Хендерсон выронила нож и обняла мужа. Миз Ласко отодвинула стакан. Джерри перестал давать волю рукам и наносить себе увечья.
Дженни Херцог услышала сладостный мамин голос.
– Погоди, Дженни! Не надо его топить!
Дженни перестала ублажать своего сводного брата и нашла лучшее применение своим рукам: распорола швы на губах и выдернула нитки. У нее с языка тут же слетела правда и обрушилась потопом на ее отца. Отец снял швы со своих век. Молчание закончилось. Началось исцеление.
Эта весть разнеслась далеко за пределы поляны: от Тормоза Эда к Мэтту и Майку, к их родителям и ко всем горожанам. Вначале освободили умы. Следом – тела. Температура не поднималась выше нормы. Зуд прекратился. Температура больше не зашкаливала. Страх растаял вместе с безумием. Каждая лягушка обходилась котелком воды, который носила под кожей. Грипп больше не возвращался.
«Теперь вы свободны».
Глава 131
Мать Кристофера и славный человек упали на асфальт. Ее руки вырывали ему глаза. Пальцы пропарывали плоть. Она отбивалась, но силы были на исходе. В ушах звучало предостережение Кристофера.
За могущество надо платить.
Она кое-как поднялась и отшатнулась. Славный человек змеей обвился вокруг нее. Его кожа залепила ей рот, а он тем временем приготовил иглу с ниткой для ее вечности. Он шептал ей на ухо. Чтобы она чувствовала безумие мира. Все зло, заставлявшее Бога плакать ночами. С каждым словом она слабела.
– Кейт, твоего сына сожрут живьем. Только таК можно теперь его спасти.
Она увидела шептунью. Вокруг той голодными акулами кружили олени. Проклятые запрыгивали ей на спину. Один за другим. Кусались. Царапались. Вонзались ногтями.
– Кристофер наделил тебя могуществоМ. Если ты пустишь его на то, чтобы ее убИть, я тебя отпущу.
Мать Кристофера чувствовала, как внутренняя сторона век слизывает влагу с ее глаз. Глаза кипели от жара. От увиденного она обрела всемогущество, но он находился на своей территории. Она сохраняла способность его видеть. Он был в страхе. И страшен. Горел холодной ненавистью.
– Видала я таких, как ты, – сказала она.
– Нет, ошибаешься, кейТ.
С этими словами он зашил ей рот.
– Таких, как я, ты еще не видалА.
Славный человек отгрыз ей кусок шеи. Он был везде и нигде. Он был каждым – и никем. Простой человек – и нечеловек.
– Так вот: не убьешь ее – в нее же и превратишьсЯ.
Мать Кристофера отбивалась как могла. Вся переломанная, она истекала кровью. Пока он не выжал из нее всю кровь, как из мокрой губки, чтобы отшвырнуть в сторону. Сдирая кожу об асфальт, она неуклюже рухнула на газон подле шептуньи. Теперь проклятые вперемежку с оленями обступали обеих. А им не под силу было сражаться против всего Ада. Им требовалось войско. Но по крайней мере сын ее отсюда выбрался. Все остальное не имело значения.
– Мам.
Обернувшись, мать Кристофера увидела своего сына.
Выходящего из леса.
В одиночку.
– НЕТ! – вскричала она, разрывая стежки ниток на губах. – ОСТАВЬ МЕНЯ! БЕГИ! БЕГИ!
Олени метнулись к нему.
– Все в порядке, мам, – сказал Кристофер.
– ПРОЧЬ С АСФАЛЬТА! – завопила шептунья.
– Не надо тревожиться, – отозвался он. – Я тут.
Пока мать Кристофера силилась подняться, из тоннеля выбрался человек в девичьей скаутской форме и вместе с охвостьем проклятых бросился к ее сыну.
Кристофер и бровью не повел. Он преспокойно вышел из леса. Без тени страха. По веревке ему передавались голоса. Эти голоса больше не раскалывали ему череп. Головная боль ушла. Лихорадка ушла. Теперь он просто слушал голоса, которые передавались по веревке. Прошлое каждого. Все сокровенное. Утрата невинности. Страдания. Ощущения себя. Крушение надежд. Ярость. Смятение. И знакомая тоска. Знакомая вина. Знакомая любовь. Знакомая горечь потерь. Всего человечества. Сейчас это приходило к нему не через муки. Это приходило к нему через могущество. Страх – вовсе не страх. Это волнение, что пугается собственного света. Ему открывались дали всего мира. Все живущие на Земле люди. Никогда еще Кристофер не испытывал такой любви. Такой надежды. Такой благодарности. Каждая душа была перед ним как на ладони. Всех и каждого он различал по именам, по привязанностям, надеждам и мечтам. Он знал каждого и был в каждом. Точно так же, как они были в нем.
«Теперь вы свободны».
Кристофер чувствовал: человеки-почтари разрывают веревки – ни дать ни взять дюжие слоны, которые вдруг вспомнили, что веревка – это не цепь. Они открывали глаза солнцу, словно шахтеры, выходящие на свет после ста лет под землей. Распарывали суровую нить на губах. Слова рассыпались по всей долине. По всему лесу. По всей поляне. Война еще не окончилась. Славный человек еще не взял верх. Война есть война, и хорошие парни будут сражаться до последнего. Им не требуется войско.
Войско – это они сами.
Глава 132
Кристофер вывел из леса Эмброуза, Дэвида, шерифа и тысячу почтарей. Они оглядели улицу, вдоль которой, насколько хватало глаза, тянулись остальные человеки-почтари. У них под ногами валялись суровые нитки, прежде стягивавшие им губы. Глаза наконец-то раскрылись: молнии были расстегнуты.
В молчании все обратили взоры на славного человека. В каждом кипела ненависть веков. За все несчастья. За миллионы смертей близких, на которые он заставил их смотреть. За страдания матери. За вред, причиненный ребенку. Кристофер сжал в руке бечеву, и, прежде чем он заговорил, тело его зарядилось энергией.
– Теперь мы свободны, – сказал он.
И разжал кулак.
Почтари рванули к славному человеку.
Впереди всех бежал отец Кристофера.
Кейт потеряла дар речи. На миг она забыла, где находится. Ей немало довелось повидать, но она вначале не понимала: они ли это? Пока не встретились их глаза, пока шепоты не передались взглядами. Она узнала: он сожалеет, что забыл, кем она для него была. Она узнала: он надеется, что шериф – добрый человек. Она узнала: он прощается. До поры до времени.
– Постой. Ты куда? – спросила она.
– На сей раз я намерен защитить свою семью, – сказал он. – Я люблю тебя, Кейти.
С этими словами он поцеловал жену. В этот миг покоя она не думала о своих сожалениях и потерях. Затем он развернулся и бросился к славному человеку, призывая остальных почтарей:
– ИДИТЕ ЗА МНОЮ К СВЕТУ!
Он налетел на славного человека. Когда они схватились, отец Кристофера преобразился в свет. Полыхнул пламенем огненным, точно солнце. Сын. Звезда. Душа. Возносящиеся к Небесам.
Славный человек закричал; кожу его охватило пламя.
Костяшки домино упали. Человеки-почтари по примеру отца Кристофера во весь опор бежали к славному человеку. Запрыгивая ему на спину, как блохи на собаку, они взрывались светом. И уплывали в небо искрами походного костра. Весть долетела до всех.
«Мы свободны!»
Человеки-почтари все подступали. Как обезумевшее стадо, они топтали проклятых. Славный человек отбивался. С каждым взмахом егомогучих рук десятки атакующих взрывались искрами. Но их прибывало. Они ускоряли бег. Свет распарывал их изнутри, увлекая в небо. Вечно свободные. Он размахивал кулаками, однако неприятелей было слишком много. Они прыгали на его тело и жгли светом. А небо полнилось падающими звездами.
Каждая душа забирала у славного человека силы. Каждое солнце. Сын. Дочь. Отец. Мать. Эмили Бертович улыбнулась шерифу и нацелилась прямо в сердце славному человеку, чтобы рассыпаться на миллионы частиц света. Небо так сверкало, что олени приросли к месту и уставились на эту исполинскую фару. Тела громоздились одно на другое; за этими горами уже не стало видно славного человека. Он кричал от боли, погребенный в громаде света.
Кристофер посмотрел в небо. Там собирались облака.
– Мам? – в страхе позвал он.
Шериф увидел, как моргают олени. Приспосабливаясь к свету. Они зашипели, а проклятые, шатаясь, начали подниматься на ноги. Эмброуз почувствовал, как младший брат дергает его за рукав.
– Что такое, Дэвид?
Дэвид указал в небо. Эмброуз посмотрел сквозь круги в своих глазах: из облаков составлялось лицо. А на нем брезжила улыбка. С крупными зубами. Человека в сером костюме.
– МАМ! НАДО БЕЖАТЬ! – завопил Кристофер.
Не успел он договорить, как мать Кристофера подхватила на руки своего маленького мальчика и бросилась обратно в лес. За ними последовал шериф. Дэвид и Эмброуз поддерживали шептунью; позади корчились злые темные облака.
– криСстофеР! – прогремел голос.
Кристофер выглянул из-за материнского плеча и увидел огненные вихри, кружившиеся с невообразимой скоростью. Каждый вихрь походил на клык в пасти славного человека.
– тЫ никогдА нЕ покинешЬ менЯ!
Стена огня разлилась приливной волной. Она прокатилась через всю округу. Будто через соломенную хижину. Раздался скрежет, а потом оглушительное «БУМ» – это славный человек встал, расшвыривая тела человеков-почтарей, как ночных светляков. Он увидел, что Кристофер, его мать, шериф, Дэвид, Эмброуз и шептунья бегут в лес. Став ногами на свою прекрасную улицу, он спустился в своей тоннель.
Этого пути никто не знал.
Глава 133
Мать Кристофера бежала с сыном на руках. Сзади – олени и проклятые. Кристофер чувствовал панику шептуньи; та вглядывалась в каждую тропинку. Что-то было не так. Она это понимала. Лес изменился.
Где же дверь?
Кристофер ощущал ужас Дэвида. За минувшие полвека тот не видел в лесу ничего похожего. Деревья просыпались. Ветви тянулись к беглецам. Кровожадные руки, веками не разгибавшиеся. Чувства подсказывали Кристоферу, что Дэвид пытается успокоить рассудок и перенести Эмброуза по воздуху за гряду деревьев, но ветви, сцепив руки у них над головами, образовали тоннель. Их, как скот, гнали на бойню.
Кристофер оглянулся. Облака были не просто облаками. Это был дым от одного жуткого костра. Их настигал жар. Кристофер пытался обрести свой мысленный взор, но эта бечева и человеки-почтари вытянули из него все жилы, и он, беспомощный, просто лежал на руках у матери. Чувствовал он и ее, обессиленную битвой со славным человеком. Только материнский инстинкт заставлял ее с неимоверной быстротой перебирать ногами.
– ГДЕ ЖЕ ДВЕРЬ? – вскричала его мать.
Устремив взгляд на тропу, Кристофер увидел впереди стену деревьев. Лес сомкнулся. Они бежали к тупику. Под ними дрогнула земля.
– ИзвеСтно ли тЕбе, поЧему мертвеЦов зарываюТ в зеМлю нА дВа метРа? – спросил голос.
Кристофер заметил, что под ногами у матери шевелится грунт.
– чтОбы не слЫшать, каК оНи просыпАются, КрИстофер. сеЙчас оНи всЕ как раз просЫпаются! оНи иДут!
Он чувствовал всех, лежащих в земле. Почву взрывали корни.
– ГДЕ ЖЕ ДВЕРЬ?! – повторила мать.
Кристофер успокоил рассудок. И нашел воспоминание. Ему доводилось бывать здесь и раньше. Здесь он провел шестеро суток. И знал это место.
– Не останавливайтесь, – сказал он.
Перед беглецами вставала стена деревьев. Ветви, как гигантские копья, готовились пронзить каждого.
– Мы в тупике! – воскликнула мать Кристофера.
– Нет. Это уловка. Верьте мне.
Мать Кристофера поверила без колебаний. Она побежала прямиком на стену деревьев, готовясь быть разорванной ветками.
Но деревьев там не было.
Были только отражения в водной дымке. Иллюзия внутри лабиринта славного человека. Водопадом прорезав туман, их маленький отряд достиг поляны на другой стороне. Она светилась под огненно-красной луной. Они подняли головы и увидели его.
Гигантское дерево.
Древо познания. Сломанное, измученное. Ветви дергались, как марионетки. На каждой притулился домик. Внутри царапались и скреблись в дверь тени. В желудях червячками наклевывались ростки. Готовились родиться на свет.
– КЛЮЧ! – потребовала шептунья.
Кристофер достал из кармана ключ. Шептунья выхватила его и повела их к дверце, вырезанной в стволе. Облака снижались. В них призраками маячили лица.
Ветер вырвал ключ у нее из руки.
– НЕТ! – вскричала шептунья.
Ключ носило ветром вокруг ствола. Дэвид Олсон закрыл глаза. Кристофер почувствовал, как Дэвид, протиснувшись сквозь боль, нашел свой мысленный взор. И вообразил, как летит за ключом. Перепрыгивая с ветки на ветку. За ним открывались двери домиков на дереве. Тени выползали наружу и пускались в погоню, извиваясь вокруг ствола.
– дэввввввииддддддд…
Все больше и больше домиков открывало свои двери. На ветки выливались тени. Одни гнались за Дэвидом. Другие устремлялись вниз.
– крисстттоффферрр…
Пелена тумана камуфляжем надвигалась со всех концов леса. В этом тумане олени и проклятые играли в прятки. Охвостье войска славного человека. Человек-долбунец. Парочка. Человек в девичьей скаутской форме. У каждого глаза пылали горячими угольями. Кристофер чувствовал, как они спускаются со всех концов поляны.
Они попали в окружение.
Взрослые взяли в кольцо Кристофера; олени и проклятые бросились в атаку. Шептунья и мать Кристофера стали спиной к спине. Между ними находился Кристофер. Олени кишели вокруг, разрывая плоть шептуньи острыми, как бритва, зубами. Человек в девичьей скаутской форме прыгнул на спину Кейт. И принялся лизать ей шею. Эмброуз смотрел сквозь круги в глазах, как тени капают с дерева на землю, точно сок. И подползают к ним.
– Шериф! – заорал он.
Шериф оглянулся в тот самый миг, когда разверзлась земля. Из недр потянулись ручонки детских скелетов. Останки тех пропавших без вести душ, которые испокон веков строили домики на деревьях. Детские скелеты надвигались на шерифа.
– шерифффффффф… – пересмеивались они.
Дети набросились на него, кусаясь и оставляя зубы в его коже. Шериф свалился на землю, а снизу тянулись все новые детские руки, которые поволокли его к центру земли.
Кристофер. На помощь!
Читать бесплатно другие книги:
