Вся ярость Хантер Кара

– Это может быть очень серьезно. Вы же понимаете, что цементная пыль играла крайне противоречивую роль. В фургоне Пэрри мы ее так и не нашли. Как и в сарае.

– Но ведь брат Пэрри был строителем, разве не так? Пэрри мог запросто позаимствовать у него машину, если своя была не на ходу.

Именно так мы и сказали в суде, и присяжные нам поверили, даже несмотря на то, что брат отчаянно все отрицал. Пэрри не переставал повторять, что цементная пыль доказывает его невиновность, и вот теперь кто-то другой нападает на молодых женщин, оставляя на своих жертвах такие же в точности следы…

Я собираюсь с духом.

– Дело не только в этом. Фейт сказала, что нападавший вырвал ей волосы. Хотя не совсем ясно, он сделал это случайно или умышленно.

Лицо Осборна становится жестким.

– Послушай, Адам, не хочешь же ты предположить, что настоящий насильник по-прежнему разгуливает на свободе? Преступник, который – не надо забывать – остановился в ту самую минуту, когда мы задержали Пэрри, и только для того, чтобы снова начать сейчас, ни с того ни с сего, по прошествии стольких лет?

– Возможно, он сидел в тюрьме. Возможно, был за границей. Возможно, все это время он занимался этим где-то в другом месте, просто мы об этом не знаем.

– Я ни минуты в это не верю. Кто-нибудь к настоящему моменту обязательно провел бы параллель.

– Не обязательно…

– Это не он, – твердо заявил Осборн. – И ты это знаешь.

– Знаю?

Он выдерживает мой взгляд.

– Мы поймали Пэрри, Адам. Ты его поймал. Он сидит в тюрьме Уэндсуорт. Там же, где провел последние восемнадцать лет. – Осборн ставит кружку и делает шаг ко мне. – Мы схватили того, кого нужно. Я был уверен в этом тогда, уверен и сейчас.

И я знаю почему. Потому что был один момент, о котором так и не услышали присяжные, один момент, использовать который нам не позволили тогдашние законы. Задержав Пэрри, мы обнаружили, что двумя годами раньше его уже допрашивали по поводу похожего нападения на шестнадцатилетнюю девушку в Манчестере, но когда дело наконец дошло до процедуры опознания, бедная девочка до смерти перепугалась и отказалась его опознать. К тому времени как Пэрри принялся за свои делишки в наших краях, он стал уже более осторожным. И более жестоким.

Я отвожу взгляд, смотрю в окно, на сад. У самого горизонта с трудом различаю Уттенхэм-Клампс.

– С Ханной Гардинер мы тоже думали, что взяли кого нужно.

Ханна Гардинер пропала в Клампс в 2015 году. Осборн считал – мы все считали, – что ее похитил некий Реджинальд Шор. Но мы ошибались[34].

Осборн молчит, и когда я к нему оборачиваюсь, я вижу, что щеки у него красные.

– Ты же знаешь, Адам, как я об этом сожалею. Особенно сейчас.

Делаю глубокий вдох.

– Я только хотел сказать, что иногда мы ошибаемся. Несмотря на свое чутье, подготовку и весь прочий мусор – даже если мы на сто процентов убеждены в том, что взяли того, кого нужно, – мы все равно можем ошибиться.

Снова молчание. Я слышу, как в соседней комнате Вив разговаривает с кошкой, как на улице громыхает приподнятая ветром крыша сарая.

– Простите, сэр… – начинаю я, но Осборн машет рукой, останавливая меня.

– Можешь не извиняться. И не надо никаких «сэров». Если тебе показалось, что я оправдываюсь, на то есть причины.

Он роется в стопке писем рядом с хлебницей и достает из середины конверт. На самом деле Осборн находит его так быстро, что я понимаю: он специально убрал конверт с глаз долой. Поскольку, что бы в нем ни было, Осборн не хочет, чтобы это видела его жена.

Он протягивает мне простой конверт из плотной бумаги с пометкой «Конфиденциально», адресованный суперинтенданту Управления полиции долины Темзы А. Г. Осборну (в отставке), на штемпеле дата двухнедельной давности. Государственный штамп. «Тюремная служба Ее Величества».

Я вопросительно поднимаю взгляд на Осборна, и тот кивает.

– Это заключение психиатра на Гэвина Пэрри. Он добивается УДО.

КОНФИДЕНЦИАЛЬНО

ПСИХИАТРИЧЕСКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Имя: Гэвин Фрэнсис Пэрри

Дата рождения: 28 мая 1962 года

Нынешнее местонахождение: Тюрьма Уэндсуорт

Дата составления: 12 марта 2018 года

Основные выводы

Это заключение было подготовлено при изучении возможности условно-досрочного освобождения мистера Пэрри. Я осматривал его в ТЕВ[35] Уэндсуорт три раза, общая продолжительность осмотров шесть часов. У меня был доступ к полицейским и тюремным архивам, и я проконсультировался с доктором Адрианом Бигелоу, экспертом-консультантом по вопросам психиатрии ТЕВ Уэндсуорт, наблюдавшим мистера Пэрри с момента своего назначения на эту должность в 2014 году. Кроме того, я обладаю значительным личным опытом в вопросах оценки психического состояния преступников, осужденных за преступления сексуального характера (полное резюме прилагается).

Сотрудники тюрьмы, с которыми я общался, единогласно подтвердили, что мистер Пэрри проявил себя образцовым во всех отношениях заключенным. Ему поручались самые разные виды работ, и он неизменно выполнял их старательно и прилежно. За ним не было замечено ни одного случая нарушения внутреннего распорядка, и он успешно окончил различные курсы профессиональной подготовки, что поможет ему трудоустроиться в случае УДО. В прилагаемом отчете о трудотерапии указывается, что мистер Пэрри в полной мере способен выполнять обыкновенные повседневные обязанности и плодотворно трудиться. Считается, что он оказывает благотворное влияние на других заключенных, особенно молодых. Также мистер Пэрри старательно поддерживает общение со своими детьми посредством писем, и те навещают его один-два раза в год (в настоящий момент они проживают вместе с бывшей женой мистера Пэрри в Абердине, поэтому посещать своего отца чаще им затруднительно). Следовательно, все вышеперечисленное указывает на то, что мистер Пэрри заслуживает условно-досрочного освобождения и его дело можно передать Комиссии по УДО.

Однако остается один существенный момент, а именно упорство мистера Пэрри в том, что он не виновен в преступлениях, за которые был осужден. Подобное нежелание взять на себя ответственность за свое преступное поведение и выразить подобающее раскаяние (особенно когда речь идет о столь тяжких преступлениях) обыкновенно считается значительным препятствием на пути к досрочному освобождению. Тем не менее, хотя Пэрри продолжает утверждать, что невиновен, за последние месяцы его позиция существенно изменилась. До того он утверждал, что «его подставили»; теперь, судя по всему, он готов признать, что, хотя в расследовании, проведенном Управлением полиции долины Темзы, были ошибки, речь не шла о сознательной попытке обвинить его в преступлении, которое он не совершал. Снижение градуса этой паранойи определенно можно считать очень позитивным знаком. Необходимо также иметь в виду то, что мистер Пэрри уже отбыл в заключении восемнадцать лет, и если бы он сразу же признал себя виновным, то, возможно, уже вышел бы на свободу.

Задача Комиссии по УДО заключается в том, чтобы установить, продолжает ли какой-то конкретный преступник представлять угрозу для общества, и если Комиссия останется неудовлетворенной в этом вопросе, осужденный не выйдет на свободу. Однако, и это хорошо известно, человеку в положении, в котором находится мистер Пэрри, особенно трудно доказать, что он больше не представляет угрозу для общества, поскольку осужденные за преступления сексуального характера, отказывающиеся признать свою вину, не могут рассчитывать на участие в Программе реабилитации совершивших преступления сексуального характера (ПРСПС) и проходить Комплексную оценку рисков и необходимых мер (КОРИНМ), следующую после ее завершения, что предписывается Комиссией по УДО для таких преступников.

В то же время крайне важно, чтобы те, кто продолжает упорствовать в своей невиновности, – вне зависимости от характера их преступления (преступлений) – не подвергались дискриминации, особенно если при оценке риска возможно учесть другие факторы. В доказательство этого я бы привел хорошее поведение мистера Пэрри на протяжении длительного времени. При моих личных беседах с ним он также выразил искреннее сочувствие жертвам преступлений (правда, настаивая, что сам он в них не виновен), что я также считаю положительным знаком.

Я не считаю, что мистер Пэрри страдает от психических расстройств и таких заболеваний, как шизоаффективный психоз, согласно разъяснениям Закона об умственных заболеваниях 1983 года (с изменениями 2007 года).

Доктор Симеон Уэр, доктор медицинских наук, член Королевской ассоциации психиатров, эксперт по вопросам криминальной психиатрии

– Я не верю ни одному этому слову, черт побери. Образцовый заключенный, мать твою за ногу… Это все игра, черт побери!

Осборн забирает у меня отчет и кладет его в конверт; показав его мне, он поставил себя в трудное положение.

– И он по-прежнему заявляет всем и каждому, что невиновен!

Даже сейчас, по прошествии стольких лет, мне следовало бы быть готовым к этому, поскольку я знаю то, что знаю. Но тем не менее я взбешен.

Осборн следит за выражением моего лица.

– По крайней мере, Пэрри, похоже, сдал назад и больше не утверждает, что его подставили.

– Но дело ведь не только в этом, так? Это новое нападение – оно слишком похоже… и все начнется сначала…

– Но в том-то все дело, Адам. Оно похожее. А не такое же. Из того, что ты рассказал, следует, что нападение на девчонку Эпплфорд – скорее преступление на почве ненависти. Но даже если это не так, существуют несчетные способы объяснить любые внешние параллели. Начнем с того, что это может быть подражатель, прочитавший о деле Пэрри в газетах. Нам ведь уже приходилось с таким сталкиваться, разве не так?

Мне хочется ему верить. Я приехал сюда отчасти ради того, чтобы услышать, как Осборн это скажет. Но тревога остается, обвивая змеей мои внутренности.

– Ты прорабатываешь это?

– Пока что нет, – я качаю головой. – По крайней мере официально.

Осборн понимает, что я хочу сказать: поиски подражателя будут означать то, что нам придется обнародовать ход расследования. Хотя бы частично.

– И все-таки, возможно, имеет смысл проверить, кто навещал Пэрри, – осторожно предлагает он.

Я киваю. Это я, наверное, смогу сделать, не подняв слишком сильное волнение.

– Я просто подумал, что такой вариант нужно отсечь, – продолжает Осборн. – Но я убежден в том, что тебе не о чем беспокоиться.

Я отставляю кружку и изображаю слабую улыбку.

– Спасибо за чай. И за поддержку.

Его улыбка гораздо убедительнее, чем моя.

– Всегда пожалуйста. Однако пресса рано или поздно ухватится за Пэрри, так что лучше быть готовым, а?

Я понимаю, что он имеет в виду.

– Первым же делом встречусь с Харрисоном.

– Хорошо. Ну, а Алекс? Как она справляется со всем этим?

– У нее все хорошо, – поспешно отвечаю я. – С головой в работе, сами понимаете.

Должно быть, Осборн что-то чувствует, поскольку он слегка хмурится, но не настаивает. Я устраиваю настоящее представление, доставая ключи от машины; мы прощаемся с Вив и пожимаем руки на пороге, а я стараюсь изо всех сил не смотреть ему в глаза. Поскольку не знаю, что хуже: ложь умалчивания или та ложь, которую я только что произнес.

– Ну, что скажете – мы по-прежнему хотим пиццу?

Патси сидит позади Саши на втором этаже автобуса, направляющегося в Саммертаун, зажав портфель между ног. Как всегда, она в красной кожаной куртке. Изабель рядом с Сашей, слушает музыку в телефоне и теребит волосы. Она покрасила кончики в розовый цвет. Саша отчасти жалеет о том, что у нее не хватает мужества сделать то же самое, но только отчасти. И дело даже не в том, что ее мать устроит скандал (на что Из просто пожала плечами и сказала, что волосы рано или поздно отрастут заново, поэтому незачем брызгать слюной); Саша всегда гордилась своими волосами, и мама постоянно повторяет, что как только начнешь их красить, естественный цвет больше никогда не вернется.

Патси подается вперед и тычет Изабель в ребра.

– Земля вызывает Паркер. Куда… мы… собираемся… отправиться?

Из оборачивается и делает вид, что собирается ей врезать.

– Я и в прошлый раз слышала твое мычание, надоедливая корова. Мне все равно, лишь бы только не пришлось отъедать живот пиццей – я становлюсь ТАКОЙ толстой!

Саша искоса смотрит на нее.

– Ага, точно. На тебе шестой размер болтается[36], ради всего святого.

Из посылает ей воздушный поцелуй, Патси фыркает, и все трое хохочут. Сидящая с той стороны прохода Лия достает из сумки бутылку с соломинкой и обносит ее по кругу. На бутылке написано «Диетическая кока-кола», однако к газировке подмешана также изрядная доля отцовского виски. Не дорогого, выдержанного – это бы он сразу заметил, – а попроще, для заглянувших в гости соседей. Саша отпивает крошечный глоточек, чтобы не спорить с подругами, и возвращает бутылку, чувствуя, как алкоголь обжигает ей горло. Она уже научилась терпеть, чтобы не поперхнуться, но честное слово, виски – та еще гадость. А что касается этой ярко-зеленой дряни – так у нее вообще вкус жидкости для полоскания рта…

– Итак, ты нам скажешь или что?

Саша поднимает взгляд. Подруги уставились на нее, пытаясь сдержать свои понимающие улыбки. Саша изо всех сил старается изобразить Невинность. И Недоумение, однако получается это у нее не очень хорошо, потому что Лия строит красноречивую гримасу «да-да».

– Даже не пытайся это провернуть – мы знаем, что у тебя новый парень, да, Патс? Так что выкладывай. Кто он?

Саша чувствует, как заливается краской.

– Я не понимаю, о чем вы.

Девушки театрально изображают недоверие.

– Ты вот уже как несколько дней просто мегаскрытная, – говорит Изабель. – В чем дело – он что, женат?

Она склоняет голову набок, глядя на Сашу в ожидании реакции, отчего та краснеет еще сильнее.

– Ну, вам будет неинтересно, – старается произнести с игривой издевкой Саша. Словно она сидит на сладостной тайне. В чем сама стремится себя убедить – ну по крайней мере отчасти.

Изабель вопросительно смотрит на Патси и снова передает бутылку Саше.

– Не беспокойтесь! Еще немного вот этого – и мы вытянем из нее правду. У нас вся ночь впереди.

Патси тычет Из под лопатку.

– Не тебе так говорить, Изабель Ребекка Паркер! На прошлой неделе тебя развезло всего от двух «Кактус-джеков»[37].

Она с усмешкой смотрит на Сашу, и та признательно улыбается в ответ. Она может рассчитывать на то, что Патси ее поддержит. Так было всегда – еще с детского сада. Две стали четырьмя только в средней школе, когда остряки в классе прозвали их «Губами»: Лия, Изабель, Патси, Саша[38]. Девочкам это понравилось – они даже назвали так свою группу в «Вотсапе», – но Саша остро чувствует насмешку. Особенно если учесть, сколько времени ее подруги надувают губки, смотрясь в зеркальце. Так или иначе, прозвище приклеилось. И они действительно держатся тесным кружком, все четверо: другие девочки хотели примкнуть к ним, но, как пошутила Патс, ГУБЫ сомкнулись. Однако даже сейчас Сашу и Патси объединяет что-то особенное, чего не разделяют Лия и Из. Хотя Саша поняла, в эти последние несколько недель, что есть вещи, о которых ей не хочется говорить ни с кем, даже с Патси. Например, Лайам. Особенно Лайам…

Сидящие впереди автобуса парни внезапно взрываются хохотом, и мужчина сзади поднимает взгляд и неодобрительно хмурится. Он сел на следующей остановке после Саши и ее подруг, но те, изредка поглядывая на парней, его просто не замечают. Он не из тех, на кого обращают внимание, особенно молодые девушки. Мужчина бормочет что-то про шум и отворачивается к окну. Тем временем парни начинают оборачиваться на девушек, но Из уже объявила их «полным отстоем», поэтому не может быть и речи о том, чтобы вступить с ними в разговор.

– Что ты сказала матери? – спрашивает Лия. – Насчет сегодняшнего вечера?

Саша пожимает плечами.

– Только то, что мы идем в пиццерию и я, возможно, останусь у Патс. Мама была недовольна.

Однако щеки у нее заливаются краской. При воспоминании о том, как мама улыбнулась и пожелала ей приятно провести время. Как обняла ее на прощание и сказала: «Я тебя люблю». От этого воспоминания у нее тяжело на душе. Саша терпеть не может лгать матери; ей всегда приходилось ей лгать, даже когда она была маленькой, и хочется, чтобы теперь этому настал конец. Но она знает, что мама ее не поняла бы. Мама обиделась бы и разозлилась, поэтому сейчас будет гораздо проще, а также безболезненнее для нее, если она будет думать, что ее дочь ночует у Патс. Когда-нибудь – скоро — Саша обязательно все ей объяснит. Она дала себе слово и сдержит его. Просто пока что время еще не пришло.

– Хотелось бы, чтобы моя была хоть чуточку похожа на твою, – с завистью говорит Изабель, корча гримасу. – Она просто держит меня на цепи! Я хочу сказать, через четыре месяца я уже смогу выходить замуж!

Теперь уже черед Саши скорчить гримасу.

– Господи, только представьте себе – надеть кандалы в шестнадцать лет! Я хочу еще столько много сделать, прежде чем на меня навалят всю эту дрянь!

– Ну да, да, все мы знаем, чем ты станешь заниматься этим летом, – ухмыляется Из. – Разумеется, тогда, когда не будешь гулять по Тропе инков, заниматься банджи-джампингом[39] в Большом каньоне и плавать с дельфинами на Галапагосских островах…

– Вообще-то это была Австралия – по-моему, на Галапагосах дельфинов вообще нет… – Увидев лица подруг, она умолкает и смеется. – Ну хорошо, хорошо. Пожалуй, я правда немножко привираю.

Подруги разевают рты, изображая отвращение.

– Что, правда?

– По крайней мере, – говорит Патси, отправляя в рот крекер и принимаясь громко хрустеть, – это лучше, чем когда на тебе вообще никто не хочет жениться. Или выйти замуж, как за нашего извращенца Скотта.

Изабель взрывается хохотом.

– Ни у кого не возникнет желания трахаться с ним – только представьте себе, как эта похожая на пиццу рожа трется о ваши сиськи!

Теперь уже все давятся от смеха, катаясь на сиденьях и хватаясь за животы. Мальчишки оглядываются, гадают, в чем дело, и, естественно, переживают, не над ними ли смеются, что, разумеется, вызывает у девушек новый приступ хохота.

Адам Фаули

3 апреля 2018 года

19:25

– Извини, мне нужно было сказать раньше. Но я не хотел тебя волновать.

Алекс отворачивается к разделочной доске и берет еще один помидор. Она старается делать вид, будто все в порядке, однако стискивает нож с такой силой, что белеют костяшки пальцев.

– Осборн полагает, что причин для тревоги нет. Но в прессе может что-нибудь появиться…

– Обязательно появится, ведь так? – Голос Алекс чуть дрожит, и я вижу, как она усилием воли старается держать себя в руках. – Тогда ведь это подробно обсосали все газеты. Это было что-то вроде… ну… Йоркширского Потрошителя[40].

Газетчики окрестили Пэрри Придорожным Насильником задолго до того, как стало известно его настоящее имя. Он утаскивал свои жертвы с дороги в придорожные заросли, темные переулки и пустынные стоянки, провонявшие мочой, и насиловал их там. Но так было только в начале; мы никак не могли предположить, что через какое-то время будем уже думать, что первым женщинам повезло. Тогда мы еще не знали, на что он способен.

Алекс откладывает нож в сторону и опирается на стол.

– Алекс, пожалуйста, прекрати! Тебе не нужно притворяться – по крайней мере передо мной.

Она поворачивается ко мне лицом, и у меня сердце сжимается при виде того, какая она бледная. Я пододвигаю ей стул, и она тяжело опускается на него.

– Мы прекрасно понимали, что рано или поздно его выпустят на свободу. Он отсидел восемнадцать лет.

– Этого недостаточно, – поспешно произносит Алекс; голос у нее такой сдавленный, словно ей приходится силой выталкивать каждое слово. – После всего того, что он сделал… И эти угрозы…

Я беру ее руку.

– Ну, будем надеяться, Комиссия по УДО с тобой согласится.

Высвободив руку, Алекс поднимает ее к волосам и смахивает их с лица. Теперь щеки у нее раскраснелись, и я вижу на шее пульсирующую жилку.

– Постарайся выбросить это из головы – ничего хорошего не будет ни тебе, ни ребенку.

Алекс поднимает взгляд и слабо улыбается.

– Боюсь, это проще сказать, чем сделать.

– Знаю, но я все равно должен был это сказать.

– Осборн сказал, когда это может случиться? Если Пэрри выпустят, когда это может произойти?

– Он считает, что слушания могут начаться уже в следующем месяце.

Алекс судорожно ахает.

– Еще до рождения ребенка? Пэрри может выйти на свободу до того, как малыш появится на свет?

– Послушай, даже если он выйдет на свободу, ему ни за что не позволят вернуться в Оксфорд. И, насколько я понимаю, это по-прежнему еще очень большое «если».

Я говорю бодрее, чем чувствую, но Алекс слишком хорошо меня знает.

– Есть ведь еще что-то, правда? – спрашивает она, всматриваясь в мое лицо. – Что-то такое, о чем ты мне не говоришь?

Я могу обмануть Осборна, я даже могу обмануть самого себя. Но мне еще никогда не удавалось обмануть свою жену.

– То дело, которое я сейчас веду. В нем есть… схожие моменты.

– Что ты хочешь сказать – «схожие моменты»?

– Та девушка, подвергшаяся нападению, – я тебе о ней рассказывал. Фейт Эпплфорд. Нападавший вырвал у нее волосы. Впрочем, в этом нет ничего необычного, – выпаливаю я. – Мне уже приходилось видеть подобное.

Раза два-три, за двадцать с лишним лет, но это только ложь умалчивания. Это я могу себе простить.

– Ты сказал «схожие моменты». Множественное число.

Не случайно моя жена – исключительно хороший юрист. Внимание к мелочам – одна из этих причин.

– Он связал жертву проводом. – Я делаю паузу. – И надел ей на голову пластиковый мешок.

– Совсем как в последний раз… – шепотом произносит Алекс.

Я снова беру ее руку, и она крепко стискивает мои пальцы.

– Но это ведь еще ничего не доказывает, и ты это сама прекрасно понимаешь.

Однако Алекс не покупается на мое объяснение, и кто станет ее в этом винить? Пластиковый мешок и куски провода были ключевыми элементами обвинения.

Но не главными.

Уж я-то должен знать.

Отправлено: ср. 03/04/2018, 20:35

Важность: высокая

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Заключенный ZX05566 Пэрри, Г.

Уважаемый инспектор Фаули!

Вы спрашивали о том, кто посещал указанного заключенного.

За последние шесть месяцев Пэрри посещали следующие лица:

Мисс Джеральдина Хьюз (партнер)

Миссис Айви Пэрри (мать)

Миссис Хейзел Казинс (сестра)

Мистер Дэвид Чандлер (адвокат)

В списке телефонных номеров, по которым разрешается звонить Пэрри, имеются все вышеперечисленные, а также мистер Джеффри Пэрри (брат) и миссис Сандра Пэрри (бывшая жена, мать его троих детей).

Если вам потребуются дополнительные детали, такие как даты и время посещений, пожалуйста, дайте знать.

Ш. Камерон, заместитель начальника ТЕВ Уэндсуорт

Адам Фаули

4 апреля 2018 года

07:05

Когда я захожу в кабинет к Харрисону, тот уже выходит. Вид у него рассеянный.

– Времени у меня нет, – говорит Харрисон. – Встречаюсь с Мартином Демпстером.

Комиссаром полиции. Мне везет.

– Сэр, мы не могли бы на минутку зайти к вам в кабинет?

После этих слов Харрисон внимательно смотрит на меня. Теперь я уже полностью владею его вниманием.

Когда за нами закрывается дверь, он поворачивается ко мне.

– Я так понимаю, это связано с Гэвином Пэрри?

Иногда – правда, крайне редко – я понимаю, что недооцениваю Харрисона.

Когда в восемь часов утра начинается выпуск новостей, Фиона Блейк включает чайник и достает из шкафа две кружки. Она смотрит на часы уже в пятый раз за пять минут. Не в духе Саши так задерживаться. Если она остается на ночь у Патси, то всегда возвращается домой пораньше, чтобы успеть переодеться к школе. Фиона достает из холодильника молоко и насыпает в миску овсяные хлопья. «С минуты на минуту, – думает она, – я услышу, как в двери поворачивается ключ». С минуты на минуту Саша вихрем ворвется в дом, давясь, выпьет чай, поспешно отправит в рот завтрак, и не успеет Фиона глазом моргнуть, как дочь уже выскочит за дверь.

Беспокоиться нечего. Саша вернется.

С минуты на минуту.

Идет утреннее совещание. Гислингхэм прислонился к единственному работающему обогревателю (привилегия сержанта). Что касается Фаули, тот впереди – как в прямом, так и в переносном смысле. Так обстоит дело с тех самых пор, как началось это чертово расследование. Гислингхэм не собирается жаловаться, но все-таки это дело должно было достаться ему, и, если честно, для него это несколько унизительно, особенно в присутствии Асанти. И не то чтобы Фаули ему не доверяет, просто по какой-то причине он не может оставить это дело в покое. Куинн упорно считает, что у Фаули нелады в семье, о чем он громогласно заявляет всем, кто готов его слушать, однако у Гиса есть свои веские основания отвергать это предположение. Пару недель назад в выходные его жена встретила Алекс Фаули в магазине для будущих мам в Саммертауне и пришла к выводу, что та беременна. Чем, учитывая прошлое семейства Фаули, можно объяснить любую степень беспокойства инспектора. А также то, что он бросил курить и постоянно глотает антиникотиновые драже. Только за последние полчаса Фаули уже отправил в рот три таких.

– Ты спрашивал у Кеннета Эшвина, готов ли он сдать отпечатки пальцев? – спрашивает Фаули.

– Никаких шансов, – отвечает Куинн. – Сразу же начал возникать, что он не арестован, крича о своих правах на личную жизнь, и мне пришлось пойти на попятную.

– Что насчет других машин?

– Пока что мне удалось исключить чистку ковров и слесаря. У обоих прочное алиби.

Фаули поворачивается к Эверетт. На лице у него появляется раздражение.

– Есть какие-нибудь новости из колледжа дальнейшего образования?

Эверетт качает головой.

– Насколько мы можем судить, за исключением директрисы, никто и не догадывается о том, что Фейт трансвестит. И, если честно, я думаю, что даже если кто-нибудь и знал, никаких проблем все равно не возникло бы. Один из преподавателей, с кем мы общались, был в платье, с губами, выкрашенными в синий цвет.

– Я так понимаю, ты имеешь в виду мужчину, – говорит Куинн.

– Да, я действительно имею в виду мужчину, – подтверждает Эв под общий смех. – Ему на это наплевать, и остальным также нет никакого дела. Нынешнее поколение – оно не понимает, из-за чего весь шум. А что касается того, что произошло с Фейт, я честно не могу представить себе, что это сделал кто-нибудь из тех, кто ее знает. Она – милый, приятный подросток, пытается устроить свою жизнь…

– Что насчет Бейсингстока? – спрашивает Фаули, не присоединившийся к общему смеху.

– Я разговаривала с ее бывшей учительницей, – говорит Эв, – и та, очевидно, понятия не имеет о том, что Дэниел больше уже не Дэниел.

– Это как-то странно, ведь так? Разве подростки-трансвеститы не должны какое-то время пожить со своим новым полом, прежде чем смогут рассчитывать на медицинское вмешательство?

Эв пожимает плечами.

– Возможно, Фейт просто не хотела делать это до того, как начнет все с чистого листа. В любом случае, я считаю, что Бейсингсток – это тупик.

Бакстер бормочет что-то насчет того, что «тупик» – это, пожалуй, лучшее, что когда-либо говорили о Бейсингстоке, тем самым вызывая новый смех.

Тем временем Фаули старается посмотреть в лицо Сомер, однако та после вчерашней стычки упорно не желает встречаться с ним взглядом. Гис вопросительно смотрит на Эв, и та едва заметно пожимает плечами: определенно, она считает, что тут инспектор должен пожинать то, что посеял.

– Слушай, – говорит Фаули, – я готов принять все твои слова насчет того, что нынешнему поколению нет никакого дела до того, какой у человека пол, если вообще какой-нибудь есть, однако факт остается фактом: для самой Фейт это важно. Она лезет из кожи вон, чтобы никого не впустить в свою личную жизнь, и это могло дать кому-нибудь мотив. Мотив или разоблачить ее, или…

– Прошу прощения, сэр, – вмешивается Сомер, у нее горят щеки. – Но я просто считаю, что это никуда нас не приведет. Я знаю, что Фейт невероятно боится того, что правда о ней всплывет, но что с того? Не все мы выставляем свою личную жизнь в «Фейсбуке» на всеобщее обозрение. Люди держат в секрете самые разные вещи по самым разным причинам – не только свою сексуальную ориентацию, но и то, откуда они родом, с кем поддерживают отношения, в какого бога верят, беременны ли они…

Наступает неловкая пауза. Судорожный вздох. На Гиса накатывает паника – больше ведь никто не знает, правда? И в любом случае он уверен в том, что он не проговорился. Впрочем, Фаули смотрит на Асанти.

– Итак, – ледяным тоном говорит инспектор, – что ты предлагаешь вместо этого?

Сомер снова заливается краской.

– Я вовсе не говорю, что мы должны исключить такую возможность – вовсе нет, ее исключать нельзя. – Она смотрит Фаули прямо в лицо и вскидывает подбородок. – Но если вы хотите знать мое мнение, я считаю, что нам нужно покопаться в старых делах. Потому что я готова поспорить: этот человек не впервые совершает нечто подобное.

Гис оглядывается на Фаули, и у того на лице на какое-то мимолетное мгновение появляется нечто такое, что Гис еще никогда не видел. Не гнев – что-то другое. Что-то такое, что в ком-то другом можно было бы назвать страхом.

Похоже, остальные также это замечают, потому что в комнате внезапно наступает полная тишина.

Фаули делает глубокий вдох.

– Мне нужно вам кое-что рассказать. В связи с делом Эпплфорд.