Вся ярость Хантер Кара

– Ты меня сразу раскрыла.

Но девушка нисколько не смущается.

– В выходные я подцепила какой-то вирус, поэтому в понедельник меня в колледже не было. Меня зовут Джесс, Джесс Бердсли. Вы спрашивали о Фейт?

– Ты ее знаешь?

Девушка корчит гримасу.

– Не то чтобы знаю, но, по-моему, на самом деле ее никто не знает.

Сомер покупает бутылку воды и идет следом за девушкой к свободному столику.

– Значит, вы с ней учитесь на одном курсе, да? – спрашивает она, когда они садятся.

Джесс кивает.

– Но Фейт не в моей лиге. Она просто крутая. Все остальные с ней даже рядом не стоят.

– А это ни у кого не вызывает зависть? Зазнаек ведь никто не любит, разве не так?

Девушка смеется.

– Фейт не такая. Она никому не отказывает в помощи. Понимаете, дает дельные советы и все такое… Она не задирает нос.

– Парень у нее есть?

Джесс качает головой.

– По крайней мере здесь точно нет. И не то чтобы никто не старался. Но, похоже, Фейт это не интересует. Хотя, если честно, я ее понимаю. – Она оглядывается на мальчишек за соседним столиком, те смеются над какой-то очередной шуткой и тычут друг друга в ребра. – По большей части дети-переростки.

Сомер отвечает ироничной улыбкой.

– А что насчет подруг?

Джесс берет ложку и принимается размешивать кофе, в уголках губ у нее легкая улыбка.

– Вы имеете в виду подруг или подруг?

Сомер старается сохранить свой тон нейтральным.

– И то и другое.

– На самом деле у нее никого нет. – Джесс облизывает ложку и кладет ее на блюдце. – И не из-за недостатка предложений.

Адам Фаули

3 апреля 2018 года

10:15

Наверное, Харрисон каким-то образом договорился с коммунальными службами, поскольку у него в кабинете по-настоящему тепло. Он даже снял пиджак и повесил его на плечики на вешалку в дальнем углу. На настоящие плечики. С атласной отделкой. Подозреваю, где-то в ящике его письменного стола также припрятана одежная щетка, хотя я ее никогда не видел.

Харрисон поднимает на меня взгляд и указывает на стул.

– Ваша секретарша сказала, что вы хотите со мной поговорить, сэр. О нападении на Эпплфорд.

Он откидывается назад.

– Конкретно насчет версии о преступлении на почве ненависти. Комиссар района хочет получить последнюю информацию.

– Расследование продолжается, сэр. Пока что у нас нет ничего определенного.

– Кстати, – говорит Харрисон, вскидывая голову, – насколько я понимаю, новое пополнение вашей команды успел отличиться в этом деле.

Я чувствую, как у меня начинают покалывать нервы, ему не должно быть до этого никакого дела.

– Он проделал хорошую работу, сэр. Чего я жду от всей своей команды.

Харрисон смотрит на меня, затем отводит взгляд в сторону. Почему-то ему хочется, чтобы Асанти проявил себя. И не только потому, что именно он взял его на работу.

– Итак, – говорит Харрисон, – есть какое-нибудь продвижение по подозу?

То есть подозреваемому. Его лексикон день ото дня становится все более заокеанским. Если он начнет говорить «БММ»[30], мне, пожалуй, придется его прикончить.

– Мы установили несколько подходящих машин, сэр, которые в нужное время проезжали по Черуэлл-драйв и Марстон-Ферри-роуд. В настоящий момент мы выясняем, имеют ли водители означенных машин твердое алиби, но в остальном у нас очень мало зацепок.

Харрисон хмурится, берет ручку и принимается постукивать по ней пальцем. Я стараюсь, чтобы это меня не раздражало.

– Как насчет обращения за помощью к общественности?

Вот оно что. На какое-то мгновение у меня мелькает мысль, не успел ли он переговорить с Гисом – не здесь ли тот подцепил эту мысль. Но этого не может быть – Гис ни за что бы не стал действовать у меня за спиной…

– По-моему, это не очень хорошая мысль, сэр. Такое обращение может породить серьезную тревогу, что совершенно не нужно…

Харрисон хмурится сильнее.

– А мне кажется, что быстрая победа перевесит все потенциальные минусы.

Господи! Сейчас он заговорит про плоды, до которых можно дотянуться рукой.

– Мы определенно будем иметь это в виду, сэр.

– Значит, вы переговорите с пресс-секретарем – настропалите его на всякий случай?

Я поднимаюсь на ноги, готовый воспользоваться любым предлогом, лишь бы уйти отсюда, лишь бы положить конец этому разговору. И сейчас я имею в виду не его чертов напыщенный жаргон. Перефразируя ту бессмертную фразу, я не обязан ничего говорить, но очень трудно этого избежать, когда тебя спрашивают напрямую.

– Разумеется, сэр. Я немедленно с ним свяжусь.

Адам Фаули

3 апреля 2018 года

12:30

Я опоздал к врачу: когда я прихожу туда, Алекс уже в смотровом кабинете, и секретарша, увидев меня, сразу же проводит меня туда.

– Они только начали, – вполголоса говорит она. – У доктора Роббинс выдалось очень напряженное утро.

Алекс поднимает взгляд, когда я открываю дверь, и я вижу, как у нее по лицу разливается облегчение. Она упорно твердила, что сегодня самый обычный осмотр, что мне можно не приходить, если я занят, – однако я понимаю, что она хотела, чтобы я был здесь. Точно так же я понимаю, как она беспокоится и как возрастает ее тревога по мере того, как приближается положенная дата. И как усердно она старается скрывать это от меня.

– А, мистер Фаули, – говорит врач, глядя на меня поверх стекол очков.

Она работает здесь всего пару лет. Тем самым я хочу сказать, что она не могла знать Джейка. Разумеется, она знает о нем. Начнем с того, что это есть в истории болезни, но даже если б этого там не было, здесь это известно всем. Вот почему секретарша всегда так любезна со мной, вот почему Алекс осматривают раз в три недели: к родителям умершего ребенка относятся с особым сочувствием. Особенно если этот ребенок умер по их вине.

– Извините, что опоздал. Пробки.

Никто не ставит под сомнение это оправдание. По крайней мере в нашем городе.

– Я рада, что вы здесь. – Доктор Роббинс улыбается и тотчас же возвращается к своим записям. – Патронажная сестра попросила Александру прийти сегодня, потому что обеспокоена ее давлением. Как и я. Оно выше, чем нам хотелось бы. – Она смотрит на Алекс. – У вас в настоящее время какой-то стресс?

Алекс открывает рот, затем снова закрывает.

– Нет, – наконец говорит она. – Ничего особенного. Я стараюсь упростить себе жизнь. Я даже приехала сюда на такси, чтобы не вести машину самой…

– Но вы продолжаете работать, насколько я понимаю?

Алекс кивает.

– Только на дому. Ну, по большей части. В офис я хожу лишь в случае крайней необходимости. Понимаете, на совещания. Иногда, если настаивают клиенты. Если речь идет о каком-либо крупном деле.

Врач неодобрительно хмурится.

– По-моему, это и есть источник стрессов.

– У меня есть помощница – она берет на себя все самое трудное…

Но врач, похоже, уже ее не слушает. Она снимает очки, словно чтобы подчеркнуть свои слова.

– Мне бы хотелось, чтобы вы отдохнули хотя бы неделю – полностью отдохнули, – после чего мы снова померим вам давление и решим, как быть дальше.

Я смотрю на Алекс, затем снова на врача.

– Но ничего серьезного нет, ведь так? Алекс ничего не угрожает…

– Нет-нет, – поспешно говорит врач. – Я просто проявляю осторожность. Быть может, излишнюю осторожность, но, по-моему, она стала двигаться как-то тяжело.

– Ты точно хорошо себя чувствуешь? Никаких головокружений, ничего такого?

Алекс улыбается и сжимает мне руку.

– Нет, ничего такого. Прекрати напрасно волноваться.

– А я волнуюсь. Врач только что прописала тебе постельный режим.

– Ничего подобного, она просто посоветовала мне не ходить на работу…

– Ну, на мой взгляд, это и есть постельный режим. И это именно то, что ты будешь делать.

– Ладно, твоя взяла, – смеется Алекс. – Если только это подразумевает чай, шоколад и круассаны с фруктовой начинкой в неограниченном количестве.

– Я даже добавлю грелку. Не в буквальном смысле.

Мы сидим в машине. Я поворачиваю Алекс к себе лицом.

Она кажется хрупкой, словно фарфоровая кукла.

Протокол допроса Кеннета Эшвина, произведенный в полицейском участке Сент-Олдейт, г. Оксфорд

3 апреля 2018 года, 13:25

Допрос провел детектив-констебль Г. Куинн

Г.К.: Присаживайтесь, мистер Эшвин. Как я уже говорил, это чистая формальность.

К.Э.: Я смотрю телевизор. И знаю, что это означает.

Г.К.: (Протягивает фотографию.) Утром в понедельник, первого апреля две тысячи восемнадцатого года, вот этот фургон был зафиксирован камерой видеонаблюдения у заправочной станции на перекрестке Черуэлл-драйв. Автомобиль принадлежит агентству проката, мы связались с ним, и нам ответили, что в тот день его брали вы.

К.Э.: Совершенно верно, я. Мой брат переезжает, и я ему помогал.

Г.К.: Так что вы делали там в то утро?

К.Э.: Когда это случилось? Когда именно?

Г.К.: (Теряет терпение.) В понедельник. Два дня назад. Как я только что сказал.

К.Э.: Не-е, думаю, это был не я.

Г.К.: Номерной знак зарегистрирован на ту самую машину, которую вы брали напрокат.

К.Э.: Тут я ничем не могу помочь.

Г.К.: (Проверяет по бумагам.) Вы живете в Бартоне, так?

К.Э.: (С опаской.) Да, и что с того?

Г.К.: Значит, вы могли приехать в город?

К.Э.: Ну, наверное. В то утро я действительно забрал кое-какое барахло…

Г.К.: То есть это все-таки могли быть вы – вы это хотите сказать?

К.Э.: Такое возможно, да. Но я не помню.

Г.К.: Хорошо, мистер Эшвин, полагаю, пока что этого достаточно.

Адам Фаули

3 апреля 2018 года

13:39

– Шеф! Это Куинн.

Только что начался дождь, и машины едва ползут. Сидящая рядом Алекс прильнула к запотевшему стеклу и смотрит на улицу.

Я вынимаю телефон из гарнитуры. В другой ситуации Алекс разнесла бы меня в пух и прах за то, что я держу телефон в руке за рулем, однако сейчас она не обращает на это внимания. Она ничего не сказала с тех самых пор, как мы вышли от врача.

– Шеф, вы меня слушаете?

– Да, в чем дело?

– Извините, что беспокою вас, но никто не знает, где вы.

– Мне пришлось ненадолго заскочить домой, только и всего. Что ты хочешь?

– Просто подумал, что вы захотите знать. Я отследил тех, кто нанимал эти фургоны. Одной была шестидесятилетняя женщина, отвозившая какие-то вещи в церковь, викарий это подтвердил.

Господь Бог – это алиби. И неплохое.

– А остальные?

– Тип пятидесяти девяти лет, но я думаю, его можно вычеркнуть.

– Это еще почему? У него была веская причина находиться там?

– Нет, но, во-первых, в нем около восемнадцати стоунов[31], и без домкрата он со стула не встанет, блин, а во-вторых, он просто мерзкий слизняк. Прошу прощения, этот тип дохлый от шеи и выше. Господи, в конце концов мне захотелось просто плюнуть на него…

– Это еще не означает, Куинн, что он невиновен, и ты знаешь это не хуже меня.

– Честное слово, шеф, да он должен быть долбаным Бенедиктом Камбербэтчем[32], чтобы так хорошо притворяться.

Я вздыхаю. Куинн тот еще лентяй, но чутье у него хорошее. Причем порой это получается независимо от него самого.

– Ладно, но не теряй его из вида. Глупость – это не аргумент защиты. Как и занудство.

Алекс оглядывается на меня, и я улыбаюсь. Обыкновенная рутина. Причин для беспокойства нет. Но разве она сама не говорит мне то же самое?

Я возвращаюсь к Куинну.

– А нет ничего нового… ну, ты понимаешь, в Интернете?

До Куинна вдруг доходит, что я не один. И не могу высказать все открытым текстом.

– А, понятно. Ничего. Бакстер прочесывает форумы всяких трансов, но пока что ничего интересного. Хотя вы не поверите, сколько яда и желчи выплескивают эти подонки. Я только одним глазком взглянул, но боже милосердный!.. Бакстер говорит, что ему еще никогда в жизни не хотелось так сильно принять горячий душ.

В свое время я был на однодневных курсах «Защита детей от влияния Интернета». Честь и хвала тем, кто этим занимается, но лично я потом целую неделю чувствовал себя грязным. Я даже не мог смотреть на фотографии своего собственного сына без того, чтобы видеть наложенные на него лица других детей, тела других детей.

Но я гоню прочь эти мысли. Особенно сейчас. Просто впустить их в сознание будет равносильно предательству, проклятию, наложенному на еще не родившегося ребенка.

Отключаюсь и поворачиваюсь к Алекс. Та откидывается назад и берет мою руку.

– Все хорошо, – нежно говорю я. – Давай просто вернемся домой.

Телефонный разговор с Джулией Дэвидсон, старшим преподавателем Уэллингтонского колледжа, Карлайл-роуд, Бейсингстоук

3 апреля 2018 года, 14:05

Разговор провел детектив-констебль

В. Эверетт

В.Э.: Миссис Дэвидсон, я только хочу, чтобы вы коротенько рассказали мне об одном из ваших бывших учеников. Просто кое-какие факты. Фамилия Эпплфорд вам что-нибудь говорит?

Дж. Д.: Вот как? А что, возникли какие-то проблемы?

В.Э.: Не совсем…

Дж. Д.: Просто я бы очень удивилась, если б у Дэниеля или Надин возникли неприятности с полицией.

В.Э.: (Пауза.) Нет, ничего такого, миссис Дэвидсон. И речь пойдет не о Надин. О Дэниеле. Я так понимаю, оба учились в вашей школе, так?

Дж. Д.: Совершенно верно. Миссис Эпплфорд стремилась поскорее переехать в Оксфорд, но по мне разумнее было бы подождать, пока Дэниель не получит аттестат зрелости.

В.Э.: Какое у вас сложилось о нем впечатление?

Дж. Д.: Если вас это действительно интересует, мне бы хотелось, чтобы таких, как он, у нас было побольше. Трудолюбивый, вежливый, воспитанный. Гордость школы.

В.Э.: Как он ладил со своими сверстниками? Ни с кем не конфликтовал?

Дж. Д.: О, ничего подобного, Дэниеля все любили. Чего нельзя сказать про Надин, которая, между нами, временами бывает очень обидчивой. Хотя из них двоих у нее более светлая голова, вот только ей недостает собранности и сосредоточенности. Но вы же знаете, какие все дети в этом возрасте: любая заинтересованность в учебе для их сверстников – это повод поиздеваться. Вот спорт, разумеется, это другое дело…

В.Э.: Дэниель мог похвастаться спортивными успехами?

Дж. Д.: Нет. Больше того, насколько я помню, он делал все возможное, чтобы отлынивать от уроков физкультуры. Раздевалки, душ, половое созревание – любому подростку это может действовать на нервы. Нет, определенно, со спортом он не дружил, однако во всем остальном был необычайно талантлив.

В.Э.: Вы имеете в виду дизайн?

Дж. Д.: Да. Начиная с седьмого класса, у него были блестящие результаты по гуманитарным предметам. Моя коллега из гуманитарного отделения говорила, что за последние десять лет Дэнни у нее самый одаренный ученик.

В.Э.: То есть для него совершенно естественно было пойти учиться на модельера?

Дж. Д.: (Смеется.) Абсолютно – сердцем своим он был настроен на это задолго до выпускных экзаменов. Можете смеяться, но я искренне считала, что мы имеем дело с будущим Александром Маккуином[33].

Адам Фаули

3 апреля 2018 года

14:45

Я обещал Чаллоу поговорить с Харрисоном. И я с ним поговорю. Просто не сейчас. Сначала мне нужно кое с кем повидаться.

Я останавливаюсь перед солидным зданием из кирпича и камня в нескольких милях от Эбингдона. Просторные поля, высокая живая изгородь и вдалеке цепочка деревьев, отмечающих реку. Сколько я работал с Аластером Осборном, он всегда мечтал на пенсии перебраться в деревню, и когда я в последний раз приезжал сюда, в самом разгаре были работы по проекту «Ограда из штакетника». Вьющиеся розы, ухоженные газоны и тому подобное. Сейчас это место выглядит так, словно его стали любить меньше, но опять же трудно заставить выглядеть замечательно что бы то ни было в хмурый апрельский день, даже если у тебя много свободного времени.

Я позвонил заранее, поэтому Осборн знал о моем приезде, и тем не менее, когда он открыл дверь, вид у него все равно был потрепанный. В одной руке кружка чая, через плечо перекинуто полотенце.

– Адам, – рассеянно говорит он, словно он меня ждал, и все же мое появление застало его врасплох. – Рад тебя видеть.

– Кажется, я приехал не вовремя?

У него на лице мелькает какое-то выражение, которое я не сразу понимаю.

– Нет, нет, вовсе нет, – говорит Осборн. – Просто… ну… сегодня такой день. – Он отступает в сторону, впуская меня в дом. – Вив в оранжерее. Ей нравится смотреть на сад.

Одна эта фраза должна была многое мне открыть, но я так накручен тем, что собираюсь сказать сам, что не слышу ее. Вот почему я оказываюсь совершенно не готов к тому, что вижу, когда прохожу следом за Осборном вглубь дома: Вивиан Осборн, страстная любительница прогулок по горам, бывшая управляющая крупного банка и деятельная предводительница девочек-скаутов, сидит у окна. Ноги у нее накрыты пледом, на коленях свернулась клубком спящая кошка, но она сидит в кресле-каталке. Я в изумлении застываю на пороге, затем лихорадочно стараюсь сделать вид, будто этого не было.

– Рассеянный склероз, – говорит Вивиан Осборн. Голос у нее слегка дрожит, но это по-прежнему та Вив, которую я помню. – Пришел внезапно, подлец.

– Извините… я не знал…

Она недовольно морщится.

– Ну, на самом деле мы не помещали известие об этом в «Оксфорд мейл». Если честно, дело дерьмовое, но мы кое-как справляемся. Ищем путь вперед.

Осборн ставит кружку с чаем на стол рядом с женой.

– Ничего, если ты немного побудешь здесь одна, пока я провожу Адама на кухню?

Вив машет рукой.

– Идите, говорите о делах. Я не полностью беспомощная. По крайней мере, пока.

Когда мы проходим на кухню, Осборн ставит чайник и поворачивается ко мне.

– Давно это?

– С тех пор как Вив поставили диагноз. Мы узнали, пока я еще работал. Вот почему я вышел на пенсию на шесть месяцев раньше срока.

Если честно, я тогда недоумевал, как и все мы. Все заметили перемену в Осборне, ближе к концу – какую-то усталость, ощущение того, что на самом деле ему больше ни до чего нет дела. Но мы полагали, что это работа. В конце концов доконавшая его.

– Мы справлялись неплохо – до тех пор, пока Вив не пришлось сесть в каталку. Это случилось прошлой осенью. С тех пор приходится непросто.

Я вспоминаю, в каком состоянии находится сад, и стараюсь не показывать, что, как я теперь вижу, кухню не помешало бы хорошенько вымыть, а у двери стоит переполненное ведро с мусором.

– Простите… если б я знал, то не побеспокоил бы вас.

Осборн качает головой.

– Не говори глупостей. Пусть жизнь стала более суровой, но она продолжается. И самой Вив меньше всего хочется, чтобы к ней относились как к инвалиду. Уж ты-то должен это понимать. – Он оборачивается к шкафчику и достает пакетики чая. – Так о чем ты хотел со мной поговорить?

Ну, вот мы и пришли. К точке невозврата.

– О Гэвине Пэрри.

Осборн наливает в кружки кипяток, размешивает, ставит чайник на плиту и только потом поворачивается ко мне лицом.

«Дейли мейл»

21 декабря 1999 года

ПРИДОРОЖНЫЙ НАСИЛЬНИК ПОЛУЧАЕТ ПОЖИЗНЕННЫЙ СРОК

Судья назвал Гэвина Пэрри «порочным, нераскаявшимся извращенцем»

Джон Смитсон

Вчера хищник, которого окрестили Придорожным Насильником, после процесса, продолжавшегося девять недель в суде Олд-Бейли, был приговорен к пожизненному заключению. Судья Питер Хили объявил Пэрри «порочным, нераскаявшимся извращенцем» и посоветовал назначить ему наказание сроком минимум пятнадцать лет. После оглашения приговора в зале суда поднялся ропот; родственники Пэрри, находившиеся на местах для публики, высказывали оскорбления в адрес судьи и присяжных заседателей.

Пэрри до конца настаивал на том, что он невиновен в изнасиловании и попытке изнасилования семи молодых женщин в окрестностях Оксфорда, совершенных в промежуток времени с января по декабрь 1998 года. Одна из его жертв, девятнадцатилетняя Эмма Годдард, покончила с собой через шесть месяцев после случившейся с ней трагедии. Пэрри утверждает, что дело было сфабриковано Управлением полиции долины Темзы, и когда его выводили из зала, он угрожал расправиться с полицейским, сыгравшим ключевую роль в его задержании, выкрикивая, что он «его достанет», что тот и его близкие «до конца жизни будут в страхе озираться». Означенный офицер, сержант Адам Фаули, получил благодарность от старшего констебля за работу по этому делу.

Выступая с заявлением после оглашения приговора, старший суперинтендант Управления полиции долины Темзы Майкл Освальд сказал, что убежден в том, что осужден был именно тот, кто совершил данные преступления, и подтвердил, что в ходе расследования, в котором были задействованы правоохранительные органы всего графства, не было выявлено ни одного другого подозреваемого. «Я горжусь работой, сделанной моей командой. Наши ребята проделали огромный труд, чтобы найти того, кто совершил эти гнусные преступления, и предать его в руки правосудия, поэтому абсолютно недопустимо, чтобы им приходилось выслушивать подобные угрозы и оскорбления. Сотрудники полиции постоянно рискуют своей жизнью, защищая общество, и вы можете быть уверены в том, что мы предпримем все необходимые шаги для обеспечения безопасности их самих и их семей».

Выйдя из зала после оглашения приговора, мать Эммы Годдард Дженифер в разговоре с журналистами сказала, что ничто не вернет ее дочь, но теперь, как ей хочется надеяться, она упокоится с миром, зная, что человек, разбивший ее жизнь, дорого заплатит за свои злодеяния.

– Это обнаружил Алан Чаллоу. На обуви девушки.

Осборн улыбается.

– Как дела у нашего упрямого ворчуна?

– Ничего. Немного полысел, немного пополнел, но в остальном все такой же.

Он улыбается своим воспоминаниям. Но сразу же становится серьезным.

– Результаты анализа – нет никаких сомнений?

Я молча качаю головой.

Осборн выуживает пакетики чая и передает одну кружку мне. На поверхности плавают хлопья, словно молоко вот-вот свернется.

– Но это ведь не так уж и серьезно, правда? – говорит он.

Я чувствую, как у меня напрягается подбородок.