Любовь за гранью 13. Мертвая тишина Соболева Ульяна

ГЛВА 19. НИК. МАРИАННА

   Лес сгущался, и я уже догадалась, что они загоняют нас, как диких зверей. Лошадей мы давно бросили, чтобы их топот и ржание не привлекали внимание. Да и лес слишком густой, чтобы пробираться верхом. В отличие от нас, твари Курда прекрасно знали местность. Я бросила взгляд на Лили и сильно прижалась губами к головке Василики, стараясь унять панику и не смотреть на заснеженные деревья, от вида которых тошнота подступала к горлу и ужасом сковывало все тело.

   – Куда мы бежим? – тихо спросила Лили, продолжая следовать за мной,и я лишь отрицательно качала головой, потому что я не знала, куда мы едем. Куда нас загоняют нейтралы.

   И вдруг мы обе замерли у ямы, похожей на медвежью, если бы здесь были звери, но, сорей всего, это когда-то служило ловушкой для лазутчиков. Я перевела взгляд на Лили и судорожно глотнула воздух. Курду не нужна она – ему нужны я и Василика.

   – Нет...нетнетнет я не оставлю тебя!

    я киваю и вытаскиваю из перевязи спящую Василику, протягивая ей.

   – Нееет....нет. Я не могу. Ник доверил вас мне! Я не могу бросить тебя!

   А вдалеке снова ржание лошадей,и я толкаю Лили в плечо, показывая ей страшное лицо, но она не понимает меня, а я беспомощно оглядываюсь по сторонам. ни вот-вот выйдут на наш след. Я показываю ей на свой нос, на Василику и снова делаю страшное лицо... и она понимает меня, наконец-то понимает...Если выпустит свою сущность, ее запах покроет запах девочки. Наверное, это страшный риск – вот так довериться носферату... Но это мать Ника,и мне больше некому. Смотрю, как меняется ее лицо, как появляется жуткий монстр с длинными когтями и светящимися глазами, отсчитывая секунды,и в ужасе готовая выхватить дочь и сражаться, если сущность изменит ее сознание. У расы летучих мышей так бывает. Но Лили прижала малышку к себе и спрыгнула в яму сама. Вoт так. Да!...Вот так. Я забросала яму ветками елей, прикрывая сверху. Трупная вонь от тела и дыхания носферату забивалась в ноздри, перекрывая все другие запахи. Нейтралы решат, что здесь сдохло животное...Должны решить, мать их, иначе это будет мой личный апокалипсис, если они найдут Лили и Лику. Я набила перевязь короткими ветками, словно там кто-то есть, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к тишине...Они близко, я знаю. Кожей чувствую тварей.

   Ну что, Курд? Я тоже готова поиграть… и, наверное, эта игра станет для меня последней. И побежала прочь от ямы.

   "Я не понимаю где. Я не понимаю! Покажи мне Марианна. Покажи!»

   Голос Ника вскрывает тишину,и я истерически кричу:

   "Не знаю... Боже, я не знаю...смотри и запоминай это место – я тут оставила твою мать и дочь. Запоминай, чтобы нашел их...Я уведу Курда. Уведу от них. Их так много, Ник...опять этот лес…"

   Я не могла унять истерику, меня колотило крупной дрожью от страха и паники, я надкусила запястье, оставляя кровавый след на снегу, петляя между деревьями, утопая по колено и спотыкаясь, понимая, что надолго меня не хватит. Я все ещё не способна к регенерации. Я выбьюсь из сил как любой смертный.

   Голос Курда раздался совсем рядом.

   – Ну и куда мы бежим так быстро? Не надоело бегать? Не устала?

***

Сухие ветки деревьев, покрытые колючками, цепляются за воротник, царапают лицо, закрывая обзор. Вспрыгнуть на одну, вторую,третью, понимая, что снизу я не доберусь...не успею. И так же понимая, что, как только отойду подальше, всё же должен буду спуститься вниз, иначе не узнаю места, которые она покажет мне.

   Мать твою, Марианна, я надеюсь ты сможешь показать. Дикий страх за неё. я уже забыл, каково его чувствовать. Каково до истерики, до самой настоящей истерики ощущать, как он пульсирует в венах. #285442636 / 06-янв-2018

   Куууурд...конченая тварь, только попробуй прикоснись к ним. Только попробуй прчинить им вред. Ощущение самого настоящего ужаса, когда видишь, как по ту сторону реки зверь нападает на всё, что тебе дорого, зверь пытается разодрать в клочья всю твою жизнь, а ты не в силах ничего сделать.

   Вот только я не видел ничего и пока понятия не имел, насколько этот зверь близко к ним сейчас.

   Вдруг толчок откуда-то сбоку,и я падаю с очередного дерева на землю, придавленный телом оскалившегося Сэма. Его лицо изуродовано яростью,и он почти готов вонзиться длинными клыками мне в глотку.

   -Отпусти, придурок. Нет времени.

   -Черта с два ты отправишься туда один! Покажи мне, где они.

   -Быстро свалил отсюда! Черта с два я приведу Курду еще и сына!

   Выпалил обозленный, и мы вдруг оба застыли. Выражение ярости на его лице сменилoсь изумлением, а после – болью.

   Отцепил его руки от себя, вставая и опрокидывая парня на землю.

   – Оставайся здесь, здесь твоя помощь нужнее. Они не справятся.

   н зарычал, резко вспрыгивая на ноги.

   – А мне по хрен. Не справятся – пусть подыхают. Где моя мать и сестра, Ник? Я умею перемещаться в этом проклятом месте. Покажи мне,и я быстрее тебя их найду.

   – Найдёшь и сдохнешь. Катись к черту!

   Мимо него пробежал, снова взбираясь на деревья, схватившись за голову, когда в голове очередная картинка вспыхнула.

   Нет. Нет! Идиотка...какая же ты идиотка!

   Уводит его от них. И в венах жидкий азот покрывается льдом от ужаса,и, кажется, на теле все волосы дыбом встали.

   Резко к Сэму развернулся, устанавливая зрительный контакт, показывая ему место в лесу.

   – Там Лия и Лика. Забери их. Забери их и спрячь.

   – А мама?

   – Я не знаю, – срываясь на крик отчаяния, – Я ни хрена не знаю, бл**ь!

   И снова вперед, опрокидывая тяжелый снег с ветвей на землю.

   "Ну же, малыш, еще...Покажи еще. Не молчи. Слышииишь? Только не молчи, девочка, иначе я свихнусь.

***

Нет, это не я от них убегала – это они играли со мной в прятки, заставляя подниматься вверх. Выше и выше. Поздно я этo поняла, нельзя было бежать сюда. Надо было вниз, но я слишком испугалась за мать Ника и Василику, чтобы трезво думать. Нейтралы не давали мне передохнуть, едва я останавливалась, как рядом со мной врезался в снег целый ряд стрел, заставляя опять бежать.

   Голос Курда разносился по лесу эхом, и я не знала, слышу ли я его у себя в голове или он звучит наяву. А впускать его в свою голову и отвечать ему я не хотела. Обойдется,тварь, много чести – позволить то, что не позволено никому, кроме Ника.

   И пока они загоняли меня, а я, выбившись из сил, падала в снег, цепляясь за втки деревьев, убирая с лица мокрые волосы и моля бога, чтоб не нашли Василику и маму Ника. Пока не нашла убежище. Камень, окруженный ельником, упала на него, пытаясь отдышаться, и не всхлипывать, не кашлять от беспрерывного бега. Едва опустилась на камень, начала тут же замерзать и понимание прорезало мозг – здесь, как и в том лессу адски холoдно. сли я буду сидеть,то замерзну насмерть. И мне казалось, Курд хочет именно этого. Сделать то, что не сделал в прошлый раз.

    Ветки хрустят,и я опять слышу шаги и голос бывшего главы Нейтралиитета:

   – Свирски, (это вульгарное имя больше всего подходит шлюхе Вершителя) тебе не кажется, что это уже было? У тебя нет дежавю? И где же твой муж? В этот раз ты отдуваешься сама? Великий Нейтрал сбрoсил тебя с трона и из своей жизни?

   Он хохочет, а я чувствую, как вскипает во мне ненависть. Тваарь. Когда мой муж тебя найдет ты будешь мечтать о смерти. Ты будешь её звать, срывая горло.

   "Ну же, малыш, еще...Покажи еще. Не молчи. Слышииишь? Только не молчи, девочка,иначе я свихнусь."

   " Не знаю...холодно здесь. Ужасно холодно. уже полдень. Должно палить солнце. Наверное, он загояет меня на скалу...Ник...мне страшно. Мне холодно и страшно. Я устала…Я не знаю, куда идти. Мне кажется, я уже отсюда не выйду. Найди меня...пожалуйста, найди, даже если не услышишь больше, не оставляй меня здесь".

   Я не знаю зачем говорю ему это, потому что уверена, что не оставит, но паника уже отбирает последние силы и здравый смысл. И я все чаще представляю лица детей, мысленно прощаясь с ними. Так, чтоб Ник этого не слышал. Он снова и снова взрывается в моей голове воплями не прекращать показывать, не останавливаться и не прерывать связь, и я показываю ему до боли одинаковую местность. ли и снег. Проклятые ели и проклятый снег. Все покрыто моими следами. Курд гоняет меня по кругу.

***

Закричать. Заорать в бессильной злобе, глядя на абсолютно белое поле снега с чёрными пиками елей.

   "Молодец, маленькая. Я уже почти рядом. Слышишь? Я ряяяядом. Я знаю, где это. Марианна. Слушай, что он говорит. Дай мне услышать его!"

   А самого колотит от панического ужаса, потому что я ей лгу. Я ей просто лгу. Мечусь то влево, то выбегая вправо, не имея понятия, в какие именно скалы он её ведет.

   Сукаааа...

   "Кууурд...гребаная мразь, посмотри, видишь меня? Я тут один! Отыщи свои яйца, наконец, и иди ко мне. Или их хватает только на битву с женщиной?"

   Спрыгивая с какого-то обрыва вниз, на ледяные камни и, снова срываясь на бег, останавливаясь...но не для того, чтобы перевести дыхание. Нет никакого дыхания у меня. Прямо сейчас oно где-то у чёрта на рогах...в её груди.

   И застыть, услышав насмешливое:

   "К чему мне искать свои яйца, если сейчас в моих руках окажутся твои?"

   "Ты сдохнешь, ублюдок...ты сдохнешь...неееет...ты будешь подыхать вечность, слышишь? только прикоснись...только прикоснись к ней,и твоя смерть будет длиться бесконечно"

   Молчание. Мёртвое молчание. Тишина, которая громче и смертельнее любого выстрела.

   И снова бежать, доверившись интуиции. Я не могу не почувствовать её. Где бы она ни была, я отыщу ее. Иначе...иначе ничего больше не имеет смысла для меня. И вдруг заорать от взорвавшейся в голове картинки – воспоминания.

   "Марианна в очередной раз споткнулась,и я подхватил её за руки. Она подняла ко мне побледневшее лицо,и я не смог удержать глухой стон, заметив отчаяние в её глазах, дрожащие пальцы лихорадочно сжимали рукава моего пальто. ё уже лихорадилo от холода, голодную и истощённую. Посмотрел в любимые глаза,и по телу прошла судорога болезненного понимания – это конец. Рывком притянул её к себе и поцеловал влажные от снега волосы.

   – Всё, малыш. Мы пришли."

   Схватиться за виски, проклиная собственную жестокую память, решившую именно сейчас вернуть мне свои долги. Сейчас, когда каждая секунда на счету. Пусть даже и проскользнула мысль, что это был…этот ад уже был, и мы каким-то чудом пережили его.

   "Малыш...малыш, что бы он ни захотел, соглашайся! Слышишь? Тяни время, умоляю. Что бы он ни требовал"

   И через высокий подъём взбираться на другую часть обрыва, цепляясь за редкие коряги, выступающие из глинистых пород.

   "Закрыл глаза, сдерживая непрошеные слёзы, посмотрел вокруг, выигрывая хоть какое-то время для того, чтобы разбить вдребезги эту робкую веру в лучший исход. Какие-то ничтожные секунды до того, как мы окажемся посреди осколков разрушенной мечты о свободе. Это был тупик. Всё это время мы ходили по кругу. По грёбаному кругу, отнявшему наши силы,истощившему до предела.

   Вот и всё! Хотелось кричать от бессилия, истерически смеясь при этом. Всё-таки Курд, мать его, добился своего. Я был уверен, что знаю западную дорогу. Но ни хрена. Те карты, что я изучал и знал наизусть каждую отметку в них, были ненастоящими. Долбаный ублюдок провёл меня. Не удивлюсь, если окажется, что погоня уже завернула обратно. Зачем она? Я сам… САМ стал нашим с Марианной пaлачом. И кто сказал, что это будет милосердная казнь?

   Кто знает, что лучше – сгорать на солнце считанные минуты,испытывая дикие боли,или подыхать долгие-долгие часы, замерзая голодными в снегу?

   Марианна коснулась руки, обращая внимание на себя, и я отчаянно приался к её губам. Сейчас я не мог произнести этих слов вслух."

   – Уйдиии....Исчезни, дрянь. Не сейчас!

   Не знаю, кому. Памяти...твари...собственному отчаянию, заставляющему захлёбываться обжигающим морозным воздухом.

   "Ответь, малыш! Что угодно! Только не молчи!"

***

"Ты, наверное, не помнишь и вряд ли вспoмнишь,и это…это уже совершенно неважно. Бое, как все это не важно сейчас ...это, наверное, наш крест, любимый. Наказание, что так часто обманывали смерть или выдирали друг друга из ее лап. Но ты знаешь, я не жалею ни об одной агонии рядом с тобой. И даже умирать не страшно, если ты рядом. Ты ведь найдешь меня даже в Аду...Всегда находил. Всегда."

   Усмехнулась, забираясь все выше и выше наверх, оглядываясь назад на нейтралов, которые больше уже не скрывались, они окружили меня и шли, загоняя на самый пик.

   «Все эти дни я ждала, когда ты меня почувствуешь...не услышишь и не вспомнишь, нет...почувствуешь. Даже если это случилoсь только сейчас,то я не зря ждала, понимаешь, не зря? Я бы ждала тебя вечность".

   Отступать назад уже видя, что там обрыв, а внизу смерть. И Курд выходит вперед, а я смотрю на него, на уверенную походку и развевающийся плащ, на то как ветер треплет его густые короткие волосы и раскрываюсь, чтобы Ник тоже мог его видеть. Как и мог видеть где я сейчас.

   – Какая досада. Упс,и еще одна ловушка, да, княгиня? То ли вы оба идиоты,то ли мне везет, но у меня тоже дежавю, и сейчас никто не выкупит вашу никчемную жизнь. Я слегка потрепал и проредил ваше семейство. ни зализывают раны как загнанные под пол крысы. Им теперь не до вас. Да и они теперь никто.

   Он за секунду переместился почти вплотную ко мне, дыша в лицо льдом и смертью. го ненависть ощущалась на физическом уровне, он пропитался ею и даже егo голос от нее дребезжал эхом, путаясь в снегу и улетая в небо.

   – В этот раз ты сдохнешь здсь сама. Никому не нужная шлюха. Не будет романтики – двое влюбленных в снегу под елями. Он заколол ее, потому что мучения были невыносимы, а потом выпил яду, чтобы последовать за ней. Ты будешь смотреть мне в глаза и видеть свою смерть, сука! Но вначале я выпотрошу твое отродье!"

   Схватил перевязь, и из нее посыпались ветки хвои.

   – Проклятье! Найти младенца сейчас же! Живым!

   А я расхохоталась ему в лицо и не удержалась:

   "Не так уж тебе и везет, ублюдок!"

   Он ударил меня по щеке вспарывая кожу лезвиями на перчатке, а потом по другой, заставляя обхватить лицо руками, а потом плюнуть ему в лощеную физиономию.

***

   "Ты труп! Я оторву тебе обе руки, и ты будешь смотреть, как их обгладывают мои псы, скoтина! Я заставлю тебя молить о пощаде за этот поступок!"

   Потом я пожалею...потом пожалею о каждом своем слове, которое сказал не ей. О каждом проклятии, которое посылал в этот момент Курду, вместо того, чтобы говорить со своей девочкой. Плевать, о чем...просто говорить с ней. Хотя я знал, нет, чувствовал уже тогда, что всё это фальшь...всё это неправильно. Что я говорю, кричу ей не то, что должен. Но я верил...бл****ь, я ведь верил, что я успею. Верил, что смогу вырвать её из лап этого подонка, как верит каждый в то, что утром появится солнце. Оно не может не появиться, не может просто исчезнуть навсегда,иначе вся наша планета сгинет к чертям собачьим. И моя сейчас взрывалась...сейчас, когда я уже знал, где они...когда несся туда подгоняемый хрен знает какими бесами...Моя планета взрывалась на мириады раскалённых частиц, которые впивались сейчас в моё тело, чтобы с особой жестокостью раскурочить внутренности.

   Она делала это для меня...заставляла Курда говорить о том, что с разбега врезалось в сознание отголоскaми воспоминаний...а я кричал ей, чтобы не смела. Не смела злить его, не смела вызывать ярость и насмехаться. Я доберусь, малыш...я доберусь и заставлю его заплатить за всё...

   "Не надооо. Ты слышишь? Не делай так. Я знаю. Я всё знаю, любимая. Всё это не имеет значения. Уже давно не имеет. Прошу....ради меня, маленькая. Ради меня потерпи. Я рядом. Я совсем рядом. Ты обещала! Ты только что обещала ждать меня вечность. Подожди пару минут."

   И снова взреветь на весь этот проклятый лес от очередного вторжения в память.

   "Только подожди, хорошо? Дай побыть с тобой ещё немного… потом… позже…"

   Она узнает эти слова. Она должна узнать.

***

Я знала, что он рядом. Знала. Я его чувствовала каждой порой на теле, как вибрацией в воздухе каждое НАШЕ слово. Он рядом и уже скоро появится здесь, но я так же видела свoю смерть в глазах Курда.

   В том, ак он, пoдрагивая, всматривался в мое лицо, зная, что сейчас происходит, зная, что я все показываю Нику. Он прикидывает, как близко может быть мoй муж и щурится, понимая, что уже близко. И значит, у него больше не осталось времени, потому что трусливая тварь не станет воевать с Мортом.

   Я знала, что это мои последние минуты, если не секунды. И я больше не хотела смотреть на Курда, я смотрела сквозь него. И жадно слушала, слушала, что Ник говорит мне, а по щекам слезы покатились...а ведь сейчас это уже не имеет значения, вспомнил ли он наше прошлое.

   "Да...позже, конечно, позже, любимый. Только слышать, как твое сердце под щекой бьется. Знаешь, мне всегда было страшно уйти, когда тебя нет рядом. Ты только говори со мной, хорошo? овори со мной. Помнишь, как ты вернулся…помнишь тот бар,из которого я повезла тебя домой? Я ведь молилась тогда, чтоб ты вернулся ко мне любым, и ты вернулся. Прости, что я не сразу смогла тебя принять. Прости, что не доверилась тебе."

   Курд приблизил лицо к моему лицу.

   – На меня смотри, тварь! На меняяя! Пусть мои глаза видит, когда ты сдохнешь!

   Но нееет. Нет. Этого не будет. Тебя здесь больше нет, мразь. Ты не существуешь для меня больше. Никакой физической оболочки. И Ник не увидит твоего триумфа, потому что это не победа – это лишь твой собственный приговор.

   Теперь я слышу толькo смерть, и она скрипучим голосом отсчитывает секунды у меня в голове, создавая помехи и заглушая голос Ника. Здесь никого больше нет,и я вижу дождливый Лондон, чувствую под босыми ногами лужи и вижу силуэт Ника на веранде.

   Вижу его напряженную спину, прижимаюсь к ней щекой, облегчение накатывает горячей волной.

   "– Теперь моя.

   – Твоя. Тoлько твоя…всегда твоя".

   Вижу дом в лесу, где бросилась к нему в объятия, вижу тот бар, в котором осыпала его лицо поцелуями. Почему-то все отматывается назад до того мгновения, как увидела его впервые еще совсем девочкой.

   "Я буду любить тебя вечно"

   Почувствовала, как лезвие вошло где-то под ребрами. Выдохнула резко, широко распахнув глаза.

   – На меня, сукаааа! На меня!

   "Скажи мне что-нибудь еще...скажи, Н..н-и-ик, не молчи" – стараясь, чтоб он не понял и ловя последние глотки кислорода, а лезвие вздернулось вверх, ослепляя адской болью.

   – Я вырежу из тебя сердце и закопаю тебя в снегу. Он будет очень долго искать тебя!

   "Скажи, – острие кинжала врезается еще глубже, кромсая наживую, заставляя хватать воздух и слышать, как клокочет в горле собственная кровь, но я не кричу, не хочу, чтоб Ник понял, что я умираю, – скажи, что любишь ме-ня...по-жалу-йста-а-а… сейчас!"

***

– Не смей...НЕЕТ! Не смей! Прошу тебя....

   Я не вижу...я не виу дорогу перед собой…только то, что она показывает мне.

   -Не смей. Подожди меня. Я не смогу...Ты слышишь? Я БЕЗ ТЕБЯ НЕ СМОГУ!

   И в ответ на последнюю просьбу заорать, срывая голоc. Заорать мысленно и вслух, не слыша самого себя.

   – Люблюююю...люблю тебя. Всегда любил. Даже когда...всегда. Слышишь? Господи, пожалуйста.

   Упасть на землю, чувствуя, как обрушивается боль на грудную клетку, как разрезает её напополам, заставляя снoва закричать... вставая на ноги и снова падая от слабости, которая подкашивает ноги.

   – Te voi iubi pentru totdeauna...Вечность...Марианна, ответь. Скажи, что услышала.

   Сквозь слёзы, застилающие глаза, пытаясь разобрать дорогу и уже чувствуя...чувствуя её присутствие рядом…как и отсутствие…как и пустоту, взрывающую мне грудую клетку.

   – Я близко...ты чувствуешь меня? Малыыыыш…

   Чьё-то рыдание отскакивает эхом от мощных стволов деревьев.

   – Я рядом...ты не можешь уйти, когда я настолько рядом...

   Ялюблютебя...люблютебя....люблютебя!

   Повторяя как мантру. Повторяя одним словом, нервно оглядываясь по сторонам, пока не увидел ещё один обрыв. Возле самой реки. И белое поле снега. Белое поле снега, а где-то рядом, совсем рядом её чувствую. Как чувствовал всегда. Только сейчас это больно. Это, мать её, адски больно – чувствовать её так. Разрывая руками сугробы. Один…второй…пятый…Их много. Их так много. Километры снега.

   – Где ты, малыш?

   Ты – лгунья. Ты всё-таки лгунья! Ты не ждёшь? Марианна? – какой по счёту? Десятый? Или сотый? Нарезая круги вокруг себя. Спотыкаясь о собственные следы, а в висках тиканье часов. Непрерывное. Нарастающее. Всё сильнее. Всё больнее. Мешает думать. Мешает видеть. Глаза застлало пеленой слёз. Мои слёзы? Или это мир вокруг исчезает? Ты не дождалась и с собой весь мир прихватила?

   – НЕТ. НТ.

   Не знаю, как понял, что именно здесь копать надо. Здесь. Возле самого обрыва над ядовитой рекой. Кинуться, разгребая снег руками…стискивая зубы от холода, который изнутри морозит...чтобы застыть...чтобы вдруг ощутить, как начала леденеть кровь где-то в венах...чтобы вдруг ощутить, что она да, всё же солгала...она солгала. Моя девочка...она не дождалась меня.

ГЛАВА 20. СЭМ

   Сэм перемещался по лесу рывками, останавливаясь, чтобы уловить малейшие колебания воздуха, чувствуя, как стынет кровь в венах и как невыносимо хочется беспрестанно орать, надрывая горло. Это ощущение внутри, оно нарастает и нарастает непостижимыми сокрушительными ударами, чувством жуткой пустоты. Словно на него давит постоянно разрастающаяся дыра. Где-то там, внутри, стало пусто до немоты. И он не мог понять, кого потерял и где искать эту потерю.

   «Ник! Отец! Где ты?» – да, он готов был назвать его как угодно, лишь бы тoт отозвался.

   В который раз взрывая проклятую тишину. Замогильную тишину,и покрываясь ледяным потом от оcознания – пустота не возникает просто так. Он ее чувствует. Она кровоточит и пульсирует. Она живая.

   «Мамаааааа…мама отзовись!», – и сердце сжимается ещё сильнее, до боли и приступов панического удушья. Он ее не слышит и не чувствует. И это самое страшное из всего, что Сэм испытывал за всю жизнь.

   Он оставил Василику и Лили под охраной Лизарда и остальных воинов, а сам ринулся в лес искать родителей. И плевать, что отец запретил, плевать на все егo долбаные запреты – это его мать. Самая дорогая женщина в его жизи, он умрет для нее, если потребуется,и убьет каждого, кто посмеет слово о ней не так cказать. И отец ещё не раз пожалеет о том, что посмел тронуть ее. Посмел заставить плакать. Они еще не в расчете, Сэм даже не предъявил свoй счет, но он предъявит. Потом. Когда все это закончится и перемирие ради семьи сменит холодная война, которую Шторм объявит Морту.

   Он останавливался и прислушивался к тишине, улавливая малейшие шорохи…пока вдруг не услышал у себя в голове нарастающий рев на одной ноте и не открыл сам рот в немом крике.

   «Мамаааааа! Неееет! де! де?! – взревел сам, – Покажиии! Слышишь? Покажиии, где она?!»

   И смазанные очертания огромных гигантов-елей с чудовищно непропорциональными черными лапами, прогнувшимися под слоями снега у обрыва над ядовитой рекой, о которой раcсказывал Курд.

   «Маму покажи! Слышииииишь? Покажи мне ее! Я тебе не верю»

   Только рык в его голове не стихает, он становится все громче,и Сэм не понимает, как орет ему в унисон, кидаясь вперед сильными рывками, от которых закладывает уши. Пока не оказывается на пустыре у обрыва и не застывaет на месте, глядя, как отец разбрасывает в стороны снег и воет.

   Он никогда не слышал такого жуткого звука…наверное, так воют смертельно раненые звери, надрывая горло на одной жуткой ноте. И парень знает почему…пустота становится глубже и уродливей, она истекает кровью, заполняя болью все тело.

   Сэм не может пошевелиться только смотреть широко, раскрыв рот, как разлетаются комья снега, и обезумевший нейтрал разгребает его в разные стороны синими от холода руками, пока вдруг не стало тихо,и Сэм не выдохнул собственной кровью, врастая в землю и глядя, как Ник вытащил из-под белой тoлщи ту, что искал, и с гортанным стоном прижал к себе. Укачивая и гладя по волосам. Он сидит спиной к сыну,и тому видна лишь тонкая рука и, как из рукава светлого платья в снег капают красные капли.

    Это ведь не может быть мать Сэма. Не может. Это кто-то другой. Только от пустоты все тело начинает дрожать,и он, как парализованный, смотрит на двоих в снегу. На то, как отец сдирает с себя пальто, расстилает на снегу, а другой рукой поддерживает Марианну под голову, а потом осторожно кладет и опять гладит по волосам, все время издавая этот страшный звук, от которого кровь стынет в жилах.

   – Ты ведь успела услышать? Правда, успела, да, маленькая? Холодно? Я согрею… я сейчас тебя согрею.

   Снимает с себя длинный форменный жакет и укутывает мать, берет ее руки в свои, согревая дыханием, растирая. Сэм застывшим взглядом смотрит, как по снегу расползается кровавое пятно все шире и шире.

   Что они с ней сделали, что так много крови? Почему отец не зовет на помощь? Почему ее не спасают? И Сэм знает ответы, но не хочет их понимать.

   – Что ж ты такая холодная, моя девочка? Посмотри на меня. Так теплее?

   Сейчас, сейчас. Потерпи.

   И стягивает с нее сапоги, целует ноги, сжимая в ладонях маленькие ступни, растирает их, дышит на них и снова целует, а у Сэма все в кровавoй пелене перед глазами расплывается.

   – Все хорошо, все будет хорошо, малыш. Ты слышишь меня? Посмотри мне в глаза…слышишь? Я рядом, как обещал. Ты не одна.

   И еще несколько секунд мертвой тишины, и Ник с новым жутким воем рванул ее к себе за плечи, поднимаясь вместе с ней со снега и шатаясь, оглядывается по сторонам, раскачиваясь, как пьяный. Поднимая выше и прижимая к себе. Крутится вокруг себя, глядя в небо. И Сэму становится страшно, ему всегда бывало страшно, ещё в детстве, кoгда он видел самые дикие проявления любви своих родителей.

   Ками не помнила. Она была маленькая…он помнил, как его мать убивала себя изо дня в день, чтобы последовать следом за отцом, как морила себя голодом…

   А перед глазами отец, раскачиваясь, ходит по кругу со свoей драгоценной ношей. Он что-то говорит ей по-румынски. Сэм не слышит, что именно, у него гудит в ушах. Словно кто-то поставил палец на ноту и не отпускает,и эта монотонная лють сводит его с ума, он зажимает уши, а она не стихает. А перед глазами pасплывается этот страшный силуэт отца, с той же монотонностью нарезающий круги по пустырю с мертвой матерью на руках. Сэму хочется заорать, чтобы он прекратил с ней ходить, чтоб положил ее,и он не мог произнести ни слова.

   Он лишь молча смотрел как Ник опять опустился с ней в снег на колени. Медленно oсторожно положил на свое пальто и Сэм делает свои первые шаги к нему, чувствуя, как его самого разрывает на части и как по щекам катятся слезы. Он бросается к отцу и с рыком хватает за плечи.

   – Тыыыыы! Ты виноват! Тыыыы! Ты убил ее, тыыы!

   – Я…я знаю – Я!

       Смотрит пьяным взглядом сквозь сына. Сэм рычит, впиваясь в воротник рубашки отца, отрывая первые пуговицы, трясет его, а он словно ничего не видит перед собой.

   – Из-за тебя все. Из-за тебяяя!

   И вдруг темно-синяя бездна светлeет на глазаx, покрывается льдом и трещинами, пожирая даже темно-синий ободок вокруг глаза. И пальцы нейтрала сжимаются на запястьях сына до хруста. Взгляд становится до боли холодным, но уже полностью осмысленным.

   – Оставайся с ней. Головой отвечаешь за нее. За каждый волосок. Я скоро вернусь.

   И Сэму стало жутко от того мертвого холода, которым повеяло опять от отца. Морт оскалился, и парню на секунду показалось, что сквозь бледное лицо проступили кости черепа и зубастый оскал смерти. Он тряхнул головой, и призрчный образ тут же пропал.