Другая Блу Хармон Эми

Глава шестнадцатая

Звездно-полосатый флаг

– Четвертое июля – это же американский праздник. – Я скорчила Уилсону рожицу. – С какой это радости англичане празднуют День независимости США?

– А как ты думаешь, кто больше счастлив, когда ребенок съезжает: он сам или родители? Англия была на седьмом небе, когда вы уехали за океан, уж поверь. И мы закатили такую вечеринку, когда Америка провозгласила независимость! Наконец-то! Скатертью дорожка, смотрите, как бы дверью не наподдало, – проворчал Уилсон.

– Так я и поверила. А как же Война за независимость, а, товарищ профессор?

– Ладно, ладно. На самом деле ко мне приехала мама вместе с Элис, Питером и тремя моими племянниками. Для барбекю сейчас чертовски жарко, но из квартиры Тиффы открывается чудесный вид на город, так что фейерверки как на ладони. И, самое приятное, на крыше есть бассейн.

Всю неделю столбик термометра в среднем держался на уровне сорока восьми градусов. Слово «жарко» уже стало чудовищным преуменьшением. И мысль о бассейне была такой притягательной, что сомневаться дольше было странно. А потом я представила себя в купальнике и сразу сникла.

– А почему ты зовешь меня? Где Памела? – Я была довольна тем, как невинно прозвучал вопрос. А что, мы же просто беседуем.

– Ты сама мне сообщила, что у тебя закончилось дерево, тебе скучно, жарко и тебя все раздражает, потому и позвал.

Что ж, это правда. Уилсон спустился в подвал с корзиной для белья и обнаружил там меня, едва не растекшуюся горячей лужицей по бетону, тоскливо рассматривающую пустой рабочий стол. В последнее время я забросила поездки за материалом. Жара вместе с беременностью превратили меня в полную размазню. И вот она, расплата. Целый выходной, а вырезать нечего.

– А Памела в Европе, – добавил Уилсон, раскладывая стопку одежды в сушилке.

Ну конечно. Такие, как Памела, болтались по всей Европе вместе со своими приятелями из золотой молодежи. Но раз Памела уехала…

– Хорошо, – согласилась я. – Пусть будет барбекю!

Уилсон с мамой оказались совсем не похожи. Она – стройная блондинка, сразу видно – аристократка. Она отлично бы смотрелась в одной из этих широкополых шляп на матче по поло, делая замечания о подготовке того или иного игрока. Зато с Тиффой у них было много общего: такая же грациозная фигура и огромные голубые глаза, а Элис так вообще была ее копией, только не такой безмятежной. Возможно, это из-за трех рыжеволосых малышей, прыгающих вокруг нее и на ней. Элис выглядела измученной и раздраженной, а ее мама держалась с потрясающим хладнокровием. Интересно, Уилсон был похож на папу? Если бы не кудри Тиффы, можно было подумать, что у его мамы был бурный роман. Я подавила смешок. «Бурный роман» и Джоанна Уилсон были несовместимы, голову даю на отсечение. Но она обожала Уилсона, никаких сомнений. Держала его за руку, когда они говорили, ловила каждое слово, гладила по щеке.

Я держалась поодаль от семейного собрания, в основном в бассейне, играя с детьми, бросая им в воду кольца с грузиками, а они ныряли за ними, точно неутомимые щенки. Через какое-то время Тиффа присоединилась ко мне, и дети радостно облепили ее, карабкаясь друг на друга, пытаясь удержаться, а она смеялась и ныряла под воду вместе с ними. Она так охотно включилась в игру и так явно выражала свою привязанность к племянникам… Интересно, почему у нее нет своих детей? Она больше подходит на роль мамы, чем бедняжка Элис, сидевшая в шезлонге у бассейна, потягивающая коктейль и вскрикивающая, чуть только брызги долетали до нее от слишком бурной игры мальчишек. О чем она думала, заводить сразу троих детей одного за другим? А может, как и я, она просто не думала.

Муж Тиффы, Джек, родился и жил в Лас-Вегасе, они познакомились, когда он оканчивал интернатуру в Институте онкологии. Там работал и отец Тиффы – ради этой должности он переехал в Штаты. А Тиффа могла остаться в Англии, когда ее родители и Уилсон перебрались в Америку. Элис уже была замужем к тому моменту и не поехала с остальными. Но чтобы не расставаться с семьей и научиться чему-то новому, Тиффа нашла работу в картинной галерее в Верхнем Ист-Сайде Солт-Лейк-Сити. Они с Джеком обручились, а потом и поженились всего через полгода после знакомства. И шесть лет спустя они были влюблены друг в друга ничуть не меньше, это чувствовалось.

В Лас-Вегас они переехали, когда Джеку предложили постоянное место в онкологическом отделении больницы, тогда же Тиффа и стала куратором галереи в «Шеффилде».

Джек был красив: загоревший, в бледно-голубом поло и шортах цвета хаки, он ловко управлялся с барбекю, как настоящий американец.

Муж Элис, Питер, участия в готовке не принимал, но держался рядом с Джеком, смеясь над его историями. Они были совершенно разными, но оба сразу же мне понравились.

Дядя Питера оказался графом – вот это открытие, оказывается, в Англии еще существуют герцоги и графы, а иные даже побогаче самой королевы. Тиффа так сказала. Понятия не имею, чем занимаются графы, но, очевидно, раз ты превосходишь богатством королеву, то только на контроль за всей собственностью уходит куча времени, к чему у Питера, как мне сказали, талант. Может, это и привлекло Элис, хотя мне он понравился не из-за этого. Он был таким домашним, а Элис – яркой, он молчал, а она сердилась, он реагировал мягко, а она жестко. Даже улыбался он как-то застенчиво и вел себя скромно. И вот в кого пошли детки – его шевелюра тоже была ярко-рыжей. Я искренне надеялась, что они пользовались солнцезащитным кремом. У меня кожа от природа была смуглой, но даже я от души намазалась одним из самых эффективных.

Выбравшись из бассейна, я быстро прошла к своему месту, где оставила сарафан. Уилсону пришлось остановиться у магазина по дороге, где я быстро схватила самый обычный синий купальник, чтобы не привлекать внимания. Правда, у меня осталось черное бикини, пережившее генеральную чистку гардероба, но его надевать не хотелось. Беременность и бикини для меня как-то не сочетались. Кому-то это казалось нормальным. Но для меня это было просто вульгарно, как те ужасные фотографии на «Фейсбуке», где женщины в положении позируют вместе с мужьями, а те неловко целуют их живот. Шел уже пятый месяц, и талию сменил аккуратный холмик, но по сравнению с моей обычной фигурой он казался просто огромным. Интересно, будет ли он когда-нибудь снова плоским и подтянутым?

Уилсон с мамой так и сидели в шезлонгах под сине-белыми полосатыми зонтиками с самого приезда, поглощенные беседой. Меня представили как «друга, снимающего квартиру», и все. Во всяком случае, у Джоанны Уилсон вопросов не возникло, хотя она и приподняла брови, а когда думала, что я не слышу, спросила про Памелу. Очевидно, они с ее родителями дружили.

Вылезая из бассейна, я старалась держаться к ним спиной, но когда Джоанна резко замолчала на полуслове, стало понятно, что маскировка не сработала. Натянув сарафан через голову, я попыталась притвориться, что не заметила эту выразительную паузу. Она вернулась к разговору всего на полсекунды позже, будто и не останавливалась, но когда я украдкой бросила взгляд на Уилсона, он смотрел на меня с нечитаемым выражением лица. Он тоже это заметил и понял.

– Стейки готовы! Все к столу, – позвал Джек, обращаясь к жене, которая зловеще хохотала, изображая ведьму. Самый маленький ребенок сидел у нее на спине, остальные двое шли на приступ с водяными пистолетами на изготовку.

– Мы же пойдем внутрь? – отозвалась Элис из-под своего зонтика. – Я на этой жаре ни минуты больше не останусь.

– Можно и так, и так, – откликнулась Тиффа, выбираясь из бассейна с малышом на руках, державшимся за нее, как обезьянка. – В квартире все готово, стол накрыт. А Джейк принесет стейки. Все, кто хочет, может взять еду с собой и пообедать тут или остаться внизу, в прохладе.

Джек с Тиффой пригласили еще несколько близких друзей на праздник, что меня очень порадовало. В большой компании проще остаться незаметной. Почти все спустились по винтовой лестнице под кондиционер. На крышу к бассейну и саду вели такие лестницы из всех пентхаусных квартир, как их называла Тиффа. Сколько стоит такое место, я старалась не думать, и в который раз подивилась разнице между Уилсоном и мной. Он получил доступ к счету в двадцать один год и смог купить старый особняк в Боулдер-Сити. Понятия не имею, сколько там могло быть. И не хочу. Но, судя по тому, как легко Тиффа об этом говорила, речь шла о миллионах. Что вполне объясняло вырвавшийся у Джоанны Уилсон вздох, когда она увидела мой живот. Миллионы долларов? Миллионы причин держать Уилсона подальше от таких, как я. И я могла ее понять, правда, но лучше от этого не стало.

Летнее солнце наконец-то скрылось за горизонтом, дав долгожданную передышку от пустынного зноя. Когда в Лас-Вегасе садилось солнце, жара становилась не просто терпимой, а прекрасной. Мне нравился даже ее запах, будто солнце оттерло всю грязь, омыв огнем этот оазис в пустыне. Невозможно передать словами, пока не вздохнешь. Только Вегас мог так пахнуть.

Когда солнце село, все снова переместились на крышу, и я наслаждалась теплом спустившихся сумерек, потягивая сладкий чай со льдом, неотрывно глядя на небо в ожидании фейерверка. Остаток вечера Уилсон держался рядом со мной, то подходил, то уходил, но о том неловком моменте у бассейна мы оба молчали. Джоанна Уилсон вела себя со мной очень вежливо и любезно, когда того требовали обстоятельства, но несколько раз за вечер я ловила на себе ее взгляд.

Фейерверк уже скоро должен был начаться, так что я решила еще раз спуститься вниз, в туалет, – ох уж эта беременность! – и услышала голос Уилсона из кухни Тиффы. Лестница с крыши вела в выложенную плиткой комнату, где слева находились большое джакузи и сауна, а справа располагались прачечная и огромная ванная комната с впечатляющим размерами душем. Кухня была прямо по коридору, за широкой каменной аркой, и хотя говоривших я не видела, не слышать уже не могла, тем более что речь шла обо мне. Я замерла у подножия лестницы, а Уилсон там отрицал какие-либо особые чувства ко мне. Его мать казалась ошеломленной тем, что он привел меня сюда, будто я была его девушкой.

– Дарси, милый, ты не можешь встречаться с беременной девушкой.

– Мама, я с ней не встречаюсь. Блу – мой друг, она живет в моем доме, вот и все. Я просто приглядываю за ней и вообще пригласил, поддавшись мимолетному порыву.

– И что за имя такое, «Блу»? Его только Гвинет Пэлтроу могла бы выбрать.

– Мам. – Уилсон вздохнул. – Я могу сказать то же самое про «Дарси».

– «Дарси» – классическое имя, – фыркнула Джоанна Уилсон, но оставила эту тему, вернувшись к предыдущей. – Это несправедливо, что ребенок так легко дается тем, кто его не хочет, а отчаянно мечтающие о материнстве могут только молиться.

– Что-то я не слышал, чтобы Тиффа жаловалась, – вздохнул Уилсон.

– Ах, не слышал? Поэтому она не спускает Генри с рук, хотя ему уже три года и он вполне может ходить самостоятельно? Поэтому она смотрит на Блу так, будто у нее сердце кровью обливается?

– Блу в этом не виновата.

– А что она собирается делать с ребенком? – вопрошала Джоанна. – Где его отец?

– Уверен, что она собирается его оставить. Отца на горизонте не видно, но вообще-то это не мое дело и не твое, мама.

– Это просто неприлично, Дарси. Подумать только, она приехала сюда с тобой, ничуть не смущаясь, в ее-то состоянии.

Ее неодобрение пронзило меня от макушки до кончиков пальцев. Интересно, почему она так близко к сердцу восприняла мое присутствие? Я не знала, что Тиффа хотела детей, но не могла их иметь. Правда ли ей было тяжело меня видеть? От этой мысли защемило в груди. Тиффа Снук мне нравилась, я ей восхищалась. Он была одной из самых милых и искренних людей, которых я знала. А вдруг это была игра, вдруг, она воспринимала все так же, как и ее мать?

Я выскользнула из ванной, чтобы больше ничего не слышать, зная, что от этого станет только хуже. У меня были деньги на такси, и, хоть это могло показаться трусостью, на крышу возвращаться я не собиралась, как и находиться рядом с Джоанной Уилсон и вообще с любым из Уилсонов, раз на то пошло.

Я не напрашивалась в гости. Не висла на Уилсоне, пытаясь сойти за его девушку. Не вела себя «неприлично», что бы она ни имела в виду. Я вымыла руки и, распрямив плечи, открыла дверь. Джоанна Уилсон как раз выходила из-под арки, и огорчение вспышкой исказило ее лицо, прежде чем она подошла к лестнице на крышу. Я стояла в коридоре, замерев в нерешительности. Как велик соблазн уехать и просто написать потом Уилсону, что я устала и не могла остаться. Но телефон был в сумочке, а сумочка – на крыше, рядом с шезлонгом, где я провела бо`льшую часть вечера.

– Блу! – Тиффа спускалась по лестнице с Генри, уснувшим у нее на руках. – Мы совсем умотали тебя, зайчик? Не только тебя.

Генри все еще был в плавках, взъерошенная головка пламенела у нее на плече. Она машинально погладила его по волосам.

– Я решила уложить Генри в кроватку. Думаю, ему хватит на сегодня. Гэвин и Эйдан еще держатся, хотя Эйдан уже немного капризничает и трет глазки. Думаю, еще чуть-чуть, и он тоже уснет прямо там.

– Да, я тоже немножко устала. – Я уцепилась за предложенное оправдание. – Хотела взять сумочку и поймать такси, чтобы Уилсону не пришлось тоже уезжать.

– Дарси на это не согласится. К тому же, я вижу, что он тоже хочет домой. Он искал тебя. – Тиффа прошла через арку в ту часть квартиры, где я еще не была. – Пойдем со мной, я сейчас уложу Генри, – позвала она через плечо. – Нам с тобой сегодня так и не удалось поговорить. Твои работы продаются замечательно, стоит подумать о расширении. Больше работ, и покрупнее.

Тиффа говорила на ходу, и я послушно пошла за ней, откладывая отъезд. Она опустила малыша, и он вытянулся на кровати, весь в своем мире сновидений. Даже не шевельнулся, когда Тиффа сняла с него плавки. А когда начала натягивать пижамку, он качался из стороны в сторону, крепко спящий. Мы обе рассмеялись, и Тиффа уложила его назад на подушки, поцеловала и прикрыла маленькую фигурку легким покрывалом.

– Спокойной ночи, сладенький, – прошептала она.

Наблюдая за ней, я чувствовала себя непрошеным гостем, подглядывающим у замочной скважины.

– Тиффа?

– Что?

– Я беременна. Ты знаешь?

– Да, Блу. Знаю, – мягко ответила она.

– Уилсон сказал тебе?

– Он рассказал, когда ты переехала в ту квартирку на первом этаже.

В комнате было почти темно, и мы обе говорили шепотом, чтобы не разбудить Генри, и обе также не шевелились в знак того, что разговор стал более личным.

– Я случайно услышала разговор вашей мамы и Уилсона, – тихо продолжила я.

Тиффа с любопытством смотрела на меня, ожидая продолжения.

– Она была расстроена.

– О нет, – едва слышно простонала Тиффа. Ее плечи резко опустились. – Что она сказала?

– Она говорила Уилсону, что он не должен был привозить меня сюда. Что тебе тяжело меня видеть. – Я хотела извиниться, но промолчала, все еще рассерженная словами Джоанны Уилсон. Я никого не хотела обидеть или задеть.

– Ох, мама. Она бывает такой простофилей… и довольно старомодной к тому же. Понимаю теперь, почему Уилсон так захотел уехать. Она, должно быть, совсем довела беднягу.

Тиффа потянулась ко мне и взяла за руку.

– Прости, Блу. И хотя я очень, очень хочу малыша, как у тебя, ты всегда желанная гостья в моем доме, как и мой брат.

– Ты пыталась забеременеть? – спросила я, надеясь, что задала не слишком личный вопрос.

– Мы с Джеком никогда не использовали противозачаточные средства, и нам всегда было очень хорошо друг с другом, если ты понимаешь, о чем я говорю. Я думала, что сейчас у меня уже будут несколько мини-Джеков, ползающих вокруг. – Тиффа замолчала и снова взглянула на Генри. – Несколько лет назад мы с ним ходили к врачу. Он сказал, что шансов почти нет… и они считают, что ничего не получится. Но я – оптимистка и все говорю себе, что когда-нибудь это случится. Мне всего тридцать два. Мама тоже с трудом забеременела, но и у нее пару раз получилось.

– А об усыновлении вы думали? – слова вырвались сами, и сердце забилось часто-часто. Следующая фраза уже была готова, и мне было страшно, но внезапный приступ вдохновения придал сил.

Тиффа, должно быть, почувствовала мое напряжение, потому что с вопросительным видом повернулась ко мне.

– Да, – медленно отозвалась она, глядя мне в глаза.

В эту секунду все бессонные ночи, раздумья, поиски решения, неуверенность, взвешивание всех за и против будто слились в единое целое. Я встретила ее взгляд. Мне нужно было ей сказать. Она должна понять.

– Моя мама оставила меня, когда мне было два года. – Слова ринулись вперед с силой Ниагарского водопада, и малыш на кровати заворочался, хотя голоса я не повышала. – Я хочу, чтобы у моего ребенка была другая жизнь, не как у меня. Я хочу, чтобы он… или она… был долгожданным, как подарок… чтобы о нем з-заботились, – пробормотала я, замолчав, прижимая руки к груди, чтобы унять колотящееся сердце. Сейчас я это скажу. Я предложу Тиффе то, от чего у меня все внутри переворачивается. Она тоже прижала руки к груди, во все глаза глядя на меня.

– Я хочу, чтобы вы с Джеком усыновили моего ребенка.

Глава семнадцатая

Решение

Всю дорогу назад Уилсон молчал, а я думала обо всем и сразу и потому не сказала, что слышала их разговор с матерью. От нежданной надежды кружилась голова, и то, что он назвал меня «мимолетным порывом», уже было не важно. По дороге на праздник ничего, кроме фейерверков, хот-догов и бассейна, я не ждала. Но там я нашла, возможно, будущих приемных родителей моего еще не родившегося ребенка. И хотя мозг кипел от разных мыслей, осознание правильности этого решения не покинуло меня ни ночью, ни в последующие дни.

Мы с Тиффой договорились, что утро вечера мудренее, она посоветуется с Джеком и с адвокатом и только потом всем расскажет. Мы обе не знали, что потребуется сделать с юридической точки зрения, но Тиффа собиралась спросить об этом брата Джека, прокурора. Обнимала она меня на прощание дрожащими руками, широко распахнув глаза в изумлении от поворота, который могла принять ее жизнь. Надежда в ее глазах отражалась и в моих, и хотя она умоляла меня подумать несколько дней, все взвесить, я знала, что не передумаю.

Мы втроем встретились с братом Джека, который объяснил нам всю процедуру. В принципе, совсем не сложно: Джек с Тиффой оплатят все процедуры и врачей, а если я передумаю, то должна буду возместить все расходы в определенный срок. И, конечно, нужно будет сообщить отцу ребенка, чтобы он отказался от своих прав. Желудок свело от ужаса при этой мысли. Не то чтобы Мейсон вдруг захотел бы стать папочкой и растить ребенка. Но он был собственником и вполне мог создать кучу неприятностей просто так, из любви к этому процессу.

А потом Тиффа рассказала всей семье. Ее мама, Элис, Питер и дети возвращались в Манчестер утром, так что Тиффа пригласила Уилсона на ужин накануне, чтобы поделиться новостью, пока они все вместе. Она и меня приглашала, но я отказалась, радуясь, что смена в кафе служила достаточным оправданием. Ситуацию уже нельзя было назвать просто «неловкой». А мне очень не хотелось обсуждать процесс усыновления с Джоанной Уилсон за чаем с пирожными. Интересно, скажется ли эта неловкость на наших отношениях с Уилсоном. Эти мысли не покидали меня весь вечер, и смена на работе выдалась напряженной: я то и дело роняла тарелки и забывала заказы клиентов. Было девять, когда смена наконец закончилась, и я поплелась домой, уставшая и измотанная бесконечными заказами и эмоциональным напряжением. Уилсон сидел на лестнице у Пемберли.

Я села рядом и попыталась опустить голову на колени, как и тысячи раз до этого, но теперь из-за выпирающего живота не получалось. Он вырос еще больше за последнюю неделю, постоянно мешался, да и скрывать его стало значительно сложнее. Так что я просто сидела, сложив руки на коленях, уставившись в темноту, точно так же, как несколько месяцев назад, когда приехала к Уилсону за советом, не зная, что делать. Так мы и сидели, не встречаясь взглядами, почти соприкасаясь коленями, думая о своем.

– Сейчас Тиффа и Джек, наверное, самые счастливые люди в мире, – пробормотал Уилсон, бросив на меня быстрый взгляд. – Хотя мама тоже не отстает. Когда я уходил, она с чувством пела «Боже, храни короля».

– «Боже, храни короля»? – удивленно переспросила я.

– Она знает наизусть только этот гимн. А петь ей, судя по всему, очень хотелось.

Я хмыкнула, и мы снова замолчали.

– Ты уверена, Блу?

– Нет. – Смешок вышел печальным. – Уверенность для меня – непозволительная роскошь. Но если двадцатилетняя официантка вообще может быть в чем-то уверена, то да. А раз Тиффа и Джек так счастливы, то уверенность возрастает почти до ста процентов.

– Многие женщины моложе тебя и точно менее талантливые растят детей в одиночку, и ничего.

– Думаю, некоторые даже неплохо справляются, – признала я, стараясь не дать ему посеять сомнения в моей душе. – А некоторые – нет.

Я вызывающе подняла голову, встречаясь с ним взглядом. Ну же, будешь и дальше настаивать? Он какое-то время разглядывал мое лицо, а потом отвернулся. Мне нужно было, чтобы он понял меня, чтобы поддержал мое решение, так что я использовала единственный аргумент, который мог на него подействовать.

– Помнишь, ты как-то цитировал стихи Эдгара Алана По?

После того дня я выучила их наизусть. Я хотела почувствовать себя ближе к нему, знать те же стихи, разделить с ним то, что было ему дорого. Но те слова затронули что-то очень глубоко во мне и не отпускали. Это была моя жизнь, если перевести ее в несколько рифмованных строк.

Уилсон начал читать первые строки, вопросительно глядя на меня. Я вторила ему, повторяя те же слова. С каждой строкой он поднимал брови все выше – все-таки мне удалось его удивить.

Уилсон остановился, глядя на меня в тусклом свете фонаря, освещавшего наш бетонный насест.

– Никак не могу выбросить из головы вторую часть, – осторожно продолжила я, встречая его взгляд. – Помнишь дальше?

Уилсон кивнул, но промолчал. Ждал, что я сама скажу. И я произнесла следующие строки так, как понимала сама:

Там были еще строфы, но именно эти слова не отпускали меня, и я собралась с мыслями, мечтая объяснить ему, рассказать.

– Природа тайну обрела… Уилсон, я все еще связана тайной своего происхождения. Ты как-то сказал, что не мы выбираем, где родиться. Это – данность, и мы не можем на это повлиять. Но я могу дать другую жизнь хотя бы своему ребенку. Иначе у него буду только я, а если со мной что-то случится, он останется совсем один. Я не могу обещать, что жизнь будет счастливой, но могу хотя бы сделать так, чтобы он не был «всегда один». Хочу, чтобы он купался в любви мамы, папы, бабушек с дедушками, чтобы у него были тети, дяди и кузены. Семья, а не тайна происхождения. И чтобы он не боялся остаться один, брошенным и никому не нужным.

Уилсон снова кивнул, но с прежней озабоченностью во взгляде, серые глаза смотрели так же мрачно. Он наклонился и коснулся губами моего лба, и я почувствовала запах перечной мяты и лосьона после бритья. Мне так хотелось вдохнуть его глубоко-глубоко, чтобы аромат окутал меня в уютный кокон, но я сдержалась. Его тревога была ощутима, будто он возражал против каждого моего слова, но не хотел обидеть. Интересно, это потому, что он станет дядей моего ребенка, ребенка Тиффы? Ведь он входил в тщательно спланированную схему любви, которой я хотела окружить свое дитя.

– И что же дальше, Блу? Что нам теперь делать? – непонятно, что конкретно он имел в виду, так что я решила понять буквально.

– Завтра я все расскажу Мейсону.

– Так-так, смотрите кто у нас тут. Не можешь без меня, да? – протянул Мейсон, глядя вниз с верхнего пролета лестницы у своей квартиры. Из открытой двери лился свет, выделяя его силуэт черным контуром. Я позвонила ему, сказав, что нужно поговорить и что я жду снаружи. Он захлопнул телефон и начал спускаться вниз, развязно улыбаясь. Он явно думал, что я пришла не только поговорить. Сумочку я держала перед собой, чтобы он ничего не заметил сразу, когда я была не готова. Сзади захлопнулась дверь, и Уилсон появился из-за угла. Вот что ему стоило остаться в машине?

– Где тебя черти носили? – Мейсон встал напротив в ту же секунду, когда Уилсон занял место рядом со мной, он перевел взгляд на Уилсона и помрачнел. – Думаешь, сможешь променять меня на этого тощего выскочку?

– У меня будет ребенок. От тебя, – выпалила я, не желая болтать о ерунде. Нужно было как можно скорее со всем этим покончить. Я убрала сумку, открывая живот. Мейсон переводил взгляд с моего лица на живот и обратно. Если правильно одеться, никто и не подумает, что я беременна. Так что я специально выбрала обтягивающую футболку с белыми брюками, чтобы не было никаких сомнений.

– Офигеть! – простонал Мейсон, проводя рукой по волосам, и мне даже стало жаль его. Подобное негодование было вполне объяснимо. Это был удар под дых, и я точно знала, что он чувствует. Несколько месяцев назад я сама переживала то же самое. Он вытянул руку, чуть ли не касаясь пальцем моего лица.

– Ты заявляешься через полгода и хочешь свалить все на меня? Нет уж. Ха-ха! Меня не проведешь!

– А что не так? – подначила я. Сочувствие к нему смешивалось с необходимостью закончить начатое.

– Почем мне знать, что ребенок вообще мой? Уж точно я не был у тебя первым и явно не последним. Насколько я помню, Адам тоже нарисовался примерно в то же время, – Мейсон смерил Уилсона кислым взглядом. Уилсон просто покачал головой и скрестил руки на груди. Переубеждать и говорить, что он – не Адам, смысла не было, как и отрицать.

Я пожала плечами и промолчала. Так даже лучше, что он сомневается. Значит, возмущаться не будет. Я протянула ему документы, которые подготовил брат Джека.

– Мейсон, я не ссориться пришла, и мне ничего от тебя не нужно. Я хочу отдать ребенка на усыновление. Для этого требуется отчуждение прав. Тебе нужно будет прийти в суд в этот день, подписать, где галочка, и свободен. И ты больше никогда не увидишь меня и мой большой живот.

Мейсон разглядывал договор, и на мгновение мне показалось, что он собирается его порвать.

– Мне нужно работать. Не смогу прийти, – нахмурился он и отшвырнул бумагу. Белый лист спланировал на землю, и мы все какое-то время смотрели на него, каждый ждал, чтобы кто-то другой пошевелился. Секунду раздумий спустя я наклонилась и подняла его.

– Понимаю, – произнесла я приторным голосом. – Тебе и правда нужно держаться за свою работу. Потому что если усыновление сорвется, я подам запрос на установление отцовства, а потом – иск о выплате алиментов, – все это я произнесла спокойно, невинно глядя ему в глаза.

Мейсон выругался, а Уилсон подавил усмешку. И незаметно показал мне большой палец. Но тут же нахмурился, услышав нецензурные определения, которыми меня награждал Мейсон.

– Осторожней, парень, – рявкнул он, и Мейсон с опаской взглянул на него, видимо вспомнив кунг-фу с прошлого раза.

– Ты и копейки от меня не получишь, Блу.

– Приди в суд во вторник, и так и будет. – Я прижала бумагу к его груди, придерживая рукой, пока он не взял ее сам, сжав в кулаке.

– До четверга.

Я повернулась и пошла к машине, не оборачиваясь, не зная, смотрит ли Мейсон мне вслед и идет ли за мной Уилсон. Скользнула на пассажирское сиденье «Субару» и потянулась за ремнем, чтобы пристегнуться, нуждаясь хоть в какой-то защите, отчаянно желая почувствовать себя в безопасности. В безопасности от чего? От злости Мейсона? От ощущения предательства, которое так явно исходило от него, что можно было потрогать? Может быть. Непонятно почему, но я испугалась, и мне было грустно. Уилсон забрался в машину и повернул ключ в зажигании. А у меня руки тряслись так сильно, что ремень безопасности выскакивал и стукался о стекло с подозрительным треском. Уилсон перегнулся через меня и застегнул его, не говоря ни слова, но я чувствовала его взгляд, даже когда он выезжал с подъездной дорожки.

– Ты вся дрожишь. Нормально себя чувствуешь?

Я кивнула, пытаясь проглотить комом вставший в горле стыд, мешавший говорить. А Уилсон все смотрел на меня, изучая мой профиль, пытаясь разглядеть, что спрятано под маской. Лучше бы он просто не обратил внимания.

– Ты его любишь? – Этот вопрос и прозвучавшее в голосе сочувствие было настолько неожиданным, что я рассмеялась, но вышел отрывистый и совсем не веселый лай.

– Нет! – Вопрос-то легкий. – Мне стыдно и неловко. Любовь тут вообще ни при чем. И никогда не была.

– А так легче… раз не любишь?

Я подумала и кивнула:

– Да. Конечно. И я рада, что он не предложил сделать меня честной женщиной.

Уилсон криво улыбнулся:

– Да. Конечно.

Он включил радио, и песня «The Killers» вырвалась из динамиков прямо в вечерний воздух Лас-Вегаса. От «Miss Atomic Bomb» даже приборная доска завибрировала. Я уже решила, что разговор окончен, когда Уилсон протянул руку и выключил музыку.

– А что, если бы он предложил?

– Предложил что? Жениться на мне? Уилсон, очнитесь.

– Ты бы тогда оставила ребенка себе?

– Чтобы мы стали маленькой счастливой семьей? – недоверчиво пискнула я. – И так-то плохо, что ребенку достались наши ДНК. А уже если мы еще и будем его растить… он заслуживает лучшего.

– Ох, Блу. Ты была бы хорошей мамой.

– Интересно, что, если моей маме, когда она была беременна, сказали те же самые слова?

Уилсон повернулся ко мне, на его мужественном лице явно читалось изумление. Я пожала плечами, делая вид, что мне все равно. Не знаю, какой я была бы мамой. Хорошей? Плохой? Но я точно знала, что с Тиффой Снук мне не сравниться, пока точно нет. И точка.

Наступил четверг. Всю неделю я почти не спала, все думала, а что, если Мейсон придет со своими родителями, и они будут требовать отдать им моего еще не родившегося ребенка. Если так, то я оставлю ребенка себе. Одно дело – отдать его Тиффе и Джеку, а отдать Мейсону и его родителям – совсем другое. Но когда в четверг утром я вошла в зал, он был один. Он был совершеннолетним и уже не нуждался в разрешении от родителей. Сказал ли он им вообще? На шее у него был галстук, а на лице – потрясенное выражение, и мне снова стало его жаль.

Когда судья задал ему вопрос, убедившись, что он понимает свои права, а также те права, от которых он отказывается, Мейсон кивнул и посмотрел на меня. Он больше не злился, а выглядел просто озадаченным. Он подписал все документы в присутствии нотариуса, и Тиффа с Джеком крепко обнялись, будто все это время боялись, что что-то пойдет не так. У меня от облегчения закружилась голова, и я с трудом сдержала нахлынувшие эмоции. Как только процедура закончилась, я подошла к Мейсону. Хоть это он заслужил.

– Спасибо, – тихо произнесла я, протягивая ему руку.

Он медленно взял мою руку в свои.

– Блу, почему же ты раньше мне не сказала? Знаю, мы никогда не строили планов, все было несерьезно, но я… я бы хотел.

– Ты хотел? – пришел мой черед удивляться. Никогда не думала, что Мейсону нравлюсь я, а не только секс. Оказывается, из-за низкой самооценки я не смогла верно оценить его чувства.

– Знаю, я бываю настоящим придурком. Слишком много пью, говорю то, что не следует, быстро завожусь. Но ты могла бы мне сказать.

– Да, надо было сказать, – признала я. Мы неловко стояли, глядя куда угодно, только не друг на друга.

– Так будет лучше, – мягко заверила его я. Он взглянул на меня и кивнул.

– Да. Знаю. Но, может, когда-нибудь ты дашь мне второй шанс.

Нет. Никогда. Мейсон был из прошлого, от которого я хотела сбежать. Но я неопределенно кивнула, чувствуя благодарность за установившийся мир.

– Береги себя.

– Ты тоже.

Я повернулась и пошла к двери. Мейсон окликнул меня, и в пустом зале суда его голос прозвучал ужасно громко.

– Никогда не представлял тебя с кем-то вроде Адама.

Я повернулась и пожала плечами:

– И я тоже. Может, в этом-то и проблема.

Глава восемнадцатая

Страницы: «« « 345678910 » »»