Город вечной ночи Чайлд Линкольн

52

С той же внезапностью, с какой наступила темнота, комнату залил яркий свет. Он высветил дальний угол, в котором сидел на деревянном стуле лейтенант д’Агоста, связанный по рукам и ногам и прикрученный к стулу. Из одежды на нем остались только трусы и жилет, нашпигованный пакетами пластичной взрывчатки, – жилет смертника. Во рту у него был кляп в виде бильярдного шара. Д’Агоста смотрел на Пендергаста горящими глазами.

– Я прибыл в течение требуемых пятидесяти пяти минут, мистер Озмиан, – сказал Пендергаст. – И все же вы убили Говарда Лонгстрита. Мы так не договаривались.

Прошло несколько мгновений. И наконец в комнату бесшумно вошел Антон Озмиан в черном камуфляжном костюме. В одной руке он держал пистолет 1911, наведенный на Пендергаста, в другой – дистанционный взрыватель.

– Положите, пожалуйста, ваше оружие на пол, агент Пендергаст, – произнес он невозмутимым тоном.

Пендергаст выполнил его указание.

– А теперь подтолкните его ко мне ногой.

Пендергаст подтолкнул.

– Снимите пиджак, повернитесь, расставьте ноги и руки и прижмитесь к стене.

Пендергаст подчинился. Он не сомневался, что ему представится шанс поменяться местами с Озмианом. Агент услышал, как Озмиан приблизился, и почувствовал холодный ствол пистолета на своем затылке. Озмиан обыскал его, нашел дополнительный магазин и несколько ножей, отмычки разных типов, удавку, два сотовых телефона, деньги, несколько пробирок и пинцетов, однозарядный «дерринджер».

– Заведите одну руку за спину, а второй обопритесь о стену.

Пендергаст подчинился и почувствовал, как пластиковый наручник сомкнулся на его запястье. Затем наручник замкнулся и на его второй руке, заведенной за спину. Озмиан отошел.

– Прекрасно, – сказал предприниматель. – Можете сесть рядом с вашим другом. И мы немного поговорим.

Пендергаст без слов сел рядом с телом Лонгстрита, которое, лишившись опоры, упало на столешницу рядом с покачивающейся головой. Д’Агоста глядел на это из своего угла широко раскрытыми, покрасневшими глазами.

Озмиан сел на стул по другую сторону стола и осмотрел основное оружие Пендергаста:

– Очень хорошо. Кстати, вскоре вы получите его назад. – Он положил пистолет и немного помолчал. – Во-первых, я вовсе не обещал сохранить жизнь обоим. Мои точные слова были: «вы больше не увидите любого из ваших друзей живым». Как видите, лейтенант д’Агоста все еще вполне жив… пока. И во-вторых, поздравляю: вы вычислили, что Головорез – это я. Как вы пришли к такому выводу?

– Из-за Хайтауэра. Вы хотели, чтобы наше подозрение пало на того, кто уж слишком идеально подходил для этой роли. Вот тут-то я и почувствовал руку мастера-кукловода и начал собирать кусочки пазла.

– Прекрасно. А вы догадались, почему я убивал именно этих людей?

– Может, сами скажете мне? – спросил Пендергаст.

– Я предпочту услышать это от вас.

– Хобби, которое вы предположительно оставили много лет назад, – охота на крупную дичь. Вы жаждали сильных ощущений – «самая опасная игра»[28], так сказать.

Озмиан широко улыбнулся:

– Я впечатлен.

– Одно вызывает у меня недоумение: почему ваша дочь стала первой жертвой. Впрочем, полагаю, это как-то связано с недавними трудностями, возникшими в вашей компании.

– Что ж, тут я вам помогу, так как уже поздно и игра скоро начнется. Как вы уже догадались, именно моя дочь, моя любимая, преданная дочь слила в Интернет наш код, и это чуть не погубило мою компанию.

– Насколько я понимаю, ваши отношения вовсе не были такими безмятежными, как вы изображали.

Озмиан немного помолчал, прежде чем ответить:

– Когда Грейс была маленькой, у нас были довольно близкие отношения. Пожалуй даже, мы были задушевными приятелями. Она восхищалась мною, а я в ней одной находил безоговорочную любовь. Но с началом пубертатного периода она начала ходить налево там, где нужно было идти направо. Она обладала блестящим умом, когда хотела им пользоваться, уже не говоря о том, что с самых ранних лет она великолепно разбиралась в компьютерах. Я всегда надеялся, что Грейс станет моим партнером, а со временем и заменит меня. Можете себе представить, каким ударом стало для меня ее предательство.

– И почему же она вас предала?

– Из желания идти налево, а не направо. Вы знаете, как это бывает, агент Пендергаст: дела в семье пошли наперекосяк из-за избытка денег, избытка бывших жен, избытка проблем. – Он глумливо усмехнулся. – Нет, приличия мы соблюдали, ведь куда ни сунешься – всюду наблюдение, папарацци; верно я говорю? И мы оба были в этом заинтересованы. Но случилось так, что моя дочь подсела на наркотики, стала саморазрушительной, злобной маленькой шлюшкой, которая ненавидела во мне все, кроме моих денег. А когда я перестал давать ей деньги, она использовала свои немалые навыки, чтобы проникнуть в мой компьютер, и сделала то, что могло принести мне самую сильную боль. Она попыталась уничтожить компанию, которую я создал для нее.

– И вы убили ее в приступе ярости.

– Да. Мне говорят, что у меня трудности с «управлением гневом»[29]. – Озмиан показал пальцами кавычки. – Но дело в том, что я никогда не сожалею о моих вспышках. Они весьма полезны в бизнесе.

– А когда вы остыли… я полагаю, вы задумались. О голове.

– Я вижу, вы нашли последнюю часть пазла. Тело Грейс лежало в том гараже. А я сидел в моей вычищенной квартире, попивал коньяк и думал. Если откровенно, я был потрясен тем, что сделал. Меня одолела ярость, но, когда вспышка прошла, я погрузился в депрессию. Дело было не только в Грейс – во всей моей жизни. Здесь я достиг всего, о чем когда-то мечтал. Заработал состояние. Унизил врагов. И все же я чувствовал, что не добился того, чего хотел. Мои мысли обратились к охоте на крупную дичь. Понимаете, я оставил это занятие, после того как пополнил свои трофеи черным носорогом, самцом слона и несколькими другими видами, чье существование под угрозой, хотя я, естественно, хранил это в строжайшей тайне. Но теперь, в моем нервозном состоянии, мне пришло в голову, что я поспешил распрощаться с охотой на крупную дичь. Понимаете, я ведь никогда не охотился на самую крупную дичь. На человека. И я не говорю о людях среднего уровня, заурядных кретинах. Нет, я решил, что моей «крупной дичью» станут влиятельные, богатые люди, имеющие врагов, люди, которые окружили себя несколькими барьерами охраны; умные люди, осторожные люди, которых почти невозможно сокрушить. Только не считайте меня сексистом – женщины тоже входят в их число. Я спрашиваю у вас, как у коллеги, который тоже охотится на крупную дичь: разве можно найти дичь лучше, чем Homo sapiens?

– И вы решили сделать свою дочь первым трофеем. Большая честь для нее, в самом деле. Поэтому вы отправились к ее телу и отрезали голову.

Озмиан снова кивнул:

– Вы удивляете меня своими способностями.

– Ваш выбор объектов не имел никакой связи с их порочностью. Вот почему Адейеми не укладывалась в схему. Вас привлекало то, что она, как и другие, окружила себя непробиваемой охраной. Обзавестись таким трофеем было в высшей степени соблазнительно.

– А знаете, в чем ирония? Я хотел, чтобы она стала моим последним трофеем. Но тут вы и этот ваш Лонгстрит силой прорвались в мой кабинет. И решили, что переиграли меня. Ха-ха! Я с таким удовольствием рассказывал вам о Хайтауэре. Жаль, я не видел лица старины Хайтауэра, когда вы заявились к нему с визитом. Надеюсь, вы заставили его хорошенько попотеть! Все то время, пока вы забрасывали меня своими вопросами, у меня на уме было одно: как прекрасно будет смотреться ваша белая прекрасная голова, когда я повешу ее на мою стену трофеев.

Его смех эхом разнесся по убогому дому.

Приглушенное яростное рычание, похожее на рев раненого быка, вырвалось из груди д’Агосты. Озмиан проигнорировал его.

– После этого визита вы меня заинтриговали. И то, что я выяснил, только укрепило мое убеждение: моим главным трофеем должны стать вы, а не Адейеми. И еще я понял, каким образом лучше всего заманить вас. – Он кивком показал на тело Лонгстрита. – В своем кабинете я понял, что вас с ним связывает долгая история отношений. Узнать о вашем добром друге д’Агосте тоже не составило труда.

Он ухватил пальцами клок волос Лонгстрита и покрутил отрезанную голову.

– Я знал, что, если они оба будут в моих руках, у вас не останется иного выбора, кроме как приехать сюда и сыграть в мою игру.

Пендергаст ничего не сказал.

Озмиан подался вперед на своем стуле:

– И вы ведь знаете, в какую игру мы будем играть, да?

– Это слишком очевидно.

– Хорошо! – Озмиан помолчал. – Мы будем совершенно на равных. – Он поднял пистолет. – У нас будет одинаковое оружие – почтенный тысяча девятьсот одиннадцатый с дополнительным магазином. Вам может показаться, что вы будете иметь небольшое преимущество с вашим «лес-баером», но я владею этим оружием не хуже. Каждый из нас возьмет нож, часы, фонарь и свои мозги. Нашим местом охоты будет соседнее сооружение – здание девяносто три. Вы ведь видели по пути сюда эту заброшенную больницу?

– Видел.

– Я не даю себе никаких преимуществ. Это будет спортивная охота, в которой каждый из нас одновременно и охотник, и преследуемый. Не лиса и гончая, а два опытных охотника, выслеживающих каждый свою главную жертву. Победителем будет тот, кто упакует побежденного! – Он махнул взрывателем в сторону д’Агосты. – Лейтенант служит гарантом того, что вы будете подчиняться правилам охоты. Этот жилет смертника установлен на таймер, взрыв произойдет через два часа. Если вы убьете меня, то сможете вытащить таймер из моего кармана и выключить его. Но если вы будете мухлевать – просто сбежите или попытаетесь сообщить властям, – мне нужно будет только нажать на кнопочку, и – бабах, д’Агоста на небесах. Взрыватель гарантирует также, что охота закончится в течение двух часов: секунды тикают, их не замедлишь, от них не спрячешься, их не обманешь. Через несколько минут я верну вам ваш пистолет и второй магазин, сниму с вас наручники, дам вам маскировочную одежду… и начальную фору. Вы пойдете в здание девяносто три. Через десять минут я пойду за вами, и охота начнется.

– Почему? – спросил Пендергаст.

– Почему? – рассмеялся Озмиан. – Разве я уже не объяснил? Я достиг всего, я стою на вершине, и я могу смотреть только сверху вниз. Это будет самым острым ощущением в моей жизни. Бесконечно острым, острее не бывает. Даже если мне суждено умереть, то я уйду, громко хлопнув дверью, без преувеличений: чтобы убить меня, нужен лучший из лучших. А если выживу, то у меня останутся воспоминания… и не важно, что принесет мне будущее.

– Я спросил не об этом. Я спросил, почему вы выбрали здание девяносто три.

Озмиан слегка опешил:

– Вы, наверное, шутите? Здание идеально подходит для подобной охоты. Там более четырехсот тысяч квадратных футов, огромная беспорядочная руина в десять этажей, разделенных на многочисленные крылья, мили коридоров и более двух тысяч комнат! Вообразите, какие возможности для ловушек, засад, обманок! И мы очень далеко от какого-либо охотника совать нос в чужие дела, который может услышать выстрелы и вызвать копов.

Пендергаст смотрел на Озмиана, прищурившись, и ничего не говорил.

– Я вижу, вас это не удовлетворяет. Хорошо. Есть и вторая причина. – Озмиан еще раз крутанул голову Лонгстрита на столешнице. – Мне шел тринадцатый год, когда наш горячо любимый отец Ансельм запер меня в ризнице и многократно изнасиловал. При этом он повторял, что Господь и Иисус смотрят и не возражают, и угрожал мне адом и еще чем похуже, если я проболтаюсь. У меня случился психический срыв. Я перестал разговаривать, перестал думать, перестал всё. Моя семья, не зная о том, что случилось, решила, что я сошел с ума. Мне поставили диагноз: кататоническая шизофрения. «Кингс-Парк» в то время обладал блестящей репутацией, это была единственная в стране больница, где меня обещали вылечить. Да, агент Пендергаст, я стал пациентом главного комплекса больницы. Одним из последних пациентов, как получается. И здесь я действительно выздоровел. Не потому, что они меня вылечили, а благодаря моим собственным внутренним ресурсам.

– «Кингс-Парк» был известен своей электрошоковой терапией.

– Это верно, и именно поэтому его в конце концов закрыли. Но шоковая терапия – да и всякие штуки похуже! – предназначалась для слюнявых дебилов, невменяемых и жалких неудачников. К счастью, я избежал такой судьбы.

– И как я понял, вылечили сами себя.

– Ваш саркастический тон неприятен, но да, я сам себя вылечил. В один прекрасный день я понял, что мне нужно сделать нечто важное – отомстить. Возможно, месть – самая сильная из человеческих мотиваций. И тогда я взял себя в руки, стряхнул с себя пыль и убедил доверчивых и легко поддающихся на манипуляции докторов, что они меня вылечили. Я начал жить заново. Я продолжал взрослеть, поступил в колледж и наконец сделал то, что давно хотел сделать, – наказал отца Ансельма. Смерть стала бы для него освобождением, а моя цель состояла в том, чтобы он остаток жизни провел в мучениях и горестях. Потом я поступил в Стэнфорд, закончил его с отличием, основал «ДиджиФлад», заработал миллиарды долларов, трахал красивых женщин, жил в невероятной роскоши и преимуществах… короче говоря, делал все то, что делают по-настоящему талантливые люди вроде меня.

– Вот уж действительно, – сухо заметил Пендергаст.

– Во всяком случае, возвращаясь к вашему вопросу, вскоре после моей выписки «Кингс-Парк» прекратил существование, его закрыли и оставили гнить.

– Символично, что эта больница станет для вас местом последней охоты.

– Я вижу, вы уже проникаетесь азартом. Вы наверняка понимаете, что подобный опыт позволит мне закольцевать мое бытие в этом мире. Конечно, тогда я почти ничего не знал в этом здании – только палату, в которой меня держали и мучили лекарствами, и врачебный кабинет, где я врал с три короба моему доктору, а он всему верил и подробно записывал. В сущности, я так же незнаком с этим зданием, как и вы, – у меня там не будет преимущества.

Озмиан положил на стол «лес-баер» и запасной магазин к нему, а взрыватель спрятал у себя в кармане. Затем он выложил на стол часы, фонарик и нож с фиксированным лезвием:

– Ваше снаряжение. – Он встал. – Итак, агент Пендергаст, начнем?

53

Ночь стояла холодная, без малейшего намека на ветерок, над башнями здания 93 только что поднялась полная луна, заливая все вокруг мертвенно-бледным светом. Облаченный в камуфляж и мягкие туфли, навязанные ему Озмианом, агент Пендергаст помедлил за дверью здания 44. Здание 93 находилось ярдах в ста – огромный черный клин на освещенном луной небе, окруженный покосившейся сеточной оградой. Между Пендергастом и оградой находилось открытое пространство, поросшее низкой травкой и местами припорошенное хрустким снегом. Картину дополняло несколько мертвых деревьев и трухлявых пней. Справа торчал холмик, покрытый низкорослым кустарником.

Увидеть Лонгстрита, так зверски обезглавленного; увидеть д’Агосту, избитого и скрученного, как свинья на убой; понять, как жестоко обманул его Озмиан, – ужас всего случившегося давил на Пендергаста, грозил смутить его разум, ошеломить его горем, яростью, угрызениями совести. Специальный агент сделал глубокий вдох, закрыл глаза и сосредоточился, прогоняя от себя то, что могло его отвлечь. Прошла минута, драгоценная минута, но он знал, что если не возьмет себя в руки и не вернет ясность мысли, то наверняка проиграет.

Шестьдесят секунд спустя он открыл глаза. Ночь оставалась холодной и тихой, лунный свет – прозрачным, как вода. Пендергаст начал обдумывать разные возможности, мысленно проверяя траектории потенциальных действий, определяя, какой из вариантов стоит рассматривать дальше, а какой отбросить.

Он пришел к выводу, что ни к чему сразу бежать к зданию 93, гораздо разумнее немедленно начать наступательные действия. Нужно нанести удар Озмиану, как только тот выйдет из здания 44. Двигаясь с кошачьей быстротой по застывшей земле и стараясь не оставлять следов, Пендергаст обошел здание и провел быструю разведку. Здание 44 представляло собой двухэтажное кирпичное сооружение, пришедшее в упадок, но все еще достаточно прочное, с крутой крышей. Окна обоих этажей были заколочены фанерой, покрытой жестью, причем настолько плотно, что изнутри не проникало ни малейшего света. Ни через одно из этих окон Озмиан выйти не сможет.

Огибая здание сзади, Пендергаст заметил дверь. Он осторожно дотронулся до ручки и обнаружил, что дверь заперта, потом провел пальцем по выступающим петлям и поднес палец к носу. Свежее масло. Дальнейший осмотр показал, что петли были недавно очищены.

Завершив разведку, Пендергаст понял, что из здания 44 есть только два выхода – спереди и сзади. Крутизна крыши не позволяла спуститься по ней, к тому же на крыше Озмиан был бы слишком уязвим. Это была идеальная возможность для засады.

Возможно, слишком идеальная; здесь попахивало подставой. Поразмыслив еще немного, Пендергаст пришел к твердому убеждению, что это действительно подстава. Озмиан с самого начала рассчитывал, что противник останется у здания и попытается сразу же атаковать.

Но подстава или нет, даже если он засядет наудачу у одного из выходов, его шансы застать Озмиана врасплох – пятьдесят процентов. Разгадав стратегию Озмиана, он сможет повысить свои шансы.

Пендергаст попытался понять логику противника. Поскольку Озмиан заранее приготовил заднюю дверь, он предполагал выйти через нее, пока Пендергаст будет подстерегать его у передней двери. Если следовать такой логике, то Пендергаст должен ждать в засаде у задней двери.

Но логика, какой бы сложной они ни была, могла оказаться слишком простой. Если Озмиан по-настоящему умен, то он наверняка предвидел, что Пендергаст найдет заднюю дверь, обнаружит свежесмазанные петли и будет ждать противника здесь.

А значит, Озмиан должен выйти через переднюю дверь. Типичный случай двойной реверсивной психологии. Эта смазанная задняя дверь, так тщательно подготовленная, была отвлекающим маневром, ловушкой, созданной для того, чтобы Пендергаст устроил засаду именно здесь.

От его форы оставалось четыре минуты.

Пендергаст вернулся к передней части здания, убежденный теперь в том, что именно отсюда появится Озмиан. Оглядев застывший ландшафт, он увидел великолепное место для укрытия – мертвый дуб, скрытый в длинных тенях, протянувшихся от здания 93. Пендергаст подбежал к дереву, подпрыгнул, чтобы ухватиться за нижнюю ветку, подтянулся, забрался на ветку повыше и присел на корточки, прячась за стволом. Он достал свой пистолет, холодная тяжесть которого придавала ему уверенности. Устроившись поудобнее, Пендергаст взял под прицел переднюю загрузочную платформу.

Осталось тридцать секунд.

Но тут у него снова появилось дурное предчувствие. Не усложняет ли он ситуацию, не переоценивает ли Озмиана? Возможно, его противник действительно собирается просто-напросто выйти через заднюю дверь. Если так, то Пендергаст не только упустит свой шанс, но и будет чрезвычайно уязвим в своей позиции на ветке дерева, особенно если Озмиан планирует выйти через заднюю дверь и стрелять в него с покрытого кустарником холмика.

Десять секунд.

Хорошо ли, плохо ли, но Пендергаст сделал выбор. Направив пистолет на металлическую подъемную дверь, прижавшись плечом к стволу дерева, он ждал, затаив дыхание.

54

Винсент д’Агоста, связанный, с кляпом во рту, смотрел на Озмиана, спокойно сидевшего на стуле напротив него. Этот человек, такой непоседливый и беспокойный перед появлением Пендергаста, теперь пребывал в абсолютном спокойствии, выпрямившись на старом деревянном стуле, закрыв глаза и положив руки на колени. Казалось, он медитировал.

Д’Агоста обвел взглядом большое, необогреваемое пространство. Здесь стоял такой холод, что кровь, вытекшая из головы Лонгстрита и собравшаяся в лужу на металлическом столе, уже застыла. Резкий флуоресцентный свет исходил от трех точечных светильников с дистанционным управлением в углах комнаты.

Его мысли снова заметались. Он яростно ругал себя последними словами за глупую доверчивость: не только за то, что попался в эту ловушку, но и за то, что злился на Пендергаста и отказывался попытаться посмотреть на вещи его глазами. Лонгстрит уже мертв, и это была ужасная, мучительная смерть. А теперь из-за его глупости может погибнуть и Пендергаст.

Но сильнее всего в нем пылала ненависть к Озмиану и жажда мести. Однако, взвешивая все свои возможности, всё, что он мог бы сделать, чтобы кардинально изменить ситуацию, д’Агоста понимал, что абсолютно беспомощен. Теперь все было в руках Пендергаста. Озмиан не уйдет от мести. Он недооценил Пендергаста, как недооценивали его многие в прошлом, о чем впоследствии горько сожалели. И что тут думать? Пендергаст не может быть убит – сама эта мысль представлялась нелепой. Все скоро закончится. Д’Агоста повторял про себя эти слова, как мантру: «Все скоро закончится».

Прошло несколько долгих минут, и наконец Озмиан пошевелился. Он открыл глаза, встал и с наслаждением потянулся. Подошел к столу, на котором лежало его оружие, проверил фонарик, положил его в карман, засунул нож за ремень, проверил пистолет, убедился, что патрон в патроннике, спрятал оружие за пояс. Дополнительный магазин отправился во второй карман.

Наконец Озмиан посмотрел на д’Агосту. Его лицо выражало энтузиазм и сосредоточенность. Д’Агосту эта спокойная самоуверенность испугала.

– Давайте сыграем с вами в маленькую игру, – сказал Озмиан. – Посмотрим, смогу ли я за пять минут до начала моей охоты предсказать шаги вашего приятеля. – Он сделал шаг, потом еще один, ведя рукой по краю металлической столешницы. – Согласны?

Странная улыбка заиграла у него на губах. Д’Агоста, разумеется, не мог ответить, даже если бы захотел.

– Прежде всего, ваш напарник не побежит по прямой к зданию девяносто три. Он не из тех, кто убегает.

Он еще раз обошел стол, размышляя на ходу.

– Нет… Он решит атаковать сразу же. Он решит подстеречь меня, как только я выйду из здания.

Озмиан еще раз прогулялся вокруг стола. Он явно был доволен собой, и д’Агоста представил, какое удовольствие получит этот ублюдок, когда пуля калибра.45 из пистолета Пендергаста вышибет ему мозги. Его ждет такой сюрприз, каких он еще не знал в жизни.

– Итак, ваш напарник обходит здание. И надо же, сзади обнаруживается еще одна дверь. Он видит, что петли недавно были очищены и смазаны.

Он помолчал. Д’Агоста смотрел на него полными ненависти глазами.

– Естественно, он приходит к выводу, что я потихоньку приготовил эту заднюю дверь, чтобы через нее выйти из дома. Он решает устроить там засаду и уложить меня, как только я появлюсь из дверей.

Этот негодяй наслаждался звуками собственного голоса!

– Что скажете, лейтенант? Вы следите за ходом моей мысли? – Озмиан задумчиво приложил палец к подбородку. – Но знаете что? Я не думаю, что он ждет меня у задней двери. И знаете почему?

Он возобновил свое медленное хождение кругами.

– Будучи человеком умным и зная, как умен я, ваш друг копнет глубже. Он решит, что смазанные петли – обманка. Он решит, что я их смазал, чтобы навести его на ложную мысль, будто я собираюсь выходить через эту дверь.

Он сделал еще несколько задумчивых шагов.

– И что же он тогда делает? Он устраивает засаду у передней двери!

Тихий смешок.

– Итак, он сделал ставку на переднюю дверь. Но какую ему занять позицию, чтобы иметь преимущество? Как известно каждому охотнику, большая дичь обычно не ждет нападения сверху. На оленя, например, лучше всего охотиться с лабаза на дереве.

Медленные шаги.

– Люди похожи на оленей. Они не дают себе труда поднять голову. И вот агент Пендергаст забирается на этот большой мертвый дуб перед домом, прекрасно расположенный и в глубокой тени. Я предсказываю, что, пока я тут говорю, он сидит на том дереве, направив пистолет на разгрузочную дверь, и ждет моего появления.

Д’Агоста подумал, что никакая логика, даже самая изощренная, не спасет задницу этого сукина сына. Пендергаст на всех поворотах будет впереди. Этот тип не продержится и пяти минут.

– А значит, мой ход будет таким: я выйду из дома через заднюю дверь, обойду поросший кустарником холм справа и пристрелю вашего приятеля, сидящего на дереве.

Безрадостная улыбка.

– Если мои рассуждения верны, то ваш напарник будет мертв через… – Озмиан посмотрел на часы, – две минуты и двадцать секунд.

Он остановился и оперся на стол, нависнув над отрезанной головой и застывшей лужи крови.

– Буду благодарен Господу, если ошибаюсь. Надеюсь, ваш приятель умнее. Если моя охота закончится преждевременно, это будет чистое разочарование.

Он повернулся, похлопал себя по карманам, проверил все в последний раз, потом сделал короткий поклон.

– А теперь я ухожу… через заднюю дверь. Если вы услышите выстрелы оттуда, то будете знать, что он застал меня врасплох. Если же, наоборот, вы услышите выстрелы спереди, то поймете, что осуществился мой сценарий.

С этими словами он развернулся и исчез в коридоре, направляясь к задней двери.

Д’Агоста посмотрел на часы, оставленные Озмианом на столе. Десятиминутный период ожидания закончился. Он ждал, что вот-вот раздадутся выстрелы, и, конечно же, сзади, где Пендергаст встречает Озмиана, сидя в засаде. Но ничего такого не произошло. Тянулись минуты, и наконец тишину разорвали два выстрела – спереди.

55

Пендергаст бежал по мерзлой земле, остро осознавая свою первую ошибку, которая чуть не стоила ему жизни. Когда по истечении десятиминутной форы передняя дверь не открылась, он тут же понял, что его логика была ущербной, и, зная, что может стать легкой мишенью, спрыгнул с дерева в тот самый миг, когда с холмика прозвучали два выстрела – пули вонзились в ствол в том самом месте, где он только что сидел.

Пролетая мимо нижней ветки, он ухватился за нее, качнулся изо всех сил и приземлился уже на бегу. Оглянувшись, он увидел, что Озмиан выбежал из кустов и помчался следом за ним, держа пистолет в руке. Пендергаст не только совершил ошибку, но и потерял драгоценные десять минут форы, которые позволили бы ему выбрать вход в здание 93. Озмиан явно заранее рассчитал, какой логикой будет руководствоваться Пендергаст, и переиграл его.

Пендергаст понесся к восточной стороне здания 93, где вроде бы имелся разрыв в сетке ограждения. Он увидел, что западное крыло частично выгорело; разводы сажи от пожара ползли по стене из черного окна, а по фасаду шла массивная трещина до самого верхнего этажа, словно в гигантском доме Ашеров[30]. Пока он бежал, расстроенный и униженный тем, что недооценил своего противника, его мозг работал, заново взвешивая имеющиеся возможности. Единственный плюс ситуации состоял в том, что его противник израсходовал два патрона: теперь у Озмиана оставалось пятнадцать против его семнадцати.

В конце игры – если он доживет до нее – преимущество в два патрона может стать решающим.

Сеточное ограждение приближалось, и Пендергаст, пробежав вдоль него до прорыва, нырнул в дыру; выпрямившись, он бросился в плотные заросли кустарника, перебрался через груду упавших кирпичей и, молниеносно приняв решение, прыгнул в открытое окно здания. Он перекатился, вскочил на ноги и побежал дальше, направляясь в самую темень. Включив фонарик на одно короткое мгновение, Пендергаст сделал поворот, потом другой и еще один; за третьим поворотом коридора он остановился и присел – отсюда ему открывалось поле обстрела коридора, по которому он пробежал. Мгновение спустя он услышал тихие быстрые шаги, увидел мерцание приближающегося фонарика за углом. Как только фонарик появился, Пендергаст выстрелил. Это был длинный выстрел, и Пендергаст промахнулся, но его попытка произвела желаемый эффект: Озмиан нырнул назад за угол. Пендергаст остановил погоню и дал себе минуту-другую передышки.

Он снял ботинки и, отшвырнув их в сторону, побежал по коридору в носках, сделал крутой поворот вместе с коридором и вдруг оказался в большой открытой комнате, слабо освещенной лунным светом.

Быстро переместившись к центру, Пендергаст распластался за потрескавшейся бетонной колонной, из-за которой мог стрелять практически в любых направлениях. Он замер, вдыхая пахнущий плесенью, кислый воздух. У него было несколько мгновений, чтобы осмотреться. Если Озмиан появится здесь из той же арки, что и он, то у него будет отличная позиция и он не промахнется. Однако Озмиан вряд ли станет так рисковать. Этот человек сменил тактику преследования на тактику выслеживания.

Света, проникавшего через разбитое окно, хватало Пендергасту, чтобы разглядеть общие очертания комнаты. Это была столовая, на покоробленном линолеуме стояли столы в окружении беспорядочно разбросанных стульев. Некоторые столы были еще накрыты, словно в ожидании, когда за них усядутся мертвецы. На полу валялись дешевые тарелки, пластиковые стаканчики и блюда. Разбитые окна впускали внутрь не только лучи бледного света, но и вьющиеся растения, которые пробирались сюда и, цепляясь за стену, ползли наверх. В воздухе стоял запах крысиной мочи, влажного бетона и плесени.

Продолжая разглядывать помещение в тусклом свете луны, Пендергаст увидел, что многочисленные слои краски, некогда покрывавшей потолок и стены, растрескались и отслоились и сыплются на пол, как конфетти. Кусочки краски смешались с пылью, обломками и мусором и образовали толстый слой, на котором идеально сохранялись любые следы. Это было похоже на снег: никто не может пройти по нему, не оставив следов, а способов замести или как-то скрыть их не существует. Осматривая пол, Пендергаст заметил повсюду множество следов, оставленных городскими археологами и так называемыми «ползунами», любителями обследовать опасные заброшенные здания.

Он принял мгновенное решение: занять господствующую высоту, поднявшись по лестнице. Озмиан, несомненно, предвидел это – у него в запасе еще много разных ловушек. Но сейчас прежде всего нужно было получить физическое преимущество, а это означало подниматься вверх. Придется двигаться быстро, стараясь увеличить расстояние между ним и преследователем. И тогда в какой-то момент Пендергаст сможет развернуть ситуацию, сделать круг и, если повезет, выйти на противника сзади, самому стать преследователем.

Все эти мысли промелькнули в его голове менее чем за десять секунд.

В подобных строениях должно быть множество лестниц – как в середине здания, так и в боковых крыльях. Пендергаст выскользнул из-за колонны, пересек столовую и, убедившись, что коридор пуст, направился по нему в восточную часть больницы. Он бежал по темному коридору и слышал, как похрустывает у него под ногами отшелушившаяся краска. В конце коридора, за двойной дверью, одна половинка которой оторвалась и стояла у стены, обнаружилась лестница, как и рассчитывал Пендергаст. Он почти надеялся услышать шаги своего преследователя, но даже его острый слух ничего не различал. Тем не менее не приходилось сомневаться, что по его следам идут, и не кто-нибудь, а опытный охотник, поэтому он схватился за металлические перила и побежал через ступеньку наверх, в дурно пахнущую, холодную, непроницаемую темноту.

56

Озмиан ждал в темноте у основания лестницы, прислушиваясь к удаляющимся шагам своей добычи, считая каждый шаг. По-видимому, Пендергаст бежал через ступеньку, потому что между звуком шагов задержка была больше обычной; он явно направлялся к «высокому месту» – мудрое, хотя и предсказуемое решение.

Когда Озмиан спустя много лет снова вошел в здание 93, он испытал удивительно сильную эмоциональную реакцию. Конечно, память о тех временах притупилась и почти исчезла, но, когда он увидел старую столовую, почувствовал ее прежний запах, сохранившийся под многими другими, это разбудило в нем неожиданный поток воспоминаний из того жуткого периода в его жизни. Поток был такой мощный (садисты-санитары, буйнопомешанные коллеги-пациенты, лгущие, улыбающиеся психиатры), что он остановился – прошлое самым жутким образом вторглось в настоящее. Но только на мгновение. Неимоверным усилием воли он прогнал свои воспоминания назад в бункер памяти и снова сосредоточился на преследовании. Этот опыт принес ему неожиданное прозрение. Он понял, что выбрал это место для своеобразного очищения, как способ раз и навсегда изгнать призраков того периода его жизни.

Продолжая прислушиваться и считать удаляющиеся шаги, Озмиан привел в порядок свои мысли. Пока что он был слегка разочарован самой охотой и отсутствием должной сообразительности у добычи. С другой стороны, та ловкость, с какой Пендергаст спрыгнул с дерева практически в тот момент, когда Озмиан выстрелил, произвела довольно сильное впечатление, хотя и неприятно было обнаружить его в таком предсказуемом месте.

Озмиан чувствовал, что у этого человека есть еще неиспользованные ресурсы, и эта мысль его возбуждала. Несомненно, Пендергаст был достаточно хорош, чтобы обеспечить ему приличную, может быть, даже эпическую охоту, которая оправдает его затраты и усилия.

Шаги, и без того тихие, смолкли окончательно – добыча вышла на этаж. Озмиан не знал, на какой именно, пока не сосчитал ступеньки между первым и вторым этажами и не сделал быстрый подсчет в уме.

Он тоже начал подниматься, проворно и бесшумно, но не слишком быстро. Добравшись до второго этажа, он сумел подсчитать, что его добыча, прыгая через ступеньку, покинула лестницу на девятом этаже. Верхний этаж был бы очевиднее, но девятый разумнее, поскольку давал его добыче дополнительные пути к отступлению. Озмиан продолжал подниматься, понимая, что никогда еще так остро, как сейчас, не ощущал нервный трепет погони. Это было какое-то атавистическое наслаждение, которое может оценить только охотник, нечто встроенное в геном человека: любовь к выслеживанию, преследованию и убийству.

К убийству. Озмиан почувствовал дрожь предвкушения. Он вспомнил свою первую охоту на крупную дичь. Это был лев, большой самец с черной гривой, которого он ранил неточным выстрелом. Лев убежал, и, поскольку Озмиан ранил зверя, на него была возложена обязанность найти и убить подранка. Они последовали за львом в слоновую траву, его оруженосец нервничал все сильнее, в любую секунду ожидая прыжка. Но лев не атаковал, и следы вывели их в еще более неблагоприятную местность, поросшую густым кустарником. Оруженосец отказался идти дальше, и тогда Озмиан сам взял ружье и отправился в густые мопановые заросли. Близость зверя вызвала у него безошибочно узнаваемую дрожь, и он опустился на колени, держа ружье наготове. Лев прыгнул на него, как скорый поезд, и Озмиан успел сделать всего один выстрел – пуля попала льву в левый глаз и вырвала затылочную кость в тот самый момент, когда лев приземлился на него всеми своими пятьюстами пятьюдесятью фунтами мышц. Озмиан помнил это ощущение экстаза от убийства, хотя и лежал распластанный, со сломанной рукой: от льва несло горячей вонью, в его шкуре гнездились жуки и мухи, его кровь заливала тело Озмиана.

Но это ощущение возвращалось к нему все реже и реже, пока он не начал охотиться на людей. И оставалось только надеяться, что убийство его нынешней добычи не будет слишком легким.

На восьмом этаже он на мгновение включил фонарик и осмотрел ступени лестницы, с удовлетворением отметив, что Пендергаст оставил здесь свой след. На девятом этаже новый беглый осмотр подтвердил его предположение: добыча ушла с лестницы и по длинному коридору направилась в восточное крыло.

Он помедлил на площадке, переводя дыхание и прислушиваясь. Здесь, наверху, дул холодный ветер, стонал в здании, добавляя звуковой слой, перекрывающий более слабые шумы движения. Озмиан осторожно подошел к краю разбитого прохода, ведущего в коридор, где на ржавых петлях криво висела стальная дверь, и заглянул в щель между дверью и косяком, через которую открывался вид на коридор. Главная дверь отделения, в котором лежали больные, склонные к побегу, прежде блокировала это крыло, и пациенты по ночам оказывались заключенными. Городские исследователи давно сорвали эту дверь, и теперь она лежала на полу. Слабый лунный свет проникал в коридор, позволяя получить общее представление о том, что там находится. Коридор тянулся до самого конца восточного крыла и заканчивался окном, причудливо обрамлявшим похожее на коготь засохшее растение в горшке. Словно белая машущая рука, трепыхалась на ветру полусгнившая тряпка занавески. Двери открывались в обе стороны, за ними располагались крохотные запирающиеся палаты, которые Озмиан помнил очень отчетливо; на самом деле они мало чем отличались от тюремных камер, в каждой был свой клозет и ванная. Он помнил, что его собственная камера, так же как эти, была обита мягким материалом, на котором остались грязь, сопли и слезы предыдущих обитателей.

Озмиан быстро подавил новую вспышку воспоминаний.

Осторожно и беззвучно – на случай, если его добыча устроила новую засаду, – Озмиан скользнул в тень и медленно двинулся по темной стороне коридора, спиной к стене. Он позволил себе на миг включить фонарик, направив его луч на пол, и снова заметил среди прочих следов свежие следы своей добычи, ведущие в дальний конец крыла. Пендергаст избавился от обуви, и Озмиан тоже сбросил ботинки, чтобы производить меньше шума при движении.

С пистолетом в руке он продолжил поиск. В конце коридора следы Пендергаста привели к одной из палат. И дверь палаты была закрыта. Примечательно, что он сумел это сделать, не производя ни малейшего звука.

Интересно. Пендергаст не сделал ничего, чтобы как-то скрыть свои следы, хотя и знал, что Озмиан идет за ним по пятам. Это означало, что у Пендергаста есть план, скорее всего, еще одна засада, в которую он надеется заманить Озмиана. Но что это за засада? Вероятно, одна из тех засад, которые даже в случае их провала могут превратить преследователя в преследуемого.

Озмиан замер у закрытой двери, потом сделал шаг назад. Дверь из металла могла выдержать даже самый безумный натиск, хотя петли проржавели и сломались, а шурупы выпали из металлического покрытия. Но он знал, что изнутри эти двери не закрываются – только снаружи.

Стоя в стороне от линии огня, Озмиан взялся за ручку и повернул ее, готовый к тому, что изнутри последует шквальный огонь.

Ничего. Он толкнул дверь, продолжая держаться сбоку от косяка, а потом стремительно ворвался внутрь, готовый стрелять, и мгновенно охватил взглядом маленькое помещение. Палата оказалась пуста, если не считать кровати и матраса, сортира и драного плюшевого мишки на полу. Оконная рама отсутствовала, остался пустой проем, через который проникал лунный свет вместе с ледяным ветром, а мрачный ландшафт внизу уходил вдаль, к водам пролива Лонг-Айленд.

Осмотрев пол, Озмиан увидел, что следы Пендергаста ведут в ванную. Дверь туда была закрыта, но, конечно, не заперта.

Его палата была точно такой же. В ванной имелось окно, но слишком маленькое – не пролезешь. Если Пендергаст вошел туда, то он в ловушке. Озмиан снова проверил пол. Следы отчетливо вели в ванную, а обратных следов не было.

Озмиан улыбнулся и поднял пистолет.

57

Ледяной ветер выл и свистел за углом здания, пока Пендергаст стоял на наружном выступе, в десяти этажах от земли. Кирпичный карниз и четырехдюймовые каменные перемычки давали ненадежную опору для ног. Держа пистолет в правой руке стволом вниз, Пендергаст ждал того момента, когда Озмиан, убедившись, что его добыча не прячется в ванной, высунет голову, чтобы проверить, не ушел ли противник этим путем.

Пендергаст постарался придать обману максимальное правдоподобие. Он и в самом деле вышел из комнаты через окно, но сначала прыгнул из ванной на раму кровати, в прыжке успев закрыть дверь одной рукой, а с кровати перебрался на наружный подоконник, чтобы не оставлять следов. Сначала он устроился на подоконнике, надеясь, что Озмиан будет искать его именно там. Но потом по декоративной кладке перебрался на десятый этаж, заняв там неожиданно выигрышную позицию. Озмиан будет исходить из того, что Пендергаст ждет его на наружном выступе справа или слева от окна на девятом этаже, но никак не выше. По крайней мере, специальный агент надеялся на это. Его противник заподозрит засаду… но не в том направлении. Все еще размышляя над этим планом, Пендергаст не мог не признать, что до сих пор Озмиан переигрывал его в области обычной, двойной и дважды двойной реверсивной психологии.

Он ждал. И ждал. Но Озмиан все не появлялся.

Стоя на выступе под обжигающими порывами ветра, Пендергаст вдруг понял, что совершил еще одну логическую ошибку. Реакция Озмиана опять оказалась не такой, как предполагал Пендергаст. Либо его снова перехитрили, либо Озмиан проводит какую-то собственную стратегию. Пожалуй, впервые в жизни Пендергаст почувствовал себя загнанным в угол. Ничто из того, что он делал до сих пор, не срабатывало. Это было как в ночном кошмаре: сколько ни стараешься, идти быстрее не получается, потому что ноги не слушаются. А теперь, стоя на этом кирпичном выступе, он сделал себя идеальной мишенью. Нужно было как можно скорее вернуться внутрь здания.

Пробираясь по выступу, он продолжал размышлять. Любой охотник знает, что ключ к успешной охоте состоит в понимании поведения и моделей мышления намеченной жертвы. Нужно понять свою добычу, как говорил ему когда-то его наставник. В данном случае Пендергаст должен был понять Озмиана: как он думает, чего хочет, что его мотивирует. И он сделал удивительное открытие, которое, возможно, позволит ему в конечном счете одержать победу, если Озмиан поведет себя так, как надеялся Пендергаст.

Он добрался по выступу к выбитому окну на десятом этаже, остановился и быстро заглянул внутрь: еще одна похожая на камеру палата с мягкими стенами, залитая лунным светом и пустая, если не считать голой кровати и стула. Легко, как кошка, Пендергаст спрыгнул с подоконника на пол и снова присел, обводя комнату пистолетом. Пусто. Он подошел к двери и попытался повернуть ручку.

Дверь была заперта – снаружи.

Это была именно та ситуация, какую он предвидел, и Пендергаст резко повернулся, чтобы перекрыть дверь в ванную, но опоздал. Озмиан появился оттуда с поразительной быстротой и ловкостью, и Пендергаст почувствовал, как холодный ствол пистолета Озмиана прижался к его уху, свободной же рукой противник ухватил его за запястье и резко вывернул, выбивая «лес-баер» из его хватки. Пистолет с металлическим лязгом упал на пол.

Наступил момент истины.

После долгой, мучительной тишины Пендергаст услышал вздох.

– Восемнадцать минут? – раздался голос Озмиана. – Это все, на что вы способны?

Он отпустил запястье своей добычи и отступил на два шага назад:

– Повернитесь. Медленно.

Пендергаст подчинился.

– Эти обманные следы, ведущие в ванную. Неплохо. Я чуть было не потратил пару патронов – хотел стрелять в дверь. Но потом понял, что это было бы слишком просто; конечно, вы ушли другим путем – через окно. Вы ждали на выступе. Это было ясно. Но затем мне пришло в голову, что вы не стали бы ждать на выступе в очевидном месте – справа или слева от окна. Нет, вы бы добавили для вящей убедительности еще один обман, забравшись на следующий этаж! И вот, пока вы карабкались дюйм за дюймом по фасаду, я неторопливо поднялся по лестнице, вычислил палату, в которой вы должны были оказаться, и устроил засаду. Не забывайте: это же психиатрическая больница, тут пациентов запирали в палатах, а не наоборот. Как удачно для меня, что вы упустили из виду эту маленькую деталь.

Пендергаст ничего не ответил. Озмиан не сумел противостоять желанию позлорадствовать, поиграть с ним. И это заставило специального агента поверить в то, что его рискованная догадка верна: если Озмиан одержит победу над своей жертвой уже на начальной стадии игры, то он даст ей второй шанс. Слишком большое значение имела для него эта охота, чтобы он закончил ее так быстро. Но дело было не только в этом: то, что Озмиан решил не убивать его прямо сейчас, говорило Пендергасту нечто очень важное о той власти, которую это место имеет над Озмианом, и позволяло глубоко проникнуть в его душу.

– Я рассчитывал найти в вас более сильного противника, Пендергаст. Какое разочарование!

Озмиан прицелился ему в голову, и, когда Пендергаст увидел, как палец Озмиана все сильнее надавливает на спусковой крючок, он вдруг понял, что ошибся: Озмиан не собирался давать ему второй шанс. Когда он закрыл глаза, готовясь к громкому хлопку выстрела и последующему небытию, в его сознании совершенно неожиданно возник знакомый образ – лицо Констанс – прямо перед обжигающим взрывом выстрела.

58

Марсден Своуп озирался вокруг с неким страстным, великодушным благоволением, ощущая почти родительскую любовь к этой гудящей, скандирующей, распевающей толпе, собравшейся вокруг него.

Он не мог не чувствовать легкое разочарование из-за того, что количество верующих на Большом лугу оказалось не так уж велико – в темноте было трудно подсчитать, сколько их пришло, но определенно здесь не собрались те бессчетные тысячи, на которые он надеялся. Вероятно, этого и следовало ожидать. Многие отсеялись по пути, как тот богатый юноша, что хотел последовать за Иисусом, но ушел опечаленный, когда Иисус сказал ему, что сначала тот должен расстаться со всем, чем владеет.

Имелась и еще одна проблема. Груда росла так быстро и в нее кидали столько негорючих вещей, что она погасила огонь, который должен был пожрать ее. Запас керосина у Своупа кончился, и массивная горка только чадила, выдавая колечки вонючего черного дыма. Своуп послал одного из своих учеников – нет, не учеников, а собратьев – за керосином и надеялся, что тот вернется с минуты на минуту.

Толпа вокруг него чуть покачивалась из стороны в сторону, тихими серьезными голосами распевая «Мир в долине»[31]. Своуп с радостным сердцем присоединился к ним.

Что его по-настоящему удивляло, так это отсутствие полиции. Да, первоначальный костер погас, но все равно толпа такого размера, собравшаяся вечером на Большом лугу без согласования с властями, должна была привлечь внимание правоохранителей. Тем не менее ни одного полицейского пока так и не появилось. Странно, но для Своупа это стало разочарованием, потому что в его планы входило оказать сопротивление властям штата и пресечь – если потребуется, то и ценой собственной жизни – их попытки погасить костер. Какая-то его часть, как и его герой Савонарола, стремилась к мученичеству.

Справа от него возникло какое-то волнение, и из толпы выбралась женщина лет тридцати пяти, привлекательная, одетая в простую пуховую куртку и джинсы. В одной руке она держала что-то сверкающее, как золото. Женщина подняла предмет повыше, словно собираясь швырнуть его в общую груду, потом повернулась к Своупу:

– Вы и есть тот самый Страстный Паломник?

В последние девяносто минут люди подходили к нему пожать руку, обнять, со слезами на глазах поблагодарить за его идею. Это стало для него трогательным опытом.

Своуп торжественно кивнул:

– Да, я тот самый Паломник.

Женщина уставилась на него с благоговейным трепетом и протянула руку для рукопожатия. При этом она раскрыла ладонь, и оказалось, что у нее в руке не какая-то золотая безделушка, а полицейский жетон. В тот же момент она другой рукой схватила Своупа за запястье, и он ощутил на нем холодную сталь.

– Капитан Хейворд, нью-йоркская полиция. Ты арестован, говнюк.

– Что такое?..

Но эта женщина, не казавшаяся ни особо сильной, ни особо быстрой, внезапно обхватила его каким-то боевыми приемом, развернула, завела руки за спину и надела наручник на другое запястье. Все это произошло за считаные секунды.

Неожиданно на Большом лугу вспыхнул яркий свет. Лампы большой мощности, спрятанные в деревьях по периметру, включились и осветили костер. И целая армия специальных машин – патрульных полицейских, фургонов со спецназом, пожарных – покатила по траве в сторону собравшихся, мигая проблесковыми огнями и завывая сиренами. Другие полицейские в защитном снаряжении прибежали на своих двоих, переговариваясь по рации.

Братья и сестры Своупа, ошеломленные этим неожиданным налетом, дрогнули, сломались, начали отступать и расходиться по одному. Полиция их не задерживала.

Все произошло так быстро, что Своуп поначалу не смог оценить ситуацию. Но когда женщина протолкнула его через хаос вперед, к полицейской линии, он понял, что произошло. Полицейские потихоньку собирались в тени деревьев. Они не стали провоцировать беспорядки, выдвинув группу для его ареста, а подослали одного полицейского в гражданском. Но теперь, когда на него были надеты наручники, копы начали появляться отовсюду. Они через мегафоны призывали людей мирно разойтись, а команда пожарных притащила шланг и начала гасить костер, поливая водой груду дымящихся ценностей.

Впереди Своуп увидел специальный фургон, предназначенный для перевозки заключенных. Его задняя дверь открылась, и женщина-полицейский в гражданской одежде подхватила Своупа под локоть и подсадила на металлическую подножку. Помогая ему забираться в фургон, женщина сказала:

– Прежде чем мы уедем, не хочешь хорошенько посмотреть на своих последователей?

Своуп повернулся, чтобы бросить на них прощальный взгляд, и был потрясен увиденным. То, что минуту назад было мирным молитвенным собранием, вмиг превратилось в бедлам. Невзирая на полицейские мегафоны, многие из его последователей не разошлись, а превратились в мародеров. Собравшись вокруг груды ценностей, они вытаскивали из нее всякие вещи и рассовывали их по карманам, а копы, удивленные происходящим, кричали и прогоняли их. Несколько сотен или даже тысяча его последователей обступили мертвый костер, их было столько, что на какое-то время они смогли оттеснить полицию. Они лихорадочно выхватывали пачки денег, серебряные слитки, акции, ювелирные изделия, часы, туфли, другие вещи из той самой груды предметов тщеславия, ради сожжения которых они здесь собрались, а потом бросались со своей добычей в темноту деревьев, визжа от радости и торжества.

59

Гулкий звук выстрела медленно стихал, и наконец Пендергаст открыл глаза.