Хроники лечебницы Киз Дэниел
– Артемида.
– Сестра Аполлона, дева-охотница.
– Скажем так, просто охотница.
Он уставился на ее кокетливую улыбку. Артемида? Реальное имя или прозвище?
Она взяла его за руку и повела долгой дорогой вокруг Политеха.
– Это площадь Экзархия. Здесь обычно зависают студенты. Мне нравится кафе «Парнас».
– Дом твоего брата, Аполлона, а также Диониса с музами.
– Вижу, родную мифологию ты знаешь, – сказала она. – Но не слишком усердствуй. А то кажется, что ты это выучил на курсах по истории античности. И что, несмотря на твой вполне правильный греческий, ты не грек.
– Спасибо за совет.
– «Парнас» похож на старые кафе-аман – там вечно кто-нибудь из студентов играет рембетику на бузуке.
Он знал, что бузука – это такая длинная гитара, сужающаяся, как ваза, но два других слова были ему незнакомы, что, по-видимому, отразилось на его лице.
– В прежние дни, – сказала она, – были такие подпольные заведения по соседству, кафе-аман. А рембетика – это греческий блюз.
– Я это знал.
Ее губы снова изогнулись.
– Ну конечно, знал.
В кафе официант провел их к столику и зажег свечу.
– Желаете сделать заказ?
– Рецину для леди и узо для меня.
Глядя на нее в свете свечи, он понял, где раньше видел такую кривую улыбку. У Эллен Баркин в фильме «Море любви». И сразу вспомнил проникновенную музыкальную тему.
Официант принес им напитки и протянул ему счет.
– Мы закажем еще, – сказал он. – Я заплачу, когда мы будем уходить.
– Деньги вперед, – сказал официант.
Дуган хотел было возразить, но Артемида сказала:
– Здесь всегда возможна студенческая демонстрация с погромом и полицейской облавой. Владелец кафе не хочет потом собирать деньги по тюрьмам.
Дуган заплатил и добавил чаевых. Но официант бросил лишние евро на стол.
– Он против чаевых?
– Он подозревает, что ты хочешь подкупить его.
При виде бузукистов он вспомнил свой последний раз в Афинах. С Хеленой. Он оглядел столики.
– Ты кого-то ищешь?
– Бывшую жену.
– Почему ты думаешь, что она здесь?
– Она сбежала с одним бузукистом. Может, с кем-то из этих.
– Как ее зовут?
– Хелена. Греческая красавица, с лицом, сводящим с ума тысячи мужчин.
Артемида коснулась его руки.
– Но ты такой симпатчный – не могу представить, чтобы какая-то женщина ушла от тебя.
Он поднял стакан.
– За возможность узнать друг друга получше.
Она подмигнула ему и коснулась его бокала своим, а на ее губах обозначилась сардоническая улыбка.
– За инакомыслие! – сказала она громко. – Долой турок, британских империалистов и политиков, продавшихся американским капиталистам!
Студенты за соседними столиками подняли стаканы.
– Хопа!
Как он и подозревал, она симпатизировала террористам. С ней надо быть настороже, но он мог что-то узнать от нее. Так что он тоже поднял стакан:
– Хопа!
Официант вернулся и забрал чаевые.
Трое студентов на маленькой сцене настроили свои бузуки. Их звучание резануло ему слух, но он поднял стакан в их сторону.
Мужчина средних лет с седыми подкрученными вверх усами встал и мягко запел рембетику:
…Руки исколоты морфием, точно наколками,
Ненависть душу терзает… Дай мне снова умереть…
В бессчетный раз забыться смертным сном…
Артемида вздохнула.
– Так грустно и так романтично.
Она снова коснулась его руки. Ее взгляд говорил ему, что этой ночью одна из комнат на третьем этаже будет пустовать. Он подумал о заложнице, которую должен был спасти, и отвел руку.
Она широко раскрыла свои темные глаза в удивлении и повела плечами.
Несколько молодых человек заняли место старика и встали полукругом, положив руки друг другу на плечи, и стали танцевать. Остальные звенели стаканами в ритме танца.
Внезапно музыку заглушили крики с улицы. Воздух наполнился запахом жженой резины. Студенты ломанулись к выходу.
– Анархисты устроили демонстрацию и жгут покрышки. Идем, посмотрим, как будут орудовать полицейские.
– А это не опасно?
– Если не будем вмешиваться, – сказала она и вывела его на площадь Экзархия. – Это больше представление, чем бунт.
Протестанты шагали, поднимая самодельные знамена. Из-за угла возникли в боевом порядке полицейские, с дубинками наготове.
Одна из женщин бросила в них камень, и он отскочил от щита. Когда же она развернулась, собираясь затеряться в толпе, Дуган замер. Ее лицо показалось ему знакомым. Она шла за высоким одноруким демонстрантом и передала ему что-то. Он засунул это в подколотый рукав. К ним приближался полицейский, подняв дубинку.
Женщина бросилась на него и впилась ногтями в лицо. Он ударил ее дубинкой по голове. Она не отставала. Он снова ударил ее и еще раз, и она повалилась на асфальт.
И тогда Дуган узнал ее: это была мисс Салинас. Он вспомнил ее злобное лицо перед тем, как она вышибла из него дух в кабинете Тедеску. Если она умрет, послание Тедеску умрет вместе с ней.
Если только… Что за бумагу она передала однорукому? И куда он делся? Скрылся. Растворился в неистовствующей толпе.
Со стороны полиции по асфальту покатились слезоточивые гранаты, выпуская дымовые хвосты. Демонстранты обернули головы платками и стали наступать.
От газа Дуган закашлялся. Артемида разорвала свой платок, половину приложила к своему лицу, а другую протянула ему.
– На. Скоро газ развеется, и полиция отступит.
Один студент споткнулся и упал, затем другой. Полицейские надели на них наручники и увели.
Дуган выкрикнул:
– Они не отступают!
– Это не анархисты! Это сторонники 17N! Полиция будет брать их в кольцо. Надо быстро сматываться!
Она повела его по улице, за угол, подальше от бушующей толпы, и вскоре они были в общежитии. Он потянулся к выключателю.
Она его остановила.
– Не надо света. Полиция будет обыскивать студенческие общаги, чтобы найти сторонников 17N.
– На третий этаж в темноте? Мы себе шеи сломаем.
– Я так уже делала. Я тебя поведу.
Она взяла его за руку. На середине первого пролета она остановилась и прислонилась к стене.
– Что ты де…
– Ч-ч-ч. Не надо, чтобы кто-то нас услышал.
Она притянула его к себе, прижавшись к нему грудью. Он попытался отстраниться, но она обхватила его задницу и притянула к себе.
– Ты ненормальная?
– Да.
Он шагнул на следующую ступеньку, но как только он поднял ногу, она расстегнула ему молнию. Еще шаг вверх, едва не споткнувшись. Она вынула его вялый член и засунула себе под юбку. Трусов на ней не было. Он почувствовал ее волосатый лобок.
И начал твердеть.
– Не могу поверить.
– Не нужно верить. Мне и так сойдет.
И она ввела его в себя. С каждым шагом вверх по лестнице возбуждение нарастало. В темноте он не видел ее лица. На первом пролете он выскользнул из нее, но она его поймала и ввела еще глубже.
Свет в холле зажегся. Он увидел ее полуулыбку. И попробовал высвободиться, но она втянула его за угол, в темноту второго пролета, и удержала его в себе. Она терлась об него в ритме светового таймера.
На полпути третьего пролета свет погас, и их опять окутала темнота. Он почувствовал, как она задрожала. Она отпустила его и стала падать. Он подхватил ее обмякшее тело.
– Не останавливайся, – прошептала она.
Внизу опять зажегся свет.
– Там кто-то есть, надо кончать.
– Я пытаюсь.
– Я про свет, – сказал он. – Со второго этажа.
– Откуда ты знаешь?
– На третьем только наши комнаты.
К тому времени, как они достигли третьего пролета, свет на втором этаже погас. Он уже обмяк, но она продолжала тереться об него. Вот уж esprit de l’escalier[12] в чистом виде! Он обожал это французское выражение, означавшее запоздалое остроумие, настигающее тебя, когда ты уже вышел за дверь на лестницу.
Добравшись до двери в свою комнату, он стал искать в кармане ключи.
– Не к тебе, – сказала она. – Полиция будет обыскивать здание насчет новых жильцов. Меня они знают. Мою комнату обыскивать не будут.
Он заколебался, но она притянула его к своей комнате, открыла дверь и ввела за руку. Ее окно выходило в небо. Ее глаза блестели в лунном свете.
– Это было интересно, Артемида.
Она притянула его к кровати.
– Я еще не кончила.
Он отстранился, но она запустила руку ему в брюки, провела по влажному бедру и обхватила яйца.
– Скажи, красавчик, тебе понравилось трахаться на лестнице?
– Мне нужно подумать об этом.
Она сжала пальцы.
Глава семнадцатая
Когда отец Алексия убрал руку с ее шеи, Рэйвен выпрямилась. Никакого дыма от свечи. Только черный фитилек. Она оглядела своих похитителей в масках. Неужели они никогда не станут доверять ей настолько, чтобы показать свои лица? Только Алексий мог защитить ее, но он был где-то далеко.
– Идем, Никки, – сказал его отец. – Я отвожу тебя обратно в хату.
Вспомнив, как он чуть не изнасиловал ее в шкафу, она отпрянула.
– Я тебя не обижаю, Никки.
Она переводила взгляд между людьми в масках. Кто защитит ее от их вожака?
– Ты пойдешь с кем-то другим?
Она кивнула. Он оглядел остальных.
– Возьми ее, Зубочистка, но не трогай, пока мой сын не кончит с ней.
Она с облегчением положила руку на плечо Зубочистки.
– Я пойду с тобой.
Зубочистка вел машину молча, поглядывая на нее своими темными глазами сквозь прорези в маске.
– Смотри, куда едешь.
– Я лучше смотреть на тебя.
Он остановился перед хатой, обошел машину и открыл ей дверцу. Она вышла не сразу.
– Не бойся, Никки. Я никогда не трону тебя против твоей воли.
Он отвел ее наверх и, остановившись перед дверью, проверил волоски на дверном косяке. Когда они вошли, он спросил:
– Ты еще спишь в шкафу?
– Я была хорошей девочкой, и Алексий меня повысил.
Она указала на соседнюю комнату.
– Ну хорошо. Но я должен закрыть тебя.
Она улыбнулась.
– По-другому я бы не осталась.
Она ворочалась всю ночь. Вернется ли Алексий до утра, как обещал? Сказать ли ему, как с ней обращался его отец?
«…лучше не надо…»
Это может помочь настроить их друг против друга.
«…и обраточка будет неслабая. выбери правильное время…»
Ей была невыносима мысль о том, чтобы спать в одиночестве. Она пыталась заснуть, но проворочалась всю ночь, пока в окошко не стал проникать утренний свет.
Она услышала, как открылась внешняя дверь. Может, Зубочистка передумал? Или это был Мирон? Алексий? Она встала с койки и поставила ее поперек двери. Жалкое препятствие для сильного мужчины. Она огляделась. Ничего такого, чем можно защититься.
В двери повернулся ключ. Она схватила подушку и закрылась ей, точно щитом.
«…шутишь, дуреха? думаешь, это сработает как «пояс невинности»?..» – «Заткнись, если нет идеи получше».
Дверь открылась, перевернув койку. Свет залил комнату.
– Доброе утро, Никки. Что за баррикада?
– Мне всегда страшно одной, Алексий. Не оставляй меня больше.
Он обнял ее и прижал к себе.
– Этого я не могу обещать. Но я скажу вот что. Ты заслужила отдых. В виде награды я возьму тебя на один из моих эксклюзивных туров по афинским достопримечательностям.
– По каким?
– Узнаешь, когда приедем.
Она спустилась за ним по лестнице, вышла на улицу и, обогнув угол, увидела «Харлей». Когда он сел за руль, она надула губы.
– Дай я поведу. Мне нужна практика.
– По тому, как ты ехала от банка, я бы сказал, ты сдала экзамен по вождению. Забирайся.
Она села сзади и обняла его за талию. Они долго ехали прямо, затем повернули несколько раз, и он остановился перед таверной.
– Возьмем пару сэндвичей и бутылку вина, чтобы выпить на месте.
Он купил пару гиросов и бутылку рецины и положил это в одну из седельных сумок. Выехав за пределы торгового района, он указал наверх.
– Смотри.
– Парфенон! – Она чуть не свалилась с мотоцикла. – О боже! Я никогда не видела его так близко.
– Лучше всего начать твой тур с Акрополя.
– Я не могу!
– То есть как это?
– Я боюсь высоты!
Он припарковал мотоцикл и перекинул сумку через плечо.
– Если могут туристы, сможешь и ты.
Он крепко взял ее за руку и повел за собой.
– Нет!
– Сперва огонь? Теперь это? Если хочешь быть одной из нас, ты должна преодолеть свои страхи.
Он дотащил ее до первой террасы. Вверх, по крутым ступеням, и дальше, наискось. Вверх. Вверх.
– Стой! Я отрублюсь!
– Я тебя держу.
«…закрой глаза. пусть он тебя ведет. попробую без паники…»
Наконец он остановился.
– Вот мы и на вершине. Ну что, не так уж плохо, а?
«…не заставляй меня смотреть вниз…»
Тяжело дыша, она уставилась вдаль, на Парфенон.
– Это был храм Афины, – сказал он. – Там стояла статуя богини высотой сорок футов, державшая в правой руке Крылатую Нику.
– Я знаю, Афина была богиней войны. А кто эта Ника?
– Ника значит «победа». Больше всего она славится своей скоростью. – Он указал на постройку поменьше на возвышенности, напротив скалы: – Это храм другой Ники. Ники Аптерос. «Бескрылая Победа».
– Почему бескрылая?
Она почувствовала, как его сильная рука обхватила ее за плечи.
– Древние афиняне отрезали ей крылья, чтобы она – их Победа – никогда не покидала Афин.
– Они сделали ее заложницей – как меня?
– И, как и ты, она сумела полюбить эту гору.
– Что ж, у нее не было выбора, раз они отрезали ей крылья. Наверное, поэтому твой отец назвал меня в ее честь?
«…похоже, он серьезно расстроен. глупо злить его…»
– Извини, что я так сказала. Не хотела показаться неблагодарной. То есть это просто шутка. Прости меня.
Они уселись на булыжник и стали есть гирос и пить рецину. Она смотрела, как солнце светит сквозь колонны Парфенона. Она понимала, что сестренка в ужасе от того, что они забрались так высоко, но ее приятно будоражило находиться с Алексием в таком месте. Не в настоящем времени, а в мифическом прошлом.
Он поцеловал ее и прикусил нижнюю губу. Она глубоко вздохнула и стала вслушиваться в ветер, дувший между колоннами. Лети и скажи Зевсу, что любишь Алексия. Почему она так покраснела? Она была уверена, что он заметит это. Она попыталась казаться спокойной.
– Ты слышал?
– Что?
– Ничего. Наверное, просто ветер.
«…это просто твоя дурацкая голова…» Но правда ли это? Я действительно влюбляюсь в него? И если да, должна ли я сказать ему об этом? «…лучше не раскрывайся, пока не поймешь, какие у него чувства к тебе. пойдет ли это тебе на пользу или прибавит опасности…» Влечение не сможет навредить. Он только сильнее захочет меня. «…только не теряй власть над своим сердцем…»
– Рэйвен, ты красная. В чем дело?
Она глубоко вздохнула.
– Ты не слышал голос.
Он коснулся ее щеки.
– Твоя красота затмевает Афродиту, а твое воображение как у Сафо.
– Ты правда не слышал голоса?
Он провел пальцами по ее губам.
– Только те, кого благословили боги, могут слышать это.
Она улыбнулась. Он притянул ее к себе. Она почувствовала, как бьется его сердце, и ей стало жарко. Она начала отстраняться.
«…осторожно. твоя жизнь в его руках. не влюбись в него…»
– Лучше нам спуститься до темноты, – сказал он.
Читать бесплатно другие книги:
